Дортмундер смотрел на коня. Конь смотрел на Дортмундера.
— Уродливая скотина, — прокомментировал Дортмундер, а конь закатил глаза, не веря своим ушам.
— Не этот, — прошептал лысый старик. — Мы ищем вороного жеребца.
— Ага, в темноте, — Дортмундер даже рукой вокруг повел. — В любом случае, для меня все лошади на одну морду.
— Неважно, как они выглядят, главное — как они бегают. А Переплет может бежать, словно у него в заднице мотор. Вот почему среди этих кляч мы его не найдем. Наверняка Переплет где-то там в нижних конюшнях.
Вот что раздражало Дортмундера, так это клички, которые дают лошадям. Локоть Эбби, Хватит болтать, Жуткая встреча, Переплет. Если вы идете на бега, знайте — там о лошадях думают в последнюю очередь, потому что этот поход скорее предполагает стаканчик пива, ставку, общение и немного шуточек, вроде: «Мне повезет — у меня есть наличка!», так что не имеет никакого значения, ставите вы свои кровные 30 баксов на коня по кличке Железный Великан или как-то еще, вам все равно придется ждать, общаться на свежем воздухе, пока все эти скакуны не сделают пару кругов, прежде чем вы узнаете, выиграли или нет. Но здесь, в темных дебрях Нью-Джерси, на ранчо почти в 60 милях от Нью-Йорка, окруженный этими большими, нервными созданиями, фыркающими и топочущими, с вытаращенными глазами; здесь, среди этого влажного и вонючего воздуха, шагая по грязи, а то и чему-то похуже; именно здесь Дортмундера больше всего раздражало, что эти шерстяные бочки на ножках имели особо витиеватые имена — Месть Пикассо, как вам?
Откуда-то из темноты, в густом воздухе раздался приглушенный голос Энди Келпа:
— Надо идти дальше. Я слышал там что-то вроде: «Хр-фр-хр-фр».
— Это фыркают лошади, — прошептал старик.
— Да хоть харкают! — прошипел Келп. — Давайте уж все сделаем побыстрее и свалим отсюда! Я городской парень!
Нетерпение и нервозность в голосе Келпа звучали музыкой для ушей Дортмундера. Ведь именно Келп притащил его сюда, так что если уж Дортмундер страдает, то мысль, что его лучший друг тоже не в своей тарелке, приятно грела.
Этот вечный оптимист Келп познакомился с лысым, которого звали Хирам Рэнгл, и притащил его в «Бар-энд-гриль» на Амстердам Авеню познакомиться с Дортмундером и обсудить условия возможной сделки.
— Я работаю на одного парня, — сказал Хирам Рэнгл своим скрипучим голосом, подозрительно буравя их блекло-голубыми глазами. Лицо у него было коричневое, со старческой сморщенной кожей. — Но имя я вам не скажу!
— И не надо ничего говорить! — легко согласился Дортмундер.
Он был немного не в духе оттого, что в последнее время не все шло гладко, и эта встреча не была его идеей. Сегодня в баре завсегдатаи спорили о последних достижениях в психотерапии.
— Это называется «версия А» и она способствует определению способов понимания женщин.
— Мне нравится мой способ, — ответил тогда Дортмундер, и вот он сидит рядом с этим лысым старикашкой, тощим маленьким типом в оленьей куртке и фланелевой рубашке, в вельветовых брюках и желтых ботинках, таких огромных, что в них наверное «хонда» поместится. И этот старикан еще заявляет ему, что он скажет, а что нет!
— Вы, ребята, вообще можете пойти поболтать с толпой у стойки, мне плевать, — заявил Дортмундер и поднял бокал с бурбоном.
— Да, ладно тебе, Джон! — мирно сказал Келп. Он явно желал, чтобы сделка состоялась.
— Это выгодное дельце для всех. Пускай Хирам расскажет тебе.
— Он же сказал, что не хочет рассказывать.
— Мне просто надо быть осторожней, — оправдывался старик, потягивая пиво «Цин-Дао».
— Тогда и не начинай, — посоветовал ему Дортмундер.
— Давай рассказывай, Хирам! Ты же для этого пришел.
Хирам вздохнул, опустил свой стакан и произнес:
— В общем, дело в том, что мы хотим спереть лошадь.
Они хотят украсть лошадь! Суть в том, что этот старикан работал на одного парня, который всегда был полон различных идей и замыслов. Одна из его долгоиграющих афер включала в себя скакуна Переплета. Дортмундер вспомнил, что когда-то он на него пару раз ставил и проиграл. Видимо, это был тот самый редкий случай, когда Переплет проигрывал гонку. Как оказалось, скакун, на котором многие зарабатывали миллионы (а Дортмундер умудрился проиграть свои копейки), в нынешнее время находится на пенсии, как сказал старый мошенник, и с другими лошадьми пасется на зелененькой травке недалеко от Шорт-Хиллз, Нью-Джерси.
