Инга пронзительно закричала. Ее тело выгнулось дугой, глаза закатились, когда энергия тарианца вошла в нее. Боль — резкая, отрезвляющая — накрыла, будто лавина, прошлась по нервам, выкручивая мышцы и сухожилия, ослепила сознание яркой вспышкой. И отхлынула, оставив девушку задыхаться под мужчиной, который входил в нее мощными, размеренными ударами.

Аллард знал, что так будет. И не в его силах было предотвратить неизбежную боль. Но было уже поздно что-то менять, наоборот, теперь, когда она стала его, он должен был довести слияние до конца.

Она тихо скулила под ним, жалобно вскрикивая при каждом толчке, пока он безжалостно вбивался в неё, то почти полностью выходя, то проникая на всю длину, до упора. Но постепенно боль начала утихать. На смену ей пришло новое ощущение — более мощное, более чувственное. Оно зародилось в глубине ее естества, там, где при каждом толчке член тарианца задевал особую точку, от которой все тело вздрагивало в истоме. Эта истома росла, точно снежный ком, становилась острее, насыщеннее, и в какой-то момент взорвалась, накрыв ее с головой.

Содрогнувшись всем телом, Инга застонала протяжно и глухо. Инстинктивно обхватила тарианца руками и ногами, прижимая к себе, когда он с последним ударом вошел в нее до конца. И почувствовала, как его горячее семя наполняет ее изнутри. Еще секунда — и Аллард тяжело рухнул сверху, задыхаясь и что-то шепча.

Она разобрала только одно:

— Арайя… аль мейн арайя…

Инга устало закрыла глаза. Ее сердце колотилось, как бешеное, кожа горела, а растянутое лоно саднило, несмотря на испытанное наслаждение.

Аллард действительно оказался слишком большим для нее. И слишком горячим.

Перекатившись набок, тарианец вытянулся рядом с девушкой и прислушался к себе. Тело медленно остывало. Жар, еще недавно сжигавший его изнутри, немного утих, даже сияние кожи, представлявшее собой квинтэссенцию чистой энергии, стало гораздо слабее. Теперь, по крайней мере, оно не слепило до боли в глазах.

Восстановив дыхание, он приподнялся на локте и заглянул Инге в лицо. Тоненькая морщинка, появившаяся у нее между бровей, ему не понравилась. Он коснулся ее кончиком пальца, от чего Инга нервно выдохнула сквозь зубы и открыла глаза.

Первое, что она поняла: тьмы больше нет. Вокруг было светло, точнее это был знакомый приглушенный свет, наполнявший спальный кокон. Но какое-то темное пятно, окруженное слабым сиянием, закрывало обзор.

Инга нахмурилась, пытаясь сообразить, что происходит. Пятно качнулось, уходя из поля зрения в тень, а следом за этим раздался хриплый голос:

— Прости за боль. Это не могло быть иначе.

— Да… ты очень большой, — она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла довольно жалкой.

— Дело не в размере, — Аллард покачал головой. — Это амуэ — моя внутренняя суть и энергия. Ее невозможно принять, не испытав при этом боли. Теперь часть меня есть и в тебе.

Он провел рукой вдоль ее тела. Инга замерла, не веря своим ощущениям. Ее кожа слегка люминесцировала, но это было еще не все. Скосив взгляд, она поняла, что видит кисть адмирала: узкую ладонь с глубокими прожилками, вытянутые пальцы с твердыми ногтями. Его бледно-голубая кожа светилась, но уже не так ослепительно, как тогда, когда он снял перчатку, чтобы создать лилию для нее.

— О, Небо… — девушка судорожно вздохнула, — Аллард, я… я вижу тебя…

Она дернулась, чтобы сесть, позабыв о собственной боли, но его руки тут же удержали ее.

— Ш-ш-ш, тише, арайя, — она услышала слабый смешок, — не все сразу.

— Нет, подожди, я хочу знать, что случилось? Почему моя кожа светится? Это твоя амуэ, да? И теперь мне можно увидеть тебя?

— Столько вопросов… Ты слишком любопытна.

— Так ответь же хоть на один! Мне надоело блуждать в потемках.

— Ты так уверена, что хочешь знать все ответы? — его голос стал глуше, словно тема, на которую они говорили, была ему неприятна. — А если они тебе не понравятся?

