Сообразительный тролль быстро понял, в чем заключается основная проблема его нового начальства. Правда, сам он проблемой это не полагал. Его интересовали всего два сугубо практических вопроса: с кем предстоит война и на когда она назначена?
Не говорите мне, что эта проблема сложна. Будь она проста, не было бы проблемы.Фердинанд Фош
Оценив лаконичность нового сержанта, Такангор кратко отвечал:
— С демонами Преисподней. Через девять дней.
— Обожаю сжатые сроки, — сказал Агапий. — Это мобилизует.
Карлюза занес и данное высказывание в свою тетрадку. Он всерьез готовился войти в историю, и пренебрегать лишним афоризмом с его стороны было крайне неразумно.
— Вы думаете, что успеете за это время набрать войска? — искренне удивился Зелг.
Лилипупс посмотрел на него с сожалением, как смотрел на всякое существо, у которого в армии нет перспектив, но резко упрекать в недоверии не стал. Время от времени у него мелькала мысль, что этому бы некроманту да хорошего сержанта, вроде него, и из юнца вскорости вышел бы толк. Потенциал в нем есть. Но в небольшом собеседовании, которое провел генерал Топотан, отдельным пунктом значилось, что они работают на герцога да Кассара, великого некроманта и прославленного вождя. Поскольку его высочество — при всех его неоспоримых достоинствах — тяжко страдает гуманизмом и пацифизмом в особо сложной форме, то в подробности его не посвящать; со всем соглашаться; кивать и кланяться. Кровавые подробности не упоминать ни в коем случае, а если разговора о насилии не избежать (все-таки тема специфическая — война), то, по возможности, всяко щадить чувства мессира Зелга.
— И с таким вождем вы предполагаете идти в бой против адских легионов? — усомнился было сержант.
— Отставить панику и сомнения! — посоветовал Такангор. — Голову оторву и пущу на ляпики. Руки выдеру с корнем. Что в разговоре с милордом герцогом должно звучать приблизительно так: «Я вдохновлю вас на битву!» или «Я буду убедителен!» Ясно?
— Абсолютно!
— Вот и хорошо.
И теперь, уже подготовленный к беседе с повелителем, тролль уверенно ответил:
— Мир полон новобранцев. Просто не все из них об этом знают.
Зелг, не так давно на собственной шкуре испытавший справедливость подобного замечания, подумал, что в этой шишковатой голове, под этим несокрушимым лбом, оказывается, спрятан мозг философа.
Теперь Лилипупс обсуждал со специалистами условия предстоящей работы.
— Во-первых, — загибал он огромные зеленые пальцы, похожие на толстые корни, — нам необходима скорость. Посему прошу выдать в мое распоряжение практикующего мага, сведущего в заклинаниях порталов и хорошо знакомого с географией Ниакроха, либо магический кидацл. Кидацл даже лучше — маленький, молчит, всегда с тобой и не пытается тебя перепить на каждой остановке.
Зелг, слыхом не слыхивавший ни о каком кидацле, обратил грустный взор к Думгару. Вот уж кого нельзя было повергнуть в смущение такой пустяковой просьбой.
— В сокровищнице есть кидацлы трех видов, — невозмутимо доложил он. — Аздакского производства с ограниченным радиусом действия; таркейские — со знаниями языков, сообразительные, однако жутко разговорчивые. Все щебечут и щебечут — хуже влюбленных амазонок. А также пара желвацинских — эти самые лучшие, высочайшего качества, на неограниченное число персон, и я бы рекомендовал их, когда б не редкостная стервозность характера. Что вы выберете?
— Последний, — не колеблясь, отвечал тролль. — А характер меня не пугает. Еще чего! У меня у самого характер.
Галармон быстро и мелко затряс головой, подтверждая эту мысль.
— Страховка нужна? — деловито спросил голем.
— Когда в юности я работал туристическим агентом, мы с крайним непониманием относились к желанию клиента застраховаться.
— То есть — нет.
— То есть — да! Обязательно! Уж я-то знаю, что может произойти в пути. Попрошу полный комплект полисов, включая страховку от отравления незнакомой пищей в случае, если я не имел возможности от нее уклониться.
