В понедельник я сидела на уроке химии и обдумывала свой план. Хоть я и знала, что Кейд хотел, чтобы автором писем была Саша, на самом деле будет сложно его в этом убедить. Ему стоило только задать ей несколько вопросов. Были ли у нее младшие братья и сестры? Нравилась ли ей та же музыка, что и нам? Вскоре он все выяснит. Он уже должен был все понять и без моих писем. Только если…
Когда Саша сидела на моем месте в тот день, она видела надписи на парте. Возможно, что-то поняла. Если Кейд спрашивал ее о письмах, она, возможно, притворилась, будто знает, о чем он говорит. И соглашалась со всем.
Я потянулась под стол. Я думала, что, выяснив, что мне пишет Кейд, за неделю каникул вылечилась от потребности получать его письма. Но мое сердце, как и прежде, затрепетало, когда я нащупала новое письмо.
Ты послушала «Пинк Флойд» за один присест? Это очень круто. Жаль, не я это придумал. Нет, моим делом было написать письмо отцу. Знаю, мы говорили про письмо отчиму. Но, обдумав это, я понял, что мне нужно поговорить именно с отцом. Он может игнорировать телефонный звонок, но письмо ведь игнорировать сложнее, верно? В любом случае, я написал его и отправил на каникулах. Теперь остается только ждать. Но с начала нашей переписки я привык ждать ответы. Это научило меня терпению. Ложь! Я тут помираю. Мне нужно отвлечься. День благодарения я провел в другой семье, потому что мне нужно было отвлечься от своей жизни (я же говорил тебе, как плохо проходят мои Дни благодарения). Было классно. Я уже давно не видел, что такое настоящая семья. А эта семья была образцом настоящей семьи. Она словно с одной из тех картин… знаешь, того парня, что рисует классические американские сцены, которые слишком уж хороши, чтобы быть правдой… Думаю, он даже рисовал ужин Дня благодарения. Вот так. Это был лучший День благодарения за очень долгое время. Как прошел твой?
Внутри меня боролись смешанные чувства. Значит, Кейд хорошо провел время у меня дома, от этого мне стало тепло на душе. Но его описание моей семьи – того безумия, которое всегда повергало меня в отчаяние, – вызвало усмешку. Я написала ответ:
Ты имеешь в виду Нормана Роквелла? Уверена, ты провел День благодарения не с нарисованной Норманом Роквеллом семьей. Идеальных семей не бывает.
Я чуть не написала: «И это уж точно не про мою», но осеклась. Намекала ли я ему на то, что он провел День благодарения со мной, опровергая его описание? Нет, он думал, что сейчас пишет Саше.
Я рада, что ты сумел отвлечься от своих проблем. Могу понять, почему тебе это было нужно. Довольно сложно ждать ответ на письмо, представить не могу, каково тебе так долго ждать. Твой отец ответит. Он должен. Ты ждешь от него каких-то конкретных слов? Или действий? Или просто хочешь узнать об изменениях в его жизни? Надеюсь, ты не пытался написать для него песню, не то никогда не получишь ответ ;) А если серьезно, твои письма очень притягательны. Практически невозможно не ответить.
По крайней мере, в моем случае. Я никогда не смогу перестать отвечать Кейду, и неважно, что я знала о нем или за кого он меня принимал. Потому что этот парень словно наложил на меня чары.
* * *
Письма Кейда не только требовали ответа, но и наполняли мой разум словами для песни. Это была какая-то жестокая ирония судьбы, потому что я придумывала хороший текст только после обмена письмами с Кейдом. И сегодняшний день не стал исключением. Отбывая наказание, я уже написала целый куплет.
Я была настолько погружена в сочинительство, что не слышала, как поднялся учитель и вышел из класса, пока за ним не закрылась дверь.
Он сказал, что мы свободны? Мой взгляд метнулся к часам на стене. Нам оставалось отсидеть в классе еще полчаса. А еще я не слышала, как Саша, которая тоже была за что-то наказана, подошла ко мне сзади. Поэтому она застала меня врасплох, когда вырвала из-под моей руки блокнот.
– Что ты пишешь? – спросила она и начала зачитывать вслух текст песни.
