А теперь о другом. Совсем. Самое время на время «сменить пластинку». Поговорив …о музыке!
Речь пойдет далее не столько о музыке небесных, так сказать, сфер, сколько о более приземленных ее уровнях. О музыке, как составной части человеческого быта, жития. Потому что именно увлечение мое самодеятельностью, музыкальной эстрадой, считаю, имело самое прямое отношение к конфузу, приключившемуся со мной на экзамене по нормальной анатомии человека…
…Те времена были периодами почти полного господства, торжества живой музыки над музыкой цифровой, «бумбоксовой». Потому что в них повсюду играли живые и вживую. Живые музыкальные коллективы, и живой звук присутствовал в жизни семидесятых годов прошлого века повсеместно: и на танцплощадках, и в ресторанах, и в ДК (Домах и Дворцах культуры), и на свадьбах, и на вечеринках, и на праздниках, и на институтских вечерах…
Был живой этот звук далеко не всегда идеальным, профессиональным, качественным, тут уж я соглашусь, поскольку и деваться — то особо некуда: да, бывал он, звук этот, и слишком громким, и избыточно открытым, и «голым», агрессивным, так сказать.
Но зато живой звук всегда был, по определению, звуком безыскусным, естественным, аналоговым… Наверное, еще и потому, что, в отличие от сегодняшнего дня, транзисторов в те времена было еще совсем немного, а радиоламп — полным — полно…
Дискотеки — как печальное порождение и торжество транзисторно — бюджетной экономии над всем и вся, как организационная форма, при которой музыкальное сопровождение мероприятий осуществлялось уже не живыми музыкантами, а посредством или при помощи электронных транзисторных воспроизводителей музыкальных записей, начали возникать и развиваться, повсеместно входя в обиход, лишь в самом конце семидесятых — начале восьмидесятых…
И мы о них даже вспоминать не будем, а лучше позволим себе немного рассуждений — отступлений именно о «живых» вокально — инструментальных ансамблях (ВИА), как о музыкальной форме и образе жизни, причем не абстрактно, а применительно к Перми тех лет, в свете развития студенческой самодеятельности Прикамья.
Но сначала несколько слов о ситуации вообще.
Да, почти все известные мне сверстники мои так или иначе отдали свою дань, поучаствовали в тогдашней эпидемии музицирования, песнесочинения, обрушившейся на страну. Да, это было время, когда подростки, собирались в стаи и стайки, в кружок, вокруг звонкой, едва настроенной, клееной — переклеенной гитары и целыми вечерами готовы были играть на ней и петь под нее. Они готовы были делать это где угодно: в подьездах, на автобусных остановках, просто на улице. Да, репертуар этих самодеятельных артистов не отличался изысканным, утонченным вкусом и особенной избирательностью: исполнялось всё и вся. В перемежку. Пели наше, пели зарубежное, подбирая аккорды на слух, пели безбожно перевирая английские слова.
К слову сказать, из личного опыта, петь в подъезде было куда приятнее во всех отношениях из — за особенностей акустики этих помещений (своеобразный эффект «эха», придавал голосу поющего некую особенную «объемность», «звучность»), но зачастую подъездное музицирование, особенно совсем уже ночное, вызывало справедливые нарекания несчастных жильцов.
Петь на автобусных остановках было особенно здорово во время дождя, непогоды (не мочит!), но порой мешали «стражи порядка». К примеру, «остановочникам» частенько доставалось от проезжающих мимо милицейских нарядов. В этих случаях милиционеры особо не церемонились: ломали инструменты о колено, забирали «битломанов» в отделения, могли и дубинкой по спине протянуть…
Словом, эстрада, наша и зарубежная, уверенно входила в каждый дом. Муслим Магомаев, Валерий Ободзинский и Клиф Ричард с Элвисом Пресли, певец Рафаэль и Анатолий Королев, «Битлы» и «Скальдове», «Поющие гитары» и «Роллинги», «Самоцветы» и «Червоны гитары».
В общем, время было исключительно музыкальное…
На чем же играли те, старинные наши, допотопные пермские ВИА? Все эти, как правило, небольшие музыкальные коллективы («золотой стандарт»: две — три электрогитары + электроорган + ударная установка)?
