А дождя все не было. Если в конце мая, когда досевались последние гектары яровых, люди радовались неизменно чистому и жаркому небу, то теперь с тревогой и недоумением оглядывали горизонт, тщетно выискивая хотя бы единое облачко, предвещавшее перемену погоды.
Дождь был нужен позарез — и травам, и яровым, о неистребимым упорством пробивавшимся к солнцу сквозь сухую корку земли. Но настоящей силы в выбрызнувших поверх полей зеленых ростках не было. А трава даже на заливных лугах выглядела не лучше, чем в прежние годы на суходолах. Одни сутки теплого обильного дождепада решили бы все. Однако небо по-прежнему слепило и обдавало людей и землю изнуряющим зноем.
Самойлов нервничал все больше. Да и было отчего: урожай под угрозой, заготовка кормов недопустимо затягивалась. Но секретарь райкома обвинял в этом не засуху, а людей. Он был убежден, что задержка с силосованием вызвана застарелой привычкой председателей колхозов к самотеку. И он не мог допустить, чтобы все его усилия по чьей-то глупости полетели прахом.
Он решил поехать к Логинову. В колхоз имени Ильича Самойлов собирался давно. Еще, прошлой осенью, вскоре после партконференции, его заинтересовал здешний председатель, человек, как показалось секретарю, дельный и умный, несмотря на его спорные выступления на совещаниях и частые стычки с работниками райкома. Постепенно, однако, это мнение о Логинове изменилось. Вопреки возлагаемым на него надеждам, Логинов до сих пор ничем особенным себя не проявил, хуже того — в отдельных случаях неправильно реагировал на указания райкома, а то и просто игнорировал их. Это не могло не настораживать. Очевидно было, что вся его так называемая самостоятельность и здравый смысл — не что иное, как обыкновенная самоуверенность и зазнайство, порожденное прежней безнаказанностью.
Что ж, подобных людей Самойлову уже приходилось встречать. Их, правда, не всегда удавалось раскусить сразу, но рано или поздно они сами разоблачали себя. Странно, почему так верят в Логинова Локтев и другие? Или так же свыклись с ним, как и с этим бесхребетным Дубцовым, которого годами держали у руководства, хотя и видели, что он заваливает дело? Да, конечно, и тут сказывается эта проклятая боязнь нового, боязнь перемен, давно уже назревших и требующих риска.
Зато он, Самойлов, не намерен останавливаться на полпути, хотя бы ему пришлось восстановить против себя всех. Самое обидное состояло в том, что. сколько он ни приглядывался к людям, ему до сих пор не удавалось найти ни одного, на кого он мог бы по-настоящему положиться. Надеяться приходилось лишь на себя самого, и Самойлов бестрепетно готов был работать и думать за всех, даже если бы ему довелось спать не больше четырех часов в сутки. Он знал: сил у него хватит. Не, на отдых же послали его сюда.
Оставаясь наедине, Самойлов пробовал проанализировать и оценить свою деятельность как бы со стороны и всякий раз приходил к выводу, что в создавшихся условиях иначе действовать он не может и не имеет права. При этом он искренне старался быть объективным и даже признал однажды, что в данном случае поступил опрометчиво. Однако исправлять ошибку не стал: незачем было давать подчиненным повод для злорадства. А что люди непременно стали бы злословить по его адресу — в этом Самойлов не сомневался. Он не обманывал себя насчет подлинных чувств тех, кому он повседневно говорил неприятную правду…
Да, он не любит болтунов — и вот уже про него говорят, что первый секретарь зажимает критику; он требователен и беспощаден к тем, кто работает спустя рукава, — на него обижаются, будто он только угрожает и наказывает; он с утра и до позднего вечера не знает покоя и не дает его другим — ему пытаются доказать, что он плохо знает людей, подменяет их, глушит инициативу… Да если бы все это было справедливым, он первый признал бы свое банкротство. Между тем дело обстояло как раз наоборот: в колхозах стало больше порядка, район неплохо провел весенний сев, в обкоме Самойлов на хорошем счету. Так почему же, к примеру, председатель райисполкома обиделся и заговорил даже об «отставке», когда Самойлов потребовал на предварительный просмотр его доклад на сессии райсовета? К тому же выяснилось, что тон доклада действительно был недостаточно требовательным, а задачи и сроки мероприятий не столь жесткими, как диктовала обстановка. Почему тот же Логинов возмутился, когда одно из его путаных выступлений не появилось в газетном отчете? Ничего похожего не было в том районе, где Самойлов работал раньше. Или там люди были другие, не такие мелочные, как Локтев и Логинов?