— А может, ты дашь мне право решать, что понравится, а что нет? Давай, я хочу знать, с кем переспала после трех лет воздержания.

— Ты уверена?

— Да!

— Что ж, — его голос приобрел так ненавидимые ею холодные нотки, — твое желание будет исполнено. Только не жди слишком много.

Он немного подвинулся, загораживая свод кокона, и теперь Инга видела его мощный торс и широкие плечи, окруженные легким голубоватым сиянием. Но свет, падавший на него со спины, оставлял в тени лицо тарианца.

Затаив дыхание, она смотрела, как он подносит руку к глазам. Наконец, слабое сияние осветило его черты. Не сдержавшись, Инга тихо ахнула, когда ее взору открылось его лицо.

Он был красив. Точнее, он мог бы быть очень красивым мужчиной по земным меркам: высокий лоб, мужественный подбородок, прямой нос — идеально правильные черты, словно вырезанные рукой гениального скульптора. Но во всей его красоте прослеживалось что-то нечеловеческое: слишком холодное, слишком чуждое — и это пугало.

Инга не могла понять, что именно заставило ее невольно отпрянуть. То ли слишком тяжелый взгляд тарианца, то ли хищный изгиб его губ. А может переливающиеся бело-голубые линии, которые в хаотичном беспорядке испещряли его кожу, придавая ей то сияние, которое так поразило девушку в первый момент. Эти линии были похожи на шрамы, уродливые и непривычные человеческому восприятию. Но то, что их заполняло, больше всего походило на жидкий металл.

Аллард убрал руку, и его лицо снова оказалось скрыто тенью.

— Это не то, что ты ожидала, я прав? — произнес он, когда Инга наконец-то выдохнула.

— Ну… все не так плохо, — она попыталась улыбнуться, но шок от увиденного был еще слишком свеж. — Эти линии… что это такое?

— Линии, который ты увидела, это и есть амуэ — квинтэссенция энергии жизни. Она наполняет Вселенную и не подвластна простым смертным, но мы, амоны, научились аккумулировать ее и использовать. Для таких, как ты, она смертельно опасна. Истинное сияние амуэ слепит глаза и выжигает разум. Именно поэтому мы носим глухую одежду и защитные маски. Пока я не встретил тебя, мой рассудок держал амуэ под контролем. Но едва ты заставила меня испытать сомнение — я начал терять этот контроль. С каждым днем все больше и больше.

— Сомнение? — Инга подняла на него изумленный взгляд.

— Да, — его губы дернулись в невеселой усмешке, — ты заставила меня сомневаться. Это был первый шаг к моему падению.

— Ну… я бы не стала называть это так, — пробормотала она, пожимая плечами. То, что между ними случилось, она никак не могла назвать падением. И было бы лукавством отрицать, что она сама этого не хотела. — А почему я тоже стала светиться? Что случилось со мной?

— Чудо, — протянув руку, он провел по ее щеке, и Инга с трудом сдержалась, чтобы не отпрянуть его прохладной ладони. Словно почувствовав ее состояние, Аллард на секунду задержал на ней внимательный взгляд. — Помнишь, я говорил, что амоны не могут прикасаться друг к другу? Мы словно магниты с одинаковым зарядом. Но с тобой все иначе. Ты не только приняла в себя лишнюю амуэ, ты изменила ее.

Его ладонь невесомо скользнула вниз, на секунду коснувшись ее шеи, потом груди и, наконец, замерла на животе чуть ниже пупка.

— И… что это значит?

— С тобой мне не нужна стабилизация, ты самый лучший стабилизатор, который только можно представить. Теперь мне не страшна никакая проверка. Но есть одно «но»…

Инга нервно сглотнула.

— Какое?

— Я нарушил все законы Тарианской империи.

Это было сказано таким тоном, что она не сразу нашла, что ответить.

На минуту в коконе повисла напряженная тишина. Закусив губу, Инга смотрела, как Аллард медленно поглаживает пальцами ее впалый живот. Его бледно-голубая ладонь, окруженная легким сиянием, выделялась на фоне ее собственной кожи, в которой доминировал пепельный оттенок. И ей пришло в голову, что его кожу можно сравнить с чистой водой, а ее — с зимним небом, затянутым облаками.

