Вечер мы провели в номере с двумя бутылками «Старого мистера Бостона».

В девять утра зазвонил телефон, и я снял трубку. Это оказался Джонсон.

— Номер зарегистрирован за «бьюиком» выпуска пятьдесят четвертого года, — сказал он. — Украден три месяца назад. В смысле, не машина, а номерные таблички. Сейчас угоняют много «плимутов». Популярная тачка.

— Спасибо. Аванс покрывает ваши расходы?

— Если вам больше ничего не надо выяснить.

— Спасибо.

— Послушайте, мистер Келли, зря вы меня так невзлюбили — Ничуть не бывало. — Я повесил трубку и тут же забыл о его существовании Затем, полистав телефонную книгу и выписав нужный адрес, мы отправились завтракать.

Начать наши поиски мы решили с юридической фирмы «Макэрдл, Кришман, Меллон и Макэрдл». Она располагалась на восточной стороне Пятой авеню неподалеку от кафедрального собора, и, выйдя из такси, нам пришлось проталкиваться сквозь поток туристов, которые спешили с утра пораньше поглазеть на собор и Плазу. Многие туристки были в зеленых хлопковых платьях. Почти все мальчишки носили точно такие шляпы, как их папаши. Я бросил эту привычку лет в двенадцать, потому что в таких шляпах обычно ходят только в церковь по воскресеньям.

Двери лифта на первом этаже были хромированными, а на двадцать седьмом выкрашены в скучный светло-коричневый цвет. На матовом стекле двери было написано название фирмы. Мы вошли, и Билл спросил секретаршу, как найти мистера Макэрдла.

— Старшего, — добавил я.

Она скорчила презрительную гримасу и привела нас к младшему.

На вид ему было лет сорок. Мягкий пухлый живот, бледная круглая физиономия. За толстыми линзами очков в черной металлической оправе его глаза казались влажными.

— Привет, ребята, — осклабился он. — Чем я могу вам помочь?

— Ничем, — отрезал я. — Нам нужен Макэрдл номер один.

— В настоящее время мой отец не принимает активного участия в делах фирмы. — Улыбался он совсем как коммивояжер, торгующий слабительным. Уверяю вас, как юрист я почти ничем не хуже его. — Судя по всему, он принял нас за двух недоумков, не соображающих, что к чему.

— Понятно, — кивнул я. — Мы согласны на Кришмана. Сэмюэля Кришмана. А не на папочкиного протеже.

Он нахмурился.

— Боюсь, что мне придется попросить вас...

— Скажите ему — Уиллард Келли.

— Но вы сказали, что вас зовут Рэймонд.

— Это мой отец.

— Кто? Рэймонд?

— Мистер, вы осел. — Я указал на телефон. — Позвоните Сэмюэлю Кришману и скажите, что здесь сын Уилларда Келли.

— И не подумаю.

Я подошел к столу и поднял телефонную трубку. Он попытался вырвать ее у меня.

— Билл, — сказал я.

Глянув на Билла, который обходил вокруг стола, молодой Макэрдл побледнел и откинулся на спинку кресла.

— Вы так просто отсюда не уйдете, — пообещал он, но особой уверенности в его голосе не чувствовалось. Обычно такую фразу говорят, когда вас заставляют что-то делать, и вы не можете этому помешать.

На телефонном аппарате под наборным диском был расположен ряд кнопок. Я нажал на ту, где было написано «Местный». В трубке была полная тишина. Я набрал ноль. По-прежнему ничего. Тогда я крутанул первый попавшийся номер.

— Алло? — послышался мужской голос.

— Черт побери, никак не могу вспомнить, какой номер у Сэмюэля.

— Восемь.

Я дал отбой и тут же набрал восьмерку. Трубку снял старик.

— Я сын Уилларда Келли. И хотя я не такой тупой, как сын Эндрю Макэрдла, но до сих пор торчу в его кабинете.

— Еще раз повторите имя.

