Кто же он, этот загадочный человек?

Элиза сидела у иллюминатора, наблюдая, как Жан Люк возился с навигационными картами, и в голове у нее вертелись бесконечные вопросы.

Действительно, кто он? Хладнокровный морской разбойник, законно осужденный и отправленный в тюрьму? Или же честный и благородный человек, капитан, пользующийся уважением всей команды?

Однако слова Жана Люка явно расходились с его делами.

Ведь похищение людей ради выкупа, конечно же, преступление. Значит, решение суда было справедливым? Люк постоянно заявлял, что является жертвой, и считал свои действия законным возмездием. Чему же верить?

Конечно, она не обязана делать выбор. И не важно, является ли он пиратом или образцом добродетели. Она – его пленница, и она ничего не может поделать, может лишь наблюдать за его действиями.

Кроме того, ее мучили сомнения относительно Джастина Монтгомери и Уильяма – его сына. Ей уже не верилось, что они не заслуживали мести Люка, и поэтому Элиза никак не могла определить, на чьей стороне ее симпатии.

Что сделает Люк, когда обнаружит, что в его руках не Филомена Монтгомери? Обернется ли его гнев против нее – или он ее отпустит? Впрочем, от нее ничего не зависело, она могла лишь решить, когда ей открыться и рассказать правду. Но она обещала Филомене повременить, дождаться, когда та окажется в безопасности. Сколько еще ждать? И что, если никто не собирается спасать подневольную служанку?

Если бы были живы ее отец и брат, они прочесали бы все моря, чтобы найти ее и вернуть домой. Но кто способен преследовать такого человека, как капитан Черная Душа?

Разумеется, ей хотелось верить, что таким человеком мог бы оказаться Уильям, однако было совершенно ясно: кроткий Уильям не сумеет постоять за нее, если его отец воспротивится. Потребует ли он, чтобы Джастин послал за ней корабли? Нет, едва ли, ведь Джастин Монтгомери считал, что она недостойна стать женой его сына. Элиза прекрасно понимала, что Уильям едва ли проявит настойчивость, хотя ей очень этого хотелось. Что ж, отец предупреждал ее – он не раз говорил о двуличности Джастина, а старик Парриш редко ошибался…

Увы, Уильям совершенно не походил на Нейта Парриша… и на Жана Люка Готье. Когда-то ей очень нравился характер Уильяма, но теперь Элиза понимала, что напрасно так восхищалась своим женихом. На карту была поставлена ее жизнь – а она не была уверена в человеке, который заявлял, что любит ее. Придет ли он на помощь? Или сочтет, что лучше не вмешиваться?

– Вы сегодня очень задумчивая, дорогая.

Элиза взглянула на Жана Люка и кивнула:

– Да, мне есть над чем задуматься, капитан. Моя дальнейшая судьба кажется весьма неопределенной.

Он внимательно посмотрел на нее и улыбнулся:

– Я же говорил, что никто не причинит вам ни малейшего вреда, пока вы находитесь под моей опекой. Неужели вы не верите мне, мадемуазель?

– Разумеется, верю, капитан. – Она криво усмехнулась. – Вы очень любезный хозяин.

Он проигнорировал ее сарказм.

– Тогда в чем же дело? Вы боитесь, что ваш отец не заплатит выкуп?

Для Филомены не могло быть сомнений, что отец заплатил бы за нее любую сумму, – но станет ли он беспокоиться из-за дочери покойного компаньона? Не исключено, что Джастин Монтгомери действительно способен на предательство. Значит, молодой француз, сидевший сейчас напротив нее, был несправедливо заключен в тюрьму?

– Вы медлите с ответом. Почему?

Элиза вздохнула и пробормотала:

– Разумеется, я уверена, что он заплатит любую сумму. Так что не беспокойтесь.

Люк улыбнулся и кивнул:

– Вот и хорошо. Тогда вам остается только наслаждаться морским путешествием.

– Как наслаждалась до этого?

Люк пожал плечами, однако промолчал. Тут появился матрос с подносом, и Элиза тотчас же отметила, что обед подан для двоих. Как только матрос удалился, она спросила:

– Чем теперь я должна расплатиться, может, проверите, есть ли у меня золотые зубы?

– У меня появилась идея получше. Вы образованная женщина, и, я надеюсь, вы умеете читать и считать.

– Да, разумеется, – кивнула Элиза.

– Я говорю по-английски неплохо, – продолжал Люк. – Но читаю неважно. Если бы вы… взялись обучать меня чтению английской литературы, я был бы вам очень благодарен. Настолько благодарен, что каждый раз приглашал бы вас за стол до прибытия в Новый Орлеан.

