Hotel de Cherbourg, rue de Four Saont – Honore. «Я был на пороге одной из тех железных дверей, когда мой взгляд упал на особу женского пола. Поздний час, костюм ее, внешний вид, не оставляли сомнения в том, что она проститутка. Я посмотрел на нее. Она остановилась, но не в обычной вызывающей позе, а с видом соответствующим ее наружности. Это соответствие меня поразило. Ее застенчивость поразила меня и я заговорил с ней».
Наполеон Буонапарте, 18 лет, 3 месяцев от роду. 31.12.2007. Майами. Пляж. Пальма. Солнце. Океан. Топчан. Одиночество. Дичайшее. Плюс 82 по Фаренгейту. Разница с Москвой восемь часов. С Украиной семь. Слежу за временем. Ближе к четырем звоню любимой женщине, затем другу. Ближе к пяти сыну, затем другу. Затем метаться по пляжу ненавистно одинокому. Зачем я здесь? Почему? Забыл, потерял что, в этой Богом забытой Флориде?
Это называется ностальгией. По грязи, снегу мокрому под ногами чавкающему, небу серому хмуро холодному, метро толчее, подъездам обшарпаным, харчо без мяса, обману, хамству… но главное – по любимым, дорогим и близким, общению, пьянству, распутству… в Москву, в Москву!
Москва. Шереметьево два. С тех пор минуло пять лет. Мы не виделись пять лет? И я не умер? Пять лет не видеть женщину, которую немыслимо оставитьна пять минут! Вечность, пропасть длиной в невосполнимо пустые годы одиночества без женщины стоящей в жизни особняком, сразившей враз, как никто другая, целиком и наповал, печальную несостоявшуюся любовь к которой я несу как несут крест нательный свой – не на вынос, молча, потаенно, интимно, глубоко в себе спрятав от глаз посторонних.
Мы сидим друг против дружки в каменом гроте, что на противоположной от военного санатория стороне канала. Бехеревка, кой – какая снедь. Беседуем. О чем, на второй день знакомства? Внезапно, перехватив взгяд, а может взгляд и ни причем, а может его и не было вовсе взгляда никакого и в помине, скорее всего да так оно и было, лицо твое заливает краска, а на глаза, прекрасныетвои такие, навернулись слезы. О, Игорь, это было так грязно… Ну что ты, дорогая, шепчу покрывая поцелуями глаза, полные набежавших слез сладких, ведь то, что происходит между мужчиной и женщиной которых озарило взаимно не может быть грязным, низменым не может, постыдным, дурным, распутным… Души наши, потянувшиеся в одночасье навстречу, разве были они помыслами грязными отягощены как и тела в любви содрогавшиеся, лица просветленные, глаза пожирающие, дорогая, неужели бесстыжи были и они? Влеченье наше чувственное, противиться которому сил никаких как и всему, что между Адамом и Евой наедине происходит, что сутью жизни является и освящено веками, грешно разве? Крик мой словно предсмертный в тиши ночной и твое: «Тише, тише, ну нельзя же так…», постыдны неужели как и то, что каждый раз мы умираем в объятьях и воскресаем, чтобы умереть вновь и вновь… нам страшно умирать и мы криком мир оповещаем кусая губы и лица пряча в лицах друг друга…
Тебя все нет и нет и я начинаю тихо нервничать. Как всегда в таких случаях внутреннее беспокойство и напряжение выражается в непрерывном курении перемежающимся маятникообразным хождением туда – сюда взад – вперед с метанием злобных взглядов – бликов на здоровенный будильник что на фронтоне банка что на углу в месте пресечения нескольких улиц, по которым словно прожектор в ночи беспрерывно шарит мой голодный взгляд. Я знаю, ты придешь, не можешь не прийти, иначе я буду маячить там, под будильником что фронтоне и пресечении вечно, превращусь в Летучий Голландец, достопримечательность местную, ты знаешь об этом и поэтому придешь, не можешь не придти. А, наконец – то, оборвалось где – то в глубине груди сердце при виде спускающейся со стороны Старого города фигуры, и я в раз который жадно затянувшись фирменым щелчком отправил окурок словно мяч баскетбольный по дуге высоченной в бак мусорный что через изгородь.
Мы одарили друг друга улыбками всепонимающими, теми самыми, которыми встречают друг друга собирающиеся вместе провести время случайно встретившиеся мужчина и женщина, вынашивающие относительно друг друга некие свои, неведомые другому потаеные планы. «Эх чорт, уж больно хороша…» скорее тоскливо пришло в голову при внимательном рассмотрении дамы в элегантном вечернем туалете поближе «… ничего у тебя, парень, скорее всего, не выйдет» – и поднял в победоносно – призывном кличе руку. Эй, такси! ИМПЕРИАЛ!
Натужный шум мотора, короткий рывок в гору, и перед нами распахивается массивная дверь заведения, как на меня – лучшего из многочисленых собратьев подобного рода что в сказочных Карловых Варах. Тот самый случай когда форма соответствует содержанию. Причем стопроцентно. Роскошно все, включая немногочисленых посетителей. На мне легкий летний стального цвета в перемежающуюся узкую и широкую полоску французский костюм, галстук – бабочка, штиблеты соответствующие случаю, да и сам, чего уж там, недурен собою. Дама? «Смотрю, Игорь на тебя с дамой, и аж завидно. Никого по сторонам не замечаешь, за километр видно, что влюблен без памяти. Знаешь, это я тебе, как женщина скажу. Красивее чем она, в жизни не встречала». Ну, если уже сама Маша, деваха об которую не один взгляд обломал, такое заявляет…
Спустя десять лет, в таком же шикарном, полупустом, при свечах, ресторане что на Новом Арбате сидели друг против друга он и она. Отужинав, вышли на безлюдную, холодную, зимнюю улицу. Она взяла его под руку и они медлено побрели в сторону Смоленского, сели в припаркованую машину, и долго молча курили каждый думая свое. Затем он что – то спросил ее, странно как – то, в вопросительно утвердительной форме. «Знаю», коротко ответила она. Тогда он обнял ее поцеловал в губы. Так же как и тогда. Сильно и отрывисто. Затем она взяла себе и уехала, он же: вошел в гостинницу, кивком поздоровался с швейцаром, поднялся в номер, включил свет, и не снимая пальто снял телефоную трубку…
День первый
«Девушки модельной внешности скрасят ваше одиночество»
27.01.2008. Ближе к ночи.
