Самым трудным из всего, что когда-либо приходилось делать Джуд, оказалось встать на следующее утро, не приняв никакого решения.

Она крутилась и вертелась весь остаток ночи, пытаясь здраво обдумать будущее, невзирая на то что запах Долтона, впитавшийся в ее кожу, не переставая терзал ее чувства. Его слова, одновременно жестокие и добрые, все время эхом звучали у нее в мозгу. Она никак не могла найти выход из создавшегося противоречивого положения. Ей нужен был Долтон, и она хотела согласиться со всем, что он предлагал, но она не могла принять предложение, за которое нужно было заплатить жизнью друзей. Долтон был прав: ни земля, ни станция никогда не были ее мечтой. Если бы не ее верность отцу, она не задумываясь продала бы и то и другое. Но если она сейчас продаст их, это будет измена соседям, ради собственной выгоды она подорвет силу их сопротивления. Всю свою жизнь Джуд действовала во имя интересов других, и теперь этой привычке трудно было изменить. И что ее ждет после того, как она пожертвует всем ради идей, которых не разделяет, пожертвует мужчиной, которого любит, ради чьих-то чужих принципов? Одинокая жизнь там, где ей никогда не нравилось жить. Пусть Джуд была глупой, но у нее тоже было чувство чести, которого она придерживалась. Пойманная в ловушку гордости, она ничем не отличалась от Долтона. И он был прав, когда говорил о ее страхе. Насколько легче было решать за других, чем принять решение, касающееся собственных интересов.

Неужели так плохо хотя бы однажды подумать о себе и нуждах своей семьи? Не на Джуд лежит ответственность за ситуацию, сложившуюся в долине, она не опекун своим соседям, у них есть такой же выбор, как и у нее. Или предполагается, что она должна чувствовать за собой вину, если они решат остаться и умереть, а она выберет жизнь? Только что за жизнь будет у нее, если она будет знать, что эта жизнь построена на крови друзей? И как она может быть счастлива с Долтоном, зная, что он тот, кто пролил эту кровь?

Одеваясь, Джуд размышляла, почему ни одна из ее проблем не решалась легко, а спускаясь по лестнице из мансарды к аромату выпечки Джозефа и крепкому запаху смазки и кожи упряжи, которую ремонтировал Сэмми, удивлялась, что все может быть таким знакомым и неизменным, когда на самом деле теперь стало совершенно другим. Бисквит, подняв лохматую голову, застучал хвостом, сообщая двум мужчинам о ее прибытии.

– Доброе утро, Джуд, – радостно приветствовал ее Сэмми. – Я как раз закончил чинить этот подбрюшный ремень. Теперь он больше не будет натирать шкуру Генералу Шеридану. – Он поднял свою работу, чтобы сестра одобрила ее, но она, даже не взглянув, подошла и обняла его. Немного растерявшись, он тоже обнял ее, а потом начал выворачиваться из ее крепких объятий. – Ты раздавишь мне внутренности, Джуд, – недовольно пожаловался он.

– Прости. – Она отпустила его и вытерла слезы, пока Сэмми не заметил и не задал кучу неловких вопросов, и, изобразив улыбку, положила ему на колени бумажный сверток. – Вот, это тебе.

– Мне? – У него округлились глаза. – У меня день рождения?

– Нет, – Джуд пригладила ему взъерошенные волосы, – это от Дол… от мистера Макензи. Он дал его мне, когда мы встретились в Шайенне, но я вспомнила о нем только сейчас.

– Я думал, ты сердишься на Мака. – Нахмурившись, Сэмми перевел взгляд со свертка на спокойное лицо сестры.

– Нет, – усмехнулась она, – я не сержусь на него. Просто у нас с ним разные взгляды на вещи, но это не означает, что я сержусь на него.

– Хорошо, – просиял Сэмми. Тема была слишком сложной для его понимания, и он был счастлив снова вернуться к подарку. – Могу я развернуть его сейчас, или нужно подождать особого дня?

– Сегодня и есть особый день. – У нее внезапно сдавило горло. – Открой его сейчас.

Он быстро разорвал коричневую бумагу и откинулся назад в безмолвном благоговейном восхищении. Достав из свертка пару перчаток из оленьей кожи, Сэмми вертел их в руках. Перчатки были точно такими же, какие носили кучера дилижансов.

– Вот это да! – было единственное, что он нашелся сказать, но его глаза сияли от восторга.

– Примерь их, – мягко подсказала Джуд, обменявшись улыбкой с Джозефом, который подошел взглянуть на подарок.

– Вот это да! – снова прошептал Сэмми, натянув плотные перчатки, и, согнув пальцы, покрутил руками, чтобы полюбоваться покачивающейся бахромой.

Джуд была вынуждена отвернуться, чтобы не лишиться сознания от нежности, теснившей ей грудь.

– Ну и как они? – поинтересовался Джозеф.

– Просто великолепны, – улыбнулся ему Сэмми. – Не могу дождаться сказать Маку, как они мне нравятся. Как ты думаешь, Джуд, когда он снова заедет к нам? Джуд?

– Не знаю, Сэмми. – Она слегка вздрогнула, но тотчас взяла себя в руки и привычным жестом подняла голову, вздернув подбородок. – Я не знаю, вернется ли он вообще.

– Ты хочешь сказать, что он больше не приедет? – Радость исчезла с лица юноши.

– Но Джуд не успела найти подходящий ответ, потому что со двора в комнату ворвался страшный шум, поднятый всадниками и испуганными лошадьми. Поклявшись не показывать собственного страха, она схватила старинное ружье и бросилась к двери – похоже, Долтон вернулся раньше, чем она ожидала.