Градец сидел за своим столом и обдумывал сложившуюся ситуацию. Джон Диддамс или как там его звали по-настоящему, сидел на стуле со спинкой, руки были скованы за спиной наручниками, а браслеты продеты через перекладину. Охранники вернулись к выполнению своих бесполезных обязанностей у ворот, прихватив с собой ножовку для зонтика. Им было запрещено впускать на борт кого-либо, включая ученых, которые ранее имели право находиться на корабле. Джона Мицкельмусса из Кембриджа вежливо, но настойчиво попросили покинуть судно, намекнув на возможные политические проблемы дома, в Нови Гладе. Ласк и Термент присутствовали здесь. Выглядели они взволнованными, но готовыми ко всему. Какая-то неизвестная кость лежала бесстыдно на столе Градеца. Он ткнул пишущим кончиком шариковой ручки в белую вещь — ничего не произошло. Нахмурившись, он спросил у Диддамса:

— Куда они делись с настоящей реликвией?

Диддамс открыл один глаз, который выглядел интроспективным, даже почти медитативным. Другой же приобрел красивый темный цвет — намечался синяк. Хорошо.

Пленник не ответил. Градец решил попробовать еще раз:

— Не заставляй меня звонить в полицию.

Но Диддамс лишь тяжело вздохнул. Больше он не выдавил из себя ни единого звука, даже не взглянул на следователя своим здоровым глазом. Скорее фальшивая кость пойдет на сотрудничество, чем этот незваный гость.

Конечно же, Градец не мог вызвать полицию и Диддамс понимал это. Стратегия Тсерговии была понятна: они решили не заявлять свои права на реликвию, а дождаться начала научных испытаний священного предмета, дождаться удобного момента и выкрасть настоящую кость ноги и заменить ее дешевой подделкой. Не имитацию кости, реальную кость на подделку святой. И что же теперь предпримет Тсерговия, когда их шкурный план увенчался успехом? Объявят всем, что настоящая реликвия все это время находилась у них? Выставят на всеобщее обозрение, скажем, на пресс-конференции, а архиепископ Минкокус — дряхлый старикашка, который держит будущее их страны в своей парализованной руке, обнажит зубы в слюнявой улыбке в ответ на их просьбу о вступлении в ООН?

Нет. Градец Краловц разбирался в политической стратегии, поэтому знал, что лучше всего Тсерговии на данный момент воздержаться от каких-либо действий. Ведь ранее они заявили, что настоящая реликвия находится в их собственности и пока лживого претендента не разоблачат, они не покажут кость.

Итак, реликвия была у Тсерговии, но суд будет на стороне Градеца. Он заявит, что настоящая кость была украдена неизвестными рейдерами, а беспристрастных свидетелей извне, к сожалению, не обнаружилось. Тсерговия правдоподобно намекнет, что заявление о краже является способом прикрыть их махинации с фальшивой костью. И, с другой стороны, если Вотскоэк — а именно Градец в данном случае — ничего не предпримет, то ученые в два счета разделаются с жалкими претензиями этой обглоданной куриной ножки на право именоваться реликвией.

Их единственное спасение — это узнать, куда те мародеры увезли кость, где Тсерговия планирует ее прятать до того момента, пока не уничтожит Вотскоэк. И их единственной надеждой на положительный исход дела был Диддамс.

Градец смотрел на мужчину, который был «непробиваемый», словно кирпичная стена, словно головоломка, погруженная в загадку и окруженная дилеммой. В Диддамсе чувствовалось нечто фаталистическое, что делало из него «крепкого орешка».

Но этот орешек по имени Диддамс вскоре должен расколоться. Посмотрев, подумав, приняв во внимание все варианты, Градец приступил к осуществлению своего плана. Это была безумная идея, но как раз таки она может и сработать. Повернувшись к Ласку, он произнес:

— Боюсь, но всё таки придётся позвонить..

— Полиция?

Ласк никогда не сделает карьеру дипломата.

— Нет, не полиция, — возразил Градец. — Пришло время решительных действий. Я просто вынужден позвонить… Доктору Зорну.

Под нахмуренной бровью видно было, как здоровый глаз Диддамса сильно увеличился в своих размерах.