ДЕНЬ НА ДЕНЬ НЕ ПРИХОДИТСЯ
Дональд УЭСТЛЕЙК
Гарри вернулся в отель, когда я уже застегивал ремень кобуры под левой рукой.
– Оставь, Ральф, – сказал он.
– Оставь? – спросил я. – Что значит «оставь»? Он снял пальто и швырнул его на кровать.
– Банк закрыт.
– Он не может быть закрыт, – возразил я. – Сегодня вторник.
– Вот здесь ты и не прав, – сообщил Гарри, потом достал из кобуры свой пистолет и тоже швырнул его на кровать. – Очень даже может. Все может быть закрыто. Сегодня – День Гриффина.
– День чего?
– Гриффина, – пояснил он, стянул кобуру с ремнями и швырнул туда же на кровать. – День Кении Гриффина.
– Ладно. Сдаюсь, – согласился я. – Что такое «кенни гриффин»?
– Это астронавт, – ответил Гарри, расстегнул воротник рубашки и плюхнулся на кровать сам. – Он родился и вырос в этом городе. Сегодня он сюда возвращается. Горожане устраивают в честь него торжественное шествие.
– Перед банком?
– Какая разница? – Он вытащил из-под себя пистолет, поправил подушку и закрыл глаза. – Банк все равно не работает. Я наклонил голову, прислушиваясь к доносящимся издалека звукам оркестровой музыки.
– Очень мило с их стороны.
– Они собираются вручить ему ключи от города, – сказал Гарри.
– Очень мило.
– Речи, детишки с цветами и все такое.
– Это так мило, что меня просто мутит.
– Но он побывал на орбите, – заметил Гарри.
– Вот там бы и оставался, – размечтался я.
– Завтра будем работать.
– Знаю, – сказал я, – но это все равно раздражает.
Меня происходящее раздражало куда больше, чем Гарри, потому что планировал операцию именно я. А я ненавижу, когда план срывается или что-то приходится менять. Даже если эти изменения незначительны. Скажем, как запланировать дело на вторник, а проворачивать его в среду. Совсем маленькое изменение, не имеющее в общем-то никакого значения. Но нам придется провести в этом городишке лишний день, который увеличивал шансы опознания нас в будущем. Нам придется поменять авиабилеты, и какой-нибудь догадливый клерк может об этом вспомнить. В отеле в Майами мы появимся на день позже, чем обратим на себя внимание и там тоже. Ничего страшного, может быть, тут и нет, но, чтобы потопить большой могучий крейсер, бывает достаточно одной маленькой пробоины. Помню, в детстве я увидел эту фразу на плакате, и она еще тогда произвела на меня сильное впечатление.
Я по натуре организатор. Этот банк и этот городишко я «вычислял» целых три недели еще до того даже, как родился план. Потом пять дней после разработки плана. Я выбрал правильный метод ограбления, правильное время, правильный маршрут отхода, правильное все, что угодно.
Единственное, чего я не предусмотрел, это астронавт, выросший в этом городке и решивший посетить родные места именно ямой день. Как я позже сказал Гарри; «Что он, не мог просто позвонить?».
Одним словом, мы провернули работу в среду. Ровно в 2.54 мы вошли в банк, надели на лица маски и объявили: «Ограбление! Всем оставаться на местах!»
Все застыли. Пока я наблюдал за людьми в банке и за входной дверью, Гарри забрался за стойку и принялся набивать сумку деньгами.
Надо сказать, что в среду план сработал ничуть не хуже, чем сработал бы во вторник. Три дня в середине недели, во вторник, в среду и в четверг, в 2.54 в помещении банка оставалось только трое сотрудников; все остальные уходили на ленч. Позже, чем обычно, им приходилось ходить потому, что в привычные для ленча часы в банке как раз бывал наплыв посетителей. Но в 2.54 в те дни, когда я проверял, там никогда не набиралось больше трех человек, а средняя цифра получилась чуть выше единицы.
В день ограбления, например, у стойки оказалась только одна невысокая престарелая леди, которая несмотря на яркое солнце пришла с зонтом для дождя.
