В свое время Ланкастеру принадлежал Савойский дворец с видом на Темзу, однако три года назад он сгорел дотла в ходе крестьянского бунта. Несмотря на прочие — и весьма многочисленные — резиденции в Англии и Франции, герцог обычно находился при дворе. Поскольку король Ричард сейчас пребывал в Вестминстерском дворце, все придворные держались рядом.

Криспин бросил взгляд на громадное здание. Королевский дворец располагался в городке Вестминстер — достаточно близко к Лондону, чтобы двор мог приглядывать за делами в столице, но и в то же время на определенном удалении, чтобы не досаждала чернь. Дворец представлял собой обширный и хаотичный лабиринт из строений, выполненных из песчаника, со стрельчатыми окнами, часовнями и апартаментами. Его внешний облик значительно уступал роскошному внутреннему убранству, крашеным полам, пышным гобеленам, многомильным коридорам и проходам. Грандиозный тронный зал мог посоперничать с кафедральным собором.

По всем статьям внушительное здание. Дворец не был построен на каком-нибудь скалистом мысе, к которому не может подобраться простой смертный, а, напротив, гордо упивался своей открытостью и доступностью. Король, находясь в этой резиденции, брал себе за правило еженедельно встречаться с городскими делегациями и олдерменами Лондона и Вестминстера, вынося решения по разнообразным вопросам, вплоть до самых прозаических, например на какое число кур можно обменивать то или иное количество свиных туш. Даже юный Ричард со всеми своими фаворитами и закадычными приятелями не мог изменить то, что было освящено вековыми традициями.

Криспин с щемящим сердцем вспомнил пиршества в громадном зале, тихие альковы тайных свиданий и даже праздничные мессы в крипте Святой Марии, куда стекались все придворные льстецы и подхалимы. Впрочем, чаще всего он находился в компании Ланкастера, даже во время месс, проводимых в богато украшенной часовне Святого Стефана, которая была копией великой парижской Святой капеллы, или Сент-Шапель. Ланкастеру нравилось иметь под рукой Криспина, словно тот был комнатной собачкой. Криспин, однако, не возражал: это давало ему возможность проникнуть в тайны придворных махинаций, и он наслаждался тем статусом, к которому его готовили к колыбели.

Пока наконец вся эта жизнь не разлетелась на куски.

За последние восемь лет он лишь один раз был при дворе. Воспитанный в доме Ланкастера, свою карьеру, как и многие другие отпрыски благородных и состоятельных семейств, Криспин начал пажом, а в возрасте восемнадцати лет Ланкастер возвел его в рыцарское достоинство. Подобно тому как Джек сейчас прислуживал Криспину, в свое время и Криспин верой и правдой служил герцогу, став одним из его протеже. Ему по нраву пришлась жизнь в знакомом и понятном обществе герцогского сына, Генри Болингброкского; несчетное число раз он играл с маленьким Генри в «лошадки», катая его на своих плечах. Подумать только: мальчишка, которого он помогал воспитывать, сейчас превратился в семнадцатилетнего юношу — ровесника своего коронованного кузена.

Чем ближе подходил он к ныне запретному для него месту, тем плотнее становился ком в груди, но Криспин предпочитал добрые воспоминания о компании Ланкастера, нежели размышления о чудовищном повороте судьбы, в результате которого он вылетел из придворной среды подобно падающей звезде.

Криспин миновал церковь Святой Маргариты, поднялся по лестнице и оперся рукой на мокрый гранит. Вскинув голову, посмотрел на одного из стражников, надменно стоявших под аркой. Внушительная фигура в узком коническом шлеме с серебристой кольчужной бармицей, закрывавшей щеки и подбородок, сурово взглянула на Криспина.

Криспин придвинулся ближе. Под ногами хрустнула щебенка.

Стражник вновь кинул взгляд в его сторону:

— Куда лезешь?

Криспин смерил нахала с ног до головы, расправил плечи и поднял подбородок.

— Я желаю аудиенции с его светлостью герцогом Ланкастерским. Передай ему, что Криспин Гест у ворот.

На непроницаемом лице стражника отразилось удивление, коль скоро манера Криспина выражаться никак не соответствовала плачевному состоянию его одеяний.

