В метро все читали Daily News, и каждая газета была открыта на одной и той же странице с тремя фотографиями. Фото улыбающейся кинозвезды, улыбающейся известной модели и снимок украденной брошки. В форме бумеранга, с большими темными камнями на обоих концах и камушками поменьше и посветлее, рассеянными по сетке в середине, словно звездочки в ночном небе. Так что, даже, брошка, казалось, улыбалась.

Не улыбался только Дортмундер. Он понятия не имел, насколько большой проблемой станет эта проклятая брошка. С ее изображением в руках каждого мужчины, женщины и ребенка в огромном нью-йоркском метро, идея тайно протащить брошь в виде бутерброда с ветчиной в Бруклин уже казалась не такой уж блестящей.

Хотя за завтраком (подслащенный апельсиновый сок, кофе с большим количеством сахара, хлопья Wheaties с большим количеством сахара) в этом виделся и смысл и даже определенная элегантность. Джон Дортмундер, профессиональный вор, с покатыми плечами, в бесформенной одежде, с безжизненными, крашеными волосами, с понурым носом и пружинистой походкой, знал, что если он захочет, то может выглядеть как обычный, среднестатистический рабочий человек, даже учитывая, что сам он никогда не заработал ни одного доллара в своей жизни честным путем. Если надо транспортировать украденную брошь из родного Манхэттена одному новому, но очень рекомендуемому скупщику в Бруклине, то ему показалось, что лучший способ это сделать будет: сунуть брошку между двумя кусками ветчины, добавить побольше майонеза, все это поместить между двух кусков хлеба, а результат, обернуть в бумажные салфетки и все это провезти в обычном бумажном пакете для обеда. Это очень было похоже на хорошую идею.

Только вот теперь он не был в этом уверен. И что такого в этой брошке? Почему недавняя смена владельца так заинтересовала Daily News?

Поезд катился, ревел и грохотал сквозь черный тоннель под городом, останавливаясь время от времени в ярко освещенных местах, покрытых белой плиткой. Они под стать общественным душевым в тюрьмах штата. Но, фактически, являлись местом, где пассажиры выходили и откуда заходили. И в конце концов один такой пассажир вышел и оставил свой Daily News на сидении рядом. Дортмундер тут же толкнул на него какую-то нищенку, закинул ногу на ногу и проигнорировал налитый кровью злобный взгляд побирушки, успокоенный, оттого что узнал из-за чего весь сыр-бор.

СМЕЛОЕ ОГРАБЛЕНИЕ! УКРАДЕНА БРОШКА СТОИМОСТЬЮ 300.000!

Одиночка вор-домушник ставит в тупик полицейских.

Совершенно секретно.

Ну, не так уж все плохо. Дортмундер не мог припомнить когда его называли смелым, да и никого не знал кто назвал бы его домушником. С его-то одышкой и заплетающимися ногами?

В любом случае, история такова:

В город для рекламы своего нового фильма «Эпоха Марка III: Марк Превосходный» прибыл Джер Крамби. И вчера вечером столкнулся с грабителем, быстрым как молния. Вор оставил суперзвезду в замешательстве и в некотором восхищении и без брошки ценой в 300,000$, которую он только что презентовал своей невесте, рекламной модели Desiree Makeup Фелисии Тэррэнт.

— Это было похоже на кино, — рассказал Крамби полицейским. — Этот парень прошел через несколько действительно серьезных уровней защиты, взял, что хотел и ушел, прежде чем кто-либо узнал, что произошло.

Мероприятие было частным и организовано в честь голливудской суперзвезды в его роскошных апартаментах на 14-м этаже шикарного Port Dutch Hotel на Пятой авеню, где голливудские знаменитости частые гости. Частная служба безопасности просмотрела видеозаписи и в холле и возле апартаментов, в поисках грабителя, описываемого как стройного мужчину, в темной одежде, в черных перчатках и черной же лыжной маске. Он каким-то образом просочился в квартиру и фактически вырвал безделушку за 300,000$ из рук Фелисии Тэррэнт буквально минуту спустя как Джер Крамби подарил брошь ей под аплодисменты собравшихся гостей.

— Все произошло так быстро! — рассказывала г-жа Тэррэнт полиции. — А он был так ловок и профессионален, что я все еще не могу сказать точно как это произошло.

Что Дортмундер любил на мероприятиях селебритис, так это то, что они имели тенденцию концентрировать на себе всеобщее внимание. Узнав из теленовостей и New York Post, что эта кинозвезда собирается представить свою нынешнюю невесту двумстам пятидесяти самым близким друзьям, включая прессу, в своих апартаментах в Port Dutch Hotel, Дортмундер сразу понял, что в это время можно посетить отель и заглянуть в каждый номер кроме того, где находится счастливая пара.

Этот отель являлся местом проживания миллионеров всех видов — нефтяных шейхов, распорядители имущества, рок-легенд, членов британской королевской семьи. И его номера, по два на этаж, смотрящие на Центральный парк через Пятую авеню, почти всегда окупали время потраченное не на поедание обеда.

Дортмундер решил для себя, что будет «работать» на этажах ниже 14-ого, на котором обосновалась счастливая пара. Проходить мимо их окон и, возможно, привлекать их внимание не входило в его планы. Преодолевая этаж за этажом, номер за номером, по плохо освещенной пожарной лестнице в темной одежде все выше и выше над бибикающей, толпящейся и шумной авеню с красно-белыми ступенями, Дортмундер все больше разочаровывался. Его опыт и навыки по обхождению замков и сигнализации отеля — а первые уроки, было дело, включали в себя и включение тревоги, и скачки по пожарным лестницам — сейчас совершенно не пригодились. Многие номера оказались без жильцов. Гости некоторых апартаментов, судя по всему, планировали провести сегодняшний вечер в домашней обстановке. (Возможно, Дортмундера и заинтересовали бы подробности личной жизни этих людей, но жажда наживы оказалась сильнее).