— Если они низкие, то почему их называют возвышенностью? — вдруг стало интересно Дортмундеру.
Он хотел было еще что-то спросить, но старик не слушал его и продолжал свой рассказ о том, что время от времени владельцы кобыл платят владельцам Переплета за то, чтобы он погулял с их девочками. Вроде как существует теория, что если от быстрого скакуна родятся детки, то они тоже будут такими же быстрыми. И эта теория позволяет делать большие деньги.
В общем, у этого интригана, анонимного босса Хирама Рэнгла, есть несколько неплохих лошадок, но не таких высококлассных, как Переплет. Вот он и задумал украсть его и свести со своими кобылками, а потом, когда будут жеребята, записать их отцом какого-нибудь слабого коня. Затем, когда они подрастут достаточно, чтобы участвовать в бегах, а это всего-то каких-то пару лет, их шансы на победу будут не ахти какие из-за их предполагаемого происхождения. Но реально-то они детки Переплета, и бежать будут как бешеные, на чем этот аферист, их владелец, и собирается заработать свой куш. Конечно, через пару месяцев их рекорды на дорожке станут явными, но к тому времени этот прохиндей уже поимеет что хочет. Если трое-четверо таких детишек будут участвовать в гонках хотя бы раз в год, и если еще лет пять-шесть Переплет будет становиться папашей, то у этого парня, как говорится, реально далекие перспективы.
Келп подытожил все это по-своему:
— Это как «Принц и нищий», когда не знаешь, что на самом деле твой отец — король.
— Я-то думал, мы тут про лошадей говорим, — отозвался Дортмундер.
Келп покачал головой.
— Ты никогда не был романтиком.
— Оставлю это Переплету, — невозмутимо ответил Дортмундер.
В любом случае, ложка дегтя в этой бочке меда все же обнаружилась. Оказалось, что этот хитроумный парень, жулик и мошенник, никогда за всю свою карьеру не совершал ни одной настоящей кражи. У него был план, у него были кобылки на собственном ранчо, у него были деньги, чтобы делать ставки по крайней мере три года подряд, но единственное, чего ему не хватало, и к тому же он не знал, как это достать, — это скакун Переплет. Так или иначе, его наемник Рэнгл нашел Энди Келпа, который в свою очередь сказал, что его друг Джон Дортмундер — именно тот, кто может спланировать и осуществить такое деликатное и необычное ограбление, как это. Поэтому встреча и состоялась в баре, где сейчас завсегдатаи спорили: могут ли завидовать размеру пениса не только мужчины, но и женщины? Как они могут это делать? С чем они сравнивают?
— Я вам больше скажу, — продолжал старик. — Мой босс заплатит 20 тысяч долларов. Не мне, я уже свое получил. Тем, кто мне поможет в этом деле.
— Десятка налицо, Джон, — отметил Келп.
— Я умею делить на два, Энди.
А также Дортмундер умел делить на ноль, как в последних нескольких операциях, — просто небольшая цепь неудач, и говорить не о чем — что и заставило его кивнуть и согласиться:
— Ладно, посмотрю на эту вашу лошадь.
Вот почему он теперь здесь, в Нью-Джерси знойной ночью, утопает по щиколотку в чем-то теплом и мягком, слушает, как Энди подражает лошадиному ржанию, и в конце концов принимает решение, что пришло время найти нужное животное и побыстрей убраться отсюда к черту.
Потому что Переплет находился, образно говоря, в тюрьме. Фактически — ферма с полями под открытым небом, но все-таки тюрьма — с высокими заборами, с воротами на замке и довольно сложным маршрутом от входа до выхода. А влезть в лошадиную тюрьму ничуть не легче, чем проникнуть в тюрьму для людей, особенно если лошади к тому же ценные.
Ц-Е-Н-Н-Ы-Е. Когда Келп показал Дортмундеру статью из спортивной колонки «Дэйли Ньюс», где написали, что Переплет застрахован на 1 000 000 долларов, Дортмундер воскликнул:
— Миллион баксов? Чего мы тогда взялись за десять штук? Почему бы нам не иметь дело со страховой компанией?
— Я уже думал об этом, Джон, — сказал Келп. — Но вопрос в том, где бы мы его держали, пока ведем переговоры? Ты же знаешь, у меня однокомнатная квартира.
— И я точно знаю, что Мэй не разрешит его держать у нас дома, — вздохнул Дортмундер. — Ладно, сработаем и за десять.