– Детка, привет, ты не занята, можем поговорить?
– Да, конечно, нет проблем.
– Прекрасно. В таком случае напоминаю о себе (напоминаю).
– Да, дорогой, помню конечно.
– Так я подъеду…
– Жду (дает адрес), у дома перезвонишь.
Это недалеко, в пределах Садового. Сигарета, стакан, мотор! Минут через двадцать водила перезванивает.
Требования мои просты и непритязательны. Рост, вес, цвет… интеллигентность, улыбка… а важное самое – понравиться должна, вот что! Также как я ей.
Первым делом западаю на ноги. И вторым и третьим. Открытые лодочки на высоченных шпильках, бриджи белоснежные, живот оголеный переходящий в грудь пелериною полупрозрачною полуприкрытою и так же плавно в головку прелестную с прядями белокурыми на плечи ниспадающими… «Ну что же ты…», донеслось из врат Рая, и узкая ладошка привычно скользнула по отвороту пальто, «Раздевайся, проходи…».
Черный концертный фрак. Белоснежная манишка. Бабочка. Штиблеты лакированые. Рояль, из которого маэстро извлечет божественную мелодию достойную самого Создателя. Застывшая тишина зала взрывается апплодисментами. Маэстро застывает в благовейном полупоклоне. Туш. Цветы. Поклонницы.
Пляжные до колен трусы. Босы ноги. Маэстро с перекинутым через плечо рушником энергично растирает предварительно разогретые в горячей воде руки. Настраивается, концентрируется, собирается, вводит себя в раж. Через минуту – другую маэстро извлечет божественую мелодию из нагой девушки возлежащей перед ним.
Отбрасываеся полотенце – резко, порывисто. Маэстро приближается к драгоценному инструменту и начинает священнодействовать. Изначальные пасы его легки и поверхностны. Легчайшие движения самых кончиков пальцев волос касающиеся далее до стоп и в порядке обратном так же. Каждый пас сопровождается фирменым щелчком. Постепенно меняется ритм. Правая солирует, левая аккомпонирует. Усиливается давление. Ускоряется темп. Меняется направление. По часовой, затем против. Девушка разогрета, увертюра закончена.
Левая массирует шею, правая занята спиной. Никаких мазей, никаких ойлов. Обрабатываются ноги, руки, спина, ягодицы – обрабативается всё! От притока крови тело визуально меняет окраску. Маэстро начинает импровизировать. Широкие, круговые, размашистые движения чередуюются с вращающими, пилящими, дробящими, вибрирующими… Lento, allegro… Комната наполняется специфическим запахом. Опьяненный дурманом юного тела маэстро наклоняется все ниже, девушка потекла…
Приподымается ножка, одна рука перебирает пальчики, другая занята голенью. Затем другая. Бедра. Ягодицы. Спина. Шея. Вместе все и порознь. Затем в ход идут губы. Затем девушка переворачивается и все происходит в той же последовательности, но гораздо быстрее. Du bist gail – а ты похотлив, сорваным голосом удостаивает похвалы чешская школьница Маэстро и он берет ее тут же, прямо на столе.Всяк раз по разному.
Ввиду отсутствия массажного стола все выше описаное происходит, с некоторыми поправками и неизбежными варациями, стоя, но! по накатаному сексуальному стереотипу. Где – то скомкано, торопливо, не по протоколу, словно в первый раз в первый класс. Но ведь у нас вся ночь впереди. Куда спешить, скажи?
Запахнувшись в полотенца восседаем друг против друга. Выпиваем, закуриваем, чего там. Первое напряжение спало и я откровенно любуюсь ею. Есть чем (кем). «Нравлюсь?». «Не то слово… иди сюда…». Она идет и укладывае ножки мне на колени. Пьем до дна!
Пришла пора драйва. Грубо, на грани фола. Алкоголь в перемешку с виагрой зверят в самом лучшем смысле этого слова. Любовь это не нежное пиликанье скрипочки, а торжествующий рев кроватных пружин! В жизни нет никого и ничего кроме меня и этого, волею случая, оказавшегося подле динноногого существа с ниспадающими прядями, в которые я зарываюсь лицом стараясь запомнить запах их, аромат. Едино родного и близкого, заменившего мне этот хмурый московский зимний вечер мать, дочь, жену, подругу, любовницу, друга, товарища… нет никого роднее и ближе. Нет никого роднее и ближе. Спаси. Выслушай! Но мы еще так мало знакомы. Нагота и близость твоя будоражит кровь, туманит мозги, путает мысли. Я возьму тебя так тихо и нежно, как никого и никогда… мы лежим откинувшись на подушки обопрев руки под головы рассматривая друг друга. Затем смыкаемся в объятьях. Моя голова покоится на твоей груди. Тихо так, покойно. Я спасен.