Да на чем Бог пошлет! Кто — то делал все инструменты сам. Выпиливали из фанеры рогатые корпуса электрогитар, устанавливали на них звукосниматели, привинчивали грифы, натягивали струны и вперед! А еще переделывали или мастерили самодельные усилители, колонки, барабанные установки. Были группы, работавшие на абсолютном «самопале», то есть, на самостоятельно сконструированных и изготовленных в кустарных условиях усилителях и колонках, а где — то — играли на уже на более или менее профессиональной аппаратуре.
Верхом, вершиной «аппаратурных» мечтаний тех незабвенных лет считались венгерские «Beag» и «Marshall». Высоко ценились также гэдээровские ламповые «Regent — 30» или «Regent — 60».
Неплохим вариантом была относительно редко появлявшаяся в продаже акустика «Videoton» (Венгрия).
Живая легенда — «Regent — 30» (ГДР)! На них работали ВИА семидесятых XX века
Вскоре самодельные электрогитары, казалось бы, повсеместно распространенные еще буквально 5—7 лет назад, уступили место первым «профессиональным» заводским инструментам, «Музимам», тем же, гэдээровским…
Из отечественных усилителей пока еще пользовались успехом и спросом душки — «Кинапы», из музыкальных инструментов — «ценились» муромские «Юности», а также — свердловские электрогитары, к примеру, выпускавшиеся по конверсии оборонным уральским радиозаводом.
Словом, играли пермские ВИА на нашем и венгерско — гэдээровском оборудовании. Играли хорошо, от души, надо сказать!
Чаще же всего инструментально — аппаратурное оснащение ВИА тех лет было микстовым, смешанным — профессионально — самодеятельным. Каждый из приходящих в такие коллективы музыкантов, привносил в общий котел, так сказать, свой инструмент и озвучивающий его «аппарат»: — гитару, ударную установку, электроорган и так далее. С миру по нитке, в общем.
Мой личный живой интерес к музыке стал активно проявляться еще в старших классах средней школы. Еще бы, ведь именно на наше время пришлось возникновение и начало взросления и советской бит — поп — музыки.
Повторюсь еще и еще раз: я и многие из моих ровесников буквально «бредили» электромузыкальными ритмами и инструментами, слушали по разнообразным «голосам» любимые ансамбли, команды и группы, гонялись за их записями…
Особое место в сонме этом, в череде электромузыкальных инструментов тех лет, конечно же, отводилось гитаре. Вошедшей в те времена в фантастическую моду! Ставшую «нашим всем» тогда.
Без преувеличений!
А ведь еще за несколько лет до этого игра на этом пятирублевом, в буквальном смысле этого слова, струнном инструменте в основном ассоциировалась у нас, мальчишек с барачных и пятиэтажечно — хрущобных пермских дворов с «фиксатой» блатотой, с ее разухабистыми клешами (иногда — еще и на так называемых «цепях»), с ее огненно — рыжими волосами, и рубашками «апаш», столь почитаемыми всеми окрестными выжигами и хулиганами. Мы росли под блатные песенки, и кое — какие зажигательные рок — н — роллы и твисты… («Жил да был черный кот за углом…»).
Ничего, словом, не предвещало…
И вдруг, буквально как на дрожжах — всего лишь за несколько лет, престиж гитары и ее обладателя — исполнителя — гитариста подскочил, возрос чуть ли не до небес!
Бурному росту популярности этого струнного инструмента безусловно способствовала техническая революция — гитара обрела современное звучание, став электроинструментом и в этом своем новом качестве — объектом самого пристального интереса всех и вся!
Этот фантастически мощный внешний импульс неизбежно привел к «взрыву сверхновой» и в нашем сознании. Именно он стал причиной того, что мы стали плотно и стремительно осваивать новый для нас шестиструнный гитарный мир, сочинять музыку, петь, пытаясь подражать кумирам, в том числе и нашим.
Основной работой подавляющего большинства тогдашних ВИА было обслуживание танцевальных вечеров. А методом — подражание, более или менее точное копирование — воспроизведение наиболее популярных, ходовых музыкальных эстрадных образцов того времени.
Такое было время: интернета не было, видео не было, были магнитофоны, в основном, стационарные, «бобинные», было хорошее, замечательное, но — Всесоюзное радио, да еще Центральное телевидение, транслировавшие передачи двух общесоюзных телеканалов. Да и то — только до двадцати четырех ноль — ноль, когда раздавался торжественный гимн Советского Союза и телевизионные экраны гасли до следующего утра.
И все.