Оставшаяся часть плана должна была сработать в среду ничуть не хуже, чем во вторник. Светофоры по моим замерам работали одинаково во все дни недели, расписание самолетов оставалось таким же, а движение на кольцевом шоссе нисколько не отличалось от движения в другие дни. И все же я не люблю, когда что-то меняется не по моей воле.
Без минуты три, за минуту до срока, Гарри закончил набивать сумку деньгами. Мы оба встали у двери, и, когда секундная стрелка часов пробежала еще один круг, Гарри спрятал пистолет, одним движением стянул маску, подхватил сумку и направился к пожарному гидранту, около которого мы припарковали угнанный «форд». Теперь мне оставалось ждать сорок секунд.
Я продолжал смотреть во все стороны сразу: на часы, на троих служащих банка, на старушку и на Гарри, сидящего в машине. Если бы ему не удалось завести машину вовремя, нам пришлось бы ждать еще минуту и десять секунд.
Но машина завелась сразу же. Спустя тридцать одну секунду Гарри подал мне знак. Я кивнул, подождал еще девять секунд и метнулся из дверей банка. Сорвав маску и спрятав пистолет на место, я пробежал восемнадцать шагов, нырнул в машину, и мы поехали. На углу стоял светофор.
– Двадцать две мили в час, – сообщил я, глядя на красный глаз светофора.
– Знаю, – ответил Гарри. – Не беспокойся. Я все помню.
Зеленый свет зажегся именно в тот момент, когда мы подкатили к перекрестку, и машина проскочила поперечную улицу даже не замедлив ход. Оглянувшись, я увидел людей, только-только выбегающих из дверей банка.
Справа чуть ближе середины квартала отходила в сторону аллея. Гарри плавно свернул и аккуратно вписался в улочку шириной чуть больше нашей машины. Впереди стоял еще один автомобиль. Гарри ударил по тормозам, я прижал к себе сумку, и мы выскочили из «форда». Гарри открыл капот и, схватив пучок проводов, выдернул их из гнезд, потом захлопнул капот и бросился вслед за мной.
Я уже сидел во второй машине, напяливая на себя бороду, темные очки, кепку и свитер с высоким воротом. Гарри быстро надел свою бороду, берет и зеленый пиджак спортивного покроя, потом включил двигатель. Я посмотрел на секундную стрелку часов.
– Пять, – сказал я, – четыре, три, два, один. Поехали!
Мы вынырнули из аллеи, свернули налево и успели к светофору еще до того, как загорелся красный свет, затем свернув направо, проехали три квартала, каждый раз оказываясь у светофора вовремя, и выбрались на подъездную дорогу к кольцевому шоссе.
– Следи за дорожными указателями, – бросил Гарри, – а я буду следить за движением.
– Разумеется, – ответил я.
Почти в каждом городе есть теперь такие кольцевые объездные шоссе.
Удобно это не только водителям, которые едут мимо города и не хотят застревать на городских перекрестках, но и местным жителям, когда тем нужно быстро попасть из одной части города в другую. Здесь объездное шоссе представляло собой поднятое над землей кольцо с прекрасным видом на город и на его окрестности.
Но меня в тот момент не интересовали ни город, ни окрестности. В тот момент мне больше всего хотелось увидеть надпись «Аэропорт-Роуд» – выезд к аэропорту, и, пока Гарри уверенно гнал машину по шоссе, почти свободному после полудня от транспорта, я вглядывался в дорожные указатели.
Надо отдать должное городским властям, дорожных указателей они наставили предостаточно. Вот, например, первый выезд с кольцевой дороги, «Выезд на Каллисто-Стрит». Сначала мы проехали указатель, где значилось:
«Выезд на Каллисто-Стрит через четверть мили». Немного дальше: «Выезд на Каллисто-Стрит. Держитесь правой стороны». И наконец у самого поворота указатель со стрелкой, направленной к спуску с дорога: «Выезд на Каллисто-Стрит».