— Это как? — уточнил Зелг.
— А так. Однажды я вербовал новобранцев в Бангасоа, а там не станут доверять гостю, пока он не отобедает с хозяевами и не выпьет с ними.
— Хороший обычай, — ухмыльнулся минотавр, думая, что стоило бы ввести нечто подобное и в Кассарии.
— Хороший, — согласился тролль. — Только есть нужно отравленное мясо пустынных змеев, а пить их яд. Умрешь — твои личные проблемы. Выживешь — бангасойцы твои друзья навек. И сразу наливают круговую. Того же напитка.
— И как у вас прошло знакомство? — заинтересовался Думгар.
— Нормально. Это был один из лучших полков — отчаянные ребята. За, одну рупезу горы могли своротить. До сих пор горжусь ими.
— Итак, — подвел итог голем, — я записываю: один желвацинский магический кидацл. Что еще?
— Нужно найти мою бормотайку.
— Непременно! Обязательно! — заверил его некромант. — Как же без бормотайки? Непозволительно. Думгар, а что такое бормотайка?
— Полагаю, личное оружие сержанта, мессир.
— А что это еще может быть? — изумился тролль. — Хорошая такая бормотайка, увесистая. Рукоять из берцовой кости дракона, шипы — из клыков. Боевой трофей. Добыл во время атаки на Тут-и-Маргор у…
Такангор внушительно глянул на сержанта с высоты своего исполинского роста.
— У одного… владельца, которому она больше не нравилась. Я предложил ему выгодный обмен.
— Похвально, — сказал Зелг. — Я убежден, что всегда разумнее договориться по-хорошему, чем действовать силой, и рад, что вы разделяете мои взгляды. И я, конечно, понимаю, что она дорога вам как память о славном боевом прошлом, как своего рода символ. — Каждое его слово заставляло и без того пучеглазого тролля все сильнее выкатывать глаза. Казалось, еще чуть-чуть, и они вылезут из орбит. Лилипупс впервые ознакомился с такой оригинальной трактовкой оружия. — Только где же ее найти?
— О, — Галармон махнул рукой, — это проще простого. Знаменитая бормотайка сержанта Лилипупса до сих пор хранится в Булли-Толлийской военной академии, в Наглядном уголке Беспардонного назидания, среди боевых знамен, наград и прочих дорогих нашей стране предметов. Напишем в столицу — ее завтра же привезут.
— Решено, — кивнул Думгар. — Деньги на дорогу я вам подготовлю. Это все?
— Мне бы добровольного помощника, — попросил Лилипупс, отдышавшись. — Чтобы ввел меня в курс дела. Что да как, пока я отсутствовал под могильной плитой. Какие новости? Что делается на свете? Мне необходимо попасть в струю.
Воцарилось молчание.
— Желающих отличиться нет, поэтому придется прибегнуть к силе, — вздохнул сержант.
— Зачем же? — расстроился Зелг. — Милорд Галармон, может, вы направите кого-то из своих рыцарей, кто был знаком с господином сержантом еще до… ну, вы понимаете… этого трагического недоразумения.
— Да, да, конечно, — отвечал Ангус.
Талант руководителя состоит в том, чтобы быстро принять решение и найти человека, который его выполнит.Перефразированный Дж. Г. Поллард
Мы не можем утверждать, что отставной генерал был человеком мстительным. Но все же развязное поведение капитана Ржалиса сильно отравило ему последние дни. И потому свой выбор он остановил именно на нем.
— Капитан!
Могучий рыцарь покачнулся, но выстоял. Его рука зашарила у ремня в поисках спасительной фляжки.
Тролль внимательно к нему пригляделся и внезапно расплылся в хищной ухмылке:
— А, рядовой Ржалис!
— Капитан, — едва слышно поправил тот.
— Сколько времени я был мертв? — спросил тролль.
— Десять лет восемь месяцев и шестнадцать дней, — без запинки отвечал бедняга.
— Вот-вот, за этот срок вы обязаны были дослужиться как минимум до полковника! Все дам-с окучивали?
