Наступил вечер, и в спальне стало темно, но у Элизы не было сил подняться и зажечь лампу. Совершенно опустошенная, она сидела на диванчике у окна и тихонько плакала. Ей казалось, что отец давно уже должен был вернуться, и она ждала, что вот-вот послышатся его шаги на ступеньках лестницы. Однако снизу не доносилось ни звука.

– О, Нейт, дорогой Нейт, – шептала Элиза, – ведь ты был таким веселым и жизнелюбивым…

Она не могла смириться с мыслью, что брат погиб по жестокой прихоти стихии. И как теперь они с отцом будут жить без Нейта? Конечно же, судоходная компания Парриша уже не будет прежней, так как отец связывал с Нейтом все свои надежды на будущее. И почему все это случилось именно в тот день, когда она надеялась обрести счастье?

Что же теперь делать? И что ждет их в будущем? Разумеется, в ближайшее время никакой свадьбы не будет. К тому же потеря груза лишила их дохода. Значит, наступают тяжелые времена. Но ее отец, конечно же, найдет выход из положения. Он всегда находил выход.

И Нейт… он тоже всегда справлялся со всеми трудностями.

К горлу ее подкатил комок, и Элиза, снова всхлипнув, прижалась лбом к холодному оконному стеклу.

Тут внизу хлопнула дверь, и послышались шаги. Девушка облегченно вздохнула – наконец-то ее одиночеству пришел конец.

Минуту спустя в приоткрытую дверь спальни осторожно постучали. Элиза нахмурилась – отец не стал бы таким образом сообщать о своем приходе, он сразу же вошел бы.

Может быть, это Уильям?..

В следующее мгновение в дверном проеме появился незнакомец с мрачным лицом.

О нет! Что еще?! И так слишком много горя!

Элиза невольно застонала; ей хотелось крикнуть, чтобы этот человек молчал, чтобы не произносил те ужасные слова, которые он, судя по всему, собирался произнести.

– Сожалею, мисс… Произошел несчастный случай… – пробормотал незнакомец, в смущении теребивший поля своей шляпы.

Похороны шли своим чередом. Перед затуманенным слезами взором Элизы мелькали лица скорбящих, и все происходившее казалось ей чем-то нереальным. Девушка машинально кивала сочувствующим, но думала лишь о величайшей несправедливости – в один день она лишилась и брата, и отца. Элиаса Парриша – до этого он довольно много выпил – по дороге домой хватил удар, и говорили, что он умер почти тотчас же, то есть страдал гораздо меньше, чем несколько часов назад, когда узнал о смерти сына.

Тут к холодной руке Элизы прикоснулся Уильям.

– Я позабочусь о тебе, – проговорил он вполголоса.

Она грустно улыбнулась и кивнула. Уильям, конечно же, не оставит ее. Ведь они должны были обвенчаться…

Несколько часов спустя, когда присутствующие на похоронах собрались в доме ее отца, Элиза случайно услышала разговор нескольких сплетников. При ее приближении они замолчали и потупились, однако до этого она явственно расслышала: «…без гроша, нищая, в долгах…»

Элиза тотчас же отправилась на поиски Уильяма и нашла своего жениха вместе с его отцом в кабинете покойного – они рылись в ящиках письменного стола. Оба на несколько секунд замерли. Потом, в смущении откашлявшись, Джастин Монтгомери пробормотал:

– Хорошо, что ты пришла, Элиза. Нам надо поговорить.

Уильям покосился на отца.

– Но разве это дело не может подождать? Ведь человека только что похоронили…

– Лучше поскорее внести ясность и сделать это без свидетелей, – ответил Джастин. – Закрой поплотнее дверь, девочка.

Элиза закрыла дверь и осторожно приблизилась к мужчинам. То, что они вторглись в кабинет ее отца без приглашения, казалось ей осквернением его памяти.

– Что вы здесь делаете? Почему роетесь в бумагах моего отца?

Ее слова, похоже, не понравились Джастину, однако он заставил себя улыбнуться.

– Видишь ли, дорогая, мы с Элиасом были компаньонами, поэтому я и решил выяснить, что из имущества можно спасти, пока на него не набросились кредиторы.

