Сев зерновых и льна колхоз закончил 14 мая — небывало ранний срок для здешних мест.

Настал день, когда Логинов объявил Марте Ивановне:

— Ну-с, теперь можно и открыть тебе мою заветную идею. В следующее воскресенье устроим праздник по случаю завершения сева, понимаешь? Колхоз у нас большой, люди из дальних бригад месяцами не встречаются друг с другом — так вот, пусть они сойдутся вместе, почувствуют, какую они представляют огромную силу. Имей в виду, до войны такие праздники были традицией. Грамоты и премии вручим передовикам при всем народе. Пригласим гостей. Подготовим концерт. Что еще? Ну расскажем колхозникам о перспективах. Ты как?

«Идея» Марте Ивановне понравилась.

— Правильно. Организуем все не хуже, чем в районном Доме культуры.

Логинов потер сухой загорелой ладонью лоб, задумчиво проговорил:

— Есть тут одна загвоздка: неизвестно, как в райкоме к этому отнесутся. Придется их предупредить.

— Это почему же неизвестно? — удивилась Марта Ивановна. — Какой же сумасшедший станет возражать, коли праздник заслуженный? Дело-то сделано большое, факт?

— Да, конечно, — кивнул Логинов. — Я вот давеча задумался: только ли в хорошей погоде причина? Нет, по-моему, хотя погода и помогла… Люди другими стали. Хорошие вёсны и прежде бывали, а такого подъема не чувствовалось… Чем ты это объясняешь, Марта?

Марта Ивановна посмотрела на председателя с некоторым недоумением. Неужели ему не ясно? Ее отношение к Логинову было странно двойственным, временами она испытывала к нему нежность, временами ненавидела, но никогда в душе не была равнодушной. Да, подчас они бывали резкими друг к другу, потому что привыкли прямо высказывать неприятные вещи, но от этого их взаимное уважение только крепло. Марта Ивановна дорого бы дала за то, чтобы Логинов был свободным, но на его семейную жизнь, какой бы она ни была, Марта Ивановна не собиралась посягать. Она уверяла себя, будто ей достаточно и того, что Логинов рядом. Она знала его историю, он сам рассказал ей все… Нет, он не по собственному желанию пришел в колхоз в 1954 году, вскоре после сентябрьского Пленума ЦК. Так уж сложились обстоятельства… В то время Логинов заведовал орготделом райкома. Тогдашний первый секретарь с первых дней невзлюбил Сергея Емельяновича за строптивость и прямоту и по всякому поводу придирался к нему, упрекал за малейший промах. В конце концов Логинов не выдержал и заявил: «Как видно, мы не сработаемся. Переведите меня в инструкторы или в другое место». — «Я уже думал об этом, — холодно сказал секретарь. — Почему бы вам не показать пример и не поехать в деревню? Или боитесь, что и там не справитесь?»

Сгоряча Логинов тут же дал согласие. Секретарь через год уехал на учебу, а Логинов так и остался в колхозе. Правда, он пытался уйти, однако новый секретарь, Стешанов, убедил его, что бросать хорошо начатое дело не годится. Логинов и сам почувствовал это. Со Стешановым было легко работать, он был обаятельным человеком. Быстро сходился с людьми, умел ободрить в трудную минуту, соглашался с дельными советами. По-видимому, эти-то человеческие качества и помешали многим разглядеть недостатки Стешанова как руководителя. На первый взгляд, было как будто все: собрания и совещания, обязательства и призывы, а подъема не наступало, обязательства не выполнялись — о них к концу года попросту забывали, потому, наверно, что подходило время брать новые обязательства. И брали. Брали охотно, соглашались с любыми цифрами — знали, что так надо.

