То, что Эсмиль больна, данганары обнаружили только утром, когда Ниран пришел будить девушку. Амаррка металась в бреду на мокрых от пота шкурах, ее щеки пылали, лоб горел, дыхание было поверхностным и частым, а глаза под закрытыми веками двигались так быстро, будто ей снился кошмар. Девушка то и дело постанывала, словно испытывала сильную боль.

Нахмурившись, данганар коснулся шеи Эсмиль. Она была липкой от пота.

– Квинна? – позвал мужчина.

Девушка не ответила.

Ниран выскочил из палатки, рванул к костру, где Вирстин готовил для лэра новую порцию снадобья:

– Вир! Эргову бороду нам всем в глотку!

– Чего орешь? – меланхолично отозвался товарищ, помешивая целебное варево в котелке. – Наша красотка отказывается просыпаться?

– Кажется, у нее горячка! – выдохнул Нир. – Она вся горит!

Вирстин моментально растерял все утреннее благодушие:

– Волчья сыть! Только этого не хватало. Идем, посмотрю…

Оставив Эльдрена присматривать за котелком, оба данганара вошли в палатку к Эсмиль. Измученный вид девушки говорил сам за себя, сомнений не оставалось – квинна была больна.

– Это пустыня, – произнес Вирстин. Он потрогал лоб девушки, потом надавил ей на подбородок, заставив открыть рот, и заглянул в горло, прижав язык несчастной собственным пальцем. – Она так просто свои жертвы не отдает.

– Что сказать Его Милости? – Ниран тоскливо поскреб затылок. – Мы не сможем идти с ней дальше, это убьет ее. Но и оставаться здесь еще на одну ночь нельзя.

– Будем лечить, – Вирстин пожал плечами. – Амшеварр у нас еще есть. Неси мой мешок. Сейчас дадим ей двойную дозу, это снимет жар и вернет ей ясность ума… А Его Милости я сам скажу.

– О чем ты мне скажешь? – раздался за их спинами напряженный голос Дарвейна.

Данганары оглянулись. Их командир стоял, приподняв полог палатки, и колючим взглядом рассматривал своих подчиненных, примостившихся на корточках возле ложа Эсмиль.

– Квинна, – Ниран кивнул на девушку, которая лежала, закрыв глаза, и часто дышала, – горячка у нее.

Дарвейн шагнул ближе. Настороженность на его лице сменилась тревогой. Горячка в походных условиях, тем более в самом сердце снежной пустыни, была смертельно опасной.

– Что с ней? – он сам не заметил, как сел его голос.

– Ее лихорадит, – ответил Вир, внимательно наблюдая за лэром. – Если мы отправимся в путь, ей может стать хуже, но и оставаться здесь…

– Мы не можем остаться, – отрезал Дарвейн. – У тебя есть полчаса, чтобы привести ее в чувство. Потом, возьму ее к себе в седло.

Данганары переглянулись. Незамужняя квинна в одном седле с мужчиной, который не является ее близким родственником? Это было вопиющей безнравственностью, позором для девушки. И даже тот факт, что еще недавно она была рабыней этого мужчины и согревала его постель, не имел никакого значения.

– Вы же сделали ее квинной…

– Моей квинной! – процедил лэр, прожигая их раздраженным взглядом. – И не хочу потерять.

Потом кивнул Виру:

– Делай, что должен!

Развернувшись, Дарвейн покинул палатку. Вышел на свежий воздух и только сейчас понял, что мешало ему дышать полной грудью: в палатке Эсмиль стоял густой дух болезни. Стиснув зубы, мужчина поднял голову к небу. Сегодня оно было серым и низким, и вниз, кружась, медленно опускались крошечные снежинки.

Да, Вирстин прав, это пустыня. Это она убивает ее, не хочет отпускать ту, что посмела вмешаться в ее законы. Ирбисы Эрга остались голодны, он всю ночь слушал их хриплое мяуканье, разносившееся ветром по округе. Но напасть они уже не посмеют, если только сам хозяин не отдаст им такой приказ.