Конечно, все это предназначалось для местных жителей, и никакой информации относительно того, куда эта Каллисто-Стрит приведет, на указателях не было. Однако если вам необходимо попасть именно на Каллисто-Стрит, то проехать мимо нужного поворота вы не смогли бы ни при каких обстоятельствах. Гарри гнал машину, не превышая пятидесяти миль в час, разрешенных тут, а я продолжал смотреть, как мимо нас проносятся по три стандартных указателя на каждый выезд с кольцевой дороги: Вудфорд-Роуд, Игл-Авеню, Гриффин-Роуд, Кроувел-Стрит, Пятимильная дорога, Эсквайр-Авеню. Я взглянул на часы.
– Гарри, ты не слишком медленно едешь? Мы должны делать пятьдесят миль в час. Гарри обиженно надул губы. Он по праву считался одним из лучших водителей для подобных операций.
– Я делаю пятьдесят, – заявил он и жестом пригласил меня взглянуть на спидометр. Но я был слишком занят, высматривая дорожные указатели. Искал Аэропорт-Роуд, Аэропорт-Роуд.
– Но ведь дорога до поворота к аэропорту занимает гораздо меньше времени, – сказал я.
– Я делаю пятьдесят. И делал. Я взглянул на часы, потом снова на дорогу.
– Может быть, спидометр сломался. Может, ты делаешь только сорок.
– Я делаю пятьдесят, – твердо ответил Гарри. – Я знаю, что такое пятьдесят миль в час. Я это чувствую и без спидометра. И я делаю пятьдесят.
– Если мы опоздаем на самолет, мы влипли, – сообщил я. Гарри мрачно наклонился к рулевому колесу.
– Легавые сейчас, наверно, опрашивают там всех подряд, – забеспокоился я. – Рано или поздно кто-нибудь вспомнит, что видел, как из аллеи выезжала наша машина. И они примутся искать нас уже в этой машине и в теперешнем обличье.
– Следи за указателями, – предложил Гарри. Ничего другого мне не оставалось. Ремсен-Авеню, бульвар Де Витт, парк Грин Мидоу, Семнадцатая улица, Гленвуд-Роуд, Пауэрс-Стрит..
– Наверняка ты прозевал поворот, – сказал Гарри.
– Это невозможно. Я читал все указатели. Все. Твой спидометр скис.
– С ним все в порядке. Эрхарт-Стрит, Виллоуби-Лейн, Файеруолл-Авеню, Броуд-Стрит, Мэриголд-Хилл-Роуд...
Я снова взглянул на часы.
– Гарри, наш самолет только что взлетел.
– Ты все время смотришь на часы, – обвинил меня Гарри. – Вот так ты его и пропустил.
– Я ничего не пропустил.
– Вон снова Шуилср-Авеню, – сказал Гарри. – По-моему, мы здесь и выехали на кольцевую дорогу.
– Как я мог пропустить его? – воскликнул я. – Торопись, Гарри! На этот раз мы не промахнемся. Уж на какой-нибудь самолет мы попадем!
Гарри сгорбился над баранкой.
Нас остановили на половине второго круга. Какой-то глазастый полицейский заметил нашу машину (к тому времени они уже получили ее описание) и сообщил об этом по радио, так что немного дальше полиция перегородила дорогу. Мы подкатили к барьеру, остановились и они тут же нас сцапали.
Сидя на заднем сиденье полицейской машины, движущейся не кольцу уже в обратном направлении, я не удержался и спросил инспектора, к запястью которого меня приковали наручниками:
– Вы не откажетесь сообщить мне, куда подевалась дорога к аэропорту?
Он улыбнулся и показал за окно.
– Вот она. На указателе, в сторону которого он махнул рукой, значилось: «Выезд на Гриффин-Роуд через четверть мили».
– Гриффин-Роуд? – переспросил я. – Мне нужно Аэропорт-Роуд.
– Это одна и та же дорога, – сказал он. – Мы ее вчера переименовали в честь Кении Гриффина. Того самого. Астронавта. Мы все тут им очень гордимся.
– Ясно. То, что я о нем думаю, мне лучше, видимо, оставить при себе, – пробормотал я.