На третий год председательствования Логинов неожиданно для себя оказался в фаворе у райкома. На всех собраниях и совещаниях, как только заходила речь о животноводстве, неизменно ссылались на колхоз имени Ильича, ставили его в пример. Действительно, Логинову удалось за это время почти вдвое поднять надои молока, однако сам он считал, что это ничего не значило. Во-первых, начинал-то он с крайне низкого показателя, а это, конечно, легче, чем подниматься хотя бы со среднего уровня, достигнутого районом; во-вторых, многие возможности для роста все еще не были использованы. Преждевременные славословия страшно раздражали Логинова, но прекратить их он не мог. В конце концов райкому необходимо было иметь хотя бы один колхоз, который бы постоянно фигурировал в областных сводках.

Таких «передовиков», но уже по другим отраслям, насчитывалось еще несколько. Колхоз «Красный луч», например, славился высокими урожаями льна, «Строитель» — семеноводством, «Большевик» — новым строительством. При случае их хвалили так же, как и Логинова, и умалчивали о том, что эти колхозы проваливали остальные дела.

Вот почему Логинова ничуть не огорчило, когда после укрупнения, уже при Самойлове, колхоз резко снизил показатели по молоку и оказался где-то в середине районной сводки. Так оно и должно было случиться: ведь бывшие соседи Логинова, с которыми он объединился, как раз и «славились» мизерными надоями. Больше всех расстраивалась Марта Ивановна. Логинов с присущим ему оптимизмом и некоторой самоуверенностью убедил ее, что теперь-то они и развернутся по-настоящему. Раз у нас есть хорошие фермы, говорил он, нет ничего проще подтянуть отстающие, тем более в одном хозяйстве…

Об этом и еще о многом вспомнила Марта Ивановна, когда Логинов спросил ее, чем она объясняет тот факт, что люди в эту весну стали какими-то другими. Его неожиданный и, как ей показалось в первую минуту, наивный вопрос заставил, однако, Марту Ивановну надолго задуматься.

— Чем я объясняю? — повторила она и сощурила темные глаза, словно всматривалась в далекую даль, вдруг открывшуюся перед ней. — Тем и объясняю, что время такое подошло… необыкновенное. Вся страна на великом подъеме, в большом пути. Будто новые крылья у народа выросли. Мы вот свой семилетний план утвердили — разве ж это не радует? Да я сама переживаю бог знает что, будто молоденькая, а другие, думаешь, хуже, нас видят и чувствуют? Взять хоть моих девчат…

— Твои девчата молодцы, я, признаться, не ожидал, что они так азартно возьмутся за работу. Да, решено: праздник мы обязательно проведем. Кого же приглашать будем?

— Соседей, шефов наших…

— Это само собой. Из района кто-нибудь непременно должен быть, но — кто? Эх, Самойлова бы сюда затащить, да боюсь я ему звонить, ей-богу. Сев же в районе еще не закончен, как бы он вместо поздравления нахлобучку не устроил. Обрадовались прежде времени, скажет…

— Ну это ты зря, Сергей, — возразила Марта Ивановна. — Самойлов, по-моему, не из таких. Пойдем-ка в сельсовет.

В сельсовете был телефон. Логинов пошел туда с видимой неохотой. Он доказывал Марте Ивановне, что лучше позвонить накануне праздника, поставить секретаря, так сказать, перед совершившимся фактом, а она упрекала его в трусости и наконец заявила, что сама позвонит в райком. Логинов, посмеиваясь, с удовольствием уступил ей столь щекотливую миссию.

В сельсовете сидела одна секретарша, синеокая девчонка с необыкновенно толстыми косами, от скуки рисовавшая на бланке отчетности остроносую ракету, устремленную ввысь. Марта Ивановна решительно подошла к настенному телефону и энергично принялась крутить ручку, а Логинов уселся на обшарпанный посетителями диван и неспешно закурил. Он знал, что вызвать город не так-то просто, к тому же было маловероятно, что Самойлов в этот час находится в райкоме.

