Когда Дортмундер зашел в «Бар и Гриль» на Амстердам авеню без четырех минут шесть, Ролло, коренастый лысеющий бармен писал «Merry XM» какой-то белой пеной, возможно даже пеной для бритья, на очень пыльном зеркале в конце бара. А на другом конце бара собрались завсегдатаи и обсуждали имена оленей Санты.

— Я знаю первых, — сказал один из них, — сначала Флэшер, потом Лансер, потом…

— Подожди, подожди, — перебил его второй. — Что-то тут неправильно.

Дортмундер подошел к стойке бара чуть правее от этих завсегдатаев и встал прямо за Ролло, который очень сосредоточенно, со слегка высунутым языком возле левого уголка рта, и старательно выводил диагональную полоску рядом с буквой «M».

— Да? — спросил первый завсегдатай, — и где же я ошибся?

— Я думаю на Флэшере, — ответил второй.

В этот момент в их беседу встрял третий завсегдатай.

— Неа, на Лансере, — сказал он.

Ролло уже выводил следующую букву.

— И что ты хочешь этим сказать? — возмутился первый. — Что я оба имени, назвал неправильно?

Четвертый завсегдатай, который витал где-то в просторах космоса, а может его компанией были бутылки на баре, но вдруг он вздохнул и впервые за несколько дней заговорил:

— Руперт.

Все завсегдатаи с удивлением посмотрели на него. Ролло продолжал вырисовывать буквы.

— Что «Руперт»? — спросил второй.

— Олень Руперт, — ответил четвертый.

Третий, с некой долей презрения, спросил:

— Минуточку. Ты хочешь, сказать, что это вон тот с красным носом?

— Да!

— Вообще-то это не олень! — проинформировал его третий.

— Да? — переход завершен. Теперь четвертый завсегдатай был полностью поглощен беседой. — Так почему все его зовут олень Руперт?

— Он не из этих оленей, — объяснил первый.

— И он не Руперт, — добавил третий. — Он Родни. Родни, красноносый…

— И ему не разрешают играть, — напомнил второй, — пока не будет туман.

— А ты, — сказал третий, тыкая пальцем в четвертого, — тоже туманный.

— Эй! — возмутился четвертый завсегдатай. — И как это понимать?

Ролло добавил апостроф после «XMA», потом застыл на секунду в поиске свободного места.

— Да как угодно, — ответил третий.

Четвертый нахмурился, обдумывая сказанное.

Ролло покачал головой, потом повернулся, бросил быстрый взгляд на Дортмундера и спросил:

— Как дела?

— Нормально, — ответил Дортмундер.

Роло встряхивал балончик, чтобы дописать.

— Все съехало, — раздосадовано сказал он.

— У тебя получилась красивая «R», — похвалил его Дортмундер.

Ролло чуть приободрился.

— Думаешь? Я думаю, все дело в кисти.

— Думаю, ты прав, — согласился Дортмундер.

— Я думаю один из них Доупи, — сказал второй завсегдатай.

— Да, — согласился с ним третий. — Я даже знаю какой.

Первый внимательно посмотрел и сказал:

— Думаю следующие два — это Мэшер и Никсон.

— Никсон! — хрюкнул третий. — Такого даже в помине не было.

— Ну, значит тогда Мэшер и кто-то еще.

— Доннер, — сказал второй. — Я знаю, что Доннер должен быть где-то там.

— Нет, нет, нет, — встрял первый. — Место Доннера там, где они ели людей.

Все заинтересовались.

— Кто ел людей? — спросил четвертый, который решил не устраивать скандала из-за того, что его назвали «туманным».

— Другие люди, — объяснил первый. — Они застряли в снегу, на автобусе.

— Минуточку, — вмешался третий. — Это был не автобус. Я знаю, о чем ты говоришь. Это было давно, и это был фургон. Один из тех фургонов из Саратоги.

— Не из Саратоги, — сказал второй. — Может ты имеешь ввиду микроавтобус?

И когда Ролло дорисовывал уже последнюю букву, первый сказал:

— Микроавтобус! То есть автобус не подойдет, а микроавтобус, значит, правильно?

— Не знаю, Мак, — сказал второй завсегдатай, — это твоя история.

Ролло закончил с чем-то более или менее похожим на букву «S», и его тут же подозвал первый завсегдатай:

— Эй, Ролло, ты допустил ошибку!

Ролло непонимающе посмотрел на этого завсегдатая, потом на свое творчество. MERY XMA’S. Казалось, его это несильно беспокоило.

— Да?

— «MERRY» пишется с двумя «R», и через «А».

Третий прям завопил:

— Ты что, с ума сошел? Слово, которое пишется через «А» в английском означает «жениться».

