Эйхард старался не думать о том, что случилось. О маленькой госпоже в его камере. О ее манящих губах. О ее глазах, в которых застыли растерянность и недоумение. О ее теле, которое снилось ему всю ночь и преследовало даже сейчас, когда он стоял на Арене, сжимая в одной руке круглый амаррский щит, украшенный железными шипами, а в другой – ятаган.

Это был уже пятый тренировочный бой. В первых двух он победил, отделавшись небольшими царапинами. Его противникам повезло намного меньше: они были опытными бойцами и в хорошей физической форме, но рабская жизнь сломила их дух. Они почти не сопротивлялись. Эйхард убил их быстро, даровав им вечный покой.

В следующих двух поединках пришлось попотеть, особенно, когда одним из противников оказался Эрсав. Больше часа они гоняли друг друга по песку, атакуя и контратакуя, пока не выдохлись окончательно. Силы оказались равны. И вот теперь, после небольшой передышки, разрешенной им, как лучшим бойцам, они снова сошлись один на один.

– Ты готов умереть? – Эрсав ухмыльнулся от уха до уха, когда тренер-аскар скрестил руки над головой, давая сигнал к началу боя.

– Только после тебя, – процедил левантиец, перехватывая ятаган поудобнее.

Песок взлетел над полем, словно поднятый порывом ветра, когда мужчины сошлись, нанося друг другу удары. В отличие от соперника, Эрсав был вооружен трезубцем и сетью, а его торс защищал нагрудник из железных пластин. Но Эйхард не слишком беспокоился по этому поводу. Знал, амаррский клинок разрубит любые доспехи.

Верховная распорядительница императорского шаграна Ульнара Зинтар вышагивала по краю поля, заложив руки за спину и пристально следя за ходом поединков. В этом году сама императрица пожаловала ей эту должность, и Ульнара взялась за новые обязанности с небывалым энтузиазмом. Она пришла сюда, чтобы собственноручно отобрать лучших из лучших, способных превратить любой, даже самый захудалый бой, в зрелище, достойное внимания ее императорского величества Ауфелерии Прекрасноокой.

На тренировочной арене на расстоянии в десять шагов друг от друга, сражались несколько пар. Ульнара остановилась, привлеченная тем, как один из бойцов, находившийся к ней спиной, искусно управляется с амаррским оружием. Ятаган порхал в его руке, словно живой, отражая атаку трезубца и кромсая ловчую сеть. Яркое солнце сверкало на клинке, слепя противника, и тот шаг за шагом вынужденно отступал к краю поля, где уже лежали трупы тех, кто проиграл в предыдущих поединках.

Опытный глаз легиты сразу заметил: левантиец, и он тренируется не по приказу, а по собственному желанию. Он настроен участвовать в Играх и победить. Таких, которые несмотря ни на что шли к победе, было очень мало на Тан-Траши, никто из пленных воинов не верил, что, выиграв, получит свободу. Этому же, похоже, было плевать, что думают остальные. У него была цель.

Нахмурившись, Ульнара приложила ладонь ко лбу козырьком и пристальнее вгляделась в мужчину. Что-то в нем показалось ей очень знакомым.

Эйхард ее не видел. Все его внимание было сосредоточено на Эрсаве. И на том, чтобы вернуться в шагран живым и здоровым. Он знал, маленькая госпожа ждет его, она нуждается в нем. Если он проиграет – она тоже умрет. И при мысли об этом, его сердце сжималось, а сквозь зубы рвался бешеный рык.

– Сегодня я буду драть твою курочку, – Эрсав с пошлой ухмылкой сделал бедрами недвусмысленное движение. Эйхард крепче сжал ятаган. – Вчера я ей почти засадил. Такая сладкая! Ум-м-м… Жаль, что ты этого не увидишь!

Эйхард молча следил за его руками. Понимал, Эрсав хочет вывести его из себя, взбесить, чтобы он потерял контроль, допустил ошибку. Но не здесь, не сейчас. Он ему не позволит. Не позволит, чтобы все, о чем говорит этот ублюдок, стало правдой!

