Мы стояли по колено в снегу рядом с насыпью. Эбби навалилась на меня всем телом. Поезд тащился медленно, он был все еще довольно далеко от нас, и казалось, он никуда особенно не спешит.

Гангстеры спустились с насыпи следом за нами, остановились и, тоже утонув по колено в снегу, глядели на приближающийся поезд. Все четверо стояли с той же стороны от рельсов, что и мы.

У меня окоченели ноги. Эбби выручали ее высокие сапоги, а я до колен был мокрый, выше колен — замерзший, а выше шеи, как это ни печально, не особенно умный. Я совершил непростительную ошибку, отказавшись пойти в бар, откуда я мог бы позвонить в полицию или хотя бы вызвать такси. А теперь мы оказались в темноте возле железной дороги, где эти четверо могли расправиться с нами в два счета, и Эбби, похоже, не в состоянии была сделать ни шагу. Вдобавок ко всему я увидел, что поезд наконец поравнялся с тем местом, где стояли бандиты, и они один за другим стали запрыгивать на него, цепляясь за ступеньки и карабкаясь на маленькие площадки между вагонами.

— Эбби! — закричал я.— Они нас обманули!

Я понял, что они затеяли. Они подъедут сюда на поезде и бросятся на нас. Четверо против полутора — на большее мы с Эбби не тянули. В результате сражения можно было не сомневаться.

— О, Чет! Чет, что нам теперь делать?

Ни на первом вагоне, ни на площадке между первым и вторым не было никого из бандитов.

— Дорогая,— сказал я,— нам тоже придется запрыгнуть на поезд. Это наш единственный шанс.

— Но я не могу ходить!

— Придется. Ну, давай!

Я поволок ее вверх по гравийному откосу и на секунду встретился взглядом с машинистом — он смотрел на нас, вытаращив от изумления глаза. Паровоз прошел мимо, а он все еще выворачивал шею, оглядываясь назад. Потом я увидел вагонную дверь с хромированным поручнем перил, а на следующем вагоне — бандита с пистолетом в руке.

Одной рукой я обхватил Эбби за талию, крепко прижимая ее к себе. Она вцепилась в меня обеими руками, стиснув мне шею. Я чувствовал себя таким же проворным, как каторжник в кандалах, на которого зачем-то надели еще и смирительную рубашку. Но я знал, что, если я сейчас не схвачусь за этот поручень, все закончится очень печально.

Поручень проплыл передо мной. Я протянул руку и крепко схватился за него.

Поезд потащил меня за собой.

Удивительно, как быстро он сразу поехал. Мои ноги волочились по гравию, рука вырывалась из плечевого сустава. Я подтягивался, подтягивался, подтягивался, а Эбби что-то кричала мне в ухо, и наконец мне удалось зацепиться одной ногой за ступеньку и перенести вес на нее. Готово. Я ехал на поезде, стоя на одной ноге, держась за поручень одной рукой, а на шее у меня висела Эбби.

Над ухом раздалось: з-з-з-т.

Этот бандюга, прицепившийся ко второму вагону, стрелял в нас!

— Эбби! — закричал я.— Они стреляют! Прячься между вагонами!

— Как?

— Откуда я знаю? Прячься!

Не знаю как, но она туда забралась. Правда, перед этим она несколько раз ударила меня локтями по носу, целую вечность простояла на моей ноге — на той ноге, которая опиралась на ступеньку,— но все же каким-то образом она залезла между вагонами и теперь стояла там — стояла неизвестно на чем, тяжело дыша, но живая.

И я пока тоже был жив. Раздалось еще несколько «з-з-т» и «пинг», но поезд так качало, что в меня можно было попасть только чудом. Я был двигающейся мишенью, а он был двигающимся стрелком, а так как мы висели на разных вагонах, наши движения были не совсем синхронными.

И все же я не чувствовал себя особенно счастливым, даже несмотря на то, что у гангстера почти не было шансов всадить в меня пулю. Такие игры мне не нравятся. Поэтому я крутанулся на хромированном поручне и присоединился к Эбби.

