Поднявшись к себе, Алексис беспокойно сновала по комнате. Ей было как-то неуютно среди этой девичьей обстановки. Не хотелось встречать собственный взгляд в зеркале.
Что со мной происходит? - вопрошала она вновь и вновь.
Ей нестерпимо хотелось домой. До этого она неделями не выходила никуда, не встречалась с друзьями. А теперь с радостью пошла бы на репетицию оркестра только для того, чтобы приготовить чай и поболтать с приятелями. Только для того, чтобы снова стать обычной Алексис.
Это из- за Майкла она стала ненормальной. Всякий раз, когда она его видит, все сильнее становится предчувствие -и желание - чего-то неизбежного.
- Это безумие. Чего я жду? - спрашивала она у умывальника. Очевидный ответ ей не нравился. - Он уже прикасался ко мне, - сказала она, будто споря с безмолвным оппонентом. - Целовал меня. Неужели я хочу большего"?
Нет, говорили ее принципы, ее здравый смысл и инстинкт самосохранения. Да, говорили ее чувства. Алексис закрыла глаза.
- Я этого не вынесу, - сказала она вслух.
Но помощи свыше не было, и она не находила сил спуститься на кухню и предстать перед Майклом со своей дилеммой. Так что в конце концов она упала на кровать и забылась в беспокойной дремоте.
Однако проснулась вовремя, чтобы не дать ему осуществить угрозу подняться за ней наверх. Торопливо приняв душ, она облачилась в самую консервативную одежду, какую можно было найти в зам-ке: темную длинную юбку и хлопчатобумажную блузку с высоким воротником, перламутровыми пуговицами и небольшими оборочками на воротнике и манжетах. Расчесала волосы до блеска и, защищенная накрахмаленным хлопком, спустилась вниз.
Майкл тоже переоделся. На нем были темные брюки и светлая рубашка - кремовая или светло-желтая - с закатанными до локтей рукавами, обнажавшими загорелые мускулистые руки. Алексис еще раз невольно вспомнила о его силе. Почувствовав дрожь где-то внизу живота, она рассвирепела.
Должно быть, она издала какой-то звук, потому что он оглянулся. При виде Алексис его брови поползли вверх.
- Вид сугубо официальный, - весело отметил он.
- Ты говорил, что хочешь послушать мою игру, - быстро сказала она.
Майкл повернулся лицом к ней и изучающе осмотрел с ног до головы.
- В камуфляже ты играешь лучше? - насмешливо поинтересовался он.
Алексис чуть подняла подбородок.
- Я все делаю лучше, когда подготовлена должным образом, - твердо ответила она.
Он тихо рассмеялся. Внутренняя дрожь стала сильнее. К счастью, он вроде бы не замечал ее волнения. Пожав плечами, взял бутылку и протянул ей стакан.
- Снова риоху? Или шерри?
- Ничего, - тут же ответила она.
- Можно обойтись и без вчерашних излишеств, - сухо заметил Майкл. - Просто составь мне компанию.
Но она покачала головой.
- Это влияет на чувство ритма, - сказала она, что было правдой и потому помогло. - Может быть, позже. То есть если ты действительно хочешь, чтобы я играла.
- Я действительно хочу, - сказал Майкл. Лицо его было почти мрачным.
Алексис сглотнула.
- Хорошо. После ужина.
Он долил себе вина и сделал большой глоток, глядя на нее поверх стакана.
- А почему не сейчас? - мягко спросил он. Она пришла в смятение.
- Я не думала… Ужин… Я хочу сказать, что тебе, конечно, лучше поесть…
- Я думаю, нам не стоит обсуждать, что мне лучше, - сухо произнес Майкл. - А ужин готовится в горшочках. С ним можно не спешить. Я голосую за игру.
Алексис стало худо. Он одарил ее сардонической улыбкой.
- Смотри на дело так: раньше начнешь - раньше кончишь.