После полутора лет скитаний по Греции я вернулся. Устал смертельно. Не увидеть сына означало умереть от тоски и горя. Жена открыла дверь и ни слова не промолвив вернулась в комнату. «Здравствуй папа…», робко подошел к незнакомому дяде вытянувшийся на голову малыш. Еще какое – то время я держался, затем закрылся в ванной. Снопом повалился на холодный кафель. Одинадцатиэтажный дом кирпичной кладки содрогнулся от рыданий. Скажи, как жить дальше, когда к тебе поворачиваются спиной, когда тебе так одиноко и горько.
После двух лет скитаний по Германии я вернулся. Отсидев какое – то время в тюряге. Без гроша в кармане. Длинное пальто, кепи, высокие шнурованые ботинки. Седая борода. Мальчик резвится в снежки в считаных метрах за деревьями и не узнает папу. Тот, глотая слезы, прячется за деревом. Затем дружок обращает внимание на странного дядю, прячущегося за деревом: «Папа, это ты…».
После трех лет скитаний по Южной Америке я вернулся. Жена забрала сына и ушла к матери.
После скитаний по Чехии я вернулся. С проданого жилища вывозили мебель.
Водяра. Жратва. Долго, очень долго, раздумывая о чем – то, держу в руке стакан с омерзительно пахнущей жидкостью. Затем – выливаю в раковину.
Областная психушка. Валера отсыпает горсть таблеток, на остальное выписывае рецепт.
С окна открывается чудный вид на парк. Золотая осень, верхушки деревьев слека тронуты желтизной. С улицы доносится шум. Гашу себя. Тело обволакивает странная тишина. Ты словно находишься в чреве. Листва заиграла необычайно яркими красками. Исчезло все. Нет сил ни на что. Нет сил перевернуться, встать с кровати, нет сил жить. Как я буду жить дальше? Буду ли вообще жить? Нужно ли мне жить? Для чего мне жить?
Стопы наши утопают в толщине ковра. Два любящих, преданых друг другу существа лениво перебирающих ногами. Время неудержимо клонится к рассвету и ближе к утру сказка закончится. Сказочный принц превратится (подскажите), а принцсса соответсвенно в шлюху и проститутку. Но это будет потом, а пока, а пока я увлекаю принцессу за собой…
Утро. Она еще спит. Она лежит на спине и я внимательно рассматриваю ее, словно пытаясь запомнить. Мною овладевает желание. Пока я раздумываю, она, словно почувствовав взгляд мой, просыпается. Какое – то время мы смотрим друг на друга. Затем она встает, запахивается в полотенце и уходит.
«Приходи еще…», притягиваю, целую в оголеное плечо. За спиною сухое клацанье замка напоминающее контрольный выстрел в голову. Хочется плакать.
Примерная смета расходов порядка 500 – 600 баксов.
День второй
«Приходи ко мне мой котик, покажи мне свой животик. Я когда его увижу, поцелую еще ниже»
Софи. Станция метро БАРРИКАДНАЯ. Возраст, рост, вес, цвет волос, сексуальные предпочтения…
28.01.2008. Ближе к ночи.
Честно говоря запал я на нее как кур во щип. Перекликиваю железяку и предо мною возникает предмет временного обожания. Предмет снят под углом снизу вверх. Ближняя ножка приподнята и упирается в поручень, талия изогнута (выгнута), головка повернутая ко мне лично словно вопрошает призывно: «Ну где же ты, Игорек?!..».
Проходи… Ну слава тебе, она, она самая. Господи, спаси и помилуй! Дай сил выдержать такое! Ну все. Готов. Спекся. Мама дорогая! Кто ж ее такую выточил? Но делать нечего. Поздно бить отбой. Раздеваюсь. Прохожу. Странно как – то. Кровать, правда достойная, ничего не скажешь. Правда рядом пусто, ни кресел – стульев, ничегошеньки. Я ж и говорю, странно как – то. По всему выходит сидеть будем на кровати. Лежать. А может стоять?!
Похоже меня не замечают в упор. Не видють, так сказать. Ну и делать то чего? Тут призадумаешься. Тут присядешь на край кровати достойной и притихнешь. До поры до времени, правда. Пока я то присаживаюсь, то как кот наяриваю кругали, дивуля продолжает заниматься поточно текущими хозяйственными делами. Похоже, озабочена чем то. Расстроена? Ну не будешь же лезть человеку в душу. Не партийная организация. Еще пошлет куда подальше. С нее станется.
Картина. Не Репина, сюрреалиста наших дней. На краю кроватки достойной сидит парочка Мартын да Одарочка дней наших окаянных. Мартыну уж годок какой, Одарочке на круг раза в три поменьше будет. Мартын покамест в одежинах, внученька в бикини за шпильках. Ваши действия, товарищ?!
Ну не будешь же ты, можно сказать человек в возрасте, дуралей старый и развратник, срывать сей дивный цветок удовольствий как некогда генеральшу на мусорке. Ой, тут подход нужен. Ой, тут Шекспиру делать нечего. Ой, да мы справимсяяааа. Ой, да нет таких крепостей, которые бы не пали перед большевикааами. Ой, да мы очарууууем. Ой, да мы завоюуууууем. Дальнейшие события развивались в точном соответствии с очередным бессмертным перлом человека прожившего в атмосфере нефти и газа. «Сроду такого не было, хотя всё было как всегда».
Оказывается, и кто б помыслить мог только!, новейшие технологии совершили революцию не только в области панельного домостроения и разедении бройлеров. Как далеко рванула наука и практика! Как безнадежно отстал дикий Запад! С чувством глубокого удовлетворения константирую. Ура! Мы впереди планеты всей!
Со стороны мы похожи на рыбаков, присевших в непогоду на лавочке, разве, что без удочек. Рыбаки сидят тесно и чинно прижавшись друг к дружке накрывшись одеяльцем. Когда одеяльце начинает сползать с рыбака – рыбка заботливо поправляет его, а когда одеяльце спадает с рыбки – то одеяльце поправляет уже рыбак.