— Я…
— А я вас не спрашиваю. Я сам все про вас знаю, как облупленный. Ну ничего, вы у меня быстро пойдете в гору. Я снова здесь, и я за вами наблюдаю. Готовьтесь к отбытию. Через час выступаем. Вы будете встречать каждый новый день с радостью и содроганием!
Судя по лицам отважных шеннанзинцев, они чересчур хорошо помнили, что это означает.
* * *
Высокополезный «Справочник культурного диалога» не пролил бальзама на измученную душу герцога да Кассара, который с некоторых пор считал себя лично ответственным за все, что происходит в его поместье.
Откровенно говоря, от помешательства его спасал только недостаток воображения: сколько он ни тщился, а так и не смог представить себе, как может выглядеть война с адскими силами. Ему и кузена Юлейна с лихвой хватило бы на ближайшую сотню лет. Не говоря уже о Генсене, который и сейчас ждал его прихода, затаившись в какой-то бездне.
Что до Преисподней, с этой местностью он — по вполне понятным причинам — был знаком плохо. И хотя познания его весьма расширились за последние несколько дней, он вычитал немного действительно полезного и по-настоящему утешительного.
Молодой некромант упорно, но безуспешно пытался успокоить себя тем, что не он первый, не он последний. Пережили же как-то деды-прадеды эти дурацкие столкновения, и он переживет. Мысль была толковая и могла взбодрить многих. Но не его.
Он не знал, что стояло на карте в те времена, когда Князь Тьмы объявил войну великому Барбелле; когда в Липолесье отправился со своими войсками веселый прадед Люкумболь; когда вел туда полки скелетов и зомби отчаянный Валтасей Тоюмеф. Он нигде не прочитал главного — чем бы расплачивались его предки, если бы проиграли сражение, и потому не мог здраво оценить происходившее в незапамятные времена.
Цена собственного поражения его пугала.
О пророчестве Каваны, имени Хранителя и прочих колдовских хитросплетениях он при этом вспоминал в самую последнюю очередь, чем, вероятно, несказанно огорчал своих предков. Однако герцога более всего волновало будущее призрака, вызволенного из долгого плена и нашедшего приют в замке.
Душа рыцарственного лорда Уэрта Орельена да Таванеля с каждым днем нравилась ему все больше. Когда-то, в детстве, которое казалось теперь невозможно далеким и каким-то невзаправдашним, он мечтал иметь отца и старшего брата. Глядя на призрак кельмота, он думал теперь, что именно такого отца и именно такого брата он и желал. Честного, открытого, прямодушного, веселого, отважного и благородного. И делать его заложником столкновения с заведомо более могущественным противником было невыносимо.
А тут еще эта романтическая история!
И приспичило же судьбе столкнуть лбами такую дивную парочку, как аристократичная, мечтательная, безупречно воспитанная душа Таванеля и толстая курящая фея с непростым характером. И угораздило же их влюбиться с первого взгляда. «Отныне и навеки, и даже смерть не разлучит нас», — по определению Уэрта. «Как фейская малявка, по самые уши», — призналась Зелгу, нервно пуская колечки дыма, Гризольда.
Ситуация усугублялась тем, что накануне вечером лорд сделал своей даме официальное предложение руки и сердца и «нежный свет очей» ответил категорическим и немедленным согласием.
В винном погребе, где началась их любовь, у пустой бочки из-под таркейского, состоялась скромная помолвка, ради которой Гризольда приоделась в короткое бархатное платьице цвета утренней зари с рукавами-фонариками, отчего стала походить на крохотного поросенка с крылышками. Если, конечно, свинята ни на секунду не выпускают изо рта трубку.
На церемонии присутствовали доктор Дотт, несколько библиотечных эльфов, Думгар, сам Зелг и обожаемый феей Такангор с трогательным букетиком мелких полевых цветов. Впоследствии выяснилось, что среди гостей находился также никем не замеченный дядя Гигапонт, покровительствовавший любви в любых ее проявлениях.