Это было на прошлой неделе. А на этой они с Келпом и стариком проехали на арендованном «форде» через туннель Холланд, пересекли Нью-Джерси до Шорт-Хиллз и добрались до места. На краю проселочной дороги, утопающей в августовской зелени, стоял скромный, в колониальном стиле, знак с надписью «Ранчо „Йерба-Буэна“», указывающий на асфальтовую дорогу, что взбегала вверх по невысокому холму к небольшому белому зданию, виднеющемуся среди деревьев. Сидящий за рулем Келп свернул на эту дорогу, просто чтобы посмотреть что там. А там, где-то на полдороги к дому, они увидели по обе стороны белую металлическую ограду, и дальше, за домом тоже заметны были белые полосы этой ограды. К ним приближался молодой красавец в джинсах и футболке с рисунком лошади на ней. Он улыбнулся Келпу, остановившему машину.
— Помочь, ребята? Это частная дорога.
— Мы ищем Хопатконг, — ответил Келп.
Он назвал это место только потому, что видел такой указатель на шоссе, и название показалось ему смешным. И, конечно же, ему пришлось выслушать 18-минутную лекцию на тему «Как добраться до Хопатконга?»
Затем они вернулись на главную дорогу, повернули направо, поднялись на очень крутой холм, откуда ранчо было видно как на ладони, словно смотришь на бильярдный стол с белыми бортами.
Ранчо было довольно обширным. Неправильной формы поля все были огорожены этими белыми заборами и соединялись узкими грунтовыми или асфальтовыми дорожками. Кое-где темнели группки кустов или деревьев, будто кнопки на обивке дивана. Плюс к этому около десяти коричневых или белых амбаров и сараев были разбросаны позади основного дома. Они увидели около 30 пасущихся лошадей и светлый пикап, который курсировал по территории туда-сюда.
— Будет нелегко, — произнес Дортмундер.
Келп прекратил фотографировать ранчо.
— Нелегко? — с изумлением переспросил он. — Да я ничего легче не видел! Ни сигнализации, ни вооруженной охраны, ничего даже похожего на это.
— Лошадь в карман не спрячешь. И как ты подъедешь туда незамеченным? — не согласился Дортмундер.
— Я его выведу, — подал голос старик. — Это несложно, я знаю лошадей.
— Ты их знаешь? — Дортмундер махнул в сторону пастбища. — Там стадо лошадей.
— Я узнаю Переплета, когда увижу, не волнуйся.
Вот и пришло время выяснить, было это пустым бахвальством, или старик знал, о чем говорил. Пользуясь снимками ранчо, которые сделал Келп, атласом дорог и топографической картой (от всего этого у Дортмундера голова разболелась), Джон разработал оптимальный маршрут, самый простой способ проникнуть на ранчо и тихо уйти оттуда. Начинался он с узкой дороги на задворках, которой редко пользовались, затем надо было пройти через чей-то сад к дальней части забора позади главного здания, снять пару секций с ограды. Старик должен найти Переплета и вывести его за пределы. Выйдя с конем, они должны поставить на место забор, чтобы запутать возможное преследование. Хирам взял напрокат пикап и фургон для перевозки двух лошадей. Дортмундер с Келпом никак не могли поверить, что им приходится работать с человеком, который вместо того, чтобы угнать нужный транспорт, берет его напрокат. Так они и оказались здесь в жаркую темную ночь.
Ну где же этот Переплет?
Может, его увезли куда-нибудь на свидание с горячей кобылкой, чтоб не стоял без дела, а зарабатывал деньги?
Старик настаивал, что этого не может быть, так как у его неизвестного босса есть источник, благодаря которому он уверен, что сейчас Переплет должен быть именно здесь, на отдыхе между свиданиями.
— Он где-то в одной из этих конюшен, — прошептал старик, описав рукой такой широкий круг, что стало понятно — где-то на планете эта конюшня все же есть.
— Я опять слышу, как они это делают, — сказал Келп, и озвучил то, что слышит. — Фрр-фрр.
— Они фыркают, — пояснил старик. — Непородистых оставляют на улице на ночь, если погода хорошая, но Переплет всегда ночует в стойле. Так он не заболеет. Идем сюда.
Они пошли дальше, и Дортмундеру все меньше и меньше нравилась эта конюшня. Он предпочитал думать о себе как о профессионале, а профессионал всегда найдет единственно верное решение проблемы, в отличие от любителя, так что эта работа не должна отличаться от любой другой, которой он гордится. Тащиться с холма на место, например, гораздо менее интересно, нежели войти в банк или ювелирный магазин в виде курьера с посылкой для мистера Хатчисона.
