Сидя на ступеньках школы с блокнотом на коленях, я рисовала. Добавила несколько цветочков на эскизе юбки, затем оттенила зеленым карандашом колготки. В ушах у меня были наушники, и я слушала песню группы «Блэкаут». Их вокалистка Лисса Примм – гениальный автор песен, которая поразила меня своими вишнево-красными губами, винтажными платьями и вездесущей гитарой, – была моим кумиром как в стиле, так и в музыке.

Я постукивала ногой в такт песне «Потянись увядшими лепестками и впусти в себя свет», которую мне так хотелось научиться играть на гитаре. Надо будет потренироваться.

Громкий звук мотора мини-вэна заглушил музыку, и я сразу поняла, что приехала моя мама. Я закрыла блокнот, засунула его в рюкзак и, вытащив из ушей наушники, встала. На заднем сиденье мини-вэна маячили головы моих братьев. Видимо, мама сначала забрала из школы их.

Стоило мне открыть пассажирскую дверь, как воздух наполнился старой песней «Ван Дирекшен», но сиденье оказалось занято маминым органайзером для бусинок.

– Можешь сесть сзади? – спросила мама. – По дороге домой мне нужно завезти клиентке бусы.

Она нажала кнопку, и боковая дверь отъехала в сторону, являя взору моих младших братцев, которые дрались из-за какой-то игрушки. На землю выкатился пластиковый стаканчик, и я в смущении оглянулась по сторонам. На парковке почти никого не осталось. Несколько ребят рассаживались по машинам, что-то крича своим друзьям. Похоже, на меня никто не обращал внимания.

– Прости, что опоздала, – добавила мама.

– Да ничего. – Я закрыла пассажирскую дверь и, украдкой подобрав стаканчик, похлопала брата по спине: – Подвинься, Второй.

Стряхнула с сиденья крошки от крекеров «Чиз-Ит» и села.

– Я думала, меня заберет Эшли, – сказала я маме.

Моей старшей сестре Эшли девятнадцать лет, и у нее есть своя машина. Она учится в колледже и работает, но до сих пор живет с нами, воруя у меня возможность иметь собственную комнату, поэтому ей приходится вносить свой вклад в семейные дела. Например, забирать меня из школы.

– Она сегодня работает допоздна, – напомнила мама. – Эй, ты жалуешься, что тебя забирает твоя суперклевая мамочка? – Она улыбнулась мне в зеркало заднего вида.

– А разве суперклевые мамочки употребляют слово «клевый»? – хихикнув, ответила я.

– Улетная? Бомбовая? Чумовая? – В самый разгар этого перечисления мама повернулась к брату: – Уайат, тебе десять, отдай игрушку Джоне.

– Но Джоне семь! Он всего на три года младше меня. Почему все должно доставаться ему?

В своих попытках отобрать у брата Железного человека Джона заехал мне локтем в живот.

– Все, теперь она моя, – рявкнула я и, отобрав игрушку, закинула ее в багажник, и мальчишки тут же возмущенно завопили.

Мама вздохнула:

– Ну и как это могло помочь?

– Мои внутренности братцу премного благодарны.

Братья перестали хныкать и захохотали – вот желаемый результат моей реплики.

Я взъерошила им волосы:

– Как дела в школе, ребятки?

Маму подрезал черный «БМВ», и она резко нажала на тормоза. Я потянулась, чтобы уберечь голову Джоны от удара о переднее сиденье.

Мне даже не нужно было смотреть на водителя, я и так знала, кто это был. И все же он сам и его слегка волнистые, идеально уложенные темные волосы попали в поле моего зрения. У Кейда была внешность соседского паренька: высокий, с широкой улыбкой и щенячьими карими глазками, – однако индивидуальность, к сожалению, в этот комплект не входила.

– Кто-то так и не научился безопасному вождению, – пробормотала мама, когда Кейд уехал.

Как бы мне хотелось, чтобы она ему посигналила.

– Он много чему не научился. – В том числе и слагать речовки в рифму.

– Ты его знаешь?

– Это Кейд Дженнингс. Но все зовут его Дженнингс-дебилингс. – Вот это легко запоминалось. Аллитерация. Магнит… Лили? Как им удалось это запомнить?

– Правда? – удивилась мама. – Как грубо.

– Нет, я пошутила, – пробормотала я. А стоило бы. Хорошо звучит.

– Кейд… – Мама задумчиво прищурилась.

– Изабель с ним встречалась. В восьмом классе.

А потом моей лучшей подруге пришлось выбирать, потому что мы с Кейдом постоянно грызлись. Конечно, Изабель говорила, что это произошло не по моей вине, но мне в это верилось с трудом. Половину времени я чувствовала себя виноватой, а другую – считала, что спасла подругу от страданий.

