Дортмундер вошел в «Бар и Гриль», когда часы показывали десять вечера. Постоянные клиенты были заняты обсуждением ежегодного автопробега под названием «Indy 500» и почему он получил именно это, а не любое другое название.

— Это потому, — объяснял первый клиент, — что они бегут в День Независимости.

Бармен Ролло куда-то запропастился, его нигде не было видно.

— Не правда, — ответил второй клиент. — День Независимости празднуют 4 июля.

Дортмундер подошел ближе к барной стойке в поисках Ролло. Первый завсегдатай попятился и уставился с агрессивным возмущением во взгляде на второго человека:

— Что за ерунду ты несешь? Четвертое июля — это четвертое июля!

Стремянка за баром была спущена, а подвальный люк открыт. Дортмундер присел и стал ждать.

— Четвертое июля День Независимости, — настаивал второй клиент со спокойствием хорошо образованного ученого. — А Indy 500 проходит в День Памяти, если ты хочешь знать.

— Тогда почему этот автопробег не называют Память 500?

— Место, где он проходит, — вмешался третий, но нет, он, по-видимому, был не совсем настоящим завсегдатаем, раз позволил перебить себя первому завсегдатаю, который с прежним спокойствием отстаивал свою точку зрения.

— Весь секрет названия Инди кроется в том, что назвали этот пробег в честь парня из фильма «Искатели утраченного ковчега». Он ведь великолепно справился с ролью водителя. Индиго Джонс, а прозвище Инди.

— А знаешь, — размышлял третий, — это только в этом году его зовут Инди 500, — да, это был именно он. — В следующем году, — открыл он тайну целому миру, — состоится Инди 501.

Все замолчали и призадумались.

— Его называют Инди, потому что… — произнес не постоянный клиент.

— Ты хочешь мне сказать, — обратился первый клиент к третьему, — что Инди 500 начался в 16 веке? Ты уверен, что у них тогда были автомобили?

— Они пользовались первые несколько лет колесницами, — пояснил третий клиент. Вот откуда был взят сюжет для фильма «Бен-Гур». Это как Супер Боул с номерами, экс-экс здесь и экс-экс там. Только они пользуются американскими цифрами. 500. 501.

— Индиана… — начал не постоянный клиент.

— Это не Индиго, — произнес второй клиент.

Первый повернулся, чтобы противостоять новым вызовам его

эрудиции:

— Что? Разве это не Индиго?

— У парня другое имя, — ответил второй завсегдатай. — Индиго это какой-то фрукт, похожий на апельсин или куинси.

— Точно, — согласился третий посетитель. — Моя первая жена печет пироги.

Первый клиент сделал очередной полуоборот на стуле и, приподняв бровь, обратился к третьему клиенту:

— Индиго пироги?

— И куинси пироги. И рубабайга.

Ролло тяжело поднимался по подвальной лестнице, отвинчивая пробку полной бутылки «Amsterdam Liquor Store Bourbon», который он называл «Наш собственный бренд». Когда он увидел Дортмундера, смотрящего на него сверху вниз, он остановился.

— По второй заказанной бутылке бурбона я понял, что ты должен прийти, — сказал Ролло.

— Энди Келп здесь? — Дортмундер подумал, что тот уже рассказал Тини о рыбе.

— Пиво и соль также, — добавил Ролло. — И две водки и красное вино.

— Две?

— Твой большой приятель притащил с собой какого-то парня, — ответил Ролло.

Он поставил мутную коричневую жидкость на стол, наклонился и с ворчание закрыл люк и убрал стремянку. Затем он вернулся к процессу открытия новой бутылки, которую он демонстративно извлек из подвала. Бармен торжественно поставил открытую бутылку и стакан перед Дортмундером и проинформировал:

— Я сказал им, что ты захватишь с собой еще одну бутылку.

— Спасибо, Ролло.

Постоянные клиенты были заняты теперь обсуждением новой темы. Нормально ли для мужчины, который женился один раз и все еще пребывал в браке, употреблять термин «моя первая жена». На эту тему высказались многие.

— Можно, но только не в ее присутствии, — поделился советом незавсегдатай, но никто не прислушался к его консультациям.

Дортмундер подхватил бутылку со стаканом и пронес их возле постоянных клиентов, направляясь в конец бара. Он прошел мимо дверей, украшенных фигурками собак из черного металла с надписями поинтеры и сеттеры, мимо телефонной будки с торчащими из разъема для монет проводами. Он добрался до конца коридора, где ручка на зеленой двери на несколько секунд поставила его в тупик. Но он быстро сообразил, как одновременно придержать одной рукой бутылку и стакан, а другой свободной рукой открыть дверь.