— Здесь нет никакого мистера Хатчисона!
— Вы уверены? Позвольте позвонить своему диспетчеру.
И далее в том же духе. Осматривая каждый миллиметр, готовясь к будущему делу.
На ранчо не придешь с посылкой для лошади.
Да и номер телефона лошади не достанешь, не повесишь на нее электронный жучок, не сделаешь макет лошади, чтобы оставить его вместо нее. В ней не получится высверлить дырку или прокопать туннель с двух сторон. На ранчо ничего не взорвешь, чтобы в суматохе пожара сбежать по крыше. Просчитать поведение лошади невозможно.
Хотя, наверное, просчитать можно, но не так досконально, как это обычно делает Дортмундер.
Который в этот момент считал, что похищение лошади все меньше напоминает то, о чем пишут в газетах: «хорошо спланированное профессионалами ограбление», и все больше становится похожим на воровство газонокосилки с заднего двора. Своего рода позор для профессионала.
— Смотри, куда идешь, — прошипел старик.
— Уже поздно, — ответил Дортмундер.
О жизни на ферме Дортмундер знал из рекламы маргарина по телевизору, картинок на сигаретных пачках и фото в журналах. Это место совсем не было похоже на то, как он себе представлял сельское хозяйство: ни тебе трехэтажных красных амбаров, ни коней, несущихся во весь опор между огромными валунами. Здесь были только длинные, низкие коричневые сараи, расставленные между огороженными пастбищами. Все это вообще напоминало Дортмундеру фильмы о лагерях времен Второй мировой — неутешительное зрелище.
— Он в одном из этих трех сараев, — сказал старик. — Я уверен.
Они вошли в длинное здание с широкой бетонной дорожкой посередине, закиданной сеном и навозом. С потолка свисали голые лампочки и тускло освещали стойла справа и слева. И почти две трети из них не пустовали.
Это был первый сарай, через который они шли, так что Дортмундер узнал кое-что новое о лошадях: 1 — они пахнут; 2 — он никогда раньше не встречал никого, кто бы так громко дышал; 3 — они не спят, даже ночью; 4 — они не сидят; 5 — они проявляют любопытство к людям, которым нужно пройти мимо, и наконец 6 — у них необычайно длинные шеи. Когда с обеих сторон одновременно к нему высунулись морды лошадей, которые морщили свои черные мясистые губы и показывали жуткие квадратные зубы, похожие на могильные плиты, сопя и фыркая прямо в лицо Дортмундера, Джон понял, что дорожка на самом деле не так и широка, как казалось.
— Господи! — прошептал Келп. Не часто он говорил такие вещи.
Здесь, конечно же, Переплета не было. Они перешли на другую сторону, и снова Дортмундер ощутил на лице влажное, теплое дыхание любопытных лошадей. Трое злоумышленников шли, вглядываясь в темноту, а позади них раздавалось тихое ржание и фырканье потревоженных этим ночным визитом животных. Вдалеке из окон главного дома, как и в ближайших конюшнях, лился слабый свет.
— Он должен быть или в этом сарае или вон в том, втором, — махнул рукой лысый.
— И какой ты хочешь проверить первым? — поинтересовался Дортмундер.
Старик подумал и указал:
— Этот.
— Значит, он будет в другом. Туда сначала и пойдем, — решил Дортмундер.
Старик внимательно посмотрел на него.
— Ты что шутишь или как?
— Или как.
И, как позже выяснилось, он был прав. Третьим слева стоял Переплет собственной персоной. Большой, высокомерный жеребец, с узкой мордой и в черной гладкой попоне. Он отпрянул и уставился на людей с отвращением.
— Это он, — сказал старик. Что и подтвердила маленькая табличка, прибитая к воротам стойла.
— Наконец-то, — выдохнул Келп.
— Не так уж долго мы его искали. Сейчас я надену уздечку.
Старик отвернулся и вдруг напряженно застыл. Затем оглянулся на двери конюшни.
— Кто-то идет, — резко прошептал он.
Быстро сориентировавшись, старик рывком открыл ворота в другое, не туда где стоял Переплет, стойло и, схватив своей костистой лапой локоть Дортмундера, толкнул его внутрь. Одновременно с этим он зашипел на Келпа:
— Давай внутрь! Залазь!
— Здесь кто-то уже есть! — в ответ прошептал Дортмундер, имея в виду коричневую лошадь, которая уставилась в абсолютном недоумении на непрошеного гостя.
— Некогда! — отрезал старик, пропихнул Келпа внутрь стойла и захлопнул ворота в тот самый момент, когда свет в конюшне загорелся ярче.
— Эй, парни! Что происходит? — произнес чей-то голос.
