Она сама не знала, зачем сказала эти слова. Просто так, практически на пустом месте возникло желание ударить, растоптать, сбить с ног этого человека. Увидеть его стоящим на коленях, с опущенной головой. Увидеть страх в его глазах и покорность. Даже сейчас, стоя прикованным к позорному столбу, он меньше всего походил на раба. Слишком прямой была его спина, слишком высоко поднятой – голова, слишком дерзким – взгляд. Даже железный ошейник, блестевший на солнце, казался скорее наградой, чем унижением.
Роковые слова сорвались с ее губ в момент гнева. Гнев давно испарился, но приказ был озвучен и требовал выполнения.
Спрятав руки в складки туники, Лирин стиснула кулаки.
Рядом с ее бархатным креслом на небольшом пуфике пристроилась Аини. Глаза девочки горели от предвкушения, она с нетерпением осматривала площадь, не забывая при этом поедать засахаренные вишни из серебряной вазы, которую держал перед ней, стоя на коленях, Сиану – один из дворцовых мальчишек-рабов.
– Думаешь, он выдержит сто ударов? – скривившись, Аини окинула прикованного тана скептичным взглядом. – Спорим, он упадет после тридцатого?
– Выдержит, – тихо проговорила Лирин, сжимая кулаки еще сильнее. – Должен выдержать.
– Ну-ну. На твоем месте я бы не делала поспешных прогнозов. Он не выглядит слишком уж крепким. Сначала Ульнара оттачивала на нем свое мастерство, теперь ты…
Лирин вздрогнула. Сравнение с бывшей хозяйкой Эйхарда было ей неприятно.
– Тебе его жаль? – раздраженно поинтересовалась она.
– Смеешься? – Аини, пожав плечами, кинула в рот еще пару вишен. – Мне жаль те сто скерциев, которые ты отдала за него. Боюсь, он их так и не отработает.
– И это все, что тебя интересует?
– А тебя интересует что-то еще? Этот раб всего лишь очередная вещь, купленная во славу нашего Дома. Разве не так?
Разговор грозил стать слишком опасным. То ли это был обман зрения, то ли игра света и тени, но Лирин показалось, что в глазах Аини мелькнуло странное выражение. Девочка словно в чем-то подозревала сестру.
А может, подозревала, что это уже не сестра?
Сердце Лирин сжалось в неосознанном страхе. Нет, она просто трусиха. Никто не может знать о подмене и уж тем более – догадываться. Но то, что Аини ведет двойную игру, было очень похоже на правду.
Нужно быть осторожнее с этой девочкой. Для своих тринадцати лет она слишком хитра.
– Так. Ты абсолютно права.
С каменным лицом Лирин подняла руку, давая сигнал палачу.
Взвизгнули, взлетев до фальцета, пронзительные звуки флейты – и оборвались. Над площадью повисла тревожная тишина, в которой, медленно нарастая, словно издалека, звучала барабанная дробь. Она раздавалась все громче и громче, сливаясь с дыханием толпы, перекрывая его. А вместе с ней росло напряжение, заставляя даже самых крепких мужчин невольно поеживаться. Каждый раб во дворце, так или иначе, побывал в руках палача, и сейчас каждый из них думал об этом.
Наконец, барабанная дробь достигла своего пика и смолкла. В наступившей тишине, пропитанной напряжением, под шумный выдох толпы палач нанес первый удар.
Свист плети разорвал тишину.
Удар – и на испещренной шрамами спине тана возник новый рубец, мгновенно заполнившийся кровью.
Еще удар – и второй рубец лег рядом с первым, почти вплотную.
Лопнула кожа. Первая струйка крови потекла вдоль позвоночника. Эйхард сжал зубы так, что побелели желваки на скулах, но ни один звук не вырвался из его горла.
Палач наносил удары с ювелирной точностью, отточенной годами работы. Рубцы ложились ровными рядами, один к одному, словно росчерки алой краски. Пот заливал левантийцу глаза, боль туманила разум. В какой-то момент его ноги предательски ослабли, он навалился на столб, к которому был прикован, надеясь, что эта опора не даст упасть. Вгрызся зубами в твердое дерево, заглушая рвущийся наружу вымученный стон. И тут же услышал хриплый шепот палача:
– Держись, парень! Еще шестьдесят ударов.
Шестьдесят…
Значит, сорок он уже выдержал.
Что ж, бывало и хуже. Например, в тот день, когда копье амаррской легиты выбило его из седла во время боя под Рахстером. Тогда он думал, что отправится к праотцам. Но ничего, раны на теле заросли, оставив после себя напоминания в виде шрамов. А шрамы, как известно, украшают мужчину. Только не шрамы от плети, нет, ими он точно не будет гордиться…
Между тем, Аини, жадно следя за разыгравшимся на площади представлением, в очередной раз запустила руку в вазу с засахаренными вишнями и, не обнаружив любимого лакомства, вырвала пустую посудину из рук Сиану. Мальчик не успел ни прикрыться, ни увернуться, да он и не имел права сделать ни то, ни другое. Аини раздраженно швырнула ему в голову тяжелый предмет.
Ваза ударила мальчика в бровь. Голова юного раба дернулась, из рассеченной брови брызнула кровь, глаза наполнились слезами отчаяния и боли. Боясь всхлипнуть и разозлить юную госпожу еще больше, Сиану нагнул голову и подобрал вазу с земли.
– Тупой индюк! Где мои вишни?! – выругалась девочка, поднимаясь. Еще секунда – и она, не скрывая злости, пнула его, метя в незащищенный бок.
Маленький раб охнул, тщетно пытаясь сохранить равновесие. Слезы хлынули, оставляя разводы на пухлых щеках.
Не выдержав, Лирин прижала к себе малыша.
– Аини! Что ты творишь? – она подняла на сестру укоризненный взгляд. – Разве мальчик виноват, что ты все съела?
– А кто виноват? – Аини топнула ножкой. – Я, что ли? Почему он так мало взял? Разве не знал, что это мое любимое лакомство?
– Все равно, это не повод его бить, – девушка с тревогой осмотрела лицо Сиану. Ему повезло: рана на брови оказалась неглубокой, но если бы удар пришелся немного ниже, мальчик вполне мог бы остаться без глаза. Лирин тут же указала на это: – Смотри, ты едва не сделала его калекой!
Аини стояла напротив мальчика, который прижался к коленям Лирин и дрожал, со страхом прислушиваясь к тому, как рука наследницы гладит его по голове. Надув щеки и сжав кулаки, девочка несколько секунд прожигала его ненавидящим взглядом, а ее лицо медленно багровело. Наконец, с шипением выпустив воздух, она процедила:
– Ах! Так теперь ты защищаешь рабов?! Что с тобой случилось, сестричка? Тебе действительно отбили мозги?!
Сердце Лирин испуганно ёкнуло. Она медленно повернула голову, чувствуя, как от волнения сжимается горло, не давая дышать. По спине побежали мурашки. Под пристальным и враждебным взглядом девочки ей стало не по себе.
Та точно о чем-то догадывалась…
– Никого я не защищаю, – пробормотала девушка, осторожно отталкивая от себя маленького раба. – Просто не вижу смысла портить свое имущество. Зачем мне калеки?
Потом она обратилась к Сиану, добавив в свой голос всю строгость, на которую только была способна:
– Иди в лазарет. Пусть лекарь осмотрит тебя.
Мальчик, скрыв облегченный вздох и поцеловав подол ее туники, убежал. Аини проводила его раздраженным взглядом, потом вернулась на свое место рядом с сестрой. Кивнула одному из рабов – и тот тут же наполнил ее бокал искристым вином.
– Знаешь, – начала она, поигрывая бокалом, – последнее время ты ведешь себя очень странно, сестричка.
Последнее слово Аини произнесла с особым нажимом, и Лирин невольно вцепилась руками в складки туники. Страх разоблачения охватил ее с такой силой, что взмокли ладони. Ничего не видя, девушка продолжала смотреть на площадь, а в ее груди все быстрее колотилось сердце, охваченное тревогой, и все громче грохотал в висках пульс, перекрывая шепот толпы и зычный голос палача.
Сделав усилие, она подняла на Аини безмятежный взгляд и сдержанно проговорила:
– Я не знаю, о чем ты.
– Ой, да ладно. Не надо строить из себя невинную овечку, – Аини поболтала пальцем в бокале и, не спуская с сестры блестящих глаз, сунула палец в рот. Причмокнула, облизывая его, потом кивнула в сторону позорного столба. – Это все он, да? Меня не обманешь.
– Кто «он»? – руки Лирин сжались еще сильнее, сминая тонкую ткань, но голос звучал по-прежнему сухо.
