«Для максимального эффекта следует применять пиявок на внутренней поверхности горла при помощи сосуда для пиявок или крупного лебединого пера», прочла Олив, после чего закашлялась и сунула «Оздоровительные свойства кровопускания» обратно на верхнюю полку третьего стеллажа – за целое утро поисков в библиотеке она успела перебрать книги только его полки. Танцующие на лугу девушки на другом конце комнаты, казалось, насмехались, глядя на ее усилия. Олив подумала, что если бы могла видеть друзей Мортона, то наверняка прочла бы на их лицах то же самое выражение.

Слова, которые мальчишка произнес ночью, зудели в голове, будто комариный писк. «До сих пор не придумала». Как бы ни было Олив противно это признавать, мальчишка был прав. Она не придумала никакого плана, книга заклинаний не желала находиться, а мозги ее замусоривались разной чепухой.

– Что это вообще за штука такая – сосуд для пиявок? – пробормотала она себе под нос.

– Сосуд для пиявок – это длинная стеклянная трубка, вроде пробирки, – очень быстро донеслось снизу. – Для той же цели можно приспособить скрученный лист бумаги. Пиявок использовали в медицине многие тысячи лет, в том числе во времена средневековья, и поэтому я про них все знаю. Вообще-то, даже слово «пиявка» в английском происходит от древнеанглийского слова, означающего «лекарь».

Олив замерла на вершине лестницы. В дальнем конце библиотеки, у самой двери стояли миссис Данвуди, миссис Дьюи и Резерфорд Дьюи. Все они, подняв головы, глядели на нее. Говорил, конечно же, Резерфорд. Миссис Дьюи рядом с ним неуверенно улыбалась. У миссис Данвуди вид был несколько ошеломленный.

– Олив, ты же знакома с Резерфордом, да? – По сравнению с тем, с какой скоростью поделился своими знаниями мальчик, миссис Данвуди, казалось, говорила в замедленном темпе. Прикусив язык, Олив кивнула. – Он сегодня побудет здесь с тобой.

Девочка взвыла от ужаса – про себя. И прикусила язык еще сильнее.

– У меня назначена встреча в городе, – пояснила миссис Дьюи, одергивая розовый пиджак, в котором она была похожа на воздушный шар. – Миссис Нивенс не будет дома весь день, к тому же я подумала, что Резерфорду гораздо полезнее будет провести день в компании ровесницы – для разнообразия. – Она бросила на внука многозначительный взгляд. – Резерфорду не помешают нормальные друзья.

Олив прикусила внутреннюю сторону щеки.

– Что ж, – жизнерадостно подытожила миссис Данвуди, – мы всегда ему рады. Можете спокойно заниматься делами, миссис Дьюи.

На этом обе женщины торопливо покинули библиотеку, оставив Резерфорда и Олив одних.

Мальчик вышел на середину комнаты. Миссис Дьюи, очевидно, пыталась придать ему презентабельный вид: каштановые кудри были смочены водой и гладко зачесаны, штаны казались тщательно отглаженными, футболку на этот раз украшал большой герб, на котором лев сражался со змеей. Кроме того, на руках у него были огромные, тяжелые на вид металлические перчатки.

Олив рассматривала Резерфорда из-под опущенных ресниц. Глядеть ему в глаза ей было не под силу. Он знал ее секрет. Такой человек, как Резерфорд Дьюи, конечно, не мог забыть того, что она сказала. А теперь, значит, ей придется целый день провести с ним – с мальчиком, с чужаком, с «ровесником». И он обязательно заметит и запомнит каждую странную, неловкую мелочь, все, что она сделает, что скажет.

– Нашла? – спросил Резерфорд.

– Что нашла? – Она едва заставила губы шевелиться. О мозгах даже мечтать не приходилось.

– Гримуар. Полагаю, в этой комнате искать логичнее всего. – Он остановился у подножия лестницы, глядя на Олив сквозь захватанные стекла очков.

Секунду она боролась с собой. Может, еще не слишком поздно откреститься от своей тайны? Да нет, поздно, наверное. Кроме того, пытаться разговаривать с почти незнакомым мальчиком и так было ужасно трудно. Говорить и врать одновременно без всякой подготовки – нелегкое дело.

– Еще не нашла, – ответила наконец Олив, но слова застряли в горле, и пришлось, прокашлявшись, начать сначала. – Я проверила только эти полки, но все другие пока нет.

