К вечеру на площади зажгли костры, и оранжевые языки пламени взметнулись вверх, разгоняя быстро надвигавшиеся сумерки. Бравые воины, уже под хмельком, насадили на вертела несколько молодых бычков и теперь, под хохот и шутки сотоварищей, поливали их вином из кожаных мехов. Вскоре площадь заполонили подгулявшие данганары и эонарцы – вся толпа перекочевала во двор из пиршественного зала.
Эсмиль уже успела пообедать в одиночестве и принять ванну. Ильза оказалась расторопной служанкой, хотя девушке было довольно странно видеть, как одна женщина прислуживает другой. А еще ее не оставляли мысли о тех рабынях, на которых намекнула Ильза. Забившись в угол постели и натянув одеяло по самые уши, она пыталась хоть немного поспать, но шум, доносившийся с улицы, не давал сомкнуть глаз. Даже через толстое стекло витража, украшавшего узкое окно, она слышала визгливые звуки волынки, переплетавшиеся с веселой мелодией гармоники и флейты. Слышала дробный топот сотни ног, отплясывавших на мощеной камнем площади, пьяные крики, хохот и песни. На секунду ей показалось, что она уловила в общей какофонии женские голоса.
Отбросив одеяло, Эсмиль подошла к окну. Сквозь цветные стекла мало что можно было увидеть, но ей повезло обнаружить защелку, на которой держались тяжелые створки. Девушка осторожно открыла окно и выглянула наружу. Прохладный ветер тут же проник под тонкую льняную рубашку, заставив кожу покрыться мурашками.
Да, слух ее не обманул, на площади, действительно, было несколько женщин, и все они ласкались к ее данганарам. Вот только одеты эти женщины были совсем не так скромно, как Ильза.
Незнакомки щеголяли ярко-красными платьями с откровенным декольте, обнажавшим грудь до самых сосков. Из окна их прелести были видны так, будто лежали на ладони, лишь слегка прикрытые узеньким кружевом. Их юбки не скрывали линий бедер и ног, почти не оставляя места для фантазии, волосы были распущены и небрежно струились по обнаженным плечам. Рукава на платьях отсутствовали, даже в сумерках Эсмиль видела, как белеют руки этих женщин, обвивая темные силуэты данганаров. И у каждой из незнакомок на шее чернела полоска кожи, точно такая же, как та, что еще недавно украшала шею самой Эсмиль.
Рабыни!
Вот о ком говорила Ильза!
Затаив дыхание, девушка начала взглядом обшаривать площадь, надеясь отыскать Дарвейна в общей толпе. Ее сердце сжалось от плохого предчувствия. Что если и он сейчас обнимает какую-нибудь рабыню? Ведь ему тоже, наверняка, приготовили «покорную женщину»? Что если он будет с ней?..
Эсмиль сама не заметила, как ее пальцы впились в подоконник. Закусив губу, она пытливо вглядывалась в веселящуюся толпу, и тревога все нарастала. Ей показалось, что у одного из дальних костров она заметила высокую фигуру лэра и рядом с ним – женский силуэт в красном платье.
Нет, Дарвейн не может с ней так поступить. Не может днем намекнуть на то, что готов жениться на ней, а ночь провести с рабыней!
А если может? Если у них здесь такой обычай? Ильза же сказала, что благородным квиннам не место на мужском пиру, для этого есть рабыни. А она теперь квинна. Благородная, незамужняя…
Зарычав, Эсмиль смахнула с широкого подоконника глиняный кувшин, на дне которого еще оставалась вода. Тот разлетелся на осколки, ударившись об пол. Девушка огляделась, стискивая кулаки так, что ногти впились в ладони, причиняя боль. Стены, покрытые вышитыми гобеленами со сценами охоты, тяжелая резная мебель, украшенная обилием резьбы и позолоты, сверкавшие бронзой канделябры, толстые свечи, наполнявшие комнату ароматом мирры и ладана… Здесь все душило, все казалось слишком помпезным, слишком вычурным. Здесь не хватало свежего воздуха…
– Что это вы буяните, квинна? – раздался за ее спиной недовольный женский голос.
Она резко обернулась. На пороге стояла Ильза, держа в руках ее дорожное платье, уже почищенное и выглаженное.
Эсмиль шагнула к служанке:
– Где Дарвейн?
