Падал Криспин долго — во всяком случае, так ему показалось. Путешествие в неведомое, от которого все замерло внутри. Он не знал, ожидает его внизу травянистая лужайка или камень внутреннего двора. Падение в любом случае долгое, и повреждений не избежать.

Угодил же он прямиком в колючий кустарник — словно множество острых ножей вонзились в его кожу через одежду. Кустарник прервал падение, но затем Криспин по инерции продолжил движение вниз сквозь ломающиеся ветки и торчащие сучки. Треск веток лишь слегка заглушал стоны Криспина.

На землю он свалился плечом, услышал хруст и задохнулся отболи. По-видимому, плечо он вывихнул. Как ни хотелось Криспину остаться лежать, постанывая от боли, он понимал, что времени на это нет.

Поднявшись, Криспин осмотрелся. Он по-прежнему находился на дворцовой территории, откуда надо было немедленно убираться. Ох, вот бы ему меч! От взгляда на стены заныло вывихнутое плечо. Какой там меч. Тут больше подошли бы крылья.

Придерживая ноющую руку, Криспин обежал дворик вдоль стен и со стоном понял, что придется лезть по стене.

Прилегающая к дворцу территория — это еще не улицы города. Перебравшись через стену, ты не обязательно попадал в Лондон. Чей двор там, за стеной? Но какое это имеет значение? Ему лишь надо немного передохнуть. У Криспина начала кружиться голова, он чувствовал себя слегка оглушенным. Нужно побыстрее отыскать какое-нибудь укромное местечко. Криспин глубоко вздохнул и обнаружил, что боль в плече мешает как следует наполнить легкие воздухом. А не лучше ли остаться во дворце? Вряд ли его посчитают настолько глупым, чтобы остаться во дворце.

Забраться на стену поможет растущее рядом с ней дерево. Но это не славный развесистый дуб со множеством удобных веток, это высокая тонкая лиственница, узловатая, уходящая за стену, которая едва-едва выдержит вес человека.

Времени на сомнения нет.

Криспин обхватил лиственницу и стиснул зубы. Плечевой сустав действительно выскочил. И тут уже ничем не поможешь. Вопрос стоит так: или взобраться, или умереть. Подтягивая колени, Криспин начал осторожный подъем по шершавому стволу. Казалось, что с каждым рывком он продвигается всего на дюйм. Невозможно предугадать, когда появятся его преследователи, поэтому Криспин хотел перебраться через стену, прежде чем они добегут до этого двора. Если они не поймут, в каком направлении он исчез, у него больше шансов уйти без потерь.

Наконец-то! Он добрался до ветки, свешивающейся через стену, примерился и попытался закинуть на нее ногу. Плечо воспротивилось, отозвавшись резкой болью. Криспин впился ногтями в кору, крепче обхватил ветку и, перебирая руками, дюйм за дюймом стал по ней перемещаться. В какой-то момент, невзирая на боль, он открыл глаза и посмотрел вниз. Если б у Криспина были силы, он усмехнулся бы.

— Как всегда, на волоске, — пробормотал он.

Под ним были гравий, грязь и трава другого двора, но — далеко. Стена была густо увита плющом, его ярко-зеленые листья серебрились в свете угасающего дня. Если спрыгнуть на стену, то можно будет сползти вниз по плющу, значительно облегчив боль. Стоит попробовать.

Надо лишь точно спрыгнуть. А получится ли? Этим вечером почти все шло не так, хотя он все-таки помешал убийце. Но что завтра? Он никогда больше не сможет проникнуть во дворец. На самом деле ему, возможно, и в Лондоне нельзя будет оставаться после сегодняшнего вечера.

На время Криспин отогнал эту мысль подальше. Если он станет ее развивать, то может совсем пасть духом, а сейчас он к этому уж точно не готов.

Криспин сделал глубокий вдох и примерился к стене под собой. Раскачался, посмотрел вниз и разжал руки. На стену Криспин попал, но колени у него подогнулись и он перекатился не в ту сторону, вырвав длинную плеть плюща. Затем он выправился, спустился вниз по стеблям растения и только в самом конце спрыгнул на землю. Криспин очутился в тихом внутреннем дворе, который, как он увидел, располагался между часовней Святого Стефана и дворцом. Криспин сел, привалившись к стене. Вздрогнув, он понял, что сидит в той же позе, что и застреленный вчера французский курьер, но тут уж ничего не поделаешь. Надо перевести дух, прежде чем встать и идти дальше.

Криспин прислушался. Не слышно ни звука. Ни криков, ни топота бегущих ног. Сейчас он был в безопасности, но знал, что долго это не продлится.