«Ай да Сашка, ай да сукин сын!» – сам себя похвалил Александр Сергеевич. Ай да Григориус, ай да сукин сын! Недаром говорят, мастерство не пропьешь!
«Ты все делаешь правильно…», выдохнула крошка, когда мы уже начали выдыхаться. Правильно! Я иду верным курсом, товарищи! Едино правильным! Свистать всех наверх, всех тех кто не в ногу, кто сбился, попался на удочку, стал жертвой голосов, происков, диверсий… присоединяйтесь, присоединяйтесь, присоединяйтесь… и не только пролетарии…
Слишком хорошо, тоже не хорошо. Пора. Упаковка не дается, выскальзывая из влажных от выделений пальцев. Дюймовочка приходит на помощь и делает все как учили в школе. На какое – то мгновение замираем. Далее ловится ритм правильный который тут же переводится в неаправильный. От piano до forte, от pianissimo до fortissimo. На одной из таких иссиммо молочные зубки впиваются в кисть, а фарфоровые в плечо. Как всегда в таких случаях теряю сознание. Но ненадолго, не переживайте вы так.
Девушка слегка приподнята на подушке, ноги так же слегка приобнимают мой торс. Мы уже успокоились. На память приходит маркиз, да не тот, который Карабас, а тот самый с приставкой де – нашедший свой последий приют на груди у юной незнакомки. Делюсь, и слышу в ответ: «Ой, только не умирай на мне!». Прикидываю годы наши, и выходит – та, которую собираюсь осчастливить, еще далеков проэкте. Какие наши годы!
Руки его покоятся у нее на бедрах, ее – покоятся у него на плечах. Голова его уткнулась ей в плечо, ее – свободна и независима. Губы его перебирают ее волосы, ее – сомкнуты и неподвижны. Дыхание его горячо и прерывисто, ее – спокойно и умиротворенно. Замри мгновенье – ты прекрасно! Но жизнь сволочна и безжалостна. Непрестанно вертятся светила, в ритме безумном словно наперегонки мчатся стрелки часов. Предрасветная мгла закрадывается вглубь и преломляясь в бликах ночника отбрасывает непропорционально длинные, какие – то фантасмагорические тени. Он и она заинтригованы. Медленно вращаясь с любопытством рассматривают на стене танец теней своих. Затем останавливаются. В профиль.
Он опускается на колени. Голова его где – то на уровне живота ее. Затем ниже. Затем еще. Затем его голова возвращается в изначальное положение и нога ее обвивает его шею. Руки ее обхватывают его голову. Затем месторасположение ног меняется.
Затем встает он, а она преклоняет колени. Теперь ее голова где – то на уровне живота его. Затем ниже Затем еще. Затем действо замирает. Руки его обхватывают ее, волосы собираются в пучок и отбрасываются в сторону. Голова несколько приподымается. Ему нравится рассматривать ее лицо с закрытыми глазами.
Живот втянут, мышцы ног напряжены. Пальцы массируют мочки ушей. Через некоторое время голова его наклоняется и он что – то ей шепчет на ухо. Та отстраняется и открывает глаза. Словно пребывая в оцепенении, смотрит, затем он наклоняется вновь и о чем – то просит ее. Просьба выполняется и две настенные фигуры вновь сливаются в одну. Еще какое – то мгновенье, и как в пляске Святого Витта контуры его фигуры ламаются, она совершая судорожные, лишеные всякой логики непоследовательные движения, распадается, тело начинает бить дрожь и он обессилено падает на колени, две размытые фигуры вновь сливаются в одну.
Спать. Девушка прижимается своим тельцем и ее горячее дыхание обдает мою шею. Беру обнимающую меня руку в свою. Перебираю пальчики. Прижимаю к щеке. Постепенно дыхание затихает. Тихо доносится музыка, из приоткрытого окна ветер тихо колышет гардину. Чертик, намалеваный на китайском ночнике, подмигивает мне. Я отвечаю тем же и смеживаю глаза. Эрос наконец – то выпускает меня из своих объятий и передает Морфею.
Прихожая. Ритуальный поцелуй в оголеное плечико. Обещаю вернуться и долюбить. Девушка не возражает. Я приползу на коленях через океан, обещаю.
Направо, налево, и вот я уже на проспекте Космонавтов. Желудок схватила голодная спазма. Ныряю в первую попавшуюся на глаза забегаловку.
Примерная смета расходов порядка 500-600 баксов.
День третий
«Народ требует бухла, травки, баб и игрищ. Мы это ему даем»
29.01.2008. Ближе к ночи.
Звоню. «Как же, помню… прощебетали на том конце провода…укладываю волосы, буду через час. Перезвоню. В твоем распоряжении два часа, и будь любезен, приготовь (указывается сума, котрую предстоит приготовить любезному)». В выше означеное, у нас все по военному! время телефоно – дзинь! Буду минут через 5 – 10. Форма одежды шуба. Черная. Норковая. До пят самых.
Глаз – алмаз. На шестом чутье подхожу к трапу. Протягиваю руку. Из дверцы высовывается ножка в высоком сапоге, затем норковая шуба черная до пят самых с волосами платиновыми. Подхватываю сокровище на лету и несу словно дитя родное в гостинницу. Около лифта нас перехватывают аж два цербера. Церберы – гнусные слуги сталинизма с тоталитаризмом – интересуются, чем таким интересным будут заниматься молодые люди в нумерах. Я уже основательно загашен, надо же было как – то коротать целых два часа!, поэтому культурненько, так вежливенько высказал сатрапам всё, что накопилось в душе за долгие годы произвола, отсуствия демократии, и посягательства на личную жизнь. Затем вспоминаю НАЦИОНАЛЬ, ТАТЬЯНУ, и торможу. Не так, чтобы просить пардону, но торможу. Тут тебе не Америка, здесь климат иной!