Нас застукали, подумал Дортмундер и отчаянно стал придумывать причину, по которой он мог бы оказаться в стойле с этой гнедой лошадкой посредине ночи. Но тут он услышал продолжение.
— Думал, вы уже все спатки завалились.
Он говорит с лошадьми! — мысленно обрадовался Дортмундер.
— Кто-то вам помешал? Птичка залетела?
Что-то в этом роде, — ухмыльнулся про себя Дортмундер.
— Или крыса залезла?
Человек приближался. Тихий и ровный звук знакомого для лошадей голоса успокаивал их.
Всех, кроме одной — той самой гнедой лошади, в стойле которой толпились Дортмундер, Келп и старый лысый мошенник. Конь, конечно, не кричал во весь голос: «Сюда, хозяин! Сюда! Они все здесь!» Но было очень похоже. Он фыркал, пыхтел, тряс головой и постоянно переставлял ноги, как какой-то чертов танцор из кордебалета. Пока Дортмундер сотоварищи сидели на корточках в дальнем конце стойла, прямо за крупом этого волосатого позера, и боялись завалить деревянное перекрытие, обладатель голоса подошел ближе, приговаривая:
— Эй, Баламут, в чем дело?
Баламут, — подумал Дортмундер, — я мог бы и догадаться.
Мужчина стоял теперь, протянув руки к лошади и позволяя Баламуту слюнявить лицо.
— Ну вот, все нормально, Баламут, все хорошо.
Ко мне ворвались! — возмущенно фыркал в ответ конь и с остервенением хлестал Дортмундера по лицу своим хвостом.
— Ну-ну, успокойся, крепыш!
Ты посмотри на меня! Разве у меня когда-нибудь было 10 ног?
— Спокойно, парень. Все уже успокоились.
Это потому что у них не сидят эти…
— Хороший Баламут. До завтра, крепыш.
О, боже, о, боже, боже, боже! — бормотал Баламут, изо всех сил стараясь наступить на ноги всем троим сразу.
Владелец голоса наконец ушел, и лысый быстро что-то кинул Баламуту. Как по волшебству, это его успокоило. Лишь только свет снова превратился в спокойный полумрак, а звук шагов стих, Баламут по очереди всех осмотрел и улыбнулся, словно заявляя — мне всегда хотелось иметь соседей по комнате!
— Как ты это сделал? — удивился Келп.
— Сахар. Я принес несколько кусков сахара специально для него, но не успел сунуть ему из-за этого мужика.
Кусочки сахара. Дортмундер посмотрел на старика с уважением — вот человек, который идет на дело подготовленным!
— Ладно, давайте уже вытащим Переплета отсюда и сами уберемся, — сказал старик, и стал толкать коня, как какой-нибудь диван, очищая себе путь из стойла.
— И я того же мнения, — тут же согласился Дортмундер, но выйти ему не удалось — круп лошади буквально пригвоздил его к стене. — Ты не подвинешь Баламута подальше?
— О, конечно!
Хирам толкнул лошадь сильнее, и Дортмундер выскочил из стойла, уворачиваясь от мокрого носа Баламута. Келп закрыл ворота стойла, и Хирам пошел выбирать уздечку для Переплета. Найдя то, что нужно, он подошел к Переплету и ласково обратился к нему:
— Иди сюда, парень. У меня есть для тебя что-то вкусненькое.
Переплет явно был другого мнения. Это вам не какой-нибудь Баламут, его так просто не заманишь. Он лишь взглянул из своего стойла на Хирама, и в глазах его читался вопрос: Разве мы знакомы?
— Иди ко мне, малыш. — Хирам настаивал мягким голосом, показывая на раскрытой ладони уже не один кусочек сахара, а целых два. — У меня что-то есть для тебя.
В соседнем стойле Баламут с некоторым беспокойством наблюдал за этим действом, вытянув шею. Меня что, надули за один несчастный кусок сахара?
Именно это внимание и сработало. Переплет, услышав своего соседа, наконец сообразил, что, заигравшись, можно не получить приз. Тряхнув головой, он грациозно и с достоинством приблизился, пригнул голову и облобызал ладонь старика, да так, что кусочки сахара моментально исчезли. В это время старик, что-то ласково приговаривая, свободной рукой нежно погладил его нос, почесал за ушами и аккуратно направил коня в нужную сторону.
Дортмундеру пришлось признать, что сделано это было идеально. Первое, что узнал от старика этот конь — это сладкий сахар во рту, а на шее уже затянута уздечка, и Хирам спокойно наматывает ее себе на руку.
— Хороший мальчик, — похлопывая по шее коня, приговаривал старик и открывал ворота стойла.