Криспин с усилием оттолкнулся от стены и, тяжело дыша, встал. Плечо болело немилосердно, но сейчас некогда им заниматься. Криспин побежал по длинному двору. Добравшись до другой стены, он замедлил шаг. Он и не думал, что у него найдутся силы преодолеть еще одну стену. Вместо этого он посмотрел на жилые строения, увидел в одном из высоких окон мягкий огонек и, пошатываясь, побрел туда.

Возможно, Криспин проспал несколько минут, а возможно — и несколько часов. Он потерял счет времени, когда открыл глаза. Из своего укромного уголка в тени шахматного столика, где он лежал, свернувшись в комок, Криспин посмотрел на потемневшее окно. Лунный свет играл на оконных стеклах, и это было единственное различимое движение на фоне мелкого косого дождя, бившего в угольно-черное стекло. Комната казалась знакомой, но более точного определения в затуманенном мозгу Криспина не находилось.

Перекатывающаяся в плече боль запрещала двигаться. Во рту пересохло. На подносе Криспин разглядел графин, подсвеченный снизу единственной свечой и мерцанием углей в совсем не гревшем очаге. Плащ Криспина остался на кухне Онслоу. Видно, пройдет немало дней, пока он сможет забрать его, если вообще сможет. Придется обходиться капюшоном с оплечьем.

Шаги. Криспин съежился в темноте. Дверь открылась, и на пороге возникла фигура. В полумраке Криспин не мог понять, кто это, и дождался, пока человек подойдет к огню и, взяв кочергу, примется ворошить угли.

Криспин беззвучно поднялся и встал за спиной этого человека. Ему очень не хотелось так поступать, но он вытащил кинжал и приставил его к шее мужчины.

— Не оборачивайтесь.

Человек застыл. Криспин видел, что мужчине хочется нанести удар. Он увидел, как согнулась рука, сжались в кулак пальцы.

— Ты покойник, — прошептал мужчина.

— Да. Я уже семь лет живу под смертным приговором.

Мужчина полуобернулся.

— Не делайте этого!

И затем Криспин слишком поздно увидел знакомый профиль.

Ахнув, Криспин опустил руку с оружием и убрал кинжал в ножны. Отступил на шаг и поклонился.

— Ваша светлость.

Ланкастер гневно смотрел на него. Криспину захотелось сжаться, во всяком случае, он попытался, но из-за плеча дернулся и попятился.

Взгляд Ланкастера неуловимо изменился.

— Ты ранен.

— Я вывихнул плечо.

Он прислонился к стене.

— Я могу его вправить.

Криспин смотрел герцогу прямо в глаза. Какое-то время мужчины стояли неподвижно. В бою это было обычным повреждением. Упавший с лошади рыцарь считал себя счастливчиком, если отделывался всего лишь вывихнутым плечом.

Ланкастер усмехнулся. Блеснули обнажившиеся в гримасе зубы, обрамленные темными усами и бородой. Без сомнения, вся эта ситуация нравилась ему не больше, чем Криспину.

Боль и дурнота мешали Криспину продолжать, и если уж он должен скрываться, то хорошо бы вправить плечо. Он кивнул Ланкастеру, и герцог подошел и взял его руку.

— Эта?

Криспин снова кивнул.

— Будет больно. И, смею заметить, ты заслуживаешь того, что тебя ждет, за твою угрозу кинжалом.

— Простите меня, милорд.

Ланкастер презрительно усмехнулся:

— Приготовься.

Криспин выпрямился, прислонившись к стене. Ланкастер уперся ногой в оштукатуренную стену и одной рукой взялся за предплечье Криспина, а другой — за запястье.

— Готов?

— Давайте.

Ланкастер дернул. Еще раз… еще… пока оба они не услышали щелчок. Боль была невыносимой, но облегчение наступило мгновенно, лишь остались отголоски боли в спине и в груди. Криспин едва удержался, чтобы не начать баюкать свое плечо.

— Премного благодарен, — проворчал он и привалился к стене.

Ланкастер выпустил руку Криспина и отошел назад.

— Какого черта ты делаешь при дворе?

Криспин едва не усмехнулся, но ему было слишком горько, чтобы смеяться.

— Клянусь честью — как бы вы ни оценивали то, что было когда-то моей честью, — я не пытался убить его величество. Более того, я помешал это сделать. Убийца до сих пор на свободе.

Ланкастер опустил плечи, но в его осанке проступала тревога, по-прежнему сковывавшая тело.

— Слишком многое свидетельствует об обратном.

— Свидетельствует?

— Раны Господни, Криспин! — обрушился на него Ланкастер. — Тебе запрещено появляться при дворе, и в руке у тебя был этот проклятый лук! Ты думаешь, этого никто не заметил?