– Этот тан. Эйхард его зовут, да?
– При чем здесь он?
– Твой интерес к нему слишком явный, сестричка. Кое-кто беспокоится, что наследница перестала призывать к себе наложников по ночам, а вместо этого зачастила в шагран. Это что, новая игра? Ты решила переплюнуть Ульнару и соблазнить тана? Или…
Взгляд Аини из беспечного стал колючим. Лоб девочки прорезала глубокая морщина, брови сдвинулись, придавая лицу подозрительный вид.
– Или ты влюбилась в него? – произнесла она свистящим шепотом.
– Нет!
Лирин ответила слишком поспешно. Но напряжение было настолько сильным, что перед глазами уже все плыло. Еще секунда – и девушка сорвалась бы с кресла, выдав себя. И только страх разоблачения остановил ее, заставил сидеть на месте, до хруста в суставах впившись руками в точеные подлокотники.
Не спуская с лица сестры внимательного взгляда, Аини отхлебнула вино и, как бы между прочим, заметила:
– А Мелек говорит, что ты уже в одном шаге от того, чтобы запятнать себя этим недостойным чувством!
– М… Мелек?
– Да, дворцовая жрица. Она переживает за тебя.
Наконец-то Лирин начала понимать, откуда дует ветер. Похоже, что во дворце за спиной наследницы все это время зрел некий заговор. А может, эта Мелек для того и была назначена жрицей, чтобы следить за ней…
За Лирин или Эсмиль?
Нет, никто не может знать о подмене. Никто не может даже догадываться! А значит, всему этому есть только одно объяснение: кто-то хочет опорочить наследницу Высшего Дома, чтобы ее место заняла другая.
Аини?
У Наренгиль Маренкеш нет других дочерей. Но Аини всего лишь тринадцать лет. Не слишком ли она мала для того, чтобы плести интриги против старшей сестры?
Здесь было над чем подумать. Но не сейчас. Сейчас нужно усыпить подозрения этой глупой испорченной девчонки.
– И это она беспокоится, что я перестала принимать наложников? – Лирин приподняла бровь, показывая, что откровения сестры ее позабавили. – Неужели ее так тревожит, с кем я провожу свои ночи?
– Конечно, Мелек беспокоится за тебя. А особенно ее беспокоит, что за последние две недели ты ни разу не пришла в храм и не принесла жертву Матери Сущего! И заметь, это мне сказала она сама.
– Когда?
– Сегодня утром. В святилище.
Сердце Лирин на секунду сжалось, сбиваясь с ритма. Святилище… Она совсем забыла и о нем, и про обязанность наследницы приносить каждодневную кровавую жертву в дань покровительнице Амарры.
– Что ты там делала этим утром? – произнесла она, уже зная, что услышит в ответ.
И Аини подтвердила ее подозрения:
– То, что должна была сделать ты. Умащала стопы Бенгет кровью раба!
Лирин не успела ответить. Толпа рабов, только что мирно сидевших на коленях, вдруг разволновалась, загудела, точно разбуженный улей. И над этим гулом, перекрывая его, звуча, как удар гонга, раздался голос палача, сопровождаемый свистом плети:
– Девяносто восемь! Девяносто девять! Сто!
– Сто! – крик палача потонул в общем гомоне.
Некоторые из рабов вскочили на ноги, желая рассмотреть, что творится там, у столба. Но короткие кнуты в руках аскаров тут же заставили их вернуться на место.
Не сдержавшись, Лирин тоже привстала. Солнце, замершее в зените, било прямо в глаза, не давая увидеть ту часть площади, которая интересовала ее сейчас больше всего. Прикрыв глаза ладонью, девушка поняла, что от позорного столба в ее сторону движется человек. Мужчина. Крупный мужчина.
Дворцовый палач.
Она надеялась увидеть и того, другого, но палач шел один, и кроме него на песке не было больше ни одного человека.
Внутри у Лирин все сжалось и похолодело. Она застыла, чувствуя, как сухой, раскаленный воздух Амарры проникает ей в горло и застревает там колючим комком. Превращается в яд. Наполняет легкие, струится по венам, делая тело чужим и непослушным.
А палач, между тем, становился все ближе. Он шел, послушно опустив голову и блестя на солнце выбритым черепом. По его мясистой груди и животу, смешавшись с потом, стекали брызги крови, упавшие во время экзекуции. Кровь была на его лице, на руках, на коротких кожаных штанах. Даже жилистые волосатые ноги были заляпаны. Он весь был в этой крови.