Она кивнула, чувствуя сильнейшую сухость во рту.
- Где твоя флейта? - мягко, но настойчиво спросил он.
Она пробормотала:
- В зале.
- Значит, идем туда, - сказал он.
Держа в одной руке стакан с вином и бутылку, другой он открыл перед ней дверь. Алексис пыталась успокоиться. Чего ради она паникует, собираясь играть для одного неискушенного слушателя, после того как годами играла для многих специалистов? Но в животе у нее что-то непрерывно переворачивалось, а кончики пальцев были неестественно холодными.
Эхо их каблуков барабанной дробью разнеслось по холлу. Майкл чувствовал себя вполне уверенно. Он включил свет и энергично принялся задергивать шторы на высоких окнах.
Алексис села на один из табуретов, достала из футляра флейту, собрала и аккуратно положила. Потом подошла к шкафу и спросила через плечо:
- Только я и моя флейта? Или что-нибудь посерьезнее?
Майкл уже успел задернуть все шторы. Центральная люстра заливала зал светом не слабее дневного, и почему-то от этого яркого света высоко над их головами Алексис почувствовала себя очень маленькой.
Он стоял близко, едва не касаясь ее плечом, и рассматривал ряды магнитофонных лент и компакт-дисков.
- Впечатляет, - сказал он со смешком. - Аккомпанемент на любой случай.
Алексис отодвинулась от него под предлогом изучения машинописного каталога.
- Большинство записей сделано отчимом. Это не на продажу. По крайней мере магнитофонные записи. Он сделал их для разных семинаров, которые проводит многие годы, - объяснила Алексис. - Некоторые записаны мной, когда я была здесь с Патриком.
Похоже, Майкл слушал вполуха. Просмотрев несколько компакт-дисков, он отметил:
- Добра тут припасено на всякий вкус. Алексис нашла фортепианный аккомпанемент для одного из концертов Баха и положила каталог.
- А? Кое-что здесь для его гостей, конечно, - рассеянно ответила она.
Найдя нужную кассету, сунула в магнитофон, включила усилитель и начала вводить колонки одну за другой. Майкл встал.
- Помощь требуется? Алексис взглянула на него.
- Боишься - сломаю?
- Я этого не говорил, - спокойно ответил Майкл.
Она покачала головой.
- И правильно сделал. В любом случае помощь мне не нужна. Я начала разбираться в подобной аппаратуре, когда была еще вот такой. Это часть моей профессиональной подготовки.
Она настроила колонки, добавила высоких частот. Майкл ухмыльнулся.
- Вижу. - Он осмотрелся по сторонам. - Что ж. Ты занимаешься звуком, а я возьму на себя осветительную аппаратуру.
И прежде чем она успела понять, что имеется в виду, он вынес из-за рояля высокие подсвечники и расположил вокруг ее табурета. Достал из кармана зажигалку и поджег одну за другой высокие белые свечи.
Вся напрягшись, Алексис отвернулась, стараясь сосредоточиться на усилителе, хотя едва видела зеленые полосы индикаторов.
За ее спиной Майкл пересек комнату и выключил люстру. Потом вернулся - шаги по деревянному полу звучали жутковато, а тень колебалась вместе с пламенем свечей. Взял один из золоченых стульев и поставил в некотором отдалении от ее табурета. Первый ряд для одного слушателя, подумала Алексис. Вот только вместо того, чтобы чинно сесть, ну разве что закинув ногу на ногу, он поставил стул задом наперед и сел верхом, положив руки на лирообразную спинку и уперев подбородок в ладони.
- Готова?
Была ли в спокойном вопросе насмешка? Алексис толком не поняла. Она чувствовала себя еше более беспомощной в окружении канделябров, тогда как он сидел в полутьме. Впрочем, пожалуй, так оно и лучше. По крайней мере не видно будет его глаз.
