Шериф Саймон Уинком стоял посреди комнаты и разглядывал завешанные гобеленами стены. Затем он переключил внимание на остывший очаг, изрубленную дверь и, наконец, на Криспина.

— Ради всего святого, вы-то что здесь делаете?!

Криспин прислонился к стене в дальнем конце комнаты и меланхолично пожал плечами:

— Да так, случайно проходил мимо.

Уинком фыркнул:

— За дурака меня принимаете?

Криспин открыл было рот для ответа, но вовремя передумал.

Помимо Уинкома, Лондон располагал еще одним шерифом, которого звали Джон Мор, однако Криспин редко видел его за отправлением вверенных обязанностей от имени короля. Надо полагать, свой служебный долг он исполнял каким-то иным способом. Скажем, предпочитал составлять судебные предписания. А вот Саймон Уинком постоянно появлялся на улицах, стоило только возникнуть беспорядкам. Криспин подозревал, что здесь дело скорее не в должности, а в желании хотя бы на один шажок приблизиться к властному окружению градоначальника.

Высокий и темноволосый, шериф Уинком производил довольно зловещее впечатление. Тщательно ухоженные черные усы скрывали верхнюю губу. В глаза бросалась аккуратно подстриженная, завитая и разделенная надвое черная бородка. Он еще раз смерил Криспина своим вечно раздраженным взглядом, после чего, по-видимому, выкинул его из головы.

Шериф повернулся к Адаму и навис над ним, упершись пальцем в грудь слуги для пущей убедительности. Криспин мысленно фыркнул. Ему не раз доводилось оказываться на месте Адама, в то время как тот, судя по всему, не привык к столь суровым испытаниям.

Криспин еще раз осмотрел комнату и переключил внимание на труп Николаса Уолкота. Торговца неоднократно ударили ножом в спину. Следов борьбы не наблюдалось, нет перевернутых стульев или порванной драпировки. Кровь перестала течь много часов назад. Похожие тела Криспин видел на полях сражений. Обычно их находили под утро. Судя по цвету свернувшейся крови и серому лицу, Уолкота убили поздним вечером.

Криспин уже сделал беглый осмотр сразу по обнаружении трупа, но потом вмешался Адам и не позволил обследовать комнату более тщательно, категорически настаивая на том, что надо дождаться появления властей.

Криспин оглянулся на Уинкома, который, судя по всему, старался пальцем пришпилить Адама к стене. Ухмыльнувшись, Криспин подумал, что теперь слуга не так страстно желает находиться в одной компании с шерифом.

Он перешагнул через лужицу от пролитого вина. Что же касается чаши, она лежала на полу донышком вверх. На серванте — винные потеки. А может, это кровь? Криспин присел на корточки и прищурился.

Вино…

Не трогая чашу, он пересек комнату, желая повнимательнее осмотреть окно. Решетка закрыта плотно. Судя по пыли на подоконнике, створки давно не распахивали. Когда Криспин решил подойти к двери, чтобы изучить засов, один из людей шерифа преградил ему дорогу.

Шириной плеч стражник мог бы помериться с дверью, и его массивный корпус почти полностью перекрывал свет из коридора. Расплющенный нос давал понять, что в свое время его хрящики размололи помимо воли хозяина. В памяти Криспина всплыло имя… Уильям — вот как зовут этого молодца.

Суматоха у входа заставила всех оглянуться. В комнату ворвалась Филиппа Уолкот в сопровождении перепуганной челяди, тщетно пытавшейся удержать свою госпожу. Женщина прижала ладонь к шее и широко распахнутыми глазами уставилась на мужа, после чего закричала.

Уинком взглянул на Криспина, и тот мгновенно обхватил хозяйку дома за плечи и вывел прочь из комнаты.

— Ну-ну-ну, миледи, успокойтесь, — принялся увещевать Криспин, но женщина упорствовала.

Тогда он хлестнул ее по лицу. Филиппа выпрямила спину и поджала губы. На бледной коже расцвело пунцовое пятно.

— Приношу свои извинения, — тут же сказал Криспин и снял руку с ее плеча.