Подняв глаза, Инга отыскала взглядом его лицо. И снова, в который раз, ей стало жаль этого мужчину, обладающего поистине безграничной силой, которая выжигала его изнутри. Что бы между ними не происходило сейчас, она не хотела нарушать эту хрупкую связь. Наоборот, ей хотелось взять его руки в свои, сжать в ладонях и с чувством сказать: «Все будет хорошо!»

Но Аллард вряд ли оценит этот порыв. Тарианцы в погоне за властью лишили себя всех маленьких слабостей, что делали их людьми. Они лишили себя человечности. И Аллард один из них. Ей нельзя забывать об этом.

— Все законы созданы для того, чтобы их нарушать, — чуть слышно произнесла она.

— И нести наказание, — добавил Аллард с короткой усмешкой.

Девушка непонимающе нахмурилась.

— Но ты же сказал, что теперь тебе не страшна никакая проверка?

— Да, это так. Если только никто не поймет, что случилось. Но дело не в этом.

— А в чем?

— Наши законы появились не просто так. Какими бессмысленными они бы тебе не казались, поверь, для каждого есть причина.

— В смысле?

— Я не должен был делать это с тобой до прибытия в Дом. Ты могла умереть. Амуэ смертельно опасна, а я не контролировал себя в момент соития.

— А в Доме что-то изменилось бы? — Инга недоверчиво хмыкнула. К чему теперь говорить об опасности, если все обошлось?

— Да. Там есть амани.

Он вспомнил о невесте без особого энтузиазма в голосе, но в Инге его слова пробудили холодную ярость. Что-что, а упоминание о том, что Алларда ждет невеста, оказалось очень болезненным. Горло сжал неприятный комок, на глаза навернулись слезы. Неужели ему нужно было напомнить о ней именно сейчас, когда они только-только разжали объятия? Неужели все, что между ними произошло — для него не имело значения?

Оттолкнув его руку, она подтянула ноги и села, обхватив колени руками. Но ее отчуждение не прошло незамеченным.

— Что случилось? — Аллард качнулся в сторону девушки, ловя ее взгляд.

— Ничего, — буркнула Инга, отворачиваясь.

Нет, она вовсе не собиралась плакать и уж точно не хотела его жалости! Но чертовы слезы сами взялись откуда-то, и теперь ей нужно было их скрыть.

— Ты сейчас врешь. — Пальцы Алларда сомкнулись на ее подбородке. Мягко, но твердо заставили поднять лицо вверх. — Почему?

Она упрямо опустила глаза.

— Догадайся!

— Я не хочу гадать о причинах твоего настроения. Будет лучше, если ты сама скажешь, чтобы между нами не было недомолвок.

Его слова заставили ее расхохотаться едким, нерадостным смехом.

— Недомолвок? — переспросила Инга, отмахиваясь от его руки. — Это так называется? А что насчет амани, которая тебя ждет? Как в вашу счастливую супружескую жизнь вписываюсь я?

Ей не нужно было видеть его лицо, чтобы почувствовать, что он помрачнел. В одно мгновение, стоило ей лишь произнести эти слова, как воздух вокруг моментально сгустился и потемнел. И сияние, окружавшее тарианца, приобрело грозовой оттенок.

— Эта амани, которая меня ждет, — произнес он, отчеканивая каждое слово металлическим тоном, — жизненная необходимость.

— А я? — крикнула она с надрывом, перебивая его. — Кто тогда я?

Он не торопился ей отвечать.

Стиснув зубы, Аллард рассматривал девушку, сидевшую перед ним. Теперь, когда слияние было полным, когда их обоих замкнула единая цепь амуэ, он мог подумать о том, как рисковал, поддавшись желанию. Кому, как ни ему было знать, чем это может грозить. И дело вовсе не в наказании, дело в последствиях.

Его земной ливарри повезло, она осталась жива и даже не слишком пострадала. Он назвал это чудом. Но все могло быть иначе. Ее могло просто испепелить, разнести на атомы, уничтожить, и все лишь потому, что он не смог удержать в узде свою похоть!

— Скоро ты сама поймешь, зачем мне нужна, — произнес он так тихо, что она едва расслышала. — И когда это произойдет… Надеюсь, ты не возненавидишь меня еще больше, чем ненавидишь сейчас.