Инга никогда не считала себя героиней, чтобы очертя голову бросаться в опасные авантюры. Она не считала себя сильной личностью, потому что частенько срывалась в истерики, рыдала от злости или обиды. Даже мысли о собственном бессилии, понимание, что она не в состоянии изменить обстоятельства, вызывали у нее слезы.

Но у этой маленькой, слабой женщины был отлично развит инстинкт выживания. И он заставлял ее двигаться вперед. Заставлял терпеливо переносить самые тяжелые времена и жить дальше.

А еще у нее всегда была вера. Вера в завтрашний день.

Каждый раз, когда опускались руки, когда не было сил, хотелось все бросить и свести счеты с жизнью, ее останавливала единственная мысль: а вдруг, завтра будет лучше? Вдруг, завтра случится чудо — и все проблемы исчезнут? А ее в этом завтра уже не будет.

Каждый раз надежда на лучшее завтра дарила ей новый рассвет.

Но с тех пор, как она обнаружила себя на борту «Аламаута», рассветов в ее жизни не стало. Только условные сутки, искусственно разделенные на день и ночь.

Она смогла смириться и с этим. И с будущим, которое для нее создал Аллард. И с прошлым, которое он у нее отнял.

Но правда, обрушившаяся так внезапно, едва не сломала ее.

И все же, она смогла пережить этот ужас. Нашла в себе силы, чтобы затолкать эту правду подальше и хотя бы на время забыть о ней. Смогла запретить себе думать об Алларде, о тех прекрасных ночах, что он ей подарил. И, хотя сердце ее разрывалось от боли, глаза оставались сухими.

Сейчас она должна думать только о том, чтобы выжить. И если для этого нужно продать Дьяволу душу, что ж, она сделает это, не задумываясь ни на секунду.

Инга понимала: дружелюбие канцлера это маска, под которой скрывается холодный расчет. Он явно что-то задумал, и она в его плане занимает не последнее место. Но единственное неверное слово или даже мысль могут стоить ей жизни. Ведь если для Алларда она имела какую-то ценность, то для всех остальных — землянка всего лишь помеха.

«Амоны обладают самой огромной силой во вселенной и лучше, если с этой силой дружить», — вспомнились слова Арании.

Приняв решение, Инга твердо произнесла:

— Ваша сила заслуживает, чтобы с ней считались. Но мне хотелось бы надеяться на взаимную помощь.

В ответ канцлер издал странный звук, похожий на короткий смешок.

— А вы не так-то просты, моя дорогая, — произнес он, не скрывая усмешки. — Ваша жизнь в моей власти, а вы ставите условия? Это или бесстрашие, или глупость.

— Нет. Тонкий расчет, — Инга тоже позволила себе усмехнуться. Понимание, что она на верном пути, придало ей решительности. — Зачем Высшему амону дружба слабой женщины, за которую некому заступиться? Значит, я могу дать вам что-то, в чем вы нуждаетесь?

— Так вы еще и умны.

Шампанское окончательно ударило в голову. Инга бесшабашно тряхнула волосами, рассыпавшимися по плечам.

— Это вас удивляет?

— Мне говорили, что земляне весьма независимы, но чтобы настолько… С чего вы взяли, что я в вас нуждаюсь?

— Это же очевидно. — Что бы ни было в этом напитке с далекой Земли, оно явно притупило инстинкт самосохранения. — Разве я не должна сейчас удовлетворять потребности принца? Почему же я с вами?

Он хмыкнул.

— М-да, в сообразительности вам не откажешь.

— И знаете, — Инга подалась вперед, понижая голос до шепота, — что-то подсказывает, что Его Высочество даже не в курсе моего нахождения здесь.

И она ему заговорщицки подмигнула.

Это стало последней каплей.

Откинувшись на спинку кресла, Лоранд Лест Маррок расхохотался. Его раскатистый смех разнесся по всему помещению, отразился эхом от высокого потолка и замер где-то в углах.

Пораженная Инга не могла поверить своим ушам. Высший амон смеется? Или это галлюцинации?

— Ох, — услышала она его сдавленный голос, — давно меня так никто не смешил.

