Кен сидел в комнате Гроуфилда, но Генри уже не было.

Гроуфилд вошел, закрыл за собой дверь и сказал:

— Тебе что, жить негде?

— Ты мне не нравишься, Гроуфилд, — ответил Кен.

— Тогда проваливай, — Гроуфилд потянулся и добавил, зевая: — Ну не ув — вивительное ли в — вело? Всего семь часов, как встал, а уже с ног валюсь.

— Вероятно, тебя измотало волнение за соотечественников. — Я знаю одну девицу, с которой ты мог бы прекрасно поладить, — ответил Гроуфилд, взглянув на него. — Почему вам, ребята, ни разу не пришло в голову, что я тоже ваш соотечественник?

— Не стану тратить силы и искать смысл в твоем высказывании, — заявил Кен. — Ты установил связь?

Памятуя об ушастых стенах вокруг, Гроуфилд сказал:

— На такие дела нужно время.

— Времени у нас нет. Эти люди пробудут здесь всего два дня. Ты что, вообще ни с кем не сошелся?

— Я сделал одно интересное наблюдение, — сказал Гроуфилд.

— Никакой шпион не задаст вопроса, не зная ответа заранее. Кто — то из ваших людей наверняка видел, как я встретился с мисс Камдела в вестибюле и поехал с ней кататься.

— Мы знаем, что ты виделся с ней, — сухо ответил Кен. — Но нам неизвестно, по делу или нет.

— Если бы вы знали мисс Камдела, этот вопрос даже не возник бы. Она навроде вас. Ее не интересуют люди, озабоченные собственной судьбой.

— Насколько я понял, встреча была деловой. Каков ее итог?

— Со мной свяжутся.

— Кто?

— Онум Марба.

— Ты еще не встречался с ним? Гроуфилд погрозил Кену пальцем.

— Опять за свое? Если спрашиваешь, значит, знаешь, что встречался.

— Ты чертовски занудлив, Гроуфилд.

— То же самое я думаю о тебе, Кен. Если тебе нужны четкие ответы, задавай четкие вопросы. И не пытайся темнить.

— Конечно, это свинство с моей стороны, — едко проговорил Кен, — но я испытываю к тебе стойкое недоверие.

— Так уволь меня.

— Поначалу с тобой было забавно. Мне нравился твой свежий взгляд на вещи, и все такое. Но теперь забавам пришел конец, Гроуфилд. Я задам тебе прямой вопрос, коль уж ты так этого хочешь, и посмотрим, сумеешь ли ты дать мне четкий ответ. О чем ты говорил с Марбой?

— О том, зачем я здесь, и нет ли для меня какой — нибудь работы. Видишь, если со мной не темнить, я тоже темнить не буду.

— Возможно. Какую легенду ты ему скормил?

— Я участвовал в ограблении, какое провалилось, и теперь отсиживаюсь в Канаде, пока не уляжется шумиха.

— Неужели он столько о тебе знает? Я имею в виду грабежи.

— А почему нет? — Гроуфилд снова зевнул. — Послушай, с тобой очень везло, и все такое, но я и правда с ног валюсь. — Тебе больше нечего сказать?

— Ничего.

— Тогда я кое — что скажу. Мы проверили, кто такой Альбер Бодри.

— Кто?

— Тот похититель, которого убили.

— А, водитель! Ну, и что?

— Он член «Ле квебекуа».

— Звучит как название хоккейной команды. Кен взглянул на Гроуфилда.

— Совсем забыл, — сказал он. — Просто удивительно, о скольких вещах ты понятия не имеешь. Ты слыхал о сепаратистском движении Квебека?

— Не слыхал, — ответил Гроуфилд. — Что такое сепаратистское движение Квебека?

— Провинция Квебек — часть Канады, в которой преобладает франкоязычное население. Тут все французское — речь, обычаи, история, культура и прочее. За последние пятнадцать лет или около того здесь развились сепаратистские настроения, кое — кто хочет отделить Квебек от Канады и как — то пристегнуть его к Франции. Когда несколько лет назад сюда приезжал де Голль, он еще подлил масла в огонь, и теперь тут уже с полдюжины организаций, жаждущих независимого Квебека, от политиков до дикарей и террористов. Самая оголтелая из этих группировок называется «Ле квебекуа». Она стоит за вооруженный мятеж, а посему эта шайка, разумеется, самая малочисленная и бестолковая.