Криспин завершил распоряжение коротким кивком и повернулся спиной. Стражник вызвал дежурного пажа, и Криспин принялся ждать, поигрывая пальцами на ножнах, расхаживая взад-вперед и разглядывая наездников и телеги, двигавшихся по улице Святой Маргариты.

Он опустил взгляд на свой потрепанный котарди. Полы не замызганы, однако ветхость ткани бросается в глаза даже при беглом осмотре. Чулкам тоже не помешала бы штопка, однако Криспину никак не удавалось выкроить для этого время, хотя Джек латал дырки, когда их обнаруживал, — подобно тому как это делал Криспин для верхней одежды Ланкастера после дружеской возни… много-много лет назад, когда он сам был в возрасте Джека.

После весьма длительного ожидания паж вернулся в компании с дворецким, и Криспин приосанился. У мужчины были вытянутое лицо, заостренный подбородок и маленькие глаза. Длинная мантия оторочена мехом. С пояса свисала внушительная связка ключей, чей перезвон напоминал о важности его функций. На груди посверкивала эмблема дома Гонтов.

Криспину дворецкий был незнаком, но, если судить по мрачному выражению лица мужчины, тот определенно знал, кто такой Криспин.

Не мешкая, дворецкий подошел вплотную, взял было Криспина за локоть, но тот, не любивший фамильярного обращения, резко стряхнул руку.

— Мастер Гест, — сказал дворецкий, потирая запястье, нывшее после жестких пальцев Криспина. — Если вы пришли за милостыней, то вам лучше пройти к поварской.

У Криспина вспыхнули щеки:

— Мне милостыня ни к чему! Я принес важные сведения для его светлости!

— Его светлость не желает принимать от вас какие-либо послания, мастер Гест. — Мужчина обвел двор ветревоженным взглядом. — И это вам безусловно известно. Прошу вас удалиться. Для таких, как вы, его светлости герцога нет дома.

Лицо Криспина застыло:

— Он сам так сказал?

— О да. Окажите любезность — больше никогда здесь не появляйтесь. Вы же не хотите бросить тень на моего господина своим присутствием?

Криспин скрипнул зубами, да так, что они едва не хрустнули. Затем открыл рот — но не знал, что сказать.

— Прошу вас, мастер Гест, — негромко добавил мужчина. — Здесь повсюду королевские шпионы. Если они сообщат, что вы здесь появлялись…

— Можете не продолжать.

Криспин посмотрел на оживленный двор. Тут и там виднелись лондонские жители, шедшие по своим делам. Люди кутались в плащи, прячась от посвистывавшего ветра, но холод непогоды ни в какое сравнение не шел с ледяной иглой, пронзившей его сердце.

Обернувшись к дворецкому, он отвесил церемонный поклон и заметил тень жалости и сочувствия, на краткий миг мелькнувшую у того на лице.

Под тяжелыми шагами Криспина захрустел щебень, которым была засыпана площадь. Наконец он достиг поля для турниров и покинул дворцовые пределы.

На отказ следовало рассчитывать с самого начала. Пожалуй, Криспин был к этому готов, однако душевная боль не становилась слабее. Он него словно отказался родной отец.

Криспин миновал арку, вышел на широкую улицу, свернул направо и углубился в тени, отбрасываемые просторными особняками в окружении садов. На расстоянии полета стрелы протекала Темза, делившая город пополам. Добравшись до набережной, Криспин облокотился на парапет, глядя в бурую воду. Не далее как пару дней назад эта река его едва не поглотила, а те люди, что хотели его смерти, сейчас предлагали чуть ли не королевский выкуп за мандилион. Но даже если бы у Криспина и были такие невероятные деньги, они не купили бы ему аудиенцию с Ланкастером. Этот путь для него закрыт. О, как он ненавидел свое нынешнее положение, невозможность вернуться на место, принадлежавшее ему по праву!

Ногти до боли впились в каменную стенку. Неужели Ланкастер не понял, что Криспин поступил так для него, рискнул всем именно для него!

— Измена есть измена, — пробормотал он.