Таким образом, для тогдашней молодежи оставались доступными, по сути, два досуговых развлечения: кино и танцы.
Поэтому буквально все Дома и Дворцы Культуры (ДК) в Перми были, что называется, нарасхват. Каждые выходные они проводили на своих территориях танцевальные вечера (зимой для этой цели использовались фойе зданий, летом — открытые танцевальные площадки).
ДК в Перми, городе с серьезной промышленностью и большим научно — техническим потенциалом, всегда было немало: почти каждое крупное предприятие имело свой собственный «поднадзорный» объект культуры (равно как еще и санаторий — профилакторий, детские ясли — сады, пионерский лагерь и так далее).
Перечислю, в этой связи, лишь несколько самых крупных, значимых или территориально «близких» мне ДК того времени: им. В. И. Ленина (Мотовилихинский район), им. Я. М. Свердлова (Свердловский район), ныне носящий имя Солдатова, им. С. М. Кирова (Кировский район), им. Ф. Э. Дзержинского, Железнодорожников (Дзержинский район), им. Ю. А. Гагарина, Гознака (Индустриальный район), им. А. С. Пушкина, им. М. Горького (II участок), им. С. Орджоникидзе на Кислотном (к сожалению, уже снесенный), ДМЗ (Орджоникидзиевский район), «Металлист», поселка «Заозерье» и др.
Профсоюзные комитеты пермских предприятий также были мощными, а сами предприятия — богатыми, уделявшими должное внимание обьектам «социалки».
Так вот игра на таких танцевальных вечерах и была «золотым стандартом» и основным оправданием к существованию для подавляющего большинства пермских ВИА.
Должно отметить, что Пермь была не анклавом, каким — то изолированным, обособленным, оторванным от жизни, а являлась полноценной составляющей, неотьемлимой частью огромного государства и поэтому на ее музыкальном небосклоне происходили те же процессы, что и в стране в целом.
В подавляющем большинстве своем наша вокально — инструментальная эстрада следовала в арьергарде тогдашнего англо — саксонского рокового нашествия на мир и его архаичные ценности, решая в этой связи свои локальные задачи и являясь, по сути, более или менее удачно — подражательной копировальщицей всего лучшего, что порождало это нашествие («Веселые ребята», «Поющие гитары», «Поющие сердца», «Голубые гитары» и др.)
Но были и у нас самобытные, оригинальные, удачные эксперименты в этой области.
К примеру, в те годы абсолютно оригинальным, самобытно — неповторимым был музыкальный контент, язык, явленный миру, скажем, теми же белорусскими «Песнярами»!
Но ведь и подражание — подражанию рознь! Многие из тогдашних ВИА, например, «Поющие гитары», несмотря на формальную «вторичность» исполняемого ими инструментального «материала», сыграли немалую роль в развитии всего советского вокально — эстрадного искусства в целом.
Они, подобно таким зарубежным мэтрам жанра, как «The Shadows» и «The Ventures» своим отбором музыкального материала, хорошим музыкальным вкусом, высоким профессионализмом изрядно поспособствовали тому, чтобы по всей нашей стране, почти во всех ее городах, городках и рабочих поселках повсеместно создавались (в подражание уже им самим) коллективы музыкальных единомышленников — советские ВИА!
Как правило, наиболее удачные образцы общесоюзного масштаба тиражировались, разносились, как пуховые семена тополя, по всему бесконечному, безграничному Союзу Советских Социалистических Республик.
Так случилось, к примеру, с самым значительным, наверное, явлением в студенческой художественной самодеятельности Перми тех лет — со знаменитым ансамблем «Бригантина» Пермского государственного университета (ПГУ), который при своем появлении был, в моем представлении, ничем иным, как одним из «клонов» очень известного ленинградского коллектива — ансамбля «Дружба», созданного в 1955 году пианистом и композитором Александром Александровичем Броневицким.
В роли своеобразного пермского «броневицкого» очень убедительно и точно «выступил» преподаватель Пермского Университета, замечательный руководитель и профессиональный музыкант Борис Арсентьевич Облапинский (также как и А. А. Броневицкий, являвшийся выпускником Ленинградской консерватории).
Впервые «Бригантина» явила себя миру в 1961 году. Ко времени моего поступления в ПГМИ слава этого замечательного коллектива гремела в городах и весях не только Пермской области!
