На рассвете маленький отряд по-быстрому свернул стоянку и отправился в путь, не забыв запастись большими вязанками хвороста и накрыть лошадей меховыми попонами.

Утренний сумрак таял, открывая чистое небо, яркое, будто в июле. На его фоне медно-золотым диском всходило солнце, далекое и холодное. Его лучи не грели, но это не мешало им искриться серебром в инее на ветвях деревьев. Снег поскрипывал под копытами лошадей, люди кутались в меха и шкуры, пытаясь спрятаться от трескучего мороза.

На этот раз Дарвейн посадил Эсмиль перед собой, и теперь девушка всей спиной ощущала его крепко сбитое тело, плотно прижимавшееся к ней сзади. Воспоминания о минувшей ночи то и дело накатывали горячими волнами, но она не могла понять, то ли это от возбуждения, то ли от гнева. К тому же она буквально ощущала затылком пристальный и недовольный взгляд Нирана, который с самого утра не спускал с нее глаз. Она еле сдерживалась, чтобы не развернуться и не спросить, что ему нужно, но ответить на этот вопрос мог только Дарвейн, а с ним ей говорить не хотелось.

Наконец, лес резко оборвался, и отряд вышел на открытое пространство. Дарвейн поднял руку, приказывая остановиться. Перед путниками лежала огромная заснеженная пустыня, распростершаяся на несколько сотен лиг до самого горизонта. В лучах утреннего солнца она сверкала и переливалась, будто усеянная россыпью бриллиантов, и этот свет безжалостно резал глаза.

Здесь начинался последний и самый опасный отрезок пути. Ни один человек, вступивший на него, не мог быть уверен, что дойдет до конца живым. Снежная пустыня любила брать с путников дань, и этой данью были их жизни.

– Смотри, – Дарвейн слегка потянул Эсмиль за волосы на затылке, заставляя поднять голову. – Это преддверие ада, пустыня Эрга.

– Мы должны идти туда? – девушка поежилась от холода, пробиравшегося даже под теплый меховой плащ.

Впервые в жизни она видела подобное творение природы, но, несмотря на свое великолепие, эта холодная красота не вызвала у нее ничего, кроме неосознанной тревоги. Интуиция подсказывала: здесь кроется смертельная опасность! Но амаррка, привыкшая к южному климату, еще не осознавала всей опасности снежной пустыни.

– Должны и пойдем, – усмехнулся лэр, глядя в ее напряженное лицо. – У нас три дня на переход. Однажды эта пустыня уже стала могилой для целой армии, и с тех пор ни одно войско не осмеливается ее пересечь. Только данганары, дети Эрга, способны пройти ее от Ангрейдских лесов и до самых северных фьордов. Но все равно, каждый раз приходится платить кровью.

– Кровью? – пробормотала девушка, упорно не желая встречаться с ним взглядом. – Что это значит?

Он хмыкнул и тронул коня с места:

– Надеюсь, ты этого никогда не узнаешь.

Уже через час Эсмиль замерзла настолько, что почти не чувствовала рук и ног. Позабыв про гордость и спесь, она по-детски жалась к мужчине у себя за спиной и еле сдерживалась, чтобы не всунуть руки ему под одежду. Нахохлившись, девушка опустила капюшон до самого носа и теперь пыталась согреть дыханием окоченевшие пальцы.

Дарвейн с интересом наблюдал за своей рабыней и мысленно делал ставки: сколько она продержится? Когда взмолится о пощаде? Когда попросит его о помощи? Но та упрямо молчала, пытаясь сохранить остатки независимости.

– Замерзла? – наконец, не выдержал он.

– Хочешь согреть? – буркнула Эсмиль.

Тон ее был язвительным и недовольным, но данганар довольно усмехнулся, почувствовав, как она прижалась к нему еще сильнее.

– А ты, как будто, против?

Дарвейн откинулся от нее, заставив почувствовать спиной леденящее дуновение ветра. Эсмиль недовольно вскрикнула, но в тот же миг лэр распахнул тяжелый меховой плащ, а потом резким собственническим движением прижал к себе хрупкое женское тело и сомкнул полы плаща. Теперь девушка оказалась в теплой меховой ловушке, а мужская рука безапелляционно вдавила ее в твердое тело, жар которого чувствовался даже через слои одежды.

– Моя недотрога, – шепнул он, лаская дыханием ее затылок, и Эсмиль с удивлением поняла, что ей это нравится.