Хнычь, изливай горести сколько угодно: Темзе все равно, она так и будет нести свои воды, петляя по Лондону, разделяя его на две части — для тех, кто почище, и для тех, кто принадлежит к городскому дну. Вот почему Криспин упорно держался за северную половину. Нет, Саутуорк его не заполучит. Не для Криспина безграмотный лепет Джека и ему подобных вроде Филиппы Уолкот.

И все же он до сих пор пребывал между двумя мирами. Как вот эта река. Между богатыми и низкородными, не принадлежа ни тем ни другим. Он тоже продолжит свой путь.

Криспин отколупнул камешек из кладки, швырнул его в воду. Всплеск и круги, а больше — ни следа. Криспин ударил кулаком по стене.

— Чтоб этому королю в аду гореть! — прошипел он.

— О! Уж не Криспина ли я вижу? Криспин Гест?!

Он вздрогнул, вихрем обернулся. Этот женский голос с тягучим испанским акцентом спутать было невозможно.

Из окошка кареты на него взирала Костанца Кастильская.

— Ваша светлость, — сказал он, сгибаясь в низком поклоне.

Служанка подняла шторку окна возле своей госпожи. Герцогиня облокотилась на оббитую дверцу и чуть подалась в сторону Криспина.

— Давно я вас не видела.

Улыбка супруги Ланкастера была мягкой, дав Криспину все те сочувствие и доброжелательность, в которых он столь нуждался.

— Но вы по-прежнему восхитительны, моя госпожа.

Она рассмеялась:

— Вы совсем не изменились, все такой же бессовестный дамский угодник. Должна признаться, впрочем, что я скучала по вашей лести.

Тут она прикусила губу, и на них спустилось неловкое молчание. Наконец герцогиня взмахнула рукой:

— Так вот вы где. Отчего же не заглядываете к нам во дворец, о наш блудный сын?

Криспин невольно бросил взгляд вдоль длинного проспекта, что протянулся до негостеприимных ворот.

— Пожалуй, это было бы неудобно. Ведь король…

Гневным жестом она отмела в сторону любые упоминания о монархе. Криспин знал, что герцогиня ничуть не боялась юного короля Англии — раз уж ее отец правил Кастилией, а супруг возглавлял королевский совет.

— Думаю, мой муж и господин будет рад вас видеть.

— Сударыня, боюсь, его светлость не разделяет вашего мнения.

— В таком случае почему вы здесь?

Он так и не сумел солгать.

— Я… надеялся поговорить с ним. Хотя мне бы лучше…

— Вздор. Вы поедете со мной. Льюис, помогите молодому человеку.

Кучер пристально взглянул на Криспина, и тот решил даже отступить на пару шагов.

— О, моя госпожа, нет-нет. Герцог уже отказал мне в аудиенции.

— Вы смеете не подчиняться моему приказу, мастер Гест? Я сказала, садитесь!

Криспин испытывал одновременно благодарность и опасение, что ее ошибочно адресованная лояльность для них обоих обернется неприятностями. Конечно, он не мог ослушаться, тем более на глазах слуг.

Льюис опустил кучерскую дверку, которая выполняла также роль подножки, Криспин пригнулся, залезая в карету, и сел напротив герцогини на подбитую подушками скамью.

— Будем надеяться, Джон сегодня в добром расположении духа, — присовокупила Костанца.

Криспин тоже на это искренне надеялся; он откинулся на спинку и попытался расслабиться. Изрядно покачиваясь, карета покатила по ухабистой дороге. От тряски не спасала даже мягкая обивка сидений.

Служанка изо всех сил делала вид, что не замечает Криспина. Он тоже не знал, куда смотреть, и потому просто повернул голову к окошку, вцепившись при этом в скамейку, чтобы не вылететь при очередной, особо глубокой колдобине.

Наконец карета миновала ворота и остановилась возле портика парадного входа. Дверь особняка Ланкастеров распахнулась, наружу выскочил дворецкий, желая засвидетельствовать почтение своей госпоже. Герцогиня вышла первой, и мужчина низко поклонился.

Затем из кареты сошел Криспин, и лицо дворецкого побелело.

— Су… сударыня… — пролепетал он, но Костанца лишь вскинула подбородок.

— Где мой супруг?

— Его светлость пребывает в апартаментах, миледи. В кабинете, но…

— Очень хорошо. Криспин, пойдемте.