Под шубейкой у сокровища блузончик пастельных тонов и такого же цвета шейный шарфик. Премило просто. Девушка оказалась не только со вкусом, но и с шармом. Если вчера меня встретила ледяная глыба, айсберг, верхушку которого титаническими усилиями сопоставимыми разве что с годами индустриализации и коллективизации вместе взятыми удалось растопить только ближе к первым петухам, то здесь – о! здесь у нас наоборот всё складываеся! Есть таки правда на свете белом! Сокровище закорешилось со слов первых. Кто сказал, что нет любви с первого взгляда? К барьеру!
Пиемо, гулямо, танцовамо. Совсем как в Польше. Пей до дна, пей до дна, пей до дна! На брудершафт!
Но я же не смогу заниматься сексом, взмолилось платино – норковое сокровище. А это мы еще будем посмотреть, и – хвать за приглянувшийся шарфик.
В углу пенала, именуемого номером гостинничным с окнами на МИД (200 баксов в сутки, охренеть!) какой – то доморощеный Корбузье взял да впаял зеркало, такое же тощее и худосочное как и кровать. Кому нужна такой кровать?!
При известном напряге фантазии, игры воображения, обычный канцелярский стул вполне может заменить собою ложе любви. Демонстируется высший пилотаж эквилибристики, джигитовки и даже жонглировки – наглядное свидетельство нехилого уровня физической подготовки участников действа. Форма одежды спортивная. Сапоги на шпильке да кокетливо повязаный бантиком пастельных тонов блузончик на тонкой шейке. Вышло очень даже романтично, а главное самое будет то, что без травм обошлось – вот что! Никто не зашибся, не ушибся и не убился. И даже стул не сломался!
Как мы тут развеселились. Как мы тут раздухарились! Расшухерились, распоясались, напились и в койку завалились! Ух!
После экстрима такого, я, надо ж понимать – человек в возрасте!, готовюсенький, можно сказать, в смысле готовый к употреблению дальнейшему.
Гулены вываливают в холл. Выпадают на улицу. Ночь. Темнота. Огни. В душе фанфары. Роднуля прихватила меня под мышку и кажется не собирается отпускать. По крайне мере до следующего вызова. У нас час – другой свободного времени. Заруливаем в заведение. Я как всегда голоден словно пес бездомный, да и на грудь давно пора принять, сокровище целомудрено воздерживается, ведь ей же еще предстоит заниматься сексом! Ей! А мне?! Сама мысль, что кто – то, где – то, когда – то, с кем – то, будет заниматься этим самым зловредным сексом, в то самое время, когда ты, всё еще отягощенный казначейскими билетами, будешь уныло мести штанинами Кутузовский, может свести с ума любого. Или, тут копай глубже – даже в могилу.
Звонок от очередного клиента. Официант. Счет. Улица. Мотор. Родное существо притягивает меня за шкирку, целует как в последний раз. Мерси буку. Фьюиить!
Мотор. Гостинница. Телефон.
– Алло!
– Аллёёёё!
– Детка, это массажный салон «Волшебная сказка?».
– Нет, это будет у нас «Вулкан страстей!».
– Тоже сгодится. Адрес?!
Стакан. Сигарета. Мотор.
Это где – то недалеко, за углом, напротив (совсем страх потеряли, Посольства американского). Но нет массажного удовольствия искомого ни недалеко, ни за углом, ни напротив, ни далече. Водила начинает вызванивать. Что, угол Нового Арбата и Новинского? 9 дробь 30? Полный вперед! И опять мимо. Что, не 9 дробь 30, наоборот – 30 дробь 9? Полный вперед! И опять мимо! Что, на Новинском, а не на Новом? Ах, мать вашу диспетчеров молдавских! Стакан, срочно причем, иначе массаж будут делать вам вместе всем взятым включая диспетчера. Сколько, сколько вас там? Восемь, говорите. Можно выбирать? Вы будете смеяться, но я выбрал именно диспетчера. Диспетчерицу, так сказать.
Ночью поздней в утро раннее плавно перетекающее на пресечении Новинского с Новым замаячила фигура безукоризненно одетого джентельмена непонятных лет, наружности, национальности, рода занятий, места жительства, вероисповедания… Мало – непонятный джентельмен вышеозначеных характеристик тяжело спустился в подземный переход, что на пресечении и с превеликим трудом приступил к своему, не убоимся слова этого, историческому восхождению. Дело в том, что джентельмен пребывал в коме. Не диабетичекой, не почечной, и даже не алкогольной – сексуальной.
Примерная смета расходов – порядка 500 – 600 баксов.
День четвертый
«Не пора ли отдохнуть и к нам в гости заглянуть? Роскошь, страсть и красота будут только для тебя!»
VIP, Красные Ворота, центр.
31.01.2008. Ближе к ночи.
Со старинным френдом Александром допили все, что горело, затем спустились в бар. Два раза скромно врезали по беленькой. После чего старинный френд почалапал как всегда в таких случаях в лоно семьи, я же как всегда в случаях аналогичных – рванул к блядям.