– Я могу помочь, – сказал Резерфорд, неловко топчась с ноги на ногу. – Я очень быстро читаю. Могу где-то семьдесят страниц за час прочитать – зависит от того, какой шрифт, конечно.

Олив хотелось завопить «НЕТ!» и вытолкать его из библиотеки. Хотя нет, ей не хотелось самой его выталкивать, потому что для этого надо было бы до него дотронуться. Фу! Лучше бы гигантская невидимая рука просто схватила Резерфорда за шкирку и утащила из этой комнаты, с этой улицы прочь, до самой Норвегии или Финляндии, или где там, он говорил, сейчас его родители.

Но ничего подобного не случилось.

– Не обязательно, – пробормотала она.

– Я буду рад помочь. Хотя рукавицы, конечно, придется снять. – Он потянул за ремешок, завязанный вокруг запястья. – Мне бы не хотелось, конечно, но в них неудобно переворачивать страницы.

– Да уж, наверное, – сказала Олив.

Резерфорд поднял левую руку, чтобы позволить ей рассмотреть рукавицу получше, по-прежнему не переставая болтать без умолку.

– Это, конечно, копия, но очень точная. Купил на фестивале Ренессанса. Мастер скопировал их с немецких латных рукавиц четырнадцатого века. Рондель у них хитрый: выглядит просто как украшение, но на самом деле его назначение – блокировать рубящие удары.

Олив очень медленно кивнула.

Резерфорд осторожно стряхнул рукавицы на ковер.

– Так, я сбросил рукавицы, но это не значит, что я вызываю тебя на поединок.

– А, – сказала Олив, – хорошо.

Следующий час они провели в почти полной тишине, обыскивая стеллажи. Олив осталась наверху, на лестнице, а Резерфорд листал те книги, что стояли внизу к полу, иногда бормоча себе под нос то «интересно», то «неужели?».

Казалось, он пролистывал книги со скоростью молнии, а вот Олив никак не могла сосредоточиться. Она так нервничала, что даже дышала с большим трудом. Компания Резерфорда ее совершенно не радовала. Более того, у нее возникло чувство, что и сам дом его присутствием недоволен. Кто-то или что-то наблюдало за ними. Олив предупреждало об этом то же шестое чувство, которое выручало ее уже не раз, вынуждая вовремя пригнуться, чтобы спастись от бумажек и снежков, со свистом пролетающих мимо уха. Время текло, в библиотеке, казалось, становилось все темнее и тише, и, в конце концов, каждая перевернутая страница уже скрежетала, словно огромный лист жести. Стены словно сдвигались, нависая над ними. Им тоже хотелось вытолкать отсюда Резерфорда.

Олив очень надеялась, что они не найдут дневник с заклинаниями. Она не желала больше делиться с этим мальчиком никакими секретами. К счастью, в ней все росла уверенность, что книги в комнате вообще нет.

– Ты в этом году пойдешь в шестой класс или в седьмой? – вдруг спросил Резерфорд, не поднимая головы.

От слов «шестой класс» у Олив всегда так крутило живот, будто она проглотила пару червяков.

– В шестой, – кое-как выдавила она.

– Я тоже, – сказал Резерфорд. – Мы будем в одной школе. Я буду жить у бабушки еще по крайней мере год, пока родители не завершат исследования.

От большого горшка с папоротником у камина донесся тихий шелест. Некоторое время Олив пристально разглядывала растение, но оно больше не двигалось.

– Я уже учился в семи разных школах США, Европы и Канады, – продолжал Резерфорд, – но родители решили, что будет лучше, если на этот раз я останусь здесь.

Папоротник издал едва слышное шипение. Но Резерфорд вроде бы ничего не заметил.

– Ничего себе, – тихо произнесла Олив. – Я была только в четырех школах. – Грустные воспоминания охватили ее, покусывая изнутри, будто крошечные острозубые рыбки: как не с кем было сидеть в школьной столовой, как на физкультуре ее выбирали самой последней, как приходилось проводить перемены у забора игровой площадки, дергая травинки, чтобы окружающим казалось, что ей есть чем заняться. Девочка вздохнула. – И как тебе это? В смысле, все время менять школы?

Резерфорд пожал плечами.

– Приспособиться бывает трудно, – признал он. – Но я просто говорю себе, что все это временно. Где бы я ни был, я не останусь там надолго.

Девочка кивнула, но почему-то от этой мысли ей стало грустно.

Оба вернулись к книгам, и несколько мгновений все в библиотеке погрузилось в безмолвие, даже папоротник.