– Вы имеете в виду лэра Дарвейна? – Ильза возмущенно поджала губы, потом, не торопясь, подошла к кровати и с нарочитой аккуратностью разложила на ней принесенное платье.
– Ты прекрасно знаешь, о ком я! Где он?
– На площади, как и все мужчины замка, кроме тех, что несут службу.
Выпрямившись, Ильза глянула на Эсмиль, и той показалось, что в глазах служанки мелькнула насмешка. Девушка прищурилась.
– И ты знаешь, с кем он там? – уточнила она.
– Ну, с кем может быть мужчина после долгого перехода? – Ильза пожала плечами. – С хорошим вином в одной руке и послушной женщиной – в другой…
– Заткнись! – резко оборвала ее Эсмиль. – Ты врешь!
Широкие брови Ильза удивленно взмыли вверх:
– Ваше поведение не подобает благородной квинне. Думаю, вы слишком много времени провели в обществе данганаров. Да и в Ангрейде, насколько мне известно, царят не самые скромные нравы.
– На что это ты намекаешь?
Девушка в раздражении шагнула навстречу служанке, но та даже не двинулась с места. Ее нарочитое спокойствие и холодная насмешка в глазах остудили горячий южный пыл. Эсмиль замерла посреди комнаты, с подозрением глядя на странную женщину.
– Я не намекаю, квинна. Это не в моих правилах, – Ильза чуть склонила голову, будто извиняясь, но ее спина при этом оставалась предельно ровной. – И я не служанка, чтобы вы могли повышать на меня голос. Я ненья – ваша опекунша, спутница, компаньонка, хранительница вашей невинности и морали.
Эсмиль громко фыркнула.
– Спасибо, но со своей невинностью и моралью я как-нибудь сама разберусь.
– Я бы не была так уверена на вашем месте…
– О чем ты? – теперь уже девушка поджала губы.
– Дарвейн Эрг-Нерай не просто квинн, он лэр – хозяин этих земель. И если вы рассчитываете стать его льерой, ваша репутация должна быть безупречной. Иначе, Совет Старейшин не одобрит ваш союз.
– Каких старейшин? – растерялась Эсмиль. Неужели, кто-то еще должен дать разрешение на то, чтобы Дарвейн мог назвать ее своей женой?
– Старейшин всех кланов, которые входят в союз свободных племен. Всего их двадцать четыре. Тридцать лет назад был еще двадцать пятый клан, но его лэр Дуган Эонар умер, не оставив после себя наследника мужского пола. Поэтому, все имущество эонарцев перешло клану Эрг-Нерай, когда единственная дочь Дугана вышла замуж за тамошнего лэра.
– Эрг-Нерай? Это к Дарвейну?
– Да. Дочь Дугана – это мать Дарвейна – Лерисса Эрг-Нерай ал Эонар.
– О, боги, я запуталась…
Эсмиль устало опустилась в кресло, стоявшее рядом с окном. Ильза подошла к столу, плеснула в бокал вина и подала девушке. Та не глядя проглотила его.
– Квинне полагается лишь пригубить напиток, если в нем присутствует хмель, – поучительным тоном заметила ненья. – И бокал следует держать за ножку тремя пальцами, слегка отставив мизинец.
Эсмиль с удивлением глянула на свои руки, сжимавшие бокал. Да, она знала все правила и нормы этикета, ведь их вдалбливали ей едва ли не с рождения. Но тогда она была наследницей одного из богатейших Домов Амарры. А кто она сейчас?
Разве этот мрачный замок может сравниться с ее прежним дворцом? Разве у местного лэра есть хотя бы половина тех богатств, которыми когда-то располагала она? Разве этой женщине, больше похожей на застывшую статую, ее учить?
Но раз уж ее повысили в статусе, что ж, она не обманет их ожидания.
Криво усмехнувшись, Эсмиль вернула бокал. Затем, медленно поднялась и выпрямила спину.
– Можешь идти, – кивнула она на двери. – Сегодня ты мне больше не понадобишься.
Ильза пару секунд разглядывала ее, поражаясь тому, как быстро эта странная чужеземка из разгневанного ребенка превратилась в настоящую квинну – хладнокровную и беспристрастную. Потом, учтиво кивнув, покинула комнату.
Эсмиль до хруста стиснула руки. На ее щеках заходили желваки.