Гризольда, отличавшаяся здравым смыслом, понимала, что если кто и сбережет ей будущего мужа, выиграв эту безнадежную кампанию, то только талантливый минотавр. Детально изучив подробности прошедшей войны с Тиронгой, плавно перетекшей в битву с Генсеном, которые она проспала, кассарийская фея нашла Такангора великим полководцем и возложила на него все свои надежды на грядущее семейное счастье.
Бедный генерал Топотан скупо мычал и затравленно улыбался, в ужасе понимая, какая непомерная ответственность ложится на его плечи. Гризольда порхала вокруг, пыхтя, дымя и просительно заглядывая ему в глаза, душа Таванеля объявляла себя готовой к самопожертвованию во имя долга, дружбы и великой любви. Дядя Гигапонт — по свидетельствам всезнающих эльфов — плакал в наскоро сплетенный платочек.
Зелг чувствовал себя еще хуже.
Нет, он решительно не готов рисковать светлым будущим молодой семьи из-за каких-то нелепых пророчеств и загадочных Хранителей непонятно чего. Пропади они пропадом со своими секретами! Можно ли спасать целый мир, погубив при этом несколько светлых и добрых существ?
Эрудированный читатель, конечно, скажет, что проблема далеко не нова и неоднократно рассматривалась в куда более серьезных литературных произведениях, но Зелгу было не до того. Он решал ее — пусть и не впервые, но здесь и сейчас, заново. И решение зависело от него, и отвечать — тоже ему.
Разумеется, он подступил к Думгару с расспросами, а нельзя ли уладить дело полюбовно? Отправить посольство и щедрые дары Князю Тьмы? Или его — герцога — в качестве парламентера? Но голем терпеливо объяснил ему, что сие невозможно.
Во-первых, доходчиво пояснил голем, парламентер из нынешнего кассарийского владыки, мягко говоря, никакой; во-вторых, зачем демонам щедрые дары — у них своего добра завались, а вот транжирить сокровища, накопленные бережливыми предками, — истинное преступление. К тому же, воодушевленный столь явным проявлением слабости, повелитель Преисподней может ужесточить свои требования, и все вернется на круги своя. Лучше уж решить проблему быстро, решительно и на традиционный лад.
После получасовой лекции Зелг понял: битва при Липолесье — вот что ожидает его спустя неделю. И точка.
Такангор часами не вылезал из библиотеки, изучая иллюзорный макет местности.
Генерал Галармон развлекал себя чтением толстенного раритетного тома «Повара побеждают людей».
От Агапия Лилипупса вообще не поступало новостей.
Подсчитав вооруженные силы, которыми он располагал на сегодняшний день, Зелг какое-то время сидел в кресле, крепко зажмурившись. Затем осторожно приоткрыл правый глаз. Его двойник в зеркале как раз наливал себе полную кружку бульбяксы, готовясь врачевать нервную систему испытанным дедовским способом. Увидев, что некромант наблюдает за ним, отражение пожало плечами — дескать, что поделаешь?
Герцог не любил слова «безысходность»: от него веяло затхлостью тюремных подвалов, сухим дыханием Бангасойской пустыни, беспощадной к путникам, и ледяными ветрами, бушующими за непреодолимой стеной, которой разделены жизнь и смерть. Но сейчас другого он не находил.
Когда вход заперт — выхода нет.
Об этом не знает только жрец Мардамон.
Вход — это отверстие извне вовнутрь, в обратном направлении именуемое выходом.Армейская мудрость
* * *
Газета «Деловой сплетник», № 187
ТАИНСТВЕННОЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ!
Вчера при загадочных обстоятельствах из храма Попутного Ветра исчез один из столпов амарифской национальной экономики — демон Папланхузат. Богдыхан Амарифа в панике.
Официальный Багдалил хранит упорное молчание, не подтвердив, но и не опровергнув сенсационное сообщение, появившееся сегодня утром в центральной столичной газете «Быбрыкым». Возможно, странная позиция властей вызвана тем, что проверить отсутствие Папланхузата на его рабочем месте весьма просто.