— Или женское имя, — вставил свое слово четвертый, и все тут же с укором посмотрели на него.

Ролло, наконец, опустил баллончик и повернулся к Дортмундеру.

— Главное же сама суть, — как бы оправдываясь сказал он.

— Точно.

— Наверное, тебе нужен задний зал.

— Точно. Я думаю, мы будем бурбон, водку, красное вино, пиво с солью, и для мамы тоже пиво с солью. Думаю, она тоже будет пиво с солью.

— Точно будет, — согласился Ролло. Профессионал до кончиков пальцев, он определял тип клиента по напитку, который они заказывали. — Я налью тебе еще стакан бурбона, — сказал он, — и когда все придут, отправлю к тебе в зал. Ты пришел первым.

— Я, можно сказать, хозяин вечеринки, — с усмешкой сказал Дортмундер.

Пока Ролло ходил за стаканами, льдом и бутылкой бурбона из «Амстердамского ликероводочного магазина — наш собственный бренд», по крайней мере, так говорилось на этикетке, завсегдатаи какое-то время спорили, какое имя было более старым и величественным: Мэри или Улисс С. Грант. Очевидно, что Улисс С. Грант звучало гораздо величественнее. И старше, пожалуй, тоже.

Ролло принес круглый эмалированный металлический поднос с эмблемой пива Райнголд, на котором были два стакана с водой, небольшую железную миску со льдом и, наверное, бурбон, судя по этикетке, однако эту мутную коричневую жидкость скорее всего почерпнули из непонятной реки где-нибудь в Азербайджане.

— Увидимся на выходе, — сказал он.

— Договорились, — ответил Дортмундер. — С Рождеством, — добавил он и понес поднос мимо завсегдатаев, которые на этот раз уже обсуждали то, что Нерди не был одним из семи гномов. Дортмундер шел дальше в конец бара, потом по коридору мимо дверей, на которых были черные металлические таблички в виде собак, на которых было написано «ПОЙНТЕРЫ» и «СЕТТЕРЫ», потом прошел мимо телефонной будки, где из отверстия для четвертаков торчал какой-то провод, потом он зашел в зеленую дверь в самом конце коридора и оказался в квадратной комнате с бетонным полом. Все стены, от пола до самого потолка, были заставлены ящиками от пива и ликера, оставалось лишь немного места для старого перекошенного стола, поверхность которого была вся в каких-то пятнах. Раньше этот стол был ярко-зеленого цвета, но сейчас он выглядел так, будто кто-то разлил по всей столешнице бурбон из амстердамского ликероводочного магазина и дал ему высохнуть. Вокруг стола стояли шесть стульев без подлокотников.

Когда Дортмундер открыл дверь, в комнате было темно, но когда он включил свет, все словно ожило, а ведь свет исходил от одной единственной лампочки под жестяным круглым светоотражателем, которая низко висела над столом на длинном черном проводе. Дортмундер подошел к столу и сел прямо напротив двери; кто приходил первый, всегда так делал. Поставив поднос на стол справа, он скинул куртку и повесил ее на спинку стула. Потом он положил два кубика льда в один из стаканов, налил мутной коричневой жидкости, сделал глоток, откинулся на спинку стула и стал разглядывать комнату. Маленькая, тесная, без окон; какое приятное место для времяпрепровождения.

В дверях появился Тини Булчер. В его левой руке был едва заметен стакан с чем-то похожим на вишневую содовую. Он наклонил голову набок и спросил:

— Дортмундер, а что у тебя с лицом?

Свободной рукой Дортмундер начал вытирать лицо.

— Что такое, я вымазался?

— Нет, — Тини зашел в комнату, обошел стол и поставил свой стакан слева от Дортмундера. — Это было похоже на улыбку. — На нем снова было то армейское пальто времен Первой мировой, он скинул его на пол и сел. — Так над чем смеешься? — снова спросил он, поднимая свой стакан. — На тебя не похоже.

— Я думал о том, — ответил Дортмундер, — что, похоже, наконец, я знаю, что я делаю. Или, по крайней мере, я близок к тому, чтобы понять, что я делаю, потому что, по крайней мере, сейчас я в правильном месте. Или может все дело в том, что здесь не будет Фицроя и Ирвина.

— Так кто еще будет, — спросил Тини, — кроме нас?

— Келп, Стэн Марч и, скорее всего, его мама.

Тини осмотрел стол и стулья.

— Ты рано, — сказал он, — и это хорошо потому, что это значит, что я вовремя.

— И я, — сказал Келп, входя в комнату, размахивая толстым конвертом в оберточной бумаге. — Я принес, — сказал он. — Копии для всех нас, — он подошел к стулу справа от Дортмундера, положил на него конверт, сбросил куртку, сел и взял еще один стакан с подноса.