Вот только принадлежала она не ему.
Схватившись одной рукой за подлокотник кресла, Лирин хотела сделать шаг вперед, но ноги стали вдруг непослушными. Ослабевшие колени подогнулись, и девушка медленно, точно во сне, опустилась назад на бархатное сиденье. В голове назойливой мухой жужжала одна-единственная мысль:
Где Эйхард?
Слева от позорного столба мелькнули какие-то фигуры. Лирин узнала прислужников из дворцового святилища. Только личные рабы Мелек имели пурпурные набедренные повязки. И двое из них сейчас тащили по песку бездыханное тело Эйхарда орн Дриза. Следом за ними тянулась широкая кровавая полоса…
Нет, только не это. Он не упал. Не мог упасть.
Этого не должно было случиться!
Глаза Лирин оставались сухими. Но их жгло от сдерживаемых слез. Это маленькая рабыня из Керанны могла позволить себе разреветься. В Ангрейде слезы оставались единственным женским оружием. А вот для наследницы Маренкеш слезы были бесценной роскошью. Женщины Амарры не плачут. Особенно, о рабах.
– Ясновельможная госпожа! – приблизившись, палач бухнулся на колени и приложился губами к ее подолу. – Ваш покорный слуга выдал провинившемуся сто плетей, как и было приказано.
– И?.. – она осеклась. Судорожно впилась ногтями в колени, даже не замечая, как на нее с интересом смотрит сестра.
Если Эйхард не выдержал и упал…
– Этот тан оказался на диво крепким, моя госпожа. Даю руку на отсечение – он двужильный. Даже сознание ни разу не потерял. Только…
– Что «только»? – забывшись, Лирин подалась вперед.
Палач слегка замялся.
– Ну… немного столб попортил. Едва не выкорчевал из земли. Да и грыз он его от боли.
Девушка ошеломленно переспросила:
– Грыз?
– Чтобы не кричать. Он настоящий воин.
Это было сказано с уважением, которого дворцовый палач не скрывал.
– Тогда, куда его понесли? В святилище?
– Нет, госпожа. В лазарет.
Лирин с трудом удержалась от облегченного вздоха. Только немного прикрыла глаза, мысленно благодаря Бенгет за эту милость.
– Он… сильно пострадал?
Она старалась говорить ровно, но голос все равно предательски дрогнул. Девушка надеялась, что этой секундной слабости никто не заметил. А если кто-то и обратил внимание на то, что голос наследницы дрожит, то не придал этому значения.
Как же она ошибалась!
– Если прикажете, он уже завтра будет отправлен в шагран и сможет тренироваться, – ответил палач.
– Вижу, Мелек была права. Тебя беспокоит здоровье этого тана? – усмехнулась Аини, с интересом наблюдая за сестрой. – Не переживай, он живучий. Через недельку станет как новенький.
Лирин невольно передернула плечами. Девчонка начинала ее раздражать. Развернувшись к ней, девушка сухо поинтересовалась:
– Это тебе тоже Мелек сказала? Не слишком ли много она берет на себя? Кажется, в обязанности дворцовой жрицы не входит слежка за личной жизнью наследницы?
Аини тут же отвела взгляд, словно почувствовала, что перешла границы дозволенного. Опустила ресницы и сделала вид, что ее внезапно заинтересовала вышивка на подоле.
Лирин пару секунд продолжала прожигать взглядом черноволосый затылок сестры. Потом обернулась к палачу и спокойно сказала:
– Пусть этот тан находится в лазарете, пока его раны не заживут. И проследите, чтобы за ним был самый лучший уход.
Если палач и удивился, услышав эти слова, то не посмел подать вида. Но в глазах Аини блеснуло что-то, похожее на торжество. Вот только этого блеска никто не увидел, уж очень тщательно она рассматривала цветы на своей тунике, вышитые дворцовыми мастерами.
Лирин поднялась, стараясь сохранить царственную осанку. Вслед за ней тут же вскочили рабы, готовые сопровождать свою госпожу. Обернувшись, девушка окинула задумчивым взглядом медленно расходившуюся толпу и желтый песок, заляпанный бурыми пятнами крови, и тихо, словно самой себе, произнесла:
– Он должен быть жив и здоров, когда придет время Игр. И должен в них победить.