Да, она пришла сюда бесправной рабыней. Боги решили посмеяться над ней, использовать в своих глупых играх. Но теперь она благородная квинна. Что ж, пройдет немного времени, и она станет льерой. Да, она в этом уверена.
***
Девушка долго не могла уснуть. Ворочалась в постели и все ждала, что вот-вот откроется дверь и на пороге возникнет знакомая мужская фигура. Ждала, что услышит тихие шаги и почувствует, как горячие крепкие руки обнимут ее. Ждала, что кровать прогнется под весом желанного мужчины… Но этого так и не произошло.
Было уже далеко за полночь, когда она так и заснула в одиночестве, под звуки пиршества, музыки и громкие крики подвыпивших мужчин, чувствуя себя ненужной и опустошенной. Проваливаясь в тревожный сон, наполненный маревом сновидений, она ощутила, как на глазах выступают слезы разочарования и боли.
– Плачешь? Ну плачь, плачь… – чей-то насмешливый голос ворвался в ее сон, заставив встрепенуться.
Эсмиль распахнула ресницы и застыла, не веря собственным глазам. Куда делась комната, в которой она спала? Теперь ее окружали полузабытые стены маленького святилища, оставленного в родном дворце. Вот и алтарь из цельного куска черного мрамора, и золотая статуя Бенгет высотой в десять локтей…
– Какая ты жалкая, – продолжал говорить голос, – а сначала казалась такой сильной, такой несгибаемой. Он сломал тебя, не так ли?
Из полумрака к алтарю шагнула высокая женская фигура, и жесткие ледяные пальцы ухватили девушку за подбородок, не давая опустить головы. Непроницаемые глаза богини заглянули в глаза человечки, и бывшая амаррка содрогнулась, ощутив инстинктивный страх перед высшими силами.
– Боиш-ш-шься, – из узких губ богини вырвалось удовлетворенное шипение, – правильно делаеш-ш-шь. Тебе следует бояться меня.
Бенгет небрежно оттолкнула свою никчемную дочь, и та, не удержавшись на ногах, упала.
– Ты посмела нарушить самую важную заповедь, – продолжала богиня, глядя на нее сверху вниз, и под этим бесстрастным взглядом девушка невольно похолодела. – Ты посмела пустить в свое сердце чувство, недостойное истинной амаррки. Ты посмела влюбиться! И в кого? В кого, я спрашиваю тебя?!
Нагнувшись, она схватила девушку за шею и зашипела ей прямо в лицо:
– Ты посмела осквернить свой Дом непотребным влечением! Влюбилась в грязного варвара, это отродье шакала, не ведающее, где его место! Ты знаешь, что за одно это я уже могу уничтожить тебя? Стереть в порошок! Отвечай!
– Д-да… – еле выдохнула Эсмиль непослушными губами. Ее объял ужас – дикий, не поддающийся объяснению и контролю. Она просто застыла, не в силах отвести взгляд от двух бездонных омутов на искаженном злобой лице Бенгет.
Пальцы богини чуть сжались, острые ногти вонзились в нежную плоть, прокалывая тонкую кожу. Эсмиль вздрогнула всем телом. По ее шее стекала теплая кровь.
– Последний шанс! Ты меня слышишь? – Бенгет откинула ее в сторону. Длинный раздвоенный язык вырвался из алых губ богини, слизнул кровь, запачкавшую ее пальцы. – У тебя есть только один шанс. Выбирай, либо ты, либо он. Его жизнь в обмен на твою.
Девушка судорожно вздохнула и уставилась на свою руку, в которой, будто по волшебству, возник ритуальный кинжал. Тот самый, которым жрицы Амарры уже сотни лет вскрывали грудные клетки мужчинам на алтарях кровавой богини.
– Помни, его жизнь в обмен на твою. Час пробил. Второго шанса не будет.
Не веря своим глазам, Эсмиль разжала пальцы. Кинжал покачался на ладони и упал, но девушка не услышала звук его удара о каменные плиты святилища. Испуганная, покрытая холодной испариной и дрожащая от озноба, она сидела в своей кровати, сжавшись в комок. Ее лицо было мокрым от слез, а горло саднило так, будто только что его сжимала чья-то рука…
***
Тем же вечером стражники, дежурившие на стенах замка Эрг-Нерай, заметили одинокого всадника, мчавшего по дороге между двух вспаханных полей. В лучах заката он казался крошечной черной точкой.