Тот оглянулся на ошеломленного дворецкого. Говорить было не о чем, поэтому он лишь пожал плечами и проследовал за герцогиней внутрь особняка. Знакомые коридоры и залы ввергли его в состояние, близкое к комфорту и панике одновременно. Да, это был его дом, но он не имел права здесь появляться.

Тени перемежались факелами, путь был неблизкий: сначала через внушительный парадный зал, затем по закрытой галерее к домашней часовне, а оттуда по коридору, который через несколько поворотов привел их к герцогским апартаментам, где царило благословенное тепло. Криспин прекрасно помнил этот кабинет, его резные дубовые балки и обшитый деревом потолок, тяжелые гобелены, резные колонны, витиевато украшенные шкафы и удобные кресла. Камин был в рост человека, а ширина его такова, что туда свободно могли бы зайти пять мужчин плечом к плечу. Кладка из резного камня была украшена парой гербовых щитов, принадлежавших дому Гонтов и Кастилии. В очаге золотым пламенем горел цельный сосновый ствол, распространяя аромат смолы и пряного пепла. Напольный канделябр в форме короны, чьи зубцы на деле являлись восковыми свечами, возвышался посреди кабинета, а неподалеку от камина, в тронном кресле перед письменным столом, сидел сам герцог, занятый бумагами. В руке он держал вскинутое гусиное перо — как кинжал.

Он поднял глаза и улыбнулся при виде супруги. Едва за ее спиной возник Криспин, как вся радость в лице Ланкастера потухла.

Герцог вскочил с такой поспешностью, что опрокинул тяжелое кресло.

— Разрази меня гром!

Криспин поклонился и беспомощно развел руки в стороны.

— Простите меня, ваша светлость, но…

Ланкастер выхватил шпагу и в несколько прыжков пересек комнату.

— Клянусь Богом, никто не смеет ослушаться моих приказаний!

Криспин не шевельнулся. Либо его сейчас проткнут, либо нет. Устраивало и то и другое.

— Милорд супруг! Такова ваша любезность в отношении моих гостей?

Ланкастер на миг потерял дар речи, затем свирепый оскал спрятался под черной бородой и усами. Шпага опустилась, а вместе с ней и плечи.

— Это ваших рук дело, — горько промолвил он. — Вы его сюда привели.

— Надо отдать ему должное, — ответила Костанца и ласково коснулась запястья руки, в которой Ланкастер сжимал шпагу. — Он пытался сопротивляться. Пришлось заставить силой.

Фыркнув в усы, герцог сунул клинок в ножны. Затем молча обошел перевернутое кресло кругом и встал за ним, как за баррикадой.

— Сударыня, вы поступили неблагоразумно, — наконец мягко сказал он. — Вы не видите серьезности текущей обета…

— Я вижу, когда старый друг брошен в беде. И я вижу, когда за таким отношением кроется политика. Но я также знаю, что наш друг Криспин не стал бы добиваться аудиенции, если бы у него не было на то серьезных оснований. — Она наклонила голову в сторону Криспина, и золотая плетеная сетка в ее волосах сверкнула искрами. — Ведь я не ошиблась, это в самом деле важно? — вопросительно прошептала она. — Не превращайте меня в лгунью.

— Ни в коем случае, моя госпожа, — поклонился он и с надеждой взглянул на Ланкастера. — Это действительно так.

Герцог на пару секунд прикрыл глаза. Затем тяжелые веки медленно поднялись, и он вздохнул. Посмотрел вниз, поставил кресло на ножки и утомленно сел.

— Вы не могли бы оставить нас наедине? — обратился он к супруге.

Костанца сделала реверанс, чуть коснулась руки Криспина и вышла из кабинета.

Криспин остался стоять, поджидая, пока не заговорит Ланкастер. В присутствии герцога даже ревущее пламя в камине казалось не столь яростным, а половицы словно затаили дыхание, не решаясь скрипнуть и привлечь его тяжелый взгляд.

Наступило одно из самых продолжительных молчаний в жизни Криспина. Наконец Ланкастер откашлялся, неторопливо захлопнул книги и отложил в сторону гусиное перо.

— Когда король спросит меня, зачем вы сюда пришли, — сказал он, подняв лицо, — я должен буду дать ему весомый ответ. Ибо он спросит обязательно, а посему мне придется доказывать, что никаких новых заговоров не затевается.