Как знают наши читатели, экономика Амарифа процветает в основном за счет экспорта боевых коней, шерстяных ковров и самобытной керамики. Однако самые большие доходы поступают в казну из храма Попутного Ветра, стоящего на берегу судоходного пролива Ака-Боа, соединяющего моря Киграт и Мыдрамыль.
Частное медицинское предприятие «ДОБРЫЙ ЛЕКАРЬ» предлагает свои услуги.
Сочувствующий врач примчится к вам в любое время суток. У нас вы можете получить: сопереживание, дружескую поддержку, трогательную заботу.
Успешно лечим клиента пиявками при наличии пиявок клиента.
Качество гарантируем.
Ежедневно несколько десятков торговых судов входят в Ака-Боа и останавливаются у храма, принося щедрые денежные пожертвования в пользу Папланхузата и богдыхана Амарифского. Если корабль пытается проскочить бесплатно, жрецы таможенной службы вызывают демона, и тот устраивает шторм, который наносит купцам значительно больший ущерб, нежели скромная и вполне посильная уплата пошлины за пользование гостеприимными водами пролива.
Старожилы не припомнят, когда в последний раз иностранный купец пытался нарушить установленные правила и на всех парусах пронесся мимо храма, не уплатив ни одной деньги. Но так дело обстояло до вчерашнего дня.
Сегодня мы наблюдаем удивительную картину. Караваны судов рвутся из Киграта в Мыдрамыль и в противоположном направлении, не уплачивая пошлины, а жрецы не предпринимают никаких мер. Огонь на жертвенном алтаре погас. Рог для вызова Папланхузата молчит. Барабан, которым придирчивый демон изредка требует разнообразить процедуру вызова, безмолвствует.
Конструкторское бюро оружейников-рационализаторов «ПРОПОРЦИЯ» распространяет доспехи и оружие со скидкой. Возможна доставка заказчику в пределах Тиронги.
Ваши достоинства — продолжение наших недостатков!
В продажу поступили новые модели доспехов: «Грация», «Иллюзия», «Возмездие», «Идеал» и «Беспредел».
Очевидцы твердят, что отчаявшиеся жрецы дули в рог и били в барабан всю минувшую ночь. Но тщетно!
Демон пролива, повелитель ветров и штормов, Папланхузат бесследно исчез. Всплесков магической энергии, необходимой для пленения существа такой силы, специалистам зафиксировать не удалось. Следов борьбы не обнаружено.
По слухам, вместе с демоном пропал и его походный гарем, состоящий из двух самых любимых жен — Киспарны и Нагипарны.
Последний раз Папланхузат участвовал в боевых действиях в легендарные времена расцвета Алайской империи, и письменных источников, на которые мог бы сослаться серьезный исследователь, в распоряжении смертных не осталось.
Никаких намерений покинуть престижную и высокооплачиваемую работу демон не имел. Во всяком случае, в недавнем интервью «Деловому сплетнику» он несколько раз подчеркнул, что в храме Попутного Ветра его устраивает все, включая льготы, бесплатное питание, а также отношение коллег. Мягкий климат Амарифа великолепно подходит многочисленной семье. Хлопот с нарушителями в последние столетия почти никаких.
Харизматичный хряк познакомится с матерью своих детей.
Учитывая все эти детали, мы невольно задаемся вопросом: кто или что могло побудить либо принудить могущественного демона сняться с насиженного места и исчезнуть в неизвестном направлении, бросив на произвол судьбы безутешных жрецов храма Попутного Ветра и опечаленный гарем?
Газета «Деловой сплетник» начала свое собственное расследование, о ходе которого мы ежедневно намерены сообщать нашим читателям в специальных репортажах.
Ресторану «Выпьем, няня» срочно требуются приличные, неприхотливые, платежеспособные посетители.
* * *
В огромном подземном зале, где своды выглядели как хребет древнего чудовища, а золотых и драгоценных украшений было в избытке, как простого дерева и камней, на мраморном возвышении, застланном мягкими шкурами, возлежал командующий адскими войсками, великий маршал Тьмы Каванах Шестиглавый.