– Интересно, кто бы это мог быть? – пробормотал один из караульных, вглядываясь вдаль. – Эллард, а ну-ка, глянь, кого к нам несет на ночь глядя.
Тот, кого назвали Эллардом, с готовностью прильнул глазом к подзорной трубе:
– Так… скачет со стороны Эонара… Да это Хвель! Прихвостень квинна Абеля! – данганар поднял на товарища тревожный взгляд. – Слушай, Ллойт, а какого хройта ему здесь нужно, да еще на ночь глядя?
Ллойт задумчиво почесал затылок:
– Ты уверен, что это Хвель?
– Смотри сам!
Подзорная труба перекочевала из рук в руки.
– Клянусь Эрговой задницей, – пробормотал Ллойт, разглядывая быстро приближавшегося всадника в модный механизм, выданный лично комендантом замка, – а ведь это и вправду он! Вон как несется, будто ему соли на хвост насыпали… Не к добру…
– Думаешь, дурные вести? – нахмурился Эллард.
– Не нашего ума дело…
– Надо бы коменданту сказать.
– Вот иди и скажи, а я пока ворота открою. Чувствует моя правая почка, накрылся сегодня отдых…
Бормоча ругательство, Ллойт направился в сторону подъемного механизма, установленного внутри смотровой башни. Его товарищ, кивнув, сбежал вниз по каменной лестнице, ведущей во двор замка. Оба думали об одном: поздний гость, да еще нежданный, вряд ли несет с собой добрые вести.
***
Родрик Баллорд, комендант замка Эрг-Нерай, уже готовился ко сну, когда в двери его покоев настойчиво постучали.
– Кого это там еще принесло? – процедил он с раздражением, запахивая на себе тяжелый бархатный халат с меховой опушкой. Рывком распахнул дверь. На пороге, вытянувшись в струнку, стоял один из стражников, заступивших сегодня в караул. – Чего тебе?
– Ваша честь, к нам гости, – Эллард щелкнул каблуками. – Только что заметили всадника на дороге. Судя по всему, это Хвель из Эонара. Примерно через полчаса будет здесь.
– Хвель, говоришь, – Баллорд смерил его изучающим взглядом, но данганар продолжал стоять, будто статуя, застывшая в ожидании нового приказа. – Что ж, когда он здесь появится, проводи его в мой кабинет. И чтоб ни одна живая душа не знала, особенно, квинна Лерисса. Не стоит ее тревожить по пустякам.
– Слушаюсь, Ваша честь. Позвольте выполнять?
– Свободен.
Родрик махнул рукой, отпуская караульного, и тот, щелкнув каблуками, растворился в полумраке коридора. Комендант вернулся в спальню и тяжело опустился в широкое кресло, стоявшее напротив настенного зеркала. Подпер голову руками и задумался, глядя на свое отражение.
В холодном стекле отражался мужчина лет пятидесяти, еще крепкий на вид. Широкие плечи, орлиный профиль и высокий открытый лоб говорили о его благородном происхождении, но вечно сдвинутые брови, колючий взгляд и опущенные вниз уголки тонких губ, очерченные с двух сторон глубокими носогубными складками, делали его лицо надменным и жестким. Это был хищник. Матерый, закаленный в боях и не чуравшийся подлых приемов. И девиз у него был один: цель оправдывает средства.
Резко поднявшись, он прошел к внутренней двери, ведущей в смежную комнату, и осторожно ее приоткрыл.
– Квинна? Вы уже спите? – тихо произнес он, вглядываясь в полумрак, окутавший соседнюю спальню.
– Нет, мой квинн, ребенок снова шевелится, – ответил ему усталый женский голос.
– Я войду?
– Входите…
Родрик решительно переступил порог, отделявший его комнату от спальни жены.
Квинна Лерисса Баллорд, еще не так давно бывшая льерой Эрг-Нерай ал Эонар, казалась тенью в ворохе одеял. Она лежала, вытянувшись во весь рост на льняных простынях и положив руки на живот, казавшийся просто огромным для ее хрупкого тела. Тонкие черты женщины заострились, под глазами залегла синева. Она снова готовилась стать матерью, вот только на этот раз беременность отнимала все ее силы.
Комендант замка Эрг-Нерай замер, разглядывая ее. Кто бы мог подумать, что беременность так изуродует эту женщину, еще недавно бывшую первой красавицей клана. Она словно таяла, отдавая все силы будущему младенцу.
– Вы выпили отвар, который я вам принес? Где стакан? – Баллорд подошел к прикроватному столику, на котором стояло несколько пузырьков с лекарствами, кувшин со свежей водой и пустой стакан.
– Выпила, – бледные губы Лериссы чуть дрогнули в намеке на улыбку. – Вы так заботитесь обо мне, мой квинн…
– Еще бы, – хмыкнул мужчина, – вы же носите моего сына. Разве я не должен заботиться о своем семени?
– А обо мне? – женщина вздрогнула, почувствовав ощутимый пинок будущего малыша.
– О вас? – брови Родрика недоуменно приподнялись. – Разве я плохо к вам отношусь?
– Нет-нет, что вы! – его супруга все же сумела выдавать из себя неловкую улыбку. – Я слышала, к вам приходили, – поспешила она перевести разговор, – кто это был? Я слышала голоса…
Мужчина прищурился:
– И что же вы слышали, моя квинна? – произнес он, подходя ближе и почти нависая над испуганно замершей женщиной.
– Только голоса, – прошептала она.
– Вы уверены?
– Да, мой квинн.
Он отступил, возвращая на лицо маску невозмутимости:
– Ничего важного не случилось. Спокойной ночи, квинна.
Когда за ним закрылась дверь, Лерисса с облегчением выдохнула и разжала стиснутые пальцы. Родрик Баллорд был совсем не тем мужчиной, за которого хотелось бы выйти замуж, даже такой как она – вдове и матери двух сыновей. Но ее муж, глава клана данганаров, погиб на охоте несколько лет назад, старший сын, занявший его место, сгинул на чужбине, а младший уже пятый год страдает от неизвестной болезни. Еще недавно она была льерой этого замка, вот только суровые законы этой страны не позволяют женщине быть хозяйкой.
Когда муж Лериссы погиб, оказалось, что все земли данганаров заложены, казна пуста, а на пороге маячит голод. Именно тогда ее старший сын, ставший лэром в двадцать лет, решил податься в наемники в Ангрейд – ближайшее королевство – в надежде заработать нужную сумму. Долгих три года она не знала что с ним и где он, но однажды гонец в пыльной и рваной одежде, заляпанной бурыми пятнами, так подозрительно похожими на кровь, передал ей послание. На жесткой бумаге было несколько скупых строк. У нее не хватило сил их прочитать, достаточно было только одной: «С прискорбием сообщаем, что лэр Дарвейн Эрг-Нерай погиб при штурме вражеской крепости…»
А младший сын Мариос к этому времени уже еле ходил. Его снедала изнутри странная хворь, в короткий срок сделавшая из здорового подростка немощного старика. После известия о гибели старшего брата, он официально получил титул лэра Эрг-Нерай, но подорванное здоровье и ослабевший рассудок сделали его неспособным управлять кланом.
Разоренная казна, голодные люди, приближавшаяся зима и Старейшины, требующие, чтобы вдова лэра наконец-то определилась, кто станет ее супругом и возьмет на себя власть над кланом – какая женщина выдержит это и не уступит под гнетом обстоятельств? Лерисса не была ни сильной, ни властной, ее с детства учили, что единственное предназначение женщины – угождать своему мужчине. И когда комендант Эрг-Нерай предложил ей покровительство, она, не мешкая, его приняла, отказавшись от титула льеры.
В конце концов, думала она тогда, Родрик Баллорд служит в их замке уже лет двадцать, не меньше. Он был правой рукой и лучшим другом ее покойного мужа, да к тому же хорошо знал ее сыновей. Это он привел в замок лекаря, который изготовил лекарство, облегчившее страдания Мариоса, это он из своего кармана заплатил за подводы с зерном, позволившие перезимовать без особых потерь. Он скупил все векселя и долговые расписки, так щедро раздаваемые прежним лэром… Лерисса была ему благодарна и потому сказала «да», когда в замковом святилище, перед лицом богов и почивших предков, Старейшина клана соединил их руки.
Но теперь она его боялась.
Лерисса не могла понять, что и когда она сделала не так? Почему из любящего супруга Родрик вдруг превратился в жесткого и непримиримого тирана? Чем она не угодила ему?