Третья группа номеров люкс была занята, как он их называл, претендентами. Эти жильцы выходили по вечерам в город и оставляли багаж, одежду, сумки с покупками — все это заметил Дортмундер, стоя на пожарной лестнице через окна. Взглянув на вещи, незваный гость решил, что они принадлежат семейной паре из Акрона, штата Огайо, которые проводили в отеле второй медовый месяц. Ну что ж, эта семейка вызывала у предприимчивого воришки чуть больше коммерческого интереса, чем толстовка Дональда Дака на 42-ой улице.

И двенадцатый этаж оказался «неприбыльным»: ни человека, ни браслета, ни браслетика, ни цепочки, ни Ролекса, ни ноутбука, ни контрабандной валюты, ни меха с шелком и даже ни пластика (имеется в виду пластиковая карта). Люкс с почти молодоженами был впереди, а Дортмундер не горел желанием привлекать внимание мускулистых парней в коричневой униформе охранников, но одновременно был расстроен.

ОК. Он минует вечеринку, тихо и незаметно. Он просто перейдет от 12-ого непосредственно к 15-му, не задерживаясь ни минуты на 14-ом, а уже далее посмотрит, какую награду ему могут предложить верхние апартаменты. В отеле было 23 этажа — вся надежда теперь на них.

И он пошел. На цыпочках и только на цыпочках, молча и не издавая ни звука. Бросив взгляд через правое плечо, он отметил темное сверкание Центрального парка. Под его ногами открывалась черная бездна глубиной 140 футов, где медленно змейкой извивался трафик на пятой авеню. Над головой, вверху, скрывался ряд номеров 1501-2-3-4-5.

Окно было открыто.

Ах, что теперь? Через него повеяло слабыми звуками вечеринки, словно веселящим газом. Дортмундер колебался, но знал, что он должен каким-то образом миновать препятствие.

Дюйм за дюймом он поднимался по открытой конструкции металлических подножек, холодных в прохладном апрельском вечере.

Когда он достиг открытого окна, то обнаружил, что освещенная комната с белым простым потолком была пуста, шум праздника доносился из другого помещения.

Дортмундер достиг площадки пожарной лестницы. Встав на четвереньки, он начал свой опасный путь под окном, когда внезапно послышались приближающиеся голоса:

— Ты пытаешься унизить и оскорбить меня, — это был молодой, звонкий и обиженный женский голос.

— Я пытаюсь научить тебя английскому, — ответил ей грубый, дерзкий и нетерпеливый мужской голос.

— Это булавка. Все знают это! — Женщина.

— Как я уже тебя говорил, это брошь, — Мужчина.

— Брошь — это то, что подают на завтрак в парижском отеле, — Женщина.

Мужчина:

— Фелисия, дорогая — и я обожаю твои сиськи — клянусь тебе, что та вещь называется бриошь.

— Брошь! — Женщина.

— Бри-ошь!

Большую часть этого разговора смог услышать через распахнутое окно Дортмундер. Немного поразмыслив, он пришел к выводу, что разумнее будет не двигаться, и попросту замер, оставаясь на корточках. Он повернул голову вполоборота, чтобы та оказалась чуть ниже подоконника. Тело же было сжато как рессора пикапа, когда его нагружают 12 листами гипсокартона.

— Ты не смеешь меня унижать!

Над головой Дортмундера мелькнула рука, стройная, обнаженная и грациозная. Она неуклюже, словно маленькая девочка, выбросила через окно какой-то предмет. Это нечто сначала угодило на нижнюю часть рамы, затем соскользнуло вниз.

Прямо «в подол» Дортмундера. Это было сверкающее ювелирное изделие, украшенное бриллиантами по центру, которые плавно перетекали в изумруды на кончиках.

В любую секунду кто-нибудь мог выглянуть через окошко в поисках потерянной безделушки. Левая рука Дортмундера автоматически схватила неожиданную находку, и он двинулся с места. И так как он двигался наверх, то он и продолжил движение наверх. Вернувшись на площадку, он стал взбираться по лестнице на следующий этаж, дыша тяжело как городской автобус, в то время как за его спиной послышались голоса:

— Эй! Эй! Эй! Эй! Эй! — женский голос.

Мужской:

— О, нет! О, нет! О, нет!

Маршрут через крышу отеля к многоквартирному дому рядом, а далее вниз на грузовом лифте с выходом на улицу был давно известен Дортмундеру. Когда он неспешно поворачивал на пятую авеню, по которой спешили к себе домой рабочие с вечерней смены, то увидел, как подъехали к отелю полицейские машины.

«Газеты соврали», — подумал Дортмундер. Он читал газеты, пытаясь отыскать в ней описание той штуковины, которую он запихнул в бутерброд с ветчиной. Камушки, которые выглядели как изумруды, оказались настоящими изумрудами, а бриллианты — бриллиантами. Неудивительно, что возник ажиотаж. Безделушку, которой швырнула рикошетом в окно прошлой ночью пока не состоявшаяся невеста, оценили, в прессе, по крайней мере, в $300,000.

