Этой ночью никто из них не спал.

Эсмиль лежала в своем углу, завернувшись в меховые покрывала, которые ей выдал удивленный Вирстин, и прислушивалась к каждому шороху, доносившемуся со стороны лэра. Она не могла понять, почему он дал ей свободу. Потому что она спасла ему жизнь? Но разве любой из ее собственных рабов не должен был поступить точно так же? Она бы вознаградила его, позволив ублажить ее в постели и спать до утра у кровати на коврике или у порога ее спальни. И все, это была бы достаточная награда за то, что раб и так должен делать для своей госпожи. А здесь…

И почему он отправил ее спать отдельно? Вряд ли он так дотошно чтит обычаи своей родины. Может, он больше не хочет, чтобы она грела ему постель? Может, она ему надоела?

В душе Эсмиль бурлили обида и раздражение. Ущемленная гордость не давала уснуть. Девушке хотелось встать и потребовать объяснений, но она продолжала лежать, молча вслушиваясь в тяжелое мужское дыхание.

Нет, она не опустится так низко, чтобы самой идти к мужчине и спрашивать, почему он изгнал ее из своей постели. Лучше сделает так, что он сам к ней приползет!

Вспомнилось, как он зарычал, будто раненый зверь, когда она назвала имя Вирстина. Неужели ревнует? Это рычание как елей пролилось на ее пострадавшее самолюбие.

В темноте губы девушки раздвинула самодовольная улыбка. Этот варвар еще не знает, с кем связался. Что ж, он сам дал ей свободу, она его не просила. Пусть же теперь узнает, что значит быть с настоящей амарркой, а не с бесправной рабыней!

Если бы Дарвейн знал, какие мысли бродят у нее в голове, он бы обязательно пересмотрел свое поспешное решение дать ей вольную. Но к счастью, он слышал только ее недовольное сопение, перемежающееся вздохами, да то, как она ворочалась в темноте, не в силах уснуть. Лэр вслушивался в эти звуки, не замечая, что по его лицу блуждает снисходительная улыбка.

Бывшая рабынька явно решила сыграть на его ревности? Что ж, у нее получилось, он повелся, как мальчишка. Но теперь она сама мучается от того, что приходится спать отдельно.

Дарвейн был уверен, пройдет всего пара дней, и Эсмиль сама придет проситься к нему в постель. Он мог быть не только суровым хозяином для своих рабынь, но и чутким любовником для своих любовниц.

Прикрыв глаза, он вспомнил женщин Ангрейда: аристократок, простых дворянок, мещанок и даже пастушек, красивых и не очень, которые сами ложились в его постель. Вспомнил то чувство, которое всегда ощущал, входя в их нежную покорную плоть… И, странное дело, эти воспоминания больше не возбуждали. Все, что он почувствовал сейчас, это презрение и брезгливость, а бывшие любовницы показались ему пресными, как лепешки.

Зато мысль о дерзкой и непослушной Эсмиль заставила его кровь забурлить. Да, он определенно хотел эту женщину. Причем хотел так, что даже боль в ранах не помешала его члену стать твердым, как камень.

Усмехнувшись собственным мыслям, он переложил руку себе на промежность. Плоть пульсировала, просясь наружу из замшевых штанов. Дарвейн представил Эсмиль, окутанную лишь собственными волосами, представил, как она опускается на колени, как ползет к нему, по-кошачьи выгибая спинку, как трется лбом об его живот, опускаясь все ниже, пока, наконец, ее губы не накрывают его горячую плоть, жаждущую ее прикосновений…

Он представил, как входит в глубину ее рта быстрыми, грубыми толчками и проникает в самое горло. Представил, как она задыхается, по ее лицу текут слезы, но он не дает отклониться, крепко сжимая за волосы на затылке…

– Дар? – ворвался в его мысли хриплый шепот Эсмиль. – Тебе плохо?

– Нет! – процедил он с внезапной злостью.

– Просто ты так дышал… – она помолчала. – Я думала, тебе плохо.

– Женщинам вообще думать вредно. Спи, – отрезал он, убирая руку и морщась от тянущей боли в паху. – Завтра рано вставать.

***

Утро наступило гораздо быстрее, чем Эсмиль могла себе представить. В стойбище еще царила беспросветная темнота, а данганары уже поспешно сворачивали лагерь и затаптывали остатки костра. Предстояло совершить еще один переход, и никто не знал, какие ловушки на этот раз приготовит пустыня Эрга.

Дарвейн самостоятельно выбрался из палатки и стоял, прислонившись спиной к частоколу, пока его люди навьючивали лошадей. Сегодня раны уже беспокоили меньше: амшеварр творил чудеса. Мелкие следы от клыков почти затянулись, рваные раны перестали кровоточить и подернулись тонкой пленкой. Вирстин сделал свежий отвар, поменял повязки, да еще и дал своему лэру несколько глотков чудодейственного средства вовнутрь. Так что теперь Дарвейн был вполне готов выдержать несколько часов в седле.

– Вир, – позвал он товарища, который уже проверял подпруги, – оседлай для квинны ди Маренкеш отдельную лошадь.

– Для кого? – не понял данганар.

– Для квинны Эсмиль ди Маренкеш, – повторил Дарвейн деревянным голосом.

Вирстин проследил за его взглядом. Лэр, не отрываясь, смотрел на свою рабыню, которая быстрым шагом шла с другой стороны стойбища, где находились выгребные ямы.

Утро выдалось довольно морозным, но небо было чистым, и полная луна освещала окрестности. От быстрого шага девушка запыхалась. Щеки ее раскраснелись, глаза блестели, как звезды, а с полуоткрытых губ при каждом выдохе вырывалось облачко пара. Она сбросила капюшон и распахнула ворот плаща, обнажив шею.

– Это она, что ли, квинна? – данганар почесал затылок. – С каких это пор…

Он мгновенно изменился в лице, увидев, что на шее девушки отсутствует знак рабыни.

– Ваша Милость? – Вирстин вопросительно уставился на своего господина, но тот продолжал пожирать угрюмым взглядом приближавшуюся девушку. – Все понял.

– Нир, – не оборачиваясь, Дарвейн окликнул второго товарища, – отвечаешь головой за квинну ди Маренкеш.

– Как скажете, – огромный данганар флегматично пожал плечами. Его ничуть не удивило, что вчерашняя безымянная рабыня с утра оказалась квинной ди Маренкеш. В конце концов, лэру виднее, квинна она или нет.

Когда небо на востоке только-только начало окрашиваться в розовый цвет, маленький отряд уже выезжал за ворота приютившего их стойбища. Впереди, как всегда, ехал Дарвейн на огромном жеребце теоффийской породы. Рядом с ним – Вирстин, следом – Эльдрен и Берр. В середине каравана на молодой мохноногой лошадке восседала Эсмиль, недовольно сверля глазами широкие спины данганаров, закрывавшие ей обзор. Слева и справа от нее, будто охраняя, пристроились Ниран и Рикван. Замыкал конный отряд бородатый Бергмэ.

После того, что случилось, данганары начали его сторониться, будто он стал прокаженным. Никто не хотел говорить с ним, на вопросы отвечали сухо и скупо, не скрывая неприязни. А лэр так и взглядом не удостоил! Зато с этой шлюхи глаз не спускал. Да кто она такая, что парни из-за нее нарушили законы священной пустыни и рискнули отбить у Эрга его законную добычу?!

Он не мог понять, чем она их взяла, зато точно знал, что лэру уже все доложили и что тот не забудет ему этого маленького инцидента в стойбище. Наказание неминуемо.

– Долго ли нам еще ехать? – поинтересовалась Эсмиль, устав разглядывать мужские затылки.

– Еще два дня и две ночи, – просветил ее Рикван. – На утро третьего дня увидим конец пустыни.

– И что это будет?

– Увидишь, квинна, – он усмехнулся.

Эсмиль поджала губы:

– Разве тебе не пристало обращаться ко мне на "Вы", раз я теперь стала квинной?

– Нет, – он жизнерадостно улыбнулся во весь рот. – Так обращаются только к лэру и льере.

– А льера это кто? – нахмурилась девушка, услышав незнакомое слово.

– Жена лэра, его мать, сестра или дочь. Правда, последние две льеры только пока не выйдут замуж. Если муж лэр, то титул останется, а если не повезет, то станут обычными квиннами.

– Подожди, я не поняла. У вас есть рабыни и есть квинны – свободные женщины, так?

– Ну, да.

– А льера это титул?

– Да…

– А квинна может стать льерой?

– Любая может, – не выдержав, вмешался, Ниран. – Если лэр на ней женится.