Девушка глубже съехала в кресло. Если амон смеется, значит, он может испытывать чувства. Но это же запрещено! Их законы не позволяют никаких чувств!

Или…

Она что-то не так поняла?

— Вижу, вы удивлены, моя дорогая? — темная маска канцлера снова воззрилась на нее. — И у вас, как я понимаю, куча вопросов. Что ж, у нас достаточно времени, чтобы я ответил на все.

Эти слова прозвучали настолько внезапно, что Инга на мгновение растерялась.

— Вы смеетесь? — пробормотала она, не веря собственным ушам.

— Вас это удивляет, не так ли? Да, я способен испытывать такие же эмоции, как и вы. Вот уже много лет я сознательно нарушаю закон, хотя по долгу службы должен следить за его выполнением. Но не стоит бояться, моя дорогая. Я отлично умею владеть собой и своими силами тоже.

Канцлер знал, о чем говорил. Всего секунду назад он хохотал, как мальчишка, а сейчас его тон был настолько холодным, что мог заморозить. И что-то подсказывало: он не притворяется, не изображает эмоции, которых на самом деле не ощущает. Он действительно владеет собой.

Всего за одно мгновение Лоранд Лест Маррок смог взять себя в руки и вернуть прежнюю нечеловеческую невозмутимость.

— Хорошо… — девушка потерла виски, пытаясь собраться с мыслями. Канцлер пообещал ответить на любые вопросы. Но какой вопрос задать первым? — Я могу спрашивать что угодно?

— Разумеется, но я не стану разглашать государственные тайны.

— Они меня не волнуют. Скажите, — она вскинула на него серьезный взгляд, — я могу узнать, что с моим сыном? Могу увидеть его?

— Конечно. У нас есть технологии, позволяющие связь на таких расстояниях.

— И… — она затаила дыхание, боясь произнести вслух свою мысль. А потом буквально выдохнула: — Вы позволите мне увидеть его?

Канцлер не торопился отвечать. Сложив пальцы домиком, он пару секунд изучал лицо девушки. И под его взглядом она еле сдержалась, чтобы не сжаться.

Наконец, раздался его спокойный голос:

— Твое желание увидеть сына естественно. Я даже не сомневался, что услышу этот вопрос. Но никто, кроме Дайлера не сможет в этом помочь. У него прямая связь с клоном, который занял твое место. Я знаю, что Аллард наблюдал за мальчиком.

Из уст Инги вырвалось ругательство.

— Сволочь! — выплюнула она, не скрывая внезапной ярости. — Я же просила его!.. Просила дать мне увидеть сына! Но он отказал!

— Значит, у него были на это причины.

— Какие?!

— Могу только предполагать, — Лоранд пожал плечами. — Возможно, он боялся, что околоземный патруль засечет твое присутствие на «Аламауте», или просто хотел, чтобы ты забыла о прошлом.

— Забыла о сыне? Как вы вообще такое себе представляете?

— Не вижу в этом ничего странного. Он собирался дать тебе новых детей, и с ними ты забыла бы об утраченном ребенке. К тому же с мальчиком все в порядке, он в надежных руках.

— В руках клона, вы хотите сказать? — процедила Инга.

Канцлер слегка качнулся в ее сторону.

— Твоего клона, моя дорогая. Он твоя стопроцентная реплика. Мальчик даже не заметил подмены. К тому же, эта новая мать лучше оригинала. Она никогда не влюбится, не выйдет замуж, не приведет в дом чужого мужчину, не родит твоему сыну сводных братьев или сестер. Она навсегда останется с ним. И будет оберегать ценой собственной жизни, если это понадобится.

В его словах была доля истины, и Инга об этом знала. Но чувство, которое сейчас овладело ею, не поддавалось здравому смыслу. Это был эгоизм. Тот самый ничем не объяснимый материнский эгоизм, который не позволял отпустить единственного ребенка и доверить его даже собственной копии.

Инга хотела вернуть своего сына. И вовсе не потому, что ему без нее было плохо. Нет, как раз потому, что ей было плохо без него. И понимание этого злило ее еще больше.

Желая укрыться от пронизывающего взгляда амона, Инга откинулась на спинку кресла. Из ее стиснутых губ вырвался нервный вздох.