Женщина потерла щеку. Она удивленно смотрела на незнакомца, пытаясь вспомнить его имя. Когда старания не увенчались успехом, она глубоко вдохнула, и к ней вернулся прежний румянец. Филиппа на мгновение потупила взгляд, а потом еще раз оглядела Криспина. Он рассматривал ее с неподдельным интересом, подметив, что она немного расслабилась, но в то же время пыталась осмыслить ситуацию. С удивительным спокойствием она обратилась к Криспину:

— Я ничего не понимаю. Объясните же, что тут случилось?

Криспин ожидал услышать высокий и мелодичный голос. Его поразили хрипловатые нотки ее голоса. В нем было что-то возбуждающее. К тому же с неожиданным акцентом: что-то вроде придыхания, какая-то неуловимая особенность построения речи…

— Мы и сами не знаем. Его убили. Судя по тому, как он выглядит, я бы сказал, что это произошло прошлым вечером.

— Откуда вам это известно?

— Из-за крови. Она больше не течет и…

Ее лицо, застывшее от усилия выглядеть невозмутимым, пошло морщинами, которые Филиппа попыталась прикрыть ладонью. Криспин мысленно дал себе подзатыльник.

— Прошу прощения, — сказал он.

Хозяйка дома покачала головой и глубоко вздохнула. Криспин отметил, что на ней то же платье, что он видел вчера, но с крошечным надрывом в области ключицы. Надо же, какой у нее нетерпеливый любовник.

Филиппа оглянулась на томившуюся позади челядь.

— У вас что, работы нет? — резко спросила она.

Слуги прекратили шушукаться и один за другим побрели прочь по коридору, время от времени оглядываясь и перешептываясь на ходу. Филиппа зажмурилась, нервно выдохнула. Распахнув глаза, она вновь обратилась к Криспину:

— Что мне надо сделать?

Он мысленно зааплодировал ее самообладанию. А впрочем… может, ей просто хочется побыстрее со всем разделаться?

— Вы не знаете, ваш супруг кого-нибудь принимал прошлым вечером?

— Не знаю.

— Вы видели его вечером?

— Нет.

У нее дрогнул подбородок, и Филиппа прикрыла рот рукой.

— Когда он не пришел в спальню, вас это удивило?

— Он часто работает допоздна над счетными книгами.

— А может быть, это вы легли в постель очень поздно?

Она с интересом посмотрела на Криспина.

— А кто вы такой?

Нельзя сказать, что Криспин часто стушевывался из-за хорошенького личика, но на сей раз он испытал неловкость за собственный неряшливый вид.

— Меня зовут Криспин Гест.

— Вы шериф?

— О, нет-нет. Ваш муж меня нанял.

— Нанял? С какой стати?

Криспин гордо распрямился.

— Я известен под прозвищем Следопыт.

— Следопыт? — В ее голосе прорезались панические нотки. — Разве… что-то пропало?

— О нет, ничего не пропало, миледи. Меня наняли по делу исключительно приватного характера.

— Приватного? А ваше… поручение… оно уже выполнено?

— Почти.

— Могу ли я узнать, в чем оно заключается?

Криспин посмотрел в коридор, надеясь отыскать какой-нибудь предлог сменить тему разговора, но не увидел ничего, кроме зайчиков утреннего солнца, угольками горевших на половицах. Он решил прощупать ее реакцию.

— Миледи, мне было поручено следить за вами.

Филиппа бросила на него косой, подозрительный взгляд. «Неплохо играет», — подумал Криспин.

— Он нанял вас шпионить за мной?

— Да.

Филиппа не знала, куда деть руки: ее пальцы сжимались в кулаки, мяли подол, тянулись к лицу.

— То есть, — натянуто продолжила она, — «многие другие вещи», как вы выразились, подразумевают слежку за невинными женщинами?

— За невинными женщинами? О нет, ни в коем случае!

Он бы разочаровался, если бы в ответ на такое она не дала ему по лицу. И Филиппа не обманула его ожиданий. В ухе зазвенело, щека вспыхнула огнем.

— Госпожа, вы отрицаете собственную супружескую неверность?

— Отрицаю воистину!

— И все же я видел это прошлой ночью своими глазами.

— Значит, глаза вас обманули.

— Да как у вас хватает… — Он покачал головой. — У меня нет слов.

— Какая разница? Мой муж мертв.

