Кейд не мог быть моим другом по переписке.
Не мог и все.
Он был равнодушным, эгоистичным, высокомерным придурком. А не веселым, внимательным парнем с исключительно хорошим музыкальным вкусом. Лукас должен был быть моим другом по переписке. Я почти убедила себя в этом прошлым вечером.
Кейд точно не был тем, кто мог сделать меня уравновешенным человеком.
Зачем я пошла в этот класс? – спросила я себя, в бешенстве несясь по коридору. Почему не нашла человека, который выполнил бы за меня поручение? Я никогда не смогу об этом забыть. Никогда больше не смогу получать анонимные письма. Мне хотелось плакать. Хотелось кричать. Хотелось вернуться туда и сказать Кейду, что он не может быть настолько разным.
Я зашла в ближайший туалет и попыталась успокоиться. Я не стану плакать. Никогда Кейд Дженнингс не получит надо мной столько власти.
Я прислонилась к плиточной стене, позволив ее прохладе проникнуть сквозь футболку и охладить меня. На противоположной стене висело зеркало в полный рост. Сегодня мои волосы растрепались более, чем обычно. На мне была простая коричневая футболка, узкие джинсы и высокие кеды с нарисованными от руки картинками. Этот наряд был одним из самых простых в моем гардеробе. Я сняла подвеску, давным-давно подаренную мне Эшли: бабочка, кошка, цветок и музыкальная нота были изображены на ней. Подвеска стала моим талисманом. Сестра частенько подтрунивала надо мной из-за того, что я ее до сих пор носила, но это простенькое украшение очень мне нравилось.
Я сжала подвеску в руке, надеясь зарядиться энергией. Ничего не получилось. Сестра была права: это бессмысленная вещичка.
Я сползла по стене и притянула колени к груди. Я ненавидела Кейда Дженнингса. Сейчас больше, чем когда-либо. Почему он всегда все портит?
Я знала, что глупо так думать. То, что Кейд Дженнингс писал эти письма, должно было дать мне понять, что он совсем не такой, каким я его всегда считала. Но я никогда не пойму, как один и тот же человек мог писать такие искренние письма и насмехаться надо мной и моей подругой, да и другими ребятами тоже.
В туалет со смехом зашли две девочки. И остановились, когда увидели меня. Я встала, отряхнув джинсы, и вышла.
* * *
На уроке химии я очень медленно достала из-под стола письмо. Меня трясло. Мне впервые было страшно письмо читать.
Напевать в понедельник? Такое раньше случалось в истории понедельников? Я приму вину за это, если ты примешь вину за мой смех посреди урока химии.
Как же плохо, что мы не сможем обмениваться письмами на каникулах. Неделя – это слишком долго. Конечно, твоя идея с самолетами, несущими наши сообщения, хороша, но я имел в виду ту новую штуку, которой в наши дни пользуются некоторые люди, и название ей – эсэмэски. Что думаешь? Или я просто парень, который развлекает тебя на химии? Кстати, меня полностью устраивает такой титул. Химический развлекатель. Нет, плохо. Уверен, ты придумаешь мне кличку получше, будучи девушкой слова. Девушка слова? Думаю, ты была права, когда запретила мне сочинять песни.
Письмо должно было меня насмешить, однако мне захотелось что-нибудь расколотить. Я сложила его, как было, и засунула обратно под парту. Кейд не знал, что переписывался со мной. Поэтому он решит, что его адресата сегодня не было в школе. И меня не будет в школе до конца учебного года. Я больше не напишу Кейду Дженнингсу. Никогда.
Когда урок закончился, я поднялась, чтобы уйти.
– Лили, – позвал меня мистер Ортега. – Мне нужно с тобой поговорить.
У меня остановилось сердце. Он узнал о переписке? Мне сейчас влетит за то, что писала на парте и занималась ерундой во время урока? Кейд снова отравит мне существование? Если бы я только могла взять письмо, самолично засунутое под парту, и сбежать. Мне не хотелось, чтобы мистер Ортега его прочитал. Когда класс опустел, я медленно подошла к длинному столу, за которым сидел учитель.
Он прочистил горло.
– Я получил от вчерашнего замещающего учителя не такой уж приятный отчет. Должен сказать, я очень разочарован.
– Чем? – удивилась я.
– Он сказал, что ты не только весь урок болтала с Лорен, но и показала кому-то неприличный жест, а после урока цеплялась к другой ученице.
Я не сразу сообразила, что из-за подтасовки с местами замещающий учитель подумал, будто я – Саша.
– Ох! Мы поменялись местами, – стала оправдываться я. – Он принял меня за другую девочку.
– Еще он сказал, что в конце урока пришел какой-то юноша и разыграл целое представление. Он был одним из твоих друзей, но ты не назвала его имя.
– Он не один из моих друзей, – запротестовала я, мое лицо покраснело. Я вспомнила о засунутой под парту записке.
– Тогда кто это был?
Почему бы мне просто не сказать ему? Я ничем не обязана Кейду. Совершенно ничем.
– Не мне об этом говорить.
Мистер Ортега нахмурился:
– Я очень разочарован. Будешь две недели оставаться после уроков. Сокращу до одной, если передумаешь насчет признания и возьмешь на себя ответственность за свои поступки.
– Но…
– Это все.
* * *
– Что случилось? – спросила меня Изабель во время ланча.
Мне хотелось только одного: все ей рассказать. Я могла думать только об этом. Но не знала, как подруга отреагирует. И что мне сказать? Я представила, как сложится наш разговор.
«Помнишь друга по переписке с химии, о котором я тебе рассказывала? Это твой бывший. Я обменивалась письмами с твоим бывшим».
«С тем, которого ты ненавидишь?»
«Да, с которым ты рассталась, потому что он ненавидел меня, а я ненавидела его. И до сих пор ненавижу. Но, очевидно, на бумаге у нас все неплохо складывается. Идеально даже. Так что, вероятно, я до конца жизни буду общаться с ним через письма. Круто, да?»
«Ну конечно. В смысле, я целовалась с ним и часами болтала несколько месяцев кряду, но, эй, теперь он весь твой».
Нет. Все пойдет совсем не так. Лучше завести этот деликатный разговор не на территории школы. Просто на случай, если я заплачу, или Изабель побьет меня, или случится что-нибудь не менее драматичное.
– Мы можем поговорить позже? – спросила я Изабель. – После школы. Мне нужно тебе кое-что рассказать.
В карих глазах подруги отразилось беспокойство.
– Звучит слишком загадочно. Ты в порядке?
– Позже. Я отвечу тебе позже.
Изабель сжала мою руку:
– Хорошо. Позже.