Криспин уставился на сбитые мыски своих башмаков.

— У меня не было иного выхода…

— Безрассудство, Криспин. Вот что вас губит. Вы до сих пор не можете взять это в толк.

— Ваша светлость…

— Что, очередное из ваших пресловутых расследований? Я решительно не понимаю, почему вы не хотите все оставить в руках закона.

— Потому что закон часто ошибается по причине своей вопиющей некомпетентности.

Судя по выражению лица Ланкастера, герцог придерживался несколько иных воззрений. Он поднялся и неторопливо приблизился к Криспину, на ходу разглядывая его ветхую одежду, заплаты и неумелые стежки на чулках.

Ресницы помаргивающих глаз герцога словно стегали Криспина кнутом, каждое хмыканье отдавалось болью. Появиться перед своим сюзереном в сущих обносках… Щеки Криспина пылали.

Наконец Ланкастер остановился и взглянул Криспину в глаза.

— Я полагал, что уже сделал для вас все возможное, что в моих силах. Вам не достаточно, что вы обязаны мне жизнью?

Слова обожгли, как пощечина.

— Я безмерно благодарен… но вскрылись обстоятельства, на которые только вы способны пролить свет… Никто, кроме вас, не решается иметь со мной никакого дела… И я надеялся, что ваша храбрость… позволит вам выслушать меня.

Ланкастер ударил ладонью по рукояти шпаги.

— Как вы смеете?!

Криспин посмотрел на клинок и медленно поднял глаза.

— Разве можно вообразить для меня нечто худшее?

Брови герцога поднялись идеальными черными арками. Нижняя губа слегка выпятилась.

— Пожалуй, я бы мог придумать парочку-другую идей, — негромко ответил он тоном, от которого повеяло жутью.

У Криспина кровь застыла в жилах, но он не отступил:

— Я бы никогда не пришел сюда, если бы не угроза благополучию Англии.

Рука Ланкастера соскользнула с рукояти.

— Вот как… — Он фыркнул. — Получается, теперь вами движет лояльность?

— Я родился и воспитывался в Лондоне, ваша светлость. Во мне столько же Англии, сколько и в самом короле.

Ланкастер издал ворчливый смешок:

— Его величеству вряд ли понравилось бы услышать такое.

Он еще несколько мгновений мрачно разглядывал Криспина, затем подошел к серванту, где налил себе вина из серебряной фляги, ничего не предложив собеседнику. Не поворачиваясь лицом к Криспину, герцог осушил кубок.

За неимением лучшего дела тот стоял и смотрел на широкие плечи Ланкастера. В стенах собственного дома он не носил доспехов, хотя Криспин, пожалуй, более привык видеть на нем вороненый панцирь, который герцог так любил. Сегодня, впрочем, на нем был бархатный упелянд, чьи рукава свисали ниже отороченного мехом подола, едва касаясь половиц. С лицевой стороны его украшали гербы Гонта и Кастилии. Будучи лишь на десять лет старше Криспина, герцог тем не менее выглядел гораздо более героическим и заматерелым. Этот человек мог претендовать на трон Кастилии и Леона. Он не боялся никого в Европе, и хотя предупреждал Криспина о злопамятности короля, сам же Ричарда, по-видимому, тоже не страшился.

— Что же так грозит благополучию Англии, — спросил Ланкастер, по-прежнему стоя спиной к Криспину, — что лишь Следопыт способен вызволить страну из беды?

Криспин и не догадывался, что Ланкастеру ведом его новый «титул». В устах герцога он прозвучал обидно.

— Мне стала известна мошенническая уловка, по которой наши враги расхищают английские экспортные пошлины.

Ланкастер резко обернулся и уставился на него с открытым ртом.

Криспин слегка вздернул уголок рта:

— Разве это настолько важно, что касается даже вас?

— Кто? Кто разворовывает деньги короля?!

— У меня есть основания полагать, что это герцог Миланский, Бернабо Висконти.

Ланкастер отставил кубок и, ухватив Криспина за руку, повлек его к двум креслам, стоявшим возле камина, и заставил Криспина сесть. Устроившись напротив, он потребовал:

— Расскажите все, что знаете.

