Пальто Гроуфилд набросил на голову, чтобы защититься от осколков оконного стекла; он сжался в комок и падал со второго этажа в неизвестность.

Гроуфилд врезался в снег, как кулак в буханку хлеба, и наткнулся грудью на собственные коленки. У него перехватило дыхание. Гроуфилд полежал несколько секунд, запутавшись в пальто. Он чувствовал лбом толстую ткань, ощущал щекой тепло собственного дыхания, а носом — запах виски. В конце концов он мало — помалу пришел в себя и, брыкаясь, выбрался из — под пальто, будто бабочка из кокона. Он встал, оказавшись по колени в рассыпчатом снегу, и посмотрел на разбитое окно, из которого выпрыгнул.

В оконном проеме на фоне света возник силуэт Вивьен Камдела. Будто дикарь, Гроуфилд пожалел, что у него нет пистолета, но тут заметил, что Вивьен подает ему какие — то знаки. Она оглянулась через плечо, потом по пояс высунулась из окна и неистово замахала руками: смывайся, мол.

— Ох, женщины… — буркнул Гроуфилд.

Черт с ним, с непостоянством. Но это уже просто нелепо. Гроуфилд подхватил пальто, отряхнул с него снег, натянул на плечи и поплелся прочь по глубоким сугробам, высоко поднимая колени. Он был похож на футболиста при замедленной съемке. Гроуфилд не знал, куда идет, зато знал, откуда. Следует избегать любых огней. Он направил стопы во тьму, радуясь, что в безоблачном небе нет луны. Снег отражал свет звезд, и вблизи было видно неплохо, но темнота наверняка скроет его от любых преследователей.

Единственная сложность заключалась в передвижении. Идти по сугробам было изматывающе трудно, и Гроуфилд забуксовал, не успев сделать и десяти шагов. Однако выбора не было, и он продолжал тащиться вперед. В конце концов переставлять ноги стало и вовсе невозможно. Гроуфилд развернулся и затрусил обратно, поскольку погони не было.

Почему же ее не было?

Очевидно, преследование началось. С чего бы еще Вивьен Камдела стала так неистово махать ему руками? Что же случилось?

Потом он увидел глубокие борозды, которые оставил в снегу, и все понял. В усадьбе было больше умных людей, чем дураков. Вскоре этот вывод подтвердился: Гроуфилд услышал голоса.

— Чего бегать за ним впотьмах? Никуда он не денется. Утром пойдем по следу, и все дела.

Вот это правильно. Если, конечно, утром он еще будет жив. На улице было ужасно холодно. Пока Гроуфилд бежал, этого не чувствовалось, кроме того, его согревало выпитое виски. Теперь же, когда он стоял на месте, мороз взял его в оборот. Щеки и тыльные стороны ладоней уже коченели, а мочки ушей начинали болеть.

В карманах пальто лежали перчатки, и Гроуфилд натянул их, хоть они и были тонкие. А вот прикрыть макушку и уши ему было нечем.

Ноги тоже. На них были туфли и тонкие носки, уже насквозь мокрые. Так недолго и обморозиться. Ну что ж, его задача — выжить, и первым делом надо привести в порядок мысли, а потом точно определить, в какой стороне находится усадьба.

Вот она, впереди, залитая желтым светом. Из этого дома он выпрыгнул. Теперь он стоит с противоположной его стороны, не с той, где вход. А это значит, что озеро расположено позади усадьбы. Слева от главного здания находился низкий и хуже освещенный дом, похожий на мотель, ненадолго приютивший Гроуфилда, когда тот был еще наивным юношей. Точно такое же строение виднелось справа. Еще дальше справа высилось грузное угловатое двухэтажное здание с темными окнами, которое было не таким широким, как сама усадьба.

