«Сдал химию — поступил в мед!» — не раз и не два доводилось слышать мне от знакомых студентов — медиков. Как же я завидовал им, этим едва ли не небожителям! Завидовал белой завистью!
Еще бы, ведь они уже сдали, и сдали — успешно, скинули с плеч всю эту вступительную «муру». И химию, и прочее. Эти ребята, которые по возрасту были старше меня буквально на один — два года, казались мне, едва ли не аксакалами, умудренными огромным жизненным опытом!
А я? А у меня?
А у меня все было еще впереди.
Как и почти все поступающие, слегка побаивался я химии. Мне не стыдно в этом признаваться. Даже сейчас, сорок два года спустя.
Ведь, кто — то правильно некогда заметил, что человек чаще всего боится не вовсе не действительно страшного, а, по большей части — «неизвестности и неопределенности грядущего».
Да, вступительный химический экзамен был самым трудным, но вовсе не потому, что химия была самой трудной из существующих на земле наук! Нет, проблема лежала несколько в иной плоскости: в те времена на химическом экзамене стало «модным» проверять и оценивать не столько знание теоретических вопросов, сколько практических, то есть, способности будущих врачей решать разнообразные химические задачи.
Иными словами, речь шла о наметившемся «доминировании», приоритете прикладных знаний над фундаментальными. Кто — то посчитает это перекосом, кто — то — нет.
Но, вот, задачи эти самые, чтоб ни дна им, ни покрышки, сами по себе были с такими «вывертами» и с подвохами, что мама не горюй! Составлены и подобраны они были так, что у экзаменатора всегда оставалась в запасе реальная возможность «утопить» вас. И любого на вашем месте!
Ибо всегда можно было, например, объявить ваше решение не вполне корректным или даже вовсе неправильным.
Или же обвинить абитуриента в том, что результат достигнут с использованием не самых современных, а в чем — то уже «устаревших» методов, или просто «не тем методом», которым «следовало бы»… И, стало быть, влупить «фитиль», поставить «пару» на совершенно законных основаниях.
Была бы, как говорится, статья, а подсудимый всегда найдется!
В экзаменационных кулуарах гуляло тогда немало слухов, рассказывалось вопиющих историй с одной и той же тематикой: «Жестокий „произвол“ экзаменаторов на экзамене по химии».
С другой стороны, если же задачу каким — то чудесным образом все же удавалось решить, то, скорее всего, «тройка» за экзамен вам была почти обеспечена. Другой вопрос, что с ней делать потом при тогдашних проходных баллах?
Особенно опасались химии именно абитуриентки. В 1972 году для них были установлены гораздо более высокие проходные баллы, по сравнению с коллегами по экзаменационным аудиториям мужского пола.
Отсюда — устойчивое мнение, что «абитуриенток больше «валили», «топили», тогда как абитуриентов напротив — слегка «приберегали», даже… Впрочем, «бережение» это носило весьма относительный, условный характер.
Решающим фактором, все — таки, было именно решение практической задачи. Если справиться с ней не удавалось, ничто и никого уже не могло спасти. Ни мальчиков, ни девочек. Извольте, с вещами, на выход! Кто в армию, кто — на подготовительные курсы! До следующего года.
Таким образом, тогдашний экзамен по химии был неким «моментом истины», естественным барьерным «рифом». О коварные и острые подводные камни которого, по замыслу ректората, должны были разбиться утлые суденышки и хлипкие «шлюпочки» абитуриентов — неудачников. Это безжалостное испытание призвано было оставить на «плаву» только самых — самых достойных.
Под стать, заложенной в основу химического экзамена, беспощадной идее дарвиновского естественного отбора были и сами экзаменаторы. В строгую комиссию входило несколько настоящих, проверенных временем, «волкодавов», «терминаторов», специалистов по расчистке абитуриентских «авгиевых конюшен». Само попадание к которым означало почти неминуемый финал.
Но даже на их тяжелом, безотрадном фоне выделялась своим особенным, я бы сказал, изысканным, даже, «людоедством» (не побоюсь этого слова) доцент кафедры общей химии по фамилии Л — а. О методах работы этого специалиста ходили легенды, о них сочинялись едва ли не песни и былины!