С другой стороны, газеты лгали. Все будет зависеть от Хармова Кранделлоца. Этот мужчина имел настолько специфическую национальность, что никто не мог даже предположить с какого материка он прибыл. Он совсем недавно устроился на склад возле Атлантик-авеню и вскоре стал очередным королем Флэтбуша. Он платил хорошие деньги (иногда даже больше уставленных десяти процентов от стоимости) и никогда не задавал лишних вопросов. Только Хармов Кранделлоц сможет определить действительную стоимость украшения, припрятанного в бутерброд с ветчиной, а также навар, который Дортмундер надеется получить.

Однако уже теперь, находясь на линии «БМТ» в подземном Бруклине, в окружении газетных фото его добычи, он понимал, что знаменитый экс-владелец не только значительно увеличил стоимость любимого украшения, которое представляет собой сочетание белого и зеленого оттенков, но и придал этому делу широкую огласку (чего умный преступник старается избежать любой ценой). Дортмундер еще более склонился с возрастающим отчаянием в душе над «одолженной» газетой и с растущим возбуждением сжал левой рукой коричневый пакет. Он подумал, что придется подождать неделю, прежде чем продать эту безделушку.

Больше недели. Возможно, шести лет будет вполне достаточно.

На Роизак-стрит он должен выйти. Одним глазом читая Новости о нем, другим поглядывая на свой «обед», Дортмундер следил также за картой метро. Поезд полз вперед от одного незнакомого района к другому, а названия улиц, разделенных черными туннелями, не вызывали абсолютно никаких воспоминаний или ассоциаций.

Станция: бульвар Ведлоукам. Поезд замедлил ход и остановился. Роизак-стрит располагалась неподалеку. Двери отворились и закрылись. Махина тронулась с места и вошла в туннель. Две минуты спустя поезд снова прекратил движение. Дортмундер поднялся, выглянул через окно и увидел лишь…темноту. Где же станция?

Поезд так резко затормозил, что пассажира откинуло обратно на сиденье. Скрежет металлических колес по металлическим рельсам был слышен четко на протяжении всего тормозного пути машины. Поезд пошатнулся и остановился.

Станции не наблюдалось. И что теперь? Наверное, совершено нападение и это тогда, когда он хотел…

Погас свет. На смену ему пришла кромешная тьма.

— Я чувствую запах дыма, — раздался необыкновенно спокойный голос.

Другие же 27 голосов не могли похвастаться такой выдержкой. Дортмундер тоже унюхал дым, а еще он почувствовал людей, мечущихся взад и вперед, которые постоянно натыкались на него, толкали друг друга и кричали. Он придвинулся поближе к своему пассажирскому месту. Газета News его не интересовала, но он угрюмо потянулся за своим бутербродом.

— ВНИМАНИЕ, — прозвучало объявление по громкой связи.

Многие люди продолжали кричать, другие же пассажиры кричали на первых, чтобы те перестали шуметь и дали послушать объявление. Естественно никто не услышал новости.

Когда в машине установилась тишина, было слишком поздно. Диспетчер закончил.

— А что он сказал? — спросил кто-то.

— Я думал, что это была она, — ответил ему другой голос.

— Точно вам говорю: это был мужчина, — вмешался третий.

— Я вижу приближающийся свет, — проинформировал четвертый пассажир.

— Где? Кто? Как? — закричали многие.

— Вдоль тротуара. Фонари.

— С какой стороны? Где именно?

— Слева.

— Справа.

— Позади нас.

— Но ведь это не фонари, это огонь!

— Что! Что! Что!

— Не позади нас, приятель, а впереди! И это фонари.

— Но где?

— Они исчезли.

— Который час?

— Час? Кого, черт возьми, интересует, сколько сейчас времени?

— Меня, болван.

— Кто болван? Где ты, умник?

— Эй! Я ведь ничего плохого не сделал!

Дортмундер на всякий случай присел на корточки.

— Если поезд не всполыхнет первее, то довольно скоро здесь устроят первоклассную драку, — обратился некто к Дортмундеру.

— Уф, — ответил тот.

Это была женщина. Извиваясь, она провопила:

— Убери свои руки от меня!

— Мадам, — ответил галантно Дортмундер, — вы сидите на моем обеде.

— Перестаньте пошлить! — кричала женщина и ударила его локтем в глаз.

Худа без добра не бывает: она убрала колени с его еды и исчезла в давке.

— Поезд начал сильно раскачиваться по сторонам, а может он и вовсе перевернется?

— Огонь приближается!

— Снова показались фонари!

Даже Дортмундер на этот раз заметил за окошком фонари. Свет от них шел расплывчатый, неясный, а виной тому был густой туман, как в фильмах о Шерлоке Холмсе. Затем кто-то несущий фонарь открыл дверь, и туман просочился внутрь поезда. Оказалось, что это был вовсе не туман, а маслянистый плотный дым. Глаза Дортмундера покраснели и начали слезиться, он закашлял, а кожа покрылась некачественным кремом для загара.

Какие-то люди карабкались в поезд. Лучи фонариков прыгали повсюду. Продолжая кашлять и хрипеть, Дортмундер продолжал наблюдать за происходящим, за паникой пассажиров. Он заметил также, что люди с фонарями были одеты в полицейскую униформу.

О, Боже. Только копов ему не хватало.

Полицейские приказали всем заткнуться и спустя несколько секунд все действительно замолчали.

— Мы проведем вас в переднюю часть поезда. Там мы спустимся вниз, а после отправимся в сторону станции. Она всего лишь в нескольких кварталах отсюда. Помните: запрещено приближаться к третьему рельсу, — объявил один из офицеров.

— А какой из них считается третьим? — послышался голос.

— Все из них, — ответил ему коп. — Просто держитесь подальше от рельс. ОК, нужно спешить, огонь уже близко. Не туда, что ты там ищешь, барбекю? Сюда иди.

