1

Когда Джон Дортмундер, облегчившись, вышел из «Пойнтеров» и вернулся в главный зал «Бар и Гриль» на Амстердам авеню, было уже начало одиннадцатого очередного ноябрьского вечера, но самое удивительное заключалось в том, что его окружила невероятная тишина. Что особенно контрастировало с тем шумом и гамом, который царил, когда он выходил из зала. А теперь тишь. Ни слова, ни звука. Завсегдатаи все склонились над своими бокалами, практикуя в то же время взгляд за тысячу ярдов, а дамы, которые были далеко не завсегдатаями, очевидно, задумались по поводу домашних закаток. Даже Энди Келп, который делил с Дортмундером бурбон в конце бара, пока они ждали остальных парней из своей группы, теперь, казалось, глубоко задумался над рифмой к слову «серебро». В общем и целом все выглядело так, будто все посетители переживали некий внутренний монолог.

Дортмундеру понадобилась одна и шесть семнадцатых секунды, чтобы понять, что успело поменяться за время его отсутствия. За столиком на диванчике, за который практически никто никогда не садился, тот, что у самого входа, теперь сидел человек, который пил что-то из высокого прозрачного стакана, наполненного льдом и пузырьками, что, скорее всего, было содовой, и что, скорее всего, означало, что напиток безалкогольный. Этот человек, мужчина, лет сорока пяти, который, видимо, до сих пор еще позволял своей бабушке остригать его черные волосы, был скорее в неком смутном рассеянном состоянии, что говорило о том, что внутреннего монолога у него не было, а скорее это было внимательное вслушивание.

Это точно был коп, хоть и одет он был в то, что он, видимо, верил, было гражданской одеждой: бесформенная блестящая старая черная куртка, изумрудно-зеленая рубашка-поло и бесформенные штаны цвета хаки. Он также, похоже, верил, что любой коп мужского пола должен иметь несколько выпуклостей посередине, желательно размером с мешок картошки, для того, чтобы удобнее было цеплять ремень со всякими приспособлениями, и таким образом любой среднестатистический представитель правоохранительных органов представляется публике как человек с показателями Айдахо внутри.

Пока Дортмундер заворачивал за угол барной стойки и уже проходил мимо скрюченных спин людей, ведущих внутренний монолог, произошло две вещи, которые заставили его немного забеспокоиться. Во-первых, смутные черты копа вдруг стали еще менее различаемыми, глаза расслабились, движения руки, поднимающую стакан содовой и подносящей ко рту, стали еще более спокойными.

Это я! Дортмундер воскликнул в душе, хотя внешне не подавал никаких признаков – по крайней мере, он очень на это надеялся – это за мной он охотится, я ему нужен, это из-за меня он разоделся в одежду с гаражной распродажи.

А вторая вещь, которая произошла,– Энди Келп со своей отработанной беспечностью, словно это его обычный рабочий день в роли карманника, поднялся со стула, взял свой стакан и бутылку! их общую бутылку, вообще-то!– потом повернулся, ни с кем взглядом не встретился, и сел за соседний столик, как будто там ему было удобнее сидеть. Но это еще не все. Как только он сел, он поднял ноги под столом и положил их на соседний диванчик, чтобы не только расслабиться, но и остаться там сидеть одному.

«Он тоже знает, что это за мной»,– понял Дортмундер. Даже Ролло, мясистый бармен, стоял спиной к залу, пока писал на картонке красными буквами «МЫ НЕ ПРИНИМАЕМ ТАЛОНЫ НА ЕДУ», чтобы потом прикрепить эту надпись на зеркало за барной стойкой, так вот даже Ролло со своими несоизмеримо огромными плечами ясно давал понять, зачем тут этот любитель содовой – из-за него, персонажа, который только появился на сцене.

Первая мысль Дортмундера – нужно бежать. А вторая мысль – нельзя. Единственный выход находился как раз по левый локоть копа; иными словами – совершенно недоступно. Может ему стоит вернуться в «Пойнтеры» и сидеть там, пока этот парень не уйдет? Нет, тогда коп сможет пойти за ним и, воспользовавшись моментом, начать с ним говорить.

А что если спрятаться в «Сеттерах»? Нет, это тоже не сработает; дамы-незавсегдатаи зайдут и начнут дико орать.

«Чтобы это не было,– подумал Дортмундер,– мне все равно предстоит через это пройти. Но без своего напитка я обходиться не собираюсь».

Практически не останавливаясь на этот внутренний монолог, он направился ко своему одиноко стоящему бокалу. Пока он шел, коп подал ему знак. Это не был прямолинейный взгляд, подзывания пальцем или махание рукой, ничего из этого. Он поднял свой бокал, доброжелательно улыбнулся в бокал, поставил его обратно на стол и посмотрел в никуда. Это все, что он сделал, но это явно было приглашением, типа «давай, подходи, присаживайся, давай знакомиться».

Сначала то, что должно быть сначала. Дортмундер пошел за своим бокалом, увидел, что в нем практически ничего не осталось, опустошил бокал и направился к диванчикам, унося его с собой. По дороге он даже не посмотрел на Келпа, который тоже не смотрел на него, потом он остановился у первого столика, чтобы наполнить свой стакан из их бутылки – их бутылки!– и поплелся дальше вдоль диванов, остановился у столика, где сидел мистер Фатум и пробормотал:

– Занято?

– Присаживайтесь,– ответил коп. У него был приятный мягкий глубокий голос, с легкой хрипотцой, он вполне мог бы петь молитвы в каком-нибудь церковном хоре.

Дортмундер уселся напротив копа, стараясь держать свои колени подальше от колен незнакомца, а потом запрокинул голову, чтобы залить в себя немного бурбона. Когда он опустил голову и поставил стакан на стол, коп протянул через стол какую-то карточку и сказал:

– Позвольте представиться. Он не улыбался, не ухмылялся, но можно было точно сказать, что он явно был собой доволен.

Дортмундер наклонился вперед, чтобы посмотреть, что написано на карточке, чтобы при этом не трогать ее руками. Визитка, цвета слоновой кости, забавный шрифт голубого цвета, посередине было написано:

ДЖОННИ ЭППИК по найму

а в нижнем правом углу был адрес и телефон:

598 E. 3rd St.New York, NY 10009917-555-3585

Восточная Третья улица? Вдоль реки? Кому там вообще может что ли понадобиться? Это была часть Манхэттена, поэтому, чтобы попасть туда, практически требовалась виза, если в этом была какая-то необходимость, но, по большей части, таковой не было.

Телефонный номер был мобильным, код сотовых операторов Манхэттена. Поэтому Джонни Эппик мог всегда сказать, что он на Восточной Третьей, если ему кто-то позвонит, а сам может быть в этот момент в Омахе, и кто узнает?

Но важнее адреса и телефона была небольшая приписка под его именем: По найму. Дортмундер, прочитав эту фразу, нахмурился, не поднимая головы, перевел взгляд на Джонни Эппика, если это действительно был он, и спросил:

– Вы не коп?

– Уже семнадцать месяцев как нет,– ответил Эппик и на этот раз ухмыльнулся. – Отработал двадцать лет, закрыл все дела и решил стать внештатным сотрудником.

– Хм,– выдал Дортмундер. Получается, что убрать копа из Полицейского управления Нью-Йорка можно, а вот Полицейское управление Нью-Йорка из копа нет.

И сейчас этот бывший коп продолжал делать вещи, присущие копам: от достал из внутреннего кармана куртки фотографию, цветную, примерно в два раза больше визитки, протянул ее и спросил:

– Что скажешь?

Похоже было на какой-то переулок, заброшенный и неприглядный, как большинство переулков, виднелись запасные двери магазинчиков в неровных рядах кирпичных зданий. Какой-то парень проходил рядом с одной из таких дверей, двумя руками держал компьютер. Парень был одет во все черное, и он сгорбился так, словно этот компьютер был очень тяжелым.

Дортмундер не всматривался особо в фотографию, бросил быстрый взгляд, покачал головой и сказал:

– Сожалею, но я никогда его раньше не видел.

– Ты видишь его каждое утро, когда бреешься,– отчеканил Эппик.

Дортмундер нахмурился. Что это, какой-то трюк? Это что, был он на фотографии? Пытаясь узнать себя в этой крючковатой темной фигуре на фоне кирпичей, он спросил:

– Что тут вообще происходит?

– Это задний вход в здание H R,– пояснил Эппик. – Воскресенье полдень, не сезон налогов, они закрыты. Ты вынес оттуда четыре компьютера, не помнишь?

Конечно же, Дортмундер помнил. Когда у тебя одна работа за другой, все в конечном итоге смешивается. – Я уверен, что это не я,– ответил он осторожно.

– Слушай, Джон,– уже без интриги сказал Эппик, потом сделал паузу, делая вид, что он очень вежлив и тактичен:

– Ты не против, если я буду звать тебя Джон?

– Наверное, да.

– Хорошо. Джон, дело в том, что, если бы я хотел предоставить это как улику своим бывшим сослуживцам, ты бы уже давно был в месте, где все ходят в особых костюмчиках, понимаешь, о чем я?

– Нет,– сказал Дортмундер.

– А на мой взгляд, все очевидно,– пожал плечами Эппик. – Одна руку моет другую.

Дортмундер кивнул. Кивнув подбородком на фотографию, он спросил:

– А это какая рука?

– То, что тебе нужно, Джон…

– Негатив, я полагаю

Эппик с грустью покачал головой.

– Прости, Джон,– сказал он. – Это цифра. И в компьютере навсегда. И в том, который никогда не сможешь утащить, тем более сдать его своему дружку Арни Олбрайту.

Дортмундер удивленно приподнял одну бровь.

– Ты слишком много знаешь,– недовольно сказал он.

Эппик нахмурился.

– Это угроза, Джон?

– Нет!

Испугавшись, практически смутившись, Дортмундер почти заикался:

– Я только, ты так много знаешь, я не понимаю, откуда ты столько знаешь, в смысле, почему тебе столько нужно обо мне знать, вот и все. Не то чтобы ты знаешь слишком много. Просто так много Вы так много знаете, уммм, мистер Эппик.

– Тогда все в порядке,– спокойно ответил Эппик.

В этот момент его диалог прервался на секунду, когда сразу за ними открылась входная дверь, и вошли двое парней, которые внесли с собой чуточку уличного воздуха. Дортмундер сидел лицом к двери, а Эппик лицом к бару, и даже если Дортмундер и узнал эту парочку, он не подал вида. Да и Эппик не заметил, как свежеприбывшая кровь прошла мимо него.

Первым из двоицы был парень с ярко-оранжевой головой цвета морковки, он шел уверенно и твердо, словно жаждал, чтобы ему на плечо насыпали алмазов; второй парень был моложе, он выглядел нетерпеливым и осторожным в то же время, словно он очень хотел поужинать, но его смутили странные звуки, доносящиеся с кухни.

Эти двое поначалу не заметили Эппика, но когда они вошли внутрь, дверь за ними закрылась, и тут они еще с секунду-две колебались, но потом спокойно, не торопясь, работая, так сказать под прикрытием, пройдя мимо Энди Келпа, словно не знакомы с ним, они пошли в другую сторону, сначала к Пойнтерам и Сеттерам, оттуда к телефонной будке и дальше в заднюю комнату.

Надеясь, что Эппик не заметил ничего странного в этом приходе и уходе, пытаясь игнорировать разбушевавшихся бабочек в животе, Дортмундер как можно тверже сказал:

– Я имею ввиду, что это и правда вопрос. Знать столько обо мне, раздобыть эту фотографию и все прочее. В чем смысл?

– А смысл в том, Джон,– начал Эппик,– что у меня есть клиент, он нанял меня, чтобы начать поиски под его началом.

– Поиски.

– Именно так. Я изучил вопрос, просмотрел старые отчеты по задержанию, ну, знаешь, «почерк» того и этого, у меня все еще есть доступ к таким данным, и пришел к выводу, что ты именно тот парень, который захочет мне помочь в этом поиске.

– Я завязал,– отрезал Дортмундер.

– Значит возьми отпуск,– предложил Эппик. – Вернись к истокам. Он взял фотографию, положил ее обратно в карман куртки, затем пододвинул свою визитку поближе к Дортмундеру и сказал:

– Приходи завтра утром ко мне в офис, часам к десяти, там познакомишься с моим нанимателем, он объяснит тебе всю ситуацию. Если не появишься, жди звонка в дверь дома.

– Уммм,– только и смог выдать Дортмундер.

Поднимаясь из-за стола, Эппик кивнул в сторону, ухмыльнулся в своей манере и сказал:

– Передавай привет своему дружку Энди Келпу. Но завтра утром жду только тебя.

И он вышел из бара в переулок, оставив позади мокрую тряпку, где еще недавно был человек.

 

2

Когда дыхание Дортмундера восстановилось, он развернулся на диванчике, чтобы посмотреть на Келпа, который, как оказалось, уже ушел в заднюю комнату. Он понимал, что ему тоже нужно туда идти, где вместо изначального плана обсуждений, ему предстоит ответить на целую кучу вопросов. Он знал, что удовольствия от этого будет мало.

Повернув голову в обратную сторону – в сторону улицы – пытаясь решить, что же делать, он как раз увидел еще одного человека, который вошел в бар, он сразу бросался в глаза. Если говорить о размерах, то все люди как люди, а этот был просто гигантом. Можно даже сказать титан. Он был похож на часть ракеты, выброшенную за борт в Индийском океане, только вдобавок к этому еще черная фетровая шляпа. К фетровой шляпе на нем также значились черное шерстяное пальто, несколько ярдов в длину, а под ним черный свитер с высоким горлом, из-за которого казалось, будто его голова выглядывает из-за склона.

Этот парень остановился сразу же, как только оказался внутри, он приподнял свою огромную мохнатую бровь, глядя на Дортмундера.

– Ты говорил с копом,– прогрохотал он.

– Привет, Тини,– поздоровался Дортмундер, видимо, это и было имя этого монстра. – Он больше не коп, уже как семнадцать месяцев. Отработал двадцать лет, закрыл все дела и решил стать внештатным сотрудником.

– Копы не становятся внештатными сотрудниками, Дортмундер,– не согласился Тини. – Копы всегда являются частью системы. И в этой системе внештатных не бывает. Это мы внештатные сотрудники.

– Вот его визитка,– сказал Дортмундер и протянул карточку.

Тини положил визитку в свою огромную лапу и прочитал:

– По найму. Хм. Бывают копы по найму, но это ведь не этот случай?

– Не думаю, нет.

Тини с невероятной нежностью протянул визитку назад и сказал:

– Ну, Дортмундер, интересный ты тип, я всегда так говорил.

– Это не я к нему пришел, Тини,– подметил Дортмундер. – Он пришел ко мне.

– В этом-то и дело,– не унимался Тини. – Он пришел к тебе. Ни к Энди, ни ко мне, а к тебе.

– День везения,– вздохнул Дортмундер, не скрывая своего разочарования.

– Коп, который уже не коп, которого можно арендовать, словно машину,– фыркнул Тини. – И именно с тобой он захотел мило поговорить.

– Это было вовсе не мило, Тини,– покачал головой Дортмундер.

– Я был в лимузине снаружи,– сказал Тини; это был его любимый способ передвижения из-а его габаритов,– я вас заметил, подумал, может Дортмундер и этот коп захотят побыть наедине, потом я увидел, как вошли Стэн и малыш, никаких приветствий, ни «Дай пять!», а потом этот коп собирается и уходит, и оказывается, что он хотел поговорить именно с тобой, он хотел дать тебе свою новую визитку, вроде «открывается новый магазин, копы в лизинг».

– Он не коп, Тини,– не сдавался Дортмундер. – Уже как семнадцать месяцев.

– Мне кажется, такой переход длится все-таки подольше,– предположил Тини. – Поколения три, примерно.

– Возможно, ты прав.

– В очередной раз,– кивнул Тини. – Хочешь поговорить об этом, Дортмундер?

– Пока нет, мне нужно немного подумать,– ответил Дортмундер. – А пока я не хочу об этом даже думать, не сейчас.

– Тогда в другой раз,– согласился Тини.

– Да уж,– тяжело вздохнул Дортмундер. – Когда-нибудь обязательно наступит этот другой раз.

Тини осмотрелся.

– Похоже, все остальные в задней комнате.

– Да, все ушли туда.

– Наверное, нам тоже не мешало бы,– предложил Тини. – Посмотрим, что предложит Стэн. У водителей не так часто возникают идеи.

Он посмотрел на Дортмундера.

– Ты идешь?

Снова тяжело вздохнув – многовато для одного дня – Дортмундер покачал головой.

– Думаю, что не могу, Тини. Этот парень вышиб из меня весь дух, если ты понимаешь, о чем я.

– Пока нет.

– Я думаю,– сказал Дортмундер,– думаю, мне стоит пойти домой. Прости пойти домой, понимаешь?

– Нам будет тебя не хватать,– честно признался Тини.

 

3

– И так, Джон,– сказала Мэй, когда они сидели за столом и завтракали,– что ты собираешься делать?

После тяжелой ночи, Дортмундер описал свою встречу с Джонни Эппиком по найму своей верной подруге Мэй во время своего стандартного завтрака: кукурузные хлопья с молоком и сахаром, а она слушала с широко раскрытыми глазами, не обращая никакого внимания на свой завтрак: половину грейпфрута и чашку черного кофе. А теперь ей было интересно, что он собирался делать дальше.

– Ну, Мэй,– неуверенно сказал он,– похоже, у меня нет выбора.

– Ты ведь говоришь, что он больше не работает копом.

– Но он все еще имеет связи с копами,– пояснил Дортмундер. – В любой момент он может ткнуть пальцем, и в этом месте разразится молния.

– Значит тебе нужно идти.

– Я даже не знаю как,– застонал Дортмундер. – Нужно ехать на восток на Третью улицу. Как? Как попасть туда, на пароме плыть на остров?

– Наверное, туда ходят автобусы,– предположила Мэй. – Через Четырнадцатую улицу. Могу одолжить тебе свой проездной.

– Все равно оттуда еще идти пешком черт знает сколько,– не успокаивался Дортмундер. – От Четырнадцатой до самой Третьей.

– Ну, Джон,– пожала плечами она,– в данном случае угонять машину точно не стоит.

– Думаю, не стоит.

– Особенно, когда речь идет о встрече с копом,– напомнила она.

– Уже как семнадцать месяцев не коп.

– Ага,– поддакнула она.

Поездка на автобусе оказалась не такой уж и плохой, особенно после того, как он и водитель догадались наконец-таки как правильно просунуть проездной Мэй в проверяющую машинку. Автобус был автобус с прицепом, поэтому он занял место у окна сразу за гармошкой. Как только он сел, автобус с рычанием отъехал от тротуара, и он уставился в окно, изучая новый мир.

Раньше ему никогда не доводилось бывать даже на Четырнадцатой улице. У Нью-Йорка, по сути, нет соседних городов, как у большинства других. Рядом только обособленные деревеньки, некоторые существуют на других континентах, некоторые вообще живут в прошлом веке, но большинство из них живут междоусобной войне. Английский язык не является первым языком в таких деревеньках, но латинский алфавит все же имеет некоторое преимущество.

Глядя в окно, Дортмундер пытался составить свое мнение о конкретно этой деревне. Он никогда не был в Болгарии – не было нужды – но ему казалось, что эта местность была похожа на небольшой городок в этой стране, по одной из сторон горной цепи. Если там есть горы.

Спустя какое-то время пейзаж за окном перестал меняться, и, когда он осмотрел автобус, он понял, что все остальные сидения были свободны, а водитель впереди повернулся к нему и что-то кричал. Дортмундер сконцентрировался и услышал:

– Конечная остановка!

– О, да. Точно.

Он махнул водителю и вышел из автобуса. Дорога к Третьей улице была именно такой длинной, как он и предполагал, но даже когда он до нее дошел, это был еще далеко не конец пути. Не имея никакого понятия, как долго ему придется искать это непонятное здание, он прикинул, что ему понадобится примерно час, но оказалось, что он прибыл на место уже через пятнадцать минут, поэтому он обошел здание вокруг несколько раз, чтобы не приходить на встречу слишком рано.

По крайней мере, эта была хорошая возможность изучить здание. Здание было угловым, из темного кирпича, с виду немного запущенное, высотой в шесть этажей. На первом этаже был пункт выдачи денег, судя по многочисленным неоновым вывескам на разных языках, которые висели на окнах, закрытых железными балками, которыми обычно отгораживают горилл в зоопарке.

Сбоку была зеленая металлическая дверь с вертикальной панелью в несколько кнопочек с именами на узких карточках рядом с кнопками. На некоторых были имена людей, на некоторых – названия фирм. На каждом этаже – по две квартиры/офиса, обозначенные буквами «П» и «Л». ЭППИК – это все, что было написано – был в квартире 3П.

Сделав пару шагов назад, Дортмундер посмотрел наверх на окна, которые, по его предположению, должны были быть окнами квартиры 3П, они были завешены жалюзи, которые были чуть приоткрыты вверху, чтобы можно было видеть небо, но не улицу. Ладно, еще пятнадцать минут. Он решил еще прогуляться.

Оставалось еще пять минут, а он уже успел пройти свой путь уже дважды, придумывая слово, которым можно было бы назвать монгольский бакалейный магазинчик. Но уже было достаточно прогулок, поэтому он нажал на кнопку рядом с фамилией Эппик, и дверь практически сразу же издала этот жужжащий звук, которые издают все подобные двери. Он толкнул дверь и оказался в крохотном вестибюле, прямо перед ним возвышалась крутая лестница, а справа теснился узенький лифт. Он решил проехаться на лифте, но когда он доехал до третьего этажа, там снова оказались ступеньки, ведущие к двум дверям, обе из темного дерева и обе обозначены латунными знаками 3П и 3Л.

Еще кнопка. Он нажал на нее, и уже другая дверь выказал ему свое пренебрежение. Эту дверь нужно было тянуть на себя, как он вскоре понял, но это жужжание не прекращалось, пока он не понял, в чем дело.

Внутри помещение оказалось гораздо просторнее, чем Дортмундер предполагал, он думал, что внутри будет много крохотных комнаток, которые обычно люди называют «офисным муравейником». Но нет. Большинство стен подобного «муравейника» были снесены, большой ковер цвета бургунди объединял все комнаты, и уже на самом ковре были обозначены зоны, которые разделялись мебелью.

Рядом с дверью, которую Дортмундер как раз закрывал, стоял хорошо отполированный деревянный стол, который стоял боком так, чтобы видеть и дверь и комнату. Рядом со столом стоял Эппик, с улыбкой победителя на своей физиономии, сегодня на нем была рубашка поло такого же цвета, как и ковер, серые брюки с прорезиненной талией вместо ремня и двухцветные туфли для гольфа, хотя эти были без шипов.

– Как раз вовремя, Джон,– сказал Эппик и протянул грубую руку. – Хочу пожать тебе руку, потому что скоро мы станем партнерами.

Дортмундер пожал плечами и протянул свою руку в ответ.

– Ладно,– сказал он, не обращая внимания на потенциальное партнерство.

– Позволь представить тебя,– сказал Эппик, отворачиваясь, но при этом все еще держа руку Дортмундера, неприятное ощущение,– нашему главнокомандующему.

Дортмундер собирался было сказать, что он не знал, что у них еще будет главнокомандующий, но не стал этого делать, потому что стал разглядывать остальную часть комнаты. Справа, вдоль стены с окнами с жалюзи, через которые виднелись тонкие полоски бледного неба поздней осени, стоял стол для переговоров из бледного дуба с закругленными краями, к нему придвинуты восемь стульев с синей обивкой. Слева, где окон не было, потому что там уже начиналось другое здание, была зона для беседы: два больших синих дивана под равными углами от квадратного стеклянного кофейного столика, рядом стояли пару таких же по стилю кресел. Сразу за зоной для бесед начиналась кухня, где стоял самый обычный стол и шесть стульев, в дальнем угла за столом переговоров стоял СтэирМастер и еще несколько других тренажеров. Не так себе представлял Дортмундер жилище бывшего копа. По крайней мере, бывшего копа по фамилии Эппик.

– Вот сюда, Джон,– Эппик провел Дортмундера по кругу вокруг стола, подводя к левому углу, где стояло высокотехнологичное инвалидное кресло, похожее на аппарат для запуска в космос, оно стояло перед стеклянным кофейным столиком, напротив одного из синих диванов, а второй диван, который стоял напротив стены, был по его левую сторону.

В кресле сидел кто-то или что-то, одетое в черные штаны, черные грубые башмаки, на плечах накидка в стиле индейцев Навахо и с алым беретом на голове. Это что-то было большим и мягким, едва помещающееся в кресло, оно размышляло, глядя в никуда, не обращая абсолютно никакого внимания на Эппика, который за руку вел Дортмундера.

– Мистер Хэмлоу,– позвал Эппик, так почтительно и аккуратно, вовсе не похоже на того самоуверенного копа,– мистер Хэмлоу, приехал специалист.

– Пусть садится. Тут.

Голос его звучал так, будто из велосипедной шины спускают воздух, поначалу, когда мистер Хэмлоу указал на диван слева от него, ему показалось, что он показывал куриной ножкой, но нет, это оказалась его рука.

Кстати о руках, наконец, Эппик отпустил Дортмундера и жестом указал ему на диван, пробраться к которому нужно было обходя инвалидное кресло мистера Хэмлоу, что Дортмундер и сделал, а Эппик к это время раскинулся на втором диване, закинув ногу на ногу, всем видом показывая, как ему удобно и как он расслаблен, но у него это не очень-то выходило.

Дортмундер сел слева от мистера Хэмлоу, наклонился чуть вперед, оперевшись локтями о бедра, посмотрел мистеру Хэмлоу прямо в глаза и спросил:

– Как ваши дела?

– Бывало и получше,– просвистела велосипедная шина.

Дортмундеру и так это было очевидно. Глядя на мистера Хэмлоу вблизи, можно было увидеть проблем семь или даже восемь. На нос была прицеплена пластиковая штука, которая крепилась к ушам, чтобы подавать в легкие кислород. Его лицо и шея были так сильно раздуты, кроме этих куриных лапок, словно велосипедным насосом усердно пытались восполнить утечку воздуха из шины. Его глаза были маленькими и злыми, зрачки – мутно-синие, из-за чего, когда он смотрел из-под своего красного берета, он был похож на смертоносного ястреба. Кожа его была красной, словно сырое мясо, как будто он по природе своей очень бледный человек, а его забыли на солнцепеке. И поза, в которой он сидел, была ужасной: он сидел практически только на своих лопатках, от чего его борода лежала на груди, и, в общем и целом, он был похож на медицинский мяч. Правое колено постоянно дергалось, словно воспоминание о молодости и роли барабанщика в танцевальном клубе.

Пока Дортмундер изучал эти нелицеприятные детали, мутные глаза мистера Хэмлоу изучали его, и тут мистер Хэмлоу спросил:

– Что вы знаете о Первой Мировой Войне?

Дортмундер задумался.

– Мы победили,– выдал он.

– А кто тогда проиграл?

– Другие. Не знаю, меня там не было.

– Меня тоже,– сказал мистер Хэмлоу, а затем послышался какой-то непонятный звук, то ли смех, то ли предсмертный хрип, но, скорее всего, это был смех, потому что он был все еще жив.

– Зато там был мой отец. Он там был. И он мне все рассказал.

– Наверное, интересно.

– Красноречиво. Мой отец сражался на войне еще два года после ее окончания, что скажете на этот счет?

– Видимо, он был энтузиастом.

– Нет, это был приказ. А знаете ли вы, с кем ему приходилось сражаться?

– Когда война закончилась? Дортмундер покачал головой. – Даже представить себе не могу,– ответил он.

– В 1917,– начал свой рассказ мистер Хэмлоу,– в США началась война. В Европе к тому моменту она уже шла три года. Это был тот же год, когда началась Русская Революция. Царя свергнули, и к власти пришли коммунисты.

– Насыщенный выдался год,– пожал плечами Дортмундер.

– Британцы,– коротко сказал мистер Хэмлоу, а затем сплюнул, как будто продолжения дальше не следовало. – Британцы,– он повторился,– содержали огромные склады боеприпасов в Мурманске, в глубоководном порту на российском побережье Баренцева моря, к северу от Северного Полярного Круга.

– Холодно там, наверное,– предположил Дортмундер.

– Не суть,– ответил мистер Хэмлоу. – Важно то, что после окончания революции им нужно было куда-то спрятать все эти боеприпасы от Красной армии. Поэтому – никакой войны не было объявлено, никаких официальных заявлений – мой отец и еще несколько сотен других бойцов американских вооруженных сил, включая военно-морской флот, отправились туда сражаться на стороне британцев, чтобы эта чертова Красная армия не успела добраться до оружия. Там они пробыли два года, уже после того, как война закончилась. Триста человек погибли. Но, наконец, в 1920 американцы смогли вернуться домой. Это был единственный раз за всю историю, когда американцы воевали с русскими на русской земле.

– Никогда о таком не слышал,– признался Дортмундер.

– Большинство об этом не знают.

– Для меня это тоже стало новостью, а мне казалось, что я довольно хорошо знаю историю,– выдал Эппик.

– Американские солдаты,– продолжил мистер Хэмлоу, в его голосе прозвучало некое удовлетворение, возможно, даже гордость,– нечисты на руку, всегда такими были. По всей Америке разбросаны украденные вещи.

– Издержки войны,– пояснил Эппик.

– Так принято говорить,– поправил его мистер Хэмлоу. – В конце вторжения, взвод американских солдат – девять парней, включая моего отца, и их сержант Альфред Х. Нортвуд нашли необычный склад в Мурманске. Это был шахматный набор, подарок для царя, не знаю, от кого, его только доставили кораблем, как вдруг началась революция большевиков. Этот набор был самой ценной вещью, которую они когда либо видели в своей жизни.

– Шахматный набор,– повторил Дортмундер.

– Фигуры были из золота, инкрустированные драгоценными камнями. Одному человеку было не под силу поднять весь комплект.

– О,– удивленно выдохнул Дортмундер. – Вот это шахматный набор.

– Вот именно. Он стоил миллионы. В военных беспорядках и с суматохой во время революции никто даже не догадывался о существовании этого набора, который был упакован в деревянный ящик.

– Это хорошо,– подметил Дортмундер.

– Многие ребята из этих экспедиционных войск,– продолжал мистер Хэмлоу,– были из Огайо и Миссури, поэтому они заключили соглашение. Они договорились забрать этот шахматный набор с собой в Штаты и продать их, чтобы осуществить их давнишнюю мечту – открыть сеть радио станций по всему Среднему Западу. Если бы они так и сделали, они бы обеспечили себе жизнь до самой смерти.

– Ух,– сказал Дортмундер, подметив это коварное «если».

– Сержант Нортвуд,– говорил мистер Хэмлоу,– забрал себе доску из слоновой кости и черного дерева. Один парень забрал коробочку из тика, где хранились фигуры. Остальные, в том числе и мой отец, забрали по четыре фигуры каждый, чтобы безопасно провести контрабанду.

– Звучит неплохо,– согласился Дортмундер.

– Уже в Штатах,– продолжал рассказ мистер Хэмлоу,– солдаты того взвода встретились с бывшим сержантом Нортвудом в Чикаго, и каждый отдал ему свою часть ворованного, чтобы тот продал это все, и у них были бы деньги, которые им были нужны.

– Ага,– поддакнул Дортмундер.

– Больше они никогда не видели ни Нортвуда, ни шахматного набора.

– А знаете,– выдал свое умозаключение Дортмундер,– я предвидел такой конец.

– Они его искали, очень долго искали,– вздохнул мистер Хэмлоу. – С каждым годом их становилось все меньше и меньше. В конечном счете остались только мой отец и три его друга. Они рассказали всю историю своим сыновьям, и когда мы выросли, семь сыновей, в свободное от рабочей суеты и семейной жизни время мы также продолжали искать Нортвуда и этот шахматный набор. Но и нам не удалось их найти.

Мистер Хэмлоу пожал плечами, хотя больше это походило на судороги.

– А следующее поколение уже таким не интересуется,– вздохнул он. – Это древняя история. Двое парней из моего поколения все еще живы, но ни один из нас не в состоянии продолжить поиски.

Деликатно, насколько это было возможно, Дортмундер высказал свое предположение:

- Скорее всего, этого сержанта Нортвуда уже даже нет в живых.

– Зато есть шахматный набор,– напомнил мистер Хэмлоу. – Ребята хотели назвать свою компанию «Шахматный Король Бродкастинг». Один из них даже нарисовал очень красивый логотип.

– Ага,– снова поддакнул Дортмундер, очень надеясь, что мистер Хэмлоу не станет ему показывать этот логотип.

Он и не стал. Вместо этого он опустил голову, мутные глаза теперь стали стеклянными.

– Я богатый человек,– сказал он. – Я тут не ради денег. У этих парней отобрали мечту.

– Да, я понял,– согласился Дортмундер.

– А теперь, по счастливой случайности,– подытожил мистер Хэмлоу,– если я доживу, то смогу все исправить.

– Вы знаете, где находится шахматный набор,– предположил Дортмундер.

– Возможно,– уклончиво ответил мистер Хэмлоу, откинулся на спинку своего кресла и сложил свои куриные лапки на животу. – А теперь,– сменил он тему,– давайте поговорим о вас. Как, говорите, вас зовут?

 

4

– Диддамс,– ответил Дортмундер и вздрогнул, ведь это было его самое нелюбимое вымышленное имя, которое всегда вырывалось наружу очень не вовремя, как и синдром Туретта.

Мистер Хэмлоу вытаращился на него.

– Диддамс?

– Уэльское имя.

– Ох.

Эппик спокойно пояснил:

– Джон время от времени использует разные подставные имена, эдакая специфика его работы.

Может ли тыква на медицинском мяче выглядеть раздраженной? Да.