— …и больше никто и никогда не слышал его крик о помощи. Я думаю, что он все еще там.

Дортмундер, как только вошел в комнату, кивнул в знак приветствия и толкнул спиной дверь позади себя.

Говорящий выглядел почти как склон холма, оживший благодаря пластилиновой мультипликации. Он был похож на мужчину-монстра или на монстра-мужчину, и звали его Тини Балчер. Он выделялся среди других черным юмором или быстрыми ногами или всем вместе. В компании нормальных людей нормальных размеров и форм Тини Балчер выглядел… иначе. Он напоминал большинству простых смертных то необъяснимое нечто, в которое они верили, когда были еще совсем крохами. «Это» оживало ночью в чулане в спальной комнате. Когда они просыпались, было действительно очень темно во всем доме, и они лежали в постели и осознавали, насколько они были маленькими и беспомощными. Дверь в чулан была единственным предметом во всей Вселенной, которая приковывала их внимание. И они были твердо уверены, что стоит только подойти и потянуться за ручку и оттуда появится… Тини Балчер.

— Привет, Тини, — поздоровался Дортмундер и занял стул подальше от Энди Келпа, поставив бутылку бурбона между ним и собой.

— Здравствуй, Дортмундер, — ответил ему Тини, и голос его напомнил звук двигателя гидросамолета, у которого полетела прокладка.

Он тихо засмеялся, и звук был похож на хруст ломающихся небольших костей.

— Я слышал про твою рыбалку. Только рыбка попалась вонючая.

— Черт, черт… — выругался Дортмундер.

Сценой для этой добродушной попытки поддеть послужила небольшая квадратная комната с бетонным полом. Ящики с пивом и ликером выстроились ровными линиями вдоль стен, оставив лишь крохотное пространство в центре. Посредине его размещался виды видывавший старый стол круглой формы, накрытый испачканным зеленым сукном. Полдюжины стульев стояло вокруг стола и за исключение одного все были заняты. Единственный источник света — голая лампочка на длинном черном проводе — свисала строго по центру этого свободного «пятачка».

Пустой стул был повернут спинкой к двери, именно по этой причине он и не пользовался никогда особой популярностью. Именно на него Дортмундер был вынужден присесть. Слева от него расположился Стэн Марч, который даже без руля в руках выглядел так, как будто управлял машиной. Справа от Дортмундера Энди Келп наливал бурбон в свой стакан, а позади него, лицом к пустому стулу и двери, притаился Тини Балчер. Его массивная лапа сжимала крохотный стакан с чем-то напоминающий шерри-соду, но это был по сути микс водки и Кьянти, которое, как верил Тини, обладает тонизирующим свойством. Позади Тини, между ним и Стэном Марчем сидел незнакомец.

Еще одни стакан не-шерри-соды. Еще одна массивная лапа. Еще один мужчина-монстр. Не такой огромный, как Тини, ведь есть же деревни на западе, где не все такие крупные как Тини. Но этот парень был родом из деревни расположенной рядом. Его поблескивающая лысина наверху и густая черная борода внизу напоминали валун на вершине горы. Поверх черной рубашки с черными пуговицами была надета куртка наподобие тех, что носили военные, фасон Неру оливкового цвета, точь-в-точь цвет пруда, который давно не чистили. Пугающие своим размером узловатые руки с впивающимися в кожу кольцами выглядывали из украшенных вышивкой рукавов черного цвета. Маленькие, темные и задумчивые глаза располагались слишком близко друг к другу, а повыше, на хребтах скалистого лба застыла волосатая черная «гусеница» бровей.

Тини представил незнакомца:

— Дортмундер, это… — и он закашлял.

Дортмундер подался вперед, глядя настороженно:

— Кто?

— Это… — повторил Тини, ткнув массивным пальцем в новенького, и снова закашлял.

— Все, что я смог разобрать, — отозвался Келп. — Его зовут Грийк Крагнк.

— Только с акцентом, — сказал новенький с акцентом и коверкая слова, — на «ий».

— Хорошо, я буду стараться, Грийк, — ответил Келп и обратился уже к Дортмундеру: — Он не местный.

— Значит, ты разговариваешь со мной, — заметил Дортмундер.

Келп усмехнулся и пожал плечами.

— Ну, конечно, почему бы и нет? Разве могут каких-то пару рыбёшек разлучить друзей?

