Тыквенный пирог с пеканами на завтрак хорош только поначалу. Когда Дортмундер шел следом за Келпом и Марчем, выходя из дома в пятницу утром, чтобы начать свой второй день на работе, он заметил, что не только у него появилась отрыжка.

Подъезжая к главному дому, Дортмундер заметил для самого себя, что был очень удивлен тем, каким оказался на самом деле Монро Холл. Он ожидал увидеть настоящего придурка, а оказалось, что он очень простой, даже немного застенчивый. Дортмундер явно не понимал, почему его все так ненавидели. Он не решался высказать свое мнение вслух, потому что знал, что его в команде не поймут, и поэтому он решил сохранять это мнение при себе.

В доме его встретил Холл сразу же у входной двери. — Ах, Фрэд, — поздоровался он с Келпом, улыбаясь во весь рот, — проходи в кабинет, я скоро подойду.

— Понял, — сказал Келп и ушел.

Дортмундер уже собирался было тоже пойти в свою комнату дворецкого, между маленьким офисом без окон и огромным шкафом кухни, где на стене были прикреплены колокольчики, чтобы можно было его вызвать, но только он сделал шаг вперед, Холл одарил его ледяным взглядом и сказал:

— Стой на месте, Рамзи.

Упс. Именно таким тоном говорил охранник государственного учреждения; слышал эту фразу однажды, но запомнил ее навсегда. Что теперь-то не так?

Видимо, Холл хотел, чтобы он терпеливо ждал ответа, потому как повернулся к Марчу, снова сияя дружелюбной улыбкой, и сказал:

— Джилетт, миссис Парсонс хочет сегодня заехать на несколько фермерских рынков.

— Будет сделано, — ответил Марч, наверное, настоящий Джилетт никогда бы так не ответил. Но внимание Холла все равно было сконцентрировано на Дортмундере, точнее быть Рамзи.

Как только Марч отправился на кухню к миссис Парсонс, Холл с презрением посмотрел в сторону Дортмундера и сказал:

— И ты считаешь себя дворецким?

В данной ситуации ответ мог быть только один: — Да, сэр.

— Видимо, в Восточной Европе придерживаются каких-то непонятных взглядов на дворецких, — предположил Холл.

— Не знаю, сэр.

— Все эти годы работники мировых меняющихся тенденций, мы все прекрасно видим, как это все происходит. Ты все еще один из таких работников, Рамзи?

Дортмундер понятия не имел, о чем идет речь. — Я американец, — сказал он с ужасным акцентом.

— Видимо, даже слишком, — сказал Холл. — Пройдись, Рамзи, по коридору на втором этаже и посмотри, попытайся увидеть, где ты допустил халатность в своей работе.

— Да, сэр, — сказал Дортмундер в спину Холлу, потому как тот уже шагал в кабинет к Келпу, который был примерным мальчиком.

Коридор на втором этаже. Дортмундер уже подметил, что в доме, где живет Холл, коридор никогда не называет холлом. Но какое отношение имеет коридор — холл, черт его дери — к Дортмундеру? Он еще даже ни разу там не был, что он уже мог там сделать не так?

И он отправился наверх посмотреть, в чем же он мог так провиниться в месте, где никогда не был. С трудом он поднялся по широкой лестнице наверх, где простирался широкий холл, и везде двери были закрыты. Дортмундер начал с конца, пытался найти хоть какие-то подсказки, кукушка сказала «ку-ку» восемь раз, с опозданием на семь минут.

Коридор был практически пуст. Здесь стоял антикварный столик на трех ножках, на нем была лампа с искусным абажуром; тут же рядом с одной из закрытых дверей стояла пара черных ботинок-оксфордов, которые вовсе были не похожи на черные лодки, как у него; на стене висела картина, на который были изображены горы, облака и закат. А может и рассвет.

Дортмундер сначала прошелся вдоль одной стены коридора, потом обратно по другой стороне. Никаких собачьих какашек, не пролитых напитков, никакого летающего пепла. Что не так-то? Он дошел до лестницы, уставился в очередной раз на коридор, почесал затылок, и тут из одной из дверей вышла миссис Холл, она была свежа и прекрасна, но, когда заметила Дортмундера, рассердилась.

— Да, Рамзи?

— Меня сюда отправил мистер Холл, мэм.

— Зачем?

— Я не знаю. Он из-за чего-то разозлился и сказал, что я должен идти сюда.

— Хммм. Она вместе с ним еще раз осмотрела коридор, и тут она повернулась к нему с выражением лица а-ля «ну что же ты, в самом деле». — Ох, Рамзи, — покачала головой она. — И ты считаешь себя дворецким?

То же самое сказал ее муж, и эта фраза определенно не нравилась Дортмундеру. Как будто все пытались раскусить его прикрытие. Ему начинало казаться, что он что-то упустил из виду в тех тренировочных фильмах про дворецких. — Стараюсь, как могу, мэм, — учтиво ответил он.

— Туфли, Рамзи.

Он уставился на них. Вот они, стоят тут на полу, посреди коридора с правой стороны. — Это не я, мэм.

— Ну, конечно, не ты, Рамзи. Теперь она уже и вправду не знала, что думать. — Их сюда выставил мистер Холл.

— Ох.

— Знаешь, зачем, Рамзи?

— Их нужно отнести в мастерскую?

— Рамзи, поверить не могу, что ты был дворецким у…

— В посольстве у нас не было ничего связанного с обувью, мэм.

Она со скептицизмом посмотрела на него. — А кто полировал туфли посла?

И тут до него дошло. Босс выставил свои туфли в коридор; ночью дворецкий тихонько приходит, забирает туфли к себе в комнату, полирует их там, а потом так же тихонько ставит их туда, где их забрал, только уже отполированные, как шары для боулинга.

И почему он этого не знал? И кто полировал туфли посла? — Денщик, мэм, — ответил Дортмундер, до конца не понимая значения этого слова. — Военный. Он занимался такими делами. Галстуки завязывал, ботинки полировал, и все такое. Специалист в своем деле, мэм.

— Ну, в таком случае, начинай привыкать, что здесь все по-другому, — уже спокойнее сказала она. — Видимо нам никогда не понять людей из Восточной Европы. Мы как-то всегда крутились в районе Трансильвании.

— Да, мэм.

— Тогда почисти их сейчас, — сказала она, указывая плавным жестом на туфли. — И убедись, что с этого момента ты знаешь все свои обязанности.

— Будет сделано, мэм, — пообещал Дортмундер.

* * *

Можно было подумать, что теперь-то уж точно все, но нет уж. Когда он спускался вниз с туфлями — не такими уж и грязными, на самом-то деле — на первом этаже стоял Холл, явно ожидавший его. Когда он увидел туфли, висящие на пальцах Дортмундера, он с сарказмом ухмыльнулся. — Что ж, все-таки инициатива имеет место быть, не так ли?

— Простите, сэр, — выдавил из себя Дортмундер, представляя себе, как он берет по ботинку в каждую руку и каблуками с размаху дает этому сукину сыну по голове. — В посольстве все было иначе, сэр, — объяснил он. — С этого момента буду ответственней.

— Как воодушевляет, — с издевкой ответил Холл, после чего, когда Дортмундер уже потопал в свою коморку, где и нашел все средства для полировки обуви, он снова обратился к нему: — Бывший хозяин умер, так? Как думаешь, может от того, что носил грязные ботинки?

— Нет, сэр, — промямлил Дортмундер — все, что смог выдавить из себя.

Еще больше повышая голос, Холл приказал:

— Принеси мне их в кабинет, когда они, наконец-то, будут чистыми.

Он понимал, что это значит: значит будет проверка белыми перчатками. — Сэр, — кивнул он и ушел.

* * *

В конечном счете, ему всего лишь дважды пришлось возвращаться и дочищать туфли, хотя еще после первого раза он мог видеть в них свое отражение. По итогу — всего три раза. Пока Келп самодовольно, но с некоторым удивлением смотрел на все происходящее из дальнего угла кабинета, Холл в очередной раз критичным взглядом осмотрел туфли и неохотно сказал:

— Думаю, сойдет. Теперь ты знаешь, что нужно с ними сделать, Рамзи?

— Поставить у вашей двери, сэр. Там, откуда я их забрал.

— Молодец, — похвалил Холл. — Даю тебе третий разряд дворецкого пока что.

— Спасибо, сэр.

Дортмундер развернулся, держа в руке блестящие туфли, но Холл сказал своим холодным тоном:

— Я еще не закончил.

Ох. Дортмундер повернулся к нему, поднял голову и вопросительно поднял бровь:

— Да, сэр?

— Сегодня, в два часа приедет инструктор по верховой езде с лошадьми, — сказал Холл. С поста тебе позвонят. Пойдешь к двери ждать его появления. Когда он доедет до дома, скажешь ему, чтобы ждал на улице, потом подойдешь ко мне и доложишь о его приезде.

— Да, сэр.

— Это все. Исчезни.

Дортмундер вновь вскарабкался по лестнице и поставил туфли туда, откуда их забрал. Лошадь, с тренером. Теперь он представил себе, как Холл сидит верхом на лошади, повернулся, чтобы услышать, что ему говорит инструктор, и бьется головой о ветку дерева. Об очень, очень толстую ветку.