Значит так, загибает пальчики красотка. Перечень услуг у нас следующий: на первое, второе, седьмое… я начинаю путаться, но красотка сама любезность, внимание и доброжелание, наша песня хороша, начинай сначала, на первое, пятое, десятое… Будь попроще, сказал я сам себе, и люди к тебе потянутся, и ткнул наугад в пятое – десятое…
Джакузи. Наливается водица температуры оптимальной самой, льется шампунчик, лосьенчик там, одеколончик всякий разный, замес производится словно на стройке, ей Богу!, возмутительно где – то даже, вообще чети что творится, безобразие сплошное. Та, что сзади меня будет занимается тем, что сзади, а та, что спереди, тем, что спереди. Надеюсь, выражаюсь предельно ясно. Кому чего до сих пор непонятно прошу поднять руку. Затем выйти из зала. Я ж и говорю. Безобразие полнейшее. Но я человек подневольный. Ко всяческим изгалениям привыкший. Но после букета Абхазии, ничего, терпимо. Шуровали они манером таким минут этак аж с десять, затем я задергался весь из себя, затипался и задрыгался напоследок прежде чем обмякнуть, но девушки добрыми оказались, отзывчивыми такими, ласковыми, не дали потопнуть в джакузной пучине. Та, что сзади, ну прям по матерински начала мне голову непутевую поливать водицею уже прохладительною, потом взяла ее да и намылила. Та, что спереди тоже что – то всё намыливала, да за давностью летов не упомнить чего. Я ж говорю: букет Абхазии. Коньяк, вино, водяра. Водяра в два присеста.
Скажите, а меня в цугундер не запакуют, если я возьму и обнародую оздоровительную процедуру за порядковым номером десять? Да что вы говорите такое страшное? За милу душу! Ну, не, тогда годить будем. Чао какао. Привет из Анапы.
И так, я знаете, впечатлился, что решил залечь на дно. Переспать до утра в гостиннице. Обдумать, так сказать, положение создавшееся.
Примерная смета расходов порядка 200 – 300 баксов.
День пятый
«Брюнеточки! Блондиночки! Дамы! Дамочки! Девочки! Красавицы! Куколки! Подружки! Очаровашки! Милашки! Россияночки! Длинноногие! Молоденькие! Хорошенькие! Студенточки! Москвички! Провинциалки! Недорого! Доступно! Круглосуточно! Везде!».
31.01.2008. Ближе к ночи.
В голове, особенно ближе к ночи, наполеовские планы роятся. Настырно так, жужжат прямо. Согласно планов громадья прикупаю (Интернета ему, идиоту, мало) журнальчик для тех кому не вредно. Мамочка дорогая!
Ксюшенька обожает все. Зато Анжелика все умеет! Светик очарует. Аленушка не разочарует. Дашенька способна на многое. А вот у Катюшеньки полным полно всякого рода игрушек. Юлечка темпераментна и гостеприимна. Вероника опытна и ненасытна. Влада в совершенстве владеет своим телом. С Маринушкой не соскучишься. С Амалией не состаришься. С Виолетой помолодеешь. С Полиной не пожалеешь о проведеном времени.К Инне вернешься навсегда. Настенька исполнит любой каприз. Милочка любой стриптиз. Ева ласкова и очаровательна. Ася обладает неподдельным шармом. Диночка – ну просто куколка! Виолета интересуется состоятельными. Машенька скучает. Лиля нежна и очень ласкова. Вера до сих пор не может решить с какой стороны она лучше. Кира весела и беззаботна. Ольга молоденькая. А вот Жанна в зрелом возрасте. У Влады главное достоинство – высокая грудь. У Наташи – попа. У Алины – ноги. Ксения подарит незабываемую встречу. Варвара добра и искрененна. Вера обращается к вам с верой и любовью. Раечка просто тростиночка. Леночка лапулечка. Сонечка любит мужчин и бабочек. К Ире – со скидкой! А вот Лорик берет дорого! Инесса ждет своего принца. Жасмин составит компанию состоятельному джентельмену знающему толк в сексе. Светик пощекочет хлыстом. Сабина напоит чаем. Альбина кофе. Мишель негритянка. Дженевьева мулатка. Юко азиатка. Камилла и Милла сестры близняшки. Если вам остобрыдло кантоваться в аду – милости просим в рай к Милене!
Жду тебя, мой милый котик… Окружу заботой и лаской… Вскружу голову и доставлю незабываемое удовольствие… Скушай сладкую сексуальную конфетку… Я хочу тебя съесть… Квартира оборудована сигнализацией, денег и ценностей нет… Шикарня красавица с огненным темпераментом. Со мной ты позабудешь обо всех и обо всём… Нежная, словно заря… Развратная кошечка, но с острыми коготками… Обладательница зрелых пышных форм… Ни грамма лишнего веса… Для тех, кто не любит излишней худобы… Поимей очаровательную дюймовочку… Фото мои, на 100 %… Сладкая как персик, горячая огонь… Страстная мадам играет в любые игры… Жду ценителя молодого тела и небритой киски… Самые искушеные эротические наслаждения Востока и Запада… Спортивная и гибкая, с незаурядной фантазией… Его руки ласкали его усталое тело… Ну просто прелесть… Действительно увлечена своей работой… Большая грудь пятого размера… Я уже не маленькая девочка… Юное, развратное дарование… Тащусь от минета и экспериментов… Приятно удивлю… Слегка наивна… Немного романтична… Немногословна, обаятельна… Таинственна, сексапильна… Женственна, темпераментна… Умна, красива… Сад самых сокровенных желаний… Ежедневно с 12 до 16… Отличаюсь серьезностью взглядов… Кроме секса все пофигу… Высшее образование, прекрасные манеры… Не торопись расстегивать штаны, они и так разорвутся… Стоит только позвонить… Позвони, и мы обо всем договоримся… Я жду звонка… О Боже, как же я люблю мужчин!!!
Снегурочки от Деда Мороза. Просто снегурочки. Столичные штучки. Лучшие девушки Москвы. Провинциалки. Студентки москвички. Горячие девушки. Кокетки. Модели. Скорая секс помощь. Вызов.Эскорт. Круглосуточно. Круглогодично. Любые формы. Любой бюст. Все виды отдыха. Интима. Приходите. Приезжайте. Прилетайте. Заходите. Звоните. Спешите.