После всех этих реверансов Переплет оказался совершенно спокойным животным. Под прощальное ржание Баламута и еще нескольких жеребцов Хирам вывел Переплета из конюшни. Дортмундер и Келп держались к ним поближе, а Хирам сейчас уже не был похож на какого-то старого прощелыгу, а наоборот, вел себя как человек, знающий свое дело. Так они в легком темпе направились подальше от фермы, через поля.
Ограждение по всему периметру фермы состояло из двух горизонтальных балок, одна на уровне груди, вторая чуть выше колен, ввинченных в столбы. Прокладывая путь сюда, Дортмундер и Келп вынули перекладины из трех чередующихся заборов, потому что старик сказал, что Переплет не будет их перепрыгивать.
— А я-то думал, кони прыгать умеют, — сказал тогда Дортмундер. На что старик ему ответил:
— Только скакуны.
Дортмундер этим не удовлетворился, но решил не обращать внимания.
Уходя с фермы, Хирам вместе с Переплетом терпеливо ждали, пока Дортмундер и Келп вставят обратно в пазы перекладины первого забора. Они чертыхались шепотом друг на друга, пытаясь в темноте попасть этими чертовыми палками в нужные отверстия. И, шагая дальше, Келп бормотал:
— Ты мне чуть палец не оторвал!
А Дортмундер шипел ему в ответ:
— Подожди, вот выйдем на свет, и я покажу тебе глубокую рану на своем запястье!
— Но-но, мой мальчик! — Хирам в это время успокаивал Переплета.
По полю гуляли другие лошади, и Переплет все порывался пойти с ними порезвиться, но старик крепко держал узду в руке, тащил коня и угощал сахаром, стараясь придерживаться правильного направления. Другие лошади подходили ближе, заинтересованно разглядывая ночных гостей. Дортмундер с Келпом прилагали усилия, чтобы не сбиться с пути и не потерять из вида старика с конем. Пять или шесть жеребцов толкались рядом, врезаясь в друг друга, утыкаясь мордами в шеи Дортмундера и Келпа, отвлекая и замедляя их.
— Эй, подожди! — тихо крикнул Дортмундер.
— Надо отсюда сваливать! — не замедляя хода ответил Хирам из темноты.
— Хирам, мы потеряемся! — в страхе шипел Келп.
— Хватайте его за хвост, — предложил старик, не останавливаясь.
Дортмундер удивился.
— Ты про коня, что ли?
— А про кого еще? Он не будет возражать.
Голос старика уже удалялся. Стало невозможно разглядеть среди других лошадей самого Переплета.
— Да поможет нам бог! — произнес Келп и рванул вперед с поднятыми руками, защищаясь от толкущихся животных.
Дортмундер последовал за ним, не найдя другого выхода. Они схватили Переплета за кончик хвоста, и дальше путь уже был полегче, хотя было чрезвычайно оскорбительно тащиться вперед, держась за конский хвост.
У второго забора лошадей оказалось еще больше. Так много, что поставить перекладины на место не представлялось возможным.
— Черт все это побери! — выругался Дортмундер. — Давай, просто иди! Давай же!
Он дернул за хвост коня, который вовсе не был Переплетом, когда тот вдруг резко рванул вперед, развивая скорость, наверное, миль 90 в час, и первые 8 дюймов тащил за собой Дортмундера, пока Джон не сообразил, что нужно разжать пальцы. Дортмундер чуть не упал лицом в липкую грязь, но удержался на ногах и, озираясь по сторонам, зло пробормотал:
— Куда все на хрен подевались?
Вокруг над ним ржали и фыркали лошади. Откуда-то из этой кучи животных раздался тихий голос Келпа:
— Здесь!
Небольшой отряд снова собрался вместе, и на этот раз Дортмундер уже схватил нужный хвост.
Лошадей стало еще больше. Хирам пожаловался, что у него кончается сахар, так как ему пришлось отвлекать самых назойливых и агрессивных животных. Но Дортмундер и Келп советовали лошадям, сующим свои мягкие влажные носы к ним в карманы и подмышки:
— У нас нет чертова сахара! Спрашивайте у того парня впереди!
Наконец они добрались до последнего забора, где Хирам вдруг остановился и воскликнул:
— Вот черт!
— Не надо никаких «Вот черт!», — прошептал Дортмундер. Проводя по хребту лошади, он добрался до головы и увидел, что Хирам стоит и смотрит на тот самый последний забор. Так как этот забор — граница частных владений, то они решили не вынимать перекладины из пазов, а просто вынуть крепежные гвозди из вертикальных столбиков. И теперь увеличившееся стадо своим напором скинуло перекладины, и в заборе появился просвет футов этак в двенадцать. Каждую секунду лошади прибывали и исчезали в темном провале в неизвестном направлении.