Подбородок Филиппы вновь дрогнул, и она прикусила нижнюю губу.

Криспин нахмурился. «Так же как и моя надежда на грошовый заработок».

— Верно. Мое поручение, стало быть, на этом завершено.

— Нет-нет… — задумчиво промолвила она. — Мне может потребоваться ваша помощь.

Криспин вздернул брови.

— Для чего?

— Вы многого не знаете… — прошептала она и дернулась, когда в коридоре раздалось эхо чьих-то далеких шагов. Испуганными глазами Филиппа окинула тени по углам. — Не здесь. Где мы можем встретиться, чтобы поговорить?

— В моих чертогах. Дом жестянщика на Шамблз, верхний этаж. Вам любой покажет.

— Тогда через час.

Она пошла было прочь, но Криспин ее остановил, легко коснувшись рукава.

— Меня нанимал мастер Уолкот. Не думаю, что…

Филиппа поджала губы.

— Вот как? Вы, стало быть, настолько лояльны? Что ж, прекрасно. Преданный исполнитель мне пригодится. В особенности когда ему можно верить.

— Очень хорошо. А если говорить про оплату, я беру…

— Меня не интересует, сколько вы берете.

Она подарила ему надменный взгляд, повернулась и поспешила прочь, затерявшись в тени зыбких гобеленов с мерцающими солнечными зайчиками.

Криспин проследил за ее ладной фигурой, и перед глазами вновь встали увиденные прошлой ночью груди. Лицо тут же подернулось жаром. «Христе Боже, Криспин! Как ты можешь думать такое, когда в двух шагах от тебя лежит мертвое тело ее мужа?!»

Он вернулся в комнату и подошел к задумчивому Уинкому.

— Загадка, — сказал шериф. — Мезонин был заперт изнутри.

— Да. И оконные створки тоже никто не трогал.

— Тогда каким дьявольским образом убийца проник внутрь, а потом сумел выйти?

— Положим, внутрь его могли пригласить.

— А потом? Девался-то он куда?

— Хм, это и впрямь головоломка.

Криспин шагнул к очагу и даже залез в камин с головой, топча серую золу. Упершись руками в каменную кладку, вскинул голову, осматривая дымоход.

Шериф хмыкнул:

— Вы думаете, он летать умеет?

— Хватило бы и простой веревки. Но уж очень тут тесно… Подсадите-ка меня.

— Что-что?!

Криспин вздохнул. Он отвлекся, забыл, что уже с давних пор не стоит выше Уинкома по положению. Все ровно наоборот.

— Прошу прощения, милорд, — сказал он, едва заметно кивнув.

Уинком самодовольно ухмыльнулся:

— Эй, Уильям! А ну помоги-ка ему.

Поигрывая улыбкой на устах, стражник неторопливо приблизился к Криспину, который на всякий случай отступил на шаг, не выходя из очага.

— Ну что вы, что вы, — промолвил Уильям, медленно похлопывая квадратными, мясистыми ладонями. — Вам разве не требуется моя помощь? — Он присел на корточки и сплел кисти рук в подобие стремени. — Давайте, не стесняйтесь. — Сложенные вместе, его могучие большие пальцы смахивали на ступеньку приставной лестницы. — Или, может, вы меня побаиваетесь, а?

Криспину уже доводилось иметь дело с Уильямом, и он прекрасно помнил, что за сила кроется в этих лопатообразных ладонях. И кулаках. Криспин глубоко вздохнул, поставил ступню на предложенные руки и подпрыгнул, удерживая равновесие за счет кладки дымохода. Требовалось отыскать над собой некую ухватистую зацепку, опору, но пока что ничего нащупать не удавалось. От камней шло тепло, в носу свербело от сажи и дымной вони. Под пальцами обламывались и рассыпались в пыль кусочки подсохшей смолы, пахнувшей креозотом. Выяснилось также, что стоять в полный рост здесь не получается: на уровне плеч дымовая труба сужалась так, что в отверстии едва помещалась голова. Криспин посмотрел вверх, увидел небо и заодно понял, что человеку тут не пролезть.

Он спрыгнул обратно в комнату под довольный смешок Уильяма.

— Что тебя так развеселило?

— Вы, — ответствовал стражник. — Ни дать ни взять — арап заморский.