Упоминание о кредиторах весьма озадачило Элизу. Стараясь скрыть свое раздражение, она молчала, дожидаясь, когда Джастин объяснит, что имел в виду.

– Ты очень неглупая девушка, Элиза, и, я полагаю, тебе не надо объяснять, что финансовое благополучие вашей семьи было связано с «Пилигримом». Теперь же, когда корабль пошел ко дну вместе со всем грузом, вы лишились состояния.

Элиза покачнулась; в какой-то момент ей показалось, что она вот-вот лишится чувств, но девушка все же взяла себя в руки. Теперь она почти не сомневалась: отец, решив свести счеты с жизнью, специально накачался спиртным – тем самым он избежал позора, ибо все кредиторы вскоре должны были узнать о его разорении.

– Я должна поговорить с нашим адвокатом, – проговорила она ровным голосом, никак не выдававшим ее чувств.

– Он скажет то же, что говорю я. – Джастин пожал плечами. – В наследство тебе остались лишь долги, и в уплату этих долгов пойдет ваш дом, торговое предприятие… и прочее имущество.

«Без гроша, нищая, в долгах…»

Элиза судорожно сглотнула. Она действительно была весьма неглупой девушкой и поэтому прекрасно понимала, каким рискованным делом занимались ее отец и брат. Их благосостояние всецело зависело от удачи, и вот теперь фортуна отвернулась от них, и она, Элиза, стала нищей. Уильям вновь заговорил:

– Отец, я обещал Элизе, что позабочусь о ней. Как только закончится траур, мы с ней поженимся. Я не допущу, чтобы она терпела унижения из-за беспечности ее отца.

Последние слова Уильяма отозвались острой болью в сердце девушки, но она простила своего жениха – ведь он старался защитить ее. Но тут Джастин Монтгомери вдруг поднялся и, нахмурившись, проговорил:

– Никакой свадьбы не будет.

Молодые люди уставились на него в изумлении. Джастин же между тем продолжал:

– Мой наследник никогда не женится на женщине, не имеющей средств к существованию. Мы и так достаточно потеряли из-за Парришей, поэтому не можем взять в качестве приданого еще и их долги. Это была бы слишком убыточная сделка.

Уильям покосился на невесту и пробормотал:

– Но мы ведь говорим о любви, а не о коммерции, отец.

– Это одно и то же, мой мальчик, – усмехнулся Джастин. – Пора бы тебе повзрослеть.

Уильям вспыхнул и, взяв Элизу за руку, повел ее к двери.

– Любовь моя, подожди, пожалуйста, немного в коридоре. Мне надо переговорить с отцом с глазу на глаз.

Оказавшись за дверью, Элиза невольно сжала кулаки – ее выставили из отцовского кабинета! Немного успокоившись, она стала прислушиваться к голосам за дверью – отец с сыном говорили все громче и громче. Увы, дальнейшая судьба решалась без нее, и это казалось настолько унизительным, что Элиза на время забыла о своем горе.

Наконец дверь распахнулась, и разгневанный Джастин Монтгомери вышел из кабинета. Даже не взглянув на девушку, он быстро зашагал по коридору. Следом за отцом вышел Уильям, и Элиза, едва взглянув на него, поняла, чем закончился разговор.

Стараясь не смотреть на девушку, Уильям пробормотал:

– Я обещал не бросать тебя и сдержу свое слово. Клятва, которую мы дали друг другу, нерушима, и мы с тобой преодолеем эти… эти неприятности.

Элиза пыталась заглянуть ему в глаза, но молодой человек отводил взгляд.

– Уильям, объясни, что ты имеешь в виду, говоря о неприятностях.

Он вздохнул и, взяв Элизу за руку, провел ее обратно в кабинет. Немного помедлив, притворил дверь и сказал:

– К сожалению, нашу свадьбу придется… отложить.

– На сколько? – Она пристально взглянула на него. Лицо Уильяма исказилось, и он сквозь зубы проговорил:

– На четыре года.

– На четыре года? Но ведь траур длится не так долго…

– Это срок действия договора, Элиза, – прошептал Уильям в полном замешательстве.

– Договора!.. Что это значит?