Мое сердце забилось сильнее, мне захотелось встать и вырвать блокнот из рук Саши, а еще, возможно, поколотить им ее по голове. Но я знала, что она именно этого и добивалась. Добивалась того, чтобы я встала и поиграла с ней в догонялки по классу, пока она читала бы мои записи под смех других учеников, которые сейчас развлекались этим шоу и смотрели то на Сашу, то на меня. За все эти годы я научилась общаться с обидчиками – следствие одежды из комиссионного магазина и непослушных кудрей, которые я научилась укрощать только в восьмом классе. Я хорошо знала язык насмешников. Поэтому, какая бы паника ни охватывала меня, я старалась сохранить нейтральное выражение лица.
Саша добралась до дальнего угла класса, ожидая, что я погонюсь за ней. Оттуда она прокричала последние две строчки и засмеялась:
– То хотел бы это прекратить! А я не могу позволить этому прекратиться!
Я молилась, чтобы мое лицо не залила краска. Это был кошмар. Я не позволяла читать свои песни даже тем людям, которых любила.
Сашина подружка-выпускница, до сих пор сидевшая сзади, смеялась вместе с ней:
– Что это? Стихотворение? Странное сталкерское стихотворение?
Я напрягла мозги, стараясь припомнить, что еще было в этом блокноте. Использовала ли я имя Кейда в последней гневной песне, которую написала после того, как узнала, что он был автором писем? Не использовала, так ведь?
О нет, использовала.
Саше нужно было всего лишь перелистнуть на две страницы назад. Между той страницей и страницей, на которой она остановилась, были только два наброска одежды. Как долго не будет мистера Мендосы? Поход в туалет много времени не занимает.
По-прежнему с улыбкой на лице Саша перелистнула одну страницу назад.
У меня едва не остановилось сердце. Если я сейчас вскачу и ринусь через две парты, то наверняка поймаю ее. Она же была на каблуках.
Саша выставила мой рисунок кофты напоказ всем:
– Теперь мы знаем, откуда у Лили такая безвкусная одежда.
Саше уже должна была наскучить эта игра. Я никак не реагировала на нее. Да и другие ученики не поддерживали ее действия одобрительными откликами. В этот момент Саша должна была швырнуть мой блокнот на пол или обратно на парту.
– Мне всегда было интересно, почему твой нос постоянно в этом блокноте, – усмехнулась Саша. – Теперь мы знаем. Плохие рисунки и еще более ужасные стихи.
Я поняла, почему отсутствие у меня реакции на нее не срабатывает. Все началось задолго до сегодняшнего дня. Саша давно уже интересовалась моим блокнотом. Она делала это не только для того, чтобы унизить меня, но и для того, чтобы удовлетворить свое любопытство. Она обязательно продолжит смотреть дальше.
Живот скрутился в узел. Самое время для нового плана.
Сашин рюкзак стоял на полу возле парты, за которую она села несколько минут назад. Если там был ее телефон, уверена, она согласится на обмен.
Девчонка перелистнула еще одну страницу. Словно читая книгу с картинками для малышей, она снова подняла блокнот, выставив его напоказ всем. Там был набросок наполовину законченной юбки.
Я встала. И как только двинулась к рюкзаку Саши, дверь в кабинет распахнулась и вошел мистер Мендоса.
– Девушки, – сказал он, – уверен, есть крайне веская причина, почему вы не на своих местах. Но мне все равно. Еще по дню наказания каждой.
По лицу Саши я поняла, что она не собиралась отдавать мне блокнот. Она уже шла на свое место, перелистывая страницы.
– Она взяла мой блокнот, – сказала я, повернувшись к учителю.
– Это мой блокнот, – возразила Саша до того, как мистер Мендоса ответил. Теперь она читала текст песни. Ее взгляд скользил по странице. Должно быть, она дошла до имени Кейда, потому что резко остановилась и вскинула глаза на меня.
– Верните Лили блокнот, – твердо произнес мистер Мендоса. – Сейчас же.
Саша не послушалась, просто пролистала еще несколько страниц назад и наклонила голову, читая заметки, которые я иногда делала на полях, чтобы придумать текст песни. Она читала заметки, которые я написала про отца Кейда? Про его семью? Я похолодела.
– Саша, – рыкнул мистер Мендоса.
Саша захлопнула блокнот и швырнула его мне. Он шлепнулся на пол возле меня. Я подняла его и открыла на одной из тех страниц, которую она конечно же прочитала. И хотя слова там были перечеркнуты огромным крестом, большая их часть была хорошо различимой. Мой взгляд пробежался по словам. Словам об обмене письмами. Если бы я только не добавила ненужную тираду в конце песни, Саша бы не поняла, о ком идет речь. Но я добавила, и теперь Саша все знала. И я понятия не имела, что она сделает с этим знанием.