Она отвернулась от усилителя и занялась раскладыванием нот, хотя вовсе не нуждалась в них. Привычное действие помогло успокоить руки. Поднесла к губам флейту, взяла несколько пробных нот, потом трель. Все, дальше тянуть нельзя.
- Готова, - сказала она спокойным голосом.
Нажала на кнопку воспроизведения и встала, следя за дыханием и ожидая первых хорошо знакомых нот.
Глубокий звук рояля наполнил помещение. Инструмент был чудесный, и Патрик играл с удовольствием. Это ощущалось в манере игры. Алексис помнила день, когда они делали эту запись. Стояла середина лета, и она была влюблена.
Ну да, ей было семнадцать, и казалось, что влюблены они оба. Только Патрик ничего не говорил, кроме того, что она слишком юна, чтобы принимать серьезные решения. Потом он уехал в Штаты, а она восемь лет поддерживала в себе огонь того лета.
Восемь лет, думала Алексис в зыбкой атмосфере воспоминаний, наполнявших зал. Восемь лет. Когда он вернулся, чтобы преподавать в колледже, она решила, что это судьба. Он учил ее, водил на концерты, водил в маленькие ресторанчики и держал за руку, сидя за столиком. Говорил, что любит ее. И, конечно, хотел лечь с ней в постель. И лишь по чистой случайности она узнала о его жене и детях прежде, чем могло бы осуществиться его желание.
Закончилась интродукция. Алексис поднесла флейту к губам. Она забыла о сиротливой пустоте зала. Забыла о Майкле. Забыла обо всем, кроме не-выразимо печального ощущения потерянных надежд и музыки, говорящей о том же.
Казалось, музыка рождается сама. Никогда еще это чувство не было таким сильным. Она знала, что ни разу в жизни не играла так хорошо, как сейчас.
Музыка смолкла, и в полутемном помещении наступила полная тишина. Легкие сквознячки колебали пламя свечей, но не могли шевельнуть тяжелые бархатные шторы. Его глаза смотрели внимательно. Они странно мерцали в переменчивом свете, а тень металась по голому полу, подобно готовому воплотиться духу.
Алексис опустила флейту и стояла с бессильно сцепленными руками. Она приняла этот взгляд из темноты с роковым ощущением встречи с судьей, если не с палачом.
Майкл вздохнул.
Лента закончилась со щелчком, который прозвучал как пистолетный выстрел в неестественной тишине зала. Алексис вздрогнула. Майкл встал.
Он медленно произнес:
- Что ж, парень, заявивший, что ты достигла пика, прав.
Поначалу Алексис смешалась. Потом вспомнила, что передавала ему слова Патрика, и улыбнулась. Но ей стало больно. Он все увидел со своей обычной проницательностью.
- Эй, - сказал он тихо, - имелся в виду комплимент.
Она отвернулась и занялась перематыванием ленты.
- Никогда не говори музыканту, что он достиг вершины, Майкл, - мягко заметила она. - Это означает конец пути. - Она достала кассету и положила в футляр, снабженный аккуратной этикеткой. - И что же?
Она повернулась лицом к Майклу, вопросительно подняв брови. Он сунул руки в карманы. Лицо его было задумчивым, глаза искали ее взгляд. Она сохраняла невозмутимое выражение.
- Или, может быть, ты хотел бы сначала поесть? - вежливо поинтересовалась она.
- Чего я на самом деле хотел бы, - сказал он, не отводя глаз, - это залезть в твою голову и узнать, что ты думаешь на самом деле.
Алексис вздрогнула. Но постаралась не подать виду.
- Почему?
Он, широко шагая, подошел к ней; тень заметалась и исчезла в круге света. Он бесцеремонно взял ее за подбородок и повернул к себе.
- Такая холодная, - удивленно и почти сердито проговорил он. - Прекрасно воспитанная и ледяная. Только глаза у тебя не ледяные, дорогая. - Он провел большим пальцем по ее скуле, едва касаясь нежных волосков на коже. - И твоя музыка тоже.
Алексис горько отметила про себя, что никак не походила на ледышку всякий раз, когда оказывалась в его руках. Уж скорее на горстку теплой дождевой воды. Но ей хватило ума не сказать это вслух.
- Что же происходит? Откуда такие перепады? Она дернула головой и сделала шаг назад. Чем дальше от него, тем спокойнее она себя чувствовала.
- Это все твое воображение. Он покачал головой.
- Нет. Чаще всего ты - сама сдержанность, ничего на поверхности. Потом вдруг сбрасываешь латы и превращаешься в пламя.
Алексис отступила еще на шаг, изумленная. Откашлялась и сказала неестественно громко:
- Это же смешно.
Блеснув глазами, он переспросил:
- Правда?
- Да, - горячо заверила она. - Более того, это похоже на сцену из плохого фильма. Никогда в жизни не слышала такой чепухи. Ты ничего не понимаешь в классической музыке. Ее нельзя судить по стандартам рока или джаза. Она не спонтанна, не эмоциональна. Она… она строится. Это как архитектура. Я не пишу ее. Я просто исполняю.
Майкл сказал:
- Туфта! - Что?
Он услужливо повторил:
- Ты хочешь сказать, что от тебя не зависит, как играть?
- Ну, в некотором смысле… Он пренебрег ее бормотанием.
- Я сейчас слышал тебя. А не какой-то автопилот.
- Я допускала больше ошибок, чем сделала бы машина, - согласилась Алексис. - Но из этого не следует, что эмоции, которые ты услышал… которые тебе померещились, - поправилась она, - были моими.
Она вперила в него горящий взгляд. На одну убийственную секунду их взгляды встретились. Майкл устало вздохнул и запустил пятерню в свои кудри.
- Ты, - сказал он наконец, - ни черта не понимаешь в эмоциях. Но играешь ты как ангел. Ладно, пошли обедать, пока я не забыл о своих благих намерениях.
За едой у него было какое-то странное, тяжелое настроение. Чувствуя с трудом подавляемое им недовольство, Алексис нервничала.
Естественно, к ней вернулась обычная неуклюжесть. Смущаясь все больше, она разбила тарелку, уронила два набора ножей и опрокинула большое деревянное блюдо с мандаринами. Вся пунцовая, нагнулась, чтобы собрать фрукты.
- Оставь, - сказал Майкл и, присмотревшись, спросил: - Рука болит?
Алексис выпрямилась, удивленная. О руке-то она совсем забыла. Она опустила глаза.
- Немного.
- Оставь этот трагический вид. Большое дело тарелка, - сухо заметил он. Опершись на локоть, он посмотрел на нее через стол. - Ты поэтому такая напряженная?
- Я вовсе не напряженная, - пробормотала Алексис и принялась нервно вертеть плетеную салфетку. Так можно было не встречаться с пытливыми карими глазами. Салфетка начала расплетаться.
- Тогда почему ты терзаешь столовую утварь? - резонно поинтересовался он.
Она опустила глаза и вскрикнула. Майкл взял бокал, который она уже отставила, налил вина и толкнул через стол.
- Ты очень напряженная, - твердо сказал он. - Нужно выпить. Давай, - настаивал Майкл, - это вино, а не отрава. На сей раз я тебе не позволю напиться. Мое сердце, - добавил он вполголоса, - больше такого не выдержит.
Алексис вспыхнула. Она взяла вино, но рука так дрожала, что несколько капель пролилось на белый рукав. Девушка готова была расплакаться.
Майкл дотянулся до солонки и, не спрашивая, щедро посыпал красное пятно. Алексис наблюдала, как белые крупинки становились пурпурными.
- Подожди, пока соль сделает свое дело. А потом смой холодной водой. Блузку, разумеется, придется снять, - добавил он строго, поймав ее подозрительный взгляд. - Чтобы мне сподручнее было до тебя добраться…
Она вскочила, опрокинув стул. Все в ней клокотало. Прижав ладони к ушам, она закричала:
- Прекрати!
- Ты очень напряженная, - повторил он с явным удовлетворением. - Что я тебе говорил?
Он встал. Алексис попятилась.
- Не приближайся ко мне, - прошептала она. Его брови поползли вверх.
- И кто же это разыгрывает сцену из плохого фильма? Тебе надо чем-то заняться. Насколько я понимаю, играть для меня ты больше не хочешь; стало быть, придется мне сделать то, что обещал.
Алексис настороженно смотрела на него. Он улыбнулся почти вызывающе. Девушка мигнула.
- Я поучу тебя танцевать, но сперва прополощи блузку, - сказал он. Потом повернулся и добавил через плечо: - Даю тебе пять минут. Встречаемся в зале.
Алексис побежала в свою комнату, сорвала блузку, бросила в раковину и застирала пятно холодной водой. Потом натянула юбку с эластичным поясом и футболку.
Майкл был в зале. Он снова зажег свечи, но теперь канделябры были расставлены по всему залу и отбрасывали огромные тени. Сам он сидел на корточках перед шкафом с компакт-дисками. Алексис остановилась в дверях.
- Выглядит совсем по-другому, - неуверенно проговорила она.
Он встал.
- Конечно. Ведь теперь это танцевальный зал. Входи.
Алексис подошла с таким чувством, будто ступает по натянутому канату. Она надела свои любимые эспадрильи, и парусиновые подошвы не производили никакого звука. Майкл оглядел ее обувь.
- Сними, - сказал он, тыча в эскадрильи пальцем.
Алексис опешила.
- Что? Почему? Он осклабился.
- Потому что они будут скользить. А с тебя сегодня станется сломать ногу. Возможно - мою.
Это было настолько справедливо, что Алексис молча сняла туфли. Но взгляд, которым она его одарила, был отнюдь не благодарным. Майкл хмыкнул, щелкнул переключателем, и зал наполнился энергичным ритмом рока. Алексис чуть не подпрыгнула. Она затравленно озиралась, словно попала в окружение врагов.
- Что это за?… Это ты привез?
- Конечно. Я всегда путешествую с парой дисков в заднем кармане брюк, - ответил Майкл. Он почему-то выглядел раздраженным. - Это было здесь. Я сразу заметил. И он не единственный. Старина Фред, очевидно, не страдает твоей однобокостью.
Алексис поняла, что обидела его.
- Извини. Просто я никогда не слышала здесь ничего подобного, - сказала она.
Майкл пожал плечами.
- Ну и глупо. Эта музыка ждала именно тебя. - Он подошел и стал перед ней. - Так. Признавайся честно, когда ты в последний раз танцевала?
Алексис задумалась.
- «Обдерите ивушку», - вспомнила она. - В школе. Уроки народного танца.
Наступила тишина. Алексис не могла понять выражение лица Майкла, но не сомневалась, что радости там не было. Она чувствовала, что он снова разозлился.
Когда он заговорил, в голосе было только любопытство.
- Но ведь, произрастая в такой семье, ты должна была ходить на танцы - приемы, благотворительные балы и тому подобное. Ты не танцевала там?
Она задрала подбородок.
- Я же сказала - нет. - Она вспомнила мать, томно плывущую по залу в объятиях молодого итальянского тенора, казалось, они вот-вот сольются в пламенном поцелуе. Алексис не хотела, чтобы кто-нибудь обнимал ее так. Даже Патрик.
Она была настолько удивлена последней мыслью, что сказала правду:
- Для меня существовал только один мужчина. Он был далеко, и я не хотела… не хотела отношений ни с кем, кому я не собиралась отдавать себя. Поэтому никаких вечеров, никаких танцев. - Она услышала боль в собственном голосе, хотя и пыталась говорить бесстрастно.