Вот Эрсав замахнулся. Сеть хлестнула бывшего центуриона по плечам, зацепилась за шипы на щите, потянула, вынуждая раскрыться. Эйхард отбросил щит, ставший обузой. И в тот же миг резко присел, позволяя трезубцу пролететь над своей головой. Эрсав метил в голову, но промахнулся. Это стало его последней ошибкой.

Левантиец упал на одно колено. Ятаган в его руке описал полукруг в полуметре от земли и, словно нож в разогретое масло, вошел в плоть Эрсава, перерубая кости и сухожилия.

Взвыв, Эрсав повалился навзничь. Из обрубков, в которые превратились его ноги, хлестал поток крови, обагряя песок. Эйхард замер над ним, опустив ятаган. Нужно было добить беднягу, чтобы не мучился, но что-то, похожее на сожаление, остановило разящую руку. – Почему ты остановился? – раздался за спиной женский голос. Голос, который он надеялся никогда не услышать. – Добей его!

На щеке левантийца дернулся нерв.

Не отвечая, он поднял клинок и вонзил его в грудь Эрсава. Тот захрипел, на его губах запузырилась кровь.

Эйхард медленно обернулся.

Бывшая госпожа, бывшая супруга, стояла в пяти шагах от него, привычно поигрывая кнутом. Он узнал ее, несмотря на то, что ее голову закрывал шлем с плюмажем, а блестящая сеть из мелких металлических колец, защищавшая лицо, оставляла открытыми только глаза. И в этих глазах сейчас застыло странное выражение.

– Не ожидала, – хмыкнула Ульнара, быстро беря себя в руки, и шагнула немного ближе. – Думала, твое сердце давно лежит на алтаре Бенгет, а тело сожрали собаки.

– Мне извиниться за то, что я все еще жив? – сухо бросил мужчина, вытирая клинок о штаны.

Она сделала еще пару шагов и оказалась так близко, что он почувствовал исходивший от ее кожи запах масла, которым смазывают мечи и доспехи.

– Узнаю своего Эйхарда. Ты всегда был таким возбуждающе дерзким…

Он перехватил руку, которую она намеревалась положить ему на щеку. Тихо сжал. Их взгляды скрестились, и в глубине глаз Ульнары он прочитал странную смесь. Ожидание, возбуждение, предвкушение. Эта женщина ходила по краю, и получала от этого наслаждение.

– Я не твой Эйхард, – произнес, выделяя каждое слово.

– Но все еще можно исправить. Ты тан, а таны имеют право на особые льготы. Например, на свидание с шейтой. Что ты скажешь на это? Я буду послушной, – она тонко усмехнулась. – Даже позволю меня связать…

Если бы он не знал ее так хорошо, то решил бы, что она безумна. Предлагать интимную встречу мужчине, которого едва не замучила насмерть? Но Эйхард знал, эта женщина слишком хитра, чтобы совершить подобную глупость. Все, что она хочет, это утвердить свою власть над ним.

Он окинул ее изучающим взглядом, отмечая и длинную тунику, и доспехи из серебра, и шлем, почти полностью закрывавший лицо. У девушки, оставленной им в шагране, был точно такой же рост и точно такие же волосы.

План возник моментально.

– У меня уже есть шейта, – обронил, отталкивая ее от себя.

– Неужели? – Ульнара нахмурилась. Внутри что-то неприятно кольнуло. – Кто она? Я хочу знать.

– Можешь даже увидеть. Она ждет в шагране.

Сказал и замолк, выжидательно глядя, заглотит ли рыбка крючок.

Заглотила.

Все-таки легита была женщиной.

Ревнивой и гордой женщиной, которая не способна и мысли допустить, что кто-то есть лучше ее. Какая-то шейта пришла в шагран и имеет ее раба, ее бывшего мужа. И он отдается ей! Хотя сама Ульнара, как не истязала его, не смогла добиться взаимности. Мысль об этом заставила ее бешено зарычать. Сжав кулаки, она толкнула левантийца в плечо.

– Веди! Я хочу на нее посмотреть.

Он коротко усмехнулся и ловким движением воткнул ятаган в песок. Все оказалось так просто.

Их никто не остановил. Кто же остановит верховную распорядительницу? Кое-кто из аскаров обменялся понимающими ухмылками. Им не нужно было долго думать, для чего Ульнара Зинтар забрала с поля одного из лучших бойцов. Судя по жадному блеску в глазах, у легиты на него свои планы.

Они пересекли арену и вошли под каменный портик, в густой тени которого прятался вход в шагран. На воротах висел тяжелый замок. Эйхард искоса огляделся, оценивая обстановку. С этого места отлично просматривалась вся арена, залитая полуденным солнцем, но вот людей, стоявших в тени возле ворот, невозможно было заметить с поля. И, словно по заказу, аскары, оставленные охранять пустой шагран, покинули пост и стояли у края поля, подбадривая соперников громкими криками.

– Подожди, – легита, будто что-то подозревая, остановилась, жестом приказывая замереть. С подозрением оглядела ворота. – Где охрана?

Сверху раздался шорох и посыпался мелкий мусор.

На крыше шаграна кто-то сидел.

Тело легиты превратилось в натянутый лук.

Ульнара вскинула голову. Но предупреждающий крик замер в горле, застыл на губах, оборванный жесткой рукой, закрывшей ей рот. Вторая рука сжала шею. Хрустнули позвонки.

Пару секунд она сучила ногами, вытаращив глаза и силясь что-то сказать. Потом затихла.

Эйхард подхватил тело под руки, не давая ему упасть, и оттащил поближе к воротам. Снял с пояса легиты связку ключей: один из них был от шаграна. Потом глянул наверх. С каменного козырька крыши на него смотрели потрясенные глаза Лирта.

– Спускайся, – Эйхард кивнул мальчишке, – и без звука!

Открыв замок, он распахнул ворота в шагран и втащил труп. Бросил его в первой же камере. Ни сожалений, ни угрызений совести. Эта женщина не вызывала у него ничего, кроме легкой брезгливости. Он был рад, что поставил точку в их отношениях, если это можно было так назвать.

Эйхард действовал быстро, по-военному четко, не давая себе времени на сомнения. Огляделся, не упуская ни одной мелочи.

Кажется, это была камера одного из тех, кто сегодня проиграл. Значит, хозяин не будет против такого соседства.

– Как твоя госпожа? – не глядя спросил у Лирта, когда тот с опаской вошел в шагран.

– Н… нормально… – мальчик с нескрываемым ужасом в глазах уставился на труп легиты. – Тебя убьют! – вымолвил на одном дыхании.

– Для этого меня надо еще поймать.

Криво усмехнувшись, левантиец поднялся во весь рост.

– Раздень ее и затолкай тело под койку. Ближайшие полчаса ее вряд ли будут искать.

– А зачем раздевать?

– Делай, что я приказал. Снимешь одежду, отдашь ее своей госпоже – и убирайтесь отсюда. Вам не стоит тут быть, когда труп обнаружат. Доспехи легиты помогут пройти сквозь охрану: ни один аскар не рискнет вас остановить. Не имеют таких полномочий.

– А ты?

По лицу мужчины скользнула тень.

– У меня еще есть дела.

***

Но уйти, не увидев ее, Эйхард не смог. Знал, что не стоит этого делать, но его словно тянуло в ту сторону, где она находилась. И он не выдержал, поддался минутной слабости. Решил, что только убедится, что она в порядке – и уйдет. Но судьба внесла свои коррективы.

Возможно, потом он будет себя ненавидеть за это.

Это потом. Но сейчас, увидев ее, он понял, что прежнего Эйхарда больше нет. Теперь он другой. Теперь у него есть ради кого жить, и ради кого умирать.

