Расхаживая по дому, Элиза теперь воспринимала все, что видела, с новым ощущением – как будто впервые знакомилась с обстановкой. Дом действительно был очень красивый – с высокими кипарисовыми потолками и полированными панелями. Однако в просторных необставленных комнатах чувствовалась какая-то печаль, и казалось, что время здесь остановилось. Это ощущение перекликалось с состоянием ее души. Она тоже чувствовала себя опустошенной, и в этом было сходство между ней и домом Люка.

Возможно, они оба нуждались в заботе. И она, и Люк.

На вешалке висела его морская тужурка, и Элиза, сняв куртку, накинула ее на плечи, – но не потому, что ей было холодно. Ей очень хотелось ощутить присутствие Люка – ведь от куртки исходил его запах. Она чувствовала: пора забыть о пережитом, пора выбираться из мрака тех ужасных дней – медленно, осторожно, шаг за шагом, пока она, наконец, не обретет новую мечту. И эта мечта будет поддерживать ее.

Элиза отыскала в конце веранды большую оловянную лохань и наполнила ее водой, подогретой на кухонном камине. Добавив в воду щелочного мыла, она принялась стирать грязную одежду, причем испытывала от этого истинное удовольствие. Прополоскав и отжав вещи, она повесила их сушиться на перила веранды. Элиза уже хотела вернуться в дом, когда услышала какой-то шорох, доносившийся из кустов. По спине ее пробежали мурашки. Кто-то наблюдал за ней.

А пистолет она оставила в доме.

Тут из кустов выбралась Клер Мари. Она быстро зашагала к крыльцу с выражением мрачной решимости на лице.

– Быстрее, моя милая. Пока он не вернулся… Пошли со мной.

Элиза почувствовала облегчение – и вместе с тем слабость, от которой закружилась голова и подогнулись колени. Креолка взяла ее под руку и проговорила:

– Поторопись, у нас мало времени.

Элиза попыталась высвободиться и пробормотала:

– Люк… Где Люк?

– Он с моим мужем и сыновьями. Они в поле. Я могу увести тебя, пока он не вернулся.

Элиза покачала головой.

Увести? Почему эта женщина хочет увести ее отсюда?

Креолка крепко сжала ее руку.

– Быстрее… Раз в неделю по реке проплывает судно. Если ты выйдешь на берег, оно остановится и заберет тебя в Новый Орлеан.

– В Новый Орлеан? – переспросила Элиза. – Но зачем? И как же Люк? Ведь мы…

– Стоит ли беспокоиться за этого негодяя! – перебила Клер Мари. – Ты должна позаботиться о себе и спрятаться до его прихода. Тогда он больше не сможет поднять на тебя руку. Поторопись. Я покажу тебе дорогу. – Она потянула Элизу за руку. – Пойдем же быстрее.

– Я не могу оставить Люка, – возразила Элиза.

Клер Мари потащила ее к ступенькам крыльца.

– Можешь. Должна, пока он не убил тебя. Думаешь, я не знаю, что происходит между вами? Я тоже страдала от побоев грубого мужчины, пока мой Диди не похитил меня, чтобы спасти. Я, как и ты, боялась предпринять что-либо для своего спасения, и не знаю, сколько бы еще терпела, если бы Диди не заставил меня убежать. Мой муж был настоящим чудовищем, и никто не хотел образумить его. Все говорили, что это – его право. – Креолка задыхалась от ярости, она снова вспомнила о своей беспомощности. – Ни один мужчина не имеет такого права, Элиза. Если у тебя нет сил самой покинуть его, позволь мне помочь тебе.

Элиза покачала головой; она наконец-то поняла, чего добивается Клер Мари.

– Нет. – Элиза отчаянно сопротивлялась. – Нет, вы ошибаетесь. Люк никогда не обижал меня.

– Ты лжешь самой себе, девочка, – убеждала ее креолка. – Я чувствую, какие отметины он оставил в твоей душе. И вижу твои синяки!

– Нет! – крикнула Элиза, но Клер Мари уже подтащила ее к краю веранды. – Это сделал не Люк! – Перед мысленным взором Элизы всплыли искаженные злобные лица, и ее охватил ужас. – Это не Люк! Не Люк!

– Я уведу тебя отсюда ради твоего же блага.

Элиза упиралась, но Клер Мари была явно сильнее, она уже подтащила девушку к крыльцу.

– Нет! – снова закричала Элиза.

В следующее мгновение она ударила креолку кулаком в грудь, и та, ошеломленная, отступила на несколько шагов.

Элиза тотчас же бросилась в дом. Ворвавшись в холл, она увидела пистолет, лежавший на столике. Крепко сжимая в руке деревянную рукоятку, резко развернулась и наставила ствол на Клер Мари. Креолка в испуге замерла.

– Убирайтесь! – закричала Элиза. – Убирайтесь и оставьте меня в покое!

Но Клер Мари не сдавалась. Собравшись с духом, она шагнула к девушке:

– Послушай, Элиза…

Раздался оглушительный выстрел, и его эхо, словно раскаты грома, прокатилось по пустым комнатам особняка. Креолка пронзительно вскрикнула и бросилась бежать. Элиза же, захлопнув за ней дверь, опустилась на пол и разрыдалась.

Она не знала, сколько времени просидела на полу, заливаясь слезами. Она плакала от облегчения, плакала от только что пережитого страха, плакала от тех страданий, что выпали на ее долю.

Когда же слезы иссякли, ее сознание снова начала затягивать темная пелена. Не защищенная от ужаса своих воспоминаний, она пыталась снова уйти в себя, но из этого ничего не получилось. Ужасные воспоминания волна за волной накатывались на нее, и она стонала, взывая о помощи.

– Элиза!

Она подняла голову и прошептала:

– Люк…

– Элиза!

Она с трудом поднялась на ноги и, пошатываясь, пошла ему навстречу.

– Люк!

В следующее мгновение дверь распахнулась, и Элиза оказалась в его объятиях. Люк крепко прижимал ее к груди, и она чувствовала, как бешено колотится его сердце.

– Боже, когда я услышал этот выстрел… – Голос его дрогнул, и он умолк. По-прежнему сжимая Элизу в объятиях, он опустился на пол и усадил ее себе на колени. – Любовь моя, что случилось?

– Клер Мари… Она думала, что ты один из тех… кто избивал меня.

– Я знаю, моя красавица. Мне следовало рассказать ей правду.

Значит, приходила Клер Мари… Он все понял и вздохнул с облегчением.

– Она пришла, чтобы увести меня от тебя, – продолжала Элиза. – Я очень испугалась. Я хотела, чтобы она ушла.

Люк прижался губами к ее лбу.

– Теперь никто не заберет тебя, моя малышка. Клянусь.

Она всхлипнула.

– Они изнасиловали меня, Люк.

С этим признанием все барьеры в ее душе рухнули. Люк знал: она должна была, в конце концов, сказать об этом. И знал, что теперь она обо всем расскажет.

Элиза снова всхлипнула.

– Я надеялась сначала, что мне не будет так больно. Я думала, это будет похоже на то, что было… между нами, но все оказалось совсем не так. – Она тяжело вздохнула и крепко прижалась к нему. Видимо, эти ужасные моменты снова всплыли в ее памяти. – Они не думали о том, что причиняют мне боль. Они… они были очень грубы.

У Люка вырвалось что-то вроде рыдания.

– Это люди – как звери, дорогая. Мне очень хотелось сделать кое-что…

Элиза подняла голову и посмотрела на него с удивлением. Ее влажные от слез глаза блестели, как изумруды, в них была нежность.

– Но ты уже сделал, Люк. Неужели ты не понимаешь? Благодаря тебе я поняла разницу…

Он судорожно сглотнул и промолчал.

Элиза провела кончиками пальцев по его щекам, потом заглянула в его потемневшие глаза и вновь заговорила:

– Ты был так нежен со мной, Жан Люк. Если бы они овладели мною до тебя… – Она умолкла в замешательстве и положила голову ему на плечо. Немного помолчав, продолжала: – Если бы я не хранила в душе память о тебе, то, наверное, покончила бы с собой, чтобы избежать позора.

– Дорогая, это не твой позор, а мой. Потому что я не смог защитить тебя. Я считал, что моя месть важнее, чем твоя безопасность. Я виноват, и если должен понести наказание, то вытерплю его…

Ее поцелуй остановил его самобичевание, и он почувствовал в нем прощение.

– Ты уже достаточно вытерпел, – прошептала Элиза, касаясь губами его губ. – Я не хочу, чтобы ты снова страдал, испытывая чувство вины, Жан Люк. Ты спас мне жизнь, и ты помог мне после этого.

Элиза хотела еще раз поцеловать его, но он отвернулся и прижал ее голову к своему плечу.

– Ты слишком великодушна, моя милая.

Но Люк был не менее великодушен, теперь Элиза это поняла. Он думал, что она – дочь Монтгомери, но все-таки спас ее, рискуя жизнью. Он заботился о ней и проявлял удивительное терпение. Кроме того, он помог ей избавиться от мучительных мыслей о случившемся и о том, что будет дальше. Теперь все стало ясно, теперь Люк был с ней. Он – ее возлюбленный.

Элизе вспомнились его слова: «Обрети другую мечту…» Так, кажется, он сказал.

Тут он принялся гладить ее по волосам, и эти его прикосновения внезапно пробудили в ней дремавшую чувственность.

Плечи Люка напряглись, когда она расстегнула первую пуговицу на его рубашке. После второй пуговицы дыхание его участилось. Когда же была расстегнута третья, его возбуждение стало очевидным, однако он нахмурился.

Ладони Элизы проникли под его рубашку, но он тут же попытался отстранить ее руки.

– Не надо, Элиза… Ты не обязана делать это, – сказал он, прикрыв глаза.

Она поцеловала его в губы.

– Но я хочу, Люк. Посмотри на меня.

Глаза его открылись.

– Люк, я хочу, чтобы ты сделал все так, как в ту первую ночь в Новом Орлеане. Я также очень хочу, чтобы и ты получил от этого удовольствие. Я больше не желаю бояться ни тебя, ни своих ощущений. Ведь и ты хочешь этого, не так ли?

– Да. – Он кивнул и поцеловал ее.

Затем он стал снимать с нее куртку, в которую она закуталась после того, как постирала свои вещи, и увидел синяки на ее теле – днем они казались особенно ужасными. Люк тотчас же помрачнел и что-то проворчал сквозь зубы. А Элизе вдруг захотелось отвернуться и прикрыться. Ей было стыдно независимо от того, что Люк до этого говорил. Конечно же, ей следовало найти способ остановить этих негодяев. Если бы только она сопротивлялась более упорно или была бы более ловкой, чтобы улизнуть от них до первой стоянки… до того, как они протянули к ней свои грязные руки и оставили следы насилия. Что мог чувствовать Люк, кроме презрения к ней? Как он мог прикасаться к ее телу, которое они осквернили? Элиза зажмурилась, чтобы не видеть его отвращения. Она заслужила это. Она позволила мужчинам делать с ней все, что они хотели. А они проделывали с ней такие гнусности, о которых она ни за что никому не скажет, – лучше умереть.

А что, если она забеременеет?

Из горла Элизы вырвался мучительный стон – и в тот же миг она ощутила, как теплые руки Люка прикоснулись к ней. Он уткнулся лицом в ее груди, и его дыхание, казалось, обожгло ее.

Он целовал все ее синяки, как будто хотел этими поцелуями исцелить ее. Возможно, так и произошло, потому что боль вскоре утихла. Не физическая боль – она прошла уже несколько дней назад, – а более жгучая боль, та, которая оставалась в ее душе.

Обвивая руками шею Люка, Элиза выгибала спину, подставляя себя, и он целовал ее груди и легонько покусывал соски. Она чувствовала, как по всему телу разливается жар, и громко стонала, наслаждаясь ласками Люка. Сейчас они оба стояли на коленях, и Элиза ощущала отвердевшую мужскую плоть, упиравшуюся ей в живот. Набравшись смелости, она опустила руку и принялась распускать ремень на штанах Люка. Высвободив его древко, она приподняла юбку и уселась верхом ему на колени. Затем, положив руки на плечи Люка, прижалась губами к его губам. Он тихо застонал и, чуть приподняв Элизу, осторожно опустил ее на свою напряженную плоть. В следующее мгновение он вошел в нее – и замер. Потом поцеловал ее и пробормотал:

– Не здесь, Элиза. Не на полу… Надо подняться в спальню.

– Люк, но как же?.. Ведь мы уже… – Она с нетерпением ждала, когда он начнет двигаться.

– Нет, любимая. Поверь, там будет лучше.

Элиза тихонько застонала и снова прижалась губами к его губам.

Они совершали восхождение по лестнице: Элиза обвивала его шею руками, а бедра – ногами; Люк же, со спущенными штанами, осторожно преодолевал ступеньку за ступенькой. Несколько раз он споткнулся, но они не разомкнули объятий и разъединились лишь после того, как он уложил ее на широкую кровать.

Элиза села и быстро разделась. Затем легла на спину и посмотрела на Люка, стаскивающего сапоги. Сейчас она уже не боялась его, – она боялась себя.

Что, если прежние чувства не вернутся к ней?

Что, если эти негодяи навсегда лишили ее чувственности?

Нет-нет, ведь всего лишь несколько минут назад она ощутила какие-то проблески… Поцелуи Люка вызвали медленное пробуждение, и она почувствовала прежний трепет. Она наслаждалась разливавшимся по телу теплом, когда он ласкал ее груди. И она испытывала удовлетворение, когда приняла его в себя.

А если этим все и ограничится? Может, теперь ей не суждено познать высшее блаженство?

Может, она утратила способность любить?

Вероятно, на лице ее отразилось беспокойство, потому что Люк выпрямился и едва заметно нахмурился.

– Какие мысли тебя мучают, моя красавица? Элиза улыбнулась:

– Не о тебе, капитан. – Она протянула к нему руки.

Он склонился над ней, и она обняла его и поцеловала. Затем принялась стаскивать с него рубашку. «Какой же он мускулистый и сильный…» – промелькнуло у нее.

Он посмотрел ей в глаза и прошептал:

– Скажи, что ты хочешь этого. Скажи…

– Конечно, хочу. Возьми меня быстрее, Люк.

Она едва не задохнулась, когда он заполнил ее. Когда же Люк начал двигаться, она закрыла глаза и мысленно обратилась к нему: «Теперь вознеси меня к небесам».

Но ничего подобного не происходило.

Элизе казалось, что она как бы со стороны наблюдает за какой-то незнакомой парой – словно Люк был не с ней, а с другой женщиной.

Что с ней происходит?! Ведь она хотела чувствовать, хотела парить под небесами, хотела стонать от наслаждения!

Что же с ней? Ведь она любит его!

Почему же она не способна наслаждаться его ласками?

В какой-то момент Элиза вдруг осознала, что Люк уже не двигается. Она открыла глаза; на ее ресницах поблескивали слезы.

– Прости меня, Люк. Дело не в тебе. – Она тихонько вздохнула. – Ты не виноват, это не твоя вина. У меня внутри… все умерло. Видимо, я никогда не стану прежней.

Он пристально посмотрел ей в глаза:

– Может быть, мы слишком торопимся? Может, ты еще не готова?..

– Нет, я готова! – с жаром возразила Элиза. Она страстно поцеловала его. – Да, готова, и я хочу этого…

Люк смотрел на нее все так же пристально, и Элиза подумала, что он сейчас уйдет. Она уже хотела обнять его покрепче, но тут он сделал неожиданное – перевернулся на спину и уложил ее на себя.

– Может, так будет лучше? – прошептал он с улыбкой. – Теперь все зависит от тебя.