— Вы прекрасно все слышали. Уиллард Келли.

— Лестер там?

— Макэрдл номер два? Да.

— Скажите ему, чтобы проводил вас до моего кабинета.

— Скажите ему сами. Мне он не поверит.

Я протянул трубку Лестеру, и он взял ее с таким видом, будто боялся, что она его укусит. Он покивал, слушая Кришмана, потом положил трубку и повернулся ко мне.

— Могли бы вести себя и повежливей.

— Только не с тобой.

Он повел нас по коридору, одна стена которого была выкрашена в зеленый, а другая в ржаво-коричневый цвет. Белый потолок, на полу черный линолеум, двери пастельных тонов. В самом конце коридора была светло-коричневая дверь без надписи. Мы вошли, и Макэрдл, передав нас затянутой в узкое платье брюнетке с лакированной прической, поспешно удалился. Та, нажав на клавишу селектора, пропустила нас в кабинет Кришмана.

Когда я был маленьким, то верил в существование Главного Бизнесмена.

Мне казалось, что в мире бизнеса царит строжайшая иерархия: на нижней ступеньке — бакалейные лавки и кинотеатры, в середине — склады и фабрики, а почти на самой вершине пирамиды — Уолл-стрит. А всем этим управляет Главный Бизнесмен. Он представлялся мне в виде похожего на Плуто морщинистого седовласого старца в черном кожаном кресле. Слева от него — шофер в черной фуражке, справа — сиделка в белом халате, и каждая его морщина олицетворяет очередное десятилетие, проведенное в созерцании беспощадной конкурентной борьбы, полной жестокости и коварства.

Приблизительно таким и оказался Сэмюэль Кришман, правда, без шофера и сиделки, но во вращающемся черном кожаном кресле. Он сидел за огромным полированным столом из красного дерева в окружении двух черных телефонов, толстого гроссбуха в коричневой обложке и груды документов, напечатанных на желтоватой бумаге. Ее цвет, казалось, намекал на то, что в свое время за закрытыми дверями этого кабинета было проделано немало темных делишек.

— Извините, что не встаю, — проскрипел он. Четыре слова, которые он мог произнести не думая, пока внимательно разглядывал нас. Он небрежно махнул похожей на высохший корень рукой в сторону двух кожаных кресел, и на его манжете сверкнула золотая запонка в виде монеты с профилем какого-то римлянина. — Вы сказали, что вы сын Уилларда Келли, — продолжал он, глядя на меня.

— Мы оба его сыновья. Это Уиллард-младший, а я — Рэймонд.

Его бледные глазки внимательно ощупали Билла и снова перескочили на меня.

— Но главный оратор — вы. Ведь это вы говорили со мной по телефону.

Пока что все было просто. Я смотрел на него, Билл — на меня.

— Мой отец когда-то здесь работал.

Кришман снова улыбнулся, продемонстрировав отличный набор ослепительно-белых вставных зубов, выглядевших совершенно не к месту на его утиной физиономии.

— Не здесь, если уж быть совсем точным. В то время наша фирма находилась ближе к центру.

— Он поступил к вам на работу в августе тридцатого.

— Наверное. Точно не помню.

— Однажды, когда рассматривалось дело Морриса Зильбера, его имя попало в «Таймс». О нем напечатали биографический очерк.

На этот раз Кришман улыбнулся, не разжимая губ, и это выглядело куда симпатичнее.

— Да, я хорошо это помню. Уиллард был очень смущен. Это был тихий молодой человек. В отличие от сына. — Говорил он так, словно Билла здесь не было.

— Два месяца назад он попал в «Таймс» еще раз, — сказал я. — Не доводилось читать?

Он нахмурился, отчего кожа у него на лбу сморщилась.

— Насколько я помню, нет. Должно быть, пропустил. — Он снова оскалил зубы в усмешке. — В моем возрасте редко читают что-либо, кроме некрологов.

Теперь я его раскусил. Когда он улыбался, показывая зубы, улыбка была фальшивой.

— Да, — кивнул я, — это не было на странице некрологов, но с ним случилось то же самое. Его убили.

— Убили?

— Застрелили. Из машины, когда он сидел за рулем. А вместе с ним был я.

— Ага, понятно... Вы узнали кого-нибудь из нападавших?

— Еще узнаю.

— Понятно. — Он сложил руки на обложке гроссбуха, — Потому-то вы сюда и пришли. Вы хотите отомстить.

— Это только во вторую очередь. А сначала я хочу знать все. Меня три года не было в стране, я служил в ВВС в Германии, недавно вернулся. Нет ни девушки, ни планов на будущее. — Я указал большим пальцем в сторону Билла. Он здесь ни при чем. Женат, есть ребенок. А все, что у меня было, — это мой родной дом и отец. Он не был в Нью-Йорке двадцать три года и думал, что его оставили в покое. А они пришли вновь, и это тогда, когда я нуждался в нем больше всего. Пришли нагло, с ухмылкой. — Я замолчал, и в комнате повисла тишина. Сняв руки с деревянных подлокотников кресла, я увидел, что на ладонях остались красные полосы. — И я хочу знать — почему?

— Они убили мою жену, — сказал Билл. Это прозвучало как своеобразное, хотя и резкое, извинение за наше вторжение.

Кришман вздохнул и провел по лицу своей высохшей ладонью. Теперь он уже не был похож на Главного Бизнесмена, а превратился в обыкновенного старика, который боится выйти в отставку, потому что многие его друзья умерли, стоило им решиться на это.

— Все это было так давно, — наконец сказал он. — В наше время такое уже невозможно. Ничего подобного больше никогда не случится.

— А Анастасия? — напомнил я. — А ослепление Виктора Рейзеля? Арнольд Шустер, двадцатидвухлетний свидетель, убит в пятьдесят первом году.

— Наша фирма уже почти двадцать лет не имеет ничего общего с этими людьми. Тогда были другие обстоятельства...

— Макэрдл номер один?

Он покачал головой, и его губы растянулись в улыбке.

— Филипп Ламарк. Его имя в названии фирмы стояло вторым, но старшим партнером был именно он.

— Он умер в тридцать пятом.

— Чтобы освободиться от подобных связей, требуется время.

— И когда вы от них освободились?

— Незадолго до войны. Кажется, в сороковом году.

— Отец тогда работал у вас?

— Как раз примерно в то время он уволился. И, насколько мне известно, уехал из города.

— Это было в том же году, когда осудили Эдди Кэппа?

— Эдди Кэппа?.. Ах да, за уклонение от уплаты налогов. Вы должны понять, с тех пор прошло очень много времени...

— Он уже вышел?

— Кэпп? Понятия не имею. Вы считаете, что между ним и смертью вашего отца существует какая-то связь?

— Когда отец умирал, он успел сказать «Кэпп», вот и все.

— А вы уверены, что он имел в виду именно его?

— Нет, но похоже на то. Как, по-вашему, Макэрдлу об этом было бы известно?

— О чем?

— Что Кэпп на свободе.

— Сомневаюсь. Полагаю, вы хотите с ним поговорить?

— Да.

Он кивнул.

— Я ему позвоню. Уверен, что он согласится. Мы все очень любили Уилларда. Для своего возраста он был блестящим юристом. — Он кивнул в сторону Билла. — Вы очень на него похожи. А вы, — он вновь повернулся ко мне, — больше похожи на Эдит. Те же волосы, овал лица...

— Да уж наверное.

— Насколько я понял из ваших слов, ваша мать умерла?

— Да, в Бингхэмптоне, когда мне было два года.

— Так вот куда он уехал! Ему бы следовало остаться в Нью-Йорке. В другом месте его талант пропал бы впустую. Хотя он специализировался на корпоративном праве, но в суде выступал прекрасно.

