Ингу откровение Лоранда даже не удивило. Словно все это время она знала, что Аллард Сорн Дайлер особенный, не такой, как другие амоны.

Слишком остро она почувствовала его «особенность» на приеме, когда столкнулась с принцем лоб в лоб. Тогда Онезис и Аллард показались ей полными противоположностями, двумя полюсами, как кромешная тьма и ослепительный свет, леденящий холод и обжигающий жар. Она даже почувствовала то напряжение, что возникло в воздухе, стоило им только схлестнуться в словесной баталии. И ту потаенную ненависть ко всему живому, что дремала в принце.

Инга вспомнила неприятный, ощупывающий взгляд Онезиса и пугающие намеки. Его слова, от тайного смысла которых подташнивало, и то, как по-хозяйски небрежно от трепал по затылку своих бритых на лысо абийянок.

В Алларде этой ненависти не было. Да, зачастую адмирал вел себя жестко и даже жестоко по отношению к ней. Но при всей его холодности и неприступности, в нем обитало тепло, которое он скрывал даже от себя самого.

Ему была свойственна забота о близких. О своем экипаже, о женщине, которую он сделал своей, и даже о ее ребенке, совершенно чужом и ненужном ему.

Инга хотела, но не могла игнорировать этот факт. Аллард действительно позаботился о ее сыне, каким бы странным это не казалось после всего, что между ними случилось. Только теперь, когда Лоранд заставил ее посмотреть на всю ситуацию с другой стороны, она начала понимать, что Аллард сделал единственно правильный выбор.

Да, ее сын далеко, зато он жив и здоров. И кто знает, что стало бы с ней, если бы Тим не пережил адаптации и умер у нее на руках.

Думать об этом не хотелось. Чувство вины и сожаление о собственных глупых ошибках были еще слишком острыми.

Тряхнув головой, Инга отогнала ненужные мысли. Сейчас у нее другая проблема, и ее тоже нужно решать.

— Где мы? Все еще в космосе?

— В какой-то мере. Два дня назад корабли состыковались с Альфой Тариана. Это гигантская космическая станция, на которой находится императорская резиденция.

— А те омраны… Их на самом деле казнили? Они мертвы?

— Все еще думаешь о них? Поверь, ты делаешь только хуже. Твои эмоции бьют из тебя, как фонтан, а это именно то, чего жаждет принц. Тогда, на казни, он пил тебя взахлеб и не мог оторваться.

— Хотите сказать, что меня не случайно заставили на это смотреть?

— Разве ты сама еще не поняла? Тебя заставили прожить тот день также, как его прожили приговоренные. Ты ела ту же пищу, что и они, надевала ту же одежду. Ты провела целые сутки в карцере с мыслью о скорой смерти, так же, как и они. Тебе внушали, что ты скоро умрешь, готовили к смерти! И знаешь, зачем?

От холодных, жестоких слов канцлера кровь отхлынула с лица девушки.

— Зачем? — повторила она непослушными губами.

— Чтобы ты до конца прочувствовала все, что пришлось испытать этим омранам. И чтобы у тебя больше не возникло желания пережить это еще раз.

— Так учат непослушных ливарри… — вспомнились слова Стеллы.

Инге казалось, что с момента ее неудачного побега прошла целая вечность, а на самом деле — всего несколько дней. Значит, всего две ночи назад она была в карцере на «Аламауте», а утром смотрела в глаза приговоренных и видела, как они медленно лишаются жизни. Такой короткий отрезок времени, но как резко все изменилось. Особенно — ее положение в этом чужом и пугающем мире.

— Значит, теперь я собственность принца, а Аллард — потомок древнего божества, — подытожила Инга, глядя на канцлера, но тот сохранял полнейшее хладнокровие, словно они обсуждали погоду. — И вы так просто раскрываете мне свои планы? Не боитесь, что я расскажу кому-нибудь?

— И кому же? Его Высочеству? — он холодно пожал плечами. — Боюсь, в этой игре я твой единственный верный союзник.

— Но почему я должна вам доверять?

— Ты будешь мне доверять, если хочешь сохранить свою жизнь.

— Объяснитесь.

— Все очень просто. Аллард совершил самую большую глупость в своей жизни. Позволил чувствам взять верх над собой. Когда во время казни ты потеряла сознание, он бросился к тебе, позабыв обо всем. Это было его ошибкой.

— Он арестован? — Инга повторила то, что слышала это от Арании.