У Криспина ностальгически кольнуло в сердце. Как это похоже на оны времена…

— Очень многое еще под знаком вопроса. Известно лишь, что некий итальянский синдикат организовал заговор на территории Англии. Я подозреваю, что они подкармливают кого-то из членов гильдии, который с большой выдумкой занимается учетом налогов в грузовых портах.

— Имеются доказательства?

Криспин подался вперед и уперся кулаком о колено.

— Увы, нет. Счетные книги были похищены у меня из дому. Кроме того, произошло убийство человека, который, как мне кажется, докопался до правды.

— Убийство? Чье?

— Одного торговца тканями. Богатый человек. Его звали Николас Уолкот. Подозреваю, что деньги расхищались с той целью, чтобы помешать королю Ричарду собирать средства на военные расходы. Нет ли у него планов двинуться на Францию в скором времени?

Ланкастер откинулся на спинку кресла и задумчиво взялся за нижнюю губу.

— Да. То есть… он собирался. Однако парламент сообщил ему, что на такое предприятие не хватает средств. Теперь я знаю почему.

— Но зачем Виеконти вмешиваться в нашу войну с Францией? Какая ему от этого выгода?

Ланкастер погрузился в длительное молчание, затем его рука вяло свесилась через подлокотник кресла.

— Вы помните Джеффри Чосера?

При упоминании этого имени теплая волна воспоминаний объяла Криспина.

— Конечно, помню. Мы были закадычными друзьями, но вот уже несколько лет, как я его не видел.

В груди вновь заныло от ностальгической боли. Разумеется, ему нельзя было встречаться со своими бывшими приятелями, дабы не навлечь на них бурю королевской мести. Криспин не имел права подвергать Джеффри такому риску.

Он сглотнул ком в горле:

— Время от времени до меня доносятся слухи о нем.

— Да. Как вам известно, я его покровитель. Впрочем, он также является таможенным инспектором… а иногда собирает секретные сведения на благо короны.

— Джеффри?!

— Вы помните то время, когда я послал вас ко двору Висконти?

— Да. И до сих пор мучаюсь при мысли о собственной глупости.

— Не вы один. Висконти любит делать дураков из королевских эмиссаров. Чосер был в Милане несколько лет назад, да и не так давно тоже.

— Вы могли бы рассказать, что ему удалось там обнаружить?

— Только то, что ваши опасения верны. Висконти уже несколько месяцев, — а может быть, и дольше — ведет переговоры с Францией. Мы полагаем, что он намерен воспрепятствовать нашему вторжению, а в обмен за это получит власть над Кале и торговыми путями во Фландрию.

— Он хочет контролировать рынок шерсти…

— Да. И если это у него получится, то Англия окажется банкротом.

Глаза Криспина ни на секунду не отрывались от лица Ланкастера.

— Не может быть…

— И тем не менее. Если Висконти получит власть над основными европейскими портами, то тем самым сможет контролировать сбыт наших товаров. Такого допустить мы не вправе. Кстати, сейчас в Италии действуют кое-какие мои люди. — Герцог раздраженно взглянул вверх. — Ох уж этот мой дед со своими итальянскими банкирами! Если бы Эдуард Длинноногий в свое время не вступил в сношения с этими итальянскими евреями…

— И все же именно ваш дед ввел таможенные пошлины на шерсть. Почти сто лет успешного налогообложения.

— Как хотите, но всем этим иностранцам я не верю. А вот теперь они препятствуют продаже наших товаров, учиняют пиратские набеги да еще воруют наши же налоги.

— Пожалуй, не во всех бедах можно винить одних лишь итальянцев. Парламент заморозил заработки, но ничем не ограничил рост цен. Уот Тайлер…

— Спалил мой дом! — Ланкастер съехал на самый краешек сиденья. — Вы и сейчас общаетесь с ему подобными?

— Нет, ваша светлость. Я просто хотел сказать, что Тайлер и его приспешники возмущались состоянием торговли. Это был лишь вопрос времени.

Ланкастер нахмурился и отвалился на спинку кресла. Напряженные плечи вновь обмякли.

— То есть мы сами в этом виноваты?

— Дверь осталась распахнутой, так что теперь пожаловали крысы.