Вся толпа отправилась через темный задымленный поезд, кашляя и спотыкаясь по дороге. Люди натыкались друг на друга, огрызались, пихались локтями, что явно не шло на пользу репутации нью-йоркеров. В конце концов, они добрались до передней части поезда, где множество полицейских — еще больше копов — помогали пассажиром спуститься вниз, на землю по временной металлической лестнице. Конечно, она, как и все эти третьи рельсы вокруг, была изготовлена из металла, не из дерева же.

Коп схватил Дортмундера за локоть и тот инстинктивно, по привычке сложил руки вместе, чтобы офицер смог надеть наручники. Однако тот лишь хотел помочь пострадавшему спуститься со ступеней и, к счастью, не заметил «неуместный» жест.

— Держитесь подальше от третьего рельса, — посоветовал полицейский, отпуская его локоть.

— Хорошая мысль, — поблагодарил Дортмундер и поплелся за другими пассажирами через длинный задымленный и мрачный туннель, освещенный лишь голыми лампочками вдоль стен.

Дым понемногу рассеялся и ближе к платформе на Роизак-стрит вовсе исчез. Еще один полицейский положил руку на локоть Дортмундера, чтобы помочь подняться на платформу. На этот раз он не выдал себя, а отреагировал как обычный человек, по крайней мере, ему так показалось.

Много людей бродило по станции, судя по всему, они планировали ехать дальше на метро. Дортмундер проталкивался через толпу и прежде чем он добрался до турникета, чтобы выйти наружу, полицейский указал на пакет в его руке и спросил:

— Что это?

Пострадавший взглянул на сумку. Теперь она выглядела мятой, была покрыта серыми и черными пятнами сажи.

— Мой обед, — ответил он.

— Вы ведь не собираетесь есть это, — сказал ему коп и, ткнув пальцев в ближайший мусорный бак, посоветовал:- Может выбросить вон туда?

— Все в порядке, — ответил Дортмундер. — Это ведь копченая ветчина.

И прежде чем офицер начал расспрашивать о вкусовых качествах копчености, тот вышел.

Выйдя наружу, на тротуар, Дортмундер, наконец-то, вдохнул глубоко в себя бруклинский воздух, который сейчас пах так сладко, как никогда прежде. Он вспомнил о Хармове Кранделлоце и, следуя его подсказкам: два квартала по этой дороге, один блок вон туда, повернуть вправо на самом углу и как раз там… нарисовались 11 автозаков, миллион полицейских, их машины с сиренами и длинная очередь парней в наручниках, марширующих в фургоны.

Дортмундер остановился. Странно, на горизонте не было видно ни одного копа. Он настолько медленно и осторожно повернулся, что даже воздух вокруг него не всколыхнулся, и пошел обратно. Он направился через дорогу к так называемому магазину у дома и спросил у парня, охраняющего овощи и фрукты снаружи:

— Что там происходит?

— Давайте-ка, для начала я принесу вам бумажное полотенце, — ответил парень.

Он ушел и через несколько минут вернулся с салфетками, одной мокрой и одной сухой. Дортмундер поблагодарил его и вытер лицо мокрым полотенцем и то сразу же почернело. Затем он вытерся сухой салфеткой, и она стала грязно-серой. Он вернул бумагу и снова спросил:

— А что вон, там произошло?

— Одна из полицейских операций с подставными агентами, — ответил парнишка, — нечто подобное показывают в фильмах. Ну, вы знаете, копы планируют поддельную сделку, делают видеосъемку всех тех парней с их «добром», приглашают их на встречу, а после проводят массовые аресты.

— Когда они приехали на место?

— Где-то минут десять прошло.

«Если бы не пожар в метро», — подумал Дортмундер, — «я оказался бы как раз в эпицентре событий».

Парень махнул рукой в сторону его сумки:

— Что там у тебя?

— Мой обед. Не обращай внимания, там копченая ветчина.

— Пакет, мужчина, ты ведь не пойдешь с таким. Дай, дай-ка мне ее сюда…

И тот потянулся к обеду Дортмундера. Тот быстро отстранился. Почему все интересовал этот обычный обеденный пакетик? Что же произошло с анонимными-рабочими-с-обедами-в-пакетах?

— Не стоит, все в порядке, — поблагодарил Дортмундер.

— Ну, уж нет, приятель, он ведь покрыт сажей, — сказал ему ответственный работник магазинчика. — Она просочиться внутрь и испортит бутерброд. Поверь мне, я знаю, что делаю. Дай-ка я дам тебе новый пакет.

Внезапно, откуда ни возьмись, пронесся по дороге автозак с включенной сиреной. Дортмундер напрягся, свел лопатки. За ним последовал и второй. Между тем продавец нырнул под стеллаж с фруктами и появился уже с новым свежим бумажным пакетом размером с сэндвич.

— Люди делятся на две категории: те, кто предпочитает пластик и те, кому нравятся бумажные пакеты. Я заметил, тебе по душе бумага.

— Верно, — согласился Дортмундер.

— Вот, держи, — сказал парень и распахнул пакет, чтобы Дортмундер положил в него свой обед.

Он надеялся, что брошь не выскользнула наружу из своего укрытия. Гость открыл свой пакет, который вот-вот должен был порваться и который действительно выглядел засаленным и грязным, развернул салфетку и положил бутерброд в свежий, хрустящий, новый пакет. Продавец-парень быстро завязал пакет и, протянув Дортмундеру его, спросил:

— Хотите, я положу туда вкусное манго? Папайя? Танжело?