Там оказалось не особенно уютно: три стены и никакого пола. Вагоны соединялись между собой при помощи перехода-«гармошки», и попасть внутрь мы никак не могли. К счастью, на торцах вагонов оказалось множество всяких ручек и держателей, а снизу — маленький выступ, на котором можно было стоять. Правда, смотреть вниз, на шпалы, мелькающие со скоростью тридцать миль в час, довольно страшно, но я туда почти и не смотрел.

Я больше смотрел наверх. Туда, на крышу вагона, вела железная лестница, и я подумал, что, возможно, наверху мы будем в большей безопасности.

— Подожди тут! Я полезу наверх! — крикнул я Эбби.

Она молча кивнула. Выглядела она неважно, хотя, пожалуй, в этом не было ничего удивительного.

Едва перебирая руками и ногами, я кое-как поднялся по лестнице и на собственном опыте удостоверился, что крыша вагона всегда раскачивается больше, чем пол. На ней было невозможно даже стоять, не то что идти. Я лег на живот. Хотя здесь было холодно и ветрено, хотя мои ноги окоченели, все тело ныло от усталости, хотя меня по-прежнему преследовали вооруженные гангстеры, я почувствовал себя почти счастливым. Я раньше не предполагал, что это так здорово — лежать на животе.

Но я не за этим сюда залез. Я немного полежал на крыше и решил, что это довольно безопасное место. Тогда я подполз к краю и крикнул Эбби, чтобы она поднималась наверх. Она с трудом вскарабкалась по железной лестнице, и я помог ей забраться на крышу. Когда она легла рядом, я крикнул ей в ухо:

— Я тут немного осмотрюсь! Не двигайся с места и вообще не шевелись!

— Хорошо.

Она закрыла глаза и уронила голову на сложенные руки.

Я наклонился к ней еще ближе и рявкнул:

— Не спи, а то скатишься вниз!

Она кивнула, но я не был уверен, что она меня услышала, поэтому еще немного потряс ее за плечо.

Я довольно быстро добрался до другого конца вагона и, посмотрев вниз, обнаружил, что стрелявший в меня гангстер стоит между вагонами — очевидно, ждет, когда поезд подъедет к станции. Тогда он спрыгнет на перрон, подбежит к нашему вагону, быстренько нас пристрелит и смоется.

А может, все будет по-другому. Я отполз от края и сел. Мне не хотелось снимать ботинок, несмотря на то что он был мокрый и холодный, но другого выхода я не находил. Итак, я снял его, и моя нога сразу же онемела и полностью потеряла чувствительность. Я не знал, хорошо это или нет, но, по крайней мере, боль исчезла.

Я снова лег на живот и подполз к краю вагона. Бандит все еще стоял на прежнем месте, широко расставив ноги. Он как раз наклонил голову, прикуривая сигарету.

Прекрасно. Уцепившись одной рукой за верхнюю ступеньку железной лестницы, я тщательно прицелился, размахнулся и ударил его по затылку каблуком ботинка.

Он оторвался, как спелая виноградина от грозди, и упал в сугроб. Поезд умчался, и я успел заметить только, как отчаянно дергались его ноги, торчащие из сугроба.

Одним меньше. Осталось трое.

Я надел ботинок и посмотрел на следующий вагон, прикидывая, как мне туда пробраться, когда через два вагона от себя вдруг увидел чью-то голову. А затем руку. А в руке пистолет. Потом сверкнула вспышка. Звука выстрела я почти не слышал. Пуля пролетела мимо, но это меня не ободрило. Я быстро развернулся и пополз в обратную сторону.

Рядом с моим правым локтем что-то сделало «п-ти-нг». Я скосил глаза и увидел на крыше вагона свежую царапину.

Гангстер подбирался все ближе. Наконец я подполз к Эбби и принялся тормошить ее за плечо.

— Надо спуститься вниз!

— Что? Что? — Она замотала головой и уставилась на меня сонными глазами.

— Один из них наверху! Вон там, видишь? Он стреляет!

— О, Чет, я так устала!

— Давай скорее! Ну!

Я почти столкнул ее на лестницу, причем дважды она чуть не сорвалась. Спускаясь, Эбби понемногу просыпалась. А когда наконец, шагнув в очередной раз, она неосторожно перенесла тяжесть на вывихнутую лодыжку, то проснулась окончательно. И завопила.