– Понимаю,– коротко ответил мистер Хэмлоу. – Значит на данный момент известно одно – этого джентльмена не зовут Диддамс.

– Скорее всего это и не уэльское имя,– предупредил Эппик.

– Но меня точно зовут Джон,– напомнил Дортмундер.

Эппик улыбнулся в ответ и кивнул.

– Это правда. Похоже на мое. Тебя когда-нибудь звали Джонни?

– Нет,– ответил Дортмундер.

– В этом вся суть,– уверял его Эппик. – Ты же видел на моей визитке. Джон Эппик не принесло бы мне столько пользы.

– Мда, понимаю,– кивнул Дортмундер.

– Конечно, понимаешь. Джонни Эппик. Звучит, как стремление к чему-то. Как Джонни Гитар.

– Ага.

– Джонни Кул. Джонни Холидэй. Джонни Трабл.

– Джонни Белинда,– вдруг неожиданно предложил свою версию мистер Хэмлоу.

Эппик не хотел возражать своему работодателю, но и Джонни Белинда в своем списке он тоже не хотел.

– Это особый случай, сэр,– тактично сказал он и продолжил своей список, повернувшись к Дортмундеру:

– Джонни Рокко. Джонни Тримейн. Джонни Рено.

– Джонни Мнемоник,– снова предложил свою версию мистер Хэмлоу, человек, который, вероятнее всего, не часто ходил смотреть фильмы, скорее, фильмы смотрели на него.

– Сэр, мне кажется, это имя не совсем подходит к вышеперечисленным,– снова тактично сказал Эппик.

Дортмундер, который хоть и также не часто ходил в кино, только если его верная спутница Мэй настаивала, он делал исключения, обладал хорошей памятью, поэтому сейчас в его мозгу всплыло название одного из фильмов: «Джонни взял ружье».

Эта версия тоже сейчас никому не понравилась. Эппик покачал головой:

– Джон, мы сейчас говорим о Джони Юма, Джонни Миднайте, Джонни Юпитере, Джонни Ринго.

– Джонни Эпплсид,– добавил мистер Хэмлоу.

– Нууу,– протянул Эппик,– это тоже далековато от этой области, мистер Хэмлоу.

– Джонни Кэш?– предложил Дортмундер.

– Джонни Уокер,– выдал мистер Хэмлоу.

Дортмундер посмотрел на него.

– Красный или черный?

– О, черный,– ответил мистер Хэмлоу. – Конечно же, черный. Но дело не в этом. Повернувшись основной массой своего тела к Эппику, он спросил:

– Значит вы уверены в этом человеке?

– О, абсолютно,– не сомневаясь ответил Эппик. – Я использовал все возможные ресурсы Полицейского управления Нью-Йорка, чтобы найти того, кто нам нужен, те, которые не находятся за решеткой в данный момент, разумеется, и оказалось, что Джон – лучший из всех вариантов. Он просыпается вором и ложиться спать тоже вором. Честные мысли никогда не проскальзывали в его голове. Если бы он мог быть еще хоть чуточку закрученнее, им можно было бы открывать винные бутылки вместо штопора. Раньше он имел свойство ошибаться, но сейчас он уже научился, как этого избегать. Гарантирую вам, что на данный момент это самый бесчестный, самый криминальный прохвост из всех, которых когда-либо можно встретить.

– Ну,– Дортмундер был слегка удивлен,– пожалуй, это даже чересчур.

Эппик все еще продолжал говорить с мистером Хэмлоу:

– Вы доверяете мне, я доверяю Джону, но дело даже не в этом. Вы знаете, где найти меня при случае, а я знаю, где достать Джона. Он бы мог нас надуть за секунду, если бы…

– О, эй.

– … он знал точно, что смог бы сбежать, но он понимает, что не сможет, поэтому мы все можем в данной ситуации доверять друг другу…

– Прекрасно,– похвалил мистер Хэмлоу и несколько раз кивнул в сторону Дортмундеру, невпопад ритму его колена, что немного раздражало. – Пока что,– сказал он,– мне нравится, что я вижу. Видимо, Джонни, вы угадали с выбором. Вы действуете по своей системе. Вы не бушуете, но за себя постоять в состоянии.

Дортмундер не мог припомнить случая, когда он был в центре внимания, в частности в такой критической степени, даже в суде ни разу такого не было, и это начало его беспокоить. Все чешется. Да уж, мало повода для радости. Пытаясь сократить время его собеседования на сколько это было возможно, он подытожил:

– Значит вы хотите, чтобы я и еще кто-нибудь нашли этот шахматный набор для вас, чтобы вы…

– Кто-нибудь еще?– перебил мистер Хэмлоу.

– Но ведь вы же сказали, что одному человеку было не под силу поднять его.

– О, да.– Мистер Хэмлоу снова начал кивать невпопад. – Так мне сказал мой отец, тогда меня это впечатлило. Откровенно говоря, я не подумал о последствиях, но вы правы. А может вы могли бы сделать несколько подходов, чтобы все забрать самому?

– Когда дело касается грабежа,– Дортмундер решил его немного просветить в этом деле,– не стоит возвращаться на одно и то же место несколько раз.

– Да, конечно, я понимаю. Повернувшись к Эппику, он сказал:

– Сколько вам понадобится времени, чтобы найти второго человека?

– О, я думаю, Джон запросто кого-нибудь найдет,– и Эппик показал свой оскал Дортмундеру. – Может твой друг Энди смог бы помочь?

– Ну,– неуверенно ответил Дортмундер,– думаю, ему надо будет свериться со своим ежедневником, но я могу у него спросить. А мистера Хэмлоу он сказал:

– Похоже, осталось только два вопроса.

– Да?– мистер Хэмлоу с любопытством вытянул шею, как нахохлившийся петух. – Какие вопросы?

– Первый – где находятся шахматы?

– Да, конечно,– согласился мистер Хэмлоу, явно желая поскорее услышать второй вопрос. – А второй?

– Возможно, вы даже не предполагали,– издалека начал Дортмундер,– но у меня есть фамильный герб.

– Правда?

– Да. – И на нем есть надпись.

– Не терпится узнать, как она звучит.

– Quid lucrum istic mihi est.

Мистер Хэмлоу искоса посмотрел на него, словно красноголовый ястреб в полете.

– Боюсь, моего знания латыни будет недостаточно, чтобы перевести это.

– В чем выгода для меня,– помог перевести Дортмундер.

 

5

Мистер Хэмлоу разразился в смехе, или, по крайней мере, попытался, судя по звукам, которые доносились из области его головы. Потом он сказал:

– Ну, полагаю, если бы вам удалось ускользнуть от Джонни, вы бы могли получить миллионы. Но, если вы будете молодцом, то сумма, конечно же, будет гораздо скромнее.

– Зато будет продолжаться свободная жизнь,– добавил Эппик.

Стопроцентные халявщики, эти двое, все признаки на лицо. Дортмундер уже встречался с таким: ребятам с большими идеями просто нужно немножко его помощи, его знаний, его опыта, но никто не хочет за это платить. Или хотели платить, но слишком мало.

С другой стороны, если он заявит, что он не хочет связываться с ними, то они быстро найдут, за какое больное место можно укусить. Так что теперь ему придется последовать совету мистера Хэмлоу и надо будет быть молодцом. Поэтому он ответил:

– Без информации о том, где находится объект, или, например, как он охраняется, или любой другой необходимой информации, я не смогу понять, какие неприятности меня могут ждать, если я возьмусь за это дело, или какие расходы мне придется понести, или может мне понадобится больше людей, или еще что-то. Поэтому пока что я с вами, но должен вам сказать, что вот Джонни Эппик утверждает, что я именно тот специалист, который вам нужен, поэтому, если я должен быть специалистом, и я приду к выводу, что это сделать невозможно, или что это будет слишком опасно для меня, значит тогда я озвучу вам это вслух, и я бы хотел в таком случае, чтобы вы согласились с тем, как я вижу дальнейшее развитие.

Эппик нахмурился, он явно был недоволен подобной фривольностью, но мистер Хэмлоу сказал:

– Как по мне, это звучит справедливо. Думаю, вы поймете, что это задание достойно ваших навыков, но оно не будет предусматривать определенный уровень опасности, чтобы это вас сподвигло отказаться от выгоды данного дела.

– Тогда все в порядке,– ответил Дортмундер. – Так где набор?

– Боюсь, это не мне предстоит озвучить,– ответил мистер Хэмлоу.

Дортмундеру это явно не понравилось.

– Вы хотите сказать, что вы не один в этом деле? Я думал, что все умерли, или состарились, или чего-то там.

– Кроме,– спокойно ответил мистер Хэмлоу,– моей внучки.

– Ну вот, теперь еще и внучка,– недовольно хмыкнул Дортмундер.

– То, что следующее за мной поколение не заинтересовалось судьбой украденного шахматного набора и их не интересовали разбитые мечты своих дедов,– это правда,– сказал мистер Хэмлоу. – Для них это все было просто историей. Тем не менее, Фиона, дочь моего третьего сына, Флойда, очень заинтересовалась историей шахматного набора, в основном, потому, что это история, а она очень любит историю.

Дортмундер, у которого интерес к истории обычно был вызван конкретным дело, не нашел, что ответить, поэтому просто сделал заинтересованный вид.

Видимо, этого было достаточно, потому как мистер Хэмлоу продолжил рассказ:

– Фиона, моя внучка, адвокат, работает в центральной конторе по имущественному планированию. Она заинтересовалась историей шахматного набора, пришла как-то ко мне узнать те детали, которые рассказывал мне мой отец, провела свое расследование и нашла, или, по крайней мере, она считает, что нашла шахматный набор.

– Считает,– повторил на ним Дортмундер.

– Ну, она не видела его лично,– пояснил мистер Хэмлоу. – И никто из нас его лично не увидит, пока вы его не заполучите.

– Внучке было достаточно того,– продолжил за него Эппик,– что она разгадала мистическую загадку, набор найден, дело закрыто. Мистер Хэмлоу рассказал ей про разбитый мечты и все такое.

– Наконец, она согласилась,– продолжил пояснять мистер Хэмлоу,– что получить шахматы важно для благополучия их семьи, чтобы возместить ущерб прошлого поколения.

– Понял,– коротко ответил Дортмундер.

– Но у нее есть свои условия,– предупредил мистер Хэмлоу.

«И что тут может быть интересного для меня?»,– спросил Дортмундер сам себя, и, похоже, он уже заранее знал ответ.

– Условия,– повторил он.

– Никакого насилия,– озвучил мистер Хэмлоу.

– Я согласен,– уверил его Дортмундер. – Изо дня в день никакого насилия.

– Одна из причин, почему я выбрал тебя, Джон,– снова вставил свое слово Эппик,– это тот факт, что ты не вооружаешься до зубов, чтобы идти против людей.

– Или против имущества,– добавил мистер Хэмлоу.

– Имущества?– переспросил Дортмундер. – Да ладно вам, вы же прекрасно понимаете, что иногда приходится выбить окно, но это не насилие.

Коротко обдумав сказанное, мистер Хэмлоу кивнул:

– Уверен, Фиона согласится с таким уровнем нарушений. Можете обсудить это с ней, если пожелаете.

– А лучше не стоит ее беспокоить,– посоветовал Эппик.

– Значит мне предстоит увидеться с этой Фионой,– озвучил свои мысли вслух Дортмундер и осмотрелся. – А почему ее сейчас здесь нет?

– Мистер Хэмлоу хотел посмотреть на тебя,– пояснил Эппик,– убедиться, что я сделал правильный выбор, прежде, чем отправлять тебя к своей внучке.

– О, да? Дортмундер повернулся к мистеру Хэмлоу:

– Ну и как я? Подхожу?

– Раз уж я упомянул свою внучку,– спокойно ответил мистер Хэмлоу,– значит я согласен с выбором Джонни.

– Ну, тогда это здорово.

– Джонни, позвоните ей?– попросил мистер Хэмлоу.

– Конечно. Эппик встал, но на секунду остановился, чтобы спросить Дортмундера:

– Сегодня днем ты свободен, если у нее получится?

– Конечно. Как раз перерыв между делами.

– Возможно, их больше и не будет,– снова показал свой оскал Эппик,– Запишешь адрес?

– Запишу,– кивнул Дортмундер,– только мне не чем и не на чем писать.

– Ох. Тогда ладно, я сам запишу.

Эппик подошел к столу возле входной двери, сел за него, с минуту крутил в руках каталог с визитными карточками, потом набрал номер. Пока он ждал, он начал писать что-то на обратной стороне одной из своих визиток, потом остановился, нажал еще четыре кнопки, потом сказал:

– Фиону Хэмлоу, пожалуйста. Джонни Эппик. Потом еще пауза, потом он сказал:

– Привет, Фиона, это Джонни Эппик. Нормально. Я тут с твоим дедом, мы нашли парня, который, как нам кажется, может нам помочь с семейным вопросом. Я знаю, что ты бы хотела с ним поговорить. Ну, скажем, сегодня днем, если у тебя есть время. Убрав трубку, он сказал Дортмундеру:

– Сейчас проверит свой ежедневник.

Сегодня днем?

Эппик поднял палец вверх, послушал, что скажут в трубке, потом сказал:

– Да, похоже, это времени будет достаточно. Погоди, сейчас у него спрошу. Снова убрав трубку, он сказал Дортмундеру:

– Сегодня днем, с 16.15 до 16.45 она может с тобой встретиться.

– Тогда хорошо,– согласился Дортмундер. – Как раз свободное время. По правде говоря, он сам никогда не заморачивался таким образом жизни, но тут он прекрасно понимал, что эти люди жили по графику.

Эппик снова сказал в трубку:

– Хорошо. Он… Подожди. Снова трубку в бок, он посмотрел на Дортмундера и спросил:

– Ты все еще хочешь, чтобы тебя называли Диддамсом?

– Нет, называйте мое настоящее имя,– пожал плечами Дортмундер. – Единственный, кому я не хотел его говорить, это вы, но уже слишком поздно, поэтому вперед.

– Хорошо. Фиона, его зовут Джон Дортмундер, он встретится с тобой в 16.15. Позвони мне, после того, как поговоришь с ним, ладно? Спасибо, Фиона.

Он повесил трубку, встал, передал Дортмундеру визитку, на обратной стороне которой было написано:

Фиона Хэмлоу.

CI Интэрнешнл Бэнк Билдинг и Ко.

613 5-я Авеню

Файнберг, Кляйнберг, Райнберг, Стайнберг, Уайнберг Клатч

27

– Двадцать семь?– переспросил Дортмундер.

– У них там целый этаж,– пояснил Эппик. – Там сотни адвокатов.

– Мы все очень гордимся Фионой,– сказал мистер Хэмлоу. – Обосновалась в такой престижной фирме.

Дортмундеру раз или два в жизни приходилось сталкиваться с адвокатами, но они никак не сочетались со словом «престижный».

– Жду не дождусь,– выдал он.

 

6

В беседе со своей мамой за завтраком, прежде, чем она уехала работать на такси с неблагодарной публикой, Стэн Марч пришел к выводу, что он не просто был раздражен тем, что произошло вчера, или что даже не произошло, но его бесил сам факт произошедшего и с каждой минутой он раздражался все больше, и человек, которого он винил во всем этом, был Джон Дортмундер.

Сначала его мама не поняла его:

– Но ведь его там даже не было.

– В том-то и дело.

Ему пришлось рассказать все от начала и до конца раз семь, прежде, чем она поняла, что он имел ввиду, и, наконец, она поняла, хотя это было все крайне просто и понятно. Вчера вечером в «Бар и Гриль» они собрались маленькой группой, чтобы обсудить то, что в перспективе могло бы вылиться в выгодное дело, собственно, как они это и делали время от времени, но, в любом случае, всегда была какая-то начальная беседа, в которой решалось, стоила ли овчинка выделки, хотели ли все участвовать в таком проекте. У каждого в группе была своя специализация – Тини Булчер, например, специализировался в поднимании и перетаскивании больших и тяжелых предметов, он сам, Стэн Марч, был водителем – Джон Дортмундер всегда разрабатывал план действий.

А теперь, когда Стэн и так не часто первым привносил идеи, а сейчас таковая у него была, и она была хорошая, если бы Дортмундер был там, он бы точно понял суть проекта и придумал бы, как сделать так, чтобы все сработало в жизни и так далее, и уже сейчас они бы начали заниматься проектом. А вместо этого Дортмундер даже не появился на встрече, он просто сидел в баре с каким-то копом.

Но все остальные хотели знать, в чем заключалась идея. И Стэн рассказал им, и всем она вообще не понравилась. А все потому, что не было Дортмундера, который рассказал бы им всем, как это все можно осуществить, идею сразу зарубили на корню. Поэтому во всем виноват Дортмундер.

Когда мама Стэна уехала в своем такси, Стэн еще какое-то время оставался размышлять в одиночестве, а потом пришел к выводу, что стоит позвонить Джону, и спросить, готов ли он встретиться прямо сейчас, только они вдвоем, а потом могут подтянуться все остальные. Он позвонил Джону, но трубку сняла Мэй.

– О, а он только что ушел,– ответила она,– я тоже сейчас собираюсь уходить, мне пора на работу.

– А ты знаешь, куда Джон пошел?

– У него сегодня какая-то встреча в десять…

– С копом?

– Ой, а он тебе уже рассказывал?

– Пока нет. А где встреча, ты знаешь?

– В Нижнем Ист Сайде, такой замысловатый адрес. Джон никогда раньше не бывал в таких местах, вроде собирался ехать туда на автобусе.

– А адрес у тебя есть?

– Он записал его в нескольких местах, чтобы точно не забыть. Я посмотрю, Стэн, но у меня мало времени. Не хочу опаздывать. В «Сэйфуэй» не хватает кассиров на данный момент. Секунду.

Он подождал, спустя минуты три она вернулась и озвучила адрес:

– 598 по Восточной Третьей улице, копа зовут Эппик. Он говорит, что он в отставке.

– Тогда с чего ему разговаривать с Джоном?

– Это нужно у него спросить.

– Я и собираюсь это сделать.

Если тебе нужна машина всего на пару часов, нет ничего лучше, как проехаться на метро из Канарси до какой-нибудь гаражной парковки в одном из офисных зданий Манхэттена, где ставят свои машины работники различных компаний наверху в этом же здании, и выбрать любую машину, пропажу которой никто не заметит, если ее вернуть на место до пяти часов вечера. Кроме того, эти «белые воротнички», как правило, ездят на хороших автомобилях. Все, что нужно сделать,– это найти машину, в которой оставили автоматический ключ от въезда в гараж, что делает большинство водителей.

Стэн выбрал Ауди 9000, темно-зеленого цвета, семнадцать тысяч пробега, на ней он и поехал на Восточную Третью улицу 598, где таких машин там давно не видали. Но поскольку это был все еще Нью-Йорк, даже в том районе все относились к этому совершенно спокойно.

Мэй сказала, что встреча была назначена на десять, Стэн приехал в 10.15, так что, скорее всего, она еще в процессе. В месте, где обналичивают чеки? Навряд ли, скорее всего, где-то на пару этажей выше. Двигатель работает, фары включены, чтобы все понимали, что он не бросил здесь машину, а припарковал рядом с пожарным гидрантом, чтобы можно было быстро подойти к двери и прочитать таблички с именами тех, кто живет выше. Нужную фамилию он нашел быстро: ЭППИК. Он и не думал, что она пишет именно так.

Встреча Джона с копом длилась очень долго, Стэн все это время ждал в машине, фары в которой все еще были включены, а вот двигатель он уже заглушил. Часы на приборной панели показывали 10.52, когда Джон, наконец, вышел и пошел по улице. Стэн посигналил, но Джон продолжал идти, поэтому Стэн снова завел машину, открыл окно, проехал за Джоном до угла и крикнул:

– Эй!

Ничего. Джон продолжал идти, голова опущена, руки и ноги двигались так, словно он чуть заржавел, и, похоже, его уши тоже перестали функционировать.

– Эй!– снова крикнул Стэн и посигналил, но эффект был тот же самый. Ничего.

– Джон! Черт возьми!

И тогда Джон остановился. Он насторожился. Уставился в небо. Потом уставился на здание, которое только что прошел. Уставился на дорогу, по которой только что прошел.

Как это так? Ты слышишь автомобильный гудок, но тебе не приходит в голову посмотреть на проезжую часть? Стэн снова с силой надавил ладонью на сигнал и какое-то время не отпускал руку, пока Джон, наконец, не сообразил посмотреть в его сторону, потому его выражение лица сменилось на «А я ведь знаю этого парня!».

Поймав-таки внимание объекта, Стэн перестал сигналить и позвал его:

– Давай. Садись.

Джон осмотрелся вокруг и сел на пассажирское сиденье.

– Ты что здесь делаешь?– спросил он. – Это один из твоих маршрутов?

– Я хотел поговорить с тобой,– сказал Стэн и начал движение вперед. – Куда направлялся?

– Ты хотел… То есть… Как ты…

– Я позвонил Мэй и поговорил с ней. Куда направлялся?

– Ох. Ну, у меня сегодня встреча в полдень в центре, вот и все.

– Что-то в последнее время у тебя много встреч.

– Не по моей воле,– уныло сказал Джон.

Стэн понял, что рано или поздно он узнает, что к чему. Ну а пока ему нужно было обсудить его небольшой план.

– Что скажешь, если я отвезу тебя туда, потом верну эту машину, а после этого мы где-нибудь перекусим?– предложил он.

– Конечно. Почему бы и нет?

На Парк Авеню поесть было негде. На Пятой Авеню тоже поесть было негде. На Шестой авеню и Седьмой авеню было полно туристов, которые стояли в очереди в заведения, чтобы поесть, хотя заведения были точно такими же, как них дома в том же Акроне, или Штутгарте, или Осаке, только у себя дома в очереди им стоять не приходилось.

В конце концов, Стэн и Джон нашли какой-то темный бар, где подают еду, в переулке между Восьмой и Девятой авеню, где пухленькая, но миловидная официантка спросила:

– Ну как у вас сегодня дела, ребята?

– Хочется есть,– ответил Стэн. – Мы объехали весь Манхэттен.

– Я слышала, сейчас наехало много автобусов,– кивнула она и подала меню. – Принести вам чего-нибудь выпить, пока читаете меню?

Обоим хотелось пива. Она ушла, и они начали изучать меню.

– Ты знаешь разницу между бургером страуса и бургером бизона?– спросила Джон.

– У бизона четыре ноги.

– Я про бургер.

– Ох. Нет. Но про бургер индюшачий я еще могу что-то предположить. А все остальные, я думаю, все равно делаются из того же мяса на одной и той же кухне.

– Я помню еще те времена,– с ностальгией сказал Джон,– когда под словом «бургер» подразумевалось что-то одно, и единственная приставка к этому слову могла быть «чиз».

– Ты сейчас показываешь свой истинный возраст, Джон.

– Да? Хорошо. А то обычно я выгляжу вдвое старше своих лет.

Официантка к этому моменту уже вернулась, Стэн заказал бургер бизона, Джон бургер страуса, после чего Джон решил вернуться к сути вопроса:

– Ты хотел поговорить со мной.

– Ну, из-за всех этих твоих встреч, ты пропустил вчера нашу небольшую встречу.

– Это все из-за копа, который вчера пришел.

– И, похоже, он все еще имеет место быть.

– Похоже, эта история может затянуться, пока еще не уверен. Я знаю, что ты хочешь узнать, что к чему.

– Нет, Джон, ты же знаешь, я никогда не лезу в чужие дела.

– И тем не менее,– продолжал Джон,– чтобы как-то оправдаться за вчерашний пропуск, я сначала расскажу тебе свою историю. Бывший коп работает теперь на одного богатого дядю, который хочет «вернуть» что-то, что украли у его отца восемьдесят лет назад.

– Уау. Давно это было.

– Точно. Поэтому сегодня днем,– продолжал объяснять Джон,– я должен встретиться с внучкой этого богатого дяди, потому что только она знает, где эта штука находится. Я пока даже не знаю, возможно ли это все провернуть, реально ли это существует, но копу просто так отказать невозможно. Даже если он бывший коп.

– Да, я понимаю,– согласился Стэн.

– А теперь расскажи мне свою историю,– попросил Джон.

– Я хочу… – начал рассказывать Стэн, но тут появилась официантка с двумя тарелками в руках.

– Кому бургер страуса?– спросила она, но парни не могли вспомнить. Поэтому она просто поставила тарелки на стол, приняла заказ еще на пару бокалов пива и ушла, так что они так и не узнали, что им предстояло есть, но на вкус это было очень даже ничего.

С полным ртом бургера, то ли страуса, то ли бизона, Джон напомнил:

– Ты собирался мне что-то рассказать.

– Я хотел поделиться,– начал Стэн, потом его снова пришлось сделать паузу, так как принесли пиво, потом он продолжил,– с тобой идеей, которую я рассказал всем вчера – кроме тебя – вчера вечером.

– Конечно. С удовольствием послушаю.

– Это в Бруклине.

Джон скривился.

– Даже не знаю, Стэн,– неуверенно сказал он. – Того место, где я сегодня был в Бруклине, для меня более, чем достаточно.

– Вот со всеми вами так,– возмутился Стэн. – Вы все Манхэттеноцентричны.

Джон посмотрел на него.

– А это слово что значит?

– Вычитал в газете,– пожал плечами Стэн. – А потому слово подлинное.

– Ну ладно.

– Это вовсе не Манхэттен, понимаешь? Есть еще четыре других района.

– Может даже и три,– поправил Джон.

– Каких? Какой ты исключил?

– Стэйтен Айленд. Это вообще где-то в Нью-Джерси. Туда даже на метро не доехать. Любое место, в которое нужно плыть, уже не может относиться к Нью-Йорку.

– А Губернаторский остров?

– И что? Это же остров.

– Ну так и Стэйтен Айленд тоже.

Джон с подозрением спросил:

– Ты что, переезжаешь в Стэйтен Айленд? Ты это мне хотел рассказать?

– Нет, меня все устраивает и в Канарси.

– Просто ты так отстаивал эту позицию. Тогда рассказывай свою идею. Остальным она понравилась?

– Давай я сначала тебе ее расскажу?

– Давай.

– Поскольку я из Канарси,– начал издалека Стэн,– я много езжу за рулем, люди из Манхэттена этого не делают. Поэтому я замечаю те вещи, которых не замечают люди Манхэттена. Если ехать по Бэлт Паркуэй, можно увидеть, как строится новая мечеть, видно прямо с дороги.

– Мечеть.

– Да, ну знаешь, такое религиозное место…

– Я знаю, что такое мечеть, Стэн.

– Ну ладно. Так вот, значит она строится там, я прочитал об этом в газете.

– В той же, в которой вычитал слово «манхэтенноцентричный»?

– Может и в той же, не помню. Там говорилось, что для строительства этой мечети вкладываются арабские финансы от добычи нефти, что они хотят построить такую же большую, как в Лондоне, с золотым куполом, но поскольку они сейчас строят ее в Нью-Йорке, они столкнулись с некоторыми проблемами.

– Ну естественно.

– Превышение бюджета, необходимость в дополнительных разрешениях, о которых они не знали, союзы, о которых никогда не слышали, так что все эта затея близится к провалу.

– Естественно,– спокойно ответил Джон. – Неужели они не догадывались, что этим все и закончится?

– Ну они ведь религиозные люди,– сказал Стэн,– к тому же иммигранты, а ведь никто никому никогда не рассказывает, как все устроено в Нью-Йорке, все учатся на своих ошибках.

– Мне даже почти жаль этих людей,– искренне сказал Джон.

– Только не увлекайся. На данный момент они приостановили работы, но следующей весной планируют возобновить процесс, будет еще чуть больше нефтяных денег, да и они уже знают чуть больше о том, как тут все работает. Так что пока что это просто отложенный момент.

– Рад за них,– равнодушно ответил Джон. – Но пока что я все равно не понимаю, в чем суть идеи.

– Купол,– коротко ответил Стэн.

Джон посмотрел на него, его рот в удивлении открылся так, что было видно то ли бургер страуса, то ли бизона.

– Купол доставили еще до того, как работы остановились, и он из золота,– не унимался Стэн. – В смысле он не из чистого золота, но это и не золотая краска. Настоящее золото. Золотые пластины или что-то вроде того. Он просто поставлен на пустую конструкцию, доставили его, когда предполагалось, что уже к тому моменту будут поставлены стены, но, естественно, стен еще не было, так что он просто там стоит, а рядом стоит грузоподъемный кран.

– Кажется, я начинаю понимать,– медленно произнес Джон – То есть ты хочешь сказать, что мы можем воспользоваться краном, снять этот купол… Насколько он большой?

– Пятнадцать футов в ширину, двенадцать футов в высоту.

– Пятнадцать футов в ширину, двенадцать футов в высоту. И ты хочешь просто снять его и унести.

– Там же есть кран.

– И где ты собираешься его спрятать?

– Вот это нам надо было бы обсудить,– ответил Стэн.

– Может ты бы смог вывести его на Аляску?– с иронией спросил Джон,– Потом покрасил бы его в белый, и тогда все бы подумали, что это иглу?

– Не думаю, что мы сможем вывезти его так далеко,– уныло ответил Стэн. – Все эти мосты проехать. Про туннели вообще можно забыть.

– А кто покупатель? Американская ассоциация стоматологов?– продолжал давить Джон.

– Джон, он золотой. Он наверняка стоит, даже не знаю сколько.

– У тебя даже нет места, где его можно было бы спрятать. Ну да, ты сможешь стянуть его вниз с помощью крана, но ты даже не знаешь, как его спрятать, замаскировать. У тебя нет на него покупателя. Кому вчера в «Бар и Гриль» понравилась эта идея?

– Ну, некоторые не согласились,– уклончиво ответил Стэн.

– Сколько?

– Ну, допустим никто не согласился. Но я надеялся, что ты сможешь прикинуть варианты.

– Могу,– согласился Джон. – Но как раз-таки сегодня утром тот самый коп – который, кстати говоря, уже не работает копом, вот уже как семнадцать месяцев – сегодня утром он рассказывал этому богатому дяде обо мне, и рассказал, как я допустил пару ошибок, и как я извлек из этого урок, чтобы в будущем этого не повторилось, так вот этот случай как раз и есть часть этого урока. Я не пойду гулять по улице с золотым куполом пятнадцать футов в ширину и двенадцать футов в высоту.

Он покачал головой.

– Прости, Стэн. Я могу представить, как это все выглядело в твоих глазах, когда прямо рядом с Бэлт Паркуэй стоит здоровенная золотая штуковина, а потом еще ты и прочитал про нее в газете, все, о чем можно думать в такой момент,– это золото. Моя работа заключается в том, чтобы думать о возможных проблемах, так вот этот купол – это стопроцентная проблема.

– Тогда, наверное, я займусь им в одиночку,– почти обиделся Стэн. Ему казалось, как будто его все бросили.

– Тогда один совет,– предупредил Джон. – Если собираешься делать это в одиночку, не вовлекай в это свою маму.

Его мама была единственным возможным сообщником, который мог бы прийти на ум.

– Почему нет? – спросил Стэн.

– Потому что ей лучше водить свое такси, чем отрабатывать в государственной прачечной. Мне пора. Поднимаясь, Джон добавил:

– Если ты вызываешь меня, чтобы обсудить подобную идею, тогда ты платишь за обед. Увидимся.

 

7

Оказалось, что здание CI Интэрнэшнл Бэнк Билдинг, стоявшее на Пятой авеню возле «Сакса», работало под «липовым» названием, либо это была последняя модификация изначального названия, судя по тому, что было написано в лобби. На мраморной стене висела большая черная доска с золотой рамкой, где большими белыми печатными буквами были прописаны все арендаторы в алфавитном порядке, а над этим списком красовалась надпись «Трест Капиталистов и Иммигрантов – CI». Видимо, когда-то раньше кому-то это название разонравилось, и он решил назвать его CI Интернэшнл; звучит лучше, значит меньше. Может быть капиталисты и иммигранты перестали дружить.

Файнберг, Кляйнберг, Райнберг, Стайнберг, Уайнберг Клатч находился, судя по написанному на доске, на двадцать седьмом этаже, поэтому Дортмундер пошел к лифту, который ехал с 16 по 31 этаж, проехался в нем с парочкой курьеров, когда все вышли на нужном этаже, он стоял и разглядывал ресепшн, пока курьеры решат свои вопросы с секретарем.

Место было большое, хоть и с низкими потолками, под ногами серый ковер, в двух зонах, где можно посидеть,– серая мебель, перед секретарем растянулся блинный черный стол, который шел дальше по стене и уходил за нее. Стены бледно-зеленого цвета, по большей части, были увешаны большими абстрактными картинами в сумасшедших красках, от которых голова шла кругом, и глядя на всю эту картину кажется, что тебя одолевает хандра, но ты ничего не можешь с ней поделать.

Когда курьеры разбежались, и Дортмундер смог встать на их место, он разглядел секретаря поближе и пришел к выводу, что она слишком красива, чтобы быть настоящей, а все может быть потому, что она не могла, а может не хотела пошевелить хоть какой-нибудь частью тела. Она посмотрела на руки Дортмундера, увидела, что пакета или посылки в руках нет, наконец, подняла глаза, и Дортмундер коротко сказал:

– Фиона Хэмлоу.

Она потянулась за ручкой:

– А ваше имя?

– Джон Дортмундер.

Она сделала пометку себе в блокнот, подошла к телефону, пробормотала что-то, а затем сказала:

– Через минуту она выйдет. Пока присаживайтесь.

– Спасибо.