Криспин глянул на собственные вымазанные сажей руки и понял, что лицо вряд ли выглядит лучше.

— Эй ты! — прикрикнул шериф на Адама. — Не стой как чурбан, а принеси лохань с водой.

Адам молча повиновался. Тут Криспин обнаружил, что случилось с одеждой, и вполголоса чертыхнулся.

— Ладно, не важно, — сказал Уинком. — Лучше о трупе поговорим. Ударили ножом раз пять-шесть, я думаю.

–. И не только в спину, — добавил Криспин. — В грудь тоже досталось. Вот, взгляните.

Шериф пригнулся пониже. Небольшой неровный разрез в районе ключицы и тоненькая запекшаяся полоска бурого цвета — вот и все свидетельства полученной раны.

— Это-то? — Уинком аккуратно отогнул воротник и осмотрел крошечное кровяное отверстие. — Вздор, тут просто царапина.

Вернулся Адам, поставил кувшин с водой и тазик на полку серванта. Криспин попытался было завернуть рукава, не вымазав их дополнительно сажей с пальцев, и с надеждой посмотрел на слугу. Тот упорно делал вид, будто ничего не замечает. Выругавшись себе под нос в который раз, Криспин наконец справился с задачей самостоятельно, вымыл руки и лицо водой с мылом, обтерся полотенцем и заодно отряхнул им полы котарди, после чего отшвырнул от себя почерневшую тряпочку.

Он присел на корточки возле трупа.

— Первые удары ножом Уолкот получил в спину. — Криспин повернул труп на бок. — Видите? Здесь больше всего крови. Наверное, издал последний вздох еще до того, как рухнул на пол. А теперь взглянем-ка сюда…

Криспин приподнял руку мертвеца и повернул ее ладонью кверху, попутно разглядывая рукава.

— Ничего особенного, руки как руки.

— Именно. Ничего. Если бы он боролся, то рукава и ладони наверняка бы пострадали. Порезы, кровь и так далее. То есть он уже не мог сопротивляться, когда убийца атаковал его со стороны груди.

— «Атаковал»? Чем, штопальной иглой? Разве это рана от ножа?

Криспин покачал головой:

— Я не знаю. Возможно, убийца в последний момент передумал. Скажем, за ненадобностью. Или его спугнул какой-то шум. — Криспин покрутил пальцем в воздухе над практически идеально круглым бурым пятном на полу, рядом с трупом. — Обратили внимание?

–. Кровь — она и есть кровь.

— А-а, так ведь здесь не просто потек. Это отпечаток колена. Стало быть, нападавший припал на колено, чтобы нанести последний, завершающий удар — и вдруг передумал…

Уинком буркнул что-то нечленораздельное. То ли от уважения, то ли от раздражения — Криспин так и не понял.

— Ну-ну… Итак, мастер Криспин, при таком обилии улик и доказательств… кого вы подозреваете?

Пришла очередь Криспину ухмыляться.

— Милорд шериф, я пришел сюда вовсе не с намерением расследовать убийство.

— А ведь действительно, — оживился тот и заинтересованно посмотрел на Криспина. — Зачем же вы сюда пожаловали? Только не вздумайте умничать.

— По сугубо приватному делу.

— Для шерифа ничего приватного не существует!

— Как раз в этом милорд шериф изволит заблуждаться.

Уинком, рукой, затянутой в кожаную рукавицу, больно схватил Криспина за горло и вздернул на ноги.

— Ты меня, видно, не расслышал. Я спрашиваю: зачем ты сюда явился?

Криспин невозмутимо уставился на Уинкома.

— Этого я говорить не вправе.

Шериф разжал кулак, отшагнул в сторону и тут же ударил Криспина локтем под дых, заставив сложиться пополам. Уинком выставил вперед указующий перст и процедил:

— В следующий раз на мои вопросы я буду ожидать ответ, как полагается.

Криспин подождал, когда к нему вновь вернется дыхание. Это случилось далеко не сразу. Через минуту он выпрямился и помял живот. Со стороны двери, где стоял Уильям, донесся смешок.

— Мои принципы не позволяют нарушать слово чести, — хрипло сказал Криспин, — пусть даже мой заказчик уже мертв. Речь идет об очень личном деле.