— Хорошо, — пробормотала она. — Даже если и так, но что насчет моих чувств? Разве это не жестоко, лишать меня ребенка?

Она услышала легкий смешок.

— Да ты эгоистка, моя дорогая. Неужели думаешь, что было бы лучше, если бы Аллард забрал мальчишку вместе с тобой?

— А почему нет? Ребенку всегда лучше с матерью! — с бессмысленным упрямством повторила Инга. — Аллард мог забрать нас обоих — и все! Раз уж я ему была так нужна. Мог! Но не захотел.

— Неужели? — в голосе канцлера прозвучал холодный сарказм. — А что насчет адаптации, которую пришлось бы пережить твоему сыну? Как бы ты к этому отнеслась? Или уже забыла, что тебе пришлось провести две недели в лаборатории?

— Зачем ему это? — удивилась девушка, не желая сдавать позиции.

Но слова Лоранда заставили ее вспомнить не самый приятный момент. Канцлер был прав, вряд ли бы ей захотелось подвергать своего ребенка таким истязательствам. Но согласиться с ним означало принять свое поражение, а Инга не собиралась сдаваться.

— Дура! — Лоранд покачал головой. — Твой сын не прожил бы и двух минут в атмосфере «Аламаута». Он задохнулся бы. Его легкие просто взорвались бы после первого вдоха.

Его слова прозвучали как выстрел, заставив Ингу вздрогнуть всем телом. Да, об этом она не подумала. Точнее, не хотела думать об этом. Она была зациклена на единственной мысли: вернуть себе сына любым способом, плевать каким, плевать, на какие жертвы пришлось бы пойти. И даже сейчас все ее существо не желало принимать жестокую правду.

— Твой сын слишком мал, чтобы пережить адаптацию, — будто сквозь плотный слой ваты она услышала голос канцлера, который словно зачитывал приговор. — Даже если бы Аллард забрал его, мальчишка вряд ли бы выжил. Это первое.

— А что второе? — еле слышно выдохнула Инга, все еще надеясь на чудо.

— У нас есть определенные правила, которые не нарушались уже тысячи лет.

— Догма, да?

— Она самая. Аллард нарушил ее уже тем, что дал твоему сыну мать и оставил прежнюю память. По закону он должен был уничтожить все воспоминания, что связывали его с тобой.

Инга почувствовала, как холодеют руки и ноги.

— То есть… — произнесла она, не веря тому, что собиралась сказать, — если бы у меня были муж и семья…

— Да. Аллард должен был стереть у них все воспоминания о тебе. Вырезать любое упоминание о твоем существовании на Земле.

— Но… почему?

— Чтобы никто не пришел и не потребовал вернуть тебя.

— Это жестоко…

— Необходимость бывает жестокой. И память нескольких особей ничто по сравнению с выживанием целой расы.

Такое невозможно было принять. Не так сразу.

— Значит, я еще должна сказать ему спасибо? — пробормотала девушка, стискивая ладони, влажные от холодного пота. — Это какой-то бред…

— Нет, это реальность. И мы живем в ней уже много столетий. Каждый постулат Догмы был написан нашей кровью и нашими жизнями. Поверь, каждая строчка, каждое слово имеет значение. Мы выжили как вид, только благодаря нашим жестоким, как ты считаешь, законам.

В голосе Лоранда промелькнули печальные нотки. Словно он испытывал ностальгию по далекому прошлому, в котором еще не было этих адских законов.

Поднявшись, канцлер задумчиво подошел к панорамной стене, и сад на ней сменился изображением космоса. В его центре сияла двойная звезда, вокруг которой крутились планеты. Но вместо четвертой планеты мерцал коричневый карлик — тусклая красноватая звездочка.

— Думаешь, мы придумали это от нечего делать? Любой амон чувствует свою ливарри на уровне инстинктов. Стоит нужной женщине оказаться в пределах досягаемости, как в его организме активируется особый гормон, отвечающий за размножение. Это почти единственный инстинкт, что остался у нас от предков-омранов. У каждого амона лишь один шанс из миллиона встретить свою ливарри. И что делать, если она уже замужем? Или с кучей детей? Или стоит на пороге смерти от старости и болезней? С последним мы научились справляться. Адаптация не просто изменила тебя, чтобы ты могла дышать нашим воздухом, она привела твои клетки в идеальное состояние. Но она не смогла заставить тебя смириться с судьбой. Ведь так? Твоя попытка сбежать подтверждает мой вывод.