– Мне показалось его имя знакомым, – сказала мама, поворачивая направо. – Он когда-нибудь приходил к нам?

– Нет.

Слава богу! Не сомневаюсь, что Кейд не упустил бы возможность поиздеваться над нашим постоянно захламленным домом. Когда в доме четыре ребенка, это превращается в катастрофу.

Однажды Изабель затащила меня к Кейду на его четырнадцатый день рождения. Когда он открыл дверь на наш стук, выражение его лица ясно дало понять, что мне здесь не рады.

«Какой прекрасный сюрприз на день рождения», – саркастично бросил он, направляясь обратно в дом, и мы с Изабель последовали за ним.

«Поверь, я тоже не хотела приходить», – парировала я.

Изабель поспешила догнать Кейда, а я тем временем замерла в холле. Его дом был огромным и ослепительно-белым, даже мебель и украшения были белыми. В моем доме от белого не осталось бы и следа.

Я медленно повернулась кругом, осматривая холл, и тогда Изабель выглянула из-за угла и спросила: «Ты идешь?»

Голоса братьев выдернули меня из воспоминаний и вернули в машину к семье. Теперь мальчишки дрались из-за пачки «Эм-энд-эмс».

– Я нашел ее под сиденьем, значит, она моя, – запищал Уайат.

Я достала блокнот и снова приступила к работе над эскизом юбки.

– Мам, мы можем купить черные нитки? – спросила я. – У меня закончились.

Мама свернула на главную улицу:

– Это может подождать до конца недели? Папа заканчивает работу.

Папа был дизайнером мебели, фрилансером. Объем его работы невозможно было предсказать, как и наш бюджет. Вообще-то, в моей семье все было непредсказуемым.

– Да, конечно, – согласилась я.

* * *

Дома я переступила через гору рюкзаков, которые валялись на проходе, и пошла в свою комнату.

– Забираю ноутбук, – оповестила я всех и взяла ноутбук со столика в коридоре.

Никто не ответил.

Я зашла в свою комнату… Точнее, лишь половина этой комнаты была моей. Чистая половина. Половина с образцами тканей и цветовой палитрой на стене, а не с вырезками статей из журналов о макияже и жизни знаменитостей. Хотя, надо сказать, иногда я заглядывалась на все это.

Эшли сейчас не было, поэтому я свободно плюхнулась на кровать и, зайдя на Ютьюб, начала искать обучающее видео на песню группы «Блэкаут». Эта песня была не очень известной, и я боялась, что ничего не найду. Пришлось пролистать несколько страниц, прежде чем я наконец нашла одно видео. Я поставила ноутбук на туалетный столик.

Моя гитара была припрятана под кроватью в тяжелом чехле – мера предосторожности. При наличии двух младших братьев это было необходимостью. Я достала чехол и открыла его. На эту гитару, мою детку, я зарабатывала полгода. Каждый вечер пятницы я присматривала за соседскими двухлетними близнецами, которые были самыми несносными из всех детей, с которыми я когда-либо сидела. А с учетом прозвищ, данных мной моим братьям, это говорило о многом. Но оно того стоило. Эта гитара была воплощением всех моих мечтаний. У нее был идеальный звук, а когда я играла, то не ощущала себя такой неуклюжей, как обычно. Мне казалось, я была рождена для музыки. Все остальное вокруг просто исчезало. По крайней мере, на некоторое время.

Я уже установила пальцы для первого аккорда, как дверь в мою… нашу… комнату распахнулась.

– Лили! – воскликнул Джона, вбегая в комнату и останавливаясь возле меня. – Смотри! У меня зуб шатается. – Он широко открыл рот и языком надавил на правый верхний зуб, но тот даже не шелохнулся.

– Круто, приятель!

– Ладно, пока! – Братец удалился так же быстро, как и появился.

– Дверь закрой! – крикнула я вдогонку, но Джона либо не услышал, либо просто не захотел помочь.

Я вздохнула и, встав, закрыла дверь. После чего снова сосредоточилась на видео и на гитаре.

Спустя две минуты раздался стук в дверь, и появилась мама:

– Твоя очередь разгружать посудомойку.

– Можно я сначала закончу? – спросила я, кивнув на гитару.

– Я не могу начать готовить ужин, пока занята раковина, а раковина не освободится, пока занята посудомойка.

Я хотела выбить себе еще пять минут, но, взглянув на маму, передумала. Она выглядела более уставшей, чем обычно.

– Хорошо, сейчас приду.

Я закрыла глаза и сыграла еще один аккорд, позволяя вибрации нот проникнуть в руки. Все мое тело расслабилось.