Криспин запустил грязные пальцы во влажные от пота волосы.

— Я понимаю, это выглядит неважно…

— Неважно? Убийственно!

— Теперь уже ничего не поделаешь. Моя задача — покинуть дворец. Живым.

— Тебе придется потягаться с королевской стражей.

— У меня нет намерения сдаваться страже. Если только вы не собираетесь отдать меня ей.

— Я пока не решил, потому что не понял, почему ты здесь, в моей комнате. От меня требуется спасти тебя? Сколько еще раз я должен тебя спасать?

Криспин попытался улыбнуться:

— «До седмижды семидесяти раз»*.

— Не дерзи.

— Ваша светлость, если вы меня выдадите, меня скорее всего станут пытать.

Ланкастер со вздохом повернулся к очагу. Устремил туда сердитый взгляд.

— Я это знаю.

Криспин подошел к очагу и встал позади Ланкастера.

— Но вы знаете, что мне не в чем сознаваться.

— Да, и это мне известно.

— А затем я умру.

— Да.

Криспин непочтительно фыркнул.

— Простите меня, ваша светлость, но пока что ваша логика мне недоступна.

— Нельзя, чтобы меня видели с тобой. Особенно сегодня. Если ты не понял, тебя обвиняют в государственной измене и убийстве. Я заступился за тебя однажды, когда ты был виновен, но теперь — нет.

Криспин встал по другую сторону очага и уставился на огонь.

— Ясно, — безжизненно произнес он. — Разумеется, на этот раз я не виновен. — Он оскалился. — Убийца — Майлз Алейн. Вас это удивляет?

Ланкастер не издал ни звука, поэтому Криспин посмотрел на него. На лице герцога сохранялось гневное выражение. Губы в обрамлении темной бороды и усов были плотно сжаты. Густые брови нависали над глазами, как угрожающие когти нечистой силы.

— Странно, — проговорил он. — Не удивляет. Действительно.

— Могу даже больше сказать, — произнес Криспин.

Он достал из кошеля и бросил на пол обломки стрел.

Ланкастер посмотрел на них. Некогда гладкие перья теперь поломались и погнулись.

— Что это?

— Части стрел, которые участвовали в нескольких преступлениях. Одна из них из трупа французского курьера. Другой хотели убить меня, а последней — ни в чем не повинную судомойку. Не сомневаюсь, что, если вытащить из трона стрелу, которой пытались убить короля, она окажется такой же.

— И что? Что общего между этими событиями?

— Ничего. За исключением стрел. Они принадлежат вам.

Ланкастер поднял на Криспина глаза. Ни досады, ни возмущения, как ожидал Криспин. Более того, поведение герцога ничем не напоминало Криспину того человека, которого он знал. Ланкастер лишь заморгал, отвел глаза и снова стал смотреть на огонь. Дрожащий желтый свет падал на его изборожденное морщинами лицо и бархатный котарди.

— Что у тебя на уме, Криспин?

Криспин внезапно почувствовал себя измученным. Огонь в крови, который гнал его вверх по гобелену и помог выпрыгнуть в окно, иссяк. Криспин полностью обессилел.

— Что у меня на уме? — Он вытер пот с лица и опустил руку. — Господи Боже! Каких только ужасов нет у меня на уме… Позволено ли мне будет задать вопрос?

— Ты поостерегись, знаешь ли. В течение только нынешнего вечера ты был застигнут с орудием убийства в руках и приставлял нож к моей шее. Что дальше?

— Милорд, я знаю, что время может изменить человека. Изменить его так, как никто и не ожидает.

— Да, — медленно согласился Ланкастер. — Пожалуй, может. Обстоятельства тоже могут изменить человека.

— Сделать его другим. Изменить его устремления.

— Да.

Криспин тяжело вздохнул.

— И поэтому я спрашиваю вас, ваша светлость, почему в последние несколько дней ваши стрелы использовались для столь гнусных целей?

— Чем ты докажешь, что это мои стрелы?

И правда, чем? Мастер, сделавший эти стрелы, теперь мертв. И кому понадобилось заставить его замолчать? Кому, кроме человека, скрывающего какие-то темные дела?

— Доказательство умерло вместе с мастером Пилом. Но он опознал при мне эти стрелы. Совершенно недвусмысленно.

Ланкастер повернулся к нему. По темным глазам герцога ничего нельзя было сказать. В них не проскользнуло ни искорки, ни усмешки. Его губы слегка дрогнули, потом раскрылись.

— Ты смеешь обвинять меня, Гест? В самом деле? — с угрозой спросил он.

Криспина даже затошнило.