— Что теперь? — спросил Дортмундер.
— Яблоки, — невесело сказал Хирам.
— Какие еще яблоки? У меня нет никаких яблок!
— У них есть. Если что они и любят больше сахара, так это яблоки. А это, — он с отвращением махнул подбородком в темноту, — яблоневый сад.
— А это, — вставил Келп, — сирена.
Он был прав. Вдалеке раздался звук сирены, затих и потом снова прозвучал, но уже ближе.
— Как в городе, — с ностальгической ноткой произнес Дортмундер.
— Это не их огни там, на дороге? — спросил Келп.
Свет далеких фар осветил множество лошадиных голов, тянущих свои морды к зеленым яблокам на ветках.
— Прямо за фургоном, ты хотел сказать, — поправил Дортмундер.
Сирена отчетливо взвыла, стихла, и над полем сразу стали слышны крики многих людей.
— Потрясающе! — сказал Дортмундер.
— Это наверное владелец этого сада, — предположил Хирам.
— Он, наверное, живет, — предположил Келп, — в том доме через улицу, где мы припарковались.
— Через дорогу, — поправил его Хирам.
— Без разницы, — отрезал Келп, — думаю, это он вызвал полицейских.
Красные и синие мигающие огни, казалось, все приближались, и Дортмундер отметил:
— Копы.
— Короче, до фургона нам не добраться, — подытожил Хирам. Он обернулся, вглядываясь за спину Переплета, и добавил, — и назад нам не пройти.
Дортмундер тоже обернулся и увидел еще больше огней, только теперь у главного здания фермы и в нескольких конюшнях. Наверное, этот шум привлек внимание, или же, что правдоподобней, владелец сада позвонил владельцу фермы, чтобы сказать пару ласковых о том, как его лошади жрут чужие яблоки.
В любом случае их зажали в тиски — с одной стороны садовники, с другой — копы, и сзади конюхи. Они все неумолимо движутся к одной точке — туда, где Дортмундер с Келпом и Хирамом стоят возле Переплета.
— Возможен только один выход, — сказал Хирам.
— Только один? — удивился Дортмундер.
— Пора отсюда уезжать.
— Хирам, нам же не добраться до фургона, — напомнил Келп.
— Не на машине, а на лошади, — ответил Хирам и быстро запрыгнул на голый круп Переплета. Конь поразился такому нахальству, вполне возможно, что это даже оскорбило его.
— И в горы, — добавил Хирам, покрепче ухватывая узду.
— Я не езжу верхом, — возмутился Дортмундер.
— Самое время научиться, — неприятным голосом посоветовал Хирам.
Он наклонился к самым ушам Переплета, сдавил каблуками его бока и крикнул:
— Ну, давай, мой мальчик!
— Я не поеду ни на какой лошади! — категорично заявил Дортмундер.
Со стариком на спине Переплет подошел к ближайшей яблоне и стал преспокойно жевать яблоки.
— Давай же! Шевели копытами! — вопил Хирам, размахивая уздой и пиная ботинками бока непослушной чистокровки. Лучи фонарей уже выхватывали его очертания среди яблоневой листвы.
— Мне никогда не везло с лошадьми, — заметил Дортмундер.
Прямо перед ним разворачивалась масштабная сцена растущего хаоса: сирена по-прежнему оглушительно вопила; кони разбрелись по саду, смакуя яблоки; тут и там беспорядочно бегали люди, орали и размахивали руками, пытаясь увести лошадей домой. А, поскольку зеленые яблоки не задерживаются в желудке лошади надолго, люди к тому же постоянно оскальзывались в навозе и падали. Хирам попытался спрятаться в ветвях яблони, с которой Переплет срывал плоды, но ослепленный фонариками приближающихся копов свалился с дерева прямо на одного из них, а тот от неожиданности рухнул на землю. Люди падали. Кони ели. Тут и там темноту прорезали лучи фонарей. За сломанным забором за всем этим без удовольствия наблюдали Дортмундер и Келп.
— Напоминает метро, — прокомментировал Дортмундер.
— Грузовик едет, — сказал Келп.
С территории ранчо приближались два больших светлых пятна фар.
— Мне нравятся грузовики, — сказал Дортмундер и двинул в сторону фар.
— Джон, ты что-то придумал? — догоняя товарища, спросил Келп.
Когда Дортмундер поравнялся с грузовиком, он принялся махать руками, останавливая машину. Из кабины высунулся сонный парень.
— Вы кто такие, черт возьми?
— Ваши проклятые лошади жрут наши чертовы яблоки! — гневно прокричал Дортмундер.