Что ж, если так, он найдет таких людей и здесь…
* * *
В это утро, проснувшись словно от толчка, Логинов глянул в окно и ахнул: на дворе с мягким, устойчивым шумом лил дождь. В другое время он переждал бы ливень, быть может, подосадовал бы на помеху в работах, а сейчас подумал: «Жаль, с утра пошел — к обеду перестанет».
Наскоро позавтракав, Логинов набросил на плечи неизносимый брезентовый плащ, пошел к бригадиру.
Василий Бугров, приоткрыв окно и с наслаждением прислушиваясь к буйному перестуку дождевых струй о затвердевшую землю, поспешно допивал четвертый стакан чаю. Завидев председателя, вынырнувшего из водяной пелены прямо под окном. Бугров без сожаления поставил недопитый стакан на блюдце, встретил Логинова у порога.
— Ишь, как оно хлещет — благодать. Дождались-таки.
— Да, пора. Ты вот что, Василий Прокопьевич, с закладкой того бурта, у фермы, не тяни, кончай сегодня. Дождь силосованию не помеха.
— Массы-то этой самой близко нет, вот загвоздка, — помялся бригадир.
— Коси на Вербном острове, не жалей.
— На заливном-то? — недоверчиво переспросил Бугров. — А сено где будем брать? Вся надежда на Вербный.
— Хватит сена, не прибедняйся. Каждый год о нем плачем, а дальние, покосы чужим людям оставляем. Ранний силос поценнее корм, не прогадаем.
— Оно, пожалуй, верно, — раздумчиво проговорил Бугров. — Это спервоначалу меня оторопь взяла, сам знаешь — прежде-то с заливного никогда на силос не косили.
— Там еще какая трава вырастет, возьмем ее попозже. Бери обе косилки, лошадей побольше и выезжай сам на остров. Одной силосорезкой справишься? Людей наберешь?
— Все наготове, а трактористы у меня ухари-ребята. Будь спокоен, Сергей Емельянович.
Говоря, Бугров ловко и споро передвигался по избе — снял с гвоздя фуражку и ватник, подпоясался ремнем, сунул в карман папиросы и спички. Его жена, прибиравшаяся на кухне, и слышавшая разговор, спросила:
— Доярки тоже могли бы подсобить. Покликать их?
— А техника на что? Без вас управимся. Ежели что — дам знать.
— Доярок пока не тревожь, у них своих хлопот достаточно, — сказал Логинов. — Бери молодежь, она, брат, ни под каким дождем не размокнет.
— Я и не тревожу, это она сама напрашивается, — улыбнулся бригадир. — Зайдешь поглядеть?
— Приду, — коротко кивнул Логинов.