— Все в порядке,— успокаивающе сказал я.— А теперь дай я слезу.

— О Господи! Как больно!

— Конечно больно, но постарайся все-таки немного отойти в сторону, чтобы я мог спуститься.

Когда над крышей оставалась только моя голова, я увидел, что стрелявший в меня бандит поднялся на ноги. Что он собирается делать?

Он немного помедлил — видимо о чем-то думал. Потом покачал головой и опустился на колени. Потом снова встал. Собравшись с духом, он рванулся вперед, добежал до края крыши и перепрыгнул на соседний вагон. Он приземлился довольно удачно, но тут вагон тряхнуло. Бандита занесло влево. Он замахал руками и устоял. Вагон опять дернулся, бандита качнуло вправо, и он снова замахал руками. Вагон дернулся еще раз, гангстер отчаянно балансировал на краю, размахивая обеими руками и одной ногой. Потом он упал на колени, цепляясь руками за крышу. Тут вагон снова качнуло, и он наконец скатился с крыши.

— Черт меня побери! — сказал я и взглянул на Эбби.

Оказалось, что она спит, стоя между двух вагонов.

— Мы снова лезем наверх! — закричал я.

— О, не-е-ет!

— Быстрее!

Она стонала, ругалась, говорила мне всякие неприятные вещи, но все же полезла вверх, и скоро мы снова лежали на крыше вагона. Тогда я сказал:

— А сейчас нам снова надо спуститься.

Она приподняла голову ровно настолько, чтобы увидеть мое лицо.

— Свихнулся ты, что ли? Когда тебя уже пристрелят, психа такого…

— Послушай. Мы спустимся с другой стороны. Их теперь только двое, и оба на этой стороне, а мы спустимся с другой, спрыгнем с поезда, и они нас не поймают.

— Ага,— сказала она.

— Тогда давай.

С той стороны лестницы не было, но был выступ над окном и много всяких штучек, за которые можно держаться. Слезать оказалось нисколько не труднее, чем падать с крыши.

Когда мы с Эбби оказались внизу, я потратил немало времени, инструктируя ее, как прыгать с поезда. Я объяснил ей, что надо полностью расслабиться, не напрягаться ни в коем случае, после падения катиться, ни за что не хватаясь, и постараться угодить в сугроб, и дал еще немало полезных советов. Она тупо кивала, и я видел, что она совершенно меня не слушает. Оставалось только надеяться, что хотя бы что-то из того, что я сказал, просочилось в ее подсознание, и это все-таки поможет ей при прыжке.

Я огляделся по сторонам. Мы проезжали мимо пустынной улицы, и прямо от рельсов начинался пологий склон, в конце которого виднелись хозяйственный двор супермаркета и бензоколонка.

Я сказал:

— Сейчас будет склон, покрытый снегом. Это то, что нам нужно, если, конечно, под снегом нет консервных банок. Как только я скажу: «Прыгай!» — сразу же прыгай. Не забудь, что прыгать надо под углом в сторону движения поезда. Не напрягайся при ударе. Упадешь и покатишься. Понятно?

Она кивнула как автомат. Да она же просто спала на ходу!

Мы поравнялись со склоном.

— Прыгай! — сказал я и столкнул ее с поезда.

Затем прыгнул сам.

Надо сказать, что в течение двух-трех секунд мной владел необычайный восторг. Я мчался по воздуху высоко над землей, мою голову в чудесной оранжевой шапке обдувал свистящий ледяной ветер, и я чувствовал себя героем какого-нибудь романа Жюля Верна. Но мои ощущения сразу же изменились, как только я коснулся ногами земли и обнаружил, что бегу со скоростью тридцать миль в час.

Но я не мог бежать со скоростью тридцать миль в час, да и никто на это не способен. Я сделал то, что и должен был сделать: упал лицом в снег, несколько раз перекувырнулся через голову, а затем стремительно покатился вниз по склону и катился до тех пор, пока не ударился о мусорный бак.

«Бум-м-м»,— загремел бак. Я начал подниматься, но тут на меня налетела Эбби.

Я снова врезался в бак.

— О, дорогая,— сказал я.— Надо смотреть, куда катишься.

— Гров-в-вф,— сказал он, и его рука стиснула мое горло.

Это была не Эбби.