Расслаблю. Согрею. Пригрею. Очарую. Завоюю. Укутаю. Зацелую… Вика, Шура, Саша, Маша, Матильда, Еллеонора, Еля, Поля, Рима, Соня, Мура… кто в состоянии выдержать это, спасите, помогите, сил никаких, но деньги еще остались, держаться будем, до последнего, держаться…с ума сойти…
Времени, сами понимете, в обрез. А тут столько Шур да Мур вне поля зрения, так сказать… Галлюцинации начались. Шуры смешались с Мурами, а Муры с Шурами, Розы с Варварами, а Ксюши с Хрюшами… Оздоровить меня вызвалась москвичка одна кореная, что с Малой Грузинской. Вызвалась провести сеанс психотерапосексуалистический. Ну и как откажешься. Звонок последней надёжи.
Встретило меня премилейшее, доложу я вам, созданьице с плейбоевскими ушками, что на макушке. Ой, зайчик, я так рассеяна, что забыла снять ушки и приодеть исподнее. Но я гляжу так, что мой наряд тебе, котичек мой сладенький, нравится. Давай будем как на карнавале. Ах, карнавал, карнавал, карнавал… ну не будь таким букой, красавчик, давай потанцуем, так, обними пташечку свою, так, покрепче, ух, какой ты у меня разратничек, ой, умничка ты мой ненаглядный, так, теперь я обниму развратничка, а теперь со стороны спинки обними баловник ты этакий, ручки можно пониже, теперь я обниму касатика, пупсика такого сладенького, ух как я по тебе соскучилась… Ах карнавал, карнавал, карнавал, музыка, песни и танцы…
Аналогичный случай, други мои, произошел не в поселке городского типа с поэтическим названием Смородиново и даже не в Конотопе славящимся своим славным транспортным прокурором, а в не менее родном Буэнос – Айресе.
«Человек раб своих привычек…» – изрек некто из великих, «…пусть хоть некоторые из них будут полезными». Повадился я, когда денежка дурная завелась, по заведениям да по гражданкам разным шастать. Исключительно в качестве лечебно – профилактической меры против Кафару – черной тоски солдатской. В голове с периодичностью системы Менделеева чего – то там происходит в смысле реакции цепной щелкает, дзинькает, замыкается и размыкается, клинит короче по черному, что и есть сутью тоски черной солдатской Кафар. Непреодолимая сила которой тянет сначала к вискарю, а уж затем (затем) в бордель на Реколетту к очередной сеньйорите сердца.
Японка. Где Аргентина, а Япония где. Вопросов нету. Украина посредиине. Да, так вот, японка, япона мать, что в далеком городе Буэносе. Не последний человек, далеко не последний, но куда ей до затейницы с плейбоевскими ушками что с (чуть не написал Большой Дороги) Малой Грузинской! Люди которые добрые, до вас взываю! Я уже было помирать собрался, а тут нате, как огурчик. Я, и писюнчик. Оба как огурчики.
Лежим, расслабляемся. А ты – это она – мне (не вру, ей Богу!), еще того, ничего в смысле, не чета нынешним пропутинцам – засранцам и вообще комсомолии нынешней. Тогда я начал пальцы загибать – разгибать. Так, первая ночь – угу, вторая – ого, третья – туши свет, четвертая – бросай гранату, пятая – только начинается. У меня по плану, тут я зайчику по секрету на ушко – еще пару разочков в гости наведаться, это у меня по программе минимум запланировано… Тут она как разволнуется, как запричитает, заголосит как. Ой родненький, ой миленький, ой оёёё ёй, уж не внучек ты будешь самого Гришеньки, ой не покидай, ой не уходи, ой не обездоль… Не могу никак– с, ответствую, план понимаешь это святое, это никак порушить невозможно, это кровь из носу… лежим так переругиваемся лениво. Вдруг, дзинь, как у нас в Аргентине говорят – телефоно. Ну мне то дело какое, лежу куру. Мне то дела никакого, а зайчику то до всего дело есть. Короче говоря берет она длань мою ослабленую да прилаживает аккурат к кладезю своему огнедышащему. И глазками так и мругает, так и мругает. Мол, давай, Гришенька, пока я тут государственной важности дела решаю, ты уж подсоби, не подкачай, флоту не опозорь… Перестройся, одним словом, и – действуй!
Иду на ВЫ! Вызов принят. Еще посмотрим, кто первый слабину выкажет, пардону запросит, флаг белый выбросит, дрогнет, вздохнет, глазы закатит… Даром мне что ли высокое начальство писало, заслужено: «Морально устойчив, выдержан, военную тайну хранить умеет!» – во как.
Нынешнее поколение видело патефон разве что в кино да музее. И никогда не слышало как бодрая Рио – Рита потихоньку сбавляя обороты начинает шепелявить перед тем как взвизгнув напоследок иглой заткнуться навсегда.
Но бывает и с точностью до наоборот.
Крышка телефоно захлопнута, само оно отброшено куда – то в угол, и тут зайчик порадовал меня еще одной фишкой своего загадочного характера, изрыгая из своего еще детского ротика похабные, распаляющие меня все больше и больше, до изнеможения полнейшего – матюки.
С виду тебе – ну чистый ангел небесный!
Ты приходишь весь из себя в таком итальянском, весь сам из себя такой французский к VIP, а там, прости Господи – маруха дежурная, деревня молдавская. Подстава, опять подстава!
– Инусик, лапусик, это ты?