— В Бингхэмптоне он занимался тем же самым. Время от времени. Так вы говорите, что теперь у вас клиенты совсем другого рода?

— Да. Еще с довоенных времен. Торговые пароходные компании, производители тары и так далее. В основном промышленные корпорации.

— Дело Кэппа о неуплате налогов вел Макэрдл?

— Насколько я помню, да.

— Мой отец имел какое то отношение к этому делу?

— Я бы сказал, что да. Он вел дела Кэппа.

— Что??

— Как правило, он вел все легальные финансовые дела Кэппа. Видите ли, каждый наш постоянный клиент имеет своего куратора из числа наших сотрудников, который занимается всеми или почти всеми юридическими вопросами. Разумеется, процесс об уклонении от уплаты налогов — совсем другое дело. Не хочу сказать, что Уиллард Келли справился бы с ним хуже другого, но в то время Кэпп был очень важным клиентом. И было необходимо, чтобы процесс вел один из компаньонов фирмы.

— А кто еще был постоянным клиентом отца?

— Понятия не имею.

— А если поднять архивы?

Он покачал головой.

— Некоторые дела мы храним по семь лет, другие — по пятнадцать, и уж совсем немногие по двадцать. В архиве просто не осталось документов того периода. А ваш отец ушел от нас более двадцати лет назад.

— Если бы сейчас у вас был клиент такого уровня, вы бы сохранили его дело?

— Скорее всего, да.

— А как насчет Морриса Зильбера?

— Это то самое дело, когда «Таймс» напечатала очерк о вашем отце?

— Да.

— Простите, но даже тогда Зильбер был мелкой сошкой. Не имею ни малейшего представления, где он сейчас и жив ли вообще.

— Да, конечно.

— Вы не можете вспомнить кого-нибудь еще? — Он широко улыбнулся, раскинув руки со слегка дрожащими ладонями. — Поймите, это было так давно.

— Понимаю. Вы сказали, что можете позвонить Макэрдлу номер один.

— Разумеется.

Несколько минут он говорил по телефону. В разговоре называл Макэрдла «Эндрю», а не «Энди» или еще как-нибудь. Наконец он положил трубку.

— У вас есть машина?

— Да, — во второй раз за время разговора подал голос Билл.

— Он живет на Лонг-Айленде, — начал объяснять ему Кришман. — На северном берегу, сразу же за Кингс-парком. Там у него поместье.

Билл молча кивал, пока тот рассказывал ему, по какому шоссе ехать, где свернуть и так далее. Затем мы встали, я поблагодарил Кришмана за потраченное время, а он похвалил отца за то, что тот вырастил таких отличных ребят.

У двери я обернулся.

— Скажите, мистер Кришман, до сорокового года, еще до того, как вы перешли на законопослушную клиентуру, скольким профессиональным преступникам вы помогли избежать наказания?

— Понятия не имею.

— Но больше сотни наберется?

— О да, — он скупо улыбнулся. — Гораздо больше.

— И вы не боитесь возмездия со стороны правосудия?

— Это после стольких-то лет? Ничуть.

— Вас никогда не привлекут к ответственности?

— Никогда. Я в этом убежден.

— И, само собой, вы не лишитесь ваших денег и положения в обществе. У вас есть язва желудка или еще что-нибудь в этом роде?

— Нет, я совершенно здоров. Мой доктор говорит, что я вполне могу дотянуть до ста. А что? Вы что-то хотите этим сказать?

— Да, но не вам, а своему брату. Его нужно воспитывать. Он все еще верит в Хороших ребят и Плохих парней. Что они такими рождаются и такими же живут всю жизнь. Ну и, конечно, в то, что всегда побеждают только Хорошие ребята, а Плохие парни проигрывают.

Кришман снова скупо улыбнулся.

— В эти сказки верит огромное большинство людей. Им так удобнее.

— Пока в ход не идут пистолеты.