Майкл посмотрел на нее задумчиво.
- Девочка-однолюбка, да? Не хотела идти по мамочкиным стопам?
Алексис дернулась. Он глядел в корень. Ей это не нравилось. Какое право имел Майкл Слейн читать мысли, которые ускользнули от самых близких ее друзей?
- Если тебе угодно видеть в таком свете, - холодно заметила она.
- Милая, - тихо сказал он. - У меня нет выбора. Большинство двадцатипятилетних женщин имеют определенный опыт. Ты - нет. Мне нужно знать, почему.
- Почему? - сердито спросила она. - Тебе-то какое дело?
В его взгляде была ирония.
- Ты действительно не понимаешь?
- Если бы понимала, не спрашивала.
Он положил руки ей на плечи, мягко удерживая перед собой. В этом движении не было страсти, только спокойная настойчивость.
- Сегодня, если ты помнишь, - холодно сказал он, - мы были чертовски близки к тому, чтобы заняться любовью. Вот какое мне дело.
Алексис вспыхнула и опустила глаза.
- Мы остановились.
- Я, - неожиданно хрипло уточнил Майкл, - остановился. Ты была не прочь приобрести опыт.
- О! - Она вырвалась из плена его рук. - Рыцарем тебя уж точно не назовешь. А тебе, насколько я понимаю, было все равно? - с горечью спросила она.
Глаза его были непроницаемы.
- Мне было не все равно. - Он окинул ее взглядом. - А ты целовала меня не как человека, которому не собиралась отдать себя. Видимо, ты решила пересмотреть позу однолюбки.
- Это не поза, - процедила сквозь зубы Алексис.
- Почему же ты не с ним? - мягко спросил Майкл. - Он не хочет тебя?
Алексис вспомнила лицо Патрика, пылающее неутоленной страстью, и содрогнулась.
- Он меня хочет. Майкл прищурился.
- Так, может, ты его на самом деле не хочешь?
- Дело не в этом, - сказала она. У Майкла был очень скептический вид. - Он женат, - выпалила Алексис вынужденное признание.
Майкл поднял бровь.
- Вот как?
Она отвернулась, переживая внутреннюю борьбу.
- Ты не понимаешь. У него дети. Патрик говорил, что я веду себя как дура. Что жена ничего не имеет против его измен, когда они в разлуке. Но…
- Но ты оказалась не столь снисходительной, - мягко подхватил Майкл.
Он меня считает чопорной дурой, подумала Алексис и сказала в отчаянии:
- Так я чувствую. Измениться я не могу. Это, наверное, причиняет боль.
- Уж это точно, - сказал Майкл. Она остолбенела. Улыбка у него вышла кривой. - Тебе в первую очередь. Женщинам-однолюбкам нужны мужчины-однолюбы. Во всяком случае, так подсказывает мой опыт.
Он подчеркивает разницу между нами, размышляла Алексис.
- Ты, наверное, считаешь меня трусихой и дурой? - вспыхнула она.
Он смотрел на нее со странным выражением на лице.
- Наоборот, я думаю, ты очень мудра. Не стоит играть с огнем, если не готов к ожогам. - Он пожал плечами, закрывая тему. - Так, значит, ты вообще не танцевала. Тогда начинаем с азов. - Он протянул руки. - Иди сюда.
Алексис не шевельнулась. Майкл ухмыльнулся, видя ее нерешительность.
- Боишься? - тихо подначил он.
Алексис поморщилась. Вечно он заставляет ее чувствовать себя перепуганным кроликом. Впрочем, основания для перепуга имеются, и бдительность ей не повредит.
Выпятив подбородок, она сладенько проговорила:
- Еще бы не бояться! Во что обойдется компенсация, если я на самом деле сломаю тебе лодыжку?
Он разразился смехом.