— А это значит, что Марчи опаздывают, — подметил Тини. Все знали, что Тини очень не любил, когда кто-то опаздывал.

— Мы бы не опоздали, — сказал голос из коридора, — если бы мы поехали дорогой, которую я показывал. — Стэн Марч не спеша зашел в комнату. — Но нет. Как там говорится? Сын должен слушать свою мать. Неправильно!

— Я же не могла знать, что перед нами случится авария, — мама Марча зашла вслед за сыном. Оба несли в руках по бокалу пива, Стэн также нес солонку. Поскольку он был водителем, он ограничивал себя в алкоголе, а в конце он добавлял в него соль, чтобы пиво стало безвкусным, и он смог привести голову в порядок.

— Дело не в аварии, — сказал Марч, поставив свой бокал и солонку рядом с Келпом. — Дело в Атлантик авеню.

— Всем привет, — сменила тему мама Марча и села рядом с Тини, вместо того, чтобы сесть рядом с сыном.

— Привет, — все поздоровались в ответ.

— Во всех известных религиях, — продолжал Марч, скидывая с себя куртку, — обязательно есть какое-нибудь большое событие или празднование в декабре, и в любой известной этничности тоже. И для всех этих религий и этничностей на Атлантик авеню в Бруклине есть три квартала магазинов, и люди всех этих религий и этничностей там закупаются, и ни один из миллиона этих людей, которые собрались там из тысячи разных мест, даже не попытался научиться водить.

— Ты не могла бы закрыть дверь? — Тини вежливо попросил маму Марча.

— Конечно, — ответила она. — Это была авария, — уверенно заявила он и пошла закрывать дверь.

Наконец, усаживаясь, Марч сказал:

— Ездить по Атлантик авеню в декабре — значит сделать серьезное заявление о том, что ты вообще никуда не хочешь ездить.

Тини поднял ладонь перед Марчем.

— Ладно, Стэн, спасибо, — сказал он. — Не так уж и сильно вы опоздали.

— Ладно, — успокоился Марч. — Вывод — я был послушным сыном.

Все расселись так, будто дверь — это телевизор, который они собирались смотреть. От оставшихся стульев, которые стояли спинками к двери, пользы было мало.

— Так, что мы имеем, — начал Дортмундер, — мы имеем тот факт, что нам нужно просветить новоприбывших. Все сводится к тому, для информации новичкам, что нам нужно проникнуть в место, где много всяких вещей, и где-то в глубине этого здания нам нужно найти расческу. Или гребень.

Марч и его мама продолжали внимательно смотреть на Дортмундера, который был уверен, что все сказал.

Марч решил уточнить:

— Все? Теперь мы просвещены?

— Мне кажется, — сказала мама Марча, — что я не до конца понимаю ситуацию. А ты, Стэнли?

Марч, который уже успел забыть о кошмарах Атлантик авеню, покачал головой и сказал:

— Нет, мама, должен это признать. Чувствую ли я себя в деле? Нет.

Дортмундер вздохнул.

— Нам нужно рассказать вам про этот текст ДНК, индейцев и все прочее?

— Думаю да, — сказала мама Марча.

— Мне кажется, без этой информации я немножко потерялся, — согласился Марч.

— Джон, давай я вкратце изложу суть, — предложил Келп.

— Прошу, — сказал Дортмундер.

И Келп начал свой рассказ:

— Джон, Тини и я связались с людьми, которые хотят провернуть дело «Анастасия», сейчас нам нужен правильный образец для теста ДНК, для этого нам нужна расческа в месте, где хранятся вещи, стоимостью в сотни тысяч долларов. А раз уж мы будет там, почему бы нам не забрать это все с собой.

— Звучит неплохо, — одобрительно сказал Марч.

— Я рада, что вы позвонили, — согласилась его мама.

— Все? Теперь вы довольны? — спросил Дортмундер.

— Когда нам все разъяснили — да, — ответила мама Марча.

— Вот, что я нашел на сайте Турстеда, — сказал Келп и вытащил кипу бумаг из конверта. — В цвете, и совершенно бесплатно. Сейчас мы имеем совершенно другую возможность рассмотреть все получше, — он раздал скрепленные бумаги и сказал: — Теперь мы все можем рассмотреть это место.

На первой странице была очень красивая цветная фотография внушительного, похоже, восточного стиля, здания, сделанного из камней, разных размеров и цвета, поэтому казалось, что одна стена красновато-рыжая, а вторая — бледно-зеленого цвета горошка. Фотография была сделана летом, на окнах виднелись летящие фиолетово-золотистые занавески. Сами окна были разных размеров и форм, некоторые из них были собраны из цветных стеклышек. Черепица на крыше была цвета патоки, а три купола, по форме напоминающих луковицы, были разных оттенков темно-синего цвета. Каким-то образом это все сочеталось, наверное, потому, что все цвета были приглушенными и спокойными.