«Бригантина» была многократным и многолетним лауреатом конкурсов студенческой художественной самодеятельности «Студенческая весна», проводившихся ежегодно, в марте или апреле. Традиционным местом проведения итогового концерта этого праздника студенческой самодеятельности был в те годы ДК им Я. М. Свердлова.
Да, «Бригантина» имела общесоюзную славу и располагала прекрасным составом исполнителей и музыкантов. Из солистов ее мне более других почему — то запомнились Владимир Ратушный и Владимир Десяцкий.
«Бригантина» же оказалась и наиболее везучей в смысле вечности — о ней можно найти немало ссылок в интернете, к примеру:
«В 60 — е годы любимцем прикамского студенчества стал вокально — инструментальный ансамбль Пермского государственного университета „Бригантина“. Талант, молодость, азарт, сплоченность — атмосфера концертов „Бригантины“ могла варьироваться от ностальгии и романтики до безудержного веселья. В фильме звучат песни „Студенческая“, „Главное — это солнце высокое“, „Русский сувенир“, „Уравнение с одним неизвестным“, „Вот ведь парни мы какие“, „Мы судьбою не заласканы“ в исполнении солистов „Бригантины“ — Владимира Ратушного, Лидии Рубацкой, Евгении Мосюковой, Владимира Десяцкого. Руководитель вокального ансамбля Юрий Пучков, руководитель инструментального ансамбля Сергей Шнее» 39 .
Другим, также, на мой взгляд, весьма и весьма заслуженным пермским студенческим ВИА, с известностью повезло почему — то куда меньше. Это немного обидно, поскольку значительной популярностью в Перми тех лет пользовались и студенческие ВИА классического, или так сказать, «трехгитарного» состава. Речь о битовых командах ПГУ («Интерклуб», к примеру) и Политехнического института.
Однако, самым ярким явлением, самым мощным, самым модным студенческим ВИА на эстрадном небосклоне тех лет был, конечно же, именно наш мединститутский ансамбль «Ровесники». Как же я горжусь сегодня тем, что коллектив этот был создан в моем родном институте!
Хотя и, «Ровесники», как мне думается, тоже были в чем — то, если не во многом, «клоном» другого ВИА, знаменитого на всю страну ВИА «Камертон» — легендарного ансамбля II Московского ордена Ленина государственного медицинского института им. Н. И. Пирогова. Того самого «Камертона», друзья! Это сейчас об этом самодеятельном коллективе помнят лишь единицы, а во времена моей молодости был он, действительно, на слуху.
Полагаю также, что большинство россиян, как минимум, видели и слышали эту команду, хотя, возможно, и сами о сем не очень — то подозревают. Имеются в виду все, кто смотрел «Белорусский вокзал» — художественный фильм, вышедший на экраны страны в 1970 году. Он стал дебютом молодого, двадцативосьмилетнего тогда, режиссера Андрея Смирнова.
Так вот, в эпизоде этого фильма играет ВИА «Камертон»!
Помните сцену в кафе?
Когда на крошечной эстраде некая молодежная бит — группа исполняет нечто задорно — зажигательное: «А мы орем на всю катушку. Гитары жмем на полный газ!». Так это и есть ВИА «Камертон»! Но самой известной песней этого музыкального коллектива, песней, которую и до сих пор невозможно слушать без волнения, конечно же была «Моя желанная».
Однако вернемся в Пермь… Как же жаль, что от тех, легендарных «Ровесников», от самого знаменитого ВИА Перми семидесятых музыкального коллектива, образованного студентами Пермского мединститута, в интернете не осталось, увы, ничего.
Ни одного упоминания.
Ни одной ссылки. (Есть в интернете ВИА «Ровесники», но это другие «Ровесники», не «наши», не «пермские», это — их, так сказать, столичные «однофамильцы», одноименный коллектив Московской филармонии, существовавший параллельно).
Вот, эти вот, наши, «Ровесники», думаю, и были одной из причин (в том числе, наряду с прочими) по которым и я, возможно, как и некоторые другие мои однокашники, пошли учиться именно в ПГМИ.
Ведь этот ВИА стал неким «брендом» нашего института, его «достоянием»! Подобно тому, как «Бригантина», к примеру, поднимала «планку привлекательности» Пермского государственного университета…
Правда, к тому времени, когда я поступал, большинство участников знаменитого ансамбля, будучи студентами самых старших курсов, либо уже закончили ПГМИ, либо были близки к завершению учебы. Зато они, к тому времени в ранге уже непререкаемых авторитетов, играли на самой, без преувеличения сказать, рейтинговой пермской танцевальной площадке тех лет — в «Речном вокзале».