Девушка встрепенулась, будто очнувшись, глянула поверх голов спутников на черноволосую макушку Дарвейна. Вот он – выход! Стать льерой! На ее лице отразилась напряженная работа мысли, глаза засветились триумфом, и оба данганара, внимательно наблюдавшие за ней, разразились дружным хохотом.

– Никак рискнуть решила? – подмигнул, все еще хохоча, Ниран.

– Не твое дело, – Эсмиль вздернула нос.

– Не стоит, девочка, не играй в эти игры, – Рик внезапно нахмурился. – Наш лэр не любит, когда квинна слишком назойлива. Смотри, как бы опять не пришлось ошейник носить.

– О чем ты? – она уперлась в него пристальным взглядом.

– Он же собственноручно снял его с тебя? Так и обратно одеть может. Забыла? Он тебя купил, ты его собственность, с ошейником или без. Вот если он тебя представит клану как квинну, тогда другое дело. А пока ты та же рабыня, только без ошейника.

Девушка опустила глаза. Так вот, значит, как… Ничего еще не закончено, лэр в любой момент может снова сделать ее рабыней. А на рабынях не женятся…

***

После этого разговора Эсмиль долго не подавала голоса. Ей нужно было хорошенько обдумать ситуацию и разработать план действий. Девушка уже поняла, что потеряв статус рабыни, она стала недосягаема для желаний лэра. С утра он еще ни слова ей не сказал, хотя она постоянно чувствовала на себе его алчущий взгляд. Дарвейн хотел ее, да, она была в этом уверена. Об этом говорил недвусмысленный огонь в его глазах, который вспыхивал всякий раз, стоило ему только взглянуть на нее. Но также она поняла, что теперь нужно быть во сто крат осторожнее, ведь снятый ошейник в любой момент мог вернуться на свое законное место. Единственный способ избавиться от него окончательно, это дождаться приезда в замок Эрг-Нерай, где лэр представит ее всему клану как квинну.

Днем был сделан короткий привал, а потом путешествие продолжилось и, казалось, ему не будет конца.

Отряд медленно продвигался на север, лошади понуро тащились, взрыхляя копытами рыхлый снег и выпуская из ноздрей облачка морозного пара. На их сбруе и гривах сверках серебристый иней. Всадники в основном молчали, лишь изредка о чем-то переговариваясь вполголоса. Ледяная пустыня навевала уныние, яркое солнце резало глаза, от колючего ветра шелушились щеки и трескались губы. Запасы продовольствия и хвороста становились все меньше.

За час до быстро наступающих сумерек данганары спешились и начали устраиваться на ночлег. Разнуздали и стреножили лошадей, задали им корму. Эльдрен развел костер и поставил вариться чечевичную похлебку на ужин. Нир и Рикван разбили по приказу лэра две палатки – одну для него, вторую для квинны. Все были рады, что еще один день закончился. Данганары перебрасывались шуточками, предвкушая скорую встречу с родными, которых не видели долгих пять лет. Дорога домой, которая в самом начале казалась бесконечной, теперь приобрела вполне конкретные очертания.

Дарвейн тоже чувствовал себя лучше, несмотря на несколько часов, проведенных верхом на лошади. Днем Вирстин поменял ему повязки, да и во время пути лэр неоднократно прикладывался к маленькой фляжке с настоем амшеварра. То ли от чудодейственного напитка, то ли от скорого свидания с домом, но к вечеру настроение у него немного приподнялось, и теперь данганары кидали удивленные взгляды на задумчиво улыбавшегося командира.

– Ирбисы продолжают идти за нами, – сообщил хмурый Бергмэ. Дарвейн бросил на него вопросительный взгляд. – Как бы чего не вышло.

– Мы ушли с их территории. Здесь они не осмелятся напасть.

– Их много и они голодные.

– Я сильно ранил одного из них, – Дарвейн пожал плечами, скрывая раздражение в голосе, – сомневаюсь, что он выжил.

– Тем более. Остальные будут мстить за него.

Лэр выдохнул, чувствуя, как вместе с воздухом из легких улетучивается хорошее настроение. Этот разговор начинал раздражать.

– Встанешь в дозор первым, – сказал он, как отрезал, – и будешь молить Эрга, чтобы я забыл о том, что ты сделал.

Развернувшись, Дарвейн направился к костру, где темнела закутанная в шкуры одинокая женская фигурка.

– Ох, не принесет эта девка добра, – тихо пробормотал Бергмэ, следя за ним взглядом. – Надо было отдать ее Эргу.