Однако Марту Ивановну не смущали подобные осложнения. Она потребовала у остальных абонентов освободить линию и вскоре связалась с телефонной станцией. Логинов придвинулся поближе, зачем-то прикрыл отворенное окно. Марта Ивановна, прильнув к трубке, вдруг озорно подмигнула ему и торопливо, незаметно для себя повышая голос, почти закричала:

— Алло! Алло! Это говорит секретарь парторганизации колхоза имени Ильича. Здравствуйте, Семен Михайлович… Нет, почему же, дела идут хорошо, сегодня закончили посадку кукурузы… Да… А в воскресенье у нас состоится праздник. Приглашаем и вас, Семен Михайлович… Да, да, ждем, обязательно приезжайте… Как? Да нет, никаких литавров не будет, мы же понимаем. Почему же зря? Логинов тут ни при чем, решало правление. Это неправда, мы… Значит, не сможете?.. Да уж расценивайте как хотите, а праздник мы не можем отменить…

Обескураженная, пунцовая от обиды (когда она краснела, ее смуглое лицо становилось по-девичьи молодым и прекрасным), Марта Ивановна со звоном повесила трубку.

Логинов, откинувшись на спинку дивана, беззвучно хохотал.

— А все-таки праздник мы проведем. Правление, конечно, нас поддержит. — упрямо, но уже, без прежнего энтузиазма сказала Марта Ивановна. — Всю ответственность я беру на себя.

— Даже? Смотри ты, какая храбрая, а я и не знал, — усмехнулся Логинов. — А кто говорит об ответственности? Самойлов?

— А то кто же? Он хотя прямо и не запретил, но я же понимаю… Говорит, что всякие празднества преждевременны, никаких успехов пока не видно и что это лишь дезорганизует людей. Словом, надо заниматься делом, вести уход за посевами, закладывать силос, а не предаваться телячьим восторгам.

— Понятно, — смахнув с лица улыбку, сказал Логинов. — Я так и думал. Но, черт возьми, кто-то из районного начальства должен быть на празднике! Не тайком же нам его проводить. Ладно, сейчас я попробую связаться с Локтевым.

Он снял трубку. Ему удивительно повезло: председатель райисполкома оказался на месте. Логинов коротко передал ему разговор Марты Ивановны с Самойловым и сообщил, что праздник все-таки состоится.

Как видно, Иван Максимович колебался, он трижды раздумчиво протянул: «М-да, проблема…» Логинов загорячился:

— Никакой проблемы тут нет, Иван Максимович. Напрасно кое-кто думает, что мы собираемся пустить пыль в глаза. Ерунда это. Именно потому, что мы трезво учитываем обстановку и предстоящие трудности, мы и хотим дать людям зарядку. Они должны почувствовать, что способны на большее. Никаких телячьих восторгов. Мы же, слава богу, не дети, незачем по всякому поводу дергать нас за веревочку…

— Ладно, не трать зря пороху, — перебил вдруг Локтев. — Я приеду…

* * *

Как и предполагал Логинов, праздник прошел весело и, кажется, с пользой для дела. Можно было бы, конечно, просто созвать собрание так называемого «колхозного актива», с докладом и прениями, с одними и теми же выступающими, но колхозники так и остались бы в стороне. Совсем иное настроение царило на празднике. На нем каждый чувствовал себя не только почетным гостем, а и хозяином, нужным человеком. Поди, узнай, кто здесь «активист», а кто нет. Всё было одно целое, имя которому — колхоз имени Ильича.

Просторный клуб, украшенный лозунгами и плакатами, до отказа заполнили полеводы, работники ферм, гости и главные герои торжества — механизаторы. Женщины — в нарядных платьях, мужчины — в новых костюмах, некоторые при галстуках, так что иного тракториста, много дней не снимавшего с плеч промасленного ватника, не сразу узнаешь в принаряженной, сдержанно гомонившей толпе. Пришли из ближних и дальних деревень, явились даже те, кто раньше по старости или равнодушию вообще не посещал собраний. Пришлось распахнуть все окна, чтобы опоздавшие могли видеть и слышать то, что происходило в зале. Как водится, перед началом торжественной части молодежь пела и танцевала под баян, а пожилые стояли кучками поодаль, чинно переговаривались, вспоминали собственную далекую молодость.