— Да. Адмирала посадили под арест. Официально, за открытое непослушание. Но на самом деле Аллард просто развязал принцу руки, когда выдал себя. Нет, Онезис не знает, что Сорн Дайлер потомок Амморана, — Лоранд предупредил следующий вопрос, который уже крутился у Инги на языке. — Никто не знает, кроме нескольких членов Ордена, которые не выдадут эту тайну даже под страхом смерти.

— Алларду грозит смерть?

— Нет, всего лишь принудительная стабилизация.

Это было сказано слишком непринужденно. Так легко, что Инга на мгновение поддалась этой легкости: по крайней мере, Аллард останется жив. Но почему-то эта мысль не успокоила девушку, наоборот, ее охватило смятение.

— Значит… — она замялась, уже понимая, что услышит в ответ, — когда он вернется, то не будет помнить меня?

— Если не почувствует твое присутствие снова. Память о тебе будет полностью стерта из его ДНК.

— И он даже не будет знать, что я существую…

— Да.

Всего одно короткое слово. Такое простое и вместе с тем страшное, если вдуматься в его смысл.

— Зачем ваш принц это делает? — пробормотала девушка, чувствуя, как по коже ползут ледяные мурашки.

— Он болен. Уже довольно давно. Помнишь, я сказал, что все потомки Ратса были прокляты Лоурикой? Так вот, их проклятие это зависимость от сильных эмоций. Они получили трон, а вместе с ним получили и пагубную страсть, которая с каждым днем растет все больше и больше. Но если отец Онезиса сумел обуздать свою тягу, то принца она понемногу сводит его с ума. Эмоции, которые он испытывал вчера, сегодня уже не приносят столь же острого ощущения. Скоро наступит момент, когда ничто не сможет удовлетворить его страсть хотя бы на время.

«Наркоман», — у Инги всплыло единственное сравнение, которое было уместно.

— А я тут при чем? — произнесла она вслух.

— Ты заставила его испытать особое удовольствие. Твои эмоции оказались на порядок острее, чем те, что он вкушал до сих пор. Ни одна ниильда из его шанааса не имеет такого потенциала, как ты. И теперь он охвачен единственной мыслью: сделать тебя своим неиссякаемым источником. Ради этого он готов на любое безумство.

От этих слов, сказанных тихо и без лишних эмоций, Ингу охватила мелкая дрожь. Перспектива, нарисованная услужливым воображением, показалась страшнее того, что ей уже пришлось пережить.

— И его никто не может остановить?

— Кто остановит наследника трона?

Вопрос был в самую точку. Инга даже не нашлась, что сказать. Ей казалось, будто все происходящее это один бесконечный кошмарный сон, из которого она никак не может вырваться.

Но ведь все сны имеют свойство заканчиваться. Почему же ее кошмар с каждым днем становится все страшнее?

— Разве вы не питаетесь эмоциями? — уточнила она, передергивая плечами. Ей на мгновение показалось, будто все ее тело окутала противная, липкая паутина. — Разве Аллард не делал со мной то же самое?

— Нет. Точнее, не совсем так. Для большинства амонов чужие эмоции это что-то вроде десерта. Как для тебя сладости или алкоголь. Да, они заставляют нас испытывать легкую эйфорию, но не более. Не нужно считать нас чудовищами. К тому же, чтобы почувствовать хоть что-то, у амона должны быть теркхаи.

— Из-за ментальной связи? — догадалась девушка.

— Умница. Я знал, что ты сама все поймешь.

— А у Алларда есть… теркхаи?

— Нет. Я же сказал: он особенный.

Инга невольно смутилась, ведь Лоранд будто прочитал ее мысли.

— А чем же, тогда, вы питаетесь?

— Нас питает сама амуэ. Энергия жизни, наполняющая пространство и космос. Ее излучают не только живые объекты, но даже звезды. Она как река, которая течет внутри нас и снаружи без конца и начала.

— И без остановки…

— Ты права. Если в ком-то из нас амуэ замрет хоть на миг — это будет конец.

— Он умрет?

— Да. Пока амуэ в бесконечном движении — мы бессмертны. Но со временем ее скорость ослабевает, а сияние становится все слабее. В миг, когда она окончательно замирает и гаснет, амон умирает, а его амуэ возвращается Мирозданию.

Судорожно выдохнув, Инга резко поднялась с кресла. Она больше не могла оставаться на одном месте, ей требовалось сделать хоть что-то, чтобы отвлечься от мыслей, которые буквально бурлили в ее голове. Слишком много информации вылилось на нее за последнее время. Так много, что разум отказывался ее воспринимать.