- В целое состояние. Ты сорвешь съемки и разрушишь мой имидж. - Он подошел и взял ее за талию. - Выше голову и смотри, куда ставишь ноги, Брук.
Алексис всеми силами старалась подавить сладкую дрожь, разбегавшуюся по телу. Она чувствовала его руки сквозь футболку - они будто заменяли ей позвоночник.
Но сказала строптиво:
- Не могу же я выполнить и то и другое без перископа.
Он снова рассмеялся, но в наказание чуток встряхнул ее.
- Не умничай. И сосредоточься. Слушай музыку. Мелодия была ей смутно знакома - быстрая, с неровным ритмом. Именно то, что нужно, чтобы посадить в лужу неопытного танцора.
- Единственное, что ты должна сейчас делать, - деловито наставлял Майкл, - это слушать музыку, пока не уловишь ритм. После этого начинай двигаться. Не ногами - плечами.
Руки, покоившиеся на ее талии, проиллюстрировали слова. Алексис качалась, как кукла-марионетка, начисто лишенная собственной воли. Длинные волосы коснулись его щеки - походило на невольную ласку. Алексис хотела повторить, но решительно подавила желание.
К счастью, он, по-видимому, не обратил внимания. Девушка наблюдала за ним сквозь полуприкрытые веки.
- Когда освоишься, начинай двигаться вместе со мной. - Майкл чуть встряхнул ее. - Ты слушаешь?
Странная мечтательная апатия охватила Алексис от этой энергичной музыки. Она кивнула. Он досадливо вздохнул.
- Говорю же тебе: соберись. Я предупрежу тебя, когда начну двигаться. Тогда тебе нужно будет просто следовать за мной. Держи плечи параллельно моим и не пытайся делать сознательные движения. Готова?
Алексис чувствовала, что сейчас начнет хихикать. Майкл сильно напоминал Фреда на репетиции. Серьезный, сосредоточенный, в любую минуту готовый вспылить. Она решила не делиться своими наблюдениями. И потому просто кивнула еще раз.
- Дождись конца дорожки, - продолжал он. - Только слушай ритм. Это самое главное.
Следующая песня, как и первая, была раздражающе смутно знакома. Алексис покорно вслушалась и поймала медленный ритм еще до того, как руки Майкла подсказали его.
Она двигалась согласно полученным инструкциям. Это оказалось нетрудно. Когда Майкл повел, она двигалась легко и послушно, как пушинка. Музыка изменилась, и он крутанул ее без предупреждения. К своему изумлению, Алексис не споткнулась и не замерла. Все получалось изумительно легко.
- Ужас, - сказала запыхавшаяся Алексис, когда диск закончился.
Майкл рассмеялся.
- Итак, ты теперь танцуешь.
- Итак, да, - серьезно согласилась она и, подумав, добавила: - Но, вероятно, не со всеми.
Она всего лишь имела в виду нетвердо державшихся на ногах пожилых друзей Фреда, которые, бывало, приглашали ее танцевать, и никак не ожидала, что лицо Майкла изменится, будто от интимного признания.
На мгновение она затаила дыхание в наступившей тишине. Он тоже замер, как солдат, учуявший приближение врага. Алексис тревожно вглядывалась в его лицо. Потом его руки упали, он расслабился, и лицо стало непроницаемым. Майкл вернулся к проигрывателю и сменил диск.
На этот раз песня была совершенно незнакомая. Щетки ударника вели негромкий, чувственный ритм. Таким же чувственным был хрипловатый голос. Алексис застыла. Вернулся Майкл и взял ее за талию.
- Слушай, - прошептал он.
Она стояла в неподвижном объятии, будто закованная в лед, который не могли растопить его теплые пальцы.
- Почему лирика - всегда такая дрянь? - поинтересовалась она.
Руки Майкла сжали ее крепче. Одна опустилась ниже и заставила ее раскачиваться вместе с партнером, едва не касаясь телами. Он не отвечал. Алексис почувствовала, как пересохло во рту.