Зона отдыха подразумевала серый стеклянный кофейный столик между серыми диванами, но почитать там было нечего, поэтому Дортмундер сел на один из диванов и начал разглядывать картины, пытаясь придумать, на что рисунки могли бы быть похожи. Он только успел подумать, что в большинстве своем они напоминали миску с остатками растаявшего мороженого, как появилась очень низкорослая женщина в черной юбке, черном пиджаке, белой блузке под горло и туфлях на низком каблуке, она вышла из бокового прохода, осмотрелась, одарила Дортмундера улыбкой профессионального агента по недвижимости и направилась в его сторону.

– Мистер Дортмундер?

Поднимаясь, он сказал:

– Это я.

Ее рукопожатие было уверенным, но костлявым. Короткие черные волосы завивались возле ушей, лицо узкое, в определенном смысле она была даже привлекательной. Похоже, что ей было лет двадцать пять-тридцать, а искать семейное сходство между ней и тем медицинским мячом в инвалидном кресле было просто бессмысленно.

– Я Фиона,– представилась она. – Вы встречались с моим отцом.

– Да, сегодня утром. Он рассказал мне предысторию. Ну, какую-то ее часть.

– А я,– сказала она довольно тихо, но уверенно, наверное, так разговаривают девушки-адвокаты, когда у них появляется запал,– расскажу вам остальное. Пойдемте, я вас провожу.

Он пошел за ней по коридору, где двери были только с одной стороны, все они были открыты, и за ними виднелись шумные офисы, в каждом за столом сидел мужчина или женщина средних лет, сконцентрированные на телефоне или компьютере, или на кипе бумаг. Она вошла в одну из таких дверей в конце коридора, и они попали в большую комнату, поделенную на ячейки, как в коробке для яиц, каждая была ограждена стенами высотой до груди, так что было видно, кто чем занимается. Люди в этих ячейках явно были младше тех, кто сидел в отдельных кабинетах, поэтому Дортмундер уже начал подозревать, что Фиона Хэмлоу работает в одной из этих ячеек.

– Я организовала нам зал для конференций. Более приватно. Никто не отвлекает.

– Это хорошо.

Чтобы добраться до зала конференций, им пришлось зигзагом пройти через ряды коробочек с людьми, и Дортмундер был удивлен тем фактом, что на черном полу не было нарисовано стрелок или не рассыпаны были хлебные крошки, чтобы простой смертный смог найти дорогу назад.

Они, наконец, достигли периметра, и Фиона повела его вдоль стены в левую сторону к закрытым дверям и зеркальным окнам, через которые было видно, что в некоторых залах для конференций были люди, по два человека или более, которые что-то активно обсуждали, некоторые залы были пустыми.

Она повела его в один из пустых залов, закрыла за ними дверь и сказала с улыбкой:

– Садитесь, где вам удобно. Напиток? Кока-кола? Сельтерская вода?

Дортмундер понял, что в бизнесе было знаком цивилизованности предложить гостю какой-нибудь напиток без алкоголя, и, возможно, так же вежливо было бы отказаться, поэтому он сказал:

– Сельтерской воды, да, было бы неплохо.

Она подошла к высокой конструкции в конце стены, где было все необходимое для жизни: холодильник, полка со стаканами, телевизор, DVD, блокноты, ручки и бумажные салфетки. Она налила ему сельтерской воды, положила льда, а себе налила диетической пепси со льдом, принесла ему напиток и бумажную салфетку, и, наконец, они уже могли сесть и начать беседу.

– Значит вы нашли эту штуку,– начал Дортмундер. – Шахматный набор.

Она засмеялась. – Ох, мистер Дортмундер, эта история слишком хороша, чтобы проскочить все и сразу переключиться на конец.

Дортмундер терпеть не мог хорошие истории, ну ладно, выбора у него все равно нет, так что он сказал:

– Конечно. Рассказывайте.

– Пока я подрастала,– начала она,– время от времени в семье кто-то начинал говорить о шахматном наборе, который сделал всех несчастными, но тогда я не могла понять почему. Он то ли потерялся, то ли исчез, но я не знала, почему это имело такое значение.

Он сделала глоток своей диетической пепси и покачала ему указательным пальцем. – Я не хочу сказать, что в семье ничем больше не занимались, кроме как обсуждали этот загадочный шахматный набор, нет. Просто время от времени эта тема поднималась.

– Ладно.

– Прошлым летом тема набора снова поднялась,– продолжила она,– когда я увиделась со своим отцом на Мысе Доброй Надежды, и я его тогда попросила рассказать мне о шахматах, но он ответил, что практически ничего не знает. Даже если когда-то что-то и знал, то уже давно забыл. Он сказал, что мне стоит спросить у моего деда, поэтому, когда я вернулась в город, я так и сделала. Он не хотел говорить об этом, оказалось, что для него это больная тема, но, в конце концов, мне удалось его убедить, что я действительно хочу знать, что этот шахматный набор значил для нашей семьи, и он мне рассказал.

– И это сподвигло вас найти его,– предположил Дортмундер,– в то время как у остальных ничего не вышло.

– Именно,– согласилась она. – Мне всегда нравилась история, как наука, а тут еще история имеет отношение к моей семье, история Первой мировой войны и оккупация России и все прочее. Я записала имена всех солдат того взвода, кто перевез шахматы в Америку, и в отдельный список внесла полезные названия, например, название радио компании, которую они хотели открыть, Шахматный Король Бродкастинг, и все, что, как мне показалось, могло быть хоть как-то полезным, и я все это прогуглила.

Дортмундер уже слышал о таком; это еще один способ, как всунуть свой нос в чужое дело. Он предпочитал жить в мире, где каждый сам по себе и занят своим делом, но такого мира уже давно не существовало. – Некоторых из этих людей вы нашли через Гугл,– сказал он.

– А также выписала названия всех компаний и брендов, где используются слова, связанные с шахматами,– сказала она,– ведь не станет же Альфред Нортвуд использовать то же название, так ведь? Большинство информации оказалось бесполезной, но я привыкла докапываться до сути, поэтому не остановила поиски и нашла агентство по недвижимости «Золотая Ладья», которое было открыто здесь, в Нью-Йорке в 1921 году, а потом еще оказалось, что те же люди основали Каслвуд Билдинг в 1948. Я изучила список владельцев фирмы и состав директоров «Золотой Ладьи», и везде значилась фамилия Нортвуд.

– Сыновья,– предположил Дортмундер.

– И дочери. Но на данный момент по большей части внуки и внучки. Скорее всего, это тот самый Нортвуд, который приехал из Чикаго, после того, как украл шахматный набор, использовал его, чтобы получить деньги на открытие агентства по недвижимости, которое возымело успех. В Нью-Йорке это очень крупная компания по недвижимости, мистер Дортмундер. Не такая известная, как некоторые, но это все потому, что они сами этого не хотят, но при этом компания очень крупная.

– Это здорово,– кивнул Дортмундер. – Значит шахматный набор у них, я так полагаю.

– А вот тут все становится еще интереснее,– сказала она и ее рот растянулся в улыбке. – Тот самый первый Альфред Х. Нортвуд,– сказала она,– создал одну из самых богатых семей Нью-Йорка…

– Все к этому и шло.

– Всю его жизнь. Он умер богатым и уважаемым человеком, весь мир его любил и восхищался им. Вы бы видели, что писали тогда в «Таймз». Он умер в 1955 году в возрасте семидесяти лет, у него было шесть детей, которые выросли, и у которых появились свои дети, поэтому на данный момент претендентов на «Золотую Ладью» уже семнадцать человек.

– Претендентов,– повторил Дортмундер.

– Наследники бесконечно судятся между собой,– пояснила она. – Все это грязь, они ненавидят друг друга, каждый раз, когда они появляются в суде, они подписывают обязательства о неразглашении, поэтому общественность не знает ничего о них.

– Но вы достали информацию,– подловил Дортмундер, надеясь, что она, наконец, перестанет играться и расскажет ему, где находится этот чертов шахматный набор.

– В своих исследованиях,– продолжала она,– я наткнулась на судебные процессы, где эту фирму представляет Ливия Нортвуд Уилер, младшая дочь Альфреда, она выдвинула иски против всей семьи, на ее стороне никого нет. Она наклонилась к нему через стол и тихо спросила:

– Разве эта не лакомый кусочек? Я разыскиваю Нортвудов, а все, что ты только можешь пожелать узнать о них или об их бизнесе за последние восемьдесят лет, хранится в файлах в этих самых офисах. Ох, мистер Дортмундер, я много работала сверхурочно, уверяю вас.

– Даже не сомневаюсь,– ответил Дортмундер. – А теперь о самом шахматном наборе.

– Раньше,– подошла она к самому главному вопросу,– он хранился в ящике из пуленепробиваемого стекла в одном из офисов «Золотой Ладьи» в их тридцати восьмиэтажном здании Каслвуд Билдинг. Но это очень ценная семейная реликвия, за которую пришлось жестоко бороться, поэтому три года назад ее перевезли, и теперь набор хранится в нескольких юридических фирмах, которые представляют интересы семьи. Четыре этих фирмы находятся в этом здании. Последние три года шахматный набор хранился в подвалах этого здания, в CI Интэрнэшнл бэнк корпорэйшн. Разве это не удивительно? Что скажете, мистер Дортмундер?

– Я скажу, что, похоже, я вернусь в тюрьму,– вздохнул Дортмундер.

 

8

Она заморгала.

– Простите?

– Не извиняйтесь,– сказал он. – Мне придется извиняться за нас обоих.

– Не понимаю,– покачала она головой. – Что не так?

– Я все знаю о банках,– сказал он. – Когда дело касается денег, они серьезно подходят к этому вопросу. И чувства юмора у них вообще никакого. Вы когда-нибудь были в этом подвальном помещении?

– О, нет,– отмахнулась она. – У меня нет полномочий.

– Об этом я и говорю. Вы знаете того, у кого есть полномочия?

– Я полагаю, партнеры имеют такие полномочия.

Файнберг и остальные.

– Ну, мистер Файнберг уже не живет, а другие партнеры еще живы, да.

– Значит, если… Подождите. Файнберг стоит в начале этого списка, и он мертв?

– О, это нормальное дело,– спокойно сказала она. – Есть фирмы, не только юридические фирмы, где не один человек, чья фамилия значится в названии фирмы, еще жив.

– Видимо, хорошая экономия на печати новых логотипов.

– Я думаю, все дело в репутации,– пожала она плечами. – Если фирма сменит название, то это будет уже совсем другое название, это будет совсем другая фирма, и былой репутации уже не будет.

Дортмундер уже было хотел задать еще один вопрос – как название может влиять на репутацию – как вдруг он понял, что это будет тотальное отклонение от темы, поэтому он сделал глубокий вдох и вернулся в нужное русло:

– Это подвальное помещение.

– Да,– воодушевилась она так, словно собака увидела в руках человека мячик.

– Вы знаете, как он выглядит?– спросил он. – Вы знаете, как туда попасть? Там есть лифт?

– Не знаю,– сказала она. – Предполагаю, что может быть.

– Я тоже так думаю. Эти партнеры, которые могут туда спускаться, вы могли бы поговорить с ними об этом подвале? Спросить, какой он?

– О, нет,– отмахнулась она. – Я даже никого из них не видела.

– Вы имеете ввиду тех, кто остался в живых.

– Подождите,– перебила она. – Я вам кое-что покажу. Она встала, подошла к конструкции, где хранились всякие штуки, и вернулась с листком бумаги. Она протянула ему листок, где была напечатана шапка с реквизитами компании. Показав на эту шапку, она сказала:

– Эти имена сверху, это название фирмы.

– Да, я понял. Вплоть до самого Клатча.

– Вот именно. Вот эти имена слева ниже – это действующие партнеры и компаньоны.

– Это которые живые.

– Да, конечно.

Он посмотрел на список, он был составлен не в алфавитном порядке, наверное, они были записаны по степени значимости.

– Вас тут нет,– подметил он.

– О, нет – это партнеры и компаньоны, а я – она засмеялась как-то нервно,– а я всего лишь мелкая сошка.

Дортмундер указал пальцем на список в левой колонке.

– Значит эти парни…

– И женщины.

– Точно. Значит они имеют право спускаться в подвал, если есть такая надобность.

– Ну, те, которые самые важные, да, могут.

– Значит даже не все из них могут. Дортмундер старался не раздражаться на эту молодую особу, но, понимая, какие проблемы летят ему прямо в лицо, это было не так-то просто.

– Тогда объясните мне,– как можно спокойнее произнес он,– как тот факт, что этот шахматный набор находится внизу в подвальном помещении, может быть хорошей новостью?

– Ну, по крайней мере, нам известно, где он находится,– сказала она. – Все эти годы никто не знал, где он, и что с ним произошло. А теперь мы знаем.

– Результат вашей любви к истории.

Она немного смутилась:

– Да, люблю.

– И знания того, где находится набор, для вас более, чем достаточно.

– Я… Я думаю, что да.

– И ваш дед хочет до него добраться.

– Ох, мы все этого очень хотим,– выдохнула она. – Это естественно.

– Ваш дед нанял бывшего копа, чтобы тот помог ему,– напомнил ей Дортмундер,– и этот бывший коп грозится приписать мне кражу, если я не принесу этот набор.

– Если вы его не принесете? Ее недоумение все крепло. – Так а где тут кража, если вы его не принесете?

– Другую кражу,– пояснил он. – Которая уже была в прошлом.

– Ох! Она была дико смущена, как будто наткнулась на что-то чего видеть не должна была.

– План заключался в том,– объяснил он ей,– что я прихожу к вам, вы рассказываете мне, где шахматный набор, я иду туда, забираю его, приношу вашему деду, бывший коп отпускает меня на все четыре.

– Понимаю.

– Это подвальное помещение внизу… Сколько этажей в этом здании, шестьдесят?

– Думаю, да, примерно так.

– Так вот, это подвальное помещение в здании в шестьдесят этажей, где, возможно, есть лифт, в который, скорее всего, можно попасть, если твое имя значится в специальном списке, и все это в здании, которым владеет банк, который раньше назывался Капиталисты и Иммигранты, две группы людей, у которых вообще нет чувства юмора,– это не то место, откуда я смогу спокойно выйти с шахматным набором, который, как мне рассказали, еще и слишком тяжелый для одного человека.

– Простите,– она сказала это так, как будто ей и правда было очень жаль.

– Я не думаю, что у вас получится раздобыть копии плана здания. Архитектурный проект с планом подвального помещения и всего прочего.

– Понятия не имею,– ответила она.

– Нужно их найти.

– Да, но… – похоже, она очень сомневалась. – Я бы могла их найти, я думаю. Проблема в том, что я же не могу сказать кому-то, для чего они мне понадобились.

– Именно так.

– Да я и не понимаю, для чего они могли бы мне понадобится,– искренне сказала она. – Я к тому, что я не думаю, что возможно прорыть подкоп к подвалу. Насколько мне известно, в центре города земли вообще нет, везде бетонные основы и водные туннели, паровые трубы, сточные трубы и метро.

– Мне кажется,– решил добавить Дортмундер,– там еще должны быть линии электропередач.

– Вот именно.

– Не самый радужный расклад,– подытожил Дортмундер.

– Вынуждена согласиться.

Они еще с минуту сидели в полной тишине, затем она сказала:

– Если бы я все это знала, я бы никогда не рассказала бы о находке дедушке.

– Дело не в нем, а в бывшем копе, которого он нанял.

– Мне все равно жаль, что я ему рассказала.

Что означало, что сказать больше нечего. Сделав глубокий вдох, который можно было бы даже счесть за тяжелый вздох, он выставил руки вперед, собираясь вставать, и сказал:

– Ну…

– Погодите,– остановила она его и протянула блокнот и ручку. – Оставьте мне свой номер, по которому можно с вами связаться. Желательно, мобильный.

– У меня нет мобильного,– ответил он. «Но, похоже, придется завести»,– подумал он про себя.

– Тогда городской. У вас есть городской номер?

– Вы имеете ввиду телефон? У меня есть телефон.

Он сказал ей свой домашний номер. Она быстро записала и сказала:

– А вот вам мой,– и протянула ему маленькую аккуратную визитную карточку, который он не глядя сунул в карман рубашки. Она посмотрела на номер, который записала, как будто этот номер должен пройти одобрение, затем кивнула и сказала:

– Я ничего не обещаю, мистер Дортмундер, но я буду прилагать все усилия, чтобы найти что-то, что сможет помочь.

– Хорошо. Это хорошо.

– Я вам позвоню, если найду хоть что-то полезное.

– Да, хорошая идея.

Теперь он поднялся, а она сказала:

– Я покажу вам, где выход.

К черту все, почему и не пошутить напоследок.

– Да ладно, я оставлял за собой хлебные крошки.

Когда возле лифтов они пожали друг другу руки на прощание, она была еще больше озадачена, решающим ударом была шутка.

Спускаясь в лифте в полном одиночестве, он думал о том, что самым правильным сейчас будет отправиться сразу же на Гранд Сентрал и уехать в Чикаго. Должно быть неплохое место, примерное такой же город, как и этот. Может даже все и получится. Там можно познакомиться с новыми ребятами, влиться в компанию, познакомиться с новыми соседями. Обосноваться там, потом отправить весточку Мэй, она бы потом привезла ему его зимние вещи. Говорят, в Чикаго очень холодно.

Выходя из здания CI Интэрнэшнл билдинг, он уже собрался быстро отправиться на вокзал, как на тротуаре увидел Эппика с его противной ухмылкой.

– Ну, полагаю, вы все уладили,– сказал он.

 

9

– Не полностью,– ответил Дортмундер.

– Но ты над этим работаешь.

– О, конечно.

– И, конечно же, тебе нужно обсудить все со своими ребятами, поскольку именно ты всегда предлагаешь им работу. С кем планируешь поработать на этот раз?

Дортмундер с недоверием посмотрел на него.

– Вы сами рассказывали тому деду,– напомнил он,– что за многие годы я выучил парочку уроков.

– Да, точно, точно,– Эппик пожал плечами и ухмыльнулся, а потом вообще сменил тему. – Давай поймаем такси,– предложил он и пошел через тротуар к обочине.

Не имея свободы выбора, Дортмундер пошел за ним.

– Куда идем?

Эппик поднял руку, он не обращал никакого внимания на поток машин, а продолжал улыбаться Дортмундеру.

– Мистер Хэмлоу хочет тебя видеть,– сказал он.

– Он же только что меня видел.

– Ну, а теперь хочет увидеть еще раз,– спокойно ответил Эппик, и в это время рядом с ними остановилось такси. Эппик открыл дверь и сказал:

– Запрыгивай, я тебе все расскажу.

Дортмундер залез в машину и продвинулся влево, чтобы Эппик смог сесть. Эппик захлопнул за собой дверь и обратился к водителю:

– Два-одиннадцать Риверсайд Драйв

– Мы едем не в офис?– подметил Дортмундер.

– Домой к мистеру Хэмлоу,– пояснил Эппик, и такси поехало в сторону запада. – Знаешь, мистер Хэмлоу – выдающийся человек.

– Я ничего о нем не знаю.

– Сейчас он не пенсии, в основном, по болезни,– начал рассказывать Эппик о своем клиенте. Он работал химиком раньше, открыл пару вещей, начал несколько видов деятельности, разбогател, продал многое, миллионы отдал на благотворительность.

– Это хорошо,– подметил Дортмундер.

– Суть в том,– продолжал Эппик,– что мистер Хэмлоу не привык быть среди хулиганов. Он не знал, как отреагирует на знакомство с тобой, поэтому первая встреча проходила у меня. Мы договорились, что сначала мы тебя проверим, потом еще разок после встречи с его внучкой, но мистер Хэмлоу решил, что ты подходишь, хотя бы по минимальным критериям, а ему по городу перемещаться сложно, поэтому на этот раз встреча будет проходить у него.

– Видимо, я должен собой гордиться,– ответил Дортмундер.

– Ты должен будешь собой гордиться, когда раздобудешь шахматный набор мистера Хэмлоу,– парировал Эппик.

Здание оказалось узким и каменным, высотой в десять этажей, посреди двух зданий повыше по обеим сторонам. Конструкция окон была тщательно продумана, что имело смысл, так как окна выходили на небольшой парк, который тянулся в сторону Гудзона, Вест Сайд Хайвэй с оживленным трафиком, которая четко разделяла зелень и воду, и Нью-Джерси где-то подальше смотрелись хорошо на расстоянии.

Эппик расплатился за такси, они вышли и прошли под двум широким ступенькам ко входу, где стоял швейцар в темно-зеленой форме, он придерживал в открытом состоянии большую металлическую дверь и спросил?

– Да, джентльмены?

– К мистеру Хэмлоу. Я мистер Эппик.

– Да, сэр.

Лобби оказался маленьким и темным, больше похожим на демонстрационный зал в мавзолее. Дортмундер и Эппик подождали, пока швейцар позвонит, после чего он сказал:

– Можете подняться.

– Спасибо.

В лифте тоже был работник, в такой же униформе, как и швейцар, хотя Дортмундер успел заметить, что в лифте нет никаких специальных кнопок, такие же, как и в других лифтах, где простому обывателю приходится самому соображать, как их нажимать. А здесь этим занимался отдельный человек, который повис над панелью таким образом, что никто, кроме него добраться до кнопок не сможет.

– Какой этаж, сэр?

– К мистеру Хэмлоу, пентхаус.

– Сэр.

Лифтовой нажал кнопку 'P», и они поехали, наверху он держал кнопку «Открыть двери», пока они выходили; либо он просто добросовестно выполнял свою работу, либо он так хотел показать, что он действительно полезен и нужен.

Как оказалось, у мистера Хэмлоу был целый этаж, потому что, когда лифт открылся, они оказались у него в гостиной – большое пространство с приглушенным освещением, где вместо одной стены были большие старомодные окна, которые выходили на реку, но было слишком высоко, поэтому парка и магистрали видно не было. Мистер Хэмлоу ждал их в своем инвалидном кресле.

– Ну, Джонни,– сказал он,– судя по твоей улыбке, можно сказать, что все идет хорошо.

– О, да, мистер Хэмлоу,– уверил его Эппик. – Но улыбаюсь я потому, что мне нравится эта комната. Восхищаюсь каждый раз, как прихожу сюда.

– Спасибо моей жене,– с некой досадой сказал мистер Хэмлоу. – Это все дело ее вкуса. Проходите, присаживайтесь.

Его моторизованное кресло развернулось на месте и стартовало с приличной скоростью, видимо, поэтому в доме нет ковров на красивом полу из древесины твердых пород.

Дортмундер и Эппик последовали за ним до места, где мистер Хэмлоу снова развернулся на месте и указал им на пару кресел рядом с витиеватым античным столом, откуда открывался прекрасный вид. Однако мистер Хэмлоу частично перекрыл собой этот вид, встав напротив, и сказал:

– Итак, расскажите мне, на каком мы этапе.

Чувствуя себя на крыле летящего самолета, Дортмундер хотел было дать ему честный ответ, но вместо этого он задал встречный вопрос:

– Я могу вас спросить, ваша внучка рассказывала вам, где хранится шахматный набор?

– Она сказала, что он хранился у нескольких юридических фирм, пока шли судебные процессы. Раньше это было в очень хорошо охраняемом месте.

– Тогда это хорошо,– сказал Эппик и показал свой оскал Дортмундеру. – В юридическую фирму не так сложно пробраться, не так ли?

– Это не в юридической фирме,– поправил Дортмундер. – Не в офисе.

– Но моя внучка говорила, что в офисе,– сказал мистер Хэмлоу.

– Теперь шахматы,– сказал Дортмундер,– как это говорится. Под стражей. Фирма, в которой работает ваша внучка, этот Файнберг и все остальные, за исключением самого Файнберга, так как он уже не в нашем мире, но с этим все в порядке, тут вопрос репутации. Файнберг и все остальные, плюс другие юридические компании, они все были вовлечены в судебные процессы, поэтому они отправили на хранение шахматный набор в одно место. Файнберг и три другие компании, все находятся в CI Интэрнэшнл Бэнк билдинг, поэтому шахматный набор находится в подвальном помещении этого здания, что-то вроде трех полуподвальных этажей под зданием, охраняется, как подвальные сейфы в банках.

– Звучит так, будто все это будет непросто,– прокомментировал мистер Хэмлоу.

Дортмундер хотел с ним полностью согласиться, от и до, но Эппик ответил за него:

– Это не остановит Джона и его ребят. Они преодолевали и бОльшие трудности, так ведь, Джон?

– Ну… – как бы не согласился Дортмундер.

Но Эппик его не слушал.

– Мне кажется, мистер Хэмлоу,– сказал он,– что самая тяжелая работа уже сделана. В самом начале пути вы даже не знали, где его искать. Он мог оказаться где угодно, по всему миру. Мог быть вообще поделен на части.

– Верно,– согласился мистер Хэмлоу.

– А теперь мы знаем, где он,– продолжал Эппик,– и мы знаем, что он в Нью-Йорке, в стальной камере. И с нами здесь человек, Джон, который уже бывал в стальных камерах банка. Так ведь, Джон?

– Один раз, может два,– неохотно согласился Дортмундер.

– Тогда остается обсудить последнюю вещь,– сказал мистер Хэмлоу,– куда вы доставите шахматный набор, когда до него доберетесь. Вы же повезете его в бусе или что-то вроде того?

– Возможно,– ответил Дортмундер. Если они тут хотят дальше играть в эти сказки, он поддержит эту тему. Плевать, главное – Чикаго.

– Думаю, для начала лучшим местом для хранения,– предположил мистер Хэмлоу,– будет наше поместье в Беркшире. Несколько лет оно пустовало, с тех пор, как умерла Элэйн, но я могу позаботиться о том, чтобы его открыли и привели в порядок к моменту вашего прибытия.

– Мистер Хэмлоу? обратился Эппик. Вы хотите оставить его в загородном доме? Вы считаете, там достаточно безопасное место?

– Дом полностью огорожен высоким забором,– ответил мистер Хэмлоу. – С дороги его не видно. Летом мы с Элэйн часто ездили в Танглвуд на концерты, поэтому мы решили построить там поместье, наше скрытое гнездышко. После того, как Элэйн покинула нас, а я стал менее…. мобильным, я перестал туда ездить. Остальные члены моей семьи почему-то предпочитают океан, хотя причина, по которой люди добровольно торчат в соленой воде целое лето, для меня остается загадкой. В любом случае, в этот дом никто никогда не вламывался, и пока это единственное безопасное место, которое приходит на ум.

– Если вы не возражаете, мистер Хэмлоу,– предложил Эппик,– мы с Джоном осмотрим его. Чтобы посмотреть, может где-то есть слабые места, которые нужно исправить. Береженого Бог бережет.

Мистер Хэмлоу пару секунд обдумывал это предложение.

– Когда бы вы хотели поехать?

– С самого утра,– ответил за всех Эппик. – Уверен, что теперь Джону особо нечем заняться, особенно днем.

Не считая Чикаго.

– Ничего страшного,– ответил Дортмундер.

– С вашего позволения,– продолжил Эппик,– я возьму в аренду автомобиль и позже выставлю вам за него счет.

– Можете воспользоваться моей машиной,– предложил мистер Хэмлоу. – Все равно завтра не планировал никуда ехать. Пембрук знает, как доехать до поместья, и ключи у него есть.

Эппик сомневался:

– Вы уверены?

– Несомненно. Дотянувшись до телефона по левую руку, попутно похрюкивая, мистер Хэмлоу медленно нажал пару кнопок, подождал и сказал:

– Хочу оставить Пембруку сообщение… О, ты на месте. Очень хорошо. Мне нужна машина примерно,– в этот момент шея медицинского мяча вытянулась, насколько это было возможно,– часов в девять?

– Подходит,– кивнул Эппик.

– Хорошо. Да. Ехать нужно не мне, вы повезете мистер Эппика и еще одного джентльмена в поместье. Ключи все еще у вас? Отлично. Он положил трубку и сказал:

– Вы вернетесь ближе к вечеру. Приходите и рассказывайте, что вы думаете.

– Будет сделано.

– Спасибо, что пришли,– поблагодарил мистер Хэмлоу, Эппик встал, за ним поднялся Дортмундер. Все попрощались, Дортмундер и Эппик подошли к лифту, мистер Хэмлоу остался на своем месте, и все молчали, пока двое гостей не оказались на Риверсайд Драйв, тогда Эппик сказал:

– Завтра нужно быть здесь в девять утра.

– Хорошо,– сказал Дортмундер.

Эппик самодовольно нахохлился.

– С твоей стороны дует неправильный ветер, Джон,– как будто с угрозой сказал он,– как будто ты не особо намерен заняться этой работой.

– С этой стальной камерой все не так просто.

– В этом и есть вся суть,– подметил Эппик. – Если ты считаешь, что можешь смыться из города на какое-то время, пока все не утихнет, хочу тебя сразу предупредить – это не утихнет. Мистер Хэмлоу занялся этим делом из сентиментальных побуждений, я тут ради коммерческой выгоды, и тебе тоже стоит так думать.

– О, конечно.

– Департаменты полиции в Америке,– предупредил Эппик,– становятся все лучше и лучше в плане сотрудничества, в век интернета и всего такого. Все друг другу помогают, так что никто не исчезнет из виду. Скрестив пальцы, он показал жестом, что имел ввиду, хотя знак этот был больше похож на угрозу удушения.

– Мы все связаны,– сказал он. – Увидимся здесь в девять.

 

10

Когда Мэй вернулась домой с работы в «Сэйфуэй», как и всегда с целой сумкой продуктов, она чувствовала, что это могло быть своего рода бонусом от работодателей, если бы они думали о своих работниках; в квартире было темно. Еще не было шести часов, но в этой квартире, где окна выходили по большей части на кирпичные стены, на расстоянии примерно четыре-шесть футов, темнота в ноябре наступала уже к трем часам дня.

Мэй включила свет в коридоре, прошла на кухню, поставила на стол продукты, вернулась в коридор, свернула в гостиную, чтобы включить телевизор и послушать последние новости, включила свет в комнате, а там Джон сидел в своем кресле, в полной темноте, уставившись пустым взглядом в телевизор. Точнее, нет; он сидел, уставившись пустым взглядом в направлении телевизора.

Мэй подскочила. Она вскрикнула, схватилась за грудь и возмутилась:

– Джон!

– Привет, Мэй.

Она уставилась на него.

– Джон? Что случилось?

– Ну,– вздохнул он,– я обречен.

В первые за долгие годы Мэй пожалела, что бросила курить. Она села в соседнее кресло, как будто бы стряхнула пепел на боковой столик, где когда-то стояла пепельница, а потом сказала:

– Все дело в том копе?

– Именно он.

– А Стэн тебя нашел?

Он усмехнулся и с сарказмом сказал:

– О, да. Нашел.

– Он помочь не может?

– Стэн не помогает,– ответил Джон. – Стэну самому нужна помощь, ему и его золотому куполу. Если бы моя проблема заключалась в Стэне Марче и его золотом куполе, я бы сидел себе спокойно, Мэй. Сидел бы спокойно.

– Ну, а тогда в чем проблема?

– Все дело в том, что именно коп хочет, чтобы я достал,– пояснил Джон. – Это золотой шахматный набор – много золота – и, судя по всему, он слишком тяжелый для одного человека.

– Тогда попроси кого-нибудь помочь.

– Но дело еще и в том,– продолжал он,– что он находится в стальной камере в подвальном помещении здания в центре.

– О,– выдохнула она.

– И этот парень, который уже семнадцать месяцев как не коп,– грустно рассказывал Джон,– он ясно дал мне понять, что, если я попытаюсь уехать из города, у него есть миллионы миллионов знакомых копов в интернете, и они все равно выследят меня. И он сам за меня возьмется, этот сукин сын, это у него на лбу написано.

– Так и что ты хочешь делать?

– Ну,– сказал он,– видимо, буду сидеть здесь, пока они не придут и не заберут меня.

– Ты ведь не будешь делать этого на самом деле?– спросила она, хотя очень переживала, что именно это он и собирался делать.

– Я уже бывал в тюрьме, Мэй,– напомнил он ей. – Там не так уж и плохо. Как-нибудь переживу.

– Тогда ты был не так умен,– пыталась она его успокоить.

– Можно вернуться к старым привычкам,– говорил он. – Возможно, у меня еще осталось там пару знакомых с тех времен.

– А может они по новой там оказались.

– Да, возможно. Старое место притягивает.

Мэй прекрасно знала, что у Джона была дурная черта: когда ситуация становилась критической, он с большим удовольствием предпочитал тонуть в теплой ванне отчаяния. Как только ты поддался отчаянию, твоя песенка спета. Уже нет смысла бороться, ты списал себя со счетов. Отчаяние – как скамейка, а ты только ее подогреваешь.

Мэй знала, что в такие моменты это ее работа – вытаскивать Джона из цепких лап отчаяния и тащить его в сторону правильного направления. И даже не суть в том, выиграешь ты или проиграешь, главное – это оставаться в игре.

– Джон,– твердо сказала она,– не будь эгоистом.

Он в недоумении захлопал ресницами, словно его резко выдернули из воображаемой тюрьмы, где он вернулся к своему тюремному братству.

– Что?

– А что будет со мной?– требовательно спросила она. – Ты вообще обо мне когда-нибудь думаешь?– С тобой в тюрьму я пойти не могу, ты это прекрасно знаешь.

– Да, но…

– Что я буду делать, Джон, если тебе припишут от десяти до пятнадцати?– не унималась она. Я тут взяла на себя некоторые обязательства, и ты это тоже знаешь, я надеюсь.

– Мэй, но дело ведь не во мне, а в этом копе.

– Нет, это ты тут сидеть собрался,– не сдавалась она,– как будто автобуса ждешь. Вот ты и дождешься этого автобуса. Прямиком в тюрьму! Да что с тобой, Джон?

Он неуверенно пытался отстоять свою позицию.

– Мэй? Ты что, хочешь, чтобы я полез в это подвальное помещение? Ладно с этим помещением, ты хочешь, чтобы я каким-то непонятным образом попал в лифт, который ведет туда? Там все деньги банка, Мэй, ты представляешь, какая там охрана? И даже если я свихнусь настолько, что решусь туда пойти, кто мне там поможет? Кто еще согласится пойти на такой смертельный номер?

– Звони Энди,– коротко ответила она.

 

11

Ночью купол совсем не выглядел золотым. На строительной площадке горел свет, хоть работы и не велись на данный момент, свет больше горел, дабы избежать хищений, но обычно речь шла о досках или гипсокартоне, но никак не о золотом куполе пятнадцать футов в высоту. В этом свете, подумал Энди Келп, этот купол больше был похож на абрикос. Даже не персик, нет, там был не такой четкий цвет, а именно абрикос, хотя на нем не было той самой полоски, характерной для абрикосов, которая всегда выглядит так, будто на фрукт натянули купальный костюм с трусами-стрингами.

Энди Келп, худощавый остроносый парень во всем матовом черном, отлично сливался с темнотой ночи, поэтому он спокойно передвигался из одного места в другое, будучи незамеченным. Сейчас он ходил по периметру огороженной стройплощадки, где начала возводиться мечеть, но на данный момент строительство было приостановлено, потому что сообщество столкнулось с вопросами культуры и идеологии Нью-Йорка.

А ходил Энди Келп вокруг этой площадки, думая о том, что идея кражи чего-то таких габаритов, особенно у людей, которые в прошлом всегда считались крайне вспыльчивыми, была ужасной, потому что единственное, чего не хватало Келпу – так это мнение Джона Дортмундера по поводу этой затеи. Он был практически уверен в том, что Джон видел эту затею ровно так же, как видели ее все остальные, но, к несчастью, Джон не пришел на встречу в заднюю комнату в «Бар и Гриль», чтобы однозначно поставить крест на этом плане, потому что его выловил какой-то непонятный коп.

Не только из-за нехватки звеньев в логической цепочки этого плана, но и потому, что ему нечем было заняться в данный момент, он взял машину на Восточной Тридцатой улице на Манхэттене и поехал в Бруклин, чтобы осмотреть этот купол, обойдя его по кругу два раза. Как он и предполагал, его первое решение оказалось правильным, и тут возле ноги завибрировал телефон – молчание в некоторых ситуациях дороже любого золотого купола – он достал трубку и промычал:

– Угу.

– Занят? Этот был тот самый Джон Дортмундер, чье вчерашнее отсутствие привело его сегодня сюда.

– Не особенно,– ответил Келп. – А ты?

– Может поговорим?

Келп удивился:

– О работе?

Джон удивился в ответ:

– Да.

Келп сделал шаг назад, чтобы посмотреть не купол с другого ракурса, но даже с нового места он казался слишком большим и громоздким.

– Хочешь сказать, что ты хочешь взяться за это дело?– с недоумением спросил он.

– У меня нет выбора.

Джон чувствовал, что у него нет другого выбора, кроме как отправиться за этим золотом.

– По правде говоря, я думал, что тут можно отрезать кусок, например,– сказал Келп, хотя на самом деле он об этом даже не задумывался до этой минуты. Но, если Джон верил, что с этой золотой глыбой можно что-то сделать, значит Келп тоже должен плыть в том же направлении.

– Этот твой план? Или как?– не понял он.

– Отрезать что?

– Кусок от купола,– пояснил Келп. – Целый купол мы все равно не утащим, Джон, я вот стою, смотрю на него и…

– Купол? Ты имеешь ввиду тот самый исламский купол Стэна?

– А ты разве не это имел ввиду?

– Ты сейчас там? Ты там что, уже отрезаешь куски от него?

– Нет, я просто осматриваю его, чтобы понять, что к чему.

– Стэн там?

– Нет, я приехал один, спонтанно, так сказать. Не хочу раньше времени обнадеживать Стэна. Джон, а ты не о куполе сейчас говорил?

– Ты думаешь я совсем придурок?

– Нет, Джон, но ты сказал…

– Может встретимся? Поговорим? Или ты собираешься оставаться там и кромсать купол на куски?

– Уже еду, Джон. Где и когда?

– В «Бар и Гриль», в десять. Встречаемся только вдвоем, так что задняя комната не понадобится.

– Это пока не серьезная работа?

– О, поверь мне, серьезнее некуда,– ответил Джон.

– Тогда я в деле.

 

12

Когда Дортмундер вошел в «Бар и Гриль» в десять вечера, Энди Келпа еще не было, а завсегдатаи, которые уже могли свободно дышать в отсутствии Эппика, теперь обсуждали фильмы про Джеймса Бонда.

– Это был фильм,– сказал первый завсегдатай,– где плохой герой гонялся за его корзиной с лазером.

– Нет, все не так,– не согласился второй завсегдатай. – Ты, наверное, путаешь с тем, где играл Джордж Лэзенби, он играл Бонда только один раз в том фильме… Как он назывался?

Дортмундер направился в другой конец бара, где Ролло, бармен, без устали тер одно и то же место на барной стойке, как будто был уверен, что в какой-то момент появится джин. В это время заговорил третий завсегдатай:

– «Секретная служба его величества».

Второй завсегдатай нахмурился, когда Дортмундер уже подходил к барной стойке:

– Разве это был не Тимоти Дэнтон?

Третий завсегдатай нахмурился ему в ответ:

– Какой Тимоти?

– Дэнтон. Который вежливый.

– Нет, нет,– не согласился первый завсегдатай. – Этот фильм был намного раньше, кроме того, речь идет о лазере, не Лазенби, лазер – это такой свет, который может разрезать тебя пополам.

Третий завсегдатай очень удивился.

– Это свет?

– И он зеленый.

– Ты имеешь ввиду «Звездных войн», видимо?– предположил второй завсегдатай.

– Ролло,– позвал Дортмундер.

– Да забудьте вы о «Звездных войнах»,– опомнился первый завсегдатай. – Мы говорим о лазере, который зеленый. Тот плохой герой вроде был Доктор Нет?

– Доктор «Скорее всего» Нет,– пошутил его собеседник. В толпе всегда найдется какой-нибудь шутник.

– Ролло,– снова позвал Дортмундер, и Ролло потихоньку начал приходить в себя, перестал тереть одно и то же место, обратил свой взор на Дортмундера и сказал:

- Две ночи подряд. С таким успехом можешь стать и завсегдатаем.

– Скорее всего нет,– эхом повторил Дортмундер за шутником. – Но сегодня побуду им. Только я и второй любитель бурбона. Ролло всегда узнавал своих клиентов по напитку, и он верил, что это такой способ сблизиться с клиентом.

– Рад вас видеть,– искренне сказал Ролло.

– Мы встречаемся только вдвоем, так что задняя комната не понадобится.

– Вуди Аллен когда-нибудь играл Джеймса Бонда?– никак не мог успокоиться третий завсегдатай, который вечно запутывался в версиях.

– Думаю, играл,– сказал второй завсегдатай, показывая всем один из тех самых невероятно редких моментов, когда он в чем-то сомневался.

– Хорошо,– ответил Ролло и пошел подготавливать поднос, ставя на него два стакана со льдом и полную бутылку с этикеткой, на которой было написано «Амстердамский ликероводочный магазин – наш собственный бренд». – Пейте на здоровье,– сказал он и подтолкнул поднос.

– Спасибо.

Дортмундер развернулся, в руках поднос, он уже было собирался направиться к диванчикам справа, как в дверях бара появился Келп. Он вошел, увидел Дортмундера, осмотрел зал и указал на диванчики рядом с ним, те самые, где они сидели вчера – именно вчера!– Дортмундер и тот самый бывший коп-преследователь.

Неужели на те самые диванчики? Ладно, чем дальше от фанатиков Бондианы, тем лучше. Дортмундер пожал плечами. Ладно.

Когда они уселись друг напротив друга, и их стаканы были наполнены, Келп начал беседу:

– Все дело в этом копе.

– В точку. Джонни Эппик по найму.

– И что из этого является именем?

– Первая половина.

– Значит раньше он работал копом,– предположил Келп,– а теперь он личный следопыт.

– Или кем бы он там не был. Он сейчас работает на богатого дядю, который хочет, чтобы ему достали очень ценный, тяжеленный золотой шахматный набор, который, по счастливой случайности, хранится в стальной камере банка в центре.

– Забудь об этом,– сразу же отрезал Келп.

– Хотелось бы,– вздохнул Дортмундер. – Вот только у него есть компрометирующие меня фотографии.

– О, да?– Келп заинтересовался. – И что, он собирается показать их Мэй?

– Нет, не такого рода фотографии,– покачал головой Дортмундер. – Такие фото, которые он может показать полицейским, которые еще не вышли на пенсию.

– Ох. – понимающе кивнул Келп. – В Майами будет хорошо, особенно в это время года.

– Я подумывал о Чикаго. Вот только и Эппик тоже об этом подумывал. Он говорит, что он с помощью интернета и своих дружков копов найдет меня где угодно, и я склонен ему верить.

– И сколько у тебя времени?

– До моего ареста, суда, залога и поездки на север? Дортмундер пожал плечами. – Немного времени я могу потянуть, наверное. Но Эппик зависит от клиента, а парень, на которого он работает,– старый и больной, и поэтому он не заинтересован в долгосрочных планах.

– Пф. Келп покачал головой. – Не хотелось этого говорить, но лучше ты, чем я.

– Да что тут говорить,– снова вздохнул Дортмундер,– ты и так уже вовлечен в это.

Келпу это совсем не понравилось.

– Вы что, говорили об мне?

– Он и так о тебе уже все знает,– ответил Дортмундер. – Он, наверное, знатно покопался в моей истории. Вчера вечером, когда он отсюда вышел, он показал на тебя и сказал: «Передавай привет Энди Келпу». И он знает про Арни Олбрайта. Он про нас всех знает.

– Мне это все не нравится,– поморщился Келп. – Мне не нравится даже тот факт, что твой друг Эппик думает обо мне.

– О, так вот оно как уже?– почти возмутился Дортмундер. – Теперь он вдруг стал моим другом?

– Ты знаешь, что я имею в виду.

– Теперь уже не уверен.

Келп снова осмотрел зал, как будто пытаясь найти более безопасное местечко.

– И ты решил встретиться именно здесь сегодня,– недовольно сказал он. – Теперь я понял, ты попросил меня прийти сюда, потому что ты хочешь, чтобы я тебе помог. Ну и когда начнешь просить?

– Тут помощи не может быть,– ответил Дортмундер.

Келп медленно отпил из своего стакана, не отводя глаз с Дортмундера. Потом он поставил стакан на стол и все продолжал смотреть на Дортмундера.

– Ну, ладно,– согласился Дортмундер. – Пусть это будет помощь.

– Конечно,– согласился Келп. – Где находится этот банк?

– Это CI Интэрнэшнл, на Пятой авеню.

– Это крупный банк,– вспомнил Келп. Он как будто был настороже.

– Здание большое,– подтвердил Дортмундер. – Внизу – подвальное помещение, и в этом подвальном помещении находится шахматный набор, который день за днем рушит мою жизнь.

– Могу завтра подъехать туда и посмотреть,– предложил Келп.

– Ну,– сказал Дортмундер,– я бы хотел тебя попросить заняться кое-чем другим завтра.

– У тебя уже есть план?– с надеждой спросил Келп.

– Нет, у меня уже ситуация-катастрофа. Дортмундер отпил немного бурбона из своего стакана, чуть больше, чем выпил из своего стакана Келп, и сказал:

– Для начала, Эппик уже знает, что ты в теме. Сегодня он мне сказал: «Полагаю, ты будешь работать с Энди Келпом». .

– И снова разговоры обо мне,– фыркнул Келп, и его перетрясло.

– Знаю. Я чувствую себя точно так же. Но дело вот в чем. Встретиться с этим Эппиком так же важно, как и увидеть это здание банка.

– О, да?

– Завтра утром,– продолжил Дортмундер,– в лимузине этого богатого дяди мы отправляемся куда-то на север штата, Эппик и я, чтобы посмотреть, насколько это, так называемое поместье, безопасно для хранения шахматного набора после того, как мы его, ха-ха, украдем.

– То есть ты хочешь, чтобы я поехал завтра на север,– предположил Келп,– в лимузине с тобой и Эппиком.

– И шофером.

Келп обдумывал эту мысль, в то время как где-то сзади у барной стойки послышался отчаянный возглас:

– Взболтать, но не смешивать!– прокричал шутник.

Келп посмотрел в свой стакан, но не стал пить.

– А для чего,– задумчиво спросил он,– мне все это делать?

– Может мы извлечем из этого какой-то урок.

– Но явно не то, что нам хотелось бы узнать.– Келп налил себе еще немного бурбона. – Ну и во сколько мы начнем заниматься этим дрянным делом?

 

13

Быть мелкой сошкой в огромной юридической корпорации в центре Манхэттена может значить только одно – что у этой сошки ничтожно мало свободного времени. Сегодня вечером снова только после десяти вечера Фиона смогла позвонить своему сожителю Брайану, чтобы сказать:

– Уже еду домой.

– Будет готово к твоему приходу.

– Заскочить чего-нибудь купить? Под этим вопросом она подразумевала покупку вина.

– Нет, все, что нужно, я уже купил. Что означало, что он уже купил вино по дороге домой из студии.

– Увидимся, дорогой.

– Увидимся, дорогая.

Интерьер Файнберга и компании подразумевал одинаковое освещение двадцать четыре часа в сутки, поскольку только у партнеров и их компаньонов были офисы по периметру здания, а значит и окна были тоже только у них. А остальная часть была похожа на космический корабль, запущенный куда-то далеко-далеко во вселенную. Единственное обозначение того, что уже было десять вечера, когда Фиона проходила мимо зоны отдыха к лифту, был пустующий стол секретаря. Последняя ботоксная кукла ушла в пять, а поэтому Фионе нужно было доставать свое рабочее удостоверение, чтобы запустить лифт. И только когда она вышла из лифта, затем в лобби, а оттуда на улицу, она почувствовала, что она, наконец-таки, вернулась на землю, где уже царила ночь и буйное транспортное движение на Пятой авеню..

Ее путь домой был таким же четким, как простирающиеся сточные трубы. Пройти по Пятой авеню вдоль длинного квартала, потом на Шестую, вдоль длинного квартала, потом на Седьмую и короткий квартал до Бродвея. Потом еще два квартала до метро, где она спуститься, потом несколько раз попытает счастья с проездным, пока он, наконец, не пикнет, потом спустится еще ниже и будет ждать поезда, идущего до Восемьдесят шестой улицы. Потом еще пройти пешком, один квартал вперед и полквартала в сторону, и вот она заходит в родной подъезд, достает другую карточку из разбухшего кошелька – для одной такой поездки ей нужно три карточки – потом, наконец, заходит, идет к лифту, едет на четвертый этаж и проходит по длинному коридору до двери со значком 4D. С помощью все той же карточки она заходит в квартиру, где слышен запах восточной кухни – что это, тайская еда? запах арахиса?– это был самый приятный момент за весь день.

– Дорогой, я дома!– крикнула она, они оба считали забавным, так шутить друг над другом, он вышел из кухни с широченной улыбкой на лице, кухонной полотенце за поясом и по бокалу красного вина в каждой руке. Внешне они отличались кардинально: он высокий, она низкая, он блондин, она с угольно-черными волосами; у Брайана, к тому же, были широкие плечи, но сам он был худой, как бездомный кот, миловидное лицо с четкими скулами, которое выражало осторожность, прикрытую игривостью.

– ???– поприветствовал он ее, что считалось у них еще одной шуткой, и протянул ей бокал.

Они поцеловались, чокнулись бокалами, отпили немного вина, лучшее вино из того, что они знали, после чего он вернулся на кухню, чтобы наложить ужин по тарелкам, а она в это время стояла в дверях.

– Как прошел твой день?– спросила она.

– Все то же самое, то же самое,– ответил он, он всегда так отвечал, хотя время от времени появлялись некоторые приятные новости, которыми он с ней делился, она делала ровно то же самое.

Поскольку Брайан работал в телевизионной компании, у него такие новости появлялись чаще, чем у нее. Он работал иллюстратором, в основном, собирал коллажи, иногда доводилось и рисовать, по большей части это все был фон для каких-нибудь передач кабельного ТВ. Он принадлежал к своего рода союзу писателей, хотя она никак не могла понять, каким образом то, что он делает, можно отнести к писанию, но это так считалось, и, несмотря на то, что его зарплата была крошечной по сравнению с ее, по крайней мере, его рабочие часы были четко обозначены – и рабочий день существенно короче – по сравнению с ее работой. Иногда она задумывалась о том, что, наверное, не плохо было бы состоять в каком-нибудь союзе и приходить домой в шесть, а не в десять тридцать, но она прекрасно понимала, что тут дело в классовости: адвоката никогда не перестанут защищать самих себя.

Брайан перенес ужин в, так называемую, большую комнату, хотя она вовсе не была большой. Однако несмотря на габариты, туда вместились диван, два кресла, маленький обеденный стол с двумя дизайнерскими стульями, серая непонятная конструкция, где они хранили всякие штуки для развлечения, два маленьких книжных шкафчика, которые были завалены ее книгами по истории и его книгами по искусству, маленький черный кофейный столик, где разместились игра Скрэббл и криббидж.

Они были вместе вот уже три года, он переехал к ней после того, как расстался с предыдущей девушкой. Они не собирались жениться, не собирались заводить детей, никакого стремления пустить корни где-то на окраинах. Они нравились друг другу, им нравилось жить вместе, особо друг другу не трепали нервы, а все потому, что виделись редко, естественным образом, из-за ее работы. Поэтому у них все шло гладко и довольно мило.

Да и к тому же, он прекрасно готовил! Когда он был подростком, он после школы подрабатывал в ресторане, а потом свои навыки на кухне каким-то образом переформировал в художественное русло. Ему нравилось углубляться в экзотические блюда, а ей почти всегда эти блюда нравились. Неплохо.

Сегодня, как подсказывал ей нос, ужин был в тайском стиле, и это было очень вкусно.

– А мой день не был из серии «все то же самое»,– сообщила она во время трапезы.

Он с интересом посмотрел на нее сквозь зубья вилки. (В тайской кухне палочки не используются).

– О, да?

– Человек, с которым я разговаривала,– продолжила она. – Самый жалкий человек, которого я когда-либо встречала. Ты даже представить себе не можешь его выражение лица, когда он сказал: «Я снова попаду в тюрьму». Она хихикнула, вспомнив этот момент, а он с любопытством нахмурился.

– Снова в тюрьму? Ты же не взялась снова за защиту мошенников? Вы же не этим занимаетесь.

– Нет, нет, это никак не связано с фирмой. Это связано с моим дедом.

– Дед «Большие Деньжищи»,– хмыкнул Брайан.

Она улыбнулась ему в ответ, как бы соглашаясь.

– Да, я знаю, ты со мной только из-за потенциальной выгоды. Все, о чем ты думаешь круглыми сутками,– это деньги, я знаю.

Он улыбнулся, но затем довольно сурово сказал:

– А ты попробуй дальше без них.

– Знаю, знаю, ты выбрался из самых низов.

– Мы были слишком бедными. И я смог потихоньку из этого выбраться. Расскажи лучше про этого жалкого человека.

И она рассказала ему сагу о шахматном наборе, о котором раньше она ничего не знала. Он задал еще пару вопросов, потом задумался и спросил:

– Этот парень, он что, и правда собирается ограбить стальную камеру банка?

– О, конечно, нет,– отмахнулась она. – Это же глупо. Тем более, это невозможно, поэтому на этом этапе все и закончится.

– А что, если он все же попытается?

– Ох, бедный, бедный парень,– сказала она с игривой улыбкой. – В таком случае, я полагаю, что он все-таки отправится в тюрьму.

 

14

Во сне Дортмундера его камера вовсе не была похожа на его предыдущую, эта была старее и меньше, вся ржавая и по колено затоплена. Его сокамерник – огромный парень, которого он никогда раньше не видел, и который был похож на Ганнибала Лектера – посмотрел на него искоса и сказал: «Нам это все подходит».

Дортмундер уже было открыл рот, чтобы сказать, что ему это все совершенно не подходит, но из его рта послышались звуки будильника, который настойчиво говорил ему о том, что пора вставать.

Джон Дортмундер не был одним из тех, кто встает по будильнику. Он предпочитал вставать с кровати тогда, когда появлялась в этом необходимость, а она появлялась примерно к полудню. Но он понимал, что ради того, чтобы быть на верхнем Вест Сайде к девяти, придется сделать исключение. Встречи утром два дня подряд! Что за «благодать» такая снизошла на него вдруг?

Вчера вечером Мэй поставила ему будильник на восемь, и сегодня утром в восемь нога Мэй спихнула его с кровати, после чего он шлепнул по будильник, выключив его наконец, а потом поплелся в ванную.

Двадцать минут спустя, запихнув по-быстрому в себя миску кукурузных хлопьев с молоком и сахаром, он вышел в холодное утро – по утрам всегда было намного прохладнее – спустя какое-то время он поймал такси и поехал на Риверсайд Драйв, где перед зданием мистера Хэмлоу уже стоял черный лимузин, из выхлопной трубы которого булькали белые выхлопные газы. За рулем сидел худощавый мужчина, седые волосы пробивались из под фуражки шофера, наверное, это и был Пемброук, а на заднем сидении, словно сосиска в черном пальто, сидел Джонни Эппик, который открыл широченную дверь и, улыбнувшись, сказал:

– Как раз вовремя. Мы уже все в сборе, залезай.

– Еще одного подождем,– сказал Дортмундер.

Эппику это не очень понравилось.

– С тобой будет кто-то еще?

– Вы его знаете,– успокоил его Дортмундер. – Так что я подумал, что ему нужно с вами познакомиться.

– И это…

– Энди Келп.

Улыбка Эппика вернулась на прежнее место, правда в этот раз даже еще больше.

– Неплохо. Ты начинаешь задумываться над ситуацией, это хорошо. Потом он слегка нахмурился. – А где он?

– Идет по улице,– ответил Дортмундер, кивнув в сторону Келпа, который шел в сторону Риверсайд Драйв.

У Келпа походка становилась небрежной, когда он сомневался в деле, в котором ему предстояло участвовать, и чем ближе он подходил к лимузину, тем небрежнее становилась его походка. Посмотрев на улыбающуюся голову, выглядывающую из открытой двери лимузина, он сказал:

– Готов поспорить, вы и есть Джонни Эппик.

– Раскусил в два счета,– улыбнулся Эппик. – А ты, значит, Эндрю Октавиан Келп.

– Ой, имя Октавиан я использую только по большим праздникам.

– Давай, садись, нам уже пора ехать.

Внутри лимузин был приспособлен под кресло мистера Хэмлоу: длинное сиденье сразу за шофером было повернуто к нему спиной, остальная часть пола была застелена черным волнистым ковром, на котором виднелись полосы от платформы, по которой загружали на борт мистера Хэмлоу. Единственное сиденье было удобным только для двух человек, на котором уже сидел Эппик, Дортмундер уже наклонился, чтобы залезть в лимузин, но каким-то непонятным образом Келп уже сидел рядом справа от Эппика с самым невозмутимым выражением лица.

У Дортмундера был выбор либо усесться на полу, либо сесть на переднее сиденье рядом с шофером, но при этом не участвовать в беседе. Он на четвереньках вполз внутрь, и, когда Эппик закрыл за ним дверь, он принял вертикальное положение сидя. Задняя стенка под окном была тоже покрыта черным ковром, и была очень неудобной, по крайней мере, сначала. И пусть Дортмундеру пришлось сидеть на полу, зато он всех видел.

– Можем ехать, Пемброук,– сказал Эппик, и они отправились в путь.

Келп начал разговор со своей дружелюбной улыбкой:

– Джон говорил мне, что вы все обо мне знаете.

– Сомневаюсь,– ответил Эппик. – Я всего лишь осведомлен о парочке ваших делишек, которые попали в систему. Полагаю, это лишь верхушка айсберга.

– А у меня,– грустно выдал Келп,– нет никаких специальных папочек с данными о вас. Джон говорил, что вы бывший сотрудник Полицейского управления Нью-Йорка, а теперь на пенсии.

– Уже как семнадцать месяцев.

– Поздравляю.

– Спасибо.

– И где же в Полицейском управлении Нью-Йорка пригодились ваши таланты?– полюбопытствовал Келп.

– Последние семь лет,– ответил Эппик, который был, похоже, не против такого рода допроса,– я работал в Отряде по борьбе с мошенничеством.

– Он до сих пор так называется? Что-то вроде «Эй, это вы уронили кошелек?»? Типа того?

Эппик засмеялся.

– О, на улицах до сих пор дурят народ,– ответил он,– правда, уже не так часто, как раньше. Достаточно полчаса посмотреть телевизор, и ты уже в курсе последних афер.

– Но не всех.

– Нет, не всех,– согласился Эппик. – Однако в последнее время это все чаще аферы по телефон и интернету.

– Нигерийцы.

– Они стараются любыми способами вытащить деньги из людей и положить их себе на счет в банке,– кивнул Эппик. – Даже поверить сложно, насколько часто находятся такие доверчивые в Бруклине.

– Сложно поверить, что вы находите этих отправителей,– искренне удивился Келп.

– О,– отмахнулся Эппик. – Сейчас мы делаем гораздо большие успехи.

– Это здорово,– с неким сарказмом выдал Келп. – Но теперь, как я понял, вы выбрали свой собственный путь. Джон говорил, что у вас даже есть визитка и все такое.

– О, простите,– опомнился Эппик. – Мне и тебе стоило дать одну. Он запустил два пальца в карман пальто и вытащил из него свою визитку, который отдал Келпу.

Тот начал изучать ее с большим интересом.

– По Найму,– прочитал он вслух. – Довольно обширное понятие.

– Не хотел, чтобы мои клиенты чувствовали себя зажатыми в рамки.

– И много их у вас?

– Мистер Хэмлоу – первый,– честно ответил Эппик,– а поэтому самый важный.

– Ну естественно.

– Не хочу его подводить.

– Конечно, нет,– согласился Келп. – Ну не в самом же начале вашей второй карьеры.

– Вот именно.

– А еще Джон говорил,– продолжил выяснять Келп,– что то дело, на которое вы его посылаете, крайне непростое.

– Если бы оно было простым,– спокойно ответил Эппик,– я взял простого мальчишку с улицы.

– Это правда.

– Я верю в твоего друга Джона,– сказал Эппик. Посмотрев на Дортмундера, который в этот момент пытался сменить позу, потому как после нескольких остановок на красном светофоре, ударившись о заднюю стену лимузина, он пришел к выводу, что все не так уж комфортабельно, как он мог себе это представить в самом начале поездки, и сказал:

– И мне хочется верить, что Джон верит в меня.

– Конечно,– оставалось ответить Дортмундеру. Когда он заполз в угол, он понял, что там намного уютнее.

 

15

Джадсон Блинт печатал имена и адреса на компьютере. Уже было примерно часов десять утра, а он еще не закончил с Супер Стар Мьюзик, а рядом с левым локтем скопилась еще груда писем, заявок, чеков – милые чеки – для Курсов Союза Коммиссионеров и Исследовательского терапевтического центра. Еще столько работы.

Почему-то разбирать почту по пятницам было всегда сложнее всего. Возможно, почта всегда старалась разнести все письма до выходных. В любом случае, какой бы причина не была в пятницу эта работа походила на настоящую работу, хотя на самом деле это было три уголовных преступления в одном лице.

Взять, например, Супер Стар Мьюзик, над которым он работал уже с десяти утра. В журналах везде мелькала реклама, в основном, в журналах для подростков и других категорий доверчивых людей, Супер Стар Мьюзик обещал сделать вас богатым и знаменитым, просто положив ваши стихи на музыку. Либо наоборот: если вы присылаете свою музыку, они предоставят вам стихи. А поскольку любители всегда присылают одинаково бестолковые стишки, нужно всего лишь слегка изменить рифму, а музыки всегда хватает. Что касается стихов, всегда можно что-то подобрать в «Известных цитатах Бартлетта», или, на крайний случай, всегда можно вскрыть следующий конверт.

Курсы Союза Коммиссионеров, с другой стороны, могут научить вас всему жизненно необходимому, например жизни в роли детектива. Если дурацкая книга Исследовательского терапевтического центра не улучшит качество вашего секса, пощупайте свой пульс- может вы умерли?

Задача Джадсона Блинта в этой тройной афере за жалкие гроши была проста. Каждый день он вскрывал конверты, вбивал обратный адрес в компьютер и приклеивал ярлыки на нужные упаковки. Потом он относил исходящие письма в большое здание почты, отправлял письма обратно очередной кучке неудачников, а потом относил чеки в офис Джейси Тэйлор, которая и придумала всю эту схему, а ему давала двадцать процентов за работу клерка – обычно семьсот – тысячу сто долларов в неделю.

Он занялся этой аферой еще в июле, когда он впервые попал на Манхэттен из Лонг Айленда, после окончания старшей школы, тогда он был уверен, что он лучший из всех возможных мошенников, но Джейси раскусила его за минуту, но все равно дала ему работу, за что он вечно будет ей благодарен. Тем более, что дела с тех пор стали еще лучше.

Он раздумывал об этих улучшенных делах, но тут же ему стало жаль Стэна Марча, потому что пару дней назад, когда в «Бар и Гриль» он предложил свою идею, ее тут же освистали. Именно поэтому сейчас было самое подходящее время, чтобы заняться работой и отложить денег на зиму. И тут открылась дверь, но еще до того, как Джадсон успел до конца проговорить свою заученную фразу:

– Джейси Тэйлор сейчас нет, у вас назначена встреча? Извините… – как тут появился Стэн Марч. Он закрыл за собой дверь, кивнул Джадсону и поздоровался:

– Как оно?

– Привет.

– Я тут рядом проходил.

На семнадцатом этаже Авалон Стэйт Бэнк Тауэр на Пятой авеню рядом с Собором Святого Патрика? Ну да, конечно.

– Рад, что ты заскочил,– ответил Джадсон.

В этой маленькой заваленной чем попало комнате было несколько стульев, на одном сидел Джадсон за столом, а еще несколько были завалены книгами, то ли детективами, то ли о сексе. Стэн осмотрелся, принял реальную обстановку и в итоге ему оставалось только облокотиться об узкий свободный клочок стены рядом с дверью. Скрестив на груди руки, он сказал:

– Тогда вечером все как-то плохо вышло.

– Да, точно.

– Мне показалось, знаешь, что ребята просто не уловили суть.

– Мне тоже так показалось.

– И особенно ты,– отрезал Стэн. – Умный яркий парень, не обремененный старперовским мышлением.

– Ну, мне показалось,– уклончиво начал обходить эту тему Джадсон в надежде, что тут и нечего будет обходить,– у других ребят побольше опыта, поэтому я должен следовать за ними и соглашаться с их видением ситуации.

– Но ведь у меня тоже есть своего рода опыт, знаешь ли,– не сдавался Стэн, похоже, он начал понемногу раздражаться.

– Опыт вождения, Стэн,– напомнил Джадсон. – У тебя самый крутой опыт вождения из всех, кого я знаю.

– Ну, да,– согласился Стэн, но прекращать на этом тему он вовсе не собирался. – С другой стороны,– продолжал он, и они услышали, как открывается дверь.

Оба повернулись и увидели Джейси, которая вошла в офис и сказала:

– Слышала ваши голоса. Привет, Стэн. Отвлекаешь от работы моих сотрудников? Джейси, поразительной красоты брюнетка лет тридцати, которая вошла в офис не то походкой подиумной модели, не то гепарда, была одета в розовую крестьянскую блузу и короткую черную кожаную юбку, на ногах босоножки на каблуке с черными кожаными шнурками, обвивающими ногу до середины голени. Не смотреть на нее было невозможно.

Стэн даже и не пытался отвести взгляд.

– Да так, перекинуться парочкой слов, Джейси,– объяснился он. – Разминаем языки.

Обсуждаете золотой купол?– спросила Джейси.

Стэну это не понравилось.

– О, Тини тебе рассказал,– предположил он, Тини Булчер был сожителем Джейси, пара, которая если бы создана не на Небесах, так точно в комиксах Марвела.

– Тини рассказал мне,– подтвердила она. – А еще он сказал, что это самая идиотская идея из всех, что он слышал с тех самых пор, как Лакки Финнеган решил идти из Бронкса в Бруклин, ступая только на третий рельс. Повернувшись к Джадсону, она пояснила:

– Лакки очень гордился своим умением балансировать.

– Разве что только им,– хмыкнул Стэн.

– У меня такое чувство, что у него ничего не вышло,– предположил Джадсон.

– Теперь ему пытаются придумать новую кличку,– ответила Джейси. – Что-то связанное с барбекю.

– Золотой купол,– напомнил о себе Стэн,– это не идиотская идея, как считают некоторые.

Джейси скептически подняла одну бровь.

– Ну и кто же не считает ее идиотской?

– Для начала я,– ответил он. – Во-вторых, моя мама.

Джейси указала на него пальцем с ярко-красным маникюром.

– Не вмешивай сюда свою маму.

– Я просто сказал.

– Жалко, что Джона не было, и он не слышал эту идею,– вставил свое слово Джадсон.

Тишина, последовавшая за этой фразой, была настолько подозрительной, что и Джадсон, и Джейси хмуро уставились на Стэна, который покраснел и пытался подобрать подходящий ответ.

– Ты ему рассказал,– угадала Джейси.

– У нас был предварительный разговор, да.

– И ему очень не понравилось,– снова угадала Джейси.

– Это правда, что он пока не видит в этом потенциал,– уклончиво согласился Стэн. – Я просто хотел предложить Джадсону съездить туда, проехаться, посмотреть на него, он же там стоит, сверкает, словно огромный кусок золота в конце радуги.

– Мне всегда казалось, что там должен быть котелок,– предположил Джадсон.