Когда легкий огненный смерч пронесся по помещению и замер перед ним, обратившись в прекрасную демоницу, он лениво поднял самую большую и уродливую, увенчанную костяной короной голову, на которой сверкали четыре сапфировых умных глаза.
— Здравствуй, дочь моя, — приглушенно прорычал он.
Моубрай, маркиза Сартейн, небрежно кивнула. Проявления дочерней почтительности всегда давались ей нелегко, и, когда они с отцом оставались наедине, она даже не старалась.
— Я был у Князя, — сообщил Каванах. — На сей раз он настроен решительно. Эту войну он желает непременно выиграть. Что ты молчишь?
— Надеюсь, ты не обещал ему победу? Не давал клятв, о которых впоследствии пожалел бы? Не произносил речей?
Низкий рык сотряс багровые стены. Демон расхохотался так, что крылья на его спине распахнулись и бессильно раскинулись по полу.
— Великий Ад, — заявил он отсмеявшись, — будто ты не плоть от плоти моей.
— Значит, не обещал? — уточнила Моубрай.
— Лазутчики доносят, что войско у этого малого крохотное, способностей ни на грош, жажды власти нет, а есть только кучка фанатичных подданных да глуповатый минотавр, которому однажды несказанно повезло. Разумеется, я ничего не обещал владыке. Я не люблю, когда враг везучий. Особенно когда везение его такого масштаба Я всегда думаю, что это не к добру.
И Каванах выразительно щелкнул челюстями.
Лучше играть против хитрого, чем против удачливого.Французская пословица
— Преклоняюсь перед твоей мудростью, отец, — искренне сказала демонесса. — Я была у него.
Маленькая сонная голова с узкой вытянутой мордой заухала, что у нее означало хихиканье.
— Ты и об этом знал.
— Я всегда говорил, что ты слишком привязана к своему смертному супругу, — заметил отец, и в его голосе неожиданно послышались нотки заботы и участия.
— Ты всегда выражал свое недовольство, — сверкнула глазами Моубрай.
— Оставь, Яростная. Мне грустно видеть, как многие века твое ледяное сердце испепеляет тоска. Ты питаешь слабость к своим беспомощным потомкам, которые не могут воспользоваться и малой толикой могущества, дарованного твоей кровью. Нашей кровью, дочь моя! Кровью повелителей Преисподней!
Моубрай выразительно скосила глаза чуть правее от себя.
Венценосная голова демона Гнева метнулась в ту сторону, безошибочно отыскав невидимую жертву. Снова клацнули челюсти, однако на сей раз, чтобы сомкнуться, им потребовалось незначительное усилие.
— Не терплю соглядатаев, — сообщил он спустя мгновение. — Страх и предательство придают им отвратительный привкус. А ничего не поделаешь, приходится глотать. Кстати, почему ты бездействовала?
— Лень, — призналась Яростная, уютно устраиваясь в воздухе напротив отца. — Я думаю.
— О чем?
— О том, что ты сказал. Ты прав — я всегда удивлялась, отчего наша кровь и кровь Эдны Фаберграсс не дала им такой великой власти, какой можно было бы ожидать. Отчего они слабее, чем должны быть?
— Люди, — с непередаваемым выражением пояснил маршал Тьмы. — Выдающиеся экземпляры для своего племени, но всего только люди. Пора бы уж привыкнуть и смириться — они нам не ровня.
— Не знаю, — пожала плечами маркиза. — Сегодня меня крепко озадачили.
— Кто, позволь полюбопытствовать?
— Наш с тобой потомок.
— Это жалобное создание, которое, по слухам, боится проливать кровь. Кстати, ты не знаешь — это правда?
Моубрай посмотрела в окно. Там, за стенами замка, кипело огненное озеро, и сверкающие брызги взлетали в переливающееся красным и золотым небо. В небе парили черные тени — стальные демоны, огнекрылы, любимые твари Каванаха, кружили вокруг его обители.
— Наполовину, — ответила она. — Слухи, как обычно, лишь наполовину верны. Он не любит проливать кровь и действительно боится.
— Любопытно. — Демон вытянул шею, чтобы лучше видеть дочь. Он не оставил без внимания тот факт, