Покинув площадь, Лирин вернулась в свои покои. В душе царило смятение. Раз за разом девушка прокручивала в памяти разговор с Аини, пытаясь понять, что именно заставило ее почувствовать беспокойство. Вроде бы обычная болтовня, ничем не подкрепленные намеки, глупые подозрения… Но было что-то еще, не видимое на поверхности, но засевшее глубоко внутри острой колючкой. И эта колючка беспокоила и раздражала.

А еще мысли об Эйхарде не давали сосредоточиться.

Лирин гнала их от себя, но они возвращались с завидным упорством, будто этот мужчина обрел над ней незримую власть. Завладел ее чувствами и желаниями. Она постоянно возвращалась к тому моменту, когда увидела, как его тело, словно мешок, тащат по песку в сторону святилища. И каждый раз, стоило об этом подумать, сердце сжималось от тревоги и страха.

Что с ним? Жив ли он? Насколько сильно пострадал? Насколько глубоки его раны?

Хотелось вскочить и бежать в лазарет. Проверить, не обманул ли палач. Узнать, там ли находится Эйхард, не нуждается ли он в ее помощи.

Глупая!

Конечно, он в ее помощи не нуждается. Скорее всего, он ненавидит ее сейчас так же, как ненавидел Ульнару. Ведь она, Лирин, по сути, сделала с ним то же самое, что до нее делала предыдущая хозяйка.

Она пыталась его сломать.

Пыталась поставить на одну ступень с остальными рабами, забыв, что он свободный мужчина. Забыв, что он воин.

Или не желая об этом помнить.

Она могла бы долго копаться в себе, выискивая причины ярости, обрушившейся на Эйхарда. Но истина лежала на поверхности. Так близко, что она в упор отказывалась ее замечать.

Окруженная раболепными и покорными мужчинами, живущими только ради того, чтобы удовлетворять ее прихоти, она до сих пор не могла забыть и отпустить то, что случилось с ней в старом трактире. И Эйхард был для нее не просто человеком, принесенным в жертву ее безоблачному будущему, он был олицетворением насилия, которое она пережила.

Лирин металась в своих покоях, как львица в клетке. То бросалась к окну, до боли в глазах вглядываясь в залитый солнечным светом фруктовый сад, то падала в кресло и дрожащими руками подносила ко рту бокал с виноградным вином. Прихлебывала и давилась, нервно ломая пальцы. Терла виски, пытаясь вернуть себе самообладание. Но даже вино не помогало обрести душевное равновесие.

Когда настало время обеда, Аини, обнаружив, что есть ей придется одной, отправила прислужников за сестрой. Но те, испуганные нервным поведением наследницы, не осмелились ее потревожить. Но и вернуться ни с чем в трапезный зал они тоже не могли. Так и остались сидеть в коридоре, подпирая стену напротив дверей, ведущих в покои Лирин.

На них-то она и наткнулась, когда, не выдержав волнения, решила выйти из добровольного заточения.

Рывком распахнув двери, девушка вынуждена была замереть. Вопросительный взгляд упал на трех молодых мужчин, сидевших на коленях у противоположной стены.

– Кто вы и что вам здесь нужно? – отрывисто проговорила она. Настроение не способствовало приятной беседе. Да с рабами и не беседуют.

– Ваша милость, – один из них уткнулся лбом в пол, остальные синхронно повторили его маневр, – нас послала госпожа Аини. Она ждет вас в трапезном зале.

Лирин прищурилась. Напоминание о так называемой сестре было не очень приятным. Сейчас ей меньше всего хотелось видеть эту маленькую ехидну. И откуда только в обычном ребенке столько яда? Хотя, сама она вряд ли бы додумалась до тех выводов, которые озвучивала сегодня. Здесь чувствовалась рука покрупнее.

Мелек. Дворцовая жрица.

Решение было принято молниеносно. Вот куда она направится вместо обеда. Пообщается с этой таинственной личностью, а заодно и узнает, действительно ли Эйхард был отправлен к лекарю, а не в святилище.

Эйхард!

Эрг бы его побрал!

И почему она вспомнила владыку Севера именно в этот момент? Там, в Ангрейде, женщины молились Арнеш – покровительнице домашнего очага. Но именем Эрга они проклинали, считая, что только верховный бог имеет власть наказывать мужчин за несдержанность и жестокость.

Но теперь старых богов лучше забыть. У нее другие покровители. Бенгет.

– Передайте моей сестре, что сегодня я не буду обедать. У меня другие дела.

Развернувшись, Лирин быстрым шагом направилась вдоль по коридору. Следом за ней бесшумно скользил Лирт – незаметный спутник, превратившийся в ее тень.

Девушка негодовала. Но в этом негодовании сквозила львиная доля горечи.

Почему? Ну почему, когда в минуту отчаяния и боли она призывала Пресветлую Арнеш, та не ответила? Разве богиня, которой от рождения посвящался каждый младенец женского пола, не должна была откликнуться на мольбы одной из своих дочерей? Не должна была защитить от надругательства?

Или она молча взирала на это из своего радужного дворца, расположенного в небесах?