– Купол – это и есть котелок,– ответил Стэн. – Только вверх тормашками.

– Это действительно правда,– покачала головой Джейси,– что Джадсон – безбородый юнец…

– Что? Я вообще-то бреюсь!

– … но это вовсе не значит, что он зеленый.

– Спасибо, Джейси.

Джейси задумалась, что ей дальше говорить, и в то же время она села одним бедром на край стола.

– Ты же знаешь, как иногда бывает,– продолжила она,– ты видишь очень красивую, очень желанную женщину, и ты, как мужчина, хочешь положить на нее свои руки, так?

Оба согласно кивнули.

– А потом выясняется,– продолжила Джейси,– что она недоступна. И все, просто недоступна. Понимаешь, о чем я?

Оба согласно кивнули.

– Какое-то время тебе от этого грустно,– говорила она, о парни продолжали кивать в ответ,– но потом ты начинаешь двигаться дальше, тебе на глаза попадается что-то еще, и все, что у тебя остается от предыдущего вожделения – это легкая ностальгия о том, что могло бы быть,– парни все кивали, а она говорила,– Стэн, с куполом все точно так же. Ты его увидел, тебе его дико захотелось, ты пытался выяснить, как можно прибрать его к рукам, но он просто недоступен. Попробуй найти что-нибудь еще.

На этот раз тишина была еще более задумчивой, Джадсон специально отвернулся в другую сторону, а Стэн в это время проходил семь стадий потери, и сколько там этих стадий.

– Ладно,– сказал, наконец, Стэн, и Джадсон осмелился на него посмотреть, выражение лица Стэна стало нормальным. – Думаю, какое-то время,– сказал он,– я займусь поисками альтернативного варианта.

 

16

Как оказалось, поместье мистера Хэмлоу было даже не на севере штата, а даже за его пределами, что означало, что они должны были ехать сначала на север, выехать за город, проехать весь штат Нью-Йорк за два с чем-то часа, потом резко сменили направление, словно баскетбольный мяч, летящий из-под кольца, и вот они уже в Массачусетсе. И еще даже не доехали.

Еще задолго до Массачусетса Дортмундер понял, что единственный способ выжить в этом путешествии – это не сидеть на полу, что было очень больно, чего он не понял в самом начале пути, кроме того его все время трясло и болтало, чем людям сверху было не понять. Альтернативным вариантом, после парочки неудачных экспериментов, было лечь на спину на полу и вытянуть ноги, таким образом, что его лодыжки были примерно между лодыжками Эппика и Келпа. Находясь в таком положении, подложив под голову левую руку вместо подушки, он понимал, что, наверное, выглядит глупо, зато, по крайней мере, он как-то сможет пережить эту дорогу.

Лежа на полу, он не мог видеть пейзажа за окном, да и в беседе было не особо удобно участвовать, зато он совершенно точно мог слышать абсолютно все, что эти двое говорят друг другу. Спустя короткий раунд «вопрос-ответ», в котором Эппик пытался задавать вопросы Келпу, делая вид, что ничего такого не делает, Келп делал вид, что отвечает на эти вопросы, хотя никакой конкретной информации он не рассказывал – словно политик на пресс-конференции – они начала рассказать забавные истории из жизни других людей, но никогда не рассказывали ничего из своей жизни. «Парень, которого я когда-то знал… « – и все в таком духе. Истории Эппика всегда заканчивались одинаково: негодяй оказывался в наручниках, а у Келпа мошенник убегал по крышам, чтобы спасти свою шкуру. Было заметно, что обоим нравится упражняться в словесном бою друг против друга.

Иногда, чтобы дать затекшей левой руке отдохнуть, Дортмундер переворачивался на правый бок, клал под голову согнутую правую руку и вытягивал левую руку, чтобы та перестала гудеть. В такие моменты его связь с внешним миром была еще меньше, чем обычно, в какой-то момент он даже уснул, хотя до этого момента ему казалось, что это абсолютно невозможно. Это было до…

– Фрр…? Что?

– Мы приехали, Джон,– сказал Эппик и перестал толкать Дортмундера ногой его голень.

Дортмундер сел, неуклюже, потому что большая часть его тела болела, он оперся руками о пол – тот больше не вибрировал.

Лимузин остановился. Хлопая ресницами, Дортмундер увидел смутные очертания Эппика и Келпа, а потом увидел руль. А где шофер? Как его, Пеброук.

Ох. Вон там в лесу.

Сейчас они стояли на неасфальтированной дороге, вокруг ели, и, когда Дортмундер обернулся – ауч!– он увидел через окно задней двери, что они были недалеко от мощеной дороги, по которой, как он также видел, проехал грузовик, доверху заваленный огромными бревнами.

Эта грунтовая дорога плавно переходила в металлические ворота, от которого тянулся влево и вправо трех-полосный электрический забор, провода которого прятались в широченных нижних ветвях елей. Пемброук занимался замком, который соединял створки ворот.

Наблюдая за Пемброуком, Дортмундер подумал о том, что эта система безопасности не выглядит уж слишком замысловатой.

– Для меня эта система не выглядит уж слишком замысловатой,– сказал Келп.

– Она и не должна,– ответил Эппик и указал куда-то. – Видишь вон те квадратные белые металлические пластины на каждом посту? Это предупреждение. Забор под напряжением.

– О,– выдохнул Келп.

– Убить не убьет,– пояснил Эппик,– но быстро заставит поменять направление.

Пемброук уже начал открывать ворота, сначала правую створку, затем левую. За открытыми воротами грунтовая дорога сразу уходила вправо и практически тут же исчезла за большими темными ветками деревьев.

Пемброук вернулся за руль, проехал ворота, вышел из машины, закрыл ворота, но замок не повесил, снова сел в лимузин, и они поехали уже по частной территории.

Пока они ехали, Эппик повернулся, чтобы задать вопрос:

– Пемброук, есть вопрос.

– Сэр?– ответил Пемброук, но продолжал смотреть на дорогу, хотя кроме зеленых веток с иголками и грунтовой дороги больше ничего не было видно.

Эппик озвучил свой вопрос:

– Вчера мистер Хэмлоу назвал это место поместьем. Насколько оно большое?

– Считая землю, сэр?

– Ну, да, считая землю.

– Полагаю, сэр,– сказал Пемброук, выкручивая руль то резко влево, то резко вправо, наклоняясь в стороны всем телом, словно он едет на санях по первому снегу,– поместье состоит из примерно тысячи трехсот акров.

– И вся территория окружена электрическим забором?

– И под сигнализацией, сэр, именно так.

– Под сигнализацией?– Эппик был впечатлен. – И куда поступает сигнал?

– В Бостон, сэр.

Эппик был уже не так впечатлен:

– В Бостон? Но это же совершенно другой конец штата.

– Это столица штата Массачусетс, сэр. Заказы, принятые из Бостона, по электронной почте или факсу, обрабатываются быстрее, чем принятые из Грейт Баррингтона.

– О, я понял,– ответил Эппик. – А это единственный вход?

– О, нет, сэр. Вход для прислуги с другой стороны холма.

– Вход для прислуги,– повторил Эппик. – Вход для прислуги в этот… лес.

– Да, сэр.

– Спасибо, Пемброук.

– Сэр.

Эппик повернулся к остальным.

– Очень хорошо,– резюмировал он.

Дортмундер решил не ложиться больше на пол, во что бы то ни стало. Сидя на полу, наполовину оперевшись на правую дверь, левой рукой – в пол, он чувствовал, как лимузин опять начал болтаться из стороны в сторону, потому как они начали медленно двигаться дальше, по небольшому серпантину в лесу, дорога шла теперь чуть в гору.

А все эти сосны, они просто гигантские. Было похоже, будто едешь по волшебному лесу из какой-нибудь сказки. Только в голову Дортмундеру пришла эта причудливая идея, как лимузин проехал еще одно огромное дерево, перед которым было нечто, похожее на первый взгляд на кучу коричневых досок, вываленных из грузовика, однако при более детальном изучении оказалось, что это трехэтажный деревянный дом с зелеными оконными рамами и темно-зеленой крышей, больше похоже на растение, которое выросло из ниоткуда, чем на постройку. Широкая веранда перед домом, одновременно как будто и приглашала в дом, и закрывала все от лишних глаз.

Справа от дома была такая же постройка только в мини-версии, это был гараж с тремя зелеными деревянными дверьми, и здесь грунтовая дорога переходила в асфальт, который уходил к трем дверям и там же и заканчивался. Справа и слева от дома, между деревьями, виднелись еще какие-то постройки, издалека они тоже походили на сваленные в кучу доски, обе эти кучи были меньше, чем главный дом, но они были больше, чем гараж.

Когда Пемброук свернул в сторону одной из дверей гаража, которая была ближе к главному дому, Эппик спросил:

– А те здания – это гостевые домики?

Слева, сэр. Справа – дом для прислуги.

– А кто там сейчас живет?

– О, никто, сэр. Пемброук остановил лимузин и выключил зажигание. – На территории поместья никого не было, сэр,– сказал он,– с тех пор, как мистер и миссис Хэмлоу приезжали сюда после концерта в Тэнглвуде больше трех лет назад. Это было в августе, сэр.

 

17

Брэйди пытался занять позицию по Камасутре, а Несса в то же время скакала под ним со скоростью гепарда, она пыталась поставить его в позу, где человек, как будто должен тереться животом и хлопать по лбу одновременно. Вот оно, та самая страница! Брэйди склонился над книгой, Несса вдруг остановилась.

Брэйди откинулся назад.

– Уже? Нет!

Откуда-то из-под нее появилась рука, которая схватила его за бедро.

– Машина!– завопила она в подушку, хотя ее слова были еле слышны.

Теперь он тоже услышал, глухое рычание дорогого автомобиля, подъезжающего к дому. Выкинув Камасутру, он соскочил с кровати и побежал через большую спальню хозяев к окнам, а Несса впопыхах пыталась натянуть на себя одежду.

Когда Брэйди выглянул из-за шторы, длинный черный лимузин остановился у гаражной двери, за которой стояла Хонда Цивик Брэйди. Двери лимузина открылись, и из машины вышли четверо мужчин, один из них почему-то выползал на четвереньках, а еще двое ему помогали. Один, который вылез с переднего сиденья в фуражке шофера, видимо, и был шофером, и он же повел остальных к дому, достав из кармана ключи.

А дверь была незаперта! Галопом вернувшись в другой конец спальни, схватив свои джинсы с пола, Брэйди шепнул:

– Прячь все!– и ринулся в коридор, а Несса, пряча Камасутру под подушку, выдохнула:

– О, Брэйди!

Но времени не было. Брэйди уже убежал, перескакивая по три ступеньки на широкой лестнице, сбегая по ступенькам голышом, джинсы развевались за ним в воздухе. Перескочив гостиную, все еще держа в одной руке джинсы, свободной рукой он дотянулся до двери и щелкнул замок, ровно в тот момент, когда на веранде уже послышались первые шаги.

Прислонившись спиной к двери ровно на одну миллисекунду, чтобы натянуть джинсы и изучить гостиную, сначала не заметил ничего, что было бы не на своем месте, но потом заметил пивную банку на кофейном столике, которую он оставил после вчерашнего ужина.

Проскочив до кофейного столика, он на лету схватил банку, и тут же послышался звук открывающегося замка и поворачивающейся дверной ручки. Дверь уже открывалась, а он успел проскочить по широкому коридору в кухню, единственную комнату на первом этаже, где могли еще оставаться следы его преступлений.

За ним, в гостиной послышался голос:

– Мда, очень даже неплохо.

Кто эти люди? Они приехали сюда, у них есть шофер, у них есть ключи, но они никогда не видели эту гостиную раньше?

Брэйди был с этим согласен: гостиная и правда была неплохой, хотя остальная часть дома была ровно такой же. Гостиная, тридцать на двадцать футов, с огромным каменным камином у одной стены, была двухэтажной, с кафедральным потолком, вся комната отделана необработанным деревом, на некоторых бревнах еще даже была кора, на стенах большие необработанные панели, на полу расстелены ковры Навахо, большая, удобная мебель, одним словом, все сделано так, как сделал бы сам Господь для своего загородного дома. Надо всей этой красотой возвышалась люстра, которая состояла из множества керосиновых лампочек со стеклянными колбами, которые, на самом деле, были электрическими и с реостатом для регулирования силы света.

Брэйди сначала побежал на кухню, чтобы прибрать там все лишнее, прежде чем они и туда дойдут, но сейчас любопытство взяло верх. Он стоял как вкопанный, не зная то ли тихонько проскользнуть и послушать беседу неизвестных, то ли продолжить инспекцию кухни, и тут открылась запасная дверь кухни, вошла Несса, уже одетая, она спустилась по запасной лестнице.

Хорошо.

– Убери тут!– прошептал он, махнув рукой на грязную кухню – обычно они шли в постель сразу после еды, хотя и знали, что делать этого не стоит – и на цыпочках пошел в коридор, где услышал уже второй голос, как будто уже это говорил человек видавший виды:

– Полагаю, это и называется поместьем.

Третий голос, более живой, видно, главное лицо в этой команде, сказал:

– Наверху, видимо, будет лучшее место для хранения.

Что? Брэйди высунулся еще больше, чуть ли не мелькая у них перед самым носом. Второй голос возразил:

– Нет, не будет.

Затем последовала короткая пауза, наверное, это был слегка неловкий момент, третий голос нарушил молчание:

– Пемброук, может подождешь в машине?

– Сэр.

Никто не заговорил, пока дверь не открылась и не захлопнулась после, и только после этого главнокомандующий третий голос сказал:

– Наверху. Подальше от дверей и окон. Там больше места, где можно спрятать.

– Слишком тяжелое,– сказал уставший второй голос,– чтобы нести одному человеку.

– Ох.

– Не беспокойся, Джонни,– влился в беседу первый голос, самый уверенный из всех,– мы найдем хорошее местечко где-нибудь внизу.

– Тогда я предлагаю,– сказал третий голос, видимо, пытаясь перехватить инициативу,– предлагаю сесть у камина на пару минут и обдумать все.

– Хорошая мысль.

– Конечно.

«О, хорошо»,– подумал Брэйди и вернулся на кухню, где Несса быстро распихивала использованные тарелки, кастрюли, серебро, стаканы, кружки, миски по шкафчикам и даже в чулан для метлы.

– Стоп!– прошептал он. – Не туда.

Несса в ответ прошипела:

– Брэйди, нам нужно спрятать все это.

– Наверх.

– Что?

– Они не пойдут наверх. Они хотят найти место тут, на первом этаже, чтобы что-то спрятать, поэтому они будут открывать все, и увидят вот все это. Собери это все и занеси наверх, я за ними присмотрю, и если что, предупрежу, когда они соберутся сюда идти.

– Почему я должна заниматься грязной работой?– возмутилась она, но он уже скрылся, на этот раз, он даже чуть выглянул в дверной проем и увидел троицу, вольготно рассевшихся на креслах в конце гостиной. Было очень похоже на картину, где толпа ворвалась в зимнюю резиденцию.

Брэйди, точно такой же ворвавшийся, сел у двери и стал слушать их небольшую беседу, в которой они ничего интересного не обсуждали, например, что именно они хотят спрятать и почему они хотят это спрятать. Ну и ничего страшного. У Брэйди было неограниченное количество свободного времени.

Брэйди Хоган и Ванесса Аркдорп были оба семнадцати лет от роду, оба родились и выросли в городе под названием Нукумбутс, штат Невада (известный для местных прогульщиков старшей школы как Намбнутс), они жили друг от друга в трех кварталах и не знали о существовании друг друга, пока этим июнем на городском пляже реки Джиллиспи (производное от забытого и непроизносимого названия какого-то индейского племени) они не заметили друг друга, и они тут же поняли, что ждет их в будущем: отношения.

Во время летних каникул все шло очень просто. У Брэйди была частичная занятость в «Волмарте», что особо его внимания не отнимало, но работать приходилось все равно, потому что его семья переживала трудные времена, с тех самых пор, когда отца Брэйди уволили с работы на комбайне четыре года назад. Никто отца Брэйди в этом не винил, все понимали, что это всего лишь непостоянство экономики, колесо рулетки капитализма, которое крутится постоянно и прокручивает и твой номер тоже, но отец Брэйди винил себя в том, что спустя какое-то время все начинали с ним соглашаться, а потому никто не приглашал его на работы, которые изредка появлялись на горизонте, и таким образом жизнь в доме Хоганов всегда текла тихо и спокойно последние несколько лет.

Ни Брэйди, ни Несса не относились к числу школьников-отличников; как только выучил цифры и алфавит, на этом должно все заканчиваться, все дальше – это только отрава. Единственная причина, по которой они оба ездили в Центральную старшую школу смешанного типа (двадцать семь минут в каждую сторону, два раза в день),– это то, что их родители по какой-то необъяснимой причине как огня боялись слова «вылететь», как будто это то же самое как «встретить вампира».

Главный результат работы Брэйди в «Волмарте» была очень старенькая подержанная Хонда Цивик, на которой он ездил на работу и с работы, и чтобы перепихнуться с Нессой на каждом клочке заброшенного поместья на севере штата. Когда им впервые пришла в голову идея,– похоже, что даже одновременно – что им в сентябре нужно отправиться в какое-то другое место, но никак не в Центральную школу. Для этого у них был первый пункт имущества – маленькая красная машина Брэйди, второй пункт – это вся наличка, найденная в доме у родителей, но этого всего все равно было недостаточно. А другое имущество?

Ну, в общем-то сноровку Брэйди тоже можно засчитать. У него никогда не бывает проблем, ну, по крайней мере, серьезных проблем, хотя предпосылки иногда были. Еще когда ему было лет десять, он понял, что умеет вскрывать любой замок в Намбнутсе, и он занимался этим несколько лет, частично забавы ради, частично ради собственной выгоды (CD-диски, конфеты, пиво, презервативы). С его сноровкой, да еще и Хондой в придачу, а Несса рядом, разве он не победитель по жизни? Попробуйте догадаться.

В данный момент никто из его семьи не догадывался, где они могли находиться. На самом деле, никто во всем мире не догадывался, где они могли находиться. В сентябре они начали скитаться по миру, сначала на юг и восток, потом на север и восток, и, в конце концов, им приглянулся один хвойный лесок в Массачусетсе. Они бы не обратили на него внимания и поехали бы дальше, но их внимание привлек электрический забор в лесу.

Логичный вопрос, который задаст любой человек: кому придет в голову ставить электрический забор посреди леса? Они прошли по периметру забора до самых ворот – который, на самом деле, был входом для прислуги – и оттуда увидели большой дом в окружении домов поменьше. Все здания были закрыты, но в большом доме была вода и электричество, была даже еда в морозилке, как будто хозяин дома не предполагал, чтоб больше сюда не вернется, а может и до сих пор так не думает. Еда в морозилке им очень пригодилась, они ее время от времени чуть дополняли продуктами после ночных визитов города, который находится в милях пятнадцати-двадцати. Они тут жили уже три недели, судя по количеству пыли на мебели, здесь уже давно никого не было, и не было видно никаких признаков того, что кто-то может сюда вернуться. Это все как бы принадлежало им. Они считали это место раем, и, пожалуй, они были правы.

Но в их рай теперь вторглись какие-то подозрительные типы, развалившиеся в гостиной у камина, и болтающие о том, как бы что-то спрятать, непонятно что. И это что-то, как он понял, сейчас они с собой не привезли. Судя по тому, что они говорили друг другу, цель этой поездки заключалась в том, чтобы найти место, где можно это «что-то» спрятать, а в следующей поездке они привезут «это» с собой. «Какое-то хождение по кругу»,– подумал Брэйди, но это было их личное дело.

Похоже, они никуда не торопились, а Брэйди уже хотел вернуться в постель с Нессой. Они продолжали разговаривать, а потом тот, который считал себя во главе, которого остальные называли Джонни, наконец, выдал:

– Я тут подумал, если нам нужно что-то спрятать, почему бы не сделать это на кухне? Там много места.

Усталый голос сказал:

– Мы еще не знаем, какого он будет размера, как нам знать, сколько места для него потребуется?

– Чтобы было достаточно места,– ответил Джонни. – В смысле, ну какого размера он может быть?

– Похищенное письмо,– вдруг выдал уверенный голос.

Остальные двое, похоже, были озадачены этой фразой. Наконец, Джонни решился уточнить:

– И что это должно значить?

– Рассказ Эдгара Алана По,– пояснил уверенный голос. – В чем дело, Джонни, ты что, не ходил в старшую школу?

– Ну, допустим,– отмахнулся Джонни. – При чем здесь письмо? Мы же сейчас не о письме говорим.

«Тогда о чем же вы говорите?» – спросил про себя Брэйди.

– Мы говорим о том, где это можно спрятать,– ответил на его немой вопрос уверенный голос,– такое место, где его никто не найдет. В рассказе речь идет о письме. Парень, который его спрятал, потом, как оказалось, спрятал его в комоде, и никто его не нашел, а все потому, что все искали что-то очень хорошо спрятанное.

– Дерьмовая идея,– выругался Джонни.

Слабый голос не согласился:

– А знаешь, Джонни, может быть и нет. Бывает же, что ты ищешь что-то, а потом оказывается, что это было у тебя под самым носом. Да все время так бывает.

– Невозможно посмотреть на набор и не заметить его,– настаивал на своем Джонни.

Набор? Какой еще к черту набор? Брэйди уже был готов просто пойти и спросить, потому что у него уже не было больше сил сидеть тут и ждать ответа.

Потом уверенный голос предложил вариант:

– А как вам такой вариант? Мы его забираем. По пути сюда мы наберем несколько банок с аэрозольной краской, черной и красной. Мы их выкрасим все, одну часть в красный, вторую часть в черный, и никто не заметит никакого золота, никто не увидит никаких драгоценных камней, будет похоже на самый обычный шахматный набор. Можем оставить прямо так, на виду, например, хоть вон на том большом столе, где стоят всякие штуковины.

Золото. Драгоценные камни. Любой шахматный набор.

Быстренько выбежав оттуда, так же быстро, как ему пришлось убегать в первую ночь, когда он пробрался в дом Нессы, когда они еще жили в Намбнутсе, Брэйди добежал до второго этажа, где Несса, уставшая и потная, наконец, дотащила всю грязную посуду из кухни.

– Детка!– громко прошептал он. – Мы здесь остаемся!

– Они еще тут?

– Не надолго. После мы сможем вернуться в постель, и я все тебе расскажу.

– О, нет.

Это был первый раз, когда Несса впервые отказалась идти в постель. Брэйди даже остановился на пути к окну, чтобы видеть, когда чужаки покинут территорию. Он повернулся и переспросил:

– Что?

Она махнула рукой. Грязная кухонная утварь валялась по всему коридору верхнего этажа.

– Первое, что мы с тобой сделаем,– твердо сказала она,– это наведем порядки. Мы не можем жить в свинарнике, Брэйди, мы должны следить за порядком.

Это был первый звоночек, но Брэйди отвлекся на другие свои пожелания, чтобы заметить это.

– Ты права, детка,– сказал он и подошел к окну, а потом повернулся к ней и улыбнулся. – Иди сюда, я тебе все расскажу. Мы все здесь уберем, потому что мы здесь остаемся еще на какое-то время. А еще мы остаемся здесь потому, что скоро прибудет наш корабль.

– Какой корабль? Она подошла к окну, на лице с подозрением поднялась одна бровь.

– Смотри, они уезжают,– сказал он, и они наблюдали за тем, как трое шли в сторону лимузина и разговаривали.

– Они еще вернутся?– спросила Несса.

– О, да,– широко улыбнулся Брэйди. – Они вернутся. Дорогая, мы с нетерпением будем ждать их возвращения.

 

18

Насколько помнила Фиона, единственный раз, когда она встречалась с Ливией Нортвуд Уилер, было больше года назад, когда Фиона только начала работать в Файнберге. Тогда она еще, разумеется, не была в курсе, что отец миссис Уилер украл ценное имущество у ее прадеда и его друзей, но она заметила эту женщину все равно, потому что миссис Уилер была очень эффектной дамой, и тогда Фиона даже спросила своего коллегу-соседа Имоджена:

– Кто это?

– Ливия Нортвуд Уилер,– ответил Имоджен. – Она богаче самого Бога. На самом деле, и Бога она считает просто выскочкой.

Фиона смотрела ей вслед, Ливия направлялась к офисам партнеров, следуя за одним из секретарей, которая, как и все секретари в этом здании, была одета куда более элегантно, чем любая женщина-юрист. В памяти Фионы миссис Ливия Нортвуд Уилер не создала образ кого-то богаче Бога, однако она точно выглядела старше любого божества, какое могло бы прийти на ум. Очень высокая, невероятно худая, прямая, словно аршин проглотила, с носом как у ястреба, со впалыми скулами, глазами-лазерами, на голове еще и шлем из белоснежных волос, которые сверкали, словно от радиации, она была одета во все черное, она шагала жесткой, но уверенной поступью, как будто собиралась отобрать твое имущество и была рада такой возможности.

В тот раз Фиона вся покрылась легкой дрожью и подумала: «Как же я рада, что она пришла не ко мне», и эта мысль только укрепилась спустя полчаса, когда миссис Уилер , снова следуя за той же секретаршей, снова прошла мимо в обратном направлении, и выглядела она так, словно встреча с адвокатом ни смягчила, ни усилила ее гнев; так что, скорее всего, это постоянное явление, как горящие свечи в храме.

Сейчас было утро пятницы, прошел ровно день с момента встречи с мистером Дортмундером, когда она рассказала ему всю историю, и Фиона удостоилась чести увидеть миссис Уилер во второй раз, хотя бы он был похож на первый. Глядя на нее, когда она проходила за секретарем, уже другим (секретари менялись здесь чаще адвокатов), было все также заметно это недовольство, которое ярким светом било из ее груди, как и всегда.

Фиона снова проводила ее взглядом, только на этот раз она была вооружена семейным секретом, и, когда женщина скрылась из виду, сконцентрироваться на работе уже было невозможно. Это и было связующее звено, и Фионе казалось это пленительным. Это был такой же жесткий персонаж, как будто из книги, например, как Джордж Вашингтон или Генри Форд, которые вот так вот запросто прошли мимо; неужели бы она не захотела обмолвиться словечком в таким персонажем, прикоснуться, пусть даже косвенно, к истории? Конечно, захотела бы.

В последующие пятнадцать минут Фиона сделала очень мало для компании Файнберг, она не сводила глаз с того маршрута, по которому прошла миссис Уилер, чтобы успеть заметить, когда она будет выходить из здания. Когда, наконец, целую вечность спустя, это произошло, и миссис Уилер снова прошла за секретарем, Фиона тут же вскочила на ноги и пошла за ними.

У стола секретаря всегда нужно было ждать минуту-две, пока приедет лифт; и это был ее шанс. Она знала, что то, что она сейчас делала, было неправильным, говорить напрямую с клиентом, с которым нет дела, нельзя, за это, даже только подумав об этом, могут тут же уволить, но она не могла устоять. Ей нужно было увидеть глаза миссис Уилер, ей нужно было услышать ее голос, ей нужно было знать, что миссис Уилер знает о ее существовании.

И вот они уже стоят перед лифтом. Секретарь, как заметила Фиона, даже не пыталась завязать разговор с этой горгульей, видимо, и горгулья не особо стремилась к тому, что обычно называется человеческим контактом. Однако ей придется.

Широким шагом она направилась к ней, пытаясь скрыть свою нервозность и неуверенность широкой улыбкой и вежливыми манерами, как только миссис Уилер дошла до стола секретаря, Фиона уставилась на нее, когда на лице женщины проступило недоумение от такого приближения, Фиона решила пояснить:

– Миссис Уилер?

Недоверие вылетело из этой дамочки, словно мухи из мусорного бака.

– Д-да? Прокуренный баритон, тем не менее, голос довольно властный, как будто хрип плотоядного животного.

– Миссис Уилер,– поторопилась объясниться Фиона,– я Фиона Хэмлоу, одна из адвокатов нижнего звена, мне посчастливилось работать над крохотным кусочком вашего дела, и я очень надеялась, что однажды у меня появится возможность сказать вам, как сильно я вами восхищаюсь.

Тут уже даже секретарша удивленно подняла на нее глаза, а миссис Уилер, с облаком мух недоверия, парящих над ее головой, спросила:

– Правда?

– Вы приняли настолько уверенную позицию,– уверяла ее Фиона. – Многие бы просто сдались, позволили бы себя растоптать, но не вы.

– Не я,– согласилась миссис Уилер, в ее хрипе послышалась нотка самодовольства. На горизонте количество мух уменьшалось.

– Позвольте,– попросила Фиона,– я просто пожму вам руку.

– Мою руку.

– Мне больше ничего не нужно,– уверяла ее Фиона и позволила себе легкий девчачий смешок. – Мне может серьезно влететь просто за то, что я с вами говорю. Но из всех людей, которых мне доводилось знать с тех самых пор, как я пришла сюда работать, вы единственная, кем я действительно восхищаюсь. И поэтому – если это не слишком – если это превышение полномочий – позвольте? И она протянула свою миниатюрную правую руку, все с той же веселой и полной надежды улыбкой на лице и боготворящим светом в глазах.

Миссис Уилер не протянула руку в ответ. Она даже не посмотрела на нее.

– Если, мисс… – запнулась она.

– Фиона Хэмлоу.

– Если, мисс Хэмлоу, Тумбрил прислал вас, чтобы умаслить меня, будьте любезны, передайте ему, что лучше ему этого не делать.

– О, нет, миссис…

Но тут приехал лифт. Не посмотрев больше ни на Фиону, ни на секретаря, миссис Уилер прошла в лифт, как будто она капитан корабля, уверенно заходящий на узурпированное судно. Дверь за ней тихо закрылась.

Секретарь сказала:

– Думаю, Джею не стоит этого рассказывать.

– Думаю, никому не стоит рассказывать – Джею – о чем бы то не было из всего здесь происходящего,– сказала Фиона и пошла прочь. И она поймала себя на мысли, что впервые она размышляла о вражде между семьями, которая может переходить из поколения в поколение, и думала о своей семье, в противовес семье Нортвудов, и, как ей казалось, что в этой борьбе ее семья была не на стороне победителей.

 

19

Незаметно подбежав последние пару футов до лимузина – что было совсем непросто – Дортмундер умудрился первым сесть в автомобиль. С облегчением и гордостью за самого себя он уселся на мягкое, удобное сиденье, и был рад увидеть, что рядом с ним оказался Келп, потому что это означало, что ему не придется вести беседы с Джонни Эппиком в последующие двести миль.

Эппик, который подошел к лимузину последним, улыбнулся, глядя на парочку и сказал:

– Приятной поездки,– затем захлопнул заднюю дверь и сел на переднее сиденье рядом с Пемброуком, которому сообщил,– мы возвращаемся в Нью-Йорк.

– Я так и думал,– ответил Пемброук и завел машину.

Машина начала свой долгий путь, Келп, глядя на пустое пространство лимузина перед собой, сказал:

– Надо будет остановиться где-то перекусить, так, Джонни?

Тишина. Разделяющее окно за Пемброуком было открыто лишь наполовину, но, видимо, этого было недостаточно. Келп подмигнул Дортмундеру и спросил еще раз чуть громче:

– Так, Джонни?

Снова в ответ ничего, поэтому Келп развернулся и сказал прямо в окошко:

– Так, Джонни?

Голова Эппика повернулась в его сторону.

– Что «так»?

– Надо будет где-то остановиться пообедать.

– Конечно. Пемброук наверняка знает какое-нибудь местечко.

– Нужно подумать,– ответил Пемброук.

Келп снова сел прямо – точнее сказать, задом наперед – и сказал:

– Значит они нас не услышат, пока мы сами этого не захотим.

На передних сиденьях Пемброук и Эппик что-то обсуждали, скорее всего, предстоящий обед, но на задних рядах их было не слышно.

– Ты прав, не услышат,– согласился Дортмундер. – А нам нужно что-то обсудить?

– Мою идею насчет «шахматного набора».

– Похищенный шахматный набор,– кивнул Дортмундер. – Было очень мило, должен сказать.

– Для нас это не просто «мило»,– сказал Келп.

– Разве? Каким образом?

– Когда фигуры будут выкрашены в черный и красный,– сказал Келп,– никто не сможет сказать наверняка, настоящие это фигуры или некая имитация, которую мы подсунули, чтобы спасти золото от прозябания в этой дыре.

Дортмундер нахмурился в профиль Келпа, но затем, по соображениям безопасности он снова повернул лицо в конец лимузина, чтобы их не услышали, и сказал:

– Ты так говоришь, как будто мы собираемся их забрать.

– Никогда не говори никогда,– уклончиво ответил Келп.

– Никогда,– отрезал Дортмундер. – Мы не будем этим заниматься.

– Мы сожжем за собой все мосты, как только дойдем до них,– пообещал Келп. – А пока тебе нужно снова поговорить с той самой внучкой.

– Я уже попросил ее достать мне план здания,– сказал Дортмундер. – И она не уверена, что сможет их достать.

– Это было бы тоже неплохо,– согласно кивнул Келп,– но я вообще-то имел ввиду снимки шахматного набора.

– Фотографии?

– Он ведь был на виду какое-то время. Это было частью судебного дела. Так что снимки точно должны быть. Если мы собираемся что-то выкрасть, нам нужно хотя бы знать как это выглядит.

– Это выглядит как шахматные фигуры, спрятанные в стальной камере в банке,– предположил Дортмундер.

– Все равно поговори с внучкой,– настаивал Келп. – Лишним не будет.

Еда в Новой Англии была частично жесткой и черной, частично белой и мягкой. К счастью, у них здесь национальных брендов подавали официантки в темно-коричневых ламинированных, зеленых, как бутылочное стекло, с черной тесьмой юбках, что-то вроде имитации костюмов Клондайка в Юконе. Так или иначе, там, где они остановились, они смогли утолить свой голод.

– Мне понравилось сидение, я, наверное, останусь там до конца поездки,– предупредил всех Дортмундер, когда они покинули сцену их дизайнерского обеда, никто даже не стал спорить, так что до конца поездки Дортмундер ехал в сопровождении Келпа.

Когда они подъехали к Риверсайд Драйв, Эппик повернулся к окошку и сказал:

– Вам двоим необязательно встречаться с мистером Хэмлоу. Я ему все передам.

Улыбаясь, Келп с сарказмом сказал:

– Собираетесь сказать, что идея с покраской шахматного набора ваша?

Эппик улыбнулся в ответ.

– А ты как думаешь?

– Я думаю,– ответил Келп,– что Пемброук мог бы довезти нас до центра.

Эппик нахмурился, как бы раздумывая, ведь это не входило в условия сделки, но Пемброук, не отрывая своего профессионального взгляда от дороги, ответил за него:

– Конечно, сэр,– так что можно было считать, что все в порядке.

Очень скоро они остановились у дома мистера Хэмлоу, швейцар в униформе подошел к задней двери, чтобы открыть сначала ее – «Нам не нужно, ему»,– сказал Келп,– можно было предположить, что, зная, кто обычно выходит из этого лимузина, было довольно непривычно идти открывать переднюю дверь, но на лице швейцара это никак не отразилось.

Перед тем, как уйти, Эппик многозначительно посмотрел на Дортмундера и сказал:

– Будь на связи. Чтобы понимать, какой прогресс и все такое.

– О, конечно.

Мягкий взгляд Пемброука показался в зеркале заднего вида:

– Сэры?

– Сначала меня,– сказал Келп. – На Западную Тридцатую.

– Сэр.

Когда они подъехали, Келп подытожил поездку:

– А ведь неплохо возвращаться домой на лимузине.

– Думаю, арендаторы за это повысят мне арендную плату,– вздохнул Дортмундер.

Келп кивком указал на пол.

– Там действительно так удобно, как кажется на первый взгляд?

– Можешь попробовать,– предположил Дортмундер.

 

20

Когда зазвонил рабочий телефон, Фиона подумала, что, наверное, кто-то ошибся номером, или это какая-то другая ошибка. Кто бы еще стал ей звонить на работу, тем более вне рабочего времени? Точно не Брайан, потому что он всегда ждет, когда она сама позвонит, а он в это время займется приготовлением ужина для гурманов. Это точно не родственники и не друзья, потому что они никогда не звонят ей на работу, даже в рабочее время не звонят.

Снова звонок, пока она пыталась обдумывать возможные варианты. Если это кто-то ошибся номером, то она только зря отвлечется от работы, но, если она сейчас проигнорирует этот звонок, и он будет перенаправлен на голосовую почту, то ей все равно придется потом отвлекаться на него. На самом деле этот звонок – уже даже второй – уже отвлек ее от работы над последствиями владениями недвижимостью без права передачи, как было указано в завещании семьи, владеющей поместьями с некоторыми феодальными привилегиями на севере штата.

Дзынь. Уже третий звонок, после четвертого звонок будет перенаправлен на голосовую почту.

А что если Брайана сбил таксист, и это звонят из больницы, чтобы узнать его группу крови? Не то, чтобы она знала его группу крови, и не то, чтобы в больнице не смогли бы выяснить это без ее помощи, но тем не менее, прежде, чем прозвучал четвертый звонок, и дальше он растворился в черной мгле голосовой почты, она быстро схватила левой рукой трубку, правой нажала кнопку и взяла ручку:

– Фиона Хэмлоу.

– Привет, вы еще там. Голос был очень знакомым, немного грубоватым, не из разряда близкознакомых.

Она положила ручку на стол, рука уже тянулась к кнопке, чтобы закончить разговор.

– Кто это?– спросила она.

– Джон. Ну, помните, мы с вами вчера разговаривали. Секунду. Кому-то он сказал:

– Дайте мне минутку, ладно? Я дозвонился. Вернувшись к Фионе, он продолжил:

– Ну, у вас в офисе вчера.

– О, Джон, да, конечно,– вспомнила она, человек с выражением лица, как у виноватой собаки, картинка в голове теперь совпала с усталым голосом.

– Вы хотели поговорить со мной?

– Ну, да, только не по телефону, понимаете. Я тут внизу жду…

– Что? Рядом со зданием?

– Да. Вы ведь еще тут? Я подумал, что, когда вы выйдете, мы могли бы поговорить по дороге. Секунду. Снова кому-то сказал:

– Я веду себя вежливо. Так и вы ведите себя вежливо. Снова обращаясь к ней, он сказал:

– Я уже было подумал, что может вы ушли домой раньше…

– Никогда.

– Значит вы домой уходите поздно.

– Всегда.

– Во сколько? В смысле, чтобы мне тут не торчать, я мог бы вернуться во сколько нужно.. Секунду. Снова куда-то в сторону:

– У вас есть часы? Потом послышалось какое-то невнятное бормотание, а он сказал:

– Да мне не нужны ваши часы, мне нужно знать, который сейчас час.

– Сейчас семь тридцать,– ответила Фиона.

– Вот видите?– сказал он в сторону. – Она знает, который час, сейчас семь тридцать.

– Как давно вы ждете?– спросила Фиона.

– С пяти. Знаете, вы, наверное, удивились бы, когда увидели бы, сколько человек выходит из здания в пять. А потом я решил, что лучше-ка я проверю, поэтому я одолжил этот мобильник… – и в сторону сказал:

– Я одолжил его, верну я его вам.

– Я сейчас спущусь,– сказала Фиона.

Когда Фиона вышла на улицу, недобровольный арендатор телефона уже давно испарился, Джон Дортмундер стоял, оперевшись о здание, словно маленькое серое опровержение все рабочей этики, которая находилась внутри него. Она подошла, и произнесла:

– Мистер Дортмундер, я…

– Можно просто Джон, ладно?– попросил он. – Обращение «Мистер Дортмундер» заставляет меня нервничать. Меня так называют, только когда привлекают к суду.

– Ладно,– согласилась она. – Тогда ты Джон, а я Фиона.

– Отлично,– кивнул он. – Как ты ходишь домой?

– Через Бродвей и вверх до метро.

– Ладно, так и пойдем.

Они подошли к углу и остановились у светофора. Пока они ждали, он сказал:

– В основном, что мне нужно,– так это фотографии.

Она не сразу поняла.

– Фотографии?

– Этой штуки. Которая в стальной камере.

– О,– выдохнула она. – Шахматный набор.

Почему-то ему не хотелось произносить эти слова в публичном месте.

– Да, да, он самый,– сказал он, и он взмахнул рукой в воздухе так, словно показывая, чтобы она говорила чуть тише, но при этом чтобы это не выглядело грубо. И тут она заметила, что вокруг них собрался народ, который тоже ждал зеленого сигнала светофора, поэтому она сбавила тон.

Зеленый. Они пошли.

– Конечно, у нас есть его фотографии,– сказала она уже намного тише, пока они переходили Пятую авеню. – Весь.. Ну, знаете, все было сфотографировано и замерено, когда фирма принимала его на хранение.

– Мерки – это тоже хорошо.

– Я могла бы выслать их тебе по электронной почте,– предложила она.

– Нет, не могла бы.

Они дошли до очередного бордюра, тут Фиона остановилась, подождала, пока пройдут прохожие и сказала:

– Я бы могла их для тебя распечатать.

– О, да?

– Так будет даже лучше. Никаких следов.

– Никаких следов – это хорошо.

– Тогда пойдем назад в офис,– решила она, и они пошли в обратном направлении.

Красный.

– Так ты и правда собрался этим заняться, несмотря на то, что тебе жутко не нравится все, что связано со стальной камерой?– спросила она.

– Твой дед и тот второй парень очень хотят увидеть продолжение этой истории,– пояснил он. – Я делаю ровно то, что сделает счастливыми всех.

Зеленый.

Разве он не должен злиться? Фиона чувствовала, что уж на нее-то он точно должен был злиться, если не на ее деда, за то, что его во все это втянули. А сейчас он выглядел таким измученным и уставшим, и он так не хотел связываться с этой стальной камерой, но из-за ее маленького толчка он теперь вынужден это делать.

– Прости, Джон,– сказала она.

– Это не из-за тебя,– вздохнул он. – Я тут понял,– сказал он, пока она доставала из кошелька карточку, которая пропускала ее обратно в здание CI Интэрнэшнл Бэнк билдинг,– это все ошибки моего прошлого преследуют меня. Чтобы заплатить за все мелкие проступки, за все мелкие промахи, которые я допускал, пока не изменился, я должно незаконно проникнуть в хранилище банка, в которое проникнуть невозможно, но даже если это удастся, что, конечно же, невозможно, совершенно точно выйти из него с чем-то очень тяжелым не получится. Даже с половиной того веса.

Пока он все это говорил, Фиона с помощью карточки впустила их в здание, и теперь они уже шли к лифтам.

– Погоди,– остановился он.

Она с удивлением повернулась и увидела, что он все еще стоит в мраморном сером лобби.

– Ты что-то хотел? Закусочная уже закрыта.

– Я хотел посмотреть,– ответил он.

– Ох.

Они оба стали разглядывать лобби, и Фиона впервые увидела лобби глазами Джона Дортмундера, не своими глазами, потому что она видела его каждый день лишь как часть ее скучной монотонной работы.

Его глазами это место выглядело совершенно иначе. По левую сторону от них был пост охраны, высотой примерно по грудь, там на стене висели два монитора, за которыми сидели два парня в серой униформе, которых она никогда не замечала, потому что они ее узнавали уже после первой недели ее работы в этом здании они никогда не спрашивали ее пропускной. Однако сейчас они обратили свое внимание на Фиону и Джона, потому что они стояли прямо напротив них и просто стояли, что было необычным явлением для этого места.

Что еще? Справа располагались три магазина, которые были повернуты витринами в лобби, они продавали: 1) закуски и литературу, 2) сумки и чемоданы, 3) канцтовары и программное обеспечение. Все три были в данный момент закрыты, хотя хорошо подсвечены.

В конце лобби сверкали стальные двери лифтов. Слева от них была дверь, ведущая на лестницу, на случаи ЧП, а справа была еще одна стальная дверь, которую Фиона никогда раньше не замечала. Дважды в день она проходила мимо нее и никогда не замечала.

Молча посмотрев на нее, Джон пошел в заднюю часть лобби. Фиона пошла следом, понимая, куда он идет.

– Я поеду на лифте.

– Хорошо.

Они оба направились в сторону той двери справа, больше, конечно он, чем она, тем не менее, они оба не шли напрямую к ней, потому что двум охранникам больше нечем было заняться, кроме как наблюдать за людьми. Однако даже на таком расстоянии она заметила – так что он тоже должен был заметить – что там была надпись золотыми буквами «ВХОД ЗАПРЕЩЕН «, и там тоже был слот для карточки, как и на других дверях здания, вот только тут не было дверной ручки.

– Ага,– резюмировал он, а она своей карточкой запустила лифт.

Убрав свой пропускной в кошелек, она спросила:

– Говоришь, ты изменился?

– Точно.

– Когда это было?

– Когда я познакомился с твоим дедом.

– Я так и подумала,– ответила она, и тут открылись двери лифта.

Фиона далеко не ко всему имела доступ в системе Файнберга – были для нее пробелы, связанные, в основном, с деньгами или иностранными именами, для такого доступа нужен был специальной пароль, который был за пределами ее полномочий – но все же большая часть информации в системе Файнберга была для нее доступна. Быть мелкой сошкой в таком офисе означало, что ты работаешь по сигналу, когда кому-то более важному, например, одному из партнеров понадобится больше покопаться или устроить охоту, поэтому у тебя должен быть широкий доступ, в том числе и файлы об шахматном наборе, который по судебным документам известен как Чикагский шахматный набор, потому как его история начинается с Чикаго, когда Альфред Х. Нортвуд много лет назад привез его из Нью-Йорка.

– Чикагский шахматный набор,– прочитала она на экране. – Да, вот он. Что именно тебе нужно?

– Все,– коротко ответил он, глядя на экран, на котором был показан шахматный набор, ярко подсвеченный на черном бархате, собранный, в полной готовности, сверкающий, выглядел ровно так, словно был создан для королевской особы.

– Все?– она откинулась, чтобы посмотреть на него. – Тебе не может понадобится прямо все. Все судебные слушания? Тут триста страниц по этой теме, а может даже и тысячи. Ты все это просто не прочитаешь.

– Нет, я не хочу все это читать,– согласился он. – Мне нужны все фотографии и все мерки.

– Хорошо, сейчас посмотрим… – она проверила папку с данными. – Есть фото каждой фигуры в отдельности…

– Хорошо.

– Страницы с измерениями каждой фигуры.

– Неплохо.

– Снимки под разным углом при разном освещении.

– Выкладывай.

– Итого,– подытожила она,– шестьдесят четыре страницы.

– Придется одолжить конверт,– сказал он.

Позже тем же вечером, поглощая буррито с креветками и рисом – очень вкусно – за столом в их «большой комнате», она рассказала Брайану о своей встрече с Джоном Дортмундером. Он засмеялся и спросил:

– Он что, и правда собирается спуститься в хранилище и забрать его?

– Ну, он не хочет,– сказала она,– но, похоже, мой дед и тот второй тип очень жестко на него насели. Мне остается надеяться, что они поймут, что это невозможно и оставят это все в покое.

– Трудно оставить в покое такое количество золота,– не согласился Брайан. – Я знаю, как можно спуститься в это хранилище.

– Правда? Каким образом?

– Сказать, что снимаете документальный фильм,– сказал он. – Люди из киноиндустрии могут попасть куда угодно. «Здравствуйте, мы снимаем для Дискавери Ченнел, фильм о хранилищах банка. Как, говорите, вас зовут? Проходите».

Она от души хохотала:

– О, Брайан, не думаю, что мистер Дортмундер сможет кого-то убедить, что он работает на Дискавери Ченнел.

– Нет, думаю, что нет,– согласился Брайан. Его глаза нежно блестели при свете свечи. – Очень жаль.

 

21

В субботу утром, после того, как Мэй ушла на работу в «Сэйфуэй», Дортмундер сел за кухонный стол и разложил перед собой фотографии и листки с описанием, которые ему вчера дала Фиона Хэмлоу. Шахматный набор оказался меньше, чем он себе представлял, но, с другой стороны, тяжелее: 680 фунтов. Да, здесь точно понадобится кто-то еще.

Согласно тому, что было написано в бумагах, шахматы не были полностью из золота, в таком случае они были бы еще тяжелее, они представляли собой деревянную форму, залитую золотом, на каждой фигуре были инкрустированы от трех до пяти драгоценных камней, чтобы различать команды: жемчужные для белой команды, рубины для красной. Короли и королевы были высотой до 4 дюймов, остальные фигуры еще меньше. Золото было обработано настолько деликатно и аккуратно, словно это и правда делалось для монарха.

Дортмундер разглядывал фотографии и характеристики где-то с полчаса, как зазвонил телефон на стене рядом с холодильником. Конечно, это будет Энди Келп, и, когда Дортмундер встал со стула, подошел к телефону и снял трубку, так и оказалось.

– Как оно?

– Что нового?

– Ну, у меня есть фотографии,– сказал он, бросив взгляд на бумаги, разбросанные по столу. Он понимал, что это полный идиотизм хотеть скрывать подобную информацию, но есть как есть.

– Фотографии? Уже?

– И характеристики, и размеры, и все такое прочее.

– Скоро буду,– ответил Келп, и уже совсем скоро он оказался на кухне,– Не хотел отвлекать тебя дверным звонком.

– Я очень это ценю,– ответил Дортмундер. – Как там мои дверные замки поживают?

– О, все в порядке,– уверил его Келп. – Давай лучше посмотрим, что тут у тебя.

– Есть одна загвоздка,– сказал Дортмундер.

Келп взял одну из фотографий шахматного набора в руки, но продолжал смотреть на Дортмундера.

– Ты хочешь сказать, кроме того, как мы сможем до него добраться?

– Одна ладья,– ответил Дортмундер,– легкая.

– Легкая? Что значит «легкая»?

Дортмундер показал на той фотографии, что Келп держал в руках, он указал на белую ладью и сказал:

– Вот эта примерно на фута три легче, чем вот эта,– и он указал на вторую ладью,– но вот эта вторая такая же как и остальные две из другой команды.

Пока Дортмундер копался в поисках другой фотографии, Келп уставился на ту, что была у него в руках, где был изображен весь набор.

– То есть ты хочешь сказать, что вот эти все весят одинаково?

– Почти. Есть крохотная разница, но это потому, что в каждом разные камни. Вот, здесь отдельные фотографии вот этих двух. Та, что справа, она легкая.

– Королевская ладья,– прочитал Келп под фотографией и перевел взгляд на маленький золотой замок, украшенный четырьмя сверкающими жемчужинами. – Я думал, что «ладья» означает «обманывать кого-то».

– На фута три примерно, я в курсе. Но на одной из этих страниц слово «ладья» с такой штукой… – и он нарисовал в воздухе знак перевернутого смайлика.

– Понимаю, о чем ты,– сказал Келп.

– Вот и хорошо, а иногда его тут называют «замок». В любом случае, каким-то из этих вариантов он называется.

Келп склонился над отдельными фотографиями двух белых фигур, потом откинулся назад и покачал головой.

– Может,– предположил он,– мы сможем больше понять, когда приберем их к рукам. Украдем их.

Дортмундер с недоверием посмотрел на него.

– Приберем к рукам? Ты что, забыл, что они до сих находятся в хранилище банка? Это Эппик и Хэмлоу уверены, что сейчас что-то эдакое произойдет, но, Энди, ничего не произойдет.

– Не понимаю, с чего ты так негативно настроен,– удивился Келп. – Посмотри на эти фотографии. С каждым днем мы все ближе

– Да, да, и я знаю ближе к чему,– недовольно буркнул Дортмундер, и в этот момент зазвонил телефон. – Видимо, это Эппик,– сказал он и поднялся. – Хочет узнать, когда посылать офицеров для ареста.

– Ну что ты так сразу, мне кажется, у него все-таки чуть больше терпения,– предположил Келп.

Дортмундер поднял трубку, оттуда послышался голос Стэна Марча:

– Малыш и я только закончили завтрак в местечке рядом с его домом.

– Очень мило,– похвалил Дортмундер, а Келпу передал,– Стэн и Джадсон только что вместе позавтракали.

– А тебе зачем об этом сообщать?

– Пока еще не дошли до этого момента,– ответил Дортмундер и вернулся к телефонному разговору,– А зачем ты мне об этом сообщаешь? Ты же не хочешь опять завести разговор об этом куполе?

– Нет, нет,– отмахнулся Стэн. – Я оставил эту затею.

– Хорошо.

– Это как с прошедшей любовью.

– О, да?

– Теперь я езжу только по Флэтбуш авеню.

– Но ведь это все равно Бруклин.

– Но купола там нет. Слушайте, малыш и я,– сменил тему Стэн,– хотели спросить, раз уж дело с куполом закрыто, может у вас с тем копом что-то есть?

– В основном, это у него с нами что-то есть,– хмыкнул Дортмундер.

– Если понадобится наша помощь…

– Я против помощи.

– Скажи им, пусть приходят,– предложил Келп. – Чем больше голов, тем лучше.

– Энди говорит, чтобы вы приезжали ко мне, и прихватили свои мозги.

– Скоро будем,– ответил Стэн, и они действительно довольно быстро оказались у Дортмундера дома, правда они использовали традиционный метод попадания в чужой дом – дверной звонок. И тут как раз опять зазвонил телефон.

– Ты отвечай,– предложил Келп,– а я пойду открою дверь.

– Хорошо. Дортмундер подошел к телефону и в трубку сказал:

– Слушаю.

В этот же момент Келп нажал на кнопку на стене и прошел назад по коридору в ожидании прибывших.

Голос, который мог принадлежать исключительно Тини Булчеру сказал:

– Дортмундер, я за тебя волнуюсь.

– Хорошо,– ответил Дортмундер. – Я не хотел волноваться за себя в одиночестве.

– У тебя с тем копом проблемы?

– Да. Слушай, тут Энди, еще сейчас Стэн и Джадсон поднимаются.

– У вас встреча без меня?

– Тут вообще-то встреча не планировалась. Просто все приходят нежданно-негаданно. Хочешь прийти?

– Скоро буду,– ответил Тини.

За кухонным столом стояли четыре стула, Джадсон разместился на батарее, так что все более или менее комфортно расселись. Поскольку Дортмундер только закончил рассказывать подробности нынешней ситуации Стэну и Джадсону, Келп взял на себя честь рассказать все Тини, включая описание того, что Эппик владеет обширной и даже абсолютно бесполезной информацией, вроде банковских данных, о каждом, кто находился в комнате.

– Есть люди,– подытожил Тини,– которым на пенсии нужно быть пенсионерами.

– Тини,– попытался успокоить его Дортмундер,– пока похоже на то, что только я попал под его давление. Если я не достану этот шахматный набор, только я буду в этом виноват, и только меня он будет в этом винить, и никого больше.

– Сан Франциско – неплохое место, чтобы какое-то время там пожить,– подметил Тини.

– У меня на уме был Чикаго,– вздохнул Дортмундер,– Энди предложил Майми, но Эппик обо всем этом знает. Он сказал, что у него связи с миллионами копов, поэтому он быстро меня найдет, куда бы я не поехал.

Тини кивнул, обдумывая сказанное.

– Это правда,– согласился он. – Теперь скрыться гораздо сложнее, чем раньше. Раньше просто сжигаешь свои отпечатки пальцев кислотой и все.

– Оу,– скривился Джадсон. – Разве это не больно?

– Если тебе светит двадцать пять лет, то нет,– ответил Тини. – В любом случае, свой ДНК ты не сожжешь. И ничего не поделаешь.

– У нас тут другая загадка есть,– сменил тему Келп. – Знаю, что это не так важно, как главная проблема…

– Хранилище,– предположил Дортмундер.

– Об этой проблеме я тоже думал,– согласился Келп. – Однако,– обратился он к остальным,– видите на этих фотографиях две ладьи?

– Это замки,– не согласился Стэн.

– Да, но в шахматах это называется «ладья»,– поучительно ответил Келп. – Короче, все ладьи весят так, как должны, кроме вот этой, которая весит на три фута легче остальных.

Все склонились на фотографиями, включая Джадсона, который ради такого дела встал с батареи и подошел к столу.

– Выглядят они одинаково,– высказал свое мнение Стэн.

– Но здесь написан вес,– сказал Келп. – Они вот тут его написали.

Стэн понимающе кивнул.

– Может это опечатка?

– С этими документами все как надо,– не согласился Келп.

– Я, конечно, не считаю, что это перекрывает главную проблему,– подметил Дортмундер.

– Конечно, нет,– согласился Келп. – Просто это некая загадка, вот и все.

– А вот и нет,– не согласился Джадсон. – Тут все просто.

Все посмотрели на него, а он вернулся на свое место, на батарею.

– Ты знаешь, почему одна ладья не такая как все?– спросил Келп.

– Конечно,– Джадсон пожал плечами. – Вам просто нужно поставить себя на место того сержанта Нортвуда. Он был в Чикаго с этой штукой, очень ценной, и которая весит почти семьсот футов. Он такой же нищий, как и остальные парни, но ему нужно исправить положение до их приезда. У него, наверняка, был ювелир или кто-то, кто мог подделать фигуру, чтобы она выглядела как настоящая. Тогда он может продать отдельно жемчуг, отдельно золото, потом сесть на поезд до Нью-Йорка и там уже начинать свои дела.

Все пришли к выводу, что эта теория гениальна.

– Малыш, ты гений,– похвалил Тини.

– Спасибо, Тини.

Джадсон сиял. Поскольку все заметили, что еще пару секунд, и он начнет краснеть от смущения, все снова уткнулись в фотографии.

– Так что когда мы займемся подменой, нужно убедиться, что этого товарища мы брать не будем,– сказал Келп.

– Что значит «подменой»?– решил уточнить Дортмундер. – До этого еще у нас хранилище, помнишь?

Стэн решил вставить свое слово:

– Должен сказать, со своей точки зрения, овчина выделки не стоит.

– Дело не в выделке,– напомнил Дортмундер. – Дело в хранилище.

– Давайте спросим малыша,– предложил Тини. – Малыш, ты ловко решил загадку с ладьей, очень хорошо. А теперь вопрос номер два: как нам попасть в хранилище?

Джадсон удивленно посмотрел на него.

– Никак,– пожал он плечами.

 

22

Дортмундер сидел и слушал, как беседа льется на него, как ураган через дамбу. Слова о неприступности хранилища CI Интэрнэшнл, сказанные Джадсоном Блинтом – устами младенца, как говорится – это все равно, что посыпать торт крысиным ядом. Все кончено, если говорить словами великого Чарлза Уилфорда, все, только не его работы.

Остальные отказывались в это верить. – Всегда есть способ выполнить поставленную задачу,– настаивал Стэн.

– А если и нет,– продолжил мысль Келп,– всегда есть вариант придумать его самому.

– Вот именно.

– Тогда давайте придумаем,– предложил Тини.

Тишина, последовавшая за этой фразой, была недолгой, но красноречивой. Молчание нарушил Стэн:

– Ну, угрозу минирования мы же не можем организовать.

– Никто и не говорил, что это возможно,– подметил Тини.

– Идея с угрозой минирования,– продолжил Стэн,– заключается в том, что все эвакуируются из здания, после чего можно сделать то, что нужно, но это так не работает. Если попробуешь провернуть такое в этом городе, людей не эвакуируют из здания, а наоборот, здание до краев заполнят копами, пожарниками, страховыми агентами, мелкими мошенниками, рыночниками, и режиссерами документальных фильмов. Так что забудьте вариант с угрозой минирования.

– А я бы так и сделал,– сказал Тини.

– Но ты же не сможешь вырубить охранников в лобби,– предупредил Келп,– ну знаешь, в масках, с пистолетами, наручниками и всем прочим, тем более, там есть камеры.

– Это плохо,– вздохнул Тини. – А поначалу казалось, что может быть очень даже весело.

– Нет, так точно не сработает,– подытожил Келп.

– Тогда есть вопрос,– сказал Тини, и все, кроме Дортмундера, обратили на него внимание. – Предположим,– сказал Тини,– какой-нибудь человек, переодетый так, чтобы быть похожим на тех, кому разрешено туда спускаться, решил туда пойти. Не я, кто-нибудь из вас. В костюму, начищенных до блеска ботинках и все такое прочее.

– Думаю, там надо показывать свои документы,– предположил Келп.

– Документы – это не проблема,– ответил Тини. – Например, сначала следуешь за одним из персонажей до самого Коннектикута, потом возвращаешься с его документами, а утром его семья находит его целым и невредимым в машине где-нибудь на парковке железнодорожного вокзала.

Все обдумали это предложение и потом повернулись к Дортмундеру.

– Джон?– обратился Келп.

И беда в том, что все сидели у него дома, так что даже домой не уйдешь. Он стряхнул себя пелену размышлений и ответил:

– Специальные лифты, чтобы попасть из лобби в подвальное помещение, специальные карточки, чтобы попасть в этот лифт, не знаю, что они там еще придумали внизу, но охранники в лобби знают каждого клиента в лицо, иначе их просто увольняют.

– А еще,– напомнил Джадсон, чтобы утопить эту лодку до конца,– эта штука весит почти семьсот футов. Будеш выглядеть слегка нелепо, пока будешь тащить это на себе в костюмчике.

И снова тишина, которую прервал Стэн:

– А что если….?

И снова все, кроме Дортмундера, обратили на него внимание.

– Что?– переспросил Келп.

– Я тут подумал,– начал Стэн. – Про сейфы, ну знаете. Один из нас заведет себе ячейку в банке, и таким образом у нас будет легальная причина спуститься в хранилище.

– Я думаю, что это будет другое хранилище,– предположил Келп,– или другая часть того же хранилища. Я прав, Джон?

– Да,– сказал Дортмундер.

– Дортмундер, я это место никогда не видел, поэтому даже не представляю, что там,– сказал Тини. – Там есть лобби, там есть банк, что еще там есть? Расскажи.

– Здание большое,– сказал Дортмундер. – Шесть этажей, в ширину примерно с полквартала. Банковская часть в углу, там свой вход и свой выход. Лобби посередине, никаких дверей, общих дверей. Сбоку от лобби, не доходя до банка, есть магазины, которые внутри здания, никаких уличных дверей. В конце лобби лифты и один специальный лифт.

– Лобби охраняется?

– Слева у стены, которая отделяет банк.

Тини кивнул.

– Все на виду,– сказал он. – Эти штуки не протащишь через все лобби.

– Как я и говорил,– напомнил Дортмундер.

– Воздуховоды,– вдруг выдал Стэн.

Тини посмотрел на него.

– Ты хочешь протащить семьсот футов шахмат по воздуховодам? И что буем делать, когда они примут вертикальное положение?

– Уличные рабочие,– предложил идею Келп. Установим все, потом прокопаем свой туннель под тротуаром к…

– На Пятой авеню,– скептически напомнил Джадсон.

Келп замолчал, нахмурился и покачал головой.

– Забудьте.

– Я знаю, где взять вертолет,– выдал Стэн.

– Даже не знаю, что ты с ним можешь делать,– сказал Тини.

– А что, если мы устроим в лобби пожар?– предложил Келп. – Придем одетые как пожарники…

– Мрамор не горит,– сразу пресек эту идею Дортмундер.

Тишина в этот раз была крайне неудобной, потому что все знали, что это последнее молчание, но никто не хотел объявлять, что собрание окончено, и проблема осталась нерешенной. Наконец, Джадсон прокашлялся и сказал:

– У тебя тут теплая батарея, но все же я, наверное, даже не знаю, наверное, пойду…

– Я тоже,– сказал Стэн, потягиваясь, как будто он все это время спал.

И тут все зашевелились, встали и начали расхаживать, все, кроме Дортмундера, которому все сказали «пока», как будто он скорбил об уходе дорого ему человека. Дортмундер кивнул, но не встал.

Тини прежде, чем направиться к выходу, положил свою огромную лапу на плечо Дортмундера, прибавив веса, и сказал:

– Если тебе не нравится Сан Франциско, у меня есть другое предложение. Билокси.

Дортмундер покачал головой.

– Эппик…

– Я сказал Билокси,– повторил Тини. – Билокси, Миссисипи. Поверь, Дортмундер, они до сих пор не общаются с копами с севера.

 

23

Лобби CI Интэрнэшнл Бэнк билдинг выглядело совсем не так, как Джадсон себе представлял по описанию Джона. Открытость, величина, объемы почему-то упустили из вида. Место было, пожалуй, этажа три в высоту, пол из кремового мрамора, боковая стена, выходящая на улицу, была стеклянной. Джадсону это место напоминало собор, в частности собор облачным воскресным утром, с тысячей слабых лучиков ноябрьского солнца, которые отражались от других стеклянно-стальных зданий на авеню разлились по всему лобби.

Это все равно что стоять посреди ореола. Как вообще кому-то пришло в голову принести сюда что-то, что нужно украсть? Если не брать во внимание свет, вовсю царила святость, которая отпугивала.

А это оказывается еще и банк. Тут за стойкой высотой по грудь сидели два охранника, сразу за ними на стене висели мониторы.

Интересно, хотя бы один из этих мониторов показывает хранилище, или хотя бы вход в хранилище? Почему бы и нет?

Джадсон направился в сторону мониторов, разглядывая черно-белые картинки коридоров, пустых лифтов, пока он не заметил, что охранники пристально на него смотрят. Не потому, что они что-то заподозрили, а потому, что он был единственным двигающимся объектов в поле их зрения. Магазины на другой стороне лобби были закрыты по воскресеньям, как и многие офисы на этажах выше.

С некоторым опозданием Джадсон заметил, что привлекает к себе слишком много внимания, поэтому он сменил свое направление к стойке регистрации, чуть дальше вглубь. Пусть они подумают, что он ищет кого-то из арендаторов.

У Джадсона на самом деле не было никаких дел в CI, точно не в воскресенье, хотя и ни в какой другой день тоже. Ему просто было очень жаль Джона, и он даже немного чувствовал себя виноватым за то, что вчера на корню обрезал идею по поводу проникновения в хранилище, и он заметил вчера кислое лицо Джона, похожее на сыр, расплавленный в микроволновке.

Но почему все послушались его? Он ведь просто ребенок, что он мог знать? Конечно, все притворялись, что есть еще какая-то надежда, чтобы поддержать дух Джона, но малыш умудрился это все потопить, и как только он лопнул этот мыльный пузырь, больше никому не нашлось что сказать.

Разве он был прав? Он был прав, что хранилище неприступно? Поднявшись с кровати в своей квартире этим утром, он понял, что единственное, что он может сделать,– это сходить туда и осмотреть место самому, на всякий случай, может вдруг получиться проникнуть в то хранилище, пока никто не видит.

И тихонько оттуда выйти потом. Это самый жизненный урок, который он вынес: Хорошо, когда ты смог попасть в нужное место, но жизненно необходимо иметь возможность оттуда выбраться.

Подойдя к большому черному квадрату стойки регистрации, где белыми буквами и цифрами значились названия каждой компании в здании, Джадсон посмотрел вперед, в надежде, что охранники потеряли к нему интерес (но, конечно же, нет), но они наблюдали за тем, как он удивлялся количеству всевозможных названий. Каждое уникально, но произнести возможно. Подумать только!

– Вам помочь?

Джадсон подскочил от неожиданности, повернулся и увидел, что один из охранников стоит рядом с ним нахмурившись, вроде вежливый, но как-то все равно страшновато.

