– Итак, сестричка, ты бросила свою подопечную? – Пресветлая богиня Арнеш с легкой улыбкой уставилась на сестру, ожидая ответа.

Та лежала на своей любимой софе, выставив на всеобщее обозрение соблазнительные изгибы тела, чуть прикрытые красным шелком, и лениво общипывала виноградную гроздь. Рядом с ней, на хрустальном столике, находился серебряный поднос, заваленный фруктами.

– Отстань, – равнодушно отмахнулась она, – не видишь, я отдыхаю.

– Вижу, – Арнеш усмехнулась. – Но мне нужно знать: да или нет.

– Зачем тебе? – Бенгет приподнялась. – Хочешь взять эту дурочку под свое покровительство? Не стоит. После моего наказания она сама приползет ко мне на коленях и будет умолять, чтобы я облагодетельствовала ее и забрала домой.

Пресветлая богиня покачала головой:

– Бенгет, ты слишком самовлюбленная и видишь не дальше собственного маникюра! Ты ошиблась насчет Эсмиль. Она не придет к тебе, не станет звать, не станет проситься. В ее сердце поселился мужчина.

Пока Арнеш говорила, ее сестра недовольно хмурилась, катая в пальцах крупную виноградину. Но услышав последнюю фразу, Бенгет ухмыльнулась, показав кончики острых зубов:

– Он мертв, – она кинула виноградиной в Арнеш. – Пусть эта дура слабовольная и не убила его, но все же он мертв. Его убил собственный данганар. Продал душу лэровым врагам за мешок серебра.

– И снова ошибаешься, – на этот раз Арнеш не скрывала своего торжества.

– Что ты хочешь этим сказать? – насторожилась кровавая богиня.

– Он жив.

– Нет!

– Да.

– Но как?! – Бенгет вскочила, отбросив на стол гроздь винограда. Осознание правды заставило ее зарычать. – Эрг! Он смухлевал! Так не честно!

– Тебе ли говорить о честности, сестричка? – спокойно произнесла Арнеш, глядя как ее сестра мечется по хрустальному залу. – Разве правила не запрещают вмешиваться в ход Игры? А ты только этим и занималась. Преследовала свою подопечную, нашептывала ей разные мысли, направляла ее шаги… И предательство Бергмэ это тоже дело твоих рук. Или я ошибаюсь?

– Это были маленькие женские хитрости! – буркнула Всеблагая.

– Нет, это было самое настоящее шулерство. И вот результат…

Бенгет сжала зубы, обдумывая ситуацию. Да, получилось нехорошо. И Эрг наверняка все уже знает, иначе бы он не стал вмешиваться в ход Игры.

– И что теперь? – она приняла вид обиженной девочки. – Он очень сердит?

– Скорее разочарован, – Арнеш пожала плечами. – Но у тебя есть шанс все исправить. Отдай мне девочку.

– Как?! – Бенгет застонала. – Если я проиграю – потеряю Амарру!

– Если выиграешь – потеряешь его.

Богиня Амарры рухнула на софу, закрывая лицо руками. Нет, мужа она терять не желала. Только не так!

– Хорошо, – глухо проговорила она через пару минут, – забирай. Но зачем тебе…

Арнеш улыбнулась:

– Ты же знаешь, даже мы, боги, ничего не можем создавать на пустом месте. Для любого действия нужен потенциал. У Дарвейна и Эсмиль одна судьба на двоих, им суждено было встретиться. Иначе, как думаешь, почему игральные кости выбрали именно их?

– Ну, все, убирайся! – схватив подушку с софы, Бенгет раздраженно запустила ее в сестру. – Обойдусь без твоих моралей!

Рассмеявшись, Арнеш растаяла, превратившись в порыв теплого ветра. Всеблагая поджала губы, подсчитывая потери. Что ж, будущее Амарры казалось не таким уж и важным по сравнению с ее собственным.

Вздохнув, она поднялась, махнула рукой, создавая перед собой огромное зеркало, и вгляделась в свое отражение. Взбила волосы, поправила грудь, слегка оголила плечи. Подумав, ущипнула себя за соски, от чего те соблазнительно затвердели, и облизнула пухлые губы. Подпустила истомы в глаза. Ну вот, в таком виде можно и к мужу, умолять о прощении… В конце концов, Громовержец всего лишь мужчина.

Богиня еще раз вздохнула и растворилась.

В хрустальном зале запахло грозой.