Логичнее всего было бы устроить первый привал именно там. Крыша над головой все — таки, да еще народу никого, судя по отсутствию огней. Гроуфилд направился к строению, на этот раз не пробиваясь сквозь сугробы, а просто неспешно шагая по ним. Он чувствовал, как отмерзают уши, нос и кончики Пальцев. Лодыжки и запястья тоже замерзли, и Гроуфилд вспомнил, как читал где — то, что эти части тела надо держать в тепле, поскольку сосуды тут ближе всего к коже и можно застудить кровь. Впрочем, сейчас он был бессилен помочь этой беде. Фонарик! Гроуфилд замер, увидев луч, бивший из окна усадьбы. Мгновение спустя вспыхнул еще один. Они не были направлены на Гроуфилда, но приближались, и он должен был попасть в сноп света именно там, где стояло нужное ему строение!

Ублюдки. Они догадались, что Гроуфилд захочет спрятаться в пустом доме, и стремятся ему помешать. Если он попросту замерзнет насмерть, это будет всем на руку. А утром они придут полюбоваться фигурой, застывшей в причудливой позе. Например, на одной ноге, с поднятым вверх пальцем. Они могут подвести проводку, сунуть ему в рот лампочку и сделать из Гроуфилда фонарь.

Лучи приближались к темной постройке, и Гроуфилд следил за ними, зная, что ему не успеть. Ну, а если успеет, что толку? Он безоружен, чего не скажешь о его противниках.

И все — таки больше податься некуда. Гроуфилд побрел вперед, теперь медленнее, чтобы они осмотрели дом и убрались до его появления.

Но те, кто его искал, не стали входить внутрь. Во всяком случае, сначала. Гроуфилд опять остановился и принялся наблюдать. Один из лучей погас, второй шарил по площадке возле дома. Потом первый вспыхнул опять, уже позади строения. Ищут следы. Они уверены, что он еще не забрался внутрь.

Гроуфилду это совсем не понравилось. Лучи фонарей двигались рядышком, потом снова исчезли, но в темном доме начали загораться огни — сперва в середине, потом — по торцам. Скоро горели уже все окна первого этажа. Больше ничего не происходило.

Только пошевелившись, Гроуфилд осознал, насколько закоченели его ноги. Уши тоже. Они больше не болели. Скоро онемеют и пальцы, если он так и будет торчать на морозе.

А идти по — прежнему некуда, только к этому дому впереди.

В остальных полно людей, а в этом — только двое, и оба — в теплой одежде. Если повезет, ботинки одного из них придутся Гроуфилду впору.

Он снова зашагал вперед, чувствуя себя, как никогда, тяжелым и неповоротливым. Трудно было заставить работать мышцы, трудно поднимать ноги, переставлять их, снова опускать, переносить вес тела с одной на другую. Куда легче было просто стоять на месте. Теперь болели только пальцы и горло, когда он втягивал воздух ртом, но и эта боль скоро пройдет.

Удивительно, насколько легко найти на родной планете уголок, в котором невозможно жить. Холод быстро и безболезненно убивал Гроуфилда, и, чтобы двинуться вперед, ему пришлось не на шутку рассердиться. Он злился на себя, на полковника Рагоса, на Вивьен и Марбу, на Кена и даже на Лауфмана, который не сумел увезти его подальше от ограбленного броневика. Гнев — штука калорийная. Он согрел Гроуфилда и преисполнил его решимости выжить и утереть всем нос.

Поблизости от углов дома не было окон, а значит, и света. Гроуфилд ковылял вперед, вспахивая снег ногами: у него уже не было сил поднимать их. Добравшись до стены, он привалился к ней и какое — то время стоял, переводя дух.

Потом закрыл глаза, и это едва не стало роковой ошибкой. К счастью, стоял он неровно и, начав падать, снова пришел в себя. Оказывается, он потерял сознание, и это испугало его. Гроуфилд не знал, долго ли был без чувств, но понимал, что никогда не очнулся бы, если бы стоял более ровно.

Дюйм за дюймом Гроуфилд продвигался вдоль стены влево, опираясь на нее. Наконец добрался до первого окна и с опаской заглянул в него.