***

Эсмиль молча наблюдала за вечерней суетой. Она устроилась на попоне поближе к огню, пытаясь согреть озябшие руки, а в голове крутились безрадостные мысли. Этот суровый край действовал на нее угнетающе, и скрывать эмоции с каждым днем становилось все труднее. Прошлое казалось далеким сном, будущее представало серым и беспросветным, и впервые за все это время она почувствовала насколько устала.

– О чем задумалась, красавица? – рядом с ней присел раскрасневшийся от мороза Берр. – Сегодня будешь спать как настоящая квинна, – он кивнул в сторону палаток, рядом с которыми возились его товарищи. – Лэр даже светильник приказал тебе выделить и воды нагреть для омовения.

Девушка равнодушно пожала плечами. Она услышала скрип снега под приближающимися шагами и каким-то шестым чувством поняла, что это Дарвейн. Он подошел и замер за ее спиной, не говоря ни слова, но от его близости по телу Эсмиль пробежали мурашки, поднимая дыбом все волоски.

– Эм-м, ну это… – Берр замялся, поднимаясь на ноги, – пойду, гляну, чего там…

– Устала? – раздался тихий голос Дарвейна, и сам он опустился рядом с девушкой на освободившееся место. – Немного уже осталось. Всего один переход.

– Расскажи мне о том месте, куда ты меня везешь, – неожиданно попросила Эсмиль, продолжая смотреть на огонь. Слова вырвались из нее раньше, чем она осознала их значение.

– Увидишь, – Дарвейн спрятал улыбку, – это суровый, но очень красивый край. Тебе понравится, квинна.

Она бросила на него быстрый взгляд, то тут же опустила ресницы.

– Мой замок стоит на скале над самым морем. Его обдувают все ветра, но мощные стены и башни защищают от непогоды. Ему уже пятьсот лет, – продолжал говорить данганар, устремив глаза вдаль. – Я не был там пять лет. Соскучился…

– Я тоже… – прошептала Эсмиль так тихо, что ее никто не услышал, и опустила голову еще ниже, скрывая предательский блеск в глазах.

Она никогда-никогда не вернется домой, никогда не увидит мраморные дворцы и хрустальные фонтаны Эвиллии, никогда не вдохнет жаркий воздух Амарры, наполненный пряным ароматом цветов… И рядом больше не будет верных аскаров, готовых служить ей верой и правдой, не будет наложников, мечтающих, чтобы она обратила на них свой взгляд, не будет матери, не будет сестры…

Вспомнив о семье, девушка помрачнела еще больше.

– Ты замерзла? – тяжелый плащ лег ей на плечи, заставив вздрогнуть от неожиданности. – Иди сюда.

Она не сопротивлялась, когда Дарвейн осторожно притянул ее к своему горячему телу. Гордая амаррская госпожа дрогнула, уступая место маленькой девочке, которая нуждалась в ком-то, кто бы позаботился о ней.

В быстро надвигающихся сумерках мелькали тени данганаров, трещал костер, да булькала похлебка в котле. Тихо ржали сытые лошади, и даже мелькавшие неподалеку тени ирбисов уже не вызывали прежнего страха.

– Потерпи, осталось немного, – шепнул лэр в золотистую макушку и развернулся так, что теперь голова девушки удобно лежала у него на плече, а замерзший кончик ее носа упирался в его теплую шею. – Завтра последний день пути, а утром мы увидим границу Свободных земель.

– На твоей земле тоже снег? – голос девушки звучал отрешенно. – Это место убивает меня. Я здесь умру.

Дарвейн замер. Ее слова ударили его, будто пощечина.

Ухватив Эсмиль за подбородок, он заставил девушку поднять голову и, нахмурившись, обыскал взглядом ее лицо.

– У тебя что-то болит? – настороженно поинтересовался.

– Нет, – она равнодушно отвела взгляд.

– Ты ничего не должна скрывать от меня! Я хочу знать все, что с тобой происходит.

– Зачем? Я уже не твоя рабыня.

– Ну вот, ночлег для квинны уже готов! – перед ними вырос довольный Ниран. – Можно обживаться!

Дарвейн бросил в его сторону уничтожающий взгляд, заставив бедного данганара подавиться собственными словами. Закашлявшись, Нир благоразумно исчез в сумерках.

Эсмиль высвободилась из объятий лэра и поднялась. Тот не стал ее удерживать. Но когда девушка отошла на пару шагов, тихо сказал:

– Ты не рабыня, ты моя квинна…