Уинком поддернул раструбы рукавиц и бросил на своего визави косой взгляд.

— Принципы? У вас?! Интересно, откуда? — Он усмехнулся. — А если тайны вашего клиента имеют какое-то отношение к его же убийству?

Криспин тяжко вздохнул и посмотрел на холодное тело бывшего клиента.

— Не исключено. И я обещаю немедленно поставить вас в известность, если дело обернется именно таким образом.

— Собираетесь расследовать эту смерть?

— У вас имеются возражения?

— А они могут отыскаться? Тогда подскажите.

Криспин ухмыльнулся, но ничего не ответил.

— В таком случае я даю мое соизволение.

Уинком в очередной раз обвел взглядом комнату, от запертого окна до остывающего тела на полу, и сделал вид, будто собирается выйти за дверь. Впрочем, в последний момент он резко повернулся и припечатал Криспина спиной к стене, плотно зажав в кулаках лацканы воротника. Боль пронзила лопатки, и Криспин невольно поморщился, уставившись в непреклонные глаза шерифа.

— Гест, даю один-единственный день на то, чтобы рассказать мне о вашей роли в этом деле. Считайте, что у меня приступ щедрости, которой вы не заслужили.

Уинком еще раз презрительно взглянул на Криспина, затем разжал пальцы и презрительно фыркнул. Криспин слегка обмяк и принялся заправлять выбившиеся полы котарди под ремень. Без дальнейших проволочек шериф вышел за дверь, сопровождаемый по пятам верным Уильямом. На прощание стражник подарил Криспину насмешливый взгляд, и вскоре парочка растворилась в тени коридора.

С горящими от унижения щеками Криспин резко оправил ремень и с независимым видом сунул за него большие пальцы рук. Вот так куда лучше… Но тут его щеки вспыхнули еще сильнее, потому что за спиной послышалось шарканье слуги. Адам! Проклятый Уинком! Что за необходимость толкаться в присутствии низкородного мужлана?! И как теперь можно рассчитывать на ответы, если слуга потерял к нему остатки уважения?

Он резко обернулся и бросил на Адама сумрачный взгляд, надеясь вернуть контроль над ситуацией.

Адам же, как выяснилось, не обращал на Криспина никакого внимания. Лицо слуги было белым, как простыня, которой задернули труп его хозяина.

Криспин с облегчением приструнил уязвленную гордость и сделал медленный, успокаивающий выдох. Он вновь решил заняться осмотром, обшаривая глазами пядь за пядью. Единственно возможными точками входа — и выхода — были камин, окно да ранее запертая, а ныне изрубленная в щепки дверь. Окно, похоже, никто не трогал, а дымоход слишком узок. Стало быть, все-таки дверь. Он подошел поближе и пригнулся, разглядывая изуродованный засов. Провел по металлу рукой, надеясь найти что-нибудь вроде бечевки или иного приспособления, которым можно было бы задвинуть засов с внешней стороны. Увы, ничего нет. Криспин посмотрел на Адама, затем переместился к окну и в очередной раз проверил прочность переплета. Подергал одну из створок, но та даже не шевельнулась.

Адам не отходил ни на шаг, и, по мере того как Криспин касался тех или иных предметов в комнате, лицо слуги мрачнело все больше и больше. Наконец Криспин залез на подоконник и принялся ощупывать каменную кладку проема.

— Как давно ты здесь служишь? — бросил он.

Адам посмотрел на распростертое тело, покачал головой.

— Пять лет…

— С хозяином ладили?

Пару секунд слуга молчал, затем резко повернул голову к Криспину.

— Что значит «ладили»?

— Да так. Ничего… А госпожа Уолкот? Они давно поженились?

— Три года назад.

— А они между собой ладили?

— Всяко-разно бывало. Люди — они и есть люди.

— И какие же они были люди?

Адам потер затылок. Вновь посмотрел на труп.

— Ну… не знаю. Шумели порой.

— Часто?

Слуга пожал плечами:

— Да вроде нет…

— А с чего это они шумели?

Адам прищурился, что-то прикидывая в уме. Секунды через две кончик его носа заметно приподнялся.

— А ведь вы не шериф. Зачем тогда задаете вопросы?