— Я знаю только то, что знаю, ваша светлость. Что эти стрелы ваши. Что семь лет назад неизвестный человек нанял Майлза Алейна, чтобы составить заговор против короля, и что, вероятно, этот же человек нанял его и сегодня. Что этими стрелами убивали и пытались убить. И что Эдвард Пил мертв.

— Если это все, что тебе известно, тогда разумнее будет молчать об этом деле.

— Ваша светлость…

— Ты смерти ищешь, что ли? — Ланкастер сжал рукоять кинжала, но оставил его в ножнах. — Ты желаешь, чтобы тебя зарезали здесь и сейчас, в моей комнате? Кто меня обвинит? В смерти убийцы? Человека, который на глазах всего двора был застигнут с мерзким орудием убийства? Да я буду героем. Что может меня остановить, мастер Гест?

Криспин расправил плечи.

— Ничто. Можете поступать по своему усмотрению, милорд. Я в вашей власти. Я только хочу знать, противники ли мы. Мне бы не хотелось. Вы знаете мои чувства.

— А тебе мои неизвестны! Убирайся отсюда, пока я не взялся за меч.

— Однажды я принес вам клятву. Я поклялся, что буду верен вам до смерти, и никогда не нарушал этой клятвы. Но знайте, я не отступлюсь. Я разоблачу убийцу — и его помощников — и очищу свое доброе имя. А для этого мне нужно выбраться из дворца. Я знаю, что вы мне не поможете, но позвольте мне хотя бы уйти, не поднимайте тревогу.

— Я дам тебе четверть часа.

Криспин стоял, прислонившись к стене и в изумлении взирая на этого человека. Ему хотелось напомнить Ланкастеру, как он служил ему — домашним пажом все детские годы, оруженосцем, когда стал подростком, как герцог посвятил его в рыцари, ударив по плечу своим мечом, когда Криспину исполнилось восемнадцать лет.

Но он не мог. И не потому, что в горле встал ком. Он просто ничего этого не скажет. Глядя в пол, Криспин стиснул зубы.

Ланкастер закрыл глаза и уткнулся в кулак, водя им по губам. После долгого молчания сказал:

— Тебе ни за что не перебраться через стену. Там пятнадцать футов высоты. Есть выход, о котором мало кто знает. Потайной выход.

Криспин поднял глаза.

— Им по-прежнему иногда пользуются. Он может охраняться.

— Где он?

Ланкастер объяснил, как его найти и как избежать встречи со стражей. Криспин понял.

— Ты сможешь туда добраться?

— Да.

— Тогда иди.

Криспин повернулся к двери.

Ланкастер сделал шаг и, поколебавшись, остановился.

— Надеюсь, ты сможешь доказать свою невиновность. Это потребует огромных усилий.

— Я собственноручно брошу убийцу к ногам короля.

Ланкастер поднял бровь.

— Ну-ну. Нелегко тебе придется. Ты к этому готов?

Криспин кивнул, но на герцога не взглянул. Не мог себе этого позволить.

— Чего бы это ни стоило.

Криспин открыл окно и выглянул наружу, на залитый дождем внутренний дворик. Протиснулся в окно и спрыгнул, из-под ног на грязную траву полетели брызги. Криспин помедлил, скорчившись и причиняя тем самым боль вправленному плечу. Путь был как будто бы свободен, и Криспин устремился к кустам, росшим вдоль дворцовых стен, — ему требовалось попасть в западный угол. Ланкастер сказал, что там в садовой стене есть потайная дверь, которая открывается в длинный проход, ведущий к пристани.

Криспин надеялся, что это правда.

Неутихающий дождь барабанил по голове, мокрые волосы облепили голову. Криспин не рискнул надеть капюшон, чтобы не заслонять обзор. Протащившись через грязный двор и по сырой листве, Криспин приблизился к месту, где, как сказал Ланкастер, нужно было искать, и выставил вперед руки, ощупывая стену. Темнота упала неожиданно, словно на небесах перерезали шнурок занавеса. Криспин выругался, когда ударился пальцами о жесткий камень. Он шарил по стене руками, грязными, липкими от стен и неизвестно от чего еще. Затем он нащупал края двери, нашел секретный засов и коротко возблагодарил Бога, когда дверь бесшумно открылась.

Он скользнул в нее и побежал по длинному, расширяющемуся проходу. Запах причалов подсказал Криспину, где он находится, и он вышел в какой-то переулок. В нос ударила вонь гниющей рыбы и нечистот, но Криепину она показалось слаще всех ароматов на свете.

Выбравшись на улицу, Криспин побежал по скользким булыжникам. В свете факела, за косыми струями дождя, он увидел Темзу в ряби волн и заторопился вдоль берега реки, возвращаясь в Лондон. Он только надеялся, что попадет туда раньше людей короля.