Раньше Лирин была уверена, что это естественный порядок вещей: мужчина владеет, женщина подчиняется. Мужчина – хозяин, женщина – его вещь. Но ведь о ценной вещи принято заботиться. Принято ее беречь и охранять. А с женщинами все было совершенно иначе. Они становились разменной монетой, ходовым товаром, приятной мелочью, от которой в любой момент можно избавиться, если она надоест. Они были бесправными и порой стоили дешевле, чем тряпки, в которые были одеты.

Так было в Ангрейде.

А здесь, в Амарре, Лирин познала другую жизнь. Здесь она сама стала владычицей сотен судеб, и сотни жизней теперь зависели от нее. Теперь она хозяйка, и все мужчины вокруг нее не более, чем ее личные вещи.

Оказывается, власть – приятное чувство, будоражащее кровь сильнее, чем молодое вино. И так же, как и вино, оно кружит голову и заставляет терять рассудок.

Именно это сегодня случилось с ней. Она сорвалась.

В глубине души испытывая вину и угрызения совести, Лирин всеми силами пыталась их подавить. Но отчего-то не получалось.

Аскары, стоявшие на посту, поспешно распахивали перед ней двери. Лирин практически не замечала присутствия этих молчаливых бритоголовых мужчин, похожих на застывшие статуи. Она стремительно шла вперед, минуя поворот за поворотом, коридор за коридором, галерею за галереей, пока, наконец, не остановилась перед входом в святилище. Здесь двери заменяла тяжелая ткань цвета свежей крови, сквозь которую поблескивали огоньки свечей, днем и ночью горевших в маленьких нишах на стенах святилища.

Лирин кивнула, и Лирт услужливо одернул занавесь, открывая перед девушкой арочный вход. Из темноты, лишь немного разряженной свечами, пахнуло ароматом трав и благовоний. А еще запахом крови.

С трудом подавив тошноту, Лирин шагнула вперед.

Здесь она еще не была. Да и саму Мелек видела лишь однажды, в тот день, когда попала сюда. Тогда жрица явилась в покои наследницы закутанная так, что были видны только глаза, густо подведенные черной сурьмой. В тот день Лирин была так взволнованная и взбудоражена, что почти не обратила внимания на ее приход. Но взгляд запомнила: цепкий, колючий, пронизывающий. Взгляд человека, привыкшего незримо руководить событиями и людьми вокруг себя.

И вот теперь ей предстояло встретиться с этой женщиной еще раз, а заодно и найти связное объяснение, почему наследница Маренкеш забросила посещение храма.

Стоило переступить порог святилища, как красное полотно опустилось, отрезая от внешнего мира. Сразу стало тихо, словно весь мир обезмолвил, и в этой пугающей тишине раздавалось только потрескивание свечей. А еще теплый, удушливый запах воска и благовоний плотным коконом сомкнулся вокруг Лирин. Казалось, он мельчайшими частицами оседает на ее одежде и волосах. Она чувствовала, как он покрывает ее кожу липкой субстанцией, проникает в каждую пору, забивается в рот и в нос, мешая дышать.

– Приветствую тебя, наследница. Долго же ты раздумывала, прежде чем навестить меня.

Женский голос, раздавшийся из темноты, был столь внезапен, что девушка вздрогнула. И тут же сжала кулаки, пытаясь вернуть себе хладнокровие. Над верхней губой и висках от волнения выступили капельки испарины.

Горло внезапно пересохло. Откашлявшись, Лирин произнесла:

– У меня были другие дела, – и сама удивилась, как хрипло прозвучал ее голос.

– Неужели? – в тоне невидимой жрицы возникли ироничные нотки. – У наследницы появились дела поважнее, чем ежедневная жертва?

– Я не говорила об этом.

– И не надо. Твои действия только подтверждают мои выводы.

Источник голоса, кем бы он ни был, перемещался, обходя девушку по кругу. И она вынуждена была разворачиваться вслед за ним. Почему-то ей было безумно страшно при одной мысли о том, что этот некто окажется у нее за спиной.

Кто это? Дворцовая жрица или, быть может, сама Бенгет, решившая посетить свою нерадивую протеже?

Тяжелый воздух лег на плечи подобно бетонным плитам, сжал виски стальным обручем. Тошнота, казалось, отступившая, нахлынула с новой силой. Лирин поняла, что теряет сознание. И если это случится – она останется беззащитной перед этим невидимым голосом. Враждебным голосом. Голосом, встреча с которым не сулит ничего хорошего.

Усилием воли она заставила себя выпрямиться.

– Но я же пришла, – проговорила, делая еще один шаг веред.

И застыла, интуитивно почувствовав препятствие впереди.

В тот же миг, словно по волшебству, ярче вспыхнули свечи. Их оранжево-красный свет озарил гранитный постамент, на который Лирин едва не наткнулась. Затаив дыхание, девушка уставилась на влажные потеки, блестевшие поверх гранита. Интуиция подсказала – это свежая кровь. Кровь, пролившаяся совсем недавно.

Она подняла голову выше и поняла, что не ошиблась. Ее взгляд уперся в ноги статуи, отлитой из чистого золота. Ступни, выполненные в мельчайших подробностях, вплоть до маленьких аккуратных ногтей, украшенных агатами, были в красных разводах.

Медленно, очень медленно Лирин продолжала скользить взглядом вверх, с замиранием сердца понимая, что видит перед собой. И внутри точно так же медленно и необратимо нарастала тревога, от которой все быстрее стучало сердце и все сильнее сжимал голову невидимый обруч.

Когда она достигла лица статуи и заглянула в ее безжизненные глаза, сзади, у самого уха, снова раздался голос, и чужое дыхание опалило затылок.

– Ты опоздала.

Вскрикнув, Лирин в ужасе развернулась. И едва не сбила с ног дворцовую жрицу, как всегда, закутанную в свои покрывала, словно мернейская мумия.

– Я напугала тебя, наследница? – женщина отступила. В разрезе ткани, закрывавшей ее лицо, были видны только глаза, но по их выражению невозможно было понять, что она чувствует. В руках она держала сосуд из черного стекла и ритуальный нож.

– Нет, – Лирин бросила быстрый взгляд на ее руки. – Все в порядке.

– Если ты пришла поучаствовать в обряде, то я его уже провела. В отличие от тебя, я помню свои обязанности и свято их чту.

– Обязанности?

Лирин даже боялась предположить, что входило в обязанности этой женщины.

– Да. Каждодневное омовение ног богини свежей кровью.

– И… чью кровь ты использовала сегодня?

– О, – голос жрицы дрогнул, словно она улыбнулась, и эта улыбка была наполнена удовольствием, – сегодня Мать Сущего получила особый дар. Ничто не ценится так, как кровь сыновей Эрга.

– Эрга?

Лирин решила, что жрица что-то напутала, назвав имя владыки Севера.

– Да, это запрещенный и забытый в Амарре супруг Бенгет. Покровитель мужчин. Бог войны и охоты. Но его весьма почитают на Северном континенте.

Да, это Лирин знала, как никто другой в этой стране.

– И… кто же его сыновья? Мужчины?

– Нет, – жрица опять усмехнулась, – мужчины Амарры потеряли право так называться, когда Бенгет лишила их свободы воли. Но на Северном континенте, там, где царят вечные льды, отрезанное от всего мира снежной пустыней, живет особое племя. Гордый и свободолюбивый народ, который так никто и не смог покорить. Его мужчины – истинные сыновья Эрга, и те, в ком течет хоть капля их крови, не поддаются «привязке». Бенгет не властна над их волей, а потому она безумно любит их кровь. Для нее это бесподобное лакомство.

Лирин знала только одного мужчину, который не поддавался привязке.

– Эйхард…

Его имя вырвалось из ее уст быстрее, чем она сообразила, что говорит.

Так он все-таки был здесь. В святилище. Неужели Бенгет позволила принести его в жертву?!

– Я вижу, ты взволнована, – жрица обошла вокруг девушки и оставила сосуд и кинжал у подножия статуи. – Значит, слухи о твоем интересе к этому тану не беспочвенны?

– Он…

Мелек продолжала говорить, словно не слыша тихий голос наследницы:

– Конечно, для нашей покровительницы нет жертвы дороже, чем кровь тана, отданная добровольно. Но отсутствие сопротивление вполне можно принять за согласие, не так ли?

– Где он? – голос Лирин зазвенел от волнения, она порывисто шагнула вперед, желая знать правду и уже не думая о собственной безопасности. – Что ты с ним сделала?

– Ничего. Все, что с ним можно было сделать, сделали уже до меня.

Девушка, только что собиравшаяся вытрясти из жрицы всю правду, почувствовала, как ноги наливаются свинцом.

Мелек была права. Она сама, своими руками убила его. Свой единственный шанс на новую жизнь.

Сердце сжалось. И это чувство меньше всего походило на то, что испытывают при утрате выгодной сделки. Это было что-то другое. Непонятное, необъяснимое, тревожное ощущение рваной раны, грубо зарубцевавшейся и беспокоящей постоянной ноющей болью.

– Где он? – глухо повторила она свой вопрос. – Я хочу увидеть его тело. То, что от него осталось.

– А его душа тебя не интересует? – хмыкнула жрица. – Только тело?

– Мелек! – в отчаянии, Лирин схватила жрицу за руки. – Ты скажешь мне, где он, иначе, клянусь!..

Та спокойно освободилась и отошла, потирая запястья.

– Не надо давать поспешные клятвы, – проворчала и зачем-то переставила толстые свечи. – Он в лазарете. Ничего с ним не случилось.

– А кровь?

– От небольшого кровопускания еще никто не умирал. Иди. Я уже увидела все, что хотела.

До Лирин начало медленно доходить.

– Так ты сделала это нарочно? – медленно проговорила она.

– Что именно?

– Ты нарочно заставила меня поверить в то, что он умер? Но зачем?!

– За тем, что я твоя личная жрица. И я несу ответственность за твою душу перед Матерью Сущего.

– Я не понимаю…

– И не надо. Просто помни, что я всегда здесь. И я не позволю наследнице Высшего Дома запятнать себя грязным чувством, которое плебеи называют «любовь».