– О, нет!– только и смог он пробормотать. – Я… я тут просто друга жду. Он еще не спустился, вот и все.

– А где он работает?– поинтересовался охранник, делая вид, что хочет помочь, но потом резко добавил,– Не смотрите на доску! Где он работает?

Где он работает? Джадсон отчаянно начал копаться в кратковременной памяти, пытаясь вспомнить хотя бы одно из названий, которые он только что прочитал, но все они испарились. В его голове было совершенно пусто.

– Ну,– промямлил он. – Ох…

– Эй, а вот и ты! Извини, я опоздал.

Джадсон повернулся и своими глазами оленя в свете фар посмотрел в ту сторону, откуда звучал голос. Это был Энди Келп, который уверенно шагал по солнечному мрамору лобби, словно галактический командир из научно-фантастической саги.

– О,– выдохнул Джадсон с облегчением. Что же ему сейчас нужно говорить?– Я,– сказал он,– я забыл, где ты работаешь. Дурак, правда?

– Хотел бы и я забыть,– бодро и весело, как всегда ответил Энди. – Давай не будем подниматься наверх, сегодня такой прекрасный день.

– Ох. Ладно.

Энди кивком головы поприветствовал охранника.

– Как дела?

– Нормально,– ответил охранник, но на правду это не очень было похоже.

Джадсон спиной чувствовал на себе взгляд охранника до самой Пятой авеню. Когда они выбрались в безопасный поток туристов и такси, Энди предложил:

– Давай отойдем чуть южнее. Так они и поступили.

– Решил примелькаться местным, а?

– Я не хотел.

– Нет? А что ты тогда там делал?

– Мне было так жаль Джона, что я подумал, почему бы самому не сходить посмотреть, вдруг может…

Они остановились на светофоре, который горел красным светом, среди толпы туристов, большинство из которых, казалось, были раздуты не по задумке производителя.

– Я тоже так подумал,– сказал Энди. – Я даже два раза обошел тот золотой купол, и решил, что меньшее, что я могу сделать,– это пойти в тот самый банк. Я прихожу туда и вижу, что ты нуждаешься в помощи.

– Так и было,– признался Джадсон.

– Видишь, малыш…. Зеленый.

Они перешли дорогу среди всей этой толпы, и Энди продолжил:

– Видишь ли, если ты собираешься изучить какое-то место, лучше не давать им возможность запечатлеть твою физиономию крупным планом. Это делается так: ты заходишь, идешь к лифтам, аккуратно изучаешь непонятную дверь, смотришь на часы, недовольно качаешь головой и уходишь. Ты не должен смотреть на охранников, не должен стоять смирно, не должен бегать туда-сюда, только когда ты выйдешь на улицу, можешь расслабиться.

– Попасть в хранилище совершенно невозможно,– подытожил Джадсон.

– Ты и вчера это говорил.

– Но теперь я это знаю наверняка.

– Я вот что тебе скажу,– сказал Энди. – Сегодня прекрасный день, мы уже на улице, пойдем посмотрим, оправился Джон или нет.

 

24

Джон не смотрел футбол, и Мэй это совершенно не нравилось. Сейчас ноябрь, середина сезона, каждая команда, хотя бы в теории еще в игре, а Джон не стал смотреть воскресную игру. Даже шоу перед самой игрой смотреть не стал. Её это начало беспокоить.

Мэй продолжала беспокоиться на кухне, занимаясь своими делами, и тут зазвонил дверной звонок, звук, к которому она до сих пор не могла привыкнуть, этот звонок долгие годы молчал, пока арендатор вдруг не решил, что нужно его починить и как следствие поднять аренду. Но теперь, пусть и за ненадобностью, звонок снова работал, и она как-то приучила себя спокойно на него реагировать, поэтому она на автомате подошла к маленькой коробочке на кухне и сказала:

– Да?

– Это Энди,– ответил искаженный голос, похожий на голос марсианина.

Энди? Энди никогда не звонит, он просто вскрывает замки, и ты всегда узнаешь о приходе Энди только когда он уже стоит у тебя в гостиной.

Что тут происходит? Джон не смотрит футбол, Энди Келп не вскрывает замки, мир перевернулся с ног на голову.

– Поднимайся,– сказала она неуверенно и нажала кнопку на коробочке.

Он и наверху в звонок позвонит? Ну, уж этого точно никак нельзя допустить. Поэтому Мэй вышла из кухни и пошла по коридору ко входной двери, проходя открытую дверь по правой стороне, где перед выключенным телевизором сидел Джон, но Мэй знала, что он на него даже не смотрит.

Стоя у открытой входной двери, он слышала шаги, идущие вверх по лестнице; больше, чем одна пара ног. И вот показался Энди и вместе с ним тот самый милый малыш Джадсон, который только недавно примкнул к их банде.

– Как оно?– поздоровался Энди. – Я и малыша с собой прихватил.

– Вижу. Ты поэтому в дверь позвонил?

Энди немного удивился, потом улыбнулся и ответил:

– По большей части да. Не хотим прививать ему слишком много вредных привычек за раз.

– Привет, мисс Мэй,– поздоровался Джадсон.

– И тебе привет,– ответила Мэй и сделала шаг назад, чтобы они могли войти. – Проходите. Джон в гостиной, не смотрит футбол.

– О,– удивился Энди. – Это плохой знак.

– Я так и подумала.

Они вошли в комнату к Джону, как будто пришли проведать в больнице тяжело больного. Мэй как можно веселее сказала:

– Джон, посмотри, кто пришел. Энди и Джадсон.

Он бросил на них взгляд.

– Как оно,– безучастно поздоровался он.

– Присаживайтесь,– предложила Мэй, Энди и Джадсон неудобно уселись на диване, а Мэй начала заламывать руки, что для нее совсем нехарактерно, и спросила:

– Может кому-нибудь принести пива?

Энди уже было собирался сказать «да», но Джон в глубокой задумчивости сказал:

– Нет, Мэй, спасибо,– и Энди закрыл рот.

– Ну,– только и смогла ответить Мэй и села в свое кресло, все старались не смотреть на Джона.

– Такая погода,– начал Энди. Для ноября, знаете ли, погода очень хорошая.

– Очень солнечно,– поддержал Джадсон.

– Как красиво,– сказала Мэй и жестом указала на окно. – Тут ты ничего не увидишь.

– Да, там очень солнечно,– повторил Энди.

– Хорошо,– сказала Мэй.

После какое-то время все молчали. Энди и Джадсон нахмурились, пытаясь придумать новую тему для разговора, но ничего не приходило на ум. Тишина в комнате тянулась вечностью, и все, за исключением Джона, проглотили языки и чувствовали некоторое отчаяние. А Джон просто продолжать смотреть в никуда. Потом он заговорил:

– Проблема в том,– сказал Джон.

И все повернулись к нему. Но он не продолжил фразу, а просто покачал головой.

Все ждали, но ничего не последовало.

– Да, Джон?– наконец, решила уточнить Мэй. – Проблема?

– Я думаю об обратном направлении,– сказал Джон. – Вот, что не так.

– В обратном направлении?– переспросила Мэй. – Не понимаю.

– Когда вчера малыш сказал, что попасть в хранилище невозможно..

– Джон, мне очень жаль, что я так сказал,– начал извиняться Джадсон. – И я ждал подходящего момента, чтобы сказать, мне очень жаль.

– Нет, ты был прав,– сказал Джон. – Я и говорил все это время, в хранилище попасть нельзя.

– Прости.

– Забудь. Понимаете, я сейчас должен перестать думать о том, как попасть в хранилище, потому что я никак не смогу туда попасть. И должен быть обратный путь.

– Правда?– немного воодушевился Джадсон.

– Гора,– коротко ответил Джон,– должна идти, как его там. Могамет.

Мэй уже предчувствовала что-то совсем из ряда вон:

– Джон?

– Ну знаете,– попытался объяснить Джон, плавно размахивая двумя руками. – Если одно не идет к тебе, значит ты должен с этим что-то сделать. То же самое и с хранилищем. Мы не можем попасть к шахматному набору, дело закрыто, тут нечего обсуждать, поэтому мы должны сделать так, чтобы этот шахматный набор сам пришел к нам.

– Это гениально, Джон,– встрепенулся Энди. – И каким образом мы можем это сделать?

– Ну,– задумчиво произнес Джон,– как раз над этим я и работаю.

 

25

Хоть Фиона и Брайан заканчивали рабочий день в радикально разное время, начинали они его вместе, около восьми часов, выходили из дома спустя короткое время, останавливались в Старбаксе на чашку кофе и сладкий ролл в качестве завтрака, потом садились в метро, Фиона выходила в центре, а Брайан ехал дальше до Трибеки, где находилась его компания.

Этот понедельник ничем не отличался, так же, как и всегда Фиона чмокнула его в губы, перед тем, как выйти из поезда, остановилась, чтобы выбросить стаканчик от кофе в ту же мусорку, что и всегда, и пошла по бетонным ступенькам вверх на улицу, потом по Бродвею и на Пятую авеню, к зданию CI, где, как и всегда, стоял попрошайка.

Фиона потянулась в карман своего пальто за долларом – она всегда давала несчастным доллар, и ей было все равно, как они его потратят – но тут она поняла, что это вовсе не попрошайка, а мистер Дортмундер. Она жутко смутилась, даже почувствовала, что покраснела, и очень надеялась, что он не заметил, что она потянулась в карман, или, по крайней мере, не понял, зачем она это сделала, она натянула широкую улыбку, остановилась перед ним и бодро сказала:

– Мистер Дортмундер! И снова здравствуйте.

– Я тут подумал,– сказал он вместо приветствия,– наверное, нам стоит поговорить тут, а не каждый раз встречаться в Файнберге. У вас есть пару свободных минут, можем пройтись вокруг здания?

Она посмотрела на свои часы, она и правда приехала сегодня рановато, поэтому ответила:

– Конечно. И чтобы как-то исправить свою ошибку, что приняла его за попрошайку, она добавила:

– С удовольствием.

– Вот и хорошо,– ответил он. – Тогда пойдем.

И они пошли, сливаясь с толпой спешащих офисных работников. Толпа людей на Пятой авеню по понедельникам сильно отличалась от толпы по воскресеньям, туристы, которые гуляли в воскресенье, все еще были у себя в гостиничных номерах, обсуждали свои впечатления от поездки на экскурсионном автобусе по Манхэттену или от поездки на пароме на Стэйтен Айленд, а люди сегодня были более живыми, более компактными, он были более сфокусированы, знали, куда идут и зачем. Фионе и мистеру Дортмундеру было трудно проходить между ними в более медленном темпе, чтобы можно было поговорить, но все же они попытались и время от времени получали удары в плечо.

– У нас тут,– сказал мистер Дортмундер,– настоящая проблема с тем, чтобы спуститься вниз, как я и говорил в прошлый раз.

– Мне очень жаль, что вообще все это началось,– искренне сказала она.

– Ну, мне, вообще-то тоже, но есть как есть.

Он пожал плечами.

– Дело в том,– сказал он,– твой дед и парень, который на него работает, они настроились достать эту штуку. В смысле, чтобы я достал эту штуку.

Она чувствовала себя виноватой в этом всем, гораздо больше, чем спутать его с бездомным.

– Это может помочь,– предложила она,– если я поговорю с дедом?

– Те, кто сдается, далеко не уходят.

Очень было похоже на ее деда. Вздохнув она сказала:

– Видимо, да.

– Но, возможно, есть и другой выход,– вдруг сказал он.

Она уже приготовилась услышать что-то невероятное:

– Правда?

– Только,– предупредил он,– это будет значить, что мне придется попросить у тебя помощи.

Она остановилась, получила парочку ударов в плечи от тех, кто торопился, и сказала:

– О, нет, мистер Дортмундер!

Они дошли до угла, и он сказал:

– Иди сюда, пока тебя не прибили.

На переулке было попроще. Они снова пошли, и она сказала:

– Вы должны понимать, мистер Дортмундер, я адвокат. Я представитель закона в суде. Я не могу участвовать в криминале.

– Забавно,– подметил он. – А я слышал про одного-двух адвокатов, которые участвовали в криминале.

– Криминальные адвокаты, да.

– Нет, я не это имела в виду.

Магазин с чемоданами еще не открылся. Она остановилась, с обратной стороны стекла все было заставлено чемоданами.

– Позвольте я объясню,– сказала она. Конечно.

– Файнберг,– сказала она,– это серьезная уважаемая компания. Если они узнают, что я хотя бы на таком этапе вовлечена… Мистер Дортмундер, давайте будем откровенны.

– Ух,– сказал он.

– То, о чем мы говорим,– напомнила она,– это кража. Ограбление. Это тяжкое преступление, мистер Дортмундер.

– Допустим, так и есть.

– Вы не можете просить меня участвовать в тяжком преступлении,– сказала она. – В том смысле, что я просто стараюсь хорошо делать свою работу.

– Я не прошу. – остановил он ее,– тебя пронести эту штуку под пальто или что-то в этом роде. Давай я сначала тебе расскажу?

– Я должна сказать своему деду,– уперлась она,– что ни вы, ни он, ни кто либо другой не может ждать от меня помощи. Только не в этом деле.

– Забавно,– подметил он. – Я хотел сказать ему то же самое. Так ты выслушаешь, что я хочу сказать?

Фиона может быть очень упряма, когда ее что-то заденет. Сейчас как раз был такой момент, но она собралась с мыслями и сказала:

– Давайте.

– Те характеристики и фотографии, которые ты мне дала…

– Ну вот, я уже настолько вляпалась!

– Мисс Хэмлоу,– попытался он ее успокоить,– вы и не знаете, что такое вляпаться. Так вот тут ест одна интересная штука с характеристиками. Одна из фигур, ладья, весит неправильно.

Это зацепило ее внимание.

– Она что?

– Она весит на три фута меньше, чем другие,– сказал он. – Мы предположили, что Нортвуд сделал одну фальшивую фигуру, продал настоящую, чтобы получить деньги.

– О боже.

– Да, я в курсе. В любом случае, у вашей компании ведь есть клиенты из этой семьи, так?

– Да, конечно.

– Что, если мы каким-нибудь образом сообщим члену семьи,– высказал он свою мысль,– что с одной из фигур есть проблемы, поэтому не исключены проблемы и с другими фигурами, возможно, что кто-то в семье раньше занимался мошенничеством, и, возможно, он хочет…

– Она.

– Ну ладно. Может она захочет, чтобы шахматный набор осмотрели специалисты. Ну, понимаешь… – и его глаза заблестели. – Забрать шахматы из хранилища, привезти их экспертам в лабораторию или куда там привозят, чтобы они там остались на какое-то время.

– О Господи,– вздохнула она.

– Ну я этого сделать не могу,– подметил он. – Я не могу подойти и сказать это, потому что сразу возникнет вопрос, откуда я все это знаю. А вот ты можешь.

– О Господи,– еще тяжелее вздохнула она.

Он нахохлился и стал изучать ее. – Ты это сделаешь? Должен сказать, что это единственный способ, чтобы твой дед получил эту штуку обратно.

– Мне нужно,– пробормотала она,– мне нужно подумать. И она отвернулась к витрине, тем самым он выглядел попрошайкой больше, чем обычно.

 

26

Когда Дортмундер вернулся домой, Мэй уже ушла на работу, но она оставила записку на стикере, приклеила ее на упаковку пива в холодильнике, чтобы он ее наверняка увидел. «Перезвони Ипику на мобильный»,– было написано и снизу номер.

– Я б лучше позвонил Эппику в его камеру,– пробормотал он, тем не менее, он переклеил стикер на стену рядом с телефоном и набрал номер.

– Эппик!

– Это, эм, Джон. Вы хотели, чтобы…

– Именно так,– похоже, Эппик куда-то спешил. – Бери такси и приезжай…

Дортмундер подождал.

– Да?

– … в лобби.

– Что?

– Буду там еще до…

– Где?

Тишина. Это была не парящая тишина, и не многозначительная тишина, это была тишина, как в пещере с летучими мышами, когда они там спят. Потом послышались гудки, и он повесил трубку.

Попробовать еще раз? А зачем? Дортмундер повернулся к холодильнику, вспомнив про упаковку пива, которая всегда была хорошим средством коммуникации, и тут зазвонил телефон.

Да, всегда есть вещи, через которые нужно просто пройти. Он снова подошел к телефону и снял трубку:

– Да?

– Я уже в такси, на регистра… здание… скоро как ты… слышно ме..?

– Нет.

Потом короткое молчание и потом:

– Чертовы мобильники! Звучало это как ругательная фраза, которая уже давно перестала использоваться в обиходе.

– Понимаю,– спокойной ответил Дортмундер,– это наше будущее.

– Тогда наше будущее выглядит очень мрачно. Я хочу, чтобы ты….

– и снова гудки.

– До свидания,– сказал Дортмундер гудкам, достал банку пива из упаковки и пошел в гостиную, за «Дэйли Ньюз», которую Мэй прочитала утром. Он принес газету на кухню, потому что знал, что Эппик – не тот человек, который сдается, и остался читать там. Поскольку он заглядывал в газеты всего пару раз в неделю, чаще всего, когда находил какую-нибудь на сидении в метро, он никогда не мог понять, о чем говорят все эти комичные заголовки. Вот тут справа вроде как должны быть самые-самые новости?

В спортивной секции турнирная таблица выглядела ровно так, как и предполагалось. Он подумал, что спорт был бы интереснее, если бы футбольные игроки надели бы баскетбольную форму, а баскетбольные игроки надели бы футбольную форму, и тут зазвонил телефон.

Он подошел к телефону и ответил:

– Слушаю.

– Вот так-то лучше. Джон, ты должен взять такси и приехать домой к мистеру Хэмлоу.

– На ресепшене телефон гораздо лучше.

– Я попросил таксиста остановиться у телефонной будки. Приезжай прямо сейчас, Джон, мистер Хэмлоу очень недоволен.

– А с чего ему быть довольным?

– Ты не понял, он недоволен тобой. Буду ждать тебя в лобби.

Эппик сидел в лобби в кресле из рога носорога, когда швейцар впустил Дортмундера, хотя было видно, что до последнего сомневался, стоит ли так делать, Эппик поднялся.

– Так,– сказал Эппик, все еще в какой-то спешке. – Пошли.

Уже в лифте Дортмундер сказал:

– Я в последнее время трачу слишком много денег на такси.

– Это потому, что ты независимый подрядчик,– объяснил Эппик.

– Ааа,– протянул Дортмундер, дверь лифта открылась, медицинский мяч уже ждал их в своем кресле.

– Джентльмены,– поздоровался мистер Хэмлоу. У Дортмундера никогда не получалось выговорить слово «джентльмены», но у мистера Хэмлоу это получалось очень легко. – Присаживайтесь,– это предложение прозвучало как приказ, а кресло укатилось в сторону предполагаемое места исполнения приказа.

Когда все расселись, Дортмундер и Эппик сидели рядом в античных креслах, мистер Хэмлоу напротив них. Мистер Хэмлоу, как обычно подергивая правым коленом, искоса посмотрел на Дортмундера и сказал:

– Я так понял, вы разговаривали с моей внучкой сегодня утром.

– Да,– не стал отрицать Дортмундер. – Не в здании, на тротуаре напротив.

Эппик уставился Дортмундеру в правый глаз и ухо.

– Ты приставал к ней? Прямо на улице?

– Да не приставал я к ней. Мы просто немного поговорили.

Мистер Хэмлоу, едва сдерживая свой гнев, сказал:

– Вы попросили ее стать соучастницей криминального действия.

– Не понимаю,– честно ответил Дортмундер. – Где тут криминал? Я даже не просил ее улице перейти в неположенном месте.

– Сэр, вы не могли бы начать историю чуть раньше?– попросил Эппик. – Я не могу сообразить, что тут происходит. Что именно он попросил ее сделать?

– Я просто…

– Я не тебя спрашиваю,– перебил Эппик. Ну вот, теперь все друг друга перебивают. – Я спрашиваю мистера Хэмлоу.

– Как я понял,– пояснил мистер Хэмлоу,– ваш напарник решил, что для него слишком проблематично пробраться в хранилище и забрать шахматный набор, поэтому он хочет…

Эппик в шоке почти закричал:

– Чтобы ваша внучка спустилась туда?

– Нет, не настолько все плохо. Он хочет, чтобы Фиона пошла к Ливии Нортвуд Уилер и…

– Простите, сэр,– перебил Эппик. – К кому?

– Она потомок сержанта Нортвуда,– объяснил мистер Хэмлоу,– и фирма, где работает Фиона, представляет ее интересы в суде.

– О,– понял Эппик. – Спасибо, сэр.

– Фирма Фионы представляет интересы Ливии Нортвуд Уилер,– продолжил мистер Хэмлоу, а его красные глазенки злобно посматривали на Дортмундера. – Фиона не представляет ее интересы лично, у нее нет даже права с ней разговаривать, даже при условии, что она согласилась бы сделать то, о чем вы ее просите.

– Сэр, а что…. Джон попросил?– сказал Эппик.

– Может Джон сам расскажет?– предложил мистер Хэмлоу.

Эппик повернулся к Дортмундеру, который пожал плечами и сказал:

– Конечно. Мы не можем попасть вниз, так что я подумал, может мы сможем достать эту штуку наверх. Характеристики и фотографии, которые мне дала ваша внучка, что, на мой взгляд, было даже более законно, чем то, о чем я ее попросил сегодня, согласно эти характеристикам, одна из фигур слишком легкая, и мы предположили, что сержант заменил ее подделкой..

– Чтобы оставить что-то и себе,– закончил Эппик и понимающе кивнул. – Умно.

– Да ну, тут бы любой догадался.

– Я имел ввиду его,

– сказал мистер Хэмлоу,– Джон рассказал это Фионе, чтобы та передала ее миссис Уилер с рекомендацией отдать весь шахматный набор на проверку.

– И таким образом, эта штука покинет пределы хранилища,– пояснил Дортмундер.

– Если Фиона обратиться к клиенту фирмы,– пояснил свою позицию мистер Хэмлоу,– без разрешения партнеров, она вылетит в два счета.

– Вы имеете ввиду, что ее уволят?– уточнил Дортмундер.

– «Вылетит» имеет то же самое значение,– ответил мистер Хэмлоу.

– Сэр, позвольте я перекинусь парой слов с Джоном, если можно,– попросил Эппик.

– Конечно.

Эппик кивнул в знак благодарности, а затем повернулся к Дортмундеру.

– Я понимаю, что ты задумал,– сказал он,– и это не очень то и плохо. Я понимаю, что хранилище – это место посложнее из некоторых мест, в которых тебе доводилось бывать.

– Из всех мест, в которых мне доводилось бывать.

– Ну ладно. И идея вытащить эту штуку из хранилища в другое место, чтобы легче было ее забрать,– это тоже хорошо.

– Спасибо,– поблагодарил Дортмундер.

– Но проблема в том,– продолжил Эппик,– внучку использовать нельзя, ни при каких условиях. Она сдвинула дело с мертвой точки, но теперь она вне игры. Мы должны ее защищать, защищать ее работу, ее репутацию.

– Ага.

– Она не набор,– вставил свое слово мистер Хэмлоу.

Дортмундер нахмурился, не понимая, к чему была сказана эта фраза, но решил никак это не комментировать.

Эппик, похоже, понял, о чем речь, потому как он понимающе кивнул и потом сказал:

– Именно. А потом снова повернулся к Дортмундеру:

– Но идея хорошая. Нам просто нужно найти другого члена семьи, который захочет провести экспертизу, чтобы изучить шахматный набор.

– Тогда,– сказал Дортмундер,– мистер Хэмлоу, я должен у вас спросить. Я бы хотел попросить у вашей внучки еще кое-что, что, на мой взгляд, нормальное дело, но лучше вы мне скажите.

Голова медицинского мяча склонилась в недоверии еще больше, мистер Хэмлоу посмотрел суровым взглядом из-под бровей и спросил:

– И о чем речь?

– Она сказала мне как-то, что в семье семнадцать человек, каждый судится друг с другом и каждого свой адвокат. Она могла бы достать мне список этих членов семьи, и к какому адвокату они прикреплены?

Мистер Хэмлоу обдумал это с минуту, кивая головой все это время, что не совпадало с ритмом колена. Потом он, наконец, сказал:

– Она могла бы это сделать.

– Спасибо.

– Я попрошу ее составить этот список и потом отдать мне. Я передам его Джонни, а он уже передаст его вам.

– Здорово.

– Но после этого,– предупредил мистер Хэмлоу,– на этом все. Вы больше никогда не станете связываться с моей внучкой.

– О, конечно,– пообещал Дортмундер.

Стоя уже возле лифта, Дортмундер спросил:

– А что значит «независимый подрядчик»?

– Это одно из обозначений твоего рабочего статуса,– пояснил Эппик,– ну знаешь, обозначенные государством. Это когда ты работаешь на зарплату, ты официальный работник, и поэтому можешь состоять в союзе, тем не менее, если ты независимый подрядчик, ты не можешь состоять в союзе.

– Я состою в союзе,– ответил Дортмундер, и тут открылась дверь лифта, и они вышли в лобби.

Выходя из здания, Эппик сказал:

– Мы оба едем в центр. Пошли на угол, поймаем такси. Я заплачу.

– Но вы, я так понимаю, не хотите дать доллар швейцару, чтобы он поймал такси,– заметил Дортмундер.

– Ровно как и ты,– подловил Эппик.

Они пошли к углу и поймали такси без всякой помощи, они поехали в центр.

– Расскажите мне еще про независимых подрядчиков. Что значит «государственный термин»?

– Это значит, что определена твоя трудовая занятость,– пояснил Эппик. – Есть несколько моментов, которым ты должен соответствовать, и тогда ты можешь считаться независимым подрядчиком.

– Например какие?

– Например, у тебя нет стабильной зарплаты.

– Ладно.

– Ты не работаешь в одном и том же офисе или фабрике или где-то там еще каждый день.

– Ладно.

– Все необходимые инструменты приносишь с собой.

– Я так и делаю,– сказал Дортмундер.

– Ты всегда работаешь без контроля.

– В точку.

– Не платишь налог, на то, что ты делаешь.

– И такого еще не было.

– Работодатель не платит в пенсионный фонд или медицинскую страховку.

– Очень похоже на мой стиль жизни,– ответил Дортмундер.

– Ну тогда получается, что это ты и есть,– сказал Эппик. – А теперь иди работать с членами семьи. Думаю, ты уже близок к цели.

– Как только получу список,– пообещал Дортмундер.

Когда Мэй пришла вечером домой, Дортмундер помог ей отнести одну из сумок с продуктами. Уже в кухне он сказал:

– Я сегодня кое-что узнал.

– Да?

Дортмундер улыбнулся.

– Я независимый подрядчик.

Она посмотрела на него и отложила хлопья в сторону.

– О,– выдохнула она.

 

27

Позже в тот же день Келп приехал к себе домой на Западную Тридцатую улицу и завел разговор с Анной Мари Карпино, подругой, которую он встретил в Вашингтоне и которую увез оттуда, чтобы защитить. Келп решил поднять одну тему.

– Ты женщина,– метко подметил он.

– Полагаю,– ответила она,– что это было первое, что ты во мне заметил.

– Так и было, – утвердительно кивнул Келп. – А поскольку ты женщина,– продолжил он,– у меня есть такое предположение, что ты можешь быть экспертом в этом.

– В чем?

– В данном случае, в ювелирных изделиях.

– О, да,– согласилась она. – У меня всегда хороший вкус и стиль.

– Не в этом смысле,– сказал он. – Мне другая экспертиза нужна.

Во взгляде, которым она его одарила, было что-то язвительное.

– Могу показать тебе свои умения обижаться, если хочешь.

– Да ладно тебе, Анна Мари,– спокойно сказал он. – Мне нужны сейчас твои мозги.

– Ладно,– согласилась она. – А я-то задавалась вопросом, когда же ты обратишь внимание на мои мозги.

– До этого момента они мне не очень-то и были нужны. Она посмеялась, но с угрозой выставила палец. – Ты ходишь по краю вулкана, парень.

– Тогда дай мне задать мой вопрос,– сказал он. – Возможно, ты не будешь знать ответ, но я ответа точно не знаю, так что мне нужно откуда-то начинать.

– Задавай.

Они сидели в гостиной, где чуть раньше он высыпал парочку конвертов на кофейный столик. Один из них он взял в руки и достал из него две фотографии красной королевы из шахматного набора, и еще листок, где были написаны размеры и вес.

– Я хочу,– сказал он, протягивая ей эти бумаги,– заменить одну из них фальшивой. Она не должна быть на сто процентов идеальной, потому что мы потом покрасим ее красной краской.

– Это и есть,– предположила она,– то, над чем работает Джон.

– Ну, мы оба,– сказал Келп,– при условии, что сможем преодолеть несколько проблем. И одна из них – это сделать копию одной из этих штук, такого же размера, такой же формы, и желательно такого же веса.

– В общем-то, это легко,– сказала она. – Особенно, если они не должны совпадать на сто процентов.

– Нет, они будут покрашены. А что значит «легко»?

– Ты обратился к нужному человеку,– сказала она. – Я отнесу это Человеку с Сережками.

– Кому?

– Женщины теряют серьги,– сказала она. – Ты это знаешь.

– Да, их можно найти в такси,– согласился Келп,– возле телефонных будок, на полу после вечеринки.

– Именно,– подтвердила она. – Ну так вот, есть у тебя любимые серьги, одну потеряешь, с одной сережкой ничего не сделаешь, только какой-нибудь жалкий парень может носить одну сережку.

– Я таких парней тоже видел,– кивнул Келп. – Они выглядят так, как будто их только что спустили с поводка.

– Если ты женщина, у которой была такая пара сережек,– продолжила Анна Мари,– и осталась только одна, ты идешь к ювелиру, которого все зовут «Человек с Сережками», потому что он может сделать тебе точную копию.

– Звучит неплохо,– сказал Келп. – Никогда не слышал о таком.

– Я думаю в каждом городе есть хотя бы один, а то и несколько Человек с Сережками, где женщинам не нужны носить платки. Я знаю одного в Вашингтоне. Когда я была дочкой конгрессмена, я гораздо чаще носила серьги. А сейчас, когда я кукла для краж…

Келп удивился:

– А ты разве такая?

Посмотрев снова на фото, она спросила:

– Как быстро тебе нужно получить ответ?

– Ну, поскольку Джон говорит, что до настоящих мы еще не скоро доберемся, я бы сказал, можно не торопиться.

Она кивнула, обдумывая сказанное.

– У меня еще осталось парочку друзей в Вашингтоне, которым не успели предъявить обвинения,– сказала она. – Сделаю сегодня пару звонков и, возможно, завтра слетаю туда. Обычно ему требуется пару недель.

– Но он должен знать,– предупредил Келп,– что это все должно держаться в секрете.

– А, конечно,– кивнула она. – Человек с Сережками никто не нарушает правило конфиденциальности. Она что-то вспомнила и улыбнулась:

– Забавная история была, когда однажды к нему пришла женщина, вся такая грустная, с одной сережкой, сказала, что потеряла одну в такси, как ты и говоришь, что так бывает. Он начал над ней работать, а через несколько дней к нему приходит другая женщина, со второй такой же сережкой и тоже говорит, что потеряла одну в такси. Он не позвонил ни одной из них, не пытался выяснить, кто из них врет, ему просто все равно.

– Анна Мари, а когда тогда ты узнала об этом?– задал логичный вопрос Келп.

Она не поверила своим ушам.

– Энди,– сказала она,– ну ведь люди рассказывают сплетни все время. И это не то же самое, что сплетничать.

Иногда ты должен знать, что объяснение, которое ты получил,– это единственное возможное объяснение.

– Хорошо,– сказал Келп. – Что будем на ужин?

 

28

Фионе понадобилось два дня, до самого полудня среды, копаясь в папках и записях других работников, чтобы составить список всех официальных наследников Нортвуда, который попросил сделать ее дед. Пока она этим занималась, конечно же, пострадала ее работа, поэтому, как только список был распечатан, сложен в конверт и отправился в сумку через плечо, которая лежала под столом, она тут же занялась желаниями и требованиями возмещения разбитых мечт другой семьи, но не успела она поработать двадцать минут, как зазвонил телефон на ее рабочем столе.

О, ну что теперь? У нее сейчас на это совершенно не было времени, иначе ей придется остаться тут до полуночи, а как же тогда ужин Брайана? Он снова приготовит что-нибудь их экзотической кухни, а потом что, будет час за часом сидеть и смотреть, как остывает наивкуснейшее блюдо? Зачем кому-то звонить ей в такое время?

Выбора нет, придется отвечать.

– Хэмлоу,– сказала она в трубку, женский голос с британским акцентов сказал:

– Мистер Тумбрил хочет видеть вас у себя в офисе. Прямо сейчас.

Клик. Фиона в ступоре положила трубку на место. Зачем партнеру звать ее к себе в офис? И почему вдруг мистер Тумбрил? В Нью-Йорке, городе, который известен своими ожесточенными судебными процессами, как Новый Орлеан известен своими поварами с избыточным весом или Лос Анджелес причудливыми бухгалтерами, одно только имя Джэй Тумбрил было достаточно произнести, чтобы бешеные собаки вприпрыжку с маньяками-убийцами выбегали из комнаты.

Ну, скоро она узнает, что он от нее хочет. Она прошла закоулками Файнберга к углу, где был офис мистера Тумбрила – конечно же, у него был офис – возле которого сидела та самая британская секретарша, склонив голову и изогнув тело таким образом, что была похожа на борзую, что, в принципе, подходило ее профессии, она коротко сказала, что-то в телефон, а Фионе сказала:

– Проходите.