– Только за помощь в чтении? – удивилась Элиза.

– Да, только за это. Я хочу обосноваться здесь, поэтому должен хорошо знать язык.

Элиза сочувственно улыбнулась.

– Видите ли, вам потребуется не только умение читать книги. Для человека, которого приговорили к пожизненному заключению…

– Не стоит говорить об этом, – перебил Люк. – Идите сюда и садитесь за стол. После обеда начнем урок. Если, конечно, вы согласны.

Элиза посмотрела на блюда, расставленные перед ними, и с улыбкой кивнула:

– Да, я согласна.

Когда с обедом было покончено и поднос с посудой унесли, Жан Люк достал книгу и поставил стул рядом с сундучком, чтобы Элиза могла сесть. Затем, налив себе и девушке по бокалу мадеры, он раскрыл книгу и начал читать.

Капитан читал не так уж плохо, правда, иногда запинался и искажал произношение своим акцентом. Время от времени он вопросительно посматривал на Элизу, очевидно, ожидая слов одобрения. Она с улыбкой кивала, и он, явно довольный, продолжал чтение. Элиза же смотрела на него с удивлением. Жан Люк был весьма образованным человеком – об этом свидетельствовала его библиотека. Но он упорно стремился к новым знаниям, и это заслуживало уважения.

Элиза внимательно слушала, однако не вникала в общий смысл прочитанного. Очарованная мелодичным акцентом молодого француза, она с улыбкой кивала и поправляла его время от времени. Но в какой-то момент она вдруг поняла, что Люк читает. И теперь уже слышала лишь гулкое биение своего сердца.

Он читал что-то эротическое.

А она, хотя и поправляла его, не замечала содержания!

– «Наибольшее наслаждение доставляет поцелуй во влажные горячие губы – особенно если он сопровождается посасыванием языка, – читал Люк. – При этом испытываемая сладость приятнее меда, и она вызывает дрожь во всем теле мужчины, опьяняя сильнее крепкого вина».

На сей раз смысл прочитанного дошел до нее, но Элиза, как ни странно, продолжала слушать, хотя и понимала, что должна остановить капитана и потребовать, чтобы он взял какую-нибудь другую книгу.

– «Звонкий поцелуй в губы не доставляет особого удовольствия, однако провоцирует восхитительную… чувственность», – продолжал Люк.

И Элиза тотчас же ощутила, как по всему телу растекается нестерпимый жар. «Похоже, что он провоцирует меня своим чтением», – промелькнуло у нее. Она почувствовала, что краснеет, и потупилась. Люк тотчас же заметил это и спросил:

– Вам что-то не нравится? Я допустил какую-то ошибку?

Элиза молча покачала головой; она не могла вымолвить ни слова.

Люк с усмешкой кивнул и снова склонился над книгой.

– «Следует знать, что любые ласки и поцелуи можно считать бесполезными, если они не вызывают восстания мужского полового органа. Возбуждаемая страсть сродни огню, и если только вода может погасить пламя, то только поток, извергаемый мужчиной, способен успокоить любовные страсти».

Элиза еще больше покраснела. Ее охватило лихорадочное возбуждение, и это пугало… Причем возбуждали не столько слова, сколько то, как Люк произносил их. Казалось, каждое из них было обращено непосредственно к ней. Она изо всех сил старалась сдерживать возбуждение, но оно нарастало… и требовало удовлетворения. Элиза протянула руку к бокалу с вином, надеясь, что оно охладит ее.

Однако это было все равно что, подлить масла в огонь. – «Женщина подобна фрукту, который источает аромат, когда его возьмешь в руки. Как базилик, который не дает запаха, если не согреть его пальцами, так и с женщиной: если не воодушевить ее ласками и поцелуями, то не добьетесь желаемого результата и не испытаете удовольствия, когда ляжете с ней, а она не почувствует любви к вам. Ласкайте ее всеми возможными способами и не упустите момента, когда глаза ее увлажнятся, и губы чуть приоткроются. Только тогда соединяйтесь с ней, но не раньше».

Даже не глядя на Элизу, Люк чувствовал ее реакцию на чтение. Ее дыхание участилось и стало прерывистым; более того, она дрожала от внутреннего напряжения. Неужели она была невинной девушкой, шокированной этими откровениями? Или же, напротив, весьма искушенной и несдержанной?

Он слышал о Филомене самые нелестные отзывы, и, стало быть, его чтение нисколько ее не шокировало, потому что она не услышала ничего нового.

Люк продолжал читать, и его возбуждение с каждой секундой нарастало; перед его мысленным взором возникали самые захватывающие и волнующие картины… Но ведь он дал себе слово не трогать ее. А если она сама попросит?..

Его голос стал более низким, а акцент придавал ему особую чувственность.

– «Какая чудесная симметрия – мягкая, соблазнительная и прекрасная во всех деталях. Теплая, узкая, пышущая огнем. Изящной формы, с манящим запахом, с бледной окантовкой и контрастным пунцовым центром…»

Люк страстно желал Элизу и уже с трудом сдерживался. Причем было очевидно: чтение необыкновенно возбуждало ее – подобного эффекта он не смог бы добиться никаким другим способом.

И она не остановила его.

Элиза не могла это сделать, потому что была словно загипнотизированная. Глядя на сидевшего рядом молодого француза, она – уже в который раз – подумала: «Как он красив… Он действительно на редкость красивый мужчина». Ей ужасно хотелось прикоснуться к нему, хотелось почувствовать вкус его губ и ощутить жар его объятий… Потребность познать все это боролась со стремлением немедленно встать и удалиться, но она не владела своими чувствами.

– «Не отрывайтесь от ее груди и погрузите свой меч в ее ножны. Старайтесь страстно пробудить…»

Сделав над собой усилие, Элиза протянула руку, чтобы закрыть книгу.

– Достаточно, – пробормотала она, чувствуя, как у нее перехватило горло.

Люк поднял голову и взглянул на нее с удивлением: – В чем дело, дорогая? Неужели моя дикция настолько невыносима?

– Н-нет. – Она едва могла говорить от волнения. – Что это за книга?

Он посмотрел на обложку:

– Это вольный перевод восточных любовных Сонетов. Элизе казалось, что она вот-вот задохнется.

– Но там говорится не о любви…

– Почему же? Мне, например, нравится.

Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами.

– Это совершенно безнравственная книга.

Люк улыбнулся и пожал плечами.

– Разве вы не чувствуете очарования этой книги? Разве она не пробуждает в вас страсть? Мне кажется, это замечательная книга.

– Нет, не согласна! – заявила Элиза. – И вообще не могу представить, чтобы порядочные мужчины и женщины предавались таким… чтобы они наслаждались… – Она внезапно умолкла и потупилась.

– Здесь нет ничего предосудительного, – возразил Люк. Он смотрел на нее не мигая. – И нет ничего, что не вызвало бы удовольствия.

Элиза пожала плечами и пробормотала:

– И все же я не понимаю… Не могу этого понять. – Она судорожно сглотнула.

– Может быть, я мог бы объяснить?

В следующее мгновение Люк прижался губами к ее губам, и она даже не попыталась оттолкнуть его. Более того, ее губы почти сразу же приоткрылись, и его язык прикоснулся к ее языку. Почувствовав это, Элиза тотчас же прижалась к Люку, понуждая его продолжить ласку. Когда же она обвила руками его шею, он понял, что уже не в силах сдерживаться.

Откинувшись на спинку стула, Люк чуть отстранился и задрал юбки Элизы, обнажая ее бедра. Она тут же села на него верхом, обхватив его ногами. В следующее мгновение он распустил ремень и, продолжая опьянять девушку своими страстными поцелуями, немного приподнял ее над собой. Когда же он вошел в нее, его поразило совершенно непривычное ощущение, от которого перехватило дыхание и возникла опасность преждевременной разрядки. Наслаждение было настолько острым, что Люк, не удержавшись, застонал, стараясь избавиться от сладостного наваждения.

Тут девушка беспокойно задвигалась, яростно впившись пальцами в его волосы. Затем ее гибкое тело внезапно содрогнулось – однако не в порыве мучительной страсти, как он сначала подумал, а в бешеном стремлении освободиться.

– Элиза, в чем дело?

Он обнял ее, стараясь успокоить. И вдруг почувствовал на своем лице ее горячие слезы.

И тут Люк наконец-то понял: он овладел невинной девушкой, не имевшей совершенно никакого опыта в любовных утехах.

Люк осторожно приподнял ее, чувствуя, как она вся дрожит, и прижал к себе. Легонько поглаживая ее по спине, он пробормотал:

– Ведь ты сама этого хотела, не так ли?

Она молча покачала головой, и он услышал ее горестные всхлипывания.

– О Господи, но почему же ты позволила мне это? Почему не остановила меня?

Не дождавшись ответа, Люк взял лицо девушки в ладони и заглянул ей в глаза. Они были широко раскрыты и блестели от непролитых слез, вызванных болью и отчаянием. Люк вздохнул и, резко поднявшись, затянул потуже ремень. Нервно расхаживая по каюте, капитан время от времени поглядывал на Элизу; было очевидно, что его мучило чувство вины.

– Как я мог так неправильно истолковать ситуацию? – пробормотал он себе под нос.

Однако Люк прекрасно знал, почему так произошло. Просто он очень этого хотел.

Да, он испытывал к Элизе непреодолимое влечение, – и это совершенно на него не походило. Обычно Люк проявлял осторожность в отношениях с женщинами. Во всяком случае, никогда не влюблялся и не поддавался безрассудной страсти. Он берег себя для той, которая должна была стать его женой, и хотел быть достойным ее во всех отношениях. Разумеется, он считал, что обязан будет обеспечить свою жену всем необходимым и… сделать так, чтобы она чувствовала себя в безопасности. Но Элиза Монтгомери каким-то непостижимым образом спутала все его планы, и у него даже возникла мысль, что, возможно, она…

Люк внезапно остановился и, не глядя на Элизу, пробормотал:

– Прошу прощения, мадемуазель. Я допустил непростительные вольности. Я думал…

– Что вы думали?

Капитан пожал плечами и, заставляя себя взглянуть на Элизу, проговорил:

– Ведь вы были девственницей…

– Да.

– А я этого никак не ожидал.

Эти слова прозвучали как обвинение, и Элиза, нахмурившись, спросила:

– Почему, сэр?

– Я слышал… – Люк замялся, подыскивая подходящие слова.

– У вас ошибочные сведения, капитан.

Он тоже нахмурился. Испытывать чувство вины – одно, но брать на себя всю ответственность за случившееся – совсем другое.

– Я ведь не насиловал вас, мадемуазель. И вы меня не остановили, вы даже не дали мне понять, что мои намерения… – Он снова пожал плечами.

– Значит, по-вашему, я соблазнила вас?

Он коротко кивнул:

– Конечно. Неуклюже, но довольно успешно.

– Я не делала ничего подобного, самодовольный негодяй!

– Негодяй? Вы не говорили такого, когда вцепились в меня… и втянули мой язык до самого горла.

– Вы… вы спровоцировали меня своей книгой.

– Это всего лишь слова, моя дорогая. Зачем же так возмущаться? Просто я сделал то, чего вы хотели, вот и все.

– Хотела?! – Элиза покраснела от гнева. – Вы воспользовались моей слабостью, сэр, а я ничего подобного не хотела.

Ее подбородок задрожал, а в глазах опять заблестели слезы. Но она почти тотчас же взяла себя в руки и заявила:

– Поздравляю вас, капитан. Теперь вы не только получите выкуп и удовлетворение от того, что разрушили мои планы на будущее, но вдобавок еще и обесчестили меня. Такая изощренная месть вполне подходит Черной Душе. Теперь вы, должно быть, очень довольны. Ведь вы получили от меня все, чего желали.

Ему хотелось возразить, хотелось сказать в свое оправдание, что он не имел таких намерений, однако Люк промолчал. Пусть она думает, что так и есть. И не стоит перед ней извиняться и просить прощения.

Скрестив на груди руки, Люк проговорил:

– Видите ли, моя дорогая, говорят, месть сладка. Жаль, что мы не сможем продолжить начатое, мне хотелось бы узнать, насколько оказалась бы сладкой моя месть.

Люк вовремя заметил движение ее правой руки и успел увернуться от брошенного в него бокала. Затем Элиза попыталась влепить ему пощечину, но он перехватил ее руку и привлек к себе. Взгляды их встретились, и Элиза вдруг почувствовала, что ее снова влечет к этому мужчине – увы, она ничего не могла с собой поделать. Люк тоже ощутил желание; ему ужасно захотелось крепко обнять Элизу и поцеловать. Однако он прекрасно понимал, что это было бы верхом безрассудства.

Сделав шаг назад, Люк усмехнулся и проговорил:

– Прошу прощения, моя дорогая. Теперь я знаю, что вы, проявив слабость, не испытываете удовольствия и стараетесь во всем обвинить меня, чтобы как-то оправдать свою страсть. Я понимаю ваше затруднительное положение, принцесса. Вы, Монтгомери, должны быть выше таких плебеев, как я, не так ли? – Его черные глаза внезапно вспыхнули, и он добавил: – Однако не стоит бояться, что этот эпизод приведет к зачатию, и мы породим отвратительного ублюдка, которого ваш отец, несомненно, утопит, как негодного щенка, случайно произведенного на свет породистой сучкой.

С этими словами Люк вышел из каюты. Он оставил свою пленницу с разбитым сердцем, но не сломил ее.