Рафаэль очень медленно уменьшил скорость на втором треке и тибетские колокола создали мрачную и туманную атмосферу потерянности в сером водовороте небытия, а по столу вдруг пробежала чья-то тень.

О нет, только не это! Неужели вернулись те четверо? «Я не позволю им отвлекать себя», — пообещал себе Рафаэль. Сейчас как раз такой критический момент!

Ему снова отвесят щелбана? Память тут же услужливо подкинула картинку громилы, его палец сгибается в кольцо, резко бьет Рафаэля по черепу. Сквозь шум колоколов в наушниках, он буквально снова ощутил ту головную боль. Ну чего он не выбросил из головы ту четверку, как только они вышли из его дома, и не стоит ли вернуться уже к своему «Вояжу»? Фигня какая-то!

Перед ним появилось круглое лицо, выплыло откуда-то со стороны как дирижабль. Оно улыбалось, что-то говорило и с его носа слезали очки. Это была женщина…

Его мать.

— Привет! — закричал Рафаэль и отскочил. Но на самом деле это не он отодвинулся, а дирижабль отплыл в сторону, все еще улыбаясь и что-то говоря, скрючился где-то сбоку над столом, пытаясь попасть в его фокус. Одет этот шарик был в белый гольф и золотые слаксы в облипочку, и все норовил заглянуть в лицо Рафаэлю.

Резкое движение Рафаэля привело к тому, что шнур от наушников натянулся и пришлось решать: или снять их или оторвать собственные уши. Тем временем его маман определенно теряла свои очки и махала руками, в попытке не дать им упасть на пульт управления.

Таким образом и мать и сын выделывали каждый свои па, в итоге она оказалась в очках, а он — без наушников.

— Ма! — кричал Рафаэль, обеими руками выключая всю аппаратуру. — Что ТЫ тут делаешь? И что ты делаешь ТУТ? Потому что его маман никогда сюда и носа не казала. Никогда ни один член его семьи не был у него дома и даже близко не подходил! Это было его убежище, безопасное гнездышко. Но теперь? Его мать здесь?

Дико озираясь вокруг, все еще нажимая на какие-то свои кнопки, и даже не ожидая ответа на первые два вопроса, он нервно бормотал:

— Я как раз собирался подмести, эмм, постирать, вчера как раз собрался, ммм…

— Рафаэль!

— Тут так не всегда, ма, я просто заработался…

— Рафаэль.

— У многих дома так же…

— Рафаэль, милый, я за тобой пришла.

— За мной? — недоуменно моргнул Рафаэль.

— Тебе надо прилично одеться.

Он тупо уставился на нее, не в силах прочитать ее мысли, видимо, из-за широкой улыбки.

Его маман всегда улыбалась. Будь то ночь или день, горе или радость; при ярком солнышке или страшном урагане; в пробке или же в одиноком плавании. Очевидно, антидепрессанты, которые она принимала во времена беременности Рафаэлем, она так и не перестала пить до сих пор.

В детстве Рафаэль даже завидовал другим детям, матери которых оставляли их, сходили с ума, психовали и бросались в слезы; обвиняли своих сыновей буквально во всех грехах — от не поднятой сидушки на унитазе до попытки матереубийства; выкидывали вещи, хлопали дверями и напивались до обеда. Ничего подобного в доме Рафаэля не происходило. В нем всегда царила тишь да гладь.

И вот теперь она здесь, в его доме, говорит, что «заберет» его и чтобы он «оделся прилично»! Вообще-то, он специально одевался в растянутые футболки и мешковатые шорты — чтобы одежда не мешала и не отвлекала. Он любил свои свободные шмотки! Что может быть лучше?

Хотя вопрос маман он-таки задал, но совсем другой:

— Для чего мне переодеваться?

— Потому что ты в суд идешь, дорогой. Давай, твой отец в машине ждет. Боится, что ее украдут. Тут не очень хороший район. Давай, Рафаэль.

— Суд?

Рафаэль повторил этот вопрос еще несколько раз, пока маман, не переставая что-то все так же монотонно говорила. Когда она замолчала, он снова стал спрашивать:

— Суд? Зачем? Какой суд?

— Ну, это все насчет бара твоего дяди Отто. Того, которым ты управляешь сейчас, потому что дядя Отто живет во Флориде.

— Там все нормально, — сказал он легкомысленно, но на какое-то мгновение ощутил нехороший укол, вспомнив тех четверых. Они тоже приходили по поводу этого бара! Ой, ну вот почему этот «Бар и Гриль» не может оставить в покое Рафаэля Медрика?!

А его маман, по-прежнему улыбаясь, говорила:

— Ну, так там случилась какая-то проблема, и дядя Отто прилетел из Флориды. Как я поняла, если дядя Отто не решит эту проблему с баром, то ему придется остаться здесь и жить со мной и твоим отцом.

— Зачем ему это делать?

«Мне не страшно», — заверял себя Рафаэль. — «Ничего страшного не могло случиться».

— Будем надеяться не зачем. Так вот, чтобы этого не произошло, тебе надо пойти в суд и объяснить все судье.

— Какому судье?

— И еще, помнишь доктора Глевада, того, что был с тобой во время условного срока? Он там тоже будет, поможет тебе ответить на вопросы.

— Доктор Глевад?

Скучнейший зануда, назначенный ему судом, и исполняющий свою роль спустя рукава и то только ради денег, совершенно не заботясь о самом Рафаэле. Они оба с самого начала пришли к обоюдному равнодушию по поводу друг друга, и почему этот человек теперь будет ему помогать?

Что-то тут не так.

— Не хочу я никуда ехать, — заартачился Рафаэль.

— О, дорогой мой, — взмолилась маман, однако улыбка с лица так и не сходила. — Если ты не пойдешь, то за тобой придет полиция и тогда судья подумает, что ты что-то скрываешь или не хочешь помочь или… я не знаю, что там судья в таком случае думает. Но тебе лучше поехать со мной и отцом.

Рафаэль печально взглянул на свою аппаратуру.

— Но я тут еще не доделал!

— О, да это подождет, милый. Не волнуйся, все будет в порядке. А теперь давай не будем заставлять твоего отца ждать, родной, иди переоденься. И как можно приличней. Носки, там, если они у тебя есть.

— Конечно у меня есть носки.

— О, прекрасно. Надень их. И поторапливайся.

Неохотно, но не в силах противостоять, он прошлепал босиком в спальню.

— И возьми свою зубную щетку, милый! — крикнула ему вслед маман.

Он оглянулся.

— Зубную щетку? В суд?

— О, да просто на всякий случай, — отмахнулась она, улыбаясь ему самой уверенной улыбкой.