— Нет, спасибо.

— Многие отказывают мне, — пожаловался продавец и покачал головой на несправедливость жизни. — Ладно, — сказал он, подбадривая себя, — хорошего тебе дня.

Мимо них снова пронесся автозак с работающей сиреной.

— Буду стараться, — пообещал Дортмундер и пошел дальше.

Больше никакого метро. Одного объятого огнем метро на сегодня достаточно, даже если оно спасло его от той спецоперации и позволило провести остаток жизни не за решеткой в комфортных условиях на севере штата, где еда такая же отвратительная и мерзкая, как и твои сокамерники.

Дортмундер прошел три квартала, прежде чем отыскал такси. Гулять, так гулять, и он спросил у водилы:

— Едем в Манхэттен?

— Мечтал всю жизнь, — сказал таксисту, который был очень похож на араба, но не носил тюрбана, как многие их представители. А может те парни и не были вовсе арабами? В любом случае этот мужчина не был на них похож.

— Вест 78-я Стрит, — произнес Дортмундер и откинулся на спинку сиденья и наслаждался отсутствием табачного дыма, пожарного дыма и полицейских.

— Чуть не забыл, — обратился к нему араб, если он был, конечно, арабом. — Никакой еды в салоне.

— Я ведь не кушаю, — возразил Дортмундер.

— Я только предупредил, — сказал водитель, — из-за сэндвича.

— Даже не прикоснусь к нему, — пообещал Дортмундер.

— Спасибо.

И они двинулись с места, все дальше и дальше от опасного соседства автозаков. Пассажир сказал:

— Таксисты все время что-то едят в машине.

— Но не на заднем сиденье, — ответил водила.

— Согласен.

— Если я и заляпаю что-то, то только впереди, — водитель обвел рукой пространство вокруг себя. — А ты кушаешь там, можешь пролить маринад, горчицу, желе, возможно, рассыплешь и шоколадную крошку. Представь себе, что произойдет, если моим следующим клиентом будет дамочка в роскошной норковой шубе?

— Я не буду есть свой бутерброд, — сказал Дортмундер и на этом разговор оборвался.

Оставшуюся часть пути, пассажир решал важный для себя вопрос. Откуда родом этот парень, если он не араб. Русский, возможно, или израильтянин, или, возможно и такое, пакистанец. На бейджике на приборной панели было написано Mouli Mabik. Ну, и какие выводы можно из это сделать? Попробуй для начала определи, где имя, а где фамилия.

Их маршрут вел через Бруклинский мост в Манхэттен, возле Сити-холл и в непосредственно близости возле зданий судов, в которые лучше не попадаться.

Такси проехало по извилистому съезду на дорогу и остановилось на светофоре, посреди всех этих государственных зданий. И сразу же показалась пара детективов в штатском, прямо там, слева, которые размахивали своими значками и оружием. Оба закричали:

— Вы! Стоять! Прямо сейчас!

«Черт возьми!», — проклинал Дортмундер, поддавшись внезапной панике и ужасу. — «Они вышли на меня!».

Вместо того чтобы подчиниться приказу переодетых полицейских, свернуть к обочине и передать Дортмундера в лапы копов, такси рвануло вперед. Водила так низко сгорбился, что практически не был виден из-за руля, и смотрел только впереди себя через лобовое стекло. Он несся как реактивный самолет. Дортмундер уставился на него: он помогает ему бежать!

Сделав «свечу», они повернули вправо возле двух автофургонов и припаркованного катафалка, ворвались на тротуар, пешеходы так и шарахались по сторонам, чтобы освободить им дорогу. Затем обогнули гидрант, проскочили экскурсионный автобус, влетели на дорогу, с визгом лишь на двух колесах повернули влево на улицу с односторонним движением и едва-едва вписались между приближающимися им навстречу мусоровозкой и стоящим у обочины броневиком.

Дортмундер ударился и прилип к пуленепробиваемому прозрачному щиту из пластика, который занимал много места на заднем сиденье нью-йоркского такси. Его руки, нос, губы и брови приклеились к пластику, и он смотрел на этого таксиста с Планеты Х, который, бросил крутить свой руль, сунул руку под него и вынул серебристо-черный пистолет-пулемет!

Хлоп! Сзади было не так уж много места для ног, но Дортмундер очень быстро вписался в него. Он бросился на пол, свернулся калачиком и задумался: интересно, этот чертов пластик, действительно пуленепробиваемый?

Затем он услышал хруст и грохот, как будто разбилось стекло. Когда он протянул свою дрожащую руку вверх над своей такой же трясущейся головой, то не обнаружил пуленепробиваемого куска пластика. Так значит, он уже не поможет ему?

Повернуть свое тело в такой позиции было очень затруднительно, ведь отсутствовала «мотивация». Но, в конце концов, его позвоночник, скрученный как кренделек, позволил ему заглянуть через дно пластика на происходящее впереди. Таксист выполз через разбитое лобовое стекло, перекатился через капот и очутился на улице.

Дортмундер наблюдал за парнем. Тот пробежал около четырех шагов, и тут произошло нечто странное. Его правая нога прогнулась под ним, и он начал оседать вниз, как серфингист, поймавший Большую волну, а пулемет взмыл прямо в воздух, поблескивая на свету.

Это была невероятно красивая сцена: оружие в воздухе. Внезапно между двух остановившихся машин появился полицейский в форме и вытянул вперед свою левую руку. Автомат опустился вниз, словно ученый попугай. Полицейский ухмыльнулся, глядя на пулемет. Он был явно доволен собой.

Место происшествия быстро заполнили копы, словно в кошмарном сне, который на протяжении многих лет по ночам преследовал Дортмундера. Вот только ни один из офицеров не спустился с воздуха на землю. Полицейские окружили бывшего таксиста, перенаправили движение на дороге, затем отогнали мусоровоз — на зеленом кузове которого теперь виднелась интересная желтая полоска — чтобы можно было освободить правую дверь такси и освободить пассажира.

И тот знал, что должен изобразить человека, который рад своему освобождению. «Ведь это нормально, что я трясусь», — уверил он сам себя и вышел из кабины, дрожа словно блендер.

— С-спасибо, — сказал он, чего никогда не делал в своих ночных кошмарах. — Большое с-спасибо.

— Парень, да ты настоящий счастливчик, — поздравил его один из полицейских. — Мы поймали одного из самых главных террористов всех времен. Мир разыскивал этого негодяя уже много лет.

— Повезло? Что сегодня мне попалось его такси? — произнес Дортмундер.

— Где ты встретил его? — спросил коп.

— В Бруклине.

— И ты завел его в Манхэттен? Вот здорово! В Бруклине мы бы его никогда не поймали!

Все копы были довольны удачной доставкой этого важного террориста прямо в руки правосудия. Они поздравляли Дортмундера, улыбались ему, хлопали по плечу и вообще вели себя очень странно для полицейских. Все это дезориентировало.

— Куда ты направлялся? — спросил один из офицеров.

— Вест 78-я Стрит.

Переговорив между собой, они решили:

— Мы подбросим тебя.

— В полицейской машине? Нет, нет, спасибо, — сказал Дортмундер.

— Ну, хоть как-то мы должны отблагодарить тебя, — возразили они.

Они настаивали, а когда копы хотят чего-то — лучше уступить им.

— ОК, спасибо, — наконец согласился Дортмундер.

— Сюда, — направил его коп.

Мужчины прошли по дороге, где уже толпились зеваки. И полицейский позади пострадавшего вдруг закричал:

— Эй!

— Ну, что еще, — повернулся Дортмундер, ожидая худшего.

К нему подошел сотрудник полиции с пакетом в руке:

— Ты оставил его в салоне.

— О, — вырвалось у бывшего пассажира и он начал сильно моргать глазами. — Это мой обед, — сказал он. Как я мог забыть его?

— Я так и подумал, — ответил полицейский и передал ему утерянный пакет.

Дортмундер решил, что хватит разговоров и ему лучше помалкивать. Он кивнул в знак благодарности, развернулся и последовал за копами, которые вызвались отвезти его.

Они сдержали свое обещание. К счастью, весь разговор свелся к террористу Кибаму — он указал свое настоящее имя на бедже, только задом наперед- а не к личности Джона Дортмундера.

Полицейские вскоре свернули с Бродвея на 78-стрит. Стун жил в многоквартирном доме в середине квартала, поэтому Дортмундер попросил копов:

— Выпустите меня где-нибудь здесь.

— Без проблем, — согласился водитель.

И как только машина замедлила ход, Дортмундер выглянул через окно и увидел… Стуна, а тот заметил Дортмундера на заднем сиденье полицейского авто.

Стун побежал. А что вы бы сделали на его месте?

Чувствуя, что это бесполезно, Дортмундер все же решил попробовать:

— Вот здесь можно, отлично, вот там поблизости, будет хорошо.

Водитель ехал все медленнее и медленнее, стараясь найти место между припаркованными авто, чтобы пассажир смог максимально удобно выбраться на тротуар.

В конце концов, он остановился. Не забывая о своем бутерброде, зная, что это бесполезно, что он не силах остановиться, Дортмундер сказал:

— Спасибо вам, вы сегодня проделали замечательную работу, вы, ребята были…

Он вышел наружу и закрыл дверь.

Он не мог бежать. Никогда не бегите от полицейских, это еще хуже, чем убегать от собаки. Он должен просто повернуться, полный достоинства, на носочках, не показывая спешки, отчаяния или тревоги. Полицейская машина, урча мотором, поехала дальше по 78-ой стрит.

Бродвей. Дортмундер повернул за угол и посмотрел по сторонам: Стуна не было видно. Конечно, нет. Стун возможно не появиться здесь в ближайшую неделю. И в следующий раз, когда он заприметит Дортмундера, то независимо от обстоятельств, пуститься в бега. Такой вот принцип.

Дортмундер вздохнул. Выхода не оставалось. Он должен встретиться с Арни Олбрайтом.

Арни Олбрайт жил в одиннадцати кварталах отсюда, на 89-ой между Бродвеем и Уэст-Эндом. На сегодня с транспортом покончено. Нервы у Дортмундера не были железными. Прижав к себе пакет с обедом, он пошел подальше от Бродвея. Когда он стоял на светофоре, чтобы перейти 79-ю улицу, какой-то парень похлопал его по плечу и спросил:

— Извините. Это случайно не ваш кошелек?

Вот как это происходит. У мошенника есть два идентичных портмоне. В первом имеется приятная стопка денег, ID с именем и номером телефона. Жулик подходит к прохожему и объясняет, что только что нашел этот бумажник на тротуаре. Вдвоем они осматривают находку. Находят рабочий таксофон — что является не всегда легкой частью аферы — и звонят владельцу портмоне. Якобы «владелец» очень рад, что его бумажник найден и просит их вернуть находку за щедрое вознаграждение (обычно $100 до $500). После чего мошенник заявляет, что он опаздывает на важную встречу и просит выдать прохожего часть причитающегося ему вознаграждения сейчас ($50 до $250), которое тот позже получить от хозяина кошелька. Мошенник подменивает кошельки, себе забирает с деньгами, а другому отдает бумажник, наполненный резаной газетой.

— Извините. Это ваш кошелек?

Дортмундер взглянул на бумажник.

— Да, — сказал он и вырвал его из рук мошенника, засунул в свой карман и пересек 79-ю улицу.

— Стой! Стой! Эй!

Вскоре жулик догнал его и фактически тащил Дортмундера за рукав.

— Эй, ты! — сказал он.

Дортмундер повернулся к нему:

— Это мой кошелек, — ответил он. — У тебя проблемы? Хочешь позвонить копам? Или ты хочешь, чтобы я вызвал полицейских?

Мошенник сильно побледнел, он выглядел теперь ужасно плохо. Глаза его выкатились из орбит, как у собаки породы бигля. Казалось он готов заплакать. Дортмундер, у которого и так хватало собственных проблем, развернулся и пошел на север к 89-ой улице, к дому Арни Олбрайта, откуда он позвонил из вестибюля.

— Что еще, — прорычал домофон.

Дортмундер наклонился. Он ненавидел произносить свое имя вслух:

— Дортмундер, — сказал он.

— Кто?

— Заканчивай, Арни, ты знаешь, кто.

— А-а, — заорал домофон, — Дортмундер! Почему ты так сразу и не сказал?

Прозвенел звонок, и звук его был намного приятнее голоса Арни. Дортмундер вошел в дом и поднялся к квартире знакомого.

На пороге квартиры, стоял Арни — тощий, жилистый хорек в обносках, полученных от благотворительной организации.

— Дортмундер, — обратился он к нему, — ты выглядишь также дерьмово, как и я.

С этим трудно было поспорить. У Дортмундера выдался насыщенный денек, но ничто в мире не могло вынудить его выглядеть так плохо, как Арни Олбрайта. Когда Дортмундер приблизился к знакомому, то отметил, что тот выглядит еще хуже, чем обычно.

— Что случилось с тобой? — спросил гость.

— Никто не знает. Лаборатория заявила, что никогда не встречалась с таким процессом ранее в умеренных зонах. Мои внутренности выглядят как гранат.

Было похоже на правду. Арни никогда не выглядел красавчиком, но теперь казалось, он покрылся тонкими красными Везувиями и все они извергали узкие красноватые струйки сальсы. В левой руке он держал некогда белое полотенце, теперь же влажное и красное, которым он вытирал шею и предплечья.

— Боже, Арни, это ужасно, — посочувствовал Дортмундер. — Как давно ты заболел? Что сказал доктор?

— Не подходить ко мне близко.

— Не волнуйся, не буду.

— Ты не понял, именно так мне посоветовал врач. Теперь, ты знаешь и я знаю, что никто не может выдержать меня, мой характер.

— Нет, Арни, — соврал Дортмундер, подумав, что все в мире знали, что это была правда. Личность этого человека, еще до появления этих извергающиеся вулканы, сделала его тем, к кому Дортмундер обращался в последнюю очередь.

— Ой, да ладно, — настаивал Арни. — Я плохо ладил с людьми, спорил с ними, я отвратителен, такая вот заноза в заднице. Хочешь к этому что-нибудь добавить?

— Я — нет, Арни.

— Но вот доктор, — начал Арни, — от него я такого не ожидал. Он ведь давал клятву Гиппократа. Он просто обязан лгать и делать вид, что он любит своих пациентов, что он счастлив, что хоть и было тяжело учится в медицинской школе, но благодаря этому может полностью позаботиться о вас. Но нет. Мой врач сказал: «Не возражаете, если вы останетесь в комнате ожидания и оттуда просто прокричите мне ваши симптомы?».

— Хм, — хмыкнул Дортмундер.

— Но какое тебе, черт побери, дело до этого? — ругался Арни. — Тебе насрать на меня.

— Ну, — произнес Дортмундер.

— Итак, если ты здесь, значит у тебя «что-то» есть, я прав?

— Естественно.

— Конечно. Иначе, зачем такой важный парень как ты пришел к такому дерьму как я? А еще я понял, что Стун вернулся в тюрягу, я прав?

— На этот раз ты ошибаешься, Арни, — не согласился Дортмундер, — Стун вышел. А по факту, я даже видел, как он убегал.

— Так как так вышло, что ты пришел ко мне?

— Он убегал от меня, — объяснил Дортмундер.

— Ладно, черт побери, входи, — воскликнул Арни и освободил дверной проем.

— Ну, Арни, — начала гость, — может мы все обсудим прямо здесь.

— Что, ты думаешь моя квартира заразная?

— Мне нравиться там, где я сейчас нахожусь, вот и все.

Арни вздохнул, а это значило, что Дортмундер почувствовал его дыхание. Отступив назад, он сказал больному:

— У меня есть кое-что.

— Неудивительно иначе, зачем бы тебе появляться здесь. Давай-ка посмотрим на твое кое-что.

Дортмундер достал нечто обернутое в бумажную салфетку из бумажного пакета и бросил сумку на пол. Он развернул обертку и засунул их под мышку.

Арни спросил:

— Что, ты развозишь теперь продукты питания? Я дам тебе за это не больше полтора бакса.

— Не торопись, — посоветовал тому угомониться Дортмундер.

Он отбросил верхнюю часть Wonder Bread с прилипшей к нему ветчиной в майонезе на пол. Используя салфетку, он достал брошь, затем выбросил остатки бутерброда и вытер драгоценность начисто. Избавившись и от грязной бумаги, Дортмундер поднял брошь кверху, чтобы Арни мог рассмотреть ее:

— ОК?

— О, ты взял ее, — вырвалось у Арни. — Я видел ее в выпуске новостей.

— В Новостях.

— В новостях. На ТВ.

— А, верно.

— Давай-ка посмотрим, — сказал Арни и сделал шаг вперед.

Дортмундер сделал такой же шаг, но назад. У него мелькнула мысль, что после того, как брошь побывает в руках Арни, он не захочет ее обратно:

— Газеты сообщили, что ее стоимость $300,000.

— Газеты говорят, что Дьюи побеждает Трумэна, — добавил Арни. — Газеты пишут хорошее о середине 70-х. Пресса говорит «из достоверных источников». Газеты…

— ОК, ОК. Хочу быть уверенным, что мы договоримся о цене сейчас.

— Дортмундер, — обратился к нему Арни, — ты знаешь меня. Возможно, что ты и не хочешь этого, но ты знаешь меня. Я даю большие деньги и не жульничаю, я даю 100 процентов гарантии. Я не поступаю как какой-нибудь обычный парень, и не занимаюсь надувательством и вымогательством потому, что, если я сделаю так, то никто никогда не придет ко мне больше. Я должен был стать святым, если бы не был таким дерьмом. Бросай ее сюда.

— ОК, — согласился Дортмундер и бросил.

Арни ловко поймал драгоценность своим мерзким полотенцем. «Какую бы цену он не предложил, я соглашусь», — подумал Дортмундер.

Пока Арни внимательно изучал брошь, дышал на нее и вертел в руках, Дортмундер заглянул в свой новый портмоне, который порадовал его наличностью в более чем $300, обычной ID и лотерейным билетом. Номер на билете подделали очень убедительно. В этом состоял самый сок аферы.

— Ну, — закончил Арни, — бриллианты вовсе и не бриллианты. Это стекло.

— Стекло? Ты думаешь, что кто-то смог обмануть кинозвезду?

— Думаю, что такое не могло произойти, — согласился Арни, — но все же случилось. Серебро же на самом деле является обычным металлом.

Где-то, очень глубоко в своем сердце, он предвидел такой исход дела. Все оказалось напрасно, все эти старания и трудности.

— А те зеленые штучки? — спросил он.

Арни удивленно посмотрел на него:

— Это изумруды, — ответил он. — Разве ты не знаешь, как они выглядят?

— Мне казалось, что знаю, — ответил Дортмундер. — Итак, она что-нибудь стоит?

— Нет. Не с фото во всех новостях. К тому же бриллианты и серебро оказалось ничем иным, как дерьмом. Кто-то должен вынуть изумруды и продать их отдельно.

— За сколько?

— Думаю, что 40 штук, — рассуждал Арни. — Но их нужно еще и выковырять.

— Арни, — сказал Дортмундер, — о чем мы вообще разговариваем?

— Я мог бы дать семерку. Ты может, конечно, прошвырнуться по городу, но никто не даст тебе больше, чем пять штук, если они и захотят взять ее. У тебя слишком известная вещица.

Семь. Он мечтал о 30, а был бы доволен и 25. Семь.

— Я заберу, — согласился Дортмундер.

— Но не сегодня.

— Не сегодня?

— Посмотри на меня, — сказал Арни. — Ты хочешь, чтобы я передал тебе что-то сейчас?

— Ну, нет.

— Я должен тебе семерку, — продолжил Арни. — Если это дерьмо, чем я болен, не убьет меня, то я заплачу тебе, когда смогу дотрагиваться до вещей. Я позвоню тебе.

Ни векселя — даже ни записки, ничего в письменной форме — от парня, который истекал сальсой.

— Хорошо, Арни, — вынужден был согласиться Дортмундер. — Выздоравливай поскорее, ты ведь понимаешь..?

Арни посмотрел на свои предплечья:

— Возможно, это выходит наружу мой скверный характер. Может быть, когда все закончиться, то я стану совершенно другим парнем. Как ты думаешь?

— Не надейся на это, — посоветовал ему Дортмундер.

По крайней мере, он поднялся на $300 за счет афериста и, может быть, Арни выживет, хотя все говорило об обратном.

Вернувшись на Бродвей, Дортмундер начал длинную дорогу в центр города — никакого колесного транспорта сегодня — и на 86-ой улице он заметил свежий выпуск New York Post в витрине газетного киоска на углу. На первой полосе красовались новости о разрыве Джер-Фелисия. Это, судя по всему, по оценке New York Post's было самой главной новостью в Северной Америке с прошлого раза, когда Дональд Трамп был занят или отдыхал с кем-то.

Пошло все к черту: Дортмундер мог шиковать. У него было $300 и одно обещание. Он купил газету, чтобы просто узнать, как там поживает влюбленная пара.

Так он и думал. Потеря булавки (бриоша, броши) сильно испортила отношения между возлюбленными. «В многообразии мы познаем других людей», — сообщала репортерам Фелисия. И с этим согласились многие иностранные эксперты из NYU, Columbia и Fordham. Однако, когда Фелисия произнесла слово «многообразие» (см. Diversity), то она имела ввиду «несчастия» (см. adversity).

«Я по-прежнему женат на моей музе», — заявил Джер. «Он вернулся в студию, чтобы сняться в еще одном фильме для публики». Эксперты не сочли необходимым пояснить данное заявление.

Подводя итог новости, репортер из Post заметил: «Стоимость изумрудной броши может составить даже $300,000, но никому, как оказалась, она не приносит счастья». «Пожалуй я с тобой соглашусь», — подумал Дортмундер и пошел домой.