– Вам нужно сменить повязку, – произнес Вирстин, тихо подходя к своему лэру.

Тот мельком взглянул на него и опять уставился в небо ничего не выражающим взглядом:

– Раны уже не беспокоят. Займись, лучше, квинной.

– Вы еще слишком слабы, мой командир. Будет лучше, если ее возьмет в седло кто-то другой…

– Нет! – Дарвейн оборвал друга, не дав тому договорить. – Она не будет с другим мужчиной. Никто из вас не притронется к ней.

Вирстин молча кивнул и отошел.

С его лэром творилось что-то непонятное. Преданный данганар еще никогда не видел своего командира в таком состоянии. Неужели этой дерзкой, самоуверенной женщине удалось то, что не смогли сделать сотни мягких и покладистых квинн до нее? Завоевать железное сердце Дарвейна Эрг-Нерай?

Но как? Чем она его покорила? Неужели тем, что не побоялась вернуться за ним? Не побоялась ради него пойти против воли богов? Или, здесь таилось нечто большее…

Вирстин не был способен на долгие размышления, его мозг действовал четко, как слаженный механизм: приказ – выполнение приказа. Сейчас ему нужно было поднять квинну на ноги, чтобы она могла осилить дневной переход. Остальное его не касалось, тем более, личная жизнь лэра.

Дарвейн вернулся к костру. Все его спутники, не считая Нирана и Вира, были уже готовы, поклажа упакована, лошади оседланы и нетерпеливо переступали на рыхлом снегу. Рядом с догоравшим костром стоял, остывая, котелок с целебным отваром. Часть его Вирстин уже отлил для Эсмиль, но остатков вполне хватило, чтобы наполнить фляжку лэра.

Подошел Ниран.

– Как она? – Дарвейн вскинул на него тревожный взгляд.

– Вир сказал, сделает все, что может.

Остальные данганары переглянулись. Уже час они недоумевали, почему Эсмиль до сих пор разлеживается в палатке, а лэр не прикажет сорвать полог и вытащить наглую девку за волосы. Бергмэ даже пару раз высказал мысль, что она окрутила их командира, опоила его приворотным зельем, и теперь тот пляшет под ее дудку. Но Эльдрен и Берр быстро заткнули ему рот, пригрозив расправой.

Прошло еще полчаса в тревожном ожидании.

Дарвейн то и дело прикладывался к фляжке с амшеварром, хотя, сейчас ему не помешал бы и райсблер. Он и сам не понимал, что это с ним. Почему маленькая рабыня, которую он под действием благодарности сделал свободной, так важна для него? Что в ней особенного?

Еще неделю назад ему было абсолютно плевать на ее чувства, главное – чего хочет он. Он мог взять ее в любое время, когда ему хочется и как ему хочется. И при этом было все равно, что она испытывает от его грубого вторжения.

Да, он чувствовал – ей под ним хорошо, и это наполняло его еще большим самодовольством. Хотелось подавить ее, принудить, сломать ее волю. Но при этом он получал удовольствие от ее непокорности. Ему нравилось ее приручать. Покорная и послушная Эсмиль вряд ли вызвала бы в нем такой интерес.

Но недавно все изменилось. Узнав, что девушка ради него рискнула пойти против обычаев и воли богов, Дарвейн взглянул на нее другими глазами.

Сильная. Смелая. Гордая. Именно такая, какую он хотел бы видеть рядом с собой. Очаровательная в своей дерзости, не желающая уступать. Он представил, как сладки будут ночи с ней, наполненные любовными битвами. Она была словно крепость, которую ему предстояло завоевывать заново каждый раз, и от этой мысли у него что-то сжималось в груди и сладко ныло в паху. Она была идеальной для него…

Наконец, долгое ожидание вознаградилось. Полог палатки приоткрылся, выпуская наружу Вирстина, который буквально нес на себе Эсмиль. Девушка была бледна, с запавшими глазами, под которыми залегли глубокие тени. Ее губы потрескались, в уголках рта появились небольшие ранки. Она еле переставляла ноги, словно собственный вес стал неподъемным для нее.

Сорвавшись с места, Дарвейн ринулся ей навстречу. Забыл, что он лэр, забыл, что на него смотрят его подчиненные. Ему было на это плевать. Весь мир сузился до одной тонкой фигурки, с трудом ковыляющей в снегу.

Он подхватил ее, почти вырывая из рук товарища, обнял, прижал к себе. В ее потухших глазах отразилось узнавание.

– Дар? – выдавила она ссохшимися губами. – Мне плохо…

– Знаю. Знаю, моя квинна, – он, словно в бреду, начал осыпать ее лицо быстрыми поцелуями. Даже через слои одежды было слышно рваный ритм ее сердца. – Потерпи, осталось немного.

Он поднял ее на руки и зашагал к своему жеребцу.

– Эльдрен, неси веревки! Квинна Эсмиль поедет со мной.

Ее тщательно привязали к луке седла. Дарвейн собственноручно проверил крепость узлов, а затем одним движением оказался в седле и прижал ее к себе так осторожно, словно самую хрупкую драгоценность.

Выдохнув, Эсмиль откинулась на его грудь. Ударная доза амшеварра выдернула ее из забытья, но в голове все равно плыл туман, а тело ломило. Казалось, будто каждый сустав выворачивается наизнанку. Тело девушки под одеждой покрывал липкий пот, но кожа на открытых участках, наоборот, казалась сухой и шершавой. А стоило ей закрыть глаза, как перед внутренним взором представала хищная усмешка Бенгет, а в ушах эхом раздавался ее звучный голос: "Убей! Убей его – и вернешься домой!"

Кровавая богиня не желала проигрывать спор и отдавать супругу Южный континент. Если Эсмиль оказалась настолько слаба, что влюбилась в этого варвара, Мать всего сущего сама направит ее по выбранному пути.

***

Последний день оказался самым трудным не только для Эсмиль, но и для всех данганаров. Если раньше они передвигались по заснеженной степи, то теперь под копытами лошадей похрустывал лед. Впереди на целых пять лиг простиралось замерзшее озеро, покрытое нетронутым настом, но какова крепость льда – никто не знал. Все надеялись только на удачу.

Дарвейн укрыл Эсмиль собственным плащом, прижал крепче, отдавая ей часть своего тепла. Девушку лихорадило, несмотря на целебную силу амшеварра. Она то и дело впадала в забытье, и тогда ее тело становилось тяжелым и вялым, и мужчине приходилось удерживать ее, чтобы она не упала на лошадиную шею.

Ближе к середине озера лед сделался тоньше. Теперь данганары передвигались с предельной осторожностью. Спешившись, они шли, ведя своих лошадей на поводу и тщательно проверяя крепость льда. Только Эсмиль и Дарвейн оставались в седле.

Путники шли параллельно друг другу, но в какой-то момент Эльдрен и Бергмэ остались за спинами остальных. Никто не понял, что произошло, только вдруг морозный воздух огласило ржание испуганных лошадей и треск ломающегося льда.

– Лед треснул! – крик Эльдрена слился воедино с криком Бергмэ, который в одно мгновение оказался по горло в обжигающе-холодной воде. Его лошадь захлебывалась ржанием и била копытами, пытаясь выбраться из полыньи, но тяжелая поклажа тянула на дно.

Дарвейн свистнул, останавливая отряд. Его команды звучали четко и хладнокровно, словно это не он с утра не мог найти себе места. Придерживая одной рукой сомлевшую квинну, он управлял действиями своих людей.

Данганары бросились на помощь. Нет, подходить близко к краю было очень опасно, лед трещал, грозя похоронить под собой весь отряд. Рикван схватил веревку, которую всегда держал под седлом, кинул свободный конец Эльдрену и тот, упав плашмя на лед, пополз в сторону полыньи.

Бергмэ пытался забраться на лошадь, но та не подпускала к себе. Животное в ужасе хрипело, предчувствуя скорую смерть, глаза сверкали белками, на губах висели клочья пены.

– Хватайся за конец! – Эльдрен остановился на безопасном расстоянии и бросил Бергмэ спасительную веревку.