Еще ни один мужчина не имел права назвать ее своей, точно так же, как не имел права касаться без разрешения, смотреть в глаза или ставить условия. Она была госпожой от рождения, имеющей право казнить и миловать. Ей подчинялись сотни рабов, пятнадцать отборных наложников услаждали ее тело по первому же приказу, любой мужчина готов был упасть ниц и целовать ее ноги, стоило ей только кивнуть…

Но сейчас чувство принадлежности стало для нее откровением. Такое острое, горько-сладкое чувство с легкой примесью инстинктивного страха. Впервые в жизни она не контролировала ни ситуацию, ни мужчину, который был рядом с ней, и впервые в жизни не знала, что будет дальше. И эта неизвестность возбуждала, отзываясь во всем теле сладким томлением.

– Потерпи еще немного, – продолжал говорить Дарвейн, но теперь его губы мягко обследовали ее ушко, а левая рука, пробравшись под одежду, ласкала укромное местечко между широко разведенных ног. – В полдень будет привал.

Эсмиль вздрогнула от прикосновения к особо чувствительной точке, схватила его за запястье, но тут же отпустила и шумно выдохнула, позволяя пальцам лэра забраться еще глубже. Приятное тепло медленно разливалось по телу, делая ее податливой и мягкой, как воск.

– Что ты делаешь? – то ли всхлипнула, то ли простонала она, уже не в силах сопротивляться собственным желаниям.

– Разве не видишь? – раздался над головой тихий смех. – Пытаюсь тебя согреть.

Больше Эсмиль не задавала глупых вопросов. Откинувшись на грудь данганара и прикрыв глаза от слепящего солнца, она полностью отдалась во власть умелых мужских пальцев. Удовольствие накатывало волнами, заставляя вздрагивать всем телом, с губ то и дело срывались тихие стоны, но девушке было абсолютно наплевать, что кто-то из всадников может понять, что с ней происходит. Она не привыкла стыдиться, ее тело всегда являлось объектом поклонения, но сейчас ей хотелось лишь одного мужчину, того, который смог ее укротить.

***

Дневной привал был коротким. Данганары не стали разбивать палатки и тратить прихваченный с собой хворост на костер. Решили пообедать холодным копченым мясом и задубевшими на морозе лепешками, хлебнуть по глотку райсблера для сугреву – и снова в путь.

Эсмиль давилась сухим пайком, сидя на расстеленной попоне, и морщилась, когда на зубах хрустел лед, но ела молча, понимая, что иначе может вообще остаться голодной. Сейчас у нее не было ни малейшего желания испытывать терпение своего господина, ей хватило тех трех оргазмов, которые он заставил ее пережить за последний час, не считая всех предыдущих.

Нежная плоть между ног сочилась влагой и пульсировала, груди ныли, соски стали настолько чувствительными, что даже прикосновение одежды вызывало в них болезненный зуд. Пресыщенная и полностью опустошенная, девушка набрала в руки полные пригоршни снега и обтерла пылающее лицо. Огляделась в поисках укромного места, но вокруг расстилался только бесконечный снежный наст, упиравшийся в горизонт.

– Ты что-то хотела? – голос Дарвейна заставил ее вздрогнуть.

Она подняла голову, но взглянуть ему в лицо не решилась, только почувствовала, как под его взглядом предательски запылали щеки.

– Да… по нужде.

– Извини, милая, здесь кустиков нет, – он развел руками под смешки своих сотоварищей.

Эсмиль поджала губы. Ее взгляд скользнул поверх плеча данганара, за спиной которого Вирстин и Ниран без ложного стыда поливали снег. Эти неотесанные мужланы даже не посчитали нужным отвернуться, чтобы сохранить хоть какую-то видимость приличий! Девушка заскрипела зубами, пытаясь сдержать рвущийся на волю гнев.

– Мне нужно уединение, – с нажимом произнесла она, отводя взгляд от ухмыляющихся мужских лиц. Ей даже показалось, что один из этих варваров ей подмигнул. Ах да, Дарвейн же как-то обмолвился, что не против поделиться ее телом со своими товарищами. Только этого не хватало!

– Мы можем отвернуться, – лэр обернулся к остальным мужчинам, которые с интересом прислушивались к разговору, – правда, парни?

– Ну, чего б не уважить такую красотку? – пробасил один из них, остальные, не пряча ухмылок, согласно закивали, но отворачиваться никто не спешил.

Эсмиль поняла, поблажек не будет. Здесь она никто и ее желания не имеют никакого значения. Только слово Дарвейна ограждает ее от потных и похотливых рук этих грубиянов, каждый из которых, наверняка, уже мысленно имел ее в разных позах.