Когда она забеременела, его отношение к ней изменилось. Родрик больше не входил к ней, как муж, игнорировал любые проявления ласки, любые попытки сблизиться. Он приказал ей из женского крыла замка переселиться в комнату, смежную с его спальней, и запретил самовольно покидать ее. Теперь она не могла даже спуститься во двор без его разрешения. Со стороны казалось, будто он опекает ее, но эта опека душила.
Было еще кое-что, беспокоящее Лериссу даже больше, чем собственное здоровье. Что-то происходило с Мариосом. Чем ближе становился срок родов, тем сильнее прогрессировала болезнь единственного законного наследника Эрг-Нерай…
***
Гонец был уже в кабинете, когда туда вошел комендант замка. Увидев Баллорда, Хвель отставил кружку с райсблером и поспешно отрапортовал:
– Ваша честь, квинн Кортах передает вам срочное послание.
Маленький треугольный конверт перекочевал в руки Баллорда. Тот развернул письмо и вгляделся в скачущие строки, написанные лихорадочно дрожавшей рукой:
«..Хотелось бы знать, остаются ли в силе наши прежние договоренности? Не поймите меня превратно, но ввиду новых открывшихся обстоятельств, я хотел бы вытребовать себе небольшую премию. В случае, если вы согласны, я по-прежнему готов предоставить людей и средства…»
Смяв бумагу, Родрик поджег ее от свечи и кинул на серебряный поднос, лежавший на столе. Дождался, пока письмо превратится в пепел, и смахнул его в камин. Потом обернулся к посланнику:
– Твой квинн приказал что-то передать на словах?
– Да, Ваша честь. «Ястреб в гнезде. Что делать?»
Потемневший взгляд Баллорда переместился на портрет предыдущего хозяина этого замка – молодого Дарвейна Эрг-Нерай – висевший на стене в тяжелой золоченой раме. Почему он его не снял? Родрик не мог понять. Ему словно требовалось немое напоминание, зачем он здесь, какая у него цель, и портрет молодого лэра отлично подходил на эту роль. Что может быть слаще, чем сидеть вечером, развалившись в кресле у камина, цедить свежесваренный райсблер и планировать месть, глядя в глаза врага, который об этом даже не догадывается?
Только полный реванш!
– Письменного ответа не будет, – произнес он отрывисто. – Передай своему квинну, пусть задержит гостей так, чтобы они покинули Эонар не раньше полудня. И еще… Скажи, если я получу свое – он получит свое. Хочет премию, пусть старается.
Откланявшись, Хвель одним глотком осушил стакан с райсблером и покинул кабинет. Уже в коридоре сунул в рот кубик прессованного амшеварра: предстоял неблизкий путь назад, в Эонар, а на улице уже царила глубокая ночь.
Едва он вышел, потайная дверь, спрятанная за вышитым гобеленом, слегка приоткрылась, и в помещение вошел мужчина, затянутый во все черное. Его гладко выбритое костистое лицо украшали несколько шрамов, а левый глаз был прикрыт повязкой.
– Я так понимаю, игра началась, – произнес он, усаживаясь в одно из кресел и закидывая ногу на ногу. – Какие будут приказания?
Баллорд сжал зубы под его насмешливым взглядом.
– Бран, ты прав, – процедил он. – Игра началась. Я обещал хорошо заплатить тебе и твоим людям, и сдержу свое слово. В Керанне вы допустили промашку, смотри же, чтобы в этот раз это не повторилось! Ястреб и горлица не должны встретиться. Но помни, он мне нужен живым. За мертвого я платить не буду.
– Как скажете, Ваша честь, – легко вскочив на ноги, мужчина отсалютовал своему нанимателю. – А что делать с его друзьями? Вряд ли он прибыл один.
– Их судьба меня не волнует.
– Все понял. Сделаем в лучшем виде.
– Иди.
Оставшись один, Родрик Баллорд взял со стола кувшин, полный райсблера, и в несколько глотков его осушил. Огненная жидкость скользнула по пищеводу ядовитой змеей. Затуманенный взгляд коменданта впился в лицо на портрете. Молодой Дарвейн был очень похож на своего деда, Дугана Эонара – единственного человека, которого Родрик ненавидел настолько, что готов был мстить тому даже сейчас, через двадцать лет после его смерти…