Она начала мерить шагами кабинет, одновременно нервно ломая пальцы.

— Это какой-то бред, — донеслось до Лоранда ее тихое бормотание. — Принц — наркоман, Аллард — потомок бога… Господи… — Инга осеклась, пораженная внезапной мыслью, потом обернулась к канцлеру: — Это что же получается… Я переспала с божеством?!

— Тебя это пугает?

— Нет, радует, — почти выругалась она. — Но вы так и не сказали мне главного. Что от меня нужно вам?

Лоранд не торопился ей отвечать. Он прошел к двустворчатым дверям, украшенным филигранной резьбой, и постучал по ним костяшками пальцев.

Одна створка немедленно приоткрылась, словно за ней стоял кто-то, кто все это время ждал сигнала от канцлера.

Глаза Инги изумленно расширились, когда в комнату вошла незнакомая женщина.

Это была омрани: с серой кожей, густыми, черными волосами, уложенными вокруг головы, и большими провалами глаз, в которых подобно красноватым искрам костра светились зрачки. Нежно-лимонное платье незнакомки было не таким уж и длинным, всего лишь чуть ниже колен, но ее ноги надежно прикрывали широкие шаровары, схваченные на лодыжках узкими манжетами. В руках она держала поднос, уставленный маленькими тарелочками, похожими на пиалы.

— Амон канцлер, — незнакомка склонила голову перед Лорандом, и Инга услышала ее чуть дрожащий голосок.

— Проходи, Имира, наша гостья проголодалась.

Лоранд отступил, пропуская омрани, и та направилась к столу мелким семенящим шагом, при этом держа спину так ровно, точно несла на голове хрустальный кувшин.

Инга напряглась, наблюдая за этой картиной.

— Что это значит? — вымолвила она, когда пиалы с подноса перекочевали на стол, а омрани, нагнув голову так, что ее подбородок впился в грудь, выскочила за дверь.

— Ешь. Мы и так задержались.

— И куда мы спешим?

— Я — никуда. А тебя, если не забыла, ждут в покоях Его Высочества. И лучше, если ты подкрепишься перед тем, как попасть к нему.

Девушка посмотрела на стол. В пиалах лежали разноцветные дольки фруктов, лоснящиеся и сочные на вид. Они источали аппетитные запахи, игнорировать которые было не просто.

Инга поняла, что действительно очень голодная. Когда она ела в последний раз? Кажется, перед казнью…

Она не стала упрашивать себя дважды. Что бы ни случилось в дальнейшем, лучше встретить свою судьбу на сытый желудок!

— Кто эта женщина? — поинтересовалась она, набрасываясь на еду. — Служанка?

— Имира? — усмехнулся Лоранд, возвращаясь за стол. — Одна из моих ниильд.

Слова Лоранда заставили девушку поперхнуться. Она закашлялась, подавившись куском.

— Удивлена? — хмыкнул канцлер. — Да, некоторые слабости не чужды и мне. Но поверь, я не злоупотребляю своей властью над этими женщинами. Наоборот, многим из них повезло. Не дай я им свое покровительство, они бы погибли голодной смертью или достались таким, как Онезис.

— Не слишком-то вы уважаете вашего принца, — пробормотала девушка, восстанавливая дыхание.

— Я уважал его отца. Онезис всего лишь его бледная тень. Самовлюбленный, избалованный и неконтролируемый мальчишка, подсевший на чужие эмоции. Меня страшит мысль, что однажды он займет трон. Боюсь, тогда для всех нас настанут темные времена.

В его голосе Инга услышала неподдельное сожаление.

— Вы хотите не допустить этого? — догадалась она. — Хотите, чтобы трон Тариана достался Алларду?

— Да. И хочу это все сделать тихо, без лишнего кровопролития. Нас и так слишком мало. Поэтому мне нужна твоя помощь.

— И чем я могу вам помочь? Я даже себе помочь не могу!

— Ошибаешься. Не знаю, кто тебя мне послал, Амморан или Ратс, но ты загадочным образом привязала к себе двух сильнейших мужчин, от которых зависит будущее Тариана. Онезис буквально бредит тобой. А вот Аллард…

Он слишком резко оборвал свою речь, чтобы Инга ничего не заподозрила. Но кто знает, может именно такого эффекта Лоранд и добивался. А она, завороженная его тихим, печальным голосом, попалась на ловко заброшенный крючок.

— Что — Аллард? — прошептала, невольно пряча глаза под пристальным взглядом серого кардинала.

— Ты знаешь, что у вас теперь одна жизнь на двоих?