Если бы Лирин знала, что на следующий день ей будет так плохо, она вряд ли стала бы так много пить. С трудом приоткрыв глаза, она тут же со стоном закрыла их снова. Но остаться в кровати ей не дала накатившая тошнота.

– Лирт! Лирт! – простонала она, с трудом отрывая голову от подушек.

– Здесь, госпожа, – отозвался мальчик, появляясь из своего угла у порога.

– Почему тебя никогда нет, когда ты мне нужен? Мне плохо! Дай что-нибудь…

Лирт тут же протянул заранее приготовленный бокал с зеленоватым напитком.

– Что это? – Лирин с подозрением принюхалась.

– Лекарство для вас.

– Кто его делал?

– Я, госпожа.

– И ты думаешь, оно мне поможет?

– Да, госпожа. Вы вчера выпили слишком много вина.

– Не так уж много, чтобы забыть о том, о чем я не хочу вспоминать, – проворчала девушка, отхлебывая глоток непонятного зелья.

– Ваша сестра приходила к вам. И жрица тоже.

– И чего же они хотели?

– Госпожа Аини хотела разделить с вами завтрак. А жрица передала, что ждет вас в святилище на утреннюю молитву. Но это было пять часов назад. Сейчас в трапезной уже накрывают к обеду.

Застонав, Лирин откинулась на подушки, и пустой бокал выпал из ее ослабевших пальцев. Меньше всего ей хотелось видеть сейчас этих двоих. Мелек и Аини. Дворцовую жрицу и свою так называемую сестру. Но игнорировать глухую угрозу, которая исходила от них, тоже было нельзя. Лирин понимала, они обе что-то задумали и, что бы это ни было, оно вряд ли пойдет ей на пользу.

– А что с Эйхардом, ты не знаешь?

Она не хотела задавать этот вопрос. Он вырвался сам собой.

– Эту ночь он провел в шагране. Утром пришел указ из императорского дворца о доставке всех танов на общий смотр и…

Он замолчал, виновато потупив глаза.

Лирин напряглась.

– И? – в ее голосе мелькнули тревожные нотки. – Говори! Что это значит?

– Это значит, что вечером начнутся тренировочные бои. Госпожа Мелек приказала отправить ваших танов.

– А Эйхард?

– И его тоже… Императорская легита не хотела его забирать, сказала, ей не нужно, чтобы он сдох по дороге. Но госпожа жрица лично настояла на этом.

– Что?! – новость была столь неожиданной, что девушка вскочила, забыв о головной боли. – Он не может принимать участие в этих боях! Это верная смерть! Его раны еще недостаточно затянулись, кожа на спине лопнет от первого же резкого движения… О, боги… я надеялась, что до Тан-Траши еще несколько дней!

– Простите госпожа, – Лирт покаянно опустил голову, – меня не пустили в шагран. Я не смог бы им помешать.

– Когда их увезли?

– Час назад. Госпожа…

Лирин глянула на подростка.

– Зрителей на тренировочные бои не пускают, – проговорил он, чуть запинаясь от волнения, – но вы, как хозяйка тана, имеете право присутствовать.

– Значит, нужно сделать так, чтобы я там была. Одежду! Быстро!

Лирт набросил ей на плечи приготовленное платье и помог обуть туфли. Девушка, не глядя в зеркало, провела по волосам серебряной щеткой. Прихорашиваться не было никакого желания, сердце стучало в груди тревожным набатом.

Казалось, вот-вот должно случиться что-то ужасное, что-то такое, что даже боги не в силах предусмотреть или остановить.

– Пусть приготовят для меня колесницу. Но сначала… – она прищурилась, вспоминая вчерашний разговор, подслушанный в лазарете, – сначала Мелек даст мне пару ответов.

Дворцовая жрица словно ждала прихода Лирин. Стоило девушке переступить порог святилища, как женщина, привычно закутанная с ног до головы, выступила ей навстречу из полумрака.

– Не думала, что ты появишься здесь до обеда, – произнесла она, не скрывая насмешки. – Вижу, эту ночь ты провела с пользой для тела.

Лирин остановилась, пряча сжатые кулаки в складках платья. Раздражение и гнев, гнавшие ее по коридорам дворца, грозились вот-вот выплеснуться наружу, и девушке стоило больших усилий сохранять видимое спокойствие.

– Зачем? – процедила она сквозь зубы. – Зачем ты делаешь это?

– Что именно?

– Ты прекрасно знаешь, о чем я! Я приказала оставить Эйхарда в лазарете до тех пор, пока не затянутся его раны. Какое ты имела право отправить его в шагран? А сегодня утром заставить имперскую легиту забрать его на общий смотр?!

– Вижу, что не ошиблась. Этот тан действительно для тебя много значит. Хотелось бы мне знать, почему. Что в нем такого? – Мелек медленно обошла вокруг Лирин, разглядывая ее так, словно впервые увидела. – Ты очень изменилась с тех пор, как он появился в этом дворце. И меня это весьма беспокоит.

– Я не понимаю, о чем ты…

– Неужели? Твое сердце полно тревоги за него. Это, знаешь ли, непозволительная роскошь в твоем положении. Сердце амаррки должно быть свободно. В нем не должно быть никаких иных чувств, кроме преданности богине и императрице. А ты посмела впустить в свое сердце мужчину. Это слабость, недостойная наследницы.

– И поэтому ты решила все за меня? Отправила его на верную смерть, чтобы вернуть моему сердцу покой? – Лирин не сдержала усмешки.

– А что я должна была сделать? Написать твоей матери, что ты влюбилась в раба?

Эти слова ударили девушку, как пощечина. Хлестко, наотмашь. Возвращая ее в реальность этого мира. Она ведь почти забыла, что получив в подарок тело и жизнь наследницы Высшего Дома, не обрела долгожданной свободы. Да, теперь на ее шее сверкает бриллиантовое колье, вместо ошейника, но она так и осталась рабыней. Рабыней, не имеющей права на лишний шаг, на лишние чувства.

Она забыла о главном. О том, чего не следовало забывать. Не сейчас. Не в ее положении. Забыла, что любовь здесь под запретом. Что ее считают не даром, а проклятием. Слабостью, которая делает сердце женщины мягче воска и позволяет мужчине лепить из нее, что угодно. Любовь это то, что связывает по рукам и ногам. Лишает свободы. Заставляет страдать. Любовь здесь сродни сумасшествию. Она отнимает разум.

– Я… не влюбилась, – судорожно сглотнув, ответила девушка. И ее сердце болезненно сжалось.

– А что же это, по-твоему? Ты разгневалась на раба настолько, что по твоему приказу его едва не забили насмерть. Но в тот же день тайком пошла проведать его, – Мелек махнула рукой, останавливая Лирин, которая искала слова в свое оправдание. – Не надо мне ничего объяснять. Тебя видели там. Тебя, наследницу Дома Маренкеш! Ты вела себя, как последняя шейта.

Каждое слово, произнесенное жрицей, казалось гвоздем, забиваемым в крышку гроба.

– Все это время я ждала, что ты одумаешься, возьмешь себя в руки. Но, видимо, эта пагубная страсть оказалась сильнее тебя. И на этот случай в законе Амарры есть весьма четкие правила, – Мелек на секунду замолчала, выделяя паузой то, что собиралась сказать. – Женщина, опорочившая себя недостойным чувством, лишается всех привилегий и изгоняется из своего Дома. А раб, посмевший вызвать в ней эту слабость – умерщвляется. Показательно и прилюдно, дабы больше ни у кого не возникло желания повторить его ошибку.

– Нет! – вскрикнув, Лирин привалилась спиной к стене. Ослабевшие ноги отказывались держать ее тело, которое внезапно стало слишком тяжелым, чужим. Кровь застучала в висках, перекрывая все звуки извне. – Значит, ты нарочно…

– Да, моя дорогая, – Мелек продолжала стоять, с легкой усмешкой наблюдая за побледневшей наследницей. Та оказалась не слишком сильна в искусстве скрывать свои чувства. Все они были написаны у нее на лице, и только слепой мог бы ошибиться, трактуя их. – Ты должна быть мне благодарна за то, что я отправила этого тана на смотр, а не приказала убить прямо здесь. Хотя, знаешь, меня посещали мысли о том, что из него вышла бы достойная жертва нашей богине.

Напоминание о Бенгет подействовало на Лирин, словно ведро холодной воды. Покровительница Амарры сказала, что Эйхард останется жив, пока не станет победителем Тан-Траши. Она сама обещала ему победу! А боги не бросают слова на ветер, даже такие кровожадные, как Бенгет.

Пока Эйхард нужен Матери Сущего – он будет жить.

Выпрямившись, Лирин с вызовом вздернула подбородок:

– Но если ты знала, что я влюбилась в него… почему я все еще здесь? Почему я не вижу тех, кто должен меня изгнать и лишить привилегий? Где они, Мелек? Какую игру ты ведешь?

– Я хочу предложить тебе сделку. Ты напишешь добровольный отказ от права наследования в пользу младшей сестры, а я устрою тебе встречу с Эйхардом и помогу бежать из страны.

– Что? – Лирин ожидала услышать что угодно, только не это. – С чего ты взяла, что я соглашусь на это?

– Можешь не соглашаться. Разве я против. Но прислушайся, разве ты ничего не слышишь?

Лирин невольно подчинилась. Пару мгновений обе молчали, вслушиваясь в напряженную тишину. И, когда девушка уже хотела сказать, что ничего не слышит, ее слуха коснулись странные звуки.

Это были шаги. Четкий ритм, отбиваемый каблуками десятков ног. Точно где-то поблизости маршировали аскары. И этот звук приближался, неся с собой нарастающую тревогу.

– Кто-то идет сюда? – Лирин метнула на Мелек настороженный взгляд. – Кто это?

– Это аскары, присягнувшие мне на верность.

И словно в подтверждение ее слов, красная ткань, отделявшая святилище от коридора, резко приподнялась, отдернутая сильной рукой.

Это действительно были аскары. Пятеро высоких, широкоплечих мужчин, чьи могучие торсы прикрывали доспехи. Первые двое молча вошли в святилище и застыли, как статуи, по обе стороны от входа. Еще двое втащили за собой безжизненное тело Урхана и бросили его на пол. Пятый внес на плече брыкающегося Лирта. Рот маленького раба был заткнут какой-то тряпкой, на щеках блестели дорожки слез, а в расширенных глазах плескался ужас, граничащий с паникой. Словно щенка, аскар стряхнул его прямо на каменный пол. Сквозь кляп раздался стон боли.

Лирин, не помня себя, бросилась к мальчику. Аскары хотели ей помешать, но жрица остановила их незаметным движением руки.

– Моя госпожа, – тот, что принес Лирта, опустился на одно колено и поцеловал подол Мелек, – мы сделали, как вы приказали. Мальчишка и наложник доставлены.

– Молодец, Харзун, – Мелек милостиво кивнула. – Надеюсь, проблем не возникло?

– Нет, наложник даже заподозрить ничего не успел, а вот мальчишка… Кажется, он что-то знает. Последнее время постоянно крутился возле шаграна.

– Это уже не важно.

Лирин, пытаясь помочь мальчику освободиться от кляпа, обернулась к этим двоим. Ее голос дрожал от гнева, когда она заговорила:

– Что это значит, Мелек? С каких это пор дворцовой жрице понадобился наложник и постельный мальчишка? А ты, Харзун? Разве ты и твои люди не должны выполнять только мои приказы?

– Простите, наследница, – аскар поднялся, не глядя в ее сторону, – но гвардия дворца вам больше не подчиняется.

– Госпожа, они захватили дворец… – выдохнул Лирт, выплевывая грязную тряпку, затыкавшую ему рот.

Лирин остолбенела, переваривая услышанное. Слова замерли в горле, так и не превратившись в звуки. Безвольно свесив руки, девушка несколько бесконечно долгих секунд переводила растерянный взгляд с Лирта на Урхана, который продолжал лежать безжизненным кулем, а по ее спине, вдоль позвоночника, поднималась волна леденящего холода.

– Что происходит? – наконец, отмерев, прошептала она.

– Простите, госпожа, – еле слышно всхлипнул мальчик, и из его глаз снова хлынули слезы, – я должен был догадаться…

– Заткнись, – коротко бросила Мелек, прерывая их разговор. Потом она обернулась к Лирин. – Мальчишка прав. Дворец находится под моим контролем. И сделать это было довольно просто. Ты же так была занята своим таном, что, кроме него, ничего не видела. Даже того, что происходит под носом!

– Но… зачем?

Страх, овладевший Лирин, медленно превращался в панику. Она стояла, почти прижавшись к стене святилища, не в силах осознать всю опасность создавшегося положения. Голова гудела от переполнявших ее обрывков мыслей, тело начинала колотить нервная дрожь. Как она не старалась все это время играть роль госпожи, но это была лишь игра. Внутри, где-то глубоко в душе, она все еще оставалась рабыней Лирин из Керанны. И ни власть, ни преклонение мужчин, ни безнаказанность не смогли вытравить из нее то, что было заложено сотнями поколений и воспитанием.

Она чувствовала, как подкашиваются ослабевшие ноги. И только стена за спиной не давала ей позорно упасть.

– Эсмиль, я думала, ты умнее, – усмехнулась Мелек, – но, видно, ошиблась. Придется все разжевать.

Она прошла вглубь святилища к алтарю и повернулась, держа в руках небольшой свиток. Театральным жестом встряхнула его, и он раскрылся. Это был лист гербовой бумаги, исписанный убористым почерком и заверенный печатью Дома Маренкеш. Не веря своим глазам, Лирин смотрела на уже знакомую кобру, которая насмешливо поблескивала в свете свечей.

– Это официальный и добровольный отказ от первородства и права наследования в пользу Аини. Подпишешь – и ты свободна. Я не стану тебя задерживать.

Лирин пробежала глазами по строчкам. Жрица не обманывала, это действительно был отказ от первородства. Отказ от титула наследницы и, как следствие, от титула Старшей Матери. Пришлось собрать волю и напрячь память, вспоминая законы Амарры. Дом не может быть без наследницы. Если у Старшей Матери нет дочери или дочь не достигла совершеннолетия, то ее функции выполняет регентша. Ближайшая родственница по женской линии. Или, если других вариантов нет, дворцовая жрица…

Мелек!

Лирин не ошиблась, думая, что эта женщина задумала переворот. Но как же была слепа, как наивна, что не придала значения своим догадкам. Не думала, что та осмелится перейти от слов к действиям. Хотя, если вспомнить недавнее прошлое, все указывало на то, что Мелек ведет двойную игру.

Теперь она открыла все карты.

– Ты хочешь, чтобы я подписала отказ? – выдавила Лирин, медленно выговаривая каждое слово. – И ты станешь регентшей?

– Умница.

– А если я откажусь?

– Что ж, такой вариант я тоже предусмотрела. Для начала принесу в жертву нашей богине этих двоих, – она кивнула на Лирта и Урхана. – И, если мои расчеты верны, то именно в эту минуту Наренгиль читает мое письмо. В нем я выражаю искреннюю обеспокоенность твоим поведением, – голос Мелек звучал тихо и вкрадчиво, но Лирин казалось, что он оглушает. – Я написала твоей матери, что ты обезумела от страсти к этому тану. Забыла свой гарем, перестала приносить ежедневные жертвы. Твой мир сузился до шаграна и одного-единственного раба. А когда она приедет, я скажу, что пыталась тебя остановить. Пыталась наставить на путь истинный. Но ты меня не послушалась.

– Тебе не поверят!

– Неужели? Ты так безумно хотела его, что утратила бдительность. Отправилась к нему одна, без слуг, без охраны, чтобы никто не знал о твоем грехе. Но забыла, что он – не гаремный мальчик, а хищник в цепях. И – вот несчастье! – это дикое животное голыми руками растерзало тебя! Такая потеря для нашего Дома! Для всей Амарры. Такая нелепая смерть! И знаешь, чья? Твоя, милочка. Завтра утром из императорского шаграна вынесут твой растерзанный труп. Конечно, если ты не подпишешь эту бумажку.