Он увидел кладовую с полками из нестроганых досок, забитыми картонными коробками. Людей внутри не было, но дверь напротив окна стояла распахнутой настежь, за ней виднелся ярко освещенный коридор и еще одна дверь, которая вела в другую кладовку. Гроуфилд кивнул, рассказал себе, что он видит, дабы не заснуть, и пошел дальше.

За всеми окнами были совершенно одинаковые кладовки, коридоры и опять кладовки. Дойдя до середины дома, Гроуфилд наткнулся на дверь со стеклянным верхом и увидел маленький коридорчик, который вел в большой коридор. Там сидели и курили двое чернокожих в толстых распахнутых куртках и кожаных сапогах.

Гроуфилд отошел от двери, привалился к стене и забормотал себе под нос:

— Хорошо, давай проснемся и подумаем, что делать. Другое крыло дома — такое же, как это. Верно? Они сидят так, что я не могу пробраться внутрь незамеченным. Все окна наверняка заперты, и если я разобью одно из них, это черные услышат и будут знать, где я. Верно? Верно. Значит, войти нельзя. Верно? Нет, неверно. Что значит неверно? Это значит, что способ попасть внутрь обязательно должен быть, потому что мне необходимо попасть внутрь.

Он перестал бормотать и начал шевелить мозгами. Боль в пальцах ослабла, зато заболели колени. Шея была как деревянная, голова тоже. Казалось, она набита пухом, паутиной и клеем.

— Второй этаж, — сказал Гроуфилд. Он поднял глаза и сумел разглядеть окна, которые были едва видны. Второй этаж негров не интересовал, значит, они не верили, что он сумеет забраться туда. Что ж, им этот дом, вероятно, знаком, а ему — нет.

Но попробовать стоило. Гроуфилд не видел никакого способа забраться вверх по стене, поэтому пошел к дальнему углу здания, желая осмотреть его со всех сторон.

В этом конце размещался большой склад инвентаря, плугов, мотыг и разных механических приспособлений. В торцевой стене было нечто вроде гаражных ворот. Гроуфилд, шатаясь, миновал их. На ходу он заглянул в маленькое оконце на створке и увидел, что посреди склада есть свободная площадка, за которой расположена дверь в коридор, где лениво сидели два негра. В тепле. Начеку. При оружии. Гроуфилд их возненавидел. Сразу же за люком его рука наткнулась на выступ в стене.

Гроуфилд нахмурился и увидел, что это металлический ящик с кнопкой на передней крышке. Дверной звонок рядом с воротами гаража? Нет, конечно же, нет. Должно быть, на воротах есть электропривод, который открывает их, если нажать на эту кнопку.

Жалкий околевающий Гроуфилд поплелся дальше. Веки его отяжелели от намерзшего льда, и видеть становилось все труднее. Он добрался до угла дома и оглянулся.

А может быть?

А может быть.

Гроуфилд потащился обратно к воротам и изучил их более тщательно. Они имели всего одну створку. При нажатии кнопки ее верхняя часть уходила внутрь помещения, а нижний край поднимался и оказывался на улице.

Гроуфилд взглянул на темные окна второго этажа.

Получится ли? На воротах были ручки. Если он нажмет кнопку и встанет ногой на одну из них, то створка может поднять его на второй этаж. Надо только соскочить с" этой проклятущей штуковины раньше, чем она поползет внутрь дома, стать на узкий подоконник, как — то зацепиться и открыть чертово окно. Без шума. Но с молитвой, чтобы оно оказалось не заперто.

Даже будь он в лучшей форме, такое могло бы получиться только чудом. Но что еще остается делать? А если ничего не выйдет, можно попробовать опять скрыться в темноте, пока негры будут бежать сюда из коридора. Хотя скрыться вряд ли удастся.

Впрочем, сейчас все «вряд ли удастся». А эта задумка — единственное, что сулит хоть призрачный, но успех. Была не была. Гроуфилд протянул руку и нажал на кнопку онемевшим большим пальцем.