— Вполне могут, ведь ты рассказал о случившемся каждому встречному в этом мире.

— Да ладно тебе, Джон, — дружелюбно сказал Келп. — Ведь лучше рассказать веселую историю, чем хранить горький секрет?

— Ты даже не спросил моего разрешения на это.

— Дортмундер, — вмешался Тини низким и нетерпеливым голосом, — ты с нами или как?

— Я с тобой, Тини.

— И ты познакомился с моим кузеном.

— О, он твой двоюродный брат? Грийк Крагнк?

— Здесь, — торжественно объявил Грийк Крагнк и ткнул пальцем, который был больше похож на белую колбасу, чем на человеческий орган, в Дортмундера, — Он смог произнести!

— Я смог?

— Н-да, мой кузен, — подтвердил Тини. — Из моих родных мест. Мой, казалось бы, навсегда потерянный брат, можно выразиться так.

— Я заметил ярко выраженные семейные черты, Тини, — согласился Дортмундер.

— Как и большинство людей. В любом случае на моей родине возникли неприятности, поэтому Грийк наконец-то разыскал меня.

— И то верно.

— И вот, что я подумал. Если на земле моих прадедов происходят беспорядки, то почему бы не проявить, хоть немного верности, лояльности к ним, я прав?

Все молча согласились с Тини. (Все всегда соглашались с Тини).

Тини кивнул, соглашаясь сам с собой, и повернулся к Грийку:

— А теперь расскажи им всю историю с самого начала.

Кузен тоже молча кивнул, и лысина отразила блики света.

— Мы имуть имули кость, — произнес он.

Дортмундер, Келп и Марч сосредоточили свое внимание только на словах кузена и ждали больше информации. Но Грийк замолчал. Он лишь сделал решительный кивок головой и проглотил половину содержимого своего стакана.

Дортмундер не выдержал первым и спросил у Тини:

— Мне послышалось, что он произнес слово «кость»?

— Да, — подтвердил Тини. — Бедро Санта-Ферганы. (Как ни странно, но он произнес слово «бедро» правильно, с протяжной е, как в слове «женщина»).

— Кость? — переспросил Дортмундер.

— Это реликвия, — объяснил Тини. — Она принадлежала Святой. Это кость от Святой, поэтому она считается реликвией, — и он обратился за поддержкой к своему брату: — Я прав?

— Тик точно!

— А теперь вернемся к моей родине, — продолжил Тини, — они хотят…

— Пардон, Тини, — прервал его Дортмундер, — но что это за страна такая?

— Ну, это выглядит на первый взгляд довольно сложно, — начал Тини. — Это очень древняя страна, но в то же время она является и довольно молодым государством.

— А у этой страны есть, вообще, имя?

— Позже, — заверил Тини.

Дортмундер нахмурился.

— Позже? Это имя такое?

— Нет, нет, — возразил Тини. — Ты все время усложняешь, казалось бы, простые вещи, Дортмундер. Мою родина называется Тсерговия.

На звуки этого священного слова его кузен даже встрепенулся.

— Тсерговия, — размышлял Дортмундер. — Нет, никогда о ней не слышал, — он глянул на Келпа, который отрицательно покачал головой, и на Стена, который произнес:

— Если это не входит в знаменитую пятерку районов Нью-Йорка, то я также ничего не знаю об этой стране.

— Это крошечная бедная страна, которую исторические события привели к разрухе. В средние века на протяжении долгого времени моя родина была независима, позже, к несчастью, вошла в состав Австро-Венгерской империи. Однажды вся ее территория вплоть до горного хребта чуть было не стала частью Албании. Спустя еще какое-то время пришли комуняки и присоединили ее к другой дерьмовой стране, к Вотскоэк…

Грийк зарычал как раненый зверь.

— …и назвали ее как-то по-другому, но теперь коммунисты ушли и вся Восточная Европа трещит по швам. Тсерговия снова cтала независимым государством.

— Наконец-то свободным, — добавил Грийк.

— И она станет по-настоящему другой страной, — заверил Тини, — с того момента как мои дедушка и бабушка решили уйти в… — он нахмурился и повернулся к кузену: — Напомни мне еще раз, как называлось то место?

— Стиптия, — помог Грийк.

— Н-да, верно, — согласился Тини. — Мой фамильный деревенский дом.

— Красивая небольшая деревушка, — мечтательно произнес Грийк, — которая размустилась межу скал и гор.