Речная навигация на Среднем Урале продолжается относительно недолго, лишь несколько месяцев в году. Уральские реки замерзают рано. Что же прикажете делать с помещением Речного вокзала остальные семь — восемь месяцев в году?
Выходом стало использование этого пустующего здания в качестве гигантского популярного танцзала: в нем стали устраивать танцевальные вечера. Мне несколько раз довелось бывать на них, еще будучи школьником, учащимся старших классов школы.
Посещал я эти необыкновенно популярные в те времена мероприятия обычно с моими сотоварищами, участниками самодеятельных школьных групп. Но вовсе не для того, чтобы танцевать, нет. Сами танцы, как процесс, волновали нас мало.
Мы бывали на танцах в Речном, в основном, чтобы слушать. Нас интересовал репертуар «Ровесников», сами музыканты, задействованная аппаратура, качество «сьема», аранжировки исполняемого музыкального материала и так далее.
А теперь — об ансамбле «Пульс» ПГМИ. Повторюсь, случилось так, что к моменту моего поступления в институт, большинство участников ВИА «Ровесники» уже заканчивали мединститут. Но бренд: «ПГМИ — родина хороших ВИА!» так и остался актуальным.
На волне любви к «Ровесникам», в продолжении, так сказать, славных музыкальных традиций, профкомом мединститута, очевидно, и было принято тогда судьбоносное решение о создании и всемерной поддержке нового институтского музыкального коллектива — инструментального ансамбля «Пульс».
В состав его, помимо традиционной электрогитарной группы, вошла еще и небольшая духовая секция — труба, саксофон, тромбон.
Руководителем нового коллектива стал профессиональный музыкант, композитор также с консерваторским образованием, преподаватель Пермского музыкального училища, Виталий Пацера. Об этом уроженце западной Украины в интернете имеются отдельные, обрывочные упоминания. Согласно им, композитор этот, сделавший, считаю, немало доброго для ПГМИ, вернулся на свою историческую родину еще в ранние постперестроечные времена.
«Пульс» был «экипирован» неплохим по тем временам звуковым «аппаратом», репетировал на базе Теоретического корпуса, и располагал, помимо музыкантов, еще и вокалистами.
Волею судеб, в этом ансамбле в самом начале 1973 года оказался и я. В качестве электроорганиста. В моем распоряжении оказался совершенно роскошный по тем временам электромузыкальный «гедээровский» инструмент — красивый, мощный «Wаltmeister». С двумя клавиатурами! О чем еще можно было мечтать в те времена самодеятельному музыканту — клавишнику?
«Пульс» много и активно выступал. Где возможно. Помимо «официальных» выступлений, входивших в подготовку к городскому фестивалю «Студенческая весна», обслуживая другие мероприятия: различные вечера отдыха, праздничные концерты, иногда — танцы.
А еще «Пульс», нередко приглашали озвучивать, так называемые, разовые мероприятия — свадьбы у знакомых, и у знакомых — знакомых, на юбилеи и так далее. Небольшие доходы от этой левой работы, от, так называемых, «шабашек», вовсе не казались нам, бедным, неимущим студентам, ни лишними, ни ненужными в те времена…
К чему это я все о «Пульсе» да о «Пульсе» и какое отношение имеет этот институтский коллектив к …нормальной анатомии человека?
А самое прямое, как ни странно!
Потому, что частые репетиции и выступления не могли не мешать учебе вообще, и усвоению анатомии человека, в частности. Ведь работа в музыкальном коллективе отнимает у участников его много времени — бывали периоды, когда выступать приходилось один или даже два раза в неделю! А учиться — то когда?
Будучи студентами, все участники «Пульса», конечно, не могли не быть озабоченными проблемой успешной сдачи очередных экзаменационных сессий, в свете стремительного и неотвратимого приближения их.
Но так уж случилось, что в тот год в зоне наибольшей «турбулентности», опасности оказался, увы, именно я. Как студент всего лишь второго курса (в отличии от остальных участников «Пульса» — старшекурсников).
Ведь зимняя экзаменационная сессию на втором курсе медицинского института — это всегда серьезно! Ведь, это экзамен по нормальной анатомии человека! Прямой и явный риск непосредственного личного, так сказать, экзаменационного «знакомства» с легендарным доцентом М. Н. Шваревой!