В одной из групп Никифор Савельич, оглаживая новехонькую синюю, с белым витым пояском, рубаху, говорил:

— Глядите, сколько много народу собралось — силища! Давно бы соединиться надо было, а то ковырялись порознь, утешали себя: у нас худо, а у соседей, мол, еще хуже, пускай оно так и идет. А теперь не то… Он уж тебе не просто сосед, а свой, и ты его в нужде не покидай. С севом-то вон как управились, дай бог… Ну, а сегодня и поплясать, и выпить можно.

— Ты, Никифор Савельич, с этим потерпи, тебе же грамоту вручать будут, — предупредил бригадир первой комплексной бригады Василий Бугров, тоже принарядившийся и чувствовавший себя в новой одежде стесненно, словно был вовсе раздетый.

— Ты меня не учи, я время знаю, — усмехнулся Никифор. — Грамоту я не упущу, горбом она заработана да ногами. Тебе такого инспектора, как я, больше не найти. Прикорну, бывало, на часок, и то мне этот стервец Алешка Осипов из ума не лезет: а ну, опять прошляпит? Вот как!

— О чем речь, зря бы грамоту не присудили.

— А может, и премия какая выйдет, а? — понизив голос, полюбопытствовал Никифор. — Логинов давеча вроде намекал…

— Чего не знаю, того не, знаю, — уклончиво ответил бригадир. — На правлении больше о трактористах разговор шел, а про тебя не упомню. Может, потом Логинов передумал.

— Ну ясное дело, трактористам вся слава досталась, а только, я тебе скажу, и за ними ох какой догляд требовался. Тоже, брат, и они не без грешков. Ну да Логинов про это знает, он не промахнется, кому премию дать, а кому отказать. Я-то с ним неотвязно всю посевную промаячил, думаешь, это для меня, старика, легко было?

— Наверно, дадут и тебе премию, до срока-то не расстраивайся, — утешил Никифора Бугров, но в голосе его не было уверенности.

Народ повалил в клуб, и Никифор, спохватившись, с немалым трудом пробился в первые ряды. Впрочем, уже было известно, что ему будут вручать грамоту, и люди охотно пропускали старика вперед.

Логинов подвел итоги сева, назвал передовиков, на которых следует равняться и в дальнейшем, рассказал о ближайших неотложных задачах. Потом началось самое интересное и волнующее — вручение почетных грамот и премий. Присутствие председателя райисполкома придавало этому событию отпечаток особой торжественности. Люди выходили на сцену, смущенные всеобщим вниманием, не зная, куда девать руки, что и как сказать. Одни чуть не шепотом говорили «спасибо» одному Логинову, вручавшему грамоты и благодарившему за хорошую работу, другие кланялись президиуму, третьи, посмелее, обращались с краткой речью в зал. Говорили нескладно, с запинками, зато от души. Всех их провожали шумными хлопками, одобрительными возгласами, иногда крепкой шуткой.

Деду Никифору вместе с грамотой Логинов вручил бумажный сверток, перевязанный крест-накрест узкой красной ленточкой. Хотя дед не одного только Бугрова убеждал, что уж он-то честно заработал себе премию, в душе сомневался, в самом ли деле заслужил ее. Да и в правлении народ заседает разный: могли отказать старику.

Он взял сверток из рук Логинова как нечто должное и само собой разумеющееся, с достоинством поклонился, хотел переложить подарок в левую руку, державшую грамоту, но то ли от волнения, то ли в спешке уронил сверток на пол. Однако даже в такой критический момент нимало не сконфузился и сохранил полнейшее самообладание. Возникший было в зале смешок разом оборвался. Логинов поднял сверток, сказал:

— Вот, держи, Никифор Савельич, и будь в дальнейшем таким же боевым стариком, на зависть некоторым из молодых. Премия невелика, да не, в ней суть — честь дороже. От имени всех колхозников первой бригады благодарю за помощь на весеннем севе.