— Шикарное место, — озвучила свои мысли вслух мама Марча.

— Не помню, чтобы я когда-либо здесь проезжал, — сказал Марч. — Где это?

— Джерси, — ответил Келп. В долине реки Делавэр. На самом деле, под фотографией написано, что оно находится в национальной зоне отдыха долины реки Делавэр.

— Ну и кто там у нас, смотрители парка? — спросил Марч.

— Нет, — снова ответил Келп, — они там были еще до того, как появился парк. Вот, читай. На второй странице все красиво расписано.

И все прочитали о том, как Рассел Турбуш, известный художник спроектировал и построил этот дом на холме с видом на Делавэр, как он привозил из своих путешествий по миру разные ценные вещи и предметы искусства, также там говорилось о том, что это место было внесено в список национальных исторических мест, и было сохранено благодаря некоммерческой частной организации, которой управляли его праправнучка и ее муж, Вивека и Фрэнк Куинланы, которые жили в этой частной собственности. Большая часть этажей была доступна для посещения, даже с экскурсоводами, с апреля по ноябрь.

— Сейчас там закрыто, — подметила мама Марча.

— Еще одна причина, по которой мы хорошо поработали в интернете, — ответил Келп.

На второй странице, как и обещал Келп, было написано много интересного. Среди абзацев об искусстве, истории и архитектурных инновациях, был абзацев об охране:

«Организация Турстед, в основном, обеспечивает безопасность своими силами, но также имеет поддержку от государственной полиции штата Нью-Джерси. По всему периметру установлены прожекторы, оснащенные датчиками движения. Помимо этого, камеры наблюдения установлены на деревьях, за которыми наблюдают охранники в своем кабине, сразу за справочным центром для туристов».

— Ну и как вам? — спросил Келп. — Они рассказывают нам о своей охране.

— Но тут не написано, что за охрана в доме, — заметил Тини.

— Это на третьей странице.

Практически вся вторая страница была занята текстом, исключение составляла одна маленькая фотография кальяна — одна из привезенных Турбушем вещей. Но половина третьей страницы была посвящена фотографии комнаты, которая была вся заполнена предметами искусства, картинами в огромных рамах, на полу были меховые ковры, всякая всячина по всей плоской поверхности, декоративная мебель и лампы, похожие на гусар. От такой пестроты было наслаждением вернуться к тексту, который говорил:

«Несмотря на то, что часть, где живет семья, была модернизирована, комнаты, открытые для посещения, остались такими же, какими их помнил Рассел Турбуш. Современность и первозданная идея пересеклись в этом здании, однако в музейной части даже не проводили электричество».

— Вся охрана снаружи, — сказал Дортмундер.

— Но она хорошая, — сказал Марч. — Прожекторы с датчиками движения, камеры на деревьях. Может, отложим это до апреля, когда можно будет туда спокойно попасть?

— В этом-то и есть проблема, — сказал Дортмундер. — В любом другом случае я бы так и сделал, сходил бы туда раз или два, может быть сделал бы пару снимков, чтобы понять, что да как. И единственная причина, по которой мы с Келпом терзаем сейчас интернет, это потому, что мы очень ограничены во времени.

— Готова поспорить, что это нужно сделать до апреля, — предположила мама Марча.

— Как бы да, — согласился с ней Дортмундер. — Сегодня пятница, а образец волос нам нужно достать до понедельника, крайний срок.

— Ого, — Марч был слегка шокирован этой новостью. — Ты хочешь разработать план, организовать все и провернуть дело за эти выходные?

— Нет, не хочу, — с некой досадой сказал Дортмундер, — но у нас нет выбора.

— Тогда у нас шансов мало, — сказал Марч.

— Будем надеяться, что нам повезет, — сказал Дортмундер. Потом он окинул всех взглядом и сказал: — Не могу поверить, что сейчас сказал это.

— Я тоже слегка удивился, — поддакнул Келп.

— И все же, и все же, — вздохнул Дортмундер, — похоже, это правда. Видите ли, я посмотрел прогноз погоды, по старинке, по телевизору, и там сказали, что с Пенсильвании в воскресенье к нам придет первая зимняя буря. Очень сильная.

— И это называется удача? Что нам еще и буря в нагрузку? — возмутился Марч.

— Именно, — с улыбкой сказал Дортмундер. — Знаешь, что происходит, когда за окном снежная буря? Особенно в сельской местности? Вырубает электричество. И ни у кого даже мысли не возникнет, что это не из-за погоды.