— От любознательности. Преступления меня завораживают. И мне сильно не нравится, когда убийцы уходят от наказания. Кем бы они ни были.

— А мне не нравятся ваши намеки.

— Так ведь тебя никто и не заставляет их любить.

Адам нахмурился, сжал кулаки. Он вновь оценивающие взглянул на ветхую одежду Криспина, в особенности на пояс, где не висел меч.

— И что?

— Я спросил — с какой стати они ссорились?

— Не знаю я. Зато я видел, как хозяин и хозяйка… ну… относились друг к другу. В жизни не встречал более верной и преданной жены. Несмотря на его характер, вот так.

— Муж всегда глава в доме.

— Порой даже слишком.

— Слишком?

Адам поиграл желваками и в следующую секунду уже занимался умывальными принадлежностями. Он выплеснул остатки воды в камин, заботливо обернул кусок мыла полотенцем и положил сверток в тазик.

— Ничего больше не скажу, пока не поговорю с хозяйкой. — Он подошел к двери и остановился на пороге. — Если у вас на этом все, то я пойду займусь делами.

Не успел Криспин ответить, как слуга вышел в коридор.

— Спасибо, дорогу я найду и сам, — сказал Криспин, нарушив тишину пустой комнаты.

Опустив голову, Криспин брел навстречу сырому ветру, который силился сорвать капюшон. Порывы ледяного воздуха завывали в проемах между строениями и жилыми домами, неся с собой запах дождя, но не могли перебороть кислую вонь темных лондонских улиц и сточных канав.

Криспин поежился, плотнее закутываясь в плащ, и поднял зябкие плечи чуть ли не до ушей.

Двигаясь на север, он миновал собор Святого Павла, чьи каменные стены и шпили тянулись к бледному солнечному диску. Колокола вдруг пробили сексту, и он искоса глянул на звонницу, с трудом веря, что уже полдень. Впрочем, урчание в животе дало понять, что так оно и есть, и, выбравшись на улицу Патерностер, Криспин подумал, что по пути домой можно бы купить пирожок у стряпухи возле Ньюгейтского рынка — пока смрад от скотобоен не одержал верх над его аппетитом.

Когда он дошел до перекрестка Шамблз, то увидел лоточника, торгующего кусочками жареного мяса на палочках. Криспин уплатил фартинг и обнюхал мясо. Не свежее. Впрочем, нищим привередничать не пристало. Он на ходу принялся грызть жилистые куски, стараясь не думать, мясо какого животного он ест. Порция была не велика, он справился быстро и, приближаясь к мясным лавкам, швырнул палочку в канаву, уже красную от стоков сегодняшнего забоя.

Сквозь открытую дверь одного из домов на каменном фундаменте можно было видеть Дикона, местного мясника. Лицо багровое, под стать замызганному кровью фартуку. Дикон был крупным и сильным мужчиной, ему часто приходилось перетаскивать тяжелые туши. «Эй, Криспин!» — крикнул он добродушно. Криспин вскинул руку, но ничего не сказал. Сам факт знакомства с мясниками и держателями кабачков всегда отравлял ему настроение, и даже дружелюбное отношение всей этой черни не могло служить противоядием.

Криспин втянул воздух, надеясь, что осенняя прохлада каким-то образом приглушит смрад. Увы! Чем дальше шел он по улице, тем сильнее становилась вонь, которая насквозь пропитала камень и дерево плотно скученных строений, нависших над мостовой. Здесь царил запах с медным привкусом от требухи и крови, запах смерти. Висели освежеванные говяжьи туши на крюках, чуть дальше виднелись заведения, где торговали битой птицей. Над прилавками были развешаны тушки, чьи окоченевшие крылья словно в издевку расправлены как бы в готовности к полету, а рядом с ними качались кролики и поросята с остекленевшими глазами. Криспин и ухом не повел на призывные оклики продавцов, на стук тяжелых разделочных ножей, хруст костей под топорами, на квохтанье еще не забитой птицы, сидящей в плетеных узилищах… Думать Криспин мог только о доме, вернее сказать, о том месте, где он нынче спал и ел.

По одну руку от мастерской жестянщика торговали мясом, по другую — птицей. Домик был небольшой, с посеревшими за давностью времен балками и потрескавшейся, отваливающейся обмазкой из глины пополам с соломенной сечкой. На первом этаже имелись дверь и одно-единственное окно, чьи ставни откидывались вниз, образуя прилавок. Над основанием дома выдавался второй этаж, к стене крепился брус с подвешенным чугунным котелком, по которому сразу можно было определить, чем занимаются в этом заведении. Хотя на первый взгляд этот этаж казался более вместительным, нежели нижняя часть дома, внутри помещение было разделено перегородкой, по одну сторону которой жил Криспин, а по другую находилась спальня хозяина с супругой. Мастер Кемп выбрал не вполне обычное местоположение для своей лавки — на Шамблз, то есть в мясницком квартале, — но это скорее говорило о его уме и смекалке, коль скоро он всегда был обеспечен заказами на ремонт чанов для вытапливания жира или, скажем, на изготовление крюков для подвешивания туш.

В каморку, где обитал Криспин, вела узкая лестница, которой лавка жестянщика отделялась от соседа-мясника, и, хотя тут постоянно царил тенистый полумрак, было очень удобно иметь отдельный вход. К слову сказать, это послужило одной из причин, почему Криспин решил обосноваться именно здесь. Второй причиной была низкая плата за постой.

Медленно передвигая ноги, уставший Криспин добрел до лавки, где и нарвался на толстушку, занятую смахиванием дождевых капель с откинутого прилавка. Когда Алиса Кёмп, супруга жестянщика, заметила, как Криспин извлекает дверной ключ, она уперла розовый кулачок в пухлое бедро и высунулась из окна.

— Ах, кого мы видим! Неужели это наш постоялец? Тот самый, кто вечно забывает платить, за комнату!

Криспин вздохнул. Наступит такой день, когда эту Алису кто-нибудь прибьет, и тогда ни единая душа, включая самого Криспина, не озаботится слишком уж тщательными поисками злодея.

— Да-да, я знаю, что задолжал, — сказал он. — А вот, кстати…

Криспин сунул руку в болтавшийся на поясе кошель, вытащил последние монетки и положил их в раскрытую, влажную ладонь жестянщицы. Толстушка тут же сжала пальцы и спрятала деньги в мешочек.

— С вас надо бы вдвойне брать — за того мальчишку, который выдает себя за вашего слугу.

Криспин даже не оглянулся и продолжил подниматься по темной лестнице.

— С какой стати? Он здесь почти не появляется.

— Все равно! — визгливо крикнула она. — Так принято! И мне с мастером Кемпом за это кое-что причитается! Вот попомните мое слово, я обязательно поговорю с мужем!

— Кто бы сомневался… — пробурчал Криспин, собираясь вставить в замок ключ, но не успел тот поцеловать металл, как жестянщица вновь принялась за свое:

— И женщину к вам в комнату пустила! Она-де вас наняла! — Последние слова прозвучали с откровенной издевкой. — Вот уж не знаю, не знаю! Свежо предание, да верится с трудом!

От бессильной злости Криспин вцепился в рукоятку кинжала. Ей что, неймется кричать на весь переулок? Он встал перед дверью, словно желая спиной защитить нежный слух заказчицы от визга домохозяйки, но, разумеется, дело было уже сделано. Насмешливые вопли, надо думать, успешно донеслись до всех и каждого на Шамблз. Разве может быть иначе?

Криспин опустил голову и тут заметил, что до сих пор держит ладонь на рукояти. Ах, с каким наслаждением он бы погрузил клинок в эту зловредную Кемп!.. Он вздохнул, снял руку с кинжала и уставился на дверь. Интересно, мистрис Уолкот многое услышала? Последние дни его гордость то и дело страдает. Уважение, которое к нему выказывают люди, можно измерить числом монет в его кошельке. Он издал грустный смешок, вспомнив, что денег не осталось вообще. Нет, какова ирония! Вся ситуация из рук вон. Едва успел найти работу, как наниматель умер, да и заплатил-то всего лишь за полдня. А его жена, за которой — ни много ни мало — полагалось шпионить, вдруг стала нуждаться в услугах Криспина. Чего ради? Как-то некрасиво получается, в данных-то обстоятельствах.

Впрочем, монета есть монета.

Он распахнул дверь.