— Один мой дед был деревенским кузнецом, — сказал остальным Тини, и в голосе слышалась гордость за семью. — А другой… — и снова он потерялся.

Почесав свой широкий лоб, он спросил у Грийка:

— Грийк? Кем был мой второй дедушка? Ты никогда не рассказывал мне.

— О, ню, — начал Грийк. — Это было так давно.

— Да, но чем он занимался до отъезда в США? Один был кузнецом в деревне, а второй?

— Ню, — неохотно начал Грийк, — он был деревешкин дурак.

— О, — удивился Тини.

— Но только потому, — Грийк поспешил оправдать его, — что тат не было возможности в тот муленький месте. Не так как здесь.

— Н-да, это правда, — согласился Тини.

— И с твоей помощью было бы по-другой.

— Все, что от меня зависит, Грийк, ты знаешь это, — заверил Тини.

Дортмундер спросил:

— Тини? Так в чем проблема?

— Ну, проблема, — пояснил Тини, — в ООН.

Дортмундер поглощал информацию.

— Ты хочешь, чтобы мы пошли против ООН? Собравшаяся здесь пятерка?

— Нет, мы не имеем ничего против ООН, — ответил Тини с такой интонацией в голосе, как будто Дортмундер неудачно пошутил. — Мы должны разобраться с Вотскоэк…

Грийк снова издал гортанный рык.

— …но это нечто совершенно иное.

— Что за совершенно иная вещь? — Дортмундер требовал ответа.

— Реликвию — это наша стратегическая цель, — объяснил Тини.

— Все начинает понемногу проясняться, — заметил Келп. — Ты хочешь заполучить кость и использовать ее в своих целях.

— Нет, — ответил Тини.

— Это в Калифорнии, — Дортмундер ожидал худшего.

— Это не то, о чем вы подумали, — Тини повысил голос. — Это Вотскоэк, — зарычал, — они хотят получить членство в ООН, но у них ничего не выйдет, поскольку это мы выкрадем кость, — сказал он и повернулся к кузену: — Не так ли?

— И то верно!

— Минуточку, — привлек к себе внимание Дортмундер, — мне кажется, что я начинаю понимать суть дела или, наоборот, схожу сума. Тсерговия — молодое государство и, следовательно, они пока не входят в состав ООН. И для того, чтобы стать членом организации, они должны выкрасть эти святые мощи из другого новообразованного государства. Кость — это своего рода входной билет в ООН.

Келп возразил:

— Джон, это самое тупое, что я когда-либо слышал в своей жизни. ООН позволит стать ее членом, если ты принесешь им кость. Это настолько невероятно, что невозможно принять твои слова иначе, как шутку.

— Тем не менее, — Дортмундер защищал свою теорию, — бьюсь об заклад, что так оно и есть. Я ведь прав, Тини?

— Ты прав, Дортмундер, — подтвердил Тини его догадку.

Келп не мог поверить в такой сценарий развития событий:

— Он прав?

— Более или менее, — сказал Тини. — И если вы, ребята, поможет мне, то сделается прекрасный поступок на благо небольшой страны, которая всегда выступала против насилия.

Дортмундер кивнул и спросил:

— И?

Проницательность не была его коньком. По его лицу можно было четко видеть, что он не имеет ни малейшего понятия, что Дортмундер имеет в виду. Он ответил:

— И? Это все. Вся история.

— Тини, — обратился к нему Дортмундер даже не разозлившись, а скорее опечалившись, — если мы получим эту кость, вернем ее твоему кузену, то Тсерговия войдет в ООН. Но, только не спрашивай почему, что мы будем с этого иметь?

— Герои! — закричал Грийк. — Статую на главной площади столицы в Осигребе! Ваши портреты на почтовых марках! Ваши имена в школьных учебниках!

— А-а-а, станем публичными персонами, — Дортмундер продолжил, — благодаря краже. Я имею в виду, Тини, что мы говорим сейчас о краже со взломом, верно?

— Это как раз по твоей линии, Дортмундер.

— Что я люблю во взломе, Тини, — признался Дортмундер, — не в обиду тебе или Тсерговии, это не реклама в виде прибыли.

— В Тсерговии у нас есть проблема, — сказал Грийк очень искренне, — нет устойчивого курса национальной валюты.

— Я понимаю тебя, — заверил его Дортмундер.

— Так вот, чта мы можешь предложить, — заявил Грийк уже веселее, — это пятьдесят тысяч долларов на каждого…

— Звучит неплохо, — отметил Стэн и Келп, Дортмундер, все заулыбались.