Сжав зубы, она поднялась, гордо вскинула голову и твердым шагом прошествовала мимо ухмыляющихся мужчин. В спину ей донеслись недвусмысленные смешки и остроты.

Обойдя лошадей, мирно жевавших зерно из матерчатых торб, девушка развернулась спиной к данганарам и присела, аккуратно подобрав подол. Светить голыми ягодицами у нее не было ни малейшего желания, но природа требовала свое, причем сию же секунду. Зачерпнув снега, она обмыла им пульсирующую плоть. Холод немного остудил разгоряченную кожу, но этого все равно было мало.

– Давай, скромница, некогда стесняться! – хохотнул Дарвейн у нее за спиной. – Парни, по коням, через пять минут выступаем.

– Ваша Милость, – обратился к нему Вирстин, – гляньте туда, что-то не нравится мне это облачко, как бы буря не поднялась.

Эсмиль поспешно встала и отряхнулась. Проследила взглядом за рукой данганара, указующей на восток. Небо там потемнело, будто подернулось серой дымкой, но в воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка. Наоборот, сейчас, когда солнце стояло в зените, воздух немного потеплел и мороз стал почти терпимым.

– Сегодня еще и полнолуние, – пробормотал Дарвейн, озабоченно вглядываясь в горизонт. – Нужно успеть до сумерек достичь стоянки, иначе я не ручаюсь за наши жизни.

– Думаете, ирбисы Эрга…

– Кто знает, – резко оборвал лэр своего товарища, не дав тому договорить до конца, – но лучше не проверять.

Ирбисы?

Эсмиль встрепенулась. Она слышала о страшных хищниках, которые водятся только в снегах Северного континента. Кто-то из ее рабов рассказывал, что они огромные, как львы или тигры, с такими же острыми когтями и хищным оскалом. Их глаза пылают, точно раскаленные угли, а белоснежная шерсть на загривке становится дыбом, когда они чуют свою жертву. Ирбисы не охотятся стаями, но когда им приказывает сам Эрг, они могут сутками преследовать жертву, идя по ее следу и выжидая, когда она окончательно ослабеет, а могут напасть внезапно, и тогда даже мечи и арбалеты не защитят от острых клыков, разрывающих плоть.

Но тогда, под надежным сводом мраморного дворца, все эти истории казались просто страшными сказками, которыми няньки пугают непослушных детей. Теперь же девушка невольно прибавила шаг, стараясь быстрее пересечь расстояние, разделявшее ее и мужчин.

– Готова? – Дарвейн, не глядя, всунул ей в руки флягу с вином. – На вот, согрейся. У нас часа четыре, потом начнет смеркаться. Нужно поторопиться, так что привалов больше не будет, пока не достигнем стоянки.

– Это из-за ирбисов?

– Живо в седло! – процедил лэр, мгновенно приходя в ярость. – И чтоб молчала, пока не дам разрешения говорить. Поняла?

– Да.

Эсмиль недоуменно пожала плечами и взобралась на предложенного коня.

– Я не слышу.

– Поняла!

– А где "хозяин"? Ты к кому обращаешься, рабыня? Или забыла, кто ты?

– Поняла, хозяин, – огрызнулась она, обжигая его ненавидящим взглядом.

– Вот так.

Понемногу поднимался ветер, пронизывающий и колючий. С востока надвигалась туча, предвестница снежной бури, и Дарвейн впервые в жизни ощутил укол страха. Не за себя, не за своих людей, а за эту глупую девку, которая каким-то непостижимым образом с каждым днем становилась ему все нужней.

***

Уже смеркалось, когда на горизонте появились высокие стены, ограждавшие небольшое стойбище, в котором путешественники останавливались на ночлег. Дарвейн приказал пришпорить коней. Оставалось совсем немного, каких-то три-четыре лиги, но за спинами всадников уже завывал ветер, а с потемневшего неба сыпались хлопья снега.

Данганары озабоченно оглядывались, будто чего-то опасались. Прислушивались к звукам, доносившимся из ледяной пустыни, нервно втягивали ноздрями морозный воздух, словно пытались учуять чей-то запах.

Эсмиль невольно прижалась к Дарвейну еще сильнее. Поведение мужчин не на шутку встревожило ее. Они явно чего-то боялись, но чего именно? Что в этой безмолвной обители снега и льда могло испугать таких сильных воинов, как данганары? Она хотела спросить, но не осмелилась, слишком уж напряженное лицо было у Дарвейна, когда она взглянула на него.