Вообще говоря, он мог бы и не проверять, как организует дело Василий Прокопьевич, — знал, что тот своему слову хозяин. Логинов еще и прежде, до объединения, отдавал себе полный отчет, что сила председателя колхоза в деятельных, грамотных, хозяйственных бригадирах. Их роль еще больше возросла, когда укрупнились и комплексные бригады. Что толку в хороших указаниях, если нет твердой уверенности, что они будут выполнены? Поэтому-то Логинов с такой придирчивостью приглядывался к подходящим на эту должность людям, прежде чем остановить свой выбор. Так было и с Бугровым. Сначала Бугров взялся за дело нерешительно, нередко поддавался влиянию отсталых колхозников, по мелочам ждал указаний «сверху», однако Логинов угадал в нем хозяйственную хватку, скрытые до поры до времени упорство и самостоятельность характера. Лучше всего на Бугрова действовало доверие. Но еще больше он уважал в председателе расчетливую смелость в решении острых вопросов. «Этот не промахнет», — говаривал он колхозникам и тем самым как бы скреплял авторитетом председателя собственные распоряжения. Вскоре они научились понимать друг друга с полуслова, и им не приходилось тратить много времени и нервов, чтобы уладить разногласия и бить в одну точку. Чаще все-таки оказывался правым Логинов. С другой стороны, Бугрову нравилось, что председатель прислушивается к советам колхозников и не стесняется признаться в ошибках даже тогда, когда о них никто не напоминал. Василий Прокопьевич до сих пор краснел и сердито отплевывался, вспоминая скандальную оплошность, допущенную Логиновым и членами правления при закупке телят, и удивлялся, что Логинов не перестает открыто говорить об этой истории, словно наказывая себя…
Дождь несколько стих, но все еще шумел весело и бойко. На улице появились лужицы. В них бродили, довольно похрюкивая, поросята с обгоревшими на солнце красными ушами. Нахохлившиеся куры, переступая с ноги на ногу, жались к завалинкам и стенам сараев. Ветра не, было, и омытая, посвежевшая листва тополей и берез почти не шевелилась, подставив свои ладошки под благодатный душ. Пробираясь по бровке дороги к правлению, Логинов бережно ступал на мураву и, оглядываясь, видел, как она упруго выпрямлялась там, где оставался след сапога.
Уже подходя к конторе, Логинов чуть не столкнулся с райкомовским «газиком», круто вывернувшимся из переулка. Он был доверху забрызган грязью. Логинов остановился. Из машины вылез в черном прорезиненном плаще Самойлов.
* * *
— У меня к вам несколько вопросов, — сказал Самойлов, едва они вошли в председательский кабинет. — Во-первых, выполнено ли указание райкома насчет телят? Во-вторых, почему срывается выполнение полугодового плана по продаже мяса? В-третьих, когда вы намерены приступить к силосованию кормов?
— Давайте сначала разденемся, а то с меня течет, как с утопленника, — миролюбиво улыбнулся Логинов. — Или вы к нам проездом? Тогда, конечно, раздеваться не стоит.
Самойлов уловил в голосе Логинова скрытую иронию, нахмурился.
— Нет, я не спешу, но, само собой, длинных докладов мне не нужно, — сухо и многозначительно сказал он.
«Настроен, как и всегда, серьезно, — подумал Логинов, усаживаясь на свое обычное место за столом. — Да оно и понятно, зря бы он не, приехал. Но, черт возьми, здесь же не бюро, должен же он заговорить по-человечески».
— Я тут думал насчет телят, — начал он, желая высказать давно беспокоившую его мысль. — Сейчас они, конечно, все на ферме, но вот вопрос — до каких пор мы будем закупать скот на стороне,? Райком дал разнарядку, сколько каждому колхозу купить телят, а ведь это денег стоит. Баш на баш получается, Семен Михайлович. За что купил, за то почти и продал, откуда же доходы будут? Мы-то купили немного, а иные колхозы наполовину рассчитываются с государством за счет покупного скота. Свой надо выращивать, иначе превратятся наши колхозы в перекупные конторы, где уже тут думать о рентабельности.
— По-твоему, райкому об этом неизвестно? — суживая глаза, спросил секретарь. — А ну, скажи, сможешь ты выполнить обязательство по мясу и по выходному поголовью за счет своего скота?
— В этом году — нет. А в будущем — обязательно. Иначе какие же мы хозяева?
— Похвально, ничего не скажешь, — усмехнулся Самойлов. — А вот другие колхозы и в будущем году не смогут этого сделать. Как прикажете поступить?
— Ну это разговор длинный и всем известный, — пожал плечами Логинов. — Ликвидировать яловость, не допускать падежа, правильно организовать откорм и нагул скота… Об этом мы говорим на каждом совещании. Но пока мы будем надеяться на закупки, все останется по-старому.
— У каждого председателя должна быть голова на плечах.
— А если вы и в будущем году дадите разнарядку?
— Там видно будет. Во всяком случае обязательство надо выполнять, а как — это ваше дело.
— Не только наше, а и райкома, я думаю…
Самойлов с любопытством посмотрел на Логинова, словно впервые его увидел.
— Так как же все-таки с планом? — почти грубо спросил он.