Парень ошалело смотрел на него.
— Ты не Рассуиндер!
— Я работаю на него, усек? И он зол как сто чертей! Там нужен свет, и он послал нас за портативным генератором. У тебя же есть портативный генератор?
— Да, конечно… Но я собирался…
— Свет! — настаивал Дортмундер.
Мимо полусонные и полуодетые бежали работники ранчо, принимая Дортмундера и Келпа за своих. Они ведь беседовали с водителем грузовика!
— Там ни черта не видно! И мистер Рассуиндер сильно сердится!
Молодой человек сообразил, что сейчас самое время работать совместно с соседями, поэтому сказал:
— Ладно, залазь.
— Мы в кузове поедем, — сказал Дортмундер, и они с Келпом запрыгнули в кузов, застеленный свежим сеном. Глаза Келпа светились надеждой. Грузовик сделал широкий круг и поехал назад к ранчо.
Грузовик, по-видимому, возомнил себя скакуном: всю дорогу взбрыкивал и подскакивал, словно желая скинуть с себя седоков. Вцепившись руками и ногами во все, что только можно, Дортмундер, глядя через плечо на яблоневый сад, который сейчас напоминал средневековое побоище, произнес:
— Больше никогда в жизни!
Ба-бах! Грузовик резко свернул с поля на грунтовую дорогу и понесся к сараям.
— В этот раз я не виноват, — сказал Келп.
Дортмундер взглянул на него и ответил:
— Это почему же не ты?
Ковбой, что сидел за рулем, в этот момент со всей дури ударил по тормозам, грузовик развернулся бортом к коричневой стене ближайшего сарая и встал в миллиметре от нее. Дортмундер спрыгнул из кузова, ошалело озираясь. Из кабины выскочил сумасшедший водитель, крикнул:
— Генератор здесь! — и скрылся.
Дортмундер на дрожащих ногах помог спуститься Келпу на землю, и они вместе влезли в кабину грузовика. Усаживаясь на пассажирское сидение, Дортмундер зло сказал:
— Я бы его задавил.
Келп уселся за руль. Двигатель работал, так что он просто переключил передачу и поехал оттуда быстро, но не рискуя. Сейчас не время рисковать.
На трассе Дортмундер заметил:
— Слева — сад, так что лучше свернуть направо, на холм.
И они поехали на холм. Когда они поравнялись с тем местом, откуда недавно наблюдали за ранчо, Келп притормозил и воскликнул:
— Смотри!
Внизу все сверкало огнями, как в День Независимости. Сине-красные огни полицейских и пожарных машин смешивались с огнями фонарей, фонариков и фар. Тут и там носились кони и люди. В каждом здании горел свет.
— Просто посмотрим, — сказал Келп и вышел из кабины.
Дортмундер не спорил. Это было воистину захватывающее зрелище, к тому же они тоже приложили руку к этому действу. Они вместе подошли к краю дороги. В душном воздухе были слышны отдаленные крики и фырканье лошадей.
— Пора ехать, — наконец решил Дортмундер.
— Да. Ты прав.
Они вернулись к грузовику, где Келп удивленно воскликнул:
— Ну посмотри на это!
Он протянул руку и повернулся к Дортмундеру, улыбаясь и держа в руке уздечку.
— Думаю, мы ему понравились!
Дортмундер смотрел на животное, спокойно жующее уздечку.
— Это же он, так ведь?
— Он за мной шел. Можно я его оставлю? — широко улыбаясь, спросил Келп.
— Нет, — отрезал Дортмундер.
Удивленный Келп зашипел, будто не хотел, чтобы Переплет его услышал.
— Страховая компания, Дортмундер! Миллион долларов!
— Я не потащу краденного скакуна через туннель Линкольна! Это для новичков. К тому же нам его негде держать!
— В парке, — предложил Келп.
— На него могут напасть, его могут украсть, его могут найти!
— Мы можем найти кого-нибудь, у кого есть задний двор.
— И соседи. Энди, это не сработает. Все, хватит, прощайся со своим другом и поехали!
Дортмундер двинулся в сторону грузовика, но Келп остался стоять, сжимая уздечку в дрожащей руке и с выражением отчаяния на лице. Когда Дортмундер обернулся к нему, он произнес:
— Я не могу, Джон. Я просто не могу! Я держу в руке миллион долларов! Я не могу его отпустить.
Дортмундер сел за руль. Он посмотрел через открытую пассажирскую дверь на Келпа, стоящего с кожаной тесемкой, на которой с другой стороны находился миллион долларов.
— Я еду в Нью-Йорк, — весьма любезно произнес Дортмундер. — Ты едешь, или как?