Порывистый ветер хлестал по лицу и спине, бросал в глаза пригоршни снега. Буран становился все сильнее, видимость ухудшалась с каждой минутой. Сквозь метель всадники услышали раскатистое рычание, доносившееся с востока, и от этого звука испуганно захрапели лошади, вставая на дыбы в рыхлом снегу. Что-то, вернее, кто-то приближался к ним с той стороны вместе со снежной бурей.

– Рик, бери Эльдрена и Берра, отвечаешь за тыл, – крикнул Дарвейн, ловя ртом ледяной ветер. – Пришпорьте лошадей, иначе все здесь останемся!

– Слушаюсь, Ваша Милость, – голос Риквана прозвучал словно издалека.

Снежный вихрь был настолько силен, что Эсмиль видела не дальше своего носа. Спутники казались ей смутными тенями, мелькавшими в полумгле, а спасительных стен она вообще не могла разглядеть. Зато странный звук приближался, становился все отчетливее, и девушка начала различать в нем множество леденящих душу голосов. Теперь они звучали не только за спинами всадников, казалось, будто огромная стая неведомых существ преследует отряд по пятам, окружая, загоняя в ловушку.

– Дарвейн! – она повернулась к лэру, ловя его взгляд. – Нам что-то угрожает? Это хищники?

– Закрой рот, а то заболеешь, – не глядя, отрезал тот.

– Нет, подожди. Если есть опасность, я хочу иметь оружие чтобы себя защитить!

– Ты? Защитить? – в его тоне сквозила насмешка, но Эсмиль добилась желаемого, лэр соизволил на нее посмотреть.

– Да. Сомневаешься в моих способностях?

– Совсем нет, милая. Сомневаюсь, что ты удержишь в руках арбалет.

Это "милая" прозвучало издевкой. Девушка заскрежетала зубами. Доказывать свою правоту сидя на несущейся во весь опор лошади, да еще когда в глаза и рот забиваются хлопья снега, было невыносимо, но она не желала сдаваться.

– Не надо мне арбалет! – выкрикнула она, перекрывая завывание ветра. – Дай кинжалы, дротики, все, что можно метать в цель!

– Прости, такое оружие недостойно воина, это игрушки наемных убийц.

– О, Бенгет Всеблагая! – Эсмиль закатила глаза, мысленно поражаясь местным обычаям. – Да какая разница, чем защищать свою жизнь? При чем здесь достоинство?

– Молчи, женщина, – рассвирепел Дарвейн и хорошенько встряхнул ее. – Еще одно слово – и я вышвырну тебя в снег.

Девушка благоразумно прикрыла рот, но внутри у нее все клокотало от гнева. С этого мужлана станется бросить ее здесь, посреди пурги, на потраву диким зверям. Кто она для него? Всего лишь вещь, рабыня, не имеющая права даже на то, чтобы защищать свою жизнь.

"Здесь нет моей богини, моей защитницы, – размышляла она, пригнувшись к шее лошади и вцепившись в оледенелую гриву посиневшими пальцами, – даже помолиться будет некому перед смертью…"

– Дар?..

– Да ты заткнешься или нет? – взревел Дарвейн.

Он был очень зол. Его лошадь несла двойной груз и уже уставала, он слышал, как она хрипит, видел, как со взмыленной морды падают вниз клочья пены, как на порванных удилами губах пузырится кровь. А снежные барсы приближались, их было слишком много для такого маленького отряда. Дети Эрга чуяли добычу и хотели получить свою дань, они окружали путников, понемногу сжимая кольцо, но поднявшаяся буря еще не давала их рассмотреть.

"Мы не успеем, – мелькнула в его голове обреченная мысль. – Придется кому-то пожертвовать собой и остаться."

И именно в этот момент из снежной мглы вылетело длинное гибкое тело, белое, словно только выпавший снег.

Эсмиль не успела вскрикнуть, как ее мощным ударом вышибло из седла. Она отлетела в сторону и шлепнулась в снег плашмя, не сумев сгруппироваться. Что-то тяжелое и горячее, злобно рыча, навалилось на нее. Один миг – и когтистая лапа рванула меховой плащ, заставив девушку похолодеть.

Ошеломленная, она лежала лицом в снегу. Огромный зверь, которого невозможно было рассмотреть, стоял над ней, придавив тяжелой лапой, и из его глотки сквозь пургу рвался победный рык.