Что мне оставалось делать? Как совместить занятия художественной самодеятельностью, гастрольную деятельность с труднейшей сессией?
Да, не скрою, какое — то время, зиждилась еще во мне тогда слабая, но — надежда («надежды юношей питают!») на институтский профком. Может быть, он, благодетель наш, как — нибудь о нас позаботится? Похлопочет за «своих», за людей, участвующих в работе институтского коллектива художественной самодеятельности? Может, договорятся как — то между собой «высокие договаривающиеся стороны»?
Нет, официально, конечно же, никаких оснований для подобных надежд не могло быть никаких. Только слухи. Которых на эту щекотливую тему ходило тогда немало. Поговаривали, к примеру, что профком, действительно, намерен «помочь» своим — участникам «Пульса» в сдаче экзаменов! В «поощрение за активное участие в подготовке и проведении очередной „Студенческой весны“».
Но все это, на поверку, оказалось блефом! Чистой воды!
А час суровых испытаний, между тем, все приближался и приближался. «Совсем приблизился уже», как некогда написал в одном из своих замечательных стихотворений Николай Рубцов.
Как это всегда бывает, в самое неподходящее для этого время, на горизонте замаячили новые гастроли — предстояла почти недельная поездка с концертами на прикамский курорт Усть — Качка! Хоть, разорвись: и к экзамену надо готовиться, и к концертам.
Выбор был небольшим: либо забросить всю эту музыку и срочно садиться за анатомию, или же, напротив, забросив анатомию, срочно готовиться к гастролям. Третьего не дано!
Именно это обстоятельство я и считаю ключевым, определившим весь ход всей этой истории. Ведь тогда, в тот момент еще можно было все исправить, повернуть «на сто восемьдесят», отыграть, «врубив» «полный назад».
Ради того, чтобы нормально сдать нормальную анатомию! Правда, для этого пришлось бы отказавшись от «Пульса», забросить диезы — бемоли, забыть про гастроли! Засев за атласы и учебники! Пока не выучу!
Но, опять же, это ведь только легко сказать: «бросить „Пульс“»? И мог ли, имел ли я на это право? Что, разве только у одного меня были экзамены, зачеты? Нет, были они и у всех остальных участников. Но это же не повод к панике!
К тому же, я ведь сам, сам пришел в «Пульс», никто меня на аркане в него не тащил! А если это так, и я — член команды, участник на которого надеются, то стало быть, и у меня есть обязанности! Я же не могу подвести? Взять и не поехать? Откажусь один раз, во второй раз могут уже и не позвать!
Времени на размышления оставалось все меньше и меньше. Его почти не оставалось. Надо было что — то выбирать. Срочно!
Раздираемый недобрыми предчувствиями, отозвал я как — то сразу же после одной из вечерних репетиций в Теоретическом корпусе в сторонку старосту нашего музыкального коллектива и все ему выложил.
Как на духу!
Но, увы, и староста не мог мне ничем помочь. Получалось, что куда ни кинь, везде выходил клин! И вот тут, совершенно неожиданно в разговор наш «вклинился» еще один участник ансамбля, назовем его Валентином М. :
— Безвыходных ситуаций нет! Знаете доцента В. с кафедры анатомии? Это не самый близкий мой, но — родственник. Попрошу — и Андрей будет сдавать экзамен ему.
Скажи, мне лучше, Андрюша: тебе какая нужна оценка по анатомии — «четверки» достаточно будет? — обратился Валентин ко мне. — Или «пятерку» для тебя попросить у родственника?
— Ты серьезно?
— Серьезнее не бывает! Я когда — нибудь с такими вещами шутил? — почти обиделся музыкант, — если я говорю, значит, так и есть, не сомневайся! Ну, что — разговаривать или нет?
Я не знал, что и сказать… Как поступить?
Змей — искуситель где — то там, глубоко внутри меня, уже вовсю действовал, уговаривал, убеждал:
«А почему, ну почему бы и нет, собственно? Ну что ты теряешь? Ну кто, кто об этом узнает?»
С возрастом окончательно убедился я в том, что самые безнадежные и самые неправдоподобные предложения всегда выглядят самыми перспективными, заманчивыми, а решения по ним представляются, кажутся — проще некуда! Почему — то…
Конечно, «знал» я доцента В., кто из нас, студентов — медиков того времени, не знал его! Конечно же, не лично, но наслышан был. О том, что на кафедре давно работает. Что хороший специалист, преподаватель, лектор, объективный экзаменатор.
Лекции слушал его не раз. Толковые. А вот о том, что он, оказывается, доводится нашему Валентину еще и дядей, узнал я в тот день впервые…
А Валентин, словно заметив мои колебания, подкинул еще парочку «поленьев» соблазна в жаркий костер моих ожиданий и надежд:
— Ну, чем ты рискуешь, скажи? Это я, я рискую, слышишь! Я, лично я, пойду договариваться! Насчет тебя, дурында! И если я говорю, Я! — Валентин горделиво ткнул себя пальцем в грудь, — если я обещаю, если я беру на себя — ты можешь расслабиться! Окончательно. Бесповоротно. Все будет нормально — обещаю! Или у тебя есть еще какие — нибудь варианты?
Действительно, иных вариантов у меня не было. Не просматривалось. Правдой было также и то, что неожиданное и своевременное предложение Валентина действительно, выглядело заманчиво.
И я решился:
— Хорошо.
— И добро! Ни о чем не думай, готовься к гастролям. И об анатомии этой с этой минуты и думать забудь. Считай, что ты ее уже сдал. Договорились?
Я кивнул.
…Согласиться — согласился, а сомнения остались. Целый воз и маленькая тележка! Сказать, что мне было тревожно — ничего не сказать!
Но — с другой стороны — решение — то было уже принято. В таком, сильно неуютном состоянии, утешая себя тем, что, мол, «ничего особенного не происходит», я, собственно, и скоротал, худо — бедно, оставшиеся мне до серьезного анатомического испытания недели и дни.
Сильно «помогла» забыться мне тогдашняя большая занятость в «Пульсе»: танцевальные вечера, свадьбы, концерты, халява в общем, иные музыкальные мероприятия в те зимние дни и недели шли косяком, и посему читать учебник анатомии удавалось лишь урывками — в основном по ходу переездов в городском и пригородном общественном транспорте.
Были ли какие — либо настораживающие факты, «знаки»?
Считаю, были.
Дней за пять до экзамена, в ходе предэкзаменационной недели, наткнулся я случайно в коридоре «анатомки» на того самого доцента В.
И поскольку была у меня уже информация (от Валентина) о том, что «все о, кей!», о том, что, мол, доценту обо мне «все уже известно», я, совершенно автоматически, …поздоровался с именитым преподавателем!
Не то, чтобы тонко намекнул, но, как — то попытался обозначить присутствие, самое существование свое на земле:
«Вот, мол, я тот самый студент, о котором говорил Вам Ваш племянник Валентин… Здравствуйте, уважаемый!»
А что, а почему бы и нет?
Меня неприятно удивила холодная, отстраненная реакция доцента. Он, окинув меня явно недоумевающим взглядом, равнодушно, дежурно, сухо кивнул и столь же невозмутимо удалился… Короче, сложилось впечатление, что доцент был совершенно не в курсе происходящего!
Нет, нет, что — то во всем этом явно не «срасталось», не сходилось…
Неужели он (доцент В.) до сих пор «не в теме» и ничего обо мне не знает?
Эпизод этот стал поводом для еще одного разговора «по душам» с Валентином:
— Валентин, ты действительно убежден в том, что доцент В. обо мне знает? Что я — это я, что я сдаю именно в этот день, что номер моей группы такой — то? Каким образом, я попаду к нему на экзамене?
— Все нормально, мужик, не вибрируй! Еще раз повторяю, я ему уже дважды напоминал. Выдохни, говорю! Все о тебе ему уже хорошо известно. Все: и номер группы, и день сдачи. И имя, и фамилию твои… Придешь на экзамен, возьмешь билет, вызовет тебя к себе доцент В. Получишь свою «пятерку» и — свободен как птица!
— Да «пятерку» мне и не надо…
— Тем лучше: «четверку» получишь свою и пойдешь домой, а через день, не забывай об этом, у нас с тобой еще концерт в ДК им. Калинина. Да и свадьба моя, кстати, совсем не за горами! Без обид, сразу говорю: никого из «Пульса» на нее не приглашаю, позднее, в Усть — Качке, на гастролях все сразу и отметим: и твой экзамен и мою свадьбу, лады?
Мне оставалось только одно: поверить Валентину М. на слово.