***

Боль…

Все тело горит, как в огне.

Но это чистый, искупительный огонь.

Это плата за возможность начать все сначала…

Эсмиль боялась пошевелиться. Лежала голая, растерзанная, на холодном грязном полу, и по ее щекам катились молчаливые слезы.

Где-то неподалеку капала вода. За спиной, совсем рядом, раздавался мощный раскатистый храп. И лишь тусклый свет, проникавший в крошечное окошко под потолком, разгонял немного густой, пахнущий кровью и перегаром мрак подземелья.

Такой поруганной она не чувствовала себя никогда. Даже в тот раз, когда Дарвейн впервые взял ее, как свою рабыню. Казалось, будто нет ни одной косточки, ни одного сухожилия или мышцы, которые бы не болели…

Ее насиловали. Долго. Втроем. Но рассудок был не в силах осознать это. Все внутри восставало против попытки принять действительность.

Несколько минут она лежала, не открывая глаз. Думала: что теперь? Ее Дара больше нет, он мертв, упал со скалы, получив предательский удар в спину. А она осталась одна в этом страшном месте, где у нее нет права даже на жизнь. Скоро вернется мучитель, объявивший ее своей собственностью, и снова начнет пытать ее тело и душу.

Мужской храп, наконец-то, дошел до сознания.

Эсмиль напряглась. Кулаки неосознанно сжались. Кто-то снял с нее кандалы и просто бросил ее в углу. А еще, кто-то спит сейчас за спиной. Кто-то из тех, что насиловали ее в этой камере…

Она открыла глаза.

Прямо перед ней, на расстоянии вытянутой руки, валялось несколько пустых бутылок из толстого темного стекла. Пузатые, с широким дном и узким длинным горлышком. Вокруг них расплывалась смердящая алкоголем лужа. Вино.

Похоже, ее мучители неплохо повеселились, перемежая насилие с выпивкой…

Не думая, не отдавая отчета в собственных действиях, Эсмиль протянула руку. Грязные худые пальцы, все в царапинах, с обломанными ногтями, коснулись ближайшей бутылки и сжались на ее горлышке так, словно это была шея врага. Храп за спиной неожиданно стих.

Девушка замерла. Сердце в груди грохотало так, что, казалось, этот звук должен быть слышен на несколько лиг. Тот, кто был позади, завозился, то ли вставая, то ли устраиваясь поудобнее.

Эсмиль закусила губу. Нет, пожалуйста, Пресветлая Арнеш, сделай так, чтобы он спал!

Мужчина чмокнул губами и опять захрапел.

Перед глазами у девушки все потемнело от пережитого напряжения. Лопнула прокушенная губа, и рот наполнил привкус железа.

Пару минут она выжидала, копила силы. Заталкивала как можно дальше все мысли и чувства. Запирала эмоции там, где они не смогут ей помешать. Все, она не станет валяться тут, тратя время на жалость к себе. Не станет покорно ждать, что еще подкинет судьба. Она не станет игрушкой в руках мерзавцев. Нет. У нее свои планы на этот счет!

Ун просыпался медленно. Открыл глаза. Уставился в каменный потолок, пытаясь припомнить, где он сейчас. Но одурманенный алкоголем разум плохо соображал. Какие-то размытые образы вяло ворочались в голове, и каждый из них не имел ни малейшего смысла.

Он лежал на деревянной лавке в углу камеры, куда свалился после очередной дозы райсблера. Голова трещала, язык распух, а тело настоятельно требовало справить нужду. Но вставать не хотелось.

Шорох в углу заставил его скосить глаза вбок. Пленница пошевелилась, и Ун тут же похабно ухмыльнулся, припоминая какой сладкой она была. Может быть, повторить, пока они тут вдвоем? Он представил, как заталкивает свой напрягшийся член ей в рот, и по его позвоночнику пробежала волна удовольствия. Да, именно так он сейчас и сделает. А потом заставит эту благородную сучку проглотить все, что скопилось в его организме…

На его глазах девушка медленно поднялась и обернулась. Тусклый свет упал на ее лицо, выхватив из полумрака расширенные зрачки, в которых блестело безумие. Темные круги под глазами, плотно сжатые губы, жилку, напряженно бьющуюся на виске, и растрепанный ореол волос.

Их взгляды встретились, и мужчина, у которого руки по локоть были в крови, невольно похолодел. Голая, грязная, вся в ссадинах и кровоподтеках, она была похожа на выходца с того света. В ее руке он увидел бутылку из-под вина.

Ун не успел ничего сказать. Даже подумать. Лишь удивился, когда первый удар проломил ему переносицу и вогнал внутрь перебитые кости. Второй пришелся чуть выше – в бровь. Брызнула кровь. Он еще попытался вскочить, но уже было поздно…

Словно обезумев, Эсмиль колотила бутылкой по ненавистному лицу, усыпанному следами оспы. Сжав зубы, в неудержимой ярости наносила один удар за другим. И холодно отмечала, как оно превращается в кровавую кашу. Перед ее глазами клубился красный туман, и только одна мысль билась в мозгу – убей!

Насильник так и не закричал, он только хрипел, пуская красные пузыри. И когда этот хрип прекратился, бутылка выпала из ослабевших рук девушки и покатилась, шурша, по земле.

Эсмиль застыла, глядя на то, что лежало на лавке.

Моргнула, сбрасывая с глаз кровавую пелену. Огляделась, судорожно вздохнув, обхватила себя руками. И только теперь поняла, что ее тело трясет от озноба, а горло сжимается, не давая дышать.

Слуха коснулись знакомые голоса. Они раздавались со стороны единственного окошка. Эсмиль пересекла камеру и замерла под окном, пытаясь успокоить сердцебиение. Ей казалось, что сердце вот-вот выскочит из груди.

– Ты понял, что нужно сделать? – это был голос Родрика Баллорда, она узнала его сразу же, как только услышала.

– Да, Ваша честь, можете не сомневаться.

Кажется, его собеседником был один из тех мерзавцев, что посмели надругаться над ней. Что ж, один из них уже заплатил за это собственной жизнью! Очередь за другими.

– Смотри, от пленников нужно избавиться сегодня же ночью, пока никто не узнал о том, что они в замке.

– Куда прикажете деть тела?

– Закопайте их там же. Земля в камерах рыхлая, справитесь. Возьмешь с собой Уна.

– Все будет сделано.

Голоса отдалились и смолкли, будто мужчины просто проходили мимо, ведя беседу. Эсмиль огляделась, стараясь сообразить, о чем они говорили.

Пленники? Значит, она здесь не одна?

Может, кто-то из отряда остался в живых?

Если так, то нужно их срочно найти!

Но даже если это совсем другие люди, все равно есть шанс получить союзников. Возможно, враги Баллорда смогут ее спасти!

Теперь она действовала быстро, собранно, без лишних движений. У нее появилась цель.

Она подняла с земли чей-то камзол, видимо, Уна, небрежно сброшенный им во время оргии, натянула на озябшие плечи и застегнула все пуговицы. Потом вернулась к лавке и хладнокровно, не морщась, обыскала еще не остывшее тело.

Уловом стала тяжелая связка ключей и два узких зарукавных кинжала. Что ж, оружие весьма кстати. Она защелкнула на запястьях тоненькие браслеты, позволявшие клинкам в нужный момент выскальзывать прямо в руку, и спрятала их в рукава. Теперь она не была беззащитной.

Подобрав нужный ключ, девушка осторожно открыла решетку. Кажется, скрежет замка никто не услышал…

Тихо, как тень, она выскользнула в коридор.

Остановилась, не зная, куда идти.

На стене, перед ней, чадил смоляной факел. Мрачное подземелье тянулось в обе стороны, и его рукава терялись в темноте. Эсмиль не помнила, каким путем попала сюда и где выход. Оставалось только одно – идти наугад.

Решившись, она шагнула вперед. И тут же остановилась.

Холодное лезвие уперлось ей в шею. Прокололо кожу, заставив похолодеть.

– И куда это ты собралась, красотка? – хмыкнул знакомый голос. Худая жилистая рука сдавила ее поперек талии, резко дернула, прижимая к немытому телу, от которого несло выпивкой и потом.

Ноги девушки подкосились. Мышцы, все это время державшиеся в напряжении, резко ослабли. Она узнала того, чей голос только что слышала под окном. Это был один из ее мучителей, тот самый, кому Баллорд приказал избавиться от пленников.

– Бран! Эта сучка убила Уна! – позади нее взвыл еще один. – Дай я ее прирежу!

И третий насильник, тот, который брал ее сзади, подлетел к ней, выхватывая короткий меч.