Ради нее. Такой маленькой, хрупкой, противоречивой, съежившейся с той стороны решетки. Она даже зажмурилась, так боялась увидеть того, кто вошел. И только сбивчивое дыхание нарушало тревожную тишину, пока он молча смотрел на нее.

Секунды медленно падали в пустоту, словно камни. Пульс грохотал.

Не выдержав, Лирин распахнула глаза.

С той стороны стоял Эйхард и смотрел на нее. В его глазах горел темный огонь.

Лицо левантийца, его обнаженная грудь, руки – все было залито уже подсыхающей кровью. Он стоял, ухватившись руками за железный прут, который сам же и завязал вокруг решетки, а по его лицу блуждало странное, пугающее и, вместе с тем, волнующее выражение. Выражение подавляемой страсти, которая грозила вот-вот вырваться наружу.

Открывая камеру, Эйхард не сводил со своей невольной пленницы пристального взгляда. Этот взгляд одновременно ласкал и подчинял, безотрывно скользя по хрупкому телу. Вот он коснулся голых ног девушки, поднялся вверх, почти физически обжигая их, заставляя задрожать и покрыться мурашками.

Потом еще выше, туда, где стройные бедра, тонкая талия и округлая грудь прятались в куцее одеяло. И еще выше: нежная шея, с нервно бьющейся жилкой, точеная линия подбородка, пухлые губы, сейчас растерянно приоткрытые. И, наконец, глаза.

Ее глаза.

Широко распахнутые, полные страха и ожидания.

Глаза загнанной лани, которая знает, что хищник идет по ее следам, что он уже рядом, здесь, на расстоянии одного прыжка. И ей уже не скрыться, не избежать его смертельных объятий.

Она не сопротивлялась, когда он, одним рывком отбросив импровизированный запор и войдя в камеру, до боли сжал ее плечи. Только обмякла в его руках, словно только этого и ждала. Ждала, когда он придет и возьмет ее в свои руки. Он слышал, как колотится ее сердце. Бьется в груди пойманной птицей, отсчитывая мгновения ее жизни.

Лирин пыталась что-то сказать, но все слова показались лишними, надуманными. Ни одно из них не смогло бы передать те чувства, которые охватили ее, стоило увидеть Эйхарда с той стороны решетки.

Увидеть его глаза, горевшие безумным огнем. Его широкую грудь, которая сейчас тяжело вздымалась. Его руки со вздувшимися мускулами, при виде которых она вдруг задрожала, но не от страха. От предвкушения. От ощущения странного и волнующего тепла, которое разлилось внутри, наполняя все тело тягучей истомой.

Когда его руки коснулись ее и сжали, сдавили, заставляя испытать облегчение и боль одновременно, она поддалась безмолвному зову. Не помня себя, шагнула вперед на подгибающихся ногах, прильнула всем телом к мужской груди, покрытой грязью и кровью, и, наконец-то, позволила себе забыть обо всем.

– Ты здесь… – не сказала – выдохнула одними губами, уткнувшись лицом ему в грудь.

– А ты сомневалась?

Его хватка ослабла. В голосе послышался тихий смешок. И девушка почувствовала, как широкие мозолистые ладони скользят вниз, повторяя изгибы ее фигуры.

Вот они достигли края одеяла, нырнули под него и легли, обхватывая напряженные ягодицы. Кожа буквально вспыхнула в месте соприкосновения. Мелкая дрожь пробежала по телу, заставляя Лирин судорожно вздохнуть.

Мужчина застыл. Его взгляд упал на черноволосую макушку, прижавшуюся к его груди. Девушка казалась такой хрупкой, такой беззащитной, что он забыл, кто она. Забыл, что она госпожа, недрогнувшей рукой отправившая его к палачу. Спокойно смотревшая, как его истязают. Амаррка, способная сама взять в руки пыточный инструмент.

Сейчас она была просто женщиной.

Женщиной, которую он хотел.

И он сделал то, о чем бредил последние две недели.