Ланкастер сжал кулак:

— За такую дерзость вас следует проучить!

Криспин моргнул.

— Как того пожелает ваша светлость…

Он смотрел на бывшего ментора, в любую секунду ожидая пощечины. Когда Криспин был гораздо моложе, Ланкастер любил прибегать к рукоприкладству. Впрочем, на сей раз герцог не стал этого делать, а просто откинулся на спинку кресла и внимательно уставился на Криспина. Затем поднял руку, но не для удара. Он показал на лицо своего визави:

— Кто это сделал?

Криспин невольно прикрыл подбородок ладонью. Проклятие! Он совсем позабыл о своем внешнем виде.

— Издержки моей работы.

— Вот как?

Ланкастер лизнул большой палец, затем разгладил им усы. Этот жест вновь напомнил о давно прошедших временах. «Я хочу домой! — потянуло Криспина воскликнуть. — Здесь мое место!» Он вскинул лицо и встретил взгляд темных глаз герцога. Тот смотрел на него с неожиданно мягким выражением. Казалось, вот-вот он скажет свою обычную фразу: «Криспин, мой мальчик».

Защипало веки, Криспин вскочил на ноги и отвернулся.

— Мне еще многое надо сделать, — промолвил он, зябко потирая руки. — Прошу простить, что обеспокоил вас…

— Нет-нет, все правильно, — мягко ответил герцог. — Я бы даже сказал… — Он покачал головой, по лицу скользнула тень противоречивых чувств. — Напоминает глоток свежего воздуха.

— Прошу вас, не надо…

Криспин не мигая смотрел в огонь, чтобы оправдать появление влаги в глазах. Ланкастер вздохнул и вновь погрузился в молчание. Впрочем, когда он заговорил, возникло впечатление, что ему не хочется так быстро расстаться с Криспином.

— Я мог бы выделить вам охрану из числа королевской стражи.

— В самом деле? — Криспин задумчиво хмыкнул. — Какая у меня непоседливая судьба.

— Королю можно попробовать объяснить…

— Не стоит утруждаться, ваша светлость. Вы ведь не забыли, что опасно упоминать мое имя рядом с именем монарха? К тому же я работаю в одиночку.

— Криспин, не позволяйте своему упрямству вновь одержать верх. Слишком высока ставка в этой игре, чтобы потакать собственной гордыне.

Криспин расправил плечи и выпрямился.

— Мне сподручнее действовать одному. Коль скоро я с трудом могу доверять другим людям.

Ланкастер кивнул, однако беспокойство не покинуло его лица. Чтобы загладить неловкость, Криспин добавил:

— Если понадобится поддержка двора, то мне лучше обратиться к лорду шерифу.

Ланкастер скупо кивнул:

— Это верно. — Он поднялся и шагнул к Криспину. — Должен признаться, что вы действительно принесли важные сведения. Мне следует поблагодарить провидение за мудрость моей супруги.

— Герцогиня всегда заслуживает самых высших похвал.

Ланкастер вновь оглядел его и даже улыбнулся:

— Что ж, Криспин, тогда до следующей встречи. — Он отвернулся и бросил через плечо: — Но не торопите события, хорошо?

Покинув двор, Криспин облегченно вздохнул. Порой за возвращение своего доброго имени приходится дорого платить. Впрочем, на сей раз цена оказалась не такой высокой. Да и приятно было вновь очутиться рядом с этим человеком…

Ну хорошо. Итак, Висконти вознамерился повлиять на английский рынок — но не за счет вооруженного вторжения, а путем заговора. Если он и его люди убили Николаса Уолкота, то не из-за мандилиона. Тот, кто завладел книгами Уолкота, он и есть убийца. А кстати, что там с запертой комнатой в мезонине?

Злодей должен был иметь ключ — или каким-то образом договорился, чтобы ему открыли. Далее, убийца либо сам фальсифицировал счетные книги — либо опять-таки с кем-то договорился. Вполне возможно, что его совершенно не интересовало священное полотнище. И тем не менее мандилион здесь явно играет какую-то роль.

Криспин взглянул на небо. Полдень. И он безнадежно опоздал на встречу с Филиппой. Придется рискнуть навлечь на себя ее гнев и зайти еще кое-куда.