- Любовь с первого взгляда, - произнесла она неестественно высоким голосом. - Смешно!
Он блеснул глазами.
- Ты специалист? - тихо спросил он.
Она вскинула голову. Волосы снова мазнули его по щеке, доставив Алексис сладкую тайную радость.
- Я знаю, что любовь не похожа на приступ сумасшествия, если она вообще существует, - ответила девушка.
- Она существует.
Он вдруг подхватил ее и резко повернулся, продолжая покачиваться в такт музыке. А когда снова поставил на пол, Алексис оказалась прижатой к нему от груди до бедер. Едва заметными движениями он заставлял ее следовать ритму.
- В любом случае это не молния, пронзающая двух незнакомцев, - сказала она, споря с песенкой.
- Ты уверена?
Близость была мучительной. Алексис облизнула сухие губы. Майкл выглядел почти сердитым.
- Ты говоришь о том, в чем ничего не смыслишь, - вполголоса сказал он.
И стал прикасаться к ней так, как ей и присниться не могло. Танец продолжался, но она полностью принадлежала Майклу, двигалась, покорная его пальцам, рукам, мускулистым плечам, бедрам, прижатым к ее собственным… Алексис начинала испытывать совершенно новый страх - не перед этим уверенным, опытным мужчиной, а перед собой.
Он отбросил ее, заставив гибко откинуться на его руку, а когда притянул снова, их губы встретились.
В Алексис наконец поднялось что-то надолго и глубоко спрятанное. Она ответила на поцелуй не в поисках ощущений, не в увлечении, а как равная - страстно жаждущая равная.
На этот раз, подняв, он понес ее наверх по винтовой лестнице, не спрашивая ни о чем. Вдогонку им звучала мелодия песни. Он понес девушку не в ее комнату, а в ту, которую выбрал для себя. Едва успев заметить тканые дорожки на полу и резную ореховую мебель, она оказалась лежащей на кровати. Сквозь полутьму она пыталась разглядеть его лицо.
- На этот раз, - сказал он почти мрачно, - ты должна понимать, что делаешь.
Он взял ее руки и закинул их к себе на шею.
Алексис еще не привыкла к сумраку. Она чувствовала себя очень странно. Никогда раньше она не занималась ничем подобным и, однако же, совершенно точно, до последнего движения знала все, чего он от нее хочет. Она медленно извивалась всем телом. Язык Майкла вторгся в ее рот, но она не ощутила это как вторжение, потому что ее язык был так же ненасытен. Одежда упала с них ненужной грудой.
Его кожа обжигала губы. Майкл затаил дыхание. Алексис почувствовала восторг. Она прижала ладони к его горячей груди и вся задрожала. Он снова и снова произносил ее имя, не отрывая губ. Руки стискивали и мяли ее плечи. Алексис знала, что вышла в неизведанные воды. Она снова задрожала.
- Майкл.
Это был только шепот. Но шепот остановил его. Он поднял голову, задыхаясь.
- Что, милая?
- Майкл, я боюсь, - призналась Алексис, уже не скрывая, что именно у него ищет защиты.
Он отвел волосы с ее лица.
- Не нужно. Я сделаю тебя счастливой, обещаю. Доверься мне.
Но Алексис колебалась. О доверии, внутренне усмехнулась она, в песне ничего не говорилось. Она прекрасно знала, чего хочет. Тело не оставляло ей на этот счет никаких сомнений. Но этого недостаточно.
- А ты? - с болью спросила она. - Могу я сделать счастливым тебя?
Рука Майкла раскладывала на подушке шелковые пряди ее волос. Мгновение Алексис казалось, что он не ответит.
Потом он сказал изменившимся голосом:
- Больше, чем ты можешь себе представить. Алексис обхватила ладонями его лицо и притянула к своей груди.