— Ну и тебе спасибо, что отметил старика, — с чувством ответил приободрившийся Никифор. — А насчет премии не сомневайся, я ее, конечно, отработаю.

Что подарок уронил — это пустяки, лишь бы дело из рук не валилось. Верно я говорю?

— Правильно, Никифор Савельич! — весело сказал Логинов и первый захлопал в ладоши.

В заключение с кратким приветствием выступил Иван Максимович Локтев. Когда он ехал сюда, то думал, что ему предстоит несколько «срезать» пафос праздника, предостеречь Логинова и колхозников от зазнайства и шапкозакидательства, но сейчас Локтев понял, что это лишнее. Никакого зазнайства ни в докладе, ни в речах он не обнаружил. Празднуя первую победу, люди ни на минуту не, забывали о начинающихся завтра буднях.

А потом самодеятельные артисты дали большой концерт, и даже Локтев, оставшийся в зале из уважения к гостеприимным хозяевам «на десять минут», так увлекся, что просидел до самого конца.

— Ну вот и опоздал! — сокрушенно говорил он Логинову, торопясь после концерта к машине. — Велено быть дома к шести часам, а сейчас уж восемь.

— Семь бед — один ответ, — рассмеялся Логинов. — Пойдемте ко мне, свежей ухой угощу.

— Нет, нет, и не соблазняй, пожалуйста, — потряс облысевшей головой Иван Максимович. — У меня там племянник в гости приехал, ждет, а от тебя, я знаю, скоро не вырвешься. Давай уж до следующего раза.

— Что ж, коли племянник — не настаиваю. Ну как концерт, Иван Максимович? Наши артисты хотят знать мнение председателя райисполкома. Только напрямки, положа руку на сердце…

— Да чудесный же концерт, ей-богу, — и в самом деле прижав руку к сердцу, сказал Локтев. — И вообще все замечательно прошло, напрасно Самойлов язвил.

— Вы говорили с ним?

— А ты думаешь, нет? Дело вчерашнее, покаюсь: схитрил я перед Семеном Михалычем. Захожу к нему, только рот раскрыл о нашем с тобой разговоре, а он… ну, ты знаешь его характер… брови сцепил, спрашивает: «Что еще Логинов выдумал? Какой праздник, ради чего? Растрезвонит на весь район, а осенью в лужу сядет». Позвольте, говорю ему, тут какое-то недоразумение. Кто вам сказал о празднике? Ах, Репина! Так она же неправильно выразилась. Обыкновенное собрание об очередных задачах, и я лично, говорю, намерен на нем присутствовать, чтобы обрисовать обстановку… Ладно, говорит, поезжайте, и чтоб на будущей неделе начинали косить травы на силос. Вот так, брат, и договорились.

— К чему же было хитрить, Иван Максимович? — недовольно сказал Логинов. — Вы же видели, как народ настроен.

— Видел, знаю. Пожалуй, не стоило мне выкручиваться, по-детски как-то получилось. А теперь я и другим председателям буду рекомендовать такие праздники провести. Косить-то когда начнешь?

Логинов ждал этого вопроса. Перед кем другим он, может, и схитрил бы, а Локтеву ответил прямо:

— С этим придется погодить. Дождей-то весь месяц не было. Трава и в низинках еще худо подалась. Какой же резон верхушки снимать?

— Пожалуй, ты прав, — вздохнул Локтев. — Но и ждать милости у бога тоже не резон. Сейчас каждый день дорог. Сам понимаешь, тянуть с этим до массового сенокоса нельзя.

— Понимаю, Иван Максимович. Однако и спешить без оглядки не хочу.

— Ну-ну… Ты хозяин, тебе виднее. Будь здоров.

— Всего доброго…