— Погоди — ка. Что значит «разумеется»?

— Там, где не существует притеснений, вооруженным революционерам не так легко добиться успеха. Тут немало молокососов, готовых измазать краской памятник Вулфу и Монт — колму, причем, конечно же, фигуру Вулфа. Но когда речь заходит о том, чтобы взять винтовку и начать отстреливать всех, кто говорит по — английски, большинство молокососов предпочитает шмыгнуть в кусты.

— Всей душой согласен с вами, — проговорил Гроуфилд. Кен едва заметно улыбнулся.

— Не имеет значения, на каком языке ты говоришь, Гроуфилд, — сказал он. — У меня есть и более веские причины хотеть пристрелить тебя.

— Слушай, я стараюсь ладить с тобой, — напомнил ему Гроуфилд. — Постарайся и ты.

— Ладно, пожалуй, ты прав. Альберт Бодри был членом «Ле квебекуа», самой оголтелой и военизированной шайки борцов за освобождение Квебека.

— Они что, стреляют в тех, кто говорит по — английски?

— Нет, не всегда. Они отстаивают такого рода действия, но не продержатся долго, если и впрямь начнут стрелять.

— Тогда почему они напали на меня? И почему говорили друг с другом по — английски?

— Правда?

— В машине, пока мы ехали к той хижине. Я тебе уже рассказывал. Я был в сознании, хотя и не мог пошевелиться.

— И они поговорили по — английски, — задумчиво проговорил Кен. — Второй парень тоже был французский канадец?

— У него был другой акцент, — ответил Гроуфилд. — Немного похож на немецкий, хотя и не совсем.

— Голландский?

— Нет, вообще не германский. Грубоватый такой.

— Хм — м — м — м, — протянул Кен, глядя в пространство и размышляя о чем — то. — Возможно, все это объясняет.

— Что?

— Мы никак не могли понять, что замышляют в «Ле квебекуа», — ответил Кен. — Мы не знали, при чем тут вообще эта шайка. Но если Бодри говорил с доктором по — английски, стало быть, доктор не знал французского, и английский был их единственным общим языком. Может, они какие — нибудь маоисты? Там не было китайцев?

— Китайцев? Ты что, дурачишь меня?

— Нет. Между Францией и красным Китаем существует тонкая ниточка, о которой ты, наверное, не подозреваешь.

— Ну — ну…

— Эти страны очень похожи одна на другую, — сказал Кен. Если в восточном блоке красный Китай противостоит России, в западном Франция точно так же противостоит США. Обе эти нации многочисленны, глупы, хорошо вооружены и стремятся скрыть свои комплексы неполноценности. Это две ядерные державы, более — менее независимые от общемирового баланса сил, и их приверженцы в разных частях света симпатизируют и Франции, и Китаю. Канадские сторонники независимости Квебека, к примеру, дружат с маоистами из черных общин в Штатах.

— Господи! — изумленно воскликнул Гроуфилд. — Неужели я — единственный человек в мире, который не связан ни с одной организацией психопатов?

— Нет, Гроуфилд, ты принадлежишь к подавляющему большинству. Почти во всех этих организациях числится по десять — двадцать членов, и лишь в одной — двух наберется больше сотни. Но для судеб мира эти десять человек значат больше, чем десяток тысяч таких, как ты, сидящих перед телевизорами и считающих себя всезнайками, потому что наслушались Уолтера Кронкайта.

— Мир миру рознь, — ответил Гроуфилд. — Мне в моем мире прекрасно жилось и без вас, и без Уолтера Кронкайта. Ладно, не будем спорить. Ты хочешь сказать, что этот Альбер Бодри шпионил в пользу коммунистического Китая?

— Возможно. Или в пользу Франции. Или в пользу какой — то другой страны, находящейся в китайской орбите. Албании, к примеру.

— А разве Албания в китайской орбите? Кен удивленно посмотрел на него.

— Так ты даже этого не знал?

— Спокойной ночи, Кен, — сказал Гроуфилд.