Ворота оказались голосистыми. Электромотор взревел, как грузовая лебедка. Гроуфилд попытался упереться ногой в рукоятку на створке и прижаться к поднимающейся двери. Возможно, мотор ревел так из — за того, что к весу створки прибавился и вес Гроуфилда. Наверное, по той же причине ворота поднимались так медленно. Но все — таки поднимались. Чего нельзя было сказать о Гроуфилде. Его одежда обледенела, тело наполовину превратилось в сосульку и стало неповоротливым, колени не сгибались. Он копошился на поднимающейся двери, но металлическая створка была скользкой, и вся его возня ни к чему не приводила.

К тому же, створка медленно вползала внутрь. Прищурившись, Гроуфилд увидел надвигающуюся на него притолоку и понял, что она пройдет над самой его головой. Пришлось расстаться с мечтой добраться до окна второго этажа. Очевидно, он въедет на створке в гараж, а потом выедет обратно, если его не зажмет между дверью и притолокой.

Чувствуя себя последним дураком, Гроуфилд держался за створку, пока она не остановилась в горизонтальном положении под потолком гаража. Внизу послышались шаги, и, судя по звуку, под створкой прошел только один человек. А они не дураки. Не поперлись вдвоем выяснять, почему открылись ворота. Один остался на посту на тот случай, если Гроуфилд задумал отвлекающий маневр.

В гараже было гораздо теплее, чем на улице. Гроуфилд чувствовал приятный запах машинного масла, исходивший от электромотора. Чувствовал, что его тело прямо — таки мечтает о тепле. Он уже вполне очухался и теперь сознавал, что там, на улице, был на волосок от смерти, Гроуфилд был одет явно не по погоде. Чуть ли не босиком, без шапки, без рукавиц.

Через минуту — другую сторож убедится, что его нет поблизости, и опять запрет ворота. Гроуфилд слегка приподнял голову и огляделся.

Смотреть было особенно не на что. Стропила от стены до стены, а на них — дощатый настил. Впереди — электромотор на стальном кронштейне, подвешенном к балке. Слева и справа — стальные желоба, по которым скользит дверь.

Недолго думая, Гроуфилд пополз по воротам, стараясь производить как можно меньше шума. Обледеневшее пальто тихо скользило по металлу. Протянув руку, он ухватился за ближайшую скобу кронштейна, на котором висел мотор, и перелез на него. Стальные уголки имели дюйма три в ширину. Гроуфилд ничком распластался позади мотора. Ноги его лежали на одной скобе, а грудь упиралась в другую. С великим трудом согнув колени, он просунул ступни ног в щель между балкой и деревянным потолком. Руки он кое — как запихнул за отвороты пальто, чтобы не свисали. Теперь из — под мотора торчала только его голова, но и она была не очень заметна.

Поза была весьма причудливой, но не такой уж неудобной. К тому же, Гроуфилд видел дверь, через которую только что проник в дом. Правда, видел вверх тормашками.

Дверь оставалась неподвижной еще три или четыре минуты. Потом она внезапно поползла вниз, а с улицы вошел человек. Он топал ногами, сбивая с ботинок снег. Человек остановился прямо под Гроуфилдом и прокричал что — то нечленораздельное, обращаясь к своему напарнику, который по — прежнему сидел в коридоре. Потом он повернулся и следил за дверью до тех пор, пока она не опустилась, описав дугу вдоль направляющих желобков. После этого негр взял свой автомат на плечо и, вернувшись в коридор, сел на стул рядом с напарником. Гроуфилд лежал неподвижно. Ему стало тепло. Тут, под потолком, где скапливался нагретый воздух, было градусов шестьдесят по Фаренгейту. Истинное наслаждение. Гроуфилда разморило, он расслабился и подумал, что под крышей гораздо лучше, чем под открытым небом. Глаза медленно закрылись, и он незаметно уснул.