Хищник ударом лапы перевернул свою жертву. Эсмиль успела накинуть свалившийся капюшон и свернулась в комок, но этого было мало. Ей хватило всего лишь взгляда, чтобы понять – с этим зверем ей не справиться, это конец. Все, что она может, это только продлить агонию в надежде на то, что кто-то из данганаров вернется за ней.

Огромный зверь снежно-белого окраса, похожий на леопарда, но гораздо мощнее, возвышался над девушкой, и с его оскаленной пасти прямо на ее плащ падала тягучая слюна. Густая шерсть топорщилась на затылке, превратившись на морозе в твердые иглы, в красных, как уголья, глазах пылали голод и смерть.

В один миг перед глазами Эсмиль пролетела вся ее жизнь. "О, Бенгет Всеблагая, Мать всего сущего, если ты меня слышишь!" – взмолилась она последней отчаянной попытке. Умирать ей совсем не хотелось, тем более здесь и так.

"Здесь нет твоей богини, девочка, здесь только я. Можешь звать меня Арнеш Пресветлой", – раздался в голове Эсмиль сладкий, как патока, голос. Он завораживал, усыплял бдительность, предлагал забыть о страданиях и лишениях, закрыть глаза хоть на миг и отдаться на волю судьбы. "Зачем сражаться, зачем куда-то бежать, – словно спрашивал он, – ведь все равно конец лишь один – забвение, но там, по ту сторону смерти, тебя ждет новый мир и новая жизнь. Тебе не придется страдать в райских садах, ты будешь обласкана и согрета. Перестань бороться с судьбой, не трать силы, позволь мне помочь…"

Ну, нет, слабой и угнетенной Эсмиль никогда не была, да и не собиралась. Даже сейчас, перед оскалом собственной смерти, она сохраняла ясный ум и холодный рассудок.

Ирбис бросился вперед, метя в нежное горло, но девушка успела прикрыться руками. Толстый слой шкур и сукна защитил тело от острых клыков. Яростно рыча, хищник вцепился зубами в плащ из медвежьей шкуры и начал трепать свою жертву, вжимая лапами в рыхлый снег.

Неожиданно он отпрыгнул, издав короткий звук, похожий на жалобное мяуканье.

Эсмиль тут же вскочила на ноги.

Снежный зверь стоял совсем рядом, буквально в трех шагах, растопырив лапы и нагнув лобастую голову почти к самому снегу. В его правом боку торчал арбалетный болт, вокруг которого расползалось темное пятно.

Из ледяной мглы в сторону зверя скользнула какая-то тень. Эсмиль невольно вскрикнула и прижала руки к груди.

Это был Дарвейн! Он шел на хищника с выражением отчаянной решимости на лице. В одной руке сверкал кинжал с коротким широким клинком, вторая же была до самого плеча обмотана суконным плащом.

Одно мгновение – и ирбис прыгнул на нового врага.

Эсмиль закричала.

Кто-то схватил ее, потащил в снежную пелену. Девушка даже не поняла, кто это был. Инстинкт самозащиты заставил яростно вырываться из крепко державших рук.

– Тише ты, буйная! – раздался над головой недовольный, но очень знакомый бас. – Или брошу, и спасай сама свою шкуру!

– Ниран? – Эсмиль не сдержала облегченного вздоха. Она даже не заметила, как из глаз брызнули горячие слезы.

– Он самый. Ты ранена? Идти можешь?

– Нет… нет… да! Я в порядке.

Задыхаясь, сбиваясь, почти ничего не соображая, она пыталась удержать в голове ускользающую мысль:

– А Дар? Ему нужно помочь!

– Без тебя помогут. Шевели ногами, раз не ранена. Надо убираться отсюда. Стойбище совсем рядом.

Вокруг завывал ветер, поднимая в воздух белые тучи снега, и в этот вой то и дело вплетались голоса снежных барсов, и от этого хора кровь стыла в жилах даже у самых смелых бойцов.

Идти сквозь пургу было практически невозможно. Эсмиль с трудом переставляла ноги, чувствуя, как тяжелый оледеневший подол тянет книзу. Снег набился за шиворот и в меховые сапожки, ноги и руки окоченели, кожа на лице онемела и уже не чувствовала порывов ветра. Но удивительно, в эту минуту бывшая амаррская аристократка не думала о себе. Все ее мысли, все ее чувства были направлены лишь на одно.

Где-то там, позади, остался Дарвейн один на один с опасным хищником. И Эсмиль не могла понять, почему же так щемит сердце, почему так болит душа и от слабости темнеет перед глазами. Неужели, он стал ей дорог? Неужели, жизнь этого грубияна имеет для нее хоть какое-то значение?

Видимо, да.