Фиона вошла, закрыв за собой дверь. Раньше она никогда не была внутри офиса мистера Тумбрила, но, когда она вошла, первое, на что она обратила внимание, это не офис сам по себе, возле стены без окон на бледно-зеленом диване сидела Ливия Нортвуд Уилер, она смотрела на Фиону очень сложносочиненным выражением лица: оно выражало предчувствие, ожидание, сомнение, вызов, высокомерие, и возможно что-то еще.

– Мисс Хэмлоу, сказала она властным голосом. Фиона неохотно отвела взгляд от непонятного выражения лица и посмотрела на более простое и понятное лицо Джэя Тумбрила. Высокий мужчина, с широкой костью, лет пятидесяти, с маленьким как у хорька лицом, сидя за своим столом, за которым окна выходили на Манхэттен, он не вселял такой ужас, как когда он был на ногах и расхаживал перед присяжными в зале суда.

– Да, сэр,– Фиона не узнала свой голос.

– В прошлый раз, когда миссис Уилер была здесь,– продолжил Тумбрил,– вы настигли ее у лифтов. Вы сказали, что это я вас послал.

Фиона в шоке воскликнула:

– О, нет, сэр! Она в страхе повернулась к миссис Уилер и сказала:

– Я такого не говорила. Даже близко такого не говорила.

Миссис Уилер на нее больше не смотрела, она смотрела на Тумбрила, сейчас ее выражение лица было более простое: удивление и обида.

– Джэй,– спокойно сказала она,– вы неправильно излагаете. Это я пришла к выводу, что это вы ее послали ко мне. Она все время отрицала этот факт.

Тумбрилу это не понравилось.

– С чего мне отправлять ее к вам?

– В последний раз в этой комнате было много ругани,– сказала она, похоже, она совсем не боялась Тумбрила, несмотря на то, как он на нее смотрел. – Я подумала, что, возможно, вы хотите таким образом помириться.

– Но зачем мне это делать?– он сказал это больше с нетерпением, чем из любопытства, как будто ответа и не ждал.

Ответа и не было.

– Я ошиблась,– спокойно ответила миссис Уилер.

Приняв свою победу как должное, Тумбрил снова обратил свое угрюмое лицо на Фиону.

– Раз не я попросил поговорить с миссис Уилер, тогда кто?– спросил он.

– Никто, сэр.

– Значит это была ваша идея.

– Да, сэр.

– Мисс Хэмлоу,– сказал Тумбрил,– вы же знаете правила для младших сотрудников, вроде вас, по поводу общения с клиентами?

– Да, сэр,– ответила Фиона так тихо, что сама себя едва услышала.

– И что говорится в этих правилах?

Это техника перекрестного допроса, который изучают в юридической школе. Но одно дело изучать это в теории, другое – пройти на практике. Фиона ответила:

– Сэр, мы не должны иметь прямой контакт с клиентом, пока партнер или старший сотрудник не попросит об этом.

– Джэй,– снова вставила свое слово миссис Уилер. – Я не хотела, чтобы у этой девочки были проблемы.

– Она сама себе создала проблемы, Ливия. Тумбрил махнул рукой в сторону Фионы, небрежно, как будто смахнул пыль.

– У нее нет оправдания ее поступку. Она даже никогда не занималась твоими делами. С чего ей с тобой вообще разговаривать?

– Ну,– самодовольно ответила миссис Уилер,– она сказала, что восхищается мной.

– Восхищается? Чем?

– Моей позицией в судебных процессах.

Тумбрил откинулся на стенку своего огромного кожаного кресла и снова неодобрительно посмотрел на Фиону.

– Ты что, изучала файлы?

– Да, сэр.

– По делу, к которому ты не имеешь никакого отношения?

– Да, сэр.

– Ты изучаешь дела, которые тебе не поручали,– резюмировал Тумбрил,– и кроме того, ты еще и подошла к человеку без разрешения

– Нет, сэр, я просто…

– Да, сэр! Значит так, леди, если ты думала, что таким образом втихаря ты сможешь извлечь какую-то выгоду, получилось все с точностью до наоборот. Сейчас ты пойдешь, освободишь стол и будешь ждать секретаря, чтобы тебя выпроводили из здания!

– Джэй!

– Я знаю, что делаю, Ливия. Мисс Хэмлоу, фирма пришлет вам ваш финальный расчет по почте. Надеюсь, вы понимаете, что фирма не даст вам рекомендаций.

– Да, сэр.

– До свидания, мисс Хэмлоу.

В шоке, все еще не понимая, что с ней только что произошло, Фиона повернулась к двери.

– Леди,– позвала ее миссис Уилер, Фиона повернула свою тяжелую голову в ее сторону, женщина наклонилась к ней и протянул визитку. – Позвоните мне,– сказала она.

Едва соображая, что она делает, Фиона взяла визитку. Она не смогла придумать, что сказать в ответ.

А Тумбрил придумал.

– Ты делаешь ошибку, Ливия.

– Не первая из тех, что я допускала в этом офисе,– отрезала она.

Тумбрил бросил последний суровый взгляд на Фиону.

– Можешь идти.

И она пошла.

Конверт! Если охрана найдет этот конверт со всей информацией о наследниках Нортвуда, ее не просто уволят, ее обвинят в тяжком преступлении, ее репутация будет разрушена навсегда.

Пытаясь не выдавать отчаяние, Фиона быстрее обычно прошла до своего рабочего места. Она достала из сумки конверт, приклеила почтовую наклейку на него, написала дедушкины имя и адрес и пошла и кинула его в корзину, где на рабочем месте отсутствовал человек, по дороге в туалет.

Когда она уже вошла в туалет, поняла, что пришла не зря, потому что, когда она только вышла, возле входа уже стояла охрана, в виде грузной женщины в коричневой форме, которая стояла и хмурилась.

– Фиона Хэмлоу?– спросила она.

– Да.

– Вы должны быть на своем рабочем месте.

– Когда вас увольняют,– спокойной ответила Фиона,– можно себе позволить сходить в дамскую комнату. Дайте помыть руки.

Женщина-охранник проводила ее до самого рабочего места, где сосед Имоджен сидел с вытаращенными глазами, но он знал, что лучше ничего не говорить. Фиона собрала пару своих вещей со стола, позволила охране проверить свою сумку, и после они пошли к лифтам.

Фиона бросила последний взгляд; все было так знакомо, такой большой отрезок ее жизни прошел здесь. Все эти сутулые спины, эти компьютеры, телефоны, кипы бумаг, все эти существа работали веслами на галере, пока их хозяева наслаждались видом там, возле окон.

Фиона улыбнулась. Как будто вдруг с ее плеч свалился тяжкий груз, о котором она даже не знала.

– А знаете,– сказала она женщине-охраннику,– а ведь я очень везучая.

 

29

Уже в полдень пятницы Анна Мари села на автобус обратно в аэропорт ЛяГуардия из Вашингтона. Келп выехал из дома пораньше, поэтому у него было достаточно времени, чтобы найти подходящие колеса, чтобы отвезти Анну Мари обратно в их гнездышко. В приоритете для него, как и всегда, были машины с докторскими номерами, он был уверен на сто процентов, что доктора знают вся тяготы человеческой жизни, поэтому всегда стараются обеспечить себя комфортом, в частности хорошими автомобилями.

Эта поездка была чуть более важной, чем обычно, потому что Анна Мари отсутствовала три дня в Вашингтоне, встречаясь с Человеком с Сережками по просьбе Келпа. Поэтому, когда Келп начал свою прогулку по долгосрочной парковке, конечно же, в поисках автомобиля с докторскими номерами и без пыли (что означало, хозяин авто только недавно ее оставил), его особым критерием на этот раз стал факт, чтобы владельцем машины была женщина. Раньше он бы искал скромный седан со средним пробегом или меньше, но времена меняются, запросы тоже.

Но что-то все равно нужно было найти. Келп походил между возможными вариантами, а потом увидел белый Лексус RX 400h, гибрид с низким потреблением топлива, и да, с докторскими номерами, что было не обычно видеть на белом автомобиле. Если этот доктор ездит на гибриде, значит он заботиться о планете. И эта наклейка на бампере: Земля – это наш дом, нужно содержать ее в чистоте. Ага. Когда он посмотрел через водительское окно, он увидел последнее убедительное доказательство: две бутылки польской ключевой воды в подстаканниках.

Знакомый Келпа по имени Валли Кнэр продал ему недавно один пульт, дороже, конечно, чем он того стоил, но все же, пульт был грамотно переделан. Изначально он был предназначен для того, чтобы искать нужный канал на телевизоре, VCR и DVD, а теперь эта штука делает все то же самое только с автомобилями, и таким образом все трудности прошлых лет остались в прошлом. Келпу пришлось раз двенадцать нажать на пульт, чтобы Лексус доброжелательно пикнул. Он залез внутрь, чтобы убедиться, что парковочный талон за козырьком, там он и оказался, потом закрыл Лексус и пошел встречать Анну Мари.

Похоже, она одна единственная выходила из зала прибытия без чемодана. Вместо чемодана у нее через плечо висела огромная черная кожаная сумка, которая билась о бедро, когда она шла, от чего она была похожа на стюардессу без формы, и судя по тому, что он успел ухватить краем уха из разговоров других пассажиров, некоторые хотели бы ее видеть вообще без ничего, но это все неважно: она теперь вернулась к своему парню.

Они поцеловались, к разочарованию некоторых пассажиров, и пошли на парковку, где Анна Мари одобрительно кивнула, увидев Лексус и сказала:

– Это для меня?

– Сегодня выбрал особенный вариант.

– Ты очень заботливый,– похвалила Анна Мари, когда они уже садились в машину.

Когда Келп настроил кресло, и тогда Лексус стал идеальным. Келп с удовольствием оплатил парковку на три дня и они выехали на Гранд Централ Паркуэй, в сторону города.

Пока они ехали, он сказал:

– Полагаю, все прошло хорошо.

– Ты мне должен четыреста баксов.

– В смысле, помимо расходов на перелет, я так понимаю. А с чего?

– Мистер Человек с Сережками захотел предоплату,– сказала она. – Он понял, что здесь пахнет криминалом, и он не хочет рисковать своей репутацией просто так.

– Понимаю,– ответил Келп. – Ты правильно сделала, что заплатила ему.

– Но знаешь, Энди,– предупредила она,– я не спонсор банды.

– О, да, конечно, знаю,– уверил ее Келп. – Мы с Джоном на выходных уже сделаем кое-что.

– Хорошо.

– Но в остальном он сказал, что никаких проблем нет, а?

– Он не захотел говорить, насколько сложно или легко это будет,– ответила она,– но я могу предположить.

Сто двадцать пятая Стрит Бридж была уже совсем рядом.

– Я по тебе соскучился,– сказал он.

– Хорошо. Я тоже.

Сегодня поужинаем где-нибудь.

Она обдумала предложение. Сегодня поздно поужинаем где-нибудь.

 

30

Дортмундер думал, что он участвует в выгодном деле, поэтому ему очень не понравилось то, что мало того, что эту кражу практически невозможно осуществить, но и то, что они уже были в минусе четыреста долларов. Он понимал, что Анна Мари сделала то, что должна была, но тем не менее.

В течение выходных, Дортмундер и Келп, чтобы выплатить свой долг, пару раз посещали после рабочего времени дорогие магазины на Мэдисон авеню, где взяли пару вещичек дорогих и ценных, и потом им нужно было навестить своего знакомого Арни Олбрайта, который властям был известен как скупщик краденого, а для своих клиентов как парень, которому можно сдать то, что ты не хочешь больше таскать с собой.

Разговоры с ним всегда были короткие, неприятными и даже грубыми, потому что Арни прекрасно знал, что у него есть конкуренты, которые не всегда берут то, что есть и которые будут спорить до хрипоты за каждый доллар, и они также знали о существовании Арни. Арни знал, что клиенты не могут долго стоять и смотреть ему в лицо, сейчас особенно, потому что красная сыпь снова вернулась, и выглядело так, как будто он заснул в миске с сальсой. После того, как получишь наличку, всегда хочется прийти домой и помыть ее с мылом.

Судя потому, что от Джонни Эппика и его нанимателя, мистера Хэмлоу не было новостей, Дортмундер пришел к выводу, что у внучки были проблемы с составлением списка наследников, что его не сильно беспокоило, потому что он до сих пор не знал, что с ним делать. Так что пока не будем будить спящего пса Эппика.

И это отлично получалось до понедельника, до того момента, как Мэй ушла в «Сэйфуэй». Тогда и позвонил телефон, Дортмундер отложил «Дэйли Ньюз»- все равно в сегодняшних новостях он не увидел ни одного знакомого имени,– поднялся, прошел через кухню, поднял трубку и сказал:

– Мда.

– Мистер Хэмлоу хочет нас видеть. У него.

Дортмундер печальным голосом спросил:

– Мне опять нужно ехать на такси?

– Не думаю, что у тебя есть время идти пешком,– ответил Эппик и повесил трубку.

Швейцар с полным отсутствием эмоций на лице сказал:

– Второй джентльмен уже вас ждет.

– Да, я его вижу,– ответил Дортмундер. Он был не в настроении, потому что ему уже пришлось потратить столько денег, полученных от Арни Олбрайта.

А настроение Эппик, похоже, не было плохим, он просто наблюдал. Поднимаясь с кресла из кости носорога, он сказал:

– Судя по голосу, он не очень-то и в настроении.

– То есть как обычно.

– Может даже хуже, чем обычно.

Пока они поднимались в лифте, Эппик сказал:

– Посмотрим, как пойдет.

– Звучит как очень хороший план,– согласился Дортмундер.

Похоже, хорошего ожидалось мало. Мистер Хэмлоу в своем кресле ждал их на своем месте на отполированном полу в своем пентхаусе, но, когда они вышли из лифта, он не развернулся как в прошлый раз, не пригласил присесть. Он остался стоять на месте, они стояли перед ним, и, когда дверь лифта закрылась, он сказал:

– Хотел сказать вам лично. Я никого из вас не обвиняю в случившемся.

Эппик насторожился:

– Что-то произошло?

– В прошлую среду,– сказал мистер Хэмлоу,– мою дочь уволили. Она стеснялась мне рассказать, но сегодня утром пришло письмо, в котором был тот самый список наследников.

– В смысле тот, который попросил Джон,– уточнил Эппик, пытаясь уклониться от продолжения беседы.

– Да, конечно.

Мистер Хэмлоу сегодня казался еще более сморщенным, чем обычно, как будто из этого медицинского мяча вылезла набивка. Сегодня его взгляд был более беспокойный, чем взгляд ястреба, и даже красный берет сверху, который был похож на коктейльную вишенку сверху, не спасал положение.

– Я позвонил ей сразу как получил конверт,– сказал он,– она рассказала мне, что ее уволили, провожали с охраной до самых дверей и у нее практически не было времени, но она успела отправить мне конверт до того, как ее вещи проверили.

– Обыскали! Эппик был и удивлен, и возмущен одновременно.

Колено мистера Хэмлоу успевало дернуться два раза, пока он делал один кивок опечаленной головой.

– Теперь вот такая корпоративная этика на прощание,– сказал он. – Особенно, когда работник нарушает правила, что Фиона и сделала, по моей вине. Я виню в этом всем только самого себя, и больше никого.

Дортмундер, которому Фиона Хэмлоу своего рода нравилась, спросил:

– А какие правила она нарушила?

– Она выловила Ливию Нортвуд Уилер. Она не имела права разговаривать с миссис Уилер, потому что она не работала по ее делам. Человек на должности Фионы – на бывшей должности Фионы – не может разговаривать с клиентом, пока не попросят.

– Это ужасно, мистер Хэмлоу,– сказал Эппик. Он искренне расстроился.

– Это все мой эгоизм, из-за него все это произошло,– вздохнул мистер Хэмлоу. – Все, мой эгоизм. Кого вообще интересуют старые обиды, старые истории? Кто сможет исправить ситуацию столетней давности? Никто. Виноватых больше нет. Люди, которые сейчас имеют к этому отношение, что бы они не сделали, мне они никогда больно не делали. А я только учинил трудности своей внучке.

– Мы все исправим, мистер Хэмлоу,– сказал Эппик, вдруг воодушевившись. – Когда мы заполучим этот…

– Нет.

Дортмундер уже понимал, к чему все это идет, но Эппик, похоже, еще нет. Он моргнул, сделал шаг назад к двери лифта.

– Нет? Мистер Хэмлоу, вы же не…

– Да,– на этот раз мистер Хэмлоу был абсолютно уверен в том, что говорит. – Пусть шахматный набор остается там, где он есть,– сказал он. – От него и так уже многие пострадали, пусть остается под землей.

«С удовольствием поддержу»,– подумал Дортмундер.

Но Эппик не собирался сдаваться.

– Сэр, но мы же работали над…

– Я знаю, Джонни,– сказал мистер Хэмлоу,– и я это очень ценю, но работа закончена. Пришлите моему бухгалтеру финальный подсчет, с вами сразу рассчитаются.

– Ну… – неуверенно сказал Эппик. – Если вы уверены.

– Уверен, Джонни. Спасибо и до свидания.

– До свидания, сэр.

Эппик уже развернулся, чтобы нажать на кнопку лифта, но Дортмундер решил напомнить о себе:

– Эй. А как насчет меня?

– Мистер Дортмундер,– сказал мистер Хэмлоу,– я вас не нанимал. Вас нанимал Джонни.

– Даже не смотри на меня, Джон,– сказал Эппик, как будто знал, что Дортмундер как раз собирается так поступить.

– Почему нет?

– Потому что, Джон,– ответил Эппик так, как будто ему приходилось объяснять элементарные вещи,– ты ничего не сделал.

Дортмундер не верил своим ушам.

– Я ничего не сделал? Я проехал всю Новую Англию, сидя на полу. Я все мозги себе ломал, пытаясь придумать, как можно вытащить этот чертов шахматный набор. Я ездил на такси чаще, чем девушки из эскорта. Я работал мозгами.

– Разбирайтесь вдвоем,– ответил мистер Хэмлоу. – Хорошего вам дня. И сейчас он развернулся и уехал в дверь, ведущую в другой коридор.

Эппик наконец-то смог нажать кнопку лифта.

– Ну, Джон,– сказал он,– думаю, ты должен считать это как положительный опыт.

Дортмундер ничего не ответил. Приехал лифт, они вместе зашли, он все еще ничего не сказал. Никаких эмоций на лице.

Уже на улице Эппик сказал:

– Не делай проблем, Джон. У меня все еще есть те фотографии.

– Я знаю,– сказал Дортмундер.

– Максимум, что я могу сделать,– предложил Эппик,– это оплатить такси для нас двоих до центра.

– Нет, спасибо,– ответил Дортмундер. Ему нужно было побыть одному, подумать. О том как взять реванш.

– Я пройдусь,– ответил он.

 

31

Как и многие сотрудники Полицейского управления Нью-Йорка Джонни Эппик не жил в пяти кварталах Нью-Йорка уже многие годы; вообще-то с тех самых пор, как он начал второй год службы, женился и съехал от родителей в Квинсе и создал свою семью – два мальчика и девочка, которые на данный момент уже успели создать свою семью, но профессию папы никто не продолжил – на Лонг Айленде.

В отличие от своих коллег Эппик не приобретал жилье в городе, чтобы потом оставить его жене или даже нескольким, он был из тех, кто остается с одной семье и навсегда, и разделяет семью и работу. Квартира на Западной Третьей улице была новой, и с момента своего увольнения он оставался все время дома. А поскольку он и Розали все еще любили друг друга и не хотели ничего менять, они пришли к выводу, что ему нужно меньше проводить времени дома. Он больше не работал. Жестоко, но тем не менее. Так и появился Джонни Эппик по найму.

Он был не первым копом, который стал частным детективом. Пенсия хоть и была хорошей, но дополнительный заработок никогда не бывает лишним, хотя не по этой причине многие бывшие копы занимаются охранными компаниями, бронированным автомобильным оборудованием или банками. Первостепенной причиной была скука; после таких трудностей, ужасов и удовольствий на предыдущей работе было просто невозможно сидеть на диване с пультом от телевизора в одной руке и банкой пива в другой. Лучше это оставить для молодых лентяев, которые еще не вылупились из своего кокона.

Поначалу после увольнения Эппик подумывал о том, чтобы устроиться на другую работу, но столько лет работы на кого-то – это уже было более, чем достаточно. Пришло время стать самому себе боссом и посмотреть, как пойдет. Он получил лицензию частного детектива, что для бывшего копа совсем не трудно, снял офис на Восточной Третьей улице за небольшие деньги, потому что он знал, что впечатлять крутыми офисами ему некого. Все, что ему было нужно,– это файлы и телефон. Кроме того, частные детективы, в основном, селились в таких местах.

Как только с лицензией и адресом было все сделано, Эппик решил, что нужно еще сделать фирменные бланки и визитки. Когда все было подготовлено, он рассказал всем копам, адвокатам и другим людям, с которыми познакомился за время своей работы, о своем новом деле, и первым уловом был мистер Хорас Хэмлоу.

Какой это был улов… Просто невероятное везение: богатый, честный и всецело поглощенный своей идеей. Он отложил всех потенциальных клиентов, которые оставляли сообщения на автоответчике, и посвятил себя всецело мистеру Хэмлоу, вплоть до поиска занюханной кучки мошенников, на которых можно свалить всю грязную работу.

И что теперь? Потерянное время и деньги. С таким успехом он мог бы и газеты разносить, были бы те же деньги и точно так же он не сидел бы дома.

Да уж. Поскольку план с шахматным набором провалился, Эппик снова сменил приветственное сообщение на автоответчике, сделал пару настойчивых звонков и начать получать заказы помельче, но работа была не такой раздражающей. То ревнивая жена, то разведка по медицинским показателям в поисках кровного отца. По крайней мере, он держался на плаву.

В один ветреный понедельник, спустя две недели, как они распрощались с мистером Хэмлоу в его квартире, в первый понедельник декабря, Эппик проехался по городу, оставил свой Приус на парковке за квартал от своего офиса, прошелся, на лифте поднялся на свой этаж, вошел в офис и увидел, что тут произошло ограбление. Ограбили. Все под чистую.

Вынесли все. Телефон, факс, принтер, компьютер, телевизор, DVD, тостер, и даже более мелкие бытовые предметы.

Все было отработано настолько четко и профессионально, что он, даже со своей обидой, вынужден был это признать. На дверном замке практически не было видно следов. Его три сигнализации, в то числе от которой сигнал поступает сразу в участок, были демонтированы или очень аккуратно и грамотно отключены. Все исчезло, и даже следа не осталось.

Эппик, конечно же, сразу позвонил в участок – с мобильного, потому что городской телефон и автоответчик унесли – хотя прекрасного понимал, что таких персонажей никогда не поймают. Но он должен был заявить о краже, чтобы получить страховку, а страховая компания обязательно займется тщательной проверкой.

После этого у него было много головных болей по поводу восстановления всего, что было утеряно и сломано во время нарушения его частной и профессиональной собственности, нужно было также добавить дополнительные методы охраны, чтобы эти ублюдки не позарились на это место еще раз.

Копы, которые пришли на место преступления, были ему незнакомы, потому что он никогда не работал в этом участке. Они были отзывчивыми и вели себя очень профессионально, хоть и слегка пренебрежительно, ровным счетом так, как вел бы он себя, если бы они поменялись ролями. Он терпеть не мог допросы, и злость его отпустила только, когда копы ушли.

Теперь только оставалось скрыть следы этой катастрофы до прибытия двух клиентов. Для частного детектива быть ограбленным – это верх непрофессионализма, так карьера и заканчивается. Он быстро смотался с центр в магазин электроники и купил там новый телефон с автоответчиком, на который записал сообщение еще более скрипучим голосом, чем обычно:

«Привет. Вы позвонили Джонни Эппику. Все выходные чувствую себя плохо, надеюсь, это не грипп, поэтому сегодня меня на месте нет. Оставьте мне сообщение, надеюсь, завтра к утру уже буду здесь в полном здравии.

Оставшуюся часть необходимого инвентаря для офиса он купит на острове, чтобы не платить налог Нью-Йорка. Нет смысла торчать в разграбленном офисе целый день.

Когда он ехал по Лонг Айленд Экспрессуэй, до него, наконец-то, дошло, как будто в голове засветилась неоновая вывеска: Дортмундер.

Конечно. Поначалу из-за шока, ему это не пришло сразу в голову, он не собрал весь пазл воедино, тем не менее, если подумать, кто еще это может быть? Дортмундер. Он должен был получить хоть что-то после провала с шахматным набором. А он еще ныл о таких мелочах, как растраты на такси, что даже заставило поверить в его человечность.

Этот сукин сын две недели, с понедельника до понедельника, выжидал подходящий момент, времени, в принципе, достаточно, но Эппик все прекрасно понял.

Но было еще больше. Все остальное было просто туманом, вершиной айсберга. Его беспокоила только одна украденная вещь – компьютер. Этот маленький ящик с провокационными фото Джона Дортмундера теперь пропал.

Да, и когда на следующий день он пришел в офис – мысль, которая тоже не пришла ему в голову сразу – он начал искать эти самые фотографии в распечатанном виде, и, конечно же, они тоже исчезли.

«Мне больше не за что прижать Джона Дортмундера к стенке»,– подумал Эппик. Дортмундеру нужно было слезть с крючка. А зачем? Потому что он что-то задумал. А что?

Эппик нахмурился и с таким выражением лица ехал на восток до самого дома.

 

32

– Они больше никогда не вернуться!

– Несса,– спокойно сказал Брэйди, пока они обедали размороженными рыбными палочками, размороженной картошкой фри и баночным пивом,– конечно, они вернуться. Они проделали весь этот путь сюда, чтобы убедиться, что все в порядке.

– Тогда, когда они уехали,– воинственно скрестила пальцы Несса над своими рыбными палочками в столовой, которая была предназначена для гораздо большего количества гостей,– они должны были понять, что все совсем не так, и поэтому они не вернуться!

– Несса, не нужно кричать, я тут, перед тобой.

– Но ты ведь меня не слышишь,– возмутилась она. – Эти придурки больше не придут.

Он удивился, почти обиделся:

– Что значит «придурки»? Они очень серьезные люди.

– Хах.

– Они обсуждали, где можно спрятать очень ценный шахматный набор,– напомнил ей Брэйди. – И они собирались спрятать его здесь. Они даже присмотрели этот стол в гостиной.

– Они его хотели тут спрятать?

– Да.

– То есть как? Поставить на стол на видное место?

– Я тебе уже рассказывал, Несса, там было что-то про письмо. Ну помнишь, про Эдгара Алана По.

– Мы читали только стихотворение «Ворон»,– надулась она. – И это было очень скучно.

– Ну вот, у него были еще и другие произведения,– сказал Брэйди,– и в одном из них говорилось, что, если хочешь что-то спрятать, поставь это на самое видное место.

– Поставь на самое видное место,– повторила Несса,– где я не буду ожидать, и угадай, что будет потом.

– В общем, Эдгар Аллан По – это то, что они собираются делать,– подытожил Брэйди,– и они точно вернуться.

– Брэйди,– сказала она, с полным ртом, набитым рыбными палочками, и драматичным жестом махнула в сторону окна,– снег ведь идет.

– Я знаю.

– Опять.

– Я знаю.

– Мы в горах в Новой Англии в декабре. Брэйди, по телевизору только и говорят, что о наносах. А ты вообще знаешь, что такое наносы?

– Слушай, Несса….

– Ты хочешь просидеть здесь до весны? Здесь?

А ведь Брэйди был бы не прочь остаться здесь вообще навсегда. На данный момент этот дом был в его полном распоряжении, никаких обязательств, и рядом с ним прекрасная девушка, которая всегда согласна пойти с ним в постель – хотя, что-то в последнее время это случалось не так часто, как хотелось бы, к несчастью – а тут еще в конце радуги появился образ очень ценного шахматного набора. Так в чем тогда может быть проблема?

Конечно, так говорить не стоит, но вся проблема была в Нессе. У нее как будто была боязнь остаться одной вдали от города. Ей слишком быстро стало скучно, вот и все. Все эти дни он развлекал ее как мог, ну или сколько она смогла выдержать, и все же, ей стало скучно.

Ему оставалось только спокойно себя вести, вот и все. Это всего лишь фаза, через которую Несса сейчас проходит, но скоро она будет в порядке. Может весной, когда снова зацветут цветы. Но он прекрасно понимал, что лучше вслух этого не говорить.

– Милая,– сказал он,– я слышал, о чем эти парни разговаривали, и они это и имели ввиду, они вернуться, я знаю, что они говорили об этом серьезно.

– Они придурки,– сказала она и снова набила рот картошкой фри.

Он замолк на мгновение, рыбная палочка остановилась на полпути.

– Зачем ты это повторяешь?

– Они приехали сюда,– напомнила она ему,– вчетвером, они искали место, куда спрятать свой бесценный шахматный набор, и даже нас не заметили.

– И все же, не нужно их как-то охарактеризовать. Мы просто для них слишком умны, вот и все. На прошлой неделе эти парни приехали сюда, а мы тут уже несколько месяцев, и они до сих пор не знают, что мы тут.

Первую пятницу каждого месяца сюда приезжали парни проверить дом, проверить сточные трубы, датчики дыма и все в таком духе. От них было просто спрятаться, поэтому Брэйди и Несса делали это с легкостью.

К этому она и подводила.

– Мы знаем, что они придут,– сказала она. – Они не будут рыскать по дому, они просто сделают то, что им нужно. Эти придурки вдруг ни с того, ни с сего объявились, когда мы этого совсем не ждали, и они обошли почти весь дом, пока мы путались у них под ногами…

– Наверх они так ни разу и не поднялись.

– Но они обошли весь первый этаж, Брэйди, и они даже не заподозрили нашего присутствия, и после этого ты говоришь, что они серьезные?

– Они вернуться,– не сдавал он своих позиций.

– Но не этой зимой,– не уступала она. – И я бы не хотела оказаться здесь весной.

– А где бы ты хотела оказаться?

Она уставилась на него. Это был обеспокоенный взгляд, и продолжалось это довольно долго, потому как в этой требовательной тишине она успела уничтожить большую часть вредной пищи в своей тарелке. Он инстинктивно понял, что сейчас лучше ничего не говорить, ничего не делать, нужно дать ей время обдумать ответ, пусть шестеренки в ее голове спокойно шуршат. Он не понимал, почему ей не нравится в этом раю – изначально не нравилось – но может, если он будет вести себя очень тихо и внимательно, у нее это пройдет, и все встанет на свои места. Они просто будут и дальше веселиться. И не будут ни о чем беспокоиться. Не придется слушать придирки других.

Она облизала пальцы. Они всегда забывали про салфетки, поэтому она просто вытерла руки о джинсы.

– Я хочу домой,– заявила она.

– Что?

– Не прямо сейчас,– сразу предупредила она.

– Что.. Как… Мы, ты, я…

– Я сначала хочу что-то увидеть, побывать где-нибудь, хочу, чтобы что-то происходило со мной.

– Мы, мы…

– Думаю,– сказала она,– я бы хотела поехать для начала на юг, например, во Флориду. А оттуда можно кругом вернуться домой.

– В Небраску? Несса? В Намбнутс, штат Небраска?

– Я скучаю по ребятам,– сказала Несса.

– Нет, не скучаешь,– отрезал он. – Вот это были настоящие придурки. Ты не можешь скучать больше, чем я.

– Мне чего-то не хватает,– настаивала она на своем. – И в любом случае, нам нужно отсюда уезжать. Я не хочу, чтобы меня здесь засыпало снегом, нам нужно отсюда уезжать, вот и все.

Он попытался прибегнуть к логике:

– Как? У нас нет денег.

– Мы отсюда что-нибудь украдем,– предложила она. – А потом сдадим в ломбард. Например, каминные часы или тостеры. Мы отсюда уедем, пока есть возможность уехать по главной дороге, поедем на юг, где немного потеплеет, а весной, когда мы поедем домой, возможно, мы заглянем сюда еще раз, посмотреть, как это все выглядит после наших поездок.

– По миру, ты имеешь ввиду?

Она окинула взглядом большую пустынную столовую.

– Это не мир, Брэйди,– сказала она.

«Весной,– подумал он,– я приеду сюда, шахматный набор уже будет стоять на столе, где они и сказали, и я его сразу замечу, потому что я знаю секрет. А пока сделаем Нессу счастливой».

– Ладно,– сказал он. – Поедем на юг. Поедем во Флориду. Стартуем завтра утром.

– Хорошо.

Несса наконец расслабилась.

– По крайней мере,– сказала она,– нам теперь не нужно мыть все эти тарелки.

В Джексонвилле, штат Флорида, возле бассейна одного из мотелей они познакомились с человеком, который играл в группе альтернативного рока, эта группа играла в этом городе на этих выходных, а потом они уезжали дальше на гастроли.

– Приходите ко мне в номер после обеда, дам вам пару билетов,– сказал он, они поблагодарили его, и он ушел, улыбаясь, покачивая волосатыми плечами, а капли воды после бассейна сверкали в бороде и длинных волосах, завязанных в хвост.

Чуть позже Несса уже хотела уходить оттуда, но Брэйди нравилось наблюдать у бассейна за девчонками из колледжа, поэтому он сказал:

– Я тут еще немного побуду. Если сейчас он получает от Нессы то, что ему нужно, не так часто, он хотя бы сможет смотреть на других, а потом, кто знает, может с одной из них удастся найти укромное местечко на пару минут.

Но ничего не произошло, и более того, он и так понимал, что ничего такого не случиться, поэтому примерно час спустя, он вернулся в номер и увидел, что Нессы нет. Не было и ее чемодана, и налички в его кошельке тоже не было.

Брэйди больше никогда не видел Нессу. Уже без нее он вернулся в Намбнутс, дома его простили, он устроился работать в Старбакс и вел себя как примерный мальчик всю свою жизнь. В какой-то момент он даже перестал вспоминать о Нессе, но иногда, время от времени он задавался вопросом: Что произошло с тем шахматным набором?