Уильям медлил с ответом. Наконец, собравшись с духом, вновь заговорил:

– Видишь ли, мой отец не единственный кредитор, а общая сумма долга чрезвычайно велика. Мне хотелось бы найти более приемлемый выход из создавшегося положения, однако… Единственным способом избежать тюремного заключения за долги является распродажа документов четырехлетнего договора, определяющих право владения тем или иным имуществом.

Ошеломленная услышанным, Элиза молча смотрела на своего жениха; она не могла вымолвить ни слова.

– Так вот, – продолжал Уильям, – мой отец намерен завладеть торговым предприятием Парриша, этим домом… и всем, что в нем находится. Правда, это не покроет полностью его расходов, Но он готов смириться с убытками.

– Я тоже буду продана для погашения долга?

Уильям посмотрел на Элизу, и в его потемневших глазах отразилась боль.

– Я обещал позаботиться о тебе и сделал все возможное для этого. Отец согласился купить твои документы.

– Значит, я буду вашей… служанкой?

– Тебе это ничем не грозит, любовь моя. Ты будешь жить в обстановке, к которой привыкла. Моя сестра Филомена нуждается в компаньонке. Она собирается в Англию, а моя мать по причине слабого здоровья не может сопровождать ее.

Элиза хорошо знала сестру Уильяма. Филомена была злобной и избалованной, и она ненавидела Элизу. Неужели она окажется во власти этой ужасной особы?

Заметив, как изменилось лицо девушки, Уильям подошел к ней и заключил в объятия.

– Наберись терпения, любовь моя. Я постараюсь найти выход из создавшегося положения, и мы будем вместе. Во время твоего отсутствия я попытаюсь воздействовать на отца. Он человек суровый, но не жестокий.

Однако Элиза прекрасно понимала: ее жених, как бы он ни старался, ни в чем не сумеет убедить своего отца.

– Поверь мне, – продолжал Уильям, – все у нас с тобой будет хорошо. Ты всегда мне верила, любовь моя, поверь и на этот раз. К тому же не забывай, что ты будешь находиться под опекой моей семьи. Главное – наберись терпения.

– Я постараюсь, – пообещала Элиза; ей очень хотелось верить Уильяму.

И вот сейчас, находясь на корабле, пересекавшем Атлантику, она изо всех сил старалась сдержать свое обещание.

– Элиза-а-а-а… – послышался стон с соседней койки.

Но Элизе не хотелось отрываться от иллюминатора; ей нравилось наблюдать за огромными волнами, вздымавшимися за кормой.

– Иди сюда, Элиза! – Филомена повысила голос.

Девушка со вздохом поднялась и подошла к своей спутнице. Оказалось, что Филомена Монтгомери совершенно не переносила качки. Как только их судно отошло от пристани, она улеглась на свою койку и постоянно склонялась над стоявшим рядом ведром. Элизе же приходилось ухаживать за ней и заниматься уборкой.

– Элиза, мое платье испачкалось. Достань другое.

Девушка кивнула и молча открыла шкаф, где висели наряды мисс Монтгомери. Взглянув на гору перепачканных платьев, сложенных у двери, Элиза подумала: «По-видимому, скоро придется их стирать и сушить». Выбрав подходящее платье, она закрыла шкаф и вернулась к своей спутнице.

Филомена, лежавшая на койке, со стоном приподнялась, и Элиза принялась снимать с нее испорченное платье. Не успела она распустить корсаж, как у позеленевшей Филомены снова возникли позывы тошноты, и пришлось срочно подставить ей ведро. Несколько минут спустя Элиза продолжила раздевать свою хозяйку.

Увы, судьба распорядилась так, что Филомена Монтгомери действительно стала ее хозяйкой – по крайней мере, на ближайшие четыре года. За это время она должна была своей неволей расплатиться за оставшуюся часть долга после продажи имущества.

Наконец она переодела Филомену, и та без сил рухнула на койку и закрыла глаза. С облегчением вздохнув, Элиза вернулась к созерцанию волн и к своим невеселым раздумьям.

Уильям, явно сочувствовавший ей, тем не менее, нашел не самый лучший выход из создавшегося положения. Неужели он не понимал, что между положением его жены и положением подневольной служанки существует огромная разница?