Данганар что-то ответил, с трудом разлепив посиневшие губы, но его слов никто не услышал. Оружие и одежда наполнились ледяной водой, отяжелели и теперь не давали пошевелиться. Замерзшими пальцами он ухватил конец веревки, но сил удержать его уже не осталось.

Очень медленно его лошадь погрузилась под воду, потом вынырнула, хватая воздух разинутой пастью, и снова исчезла. На том месте, где она только что была, столкнулись несколько мелких льдин, закрывая просвет.

– Не… мо… гу… – прохрипел Бергмэ. В его глазах плескался ужас и обреченность. Умереть на пороге родного дома было слишком обидно.

– Нет, стой! – Эльдрен пополз вперед, к самому краю. Лед под ним трещал, угрожая вот-вот провалиться и похоронить под собой смельчака.

Данганары замерли, практически не дыша.

– Эльдрен! Вернись! – закричал Дарвейн, чувствуя, как его охватывает злость. – Это приказ! Ты слышишь?!

Но тот не ответил. Приблизившись к самому краю, мужчина протянул руки, подзывая полуживого товарища. Следом за ним на лед упал Берр, подполз сзади, схватил Эльдрена за лодыжки, удерживая на непрочном льду.

– Что он делает, этот безумец?! – пробормотал Вирстин, отводя лошадей от опасного места. Остальные данганары напряженно молчали, ожидая развязки.

Дарвейн в ярости заскрежетал зубами. Если бы не Эсмиль, он бы сейчас сам ринулся туда, к полынье, на помощь своим товарищам, но квинна мертвым грузом висела у него на руках. Он издал мучительный стон. Его сердце разрывалось между девушкой и настойчивым желанием исполнить свой долг.

– Ваша Милость, смотрите! – воскликнул Вирстин, привлекая его внимание.

Все взгляды обратились в сторону разыгравшейся трагедии. Вода в полынье забурлила, поднимаясь осколками льда. На поверхности мелькнула мокрая голова Бергмэ, потом раздался хриплый, протяжный вой. Эльдрену удалось ухватить его в самый последний момент. Кряхтя и напрягая спину, данганар начал медленно отползать, не забывая тащить за собой полуживого товарища. Сзади его подстраховывал Берр.

– Они спасли его! – остальные свидетели драмы с облегчением выдохнули.

– Ему нужно срочно переодеться в сухое и выпить горячего амшеварра, – пробормотал Вир. – Иначе, у нас появится еще один больной.

– Только не здесь! – Дарвейн кивнул в сторону полыньи. – Нужно добраться до твердой земли.

– Да, Ваша Милость, – верный друг нагнул голову в знак согласия, а потом закричал, обращаясь к остальным данганарам:

– Вперед, пошевеливайтесь, побыстрее! Нужно убраться отсюда.

Что-то заставило Дарвейна обернуться. Чей-то холодный, настойчивый взгляд. Данганар невольно передернул плечами и посмотрел себе за спину. На том берегу замерзшего озера, возле самой кромки льда, темнели несколько точек. Это были ирбисы. Увидев, что человек смотрит на них, тот, что выглядел крупнее остальных, открыл пасть, показывая клыки, будто предупреждал, что еще ничего не закончилось…

Мокрого и дрожащего Бергмэ завернули в несколько меховых плащей так, что он стал похож на огромный куль. Из запасных попон на скорую руку смастерили волокуши и веревками привязали к одной из лошадей. Полуживой данганар свалился на них безвольным мешком и замер, стуча зубами. Его руки и ноги заледенели, мокрые волосы моментально схватились коркой льда. Его трясла мелкая дрожь, бедняга никак не мог согреться, только шипел сквозь сведенные судорогой челюсти. Но собственное здоровье его волновало сейчас меньше всего.

Устремив в равнодушное небо остекленевший взгляд, Бергмэ думал лишь об одном: его лошадь, его вещи, его деньги, заработанные кровью и потом в течение пяти лет – все ушло на дно этого озера.

Ему не с чем вернуться домой.