– Лили, поторопись! – позвала мама.

Тьфу ты.

* * *

На следующее утро, перед школой, я заглянула на кухню, чтобы позавтракать. Мама уже отвезла Джону и Уайата и сейчас складывала в кладовой белье после стирки. Эшли все еще собиралась – на это у нее уходили часы, – а папа сидел за кухонным столом и читал газету.

Я достала из шкафчика коробку с хлопьями, а пока насыпала их в миску, заметила кое-что на стойке и покачала головой. На бежевом граните лежала пара бус, под ними листочки, и на каждом листочке стояло по две галочки.

– Нет, – сказала я.

Папа взглянул на меня поверх газеты:

– Просто проголосуй. Это же пустяк.

– Ты всегда так говоришь, а потом превращаешь это в большое событие. Кого из друзей ты заставил проголосовать в этот раз? – спросила я, потому что без меня было уже четыре голоса.

– Голосование – это привилегия. Никто никого не заставляет. Это просто развлечение.

– В таком случае голосую за оба варианта, бусы одинаково красивы.

– Нет. Ты должна выбрать.

– Чудаки. Когда вы с мамой так странно себя ведете, то не оставляете нам никакой надежды.

Я налила в миску молоко и села за стол. Папа до сих пор держал газету перед собой, словно читал ее. На самом же деле он пытался усыпить мою бдительность. Притворялся, что соревнование было пустяком.

– Ты ведь знаешь, что мама от тебя не отстанет, пока ты не проголосуешь, – проронил он.

– Конечно, – усмехнулась я. – Все дело в маме. Просто скажи, где твои, и я проголосую за них.

– Это же обман, Лил.

– Зачем ты начал эту традицию? Мама не лезет в твою работу и не пытается превзойти твою причудливую резную мебель.

Папа усмехнулся:

– Она наверняка бы победила.

Я съела ложку хлопьев и, чтобы сменить тему, спросила отца:

– Почему мы до сих пор покупаем газеты? Знаешь, ты мог бы найти те же новости в Интернете… например, вчера?

– Мне нравится держать слова в руках.

Я засмеялась, но резко замолчала, когда увидела кое-что на странице, развернутой перед отцом, и это изменило мое мнение о газетах.

Я сразу их полюбила.

Конкурс авторской песни. Выиграйте пять тысяч долларов и три недели интенсивного курса с самым лучшим профессором музыкального института Гербергер. Более подробную информацию вы сможете найти на нашем сайте: www.herbergerinstitute.edu.

– Ты готова? – спросила Эшли, входя в кухню.

Она зевала, но, как всегда, выглядела идеально: узкие джинсы, розовая футболка с глубоким круглым вырезом и туфли на платформе, волосы убраны в хвостик, а макияж безупречен. Хотя внешне мы были похожи – те же длинные темно-рыжие волосы, карие глаза и веснушки, – стиль у нас был совершенно разный. Эшли хорошо бы вписалась в компанию Лорен и Саши из школы.

– Что? – Я растерянно моргнула. – То есть да. То есть, пап, можно я это возьму?

Папа посмотрел на свою тарелку с полусъеденным рогаликом и, пожав плечами, пододвинул ее ко мне.

– Фу, нет. Я имела в виду газету.

– Газету? Ты хочешь почитать газету?

– Да.

Эшли подошла к столу и взяла из его тарелки рогалик:

– Эй, это для Лили, – засмеялся отец.

– Нет, – возразила я. – Мне нужна газета, а не рогалик.

– Надо же, слышу это второй раз и все равно не верю, – пробормотал папа.

– Очень смешно, – огрызнулась я.

– Получишь газету, если проголосуешь, – усмехнулся отец.

Я закатила глаза и, отодвинув стул, пошла рассматривать бусы. На бусах справа были перья. Мама сейчас проходила фазу перьев. Обычно мне нравились ее украшения, но эти перья были слишком хипповскими. Хотя другим они, похоже, нравились. Я подняла те, что слева:

– Вот победитель.

Папа вскинул кулак в воздух:

– Она проголосовала за мои, Эмили!

Я протянула руку. Папа отдал мне газету и, поцеловав в щеку, ушел искать маму.

– Смешно, они думают, мы не знаем, где чьи, – сказала Эшли. – Как будто результат всегда был бы таким.

– И не говори, – улыбнулась я. – Может, если мы каждый раз будем отдавать абсолютную победу маме, они прекратят это соревнование.

– Так лучше для папиного самомнения. А теперь давай отвезем тебя в школу, мелкая.

Я прижала газету к груди, обнимая слова, и последовала за сестрой. Я просто обязана написать замечательную песню и победить в этом конкурсе.