Элиза не была белоручкой и никогда не уклонялась от тяжелой домашней работы – она не считала ее постыдной. Но теперь те, кто всего лишь несколько недель назад искали ее расположения и стремились получить приглашение на послеобеденное чаепитие, при встрече с ней отводили глаза. Элиза старалась не обращать на это внимание, старалась смириться с обстоятельствами. Однако она знала, что даже слуги посмеиваются над ее унизительным положением. Филомена же относилась к ней еще хуже, чем прежде. Она нисколько не сочувствовала Элизе, – напротив, проявляла презрение к девушке и заговаривала о различии в их общественном положении при каждом удобном случае. Элиза старалась не замечать выходки хозяйки и терпеливо сносила оскорбления.

Джастин Монтгомери отправил Филомену в Англию, узнав о неподобающем интересе дочери к ничтожному таможенному клерку. Она кричала, плакала и всячески пыталась задобрить отца. Но Монтгомери был неумолим: его дочь должна была оставаться в Европе, пока не выкинет из головы романтический вздор. Морской воздух и перемена мест – вот что ей необходимо, чтобы забыть этого жалкого клерка. Отец привел дочь на борт «Мэджисти» и запер в отдельной каюте до отплытия судна. И теперь Филомена вымещала зло на своей спутнице.

Разумеется, было рискованно отправлять молодых незамужних женщин в такое путешествие без сопровождающих, однако Джастин Монтгомери полагал, что при сложившихся обстоятельствах риск вполне оправдан. Собственно, им ничего не грозило. На корабле им предстояло находиться под опекой капитана, а в лондонском порту их должна была встретить сестра Джастина. Путешественницам следовало лишь проявлять осторожность и пореже выходить из своей каюты. Но Филомена даже не пыталась покинуть каюту, поскольку качка то и дело вызывала у нее приступы морской болезни.

– Куда ты все время смотришь, Элиза? Надеешься, что вдруг появится герой, который избавит тебя от уплаты долга моей семье? Или, может быть, ты ожидаешь увидеть моего брата, влекомого необычайной любовью к тебе? – Филомена разразилась издевательским смехом.

Элиза промолчала, однако невольно сжили руки и, заметив это, Филомена опять рассмеялась.

– Дурочка, Уильям никогда не пойдет против воли отца. Никогда! Как ты думаешь, почему отец позволил тебе находиться в нашем доме, под самым носом Уильяма? Да потому, что он нисколько не боится, что его сын вдруг проявит неповиновение. Так стоит ли тебе надеяться на чудо?

– Ты слишком плохо думаешь о своем брате, Мена, – проговорила Элиза.

– Не смей называть меня Мена. Для тебя я теперь мисс Филомена. Не забывай.

Как можно было забыть об этом? Ведь ей постоянно напоминали о ее унизительном положении…

– Но я не такая слабохарактерная, как Уильям, – продолжала Филомена. – И я все равно выйду замуж за Джонатана, как бы к нему ни относился мой отец.

Элиза снова промолчала, хотя очень обиделась за Уильяма, которого сестра назвала «слабохарактерным».

– О, отец, почему ты так жесток? – простонала Филомена. – Неужели ты думаешь, что это ужасное путешествие изменит мое отношение к Джонатану?

Подавленная своим собственным отчаянным положением, Элиза, тем не менее, посочувствовала спутнице. Желая приободрить ее, она сказала:

– Возможно, твой отец смягчится, когда увидит, насколько глубоко твое чувство. Я уверена, он считает твою любовь всего лишь несерьезным увлечением, иначе не обошелся бы с тобой таким образом. Полагаю, он просто заботится о твоем благополучии. – Элизе вдруг пришло в голову, что ее собственный отец поступил бы в подобной ситуации точно так же.

Филомена покосилась на свою спутницу и проворчала:

– Разве я давала тебе право делать предположения относительно побуждений моего отца? Похоже, ты считаешь меня слабохарактерной, не так ли?

– Нет, ты ошибаешься…

– Может, думаешь, что сумеешь растрогать меня? – продолжала Филомена. – Или полагаешь, что я стану плясать под твою дудку? Так вот, запомни: теперь ты моя служанка. Так что забудь о прежнем высокомерии.

Элиза вспыхнула, однако и на сей раз сдержалась. Она прекрасно понимала, что если ответит на злобные выпады Филомены, то этим только усилит ее раздражение и спровоцирует на новые оскорбления.

Филомена же фыркнула и проговорила:

– И не надо изображать из себя мученицу. Мне надоело скорбное выражение твоего лица. Если бы ты не ухаживала так хорошо за моими волосами, я попросила бы отца, чтобы тебя посадили в долговую тюрьму или еще лучше – отправили бы в какой-нибудь портовый бордель, где твои прелести оценили бы по достоинству.

Не в силах более сносить оскорбления, Элиза молча вышла из каюты. Да, она действительно лишилась всего – даже права выразить свое возмущение.

Но как долго сможет она терпеть столь унизительное положение? Элиза чувствовала, что уже едва сдерживается. К тому же она не понимала, почему люди, прежде заверявшие ее в своей любви и уважении, сейчас относились к ней совершенно иначе, хотя она нисколько не изменилась ни внешне, ни внутренне. И теперь Элиза более всего страдала от сознания того факта, что без богатства она, оказывается, ничто, то есть люди уважали ее вовсе не за личные качества.

И оказалось, что Филомена ненавидела ее из-за того, что прежде завидовала ей. Но ведь она, Элиза, не придавала особого значения своему положению в обществе…

Не придавала до настоящего момента. Потому что только теперь она поняла: ее прежнее общественное положение давало ей весьма серьезные преимущества.

Тут откуда-то сверху послышались крики, и Элиза, собиравшаяся подняться на палубу, чтобы подышать свежим воздухом, остановилась в нерешительности у нижней ступеньки трапа. А несколько секунд спустя она невольно подслушала разговор двух моряков, стоявших наверху.

– Это пираты, будь уверен, – говорил один из них. – Я слышал рассказы об этом судне, и встреча с ним не сулит нам ничего хорошего.

– Пираты? Ха! Они шныряют, как акулы, в южных водах, где есть чем поживиться, – но что им делать здесь?

– Говорю тебе, это пират по прозвищу Черная Душа. Это его корабль – я слышал множество рассказов о нем и не мог бы не узнать его.

– Черная Душа?.. – бормотал сомневающийся; казалось, это имя заставило его отказаться от насмешек, – Ты уверен? Я слышал, что он до сих пор чахнет в тюрьме… закованный в кандалы.

– Ошибаешься. Его команде удалось вызволить главаря прямо из-под носа тюремщиков, и теперь он скитается по морям на этом своем проклятом корабле. Правда, я никогда не слышал, чтобы он заходил так далеко на север.

– Что же ему здесь понадобилось?

– Мы везем только эту богатую девицу из Сейлема, но я не намерен рисковать своей жизнью, если он решит захватить ее ради выкупа.

Элиза не стала слушать продолжение и бросилась обратно в свою каюту. Черная Душа. Действительно, что ему здесь понадобилось?

Элиза ворвалась в каюту в крайнем возбуждении, и Филомена, весьма озадаченная ее поведением, нахмурившись, проговорила:

– Что с тобой? Что случилось?

Элиза ответила не сразу. Подбежав к иллюминатору, она невольно залюбовалась черным, кораблем, быстро приближавшимся к их судну, – этот корабль напоминал ястреба, бросившегося на жирного, неповоротливого кролика.

– Черная Душа, – пробормотала она наконец, даже не взглянув на Филомену.

– Что?.. – прошептала Филомена. – Что ты сказала? – И тотчас же из горла ее вырвался пронзительный крик.

Элиза повернулась к хозяйке. Лицо Филомены было абсолютно белым.

– Я слышала разговор двух матросов, – сказала Элиза. – Якобы наш корабль будет захвачен пиратами. Они сказали, что это – Черная Душа. Разве это прозвище говорит тебе о чем-то?

Забыв о своей морской болезни, Филомена вскочила с койки и оттолкнула Элизу от иллюминатора. Несколько секунд она наблюдала за приближавшимся кораблем, затем прошептала:

– Мы обречены, Элиза.

– Но на нашем корабле нет ничего ценного. Что надо этому пирату?

Глаза Филомены округлились, и она воскликнула:

– О Господи, он явился за мной!