Эсмиль уставилась на него, понимая, что все, конец. С двоими не справиться. Она слишком слаба, слишком измучена. У нее не осталось сил. Она больше не может сражаться сама за себя. Она слишком устала…

– Подожди, Брик, успеется, – ухмыльнулся Бран. – Пусть лучше скажет, куда это благородная квинна так резво бежит? – он надавил на кинжал.

Эсмиль застыла от боли. Кончик лезвия вошел в ее плоть, и вниз по коже заструилась теплая жидкость.

Тот, кого называли Бриком, открыл было рот, собираясь что-то сказать. Какая-то тень мелькнула у него за плечом, и вместо слов из горла наемника вырвался громкий булькающий звук.

Еще секунда – и он упал, захлебываясь в крови. Из его шеи торчал маленький дротик, длиною с палец, из-под него хлестал целый фонтан.

– Какого хройта! – взревел Бран. – Кто здесь? Покажись! Или я убью эту сучку!

Он рванул в сторону, прижимая девушку к себе еще сильнее. Но в темноте подземелья по-прежнему были только они одни…

Или уже не одни?

Странный шорох за спиной заставил Брана напрячься. Но оглянуться он не успел.

– Ты?! – он на мгновение растерялся, увидев перед собой Дарвейна Эрг-Нерай. – Ты же должен быть мертв!

Тот спокойно стоял, поигрывая мечом, посреди коридора. Его мрачный взгляд уперся в измученное лицо Эсмиль, потом – в забегавшие глаза наемника. Не говоря ни слова, он кивнул, и в тот же миг на голову Брана опустилось что-то тяжелое, одним ударом лишая его сознания.

Эсмиль пошатнулась, не веря своим глазам. Дарвейн? Он жив?

Она всхлипнула и стала медленно оседать.

Но упасть ей не дали.

Руки, такие родные, такие любимые, успели ее подхватить. Она почувствовала, как ее поднимают, прижимают к теплой груди. Как знакомые губы торопливо обыскивают ее лицо лихорадочными поцелуями, собирают с него слезы, брызнувшие от облегчения. И как хриплый голос шепчет чуть слышно:

– Я здесь, моя девочка, я с тобой! Я с тобой!

***

– Что вы намерены делать со мной, Ваша честь?

Родрик Баллорд приподнял одну бровь, разглядывая худую женщину в строгом сером платье и безобразном, как он считал, эннене. Ильза, судя по всему, иллюзий на свой счет не питала. Вряд ли ее внешность достаточно хороша, чтобы на нее польстился хоть кто-то.

– Кортах весьма просил за тебя, – усмехнувшись, ответил Баллорд. – Ты же была неньей у его дочерей?

– Да, это так.

– Дождешься, пока он приедет, и отправишься с ним в Эонар. А до тех пор…

Ильза поджала губы. Она стояла в обычной позе, сцепив руки в замок и опустив голову так, что видела только начищенные носки комендантских сапог. Когда разбойники напали в ущелье на данганаров, она решила, что все, ее дни сочтены. Но попав в Эрг-Нерай и поняв, что ни бить, ни пытать, ни насиловать ее никто не собирается, она снова воспряла духом. Кажется, квинн Баллорд не желал портить отношения с комендантом Эонара через такую мелочь, как ненья.

– А до тех пор для тебя есть работенка, – проговорил Родрик задумчивым тоном. – Ты же умеешь ухаживать за больными и умирающими?

– Да, Ваша честь.

– Идем. Мой пасынок со дня на день отдаст богам свою никчемную душу. Не хочу, чтобы квинна Лерисса переживала об этом. Особенно сейчас, когда она должна вот-вот родить.

Он открыл дверь, но, прежде чем выйти, ухватил Ильзу за запястье и так сжал, что женщина невольно вскрикнула.

– Только помни, – прошипел он, – не дай Эрг моя жена об этом узнает! Тогда тебе не поможет даже покровительство Абеля. Я сотру тебя в порошок. Все ясно?!

Ильза кивнула, глотая слезы. Запястье болезненно хрустнуло, и теперь она боялась, что Баллорд ей что-то сломал.

Идти пришлось недалеко. Они пересекли анфиладу пустых комнат, свернули в коридор, спустились по лестнице на нижний этаж и остановились у маленькой неприметной двери. Все еще продолжая удерживать Ильзу, Родрик открыл эту дверь своим ключом и втолкнул женщину внутрь.

Она споткнулась, ошеломленная тем, что увидела.

Маленькое, тесное помещение с плотно забитым окном. Сюда не проникали солнечные лучи, только пара масляных ламп на стене давали немного света. На полу – грязная циновка из камыша. Колченогий стол, заваленный грязной посудой и тряпками, над которыми гудел рой мошкары. Деревянная кровать без матраса, прикрытая рваным покрывалом, и на ней – худое, изможденное тело то ли юноши, то ли подростка.

Над всем этим стоял густой, удушающий запах болезни и смерти.

– Мариос Эрг-Нерай, мой пасынок и наш последний лэр, – с издевкой произнес Баллорд, подталкивая Ильзу к кровати. – Прошу любить и жаловать.

– Что с ним? – прошептала женщина, справившись с первым шоком.

– Бедный Мариос умирает. Лекари ничем не могут ему помочь, – ухмыльнувшись, он развел руками. – Думаю, ему осталась всего пара дней, не больше. Но даже эти пару дней кто-то должен выносить горшки из-под него. Вот и займись этим.

Баллорд направился к выходу, оставив оторопевшую Ильзу стоять у кровати.

– Ах, да, чуть не забыл, – заметил он, уже стоя на пороге, – чтобы в твою голову не пришло чего лишнего, я закрою тебя здесь. Так сказать, вынужденная мера. Ванна и туалет в смежной комнате. Обустраивайся.

С этими словами он вышел.

Ильза вздрогнула, услышав, как повернулся ключ в замке. Затравленно огляделась. Она осталась один на один с умирающим, в этой юдоли болезни и скорби.

***

Лерисса не знала, что делать. Родрик запретил ей выходить из своей комнаты, сказав, что рядом с замком несколько раз видели неизвестный вооруженный отряд. Это вполне могли быть люди из враждебного клана, пришедшие поживиться соседским добром. Лерисса предпочитала верить супругу. Пусть он холоден и грубоват, но все же печется о ней. Даже лекаря нашел для Мариоса…

При мысли о сыне, она помрачнела. Тот таял буквально на глазах. Месяц назад перестал вставать, а последние дни не мог даже есть. Он ни с кем не говорил, не открывал глаз, просто лежал, вытянувшись на кровати, и почти не дышал.

Когда стало ясно, что Мариос не жилец, Родрик запретил Лериссе приходить к нему. Сказал, что вид умирающего может плохо повлиять на будущего ребенка. Но сердце матери разрывалось от горя, от того, что она не могла помочь. И потому, тайком от мужа, она навещала своего сына, последнюю ниточку, связывавшую ее с прошлым.

Замок Эрг-Нерай был полон тайных ходов, сделанных в его стенах. Но мало кто знал о них. Лерисса знала, ведь ей их показал первый муж, отец ее сыновей. Один из таких ходов вел прямо из той комнаты, где она теперь жила. Через два этажа и несколько переходов по нему можно было спуститься туда, где сейчас находился Мариос. Вот только делать это приходилось в строжайшей тайне. Ведь если Родрик узнает…

Лерисса даже думать боялась о том, что будет, если Баллорд узнает, что она нарушила его запрет. Вдруг он запрет ее в другом месте или переведет Мариоса туда, где она его не найдет. И потому она дрожала всякий раз, когда, дождавшись ухода мужа, нажимала на чуть выступающий кирпич в стене своей комнаты и спускалась в открывшийся ход.

Она видела, в каком состоянии ее мальчик. Знала, что к нему по нескольку дней никто не приходит. И все, что ей оставалось, это пытаться хоть как-то облегчить его участь.

Она приносила с собой чистую воду и полотенца. Обтирала его, поила с ложечки. Плакала, держа в руках его худую, обтянутую шелушащейся кожей ладонь.

Она уже потеряла старшего сына, сгинувшего на чужбине, а теперь на ее глазах умирал и второй…

Дождавшись, пока уйдет служанка, доставившая обед, Лерисса достала из сундука чистые полотенца, взяла с подноса кувшин с водой и нажала на тайный ключ. Тяжелая каменная стена с шуршанием повернулась, и из открывшегося прохода в лицо ударило затхлостью и сквозняком.

Нужно было торопиться. Хоть Родрик и приходил в спальню только на ночь, но сама Лерисса с утра ощущала непонятную тревогу, не дававшую ей покоя. Как будто вот-вот должно было случиться что-то плохое.

Прижимая кувшин и полотенца к огромному животу, она вошла в темноту, и стена вернулась в прежнее положение.