Теперь читатель знает достаточно для того, чтобы сполна оценить мой блестящий экзаменационный план. Он был предельно прост. Пункт первый: «Постараться не угодить к доценту Л — ой» («Пронеси, Господи, обнеси меня сей чашей!»). Пункт второй требовал, заклинал: «Надо решить задачу!». Пункт третий предписывал: «По выполнении пунктов 1 и 2, действовать по обстоятельствам».
Я упорно готовился воплотить его в жизнь, реализовать на деле.
Не могу не написать вот еще о чем. Знаю, прекрасно знаю о том, что история не терпит сослагательного наклонения, но, если бы поступал я в мединститут не тогда, сорок два года назад, а сейчас, конечно, готовился бы я к экзаменам по — другому, совсем не так, как я к ним готовился.
Нынче львиную толику подготовительного периода посвятил бы я именно занятиям с репетиторами. По всем необходимым предметам.
Или попытался бы поступить в специализированные биологические лицеи, которые сейчас имеются почти при каждом уважающем себя медицинском университете. Выпускники коих, при условии получения высоких оценок на выпускных школьных испытаниях, автоматически зачисляются в студенческие ряды нынешних медицинских университетов.
Но тогда, в 1972 году, мы, конечно, ни о каких репетиторах и слыхом не слыхивали! И со словом этим встречались лишь на страницах литературных произведений, описывающих нравы дореволюционной гимназии (повесть В. Катаева «Белеет парус одинокий», к примеру).
Посему готовился я к экзаменам исключительно самостоятельно. По старинке штудируя обычные школьные учебники.
А тут еще погода, чтоб ей пусто было, преподнесла, таки, сюрприз. Раскочегарившись, не на шутку!
Надо сказать, что лето у нас на Урале почти всегда, в лучшем случае, на твердую «троечку». Почти никогда не бывает особо жарким. И даже — просто жарким. (Видно, чем — то прогневали мы, пермяки, Господа Бога, коль скоро, «наказал» Всевышний уральскую землю нашу таким количеством пасмурных дней в году!).
Мало того.
Считаю, что многие жители Урала (это я, в первую очередь, о себе, конечно же!) бывают «мрачновато — пасмурными», «неулыбчивыми» именно по данной причине. Солнца, солнца нам иногда не хватает. Погодного «позитива» не достает! Нечто более или менее, хорошее, жаркое, «пляжное» случается в наших краях не чаще одного раза в десятилетие.
Так вот, надо же было такому случиться, что именно тогда, в 1972 году, природа столь безжалостно «ударила» по моим вступительным экзаменам каким — то невероятным количеством зноя, тепла! Да, да, стояла несусветная жара. И не только, кстати, на Урале, но и повсеместно. В том числе, в Москве.
Таким образом, подготовка моя вынужденно сводилась не только к зубрежке, а именно к разумному, пропорциональному сочетанию этой самой зубрежки с активным отдыхом (купание, загорание) на реке Каме.
Будучи коренным жителем, аборигеном небольшого поселка городского типа с оригинальным названием «КБМаш», раскинувшегося на холмах неподалеку от остановочной площадки (о.п.) «Молодежная» Горнозаводского направления Свердловской железной дороги, предпочитал я не сам официальный пермский городской пляж (находившийся чуть дальше, в окрестностях о.п. «КамГЭС»).
Нет, меня куда больше привлекали территориально близкие, «родные» окрестности, а именно — район бетонного ложа водохранилища Камской гидроэлектростанции с прилегающими шлюзами. Именуемые местными жителями просто «бетонкой».
Шлюзы Камской Гидроэлектростанции
На «бетонке» вода была намного «чище», а народу сюда приходило купаться куда меньше. К тому же, с «бетонки» всегда было интересно наблюдать, как входят в шлюзовые створы разнообразные суда, как тянутся и тянутся бесконечные плоты с верховьев Камы и Вишеры! Плоты детства и юности моих…