— …в Тсерговии, — закончил свое предложение Грийк.

Улыбки застыли на лицах. Келп решил уточнить:

— Что ты имеешь в виду? Мы должны отправиться за деньгами в твою страну?

— Ню, это будет в драфтах, — пояснил Грийк, — не в долларах, поэтому вы не сможете забрать их с собой, ну ты понимаешь, вы не может потратить деньги где-либо кроме Тсерговии.

— Вот как ты называешь ваши деньги, — догадался Дортмундер. — Драфтс.

— Обуменный курс теперь очень выгодный, — порадовал их кузен. — Это, ах, я думаю сегодня 2650 драфтс.

— К доллару.

— К пенни. Только представьте себе все эти драфтсы! Вы сможете позволить себе самые лучшие отели, вы будете наслаждаться едой в шикарных ресторанах, кататься на лыжах в горах или заниматься водными видами спорта на озере, встречать с красивыми местными девушками…

— Даже не знаю, что ответить, — сказал Дортмундер, печально покачивая головой. — Поездка в отпуск, на самом деле, не входила в мои ближайшие планы. Мэй и я, мы решили ограничиться этим летом лишь поездкой за город.

Келп спросил:

— Тини? Разве совсем ничего не получиться прихватить для себя? Какие-нибудь ценности во время выполнения этой миссии мы можем присвоить себе? Драгоценности из королевской казны? Картины старых мастеров? Ты понимаешь, о чем это я, Тини, немного мелочей, чтобы покрыть наши расходы.

— Какое-нибудь горючее, — сказал Стэн.

— У них будет несколько электрических пишущих машинок, — предположил неуверенно Тини. — И, ах да, Энди, тебе ведь всегда нравились телефоны.

— Не достаточно, Тини, — не поддавался Дортмундер. — Я не могу говорить вместо Энди или Стэна, но…

— О, конечно, ты можешь, — предложил Келп.

— Ну, давай, говори, — заверил Стэн.

— Хорошо. В таком случае Тини, вот что я тебе скажу. Мы ценим дружбу с тобой, сложившиеся профессиональные отношения, и мы надеемся на плодотворную работу с тобой и в будущем…

— Естественно, — прервал Тини.

— Но в этот раз, мне жаль говорить это, Тини, но мы пропустим это дело. Ты намереваешься совершить взлом и ограбление, тебя могут схватить и посадить в тюрьму.

— Вторгнуться в чужую страну, — размышлял Стэн, — быстрее всего у них есть вооруженная армия.

— Есть, — сдался Тини.

— Убийцы! — закричал Грийк, ударяя свободной рукой по столу. — Мерзавцы!

— Вот видишь, это очередная угроза. И все ради чего? Ради косточки какого-то пацана, которого я даже не знаю или…

— Девушки, — поправил Тини. — Святая Фергана была женщиной, а кость та — это кость ее ноги, от бедра до колена.

— Какой ноги? — поинтересовался Келп.

Дортмундер покачал головой.

— Я думаю, что это неважно сейчас, Энди. — Во-первых, она уже мертва. Во-вторых, мы отказываемся от этого предложения.

— Да, ты как всегда прав, — не стал возражать Келп.

Тини пожал своими массивными плечами похожими на тектонические плиты и обратился к двоюродному брату:

— Мне очень жаль, Грийк, — сказал он, — но ничем не могу помочь тебе. Я говорил, что сделаю все зависящее от меня, буду стараться изо всех сил, но правда такова, что не будь у меня чувства долга перед моей родиной, а обычный профессиональный интерес, я тоже, я тоже бы отказался.

С отчаянием глядя вдаль, Грийк поднял свой стакан с не-шерри-содой, осушил его до дна и швырнул через всю комнату. Стакан ударился о деревянный ящик и разбился в дребезги (Ролло будет сердиться).

— Мы не мужем останавливаться! — голосил он.

— Мы не собираемся останавливаться, Грийк, — успокоил его Тини, — только не мы. Но эти парни здесь, они не хотят вмешиваться в это дело, и я не осуждаю их.

— Спасибо, Тини, — поблагодарил Келп.

— Есть один момент, который не даёт мне покоя, — сказал Дортмундер, — и это написано в нижней части моего фамильного герба.

Тини приподнял бровь, а вместе с ней и пол-лба.

— И что же там говориться, Дортмундер?

— Quid lucrum istic mihi est?'

— В смысле?

— Что я буду с этого иметь?