— Что-то случилось в прошлом, ведь так? — догадалась Инга, наблюдая за тарианцем. — Вы сознательно обрубаете концы, чтобы женщине некуда было возвращаться, и чтобы за ней никто не пришел.

— Этот белый гигант Амморан, — оставив ее вопрос без ответа, Лоранд указал на большую звезду. Потом на малую: — Красная звезда сбоку это Ратс. По древней легенде они были братьями-учеными, жившими на Тариане больше двадцати тысяч лет назад, — он ткнул пальцем в коричневого карлика, который мчался по орбите вокруг двойного светила. — Это они первыми научились использовать амуэ. Благодаря ей, они обрели бессмертие и огромную силу, секрет которой хранили в тайне от всех. А тарианцы веками почитали их, как богов.

Словно завороженная, девушка внимала его тихому голосу:

— Так прошли десятки столетий. Наша планета расцвела, мы начали осваивать космос. Кстати, тогда Тариан населяла единая раса, без разделения на касты. А потом между братьями случился раздор. Они влюбились в одну женщину. История умалчивает о ее происхождении, но в легендах говорится, что Лоурика была необыкновенно красива. Красавица отдала предпочтение Амморану, но Ратс, не стерпевший поражения, решил завладеть ею во что бы то ни стало. Он собрал самых преданных, самых лучших воинов и открыл им секрет амуэ. Так появились первые амоны. Эта непобедимая армия уничтожила защитников Амморана, а его самого Ратс убил собственноручно, на глазах Лоурики, чтобы избавиться от соперника. Но он не учел одно обстоятельство.

Лоранд Лест Маррок внезапно оборвал свою речь. Повернувшись к Инге, он несколько мгновений смотрел ей в лицо, будто что-то пытаясь в нем отыскать, а потом снова заговорил. И на этот раз его голос был жестким:

— Женщина, из-за которой разыгралась эта трагедия, любила Амморана и носила его дитя. Она не простила убийства любимого, затаила обиду. Ратс дождался родов и убил ребенка на глазах у матери. С тех пор его потомки наследуют трон Тарианской империи, и их династия ни разу не прервалась. Но обезумевшая от горя Лоурика все-таки отомстила ему, она отдала секрет амуэ его врагам, наделив их такой же силой. Поистине, это была жестокая месть. Спустя века амоны развязали междоусобную войну, которая и превратила Тариан в пылающий шар.

В последних словах Лоранда Инга почувствовала скрытую горечь.

— А Лоурика? — тихо спросила она, когда он замолчал, и панорама космоса на стене снова сменилась тропическим садом. — Что стало с ней?

— Она убила себя, ведь ее жизнь была неразрывно связана Аммораном. Но перед смертью прокляла Ратса и весь его род. С тех пор его потомки не знают покоя, а любые чувства для нас табу. Слишком огромной силой мы обладаем, чтобы позволить себе поддаться эмоциям.

— Но зачем вы мне это все рассказали? Это же просто легенда, не так ли?

— Это официальная версия, известная всем тарианцам. Но есть еще одна, о которой знают лишь единицы.

Голос канцлера упал до гипнотизирующего шепота, и теперь Инга волей-неволей впитывала каждое слово, выпавшее из его уст:

— На самом деле мальчика спасли. Воины, которые остались верны Амморану, сумели вывезти ребенка с Тариана и спрятать на одной из ближайших планет. Это было сделано тайно даже для его матери. Лоурика, как и все остальные, была уверена, что ее сын умер. Веками потомки Ратса правили тарианцами, и все это время тайный Орден незримо следил за тем, кто вел свой род от самого Амморана. Пришло время восстановить справедливость и отдать трон истинному наследнику Тариана. Среди амонов есть те, кто верит, что Аллард Сорн Дайлер последний носитель божественной крови.