– Я, мой дорогой, ну кто же еще… ну когда же ты приедешь…
– Стакан. Сигарета. Мотор. К Инусику! На крыльях любви к Инусику! Кутузовсвий. Шарпаю дверную ручку. Та отрывается и остается у меня в руке. На Кутузовском! В доме с мемориальной доской! Средь мглы и тьмы Кутузовского педставляю себя на 7 – ой Авеню и меня начинает трясти. Ошарашеный до самых душевных глубин завожу руку в дырищу и открываю дверь изнутри. Вспоминаю Райкина, гробницу, бычки, томаты и меня начинает трясти от приступа гомерического смеха. Так трясуще – типающийся, в опилках, щурупах, бычках, томатах, предстаю пред светлые очи Дивусика. Лапусик как присела со смеху, так чуть не уписалась.Лапусик да не тот. А где свет очей моих Инусик?
– А Инусик на выезде.
– Так чего ж ты мне блин, голову морочила?!
– То не я, то диспетчер…
– Валидол. Мотор. Стакан. Телефоно.
– Алеее! Динусик, это ты?
– Я Солнце мое!
– Точно ты? Идентифицируй себя. Соушел, зип код, последние три цифры кредитки…
– Она, она!, всё, всё сходится. На крыльях любви лечу к Динусику.
Самый центр. Чехова. Подъезд. Этаж. Мусорные баки. Прихожая. Ободраные обои. Какая – то бурка, засмальцованый малахай и то ли дворницкие то ли милицейские сапоги. Вспомнили фильм ВА БАНК? Я вспомнил.
О Боги всемогущие! Чем и когда я вас прогневил?
Нитроглицерин. Мотор. Гостинница. Сигарета. Стакан. Телефоно.
– Элюсик, это ты?
– Я котичек, ну где ты до сих пор шляешься? Если заместо Элюсика мне заявится очередной левый Марфусик с выводком из молдавской деревни, кондратий жизнелюбу гарантирован.
Но не хватил кондраша аскета и стоика в одном лице ни на Чехова ни на Прудах. Хотя было желание в них утопнуть. Но как утопнуть при знаках денежных, вот в чем вопрос? Надо ж было их куда – то пристроить.
Пьянючий, грязнючий, с забрейтаными штанинами и в заляпаных штиблетах заявляюсь яко ангел в отель, что напротив. Швейцар в адмиральских лампасах берет во фрунт. Вперед, вперед, вперед, вперед… словно под алым стягом… рулю едино верным курсом к стайке молодиц призывно машущих ручками. Рыбка рыбака вижит издалека!
Местов свободных нету, наглюче тащу стул с соседнего стола и плюхаюсь. Рыженькая напротив одобрительно кивает рыженькой головкой. Дежурно одарив присутствующих дежурной улыбкой зацикливаюсь на рыжкнькой. В шесть секунд вопрос решен.
Эти глаза напротив… калейдоскоп прекрасных глаз… за этот взгляд я всё отдам… глаза подернуты туманной дымкою… а на глаза навертывались слези… рыжая, рыжая, ты на свете всех милей, рыжая, рыжая приходи ко мне скорей…
Вина, вина, всем вина! И за соседний стол тоже. За знакомство. За любовь. За любооовь! До чего бы хорошо, кто бы знал. Пьяная эйфория переполняет старого мудака. Так хочется любви. Ах ты ж Боже ж ты мой, если б кто знал, как хочется любви! Рыженькая знает. И блонда, что справа. Эх, если бы не рыженькая… Прическа а-ля гитлерюгенд, живот оголеный, да и прочии достоинства, не к ночи описывать. Взять двоих?
Было дело. По молодости. Беру. Заваливают трое. Третья в нагрузку. И смех и грех, хоть стой, хоть падай. Попадали, а чего делать было? Чего оно по молодости только не было?
А еще припомнилась кроватушка чахоточная, стул расшатаный, подоконник неустойчивый. Не потянешь ты ношу эту неподъемную Гришутка дорогой, угомонись, смири гордыню, как не прискорбно осознать такое, хватай рыженькую, и с Богом.
Подхожу к стойке. Я даже пальто не снял. Бармен водит ручкой по монитору. Подозрительно долго. Затем протягивает счёт. От которого темнеет в глазах. Штирлиц точно бы грохнулся. Я и бровью не повел. Пальтом чувствую на спине взгляд рыженькой.
Прощаюсь с дамами света. Мы уже успели напиться, наговориться, сдружиться. Со всеми бы переспал. До чего хороши, стервы. Одна краше другой. Но нельзя объять необьятное, как учил все тот же Сенека, и я увлекаю рыженькую.
Гардероб. Рыжуха ломит гонорар. Напоминающий смертный приговор. От которого темнеет повторно. Ну, и… будешь праздновать труса? Фраерком обернешься позорным, фуцелем недоделаным, мудозвоном. Скажешь дежурно мол икскьюз ми, миледи, вы меня превратно поняли, я и в мыслях не держал. Намерения мои не простирались дальше творческого диспута о философских воззрениях Августина Блаженного раннего… Ах мой милый Августин, Августин, Августин… Так какого же ты, гад ползучий, плешь кудрявая, по ручке гладил, в глазы самые зазыривал, все ушки прожжужал, мол, рыженькая рыженькая… все блондиночки и брюнеточки очень даже хороши, но состарятся, но состарятся, даже черту не нужны… А кроме того запал. Ну просто запал! Не крашеная. Оно по коже видно. Я хоть и пьянючий, но что мне надо узреваю глазом чуть ли не соколиным. Тело матовое. А пальчики! А ноги!!! Да там ноги одни на столько тянут, что доктору Гальперину за жинь не потянуть.
Вина в номер! Калифорнийского? Не, требуем чилийского! Цветы! Ну и что, что среди ночи! Екала мане! Понеслась посреди ночи душа в рай!
Примерная смета расходов. Мама, возьми меня обратно!