Логинов устремил взгляд в угол, как бы прикидывая свои возможности, ответил:
— Выполним. Резервы есть. Правда, будем сдавать пока свинину, нагульные гурты подготовим к осени. Продавать тощий скот нет смысла.
— Это называется — от сих и до сих, — иронически поджал губы Самойлов. — Выходит, те председатели, которые сдают мясо сверх плана, плохие хозяева?
— У каждого своя голова на плечах… Мы выполним свое годовое обязательство, но возможности для этого создаются не за один месяц.
— Допустим. Сколько свиней у вас сейчас стоит на откорме?
— Примерно шестьсот. Не считая разовых свиноматок.
— А сколько разбазарено?
И как бы желая сверить ответ Логинова со своими данными, Самойлов достал из кармана блокнот и стал листать его.
Логинов понял, коротко улыбнулся, предупредил:
— У вас устаревшие сведения, Семен Михайлович. Не семьдесят, а сто тридцать поросят было продано на сторону. В прошлом году продали больше трехсот.
— Почему?
— Бесхозяйственность, конечно… Еще живуча проклятая привычка заиметь хоть синицу в руки, чем журавля осенью. Да и кормов не хватало. Впрочем, все это было до объединения…
Но тут же Логинов подумал, что это похоже на попытку свалить вину на других, досадливо поморщился, переменил тон:
— В общем, все дело в кормах. Над этим мы сейчас и думаем.
— Думаете? Почему же в таком случае у вас до сих пор не заложено ни одной тонны силоса?
— Ах да! Вы же спрашивали… Силосовать начали во всех бригадах, около тысячи тонн уже заложено. Но мы еще не успели об этих тоннах сообщить в райплан.
— Черт знает что! — невольно вырвалось у Самойлова, он смущенно потянулся к лежавшей на столе пачке папирос. — На эффект бьёте?
— Да нет, просто ждали пятнадцатого числа. Отчетность-то у нас пятидневная.
— Тогда вот что: проедем сейчас по бригадам, а потом я двину к твоим соседям и дальше. Придется кое-кому напомнить об ответственности. Откровенно говоря, я не ожидал, что именно вы проявите инициативу в этом деле.
— Другие тоже, наверно, не спят. На днях приезжал ко мне из района уполномоченный, шумел, давал указания, грозил вам пожаловаться. Как будто я сам не знаю, когда и что делать. Пора бы этих уполномоченных совсем отменить, а присылать, когда это необходимо, хороших организаторов. Плохому хозяину все равно никакой уполномоченный не поможет.
«Ишь ты, хорошим хозяином себя считаешь, — с прежней неприязнью подумал Самойлов. — Ну и самоуверенный тип…»
— Когда тот или иной руководитель делает промах, не вредно его и поправить, — наставительно произнес он.
«Если б только поправляли, а то ведь, бывает, сразу делают оргвыводы», — подумал Логинов, а вслух сказал:
— За добрый совет и помощь обижаться, конечно, глупо. Но и для обид причины имеются.
— В серьезных делах не приходится считаться с самолюбием отдельных лиц.
— Самолюбие самолюбию рознь, Семен Михайлович, — глядя прямо в глаза секретарю, сказал Логинов.
Тот молча встал.
Логинов набросил на плечи мокрый плащ, но тут же раздумал и повесил его обратно. Уже садясь в машину, Самойлов внезапно спросил:
— Как у тебя девчата-добровольцы работают? Жалоб нет?
Он обращался к Логинову то на вы, но на ты, и, по-видимому, это нимало его не стесняло — все зависело от настроения. Логинов это почувствовал еще раньше, при первых встречах, и решил, что сейчас секретарь настроен миролюбиво. «Сказать или не сказать?» — мелькнуло у него в голове, но тут снова заговорил Самойлов.
— Я читал про них в газете, молодцы. Думаю, сейчас надо бросить клич ко всем добровольцам равняться на ваших девчат. Я скажу Поповкину, чтобы подняли их на щит. Это же очень важно — иметь такой пример.
— Да, да, конечно, — машинально сказал Логинов, но уже в следующее мгновение проклинал себя за поспешный ответ, за трусость, за то, что в эти последние два дня в сутолоке неотложных дел забыл о Кате…