Через некоторое время над головой мальчика, который сидел, скрестив ноги, на полу, и листал большой зеленый том, раздался неловкий кашель. Олив кашлянула снова, и снова, и снова, пока глаза не заслезились. Наконец мальчик повернулся и посмотрел на нее.

– Я… э-э-э… Я… В смысле, – с усилием выговорила Олив. – Про то, что я тебе сказала. О доме…

– Что? – спросил он.

– Не… не рассказывай никому, ладно?

Резерфорд посмотрел на нее очень серьезно и кивнул.

– Даю слово. Я бы мог даже дать обет, если хочешь. Подписать что-нибудь или положить руку на священную книгу…

– Нет, это… Это слишком, не надо, – заверила Олив. – Просто держи это в секрете.

– Конечно. Клянусь, что не скажу ни одной душе, – объявил Резерфорд, встал и отвесил Олив галантный низкий поклон, а потом шлепнулся обратно на пол к своей зеленой книге.

– Интересно, – пробормотал он через пару секунд.

– Что интересно? – спросила Олив, почти (но не совсем) чувствуя прилив дружеских чувств к Резерфорду за то, что он пообещал сдержать ее тайну.

– В этой книге утверждается, будто капитан Кидд был единственным из пиратов, о ком достоверно известно, что он закапывал сокровища. – Резерфорд уставился в потолок. – Что, если твои ведьмы где-то «закопали» свое сокровище – то есть гримуар? Но поскольку это ведьмы, а не пираты, то они, полагаю, использовали бы исчезающее заклинание. Тебе не попадались никакие признаки применения исчезающих заклинаний?

Олив, недоумевая про себя, какие ей могли попасться признаки чего-то, что исчезло, покачала головой:

– Нет. Они не…

И замерла на полуслове. По воле МакМартинов немало всего исчезло.

Люди исчезали навсегда. Мужчины, женщины и дети пропадали без следа, как если бы их и вправду закапывали. МакМартины прятали свои вещи так, что никто не мог их найти – никто, кроме Олив. Быть может, то, что она искала, находилось прямо у нее перед глазами…

Резерфорд, казалось, не замечал, что она задумалась. Он все так же сидел на полу, проглядывая очередную пыльную книгу (а Олив все так же пялилась в пустоту с разинутым ртом, размышляя), и тут вернулась миссис Дьюи, чтобы забрать внука домой.

– Я и завтра помогу тебе искать, если хочешь, – предложил Резерфорд, вставая и засовывая тяжелый синий том обратно на полку.

– Не надо, – выпалила Олив так громко и быстро, как только могла. – Я… я тебе сообщу, если мне понадобится помощь. Спасибо.

– Хорошо. Ты знаешь, как меня призвать. – Резерфорд остановился у двери, где ждала миссис Дьюи, застегнул рукавицы и еще раз низко поклонился Олив.

– Помощь в чем? – донесся до нее из коридора голос миссис Дьюи.

– А мы рассматривали кое-какие данные о динозаврах в этих местах. Какие конкретные виды здесь жили, когда вымерли…

Голоса растаяли вдали, и Олив вздохнула с облегчением. Он ушел. Вся комната, казалось, стала ярче, как будто сам воздух посветлел. Резерфорд сохранил ее тайну – во всяком случае, пока что. И теперь это их общая тайна. Может, этого будет достаточно для общего знаменателя.

Девочка перевела взгляд на косые полосы вечернего солнца, тянущиеся от окон. Луч коснулся картины с танцующими девушками, и вся рама вдруг вспыхнула и засияла, будто по ней пустили ток, золотым блеском освещая путь вперед. Это было так очевидно! Как же она раньше не подумала?

И тут из папоротника в горшке выползло нечто зеленоватое, мокрое и котоподобное.

– Наконец-то шпиона больше нет, – выдохнуло оно, шатаясь.

– Харви! – Олив кое-как скатилась по лестнице и поспешила к нему. – Так и знала, что это ты.

– Нет больше сил держаться, – прохрипел кот, закатив глаза к потолку, будто плохой актер в шекспировской трагедии. – О том лишь сожалею… Что только одну жизнь… могу отдать за свою страну.

Олив присела рядом, бережно коснувшись ладонью жесткой от краски, покрытой листьями шерстки.

– Тебе плохо?

– Нет, – прошептал Харви. – Но пришло время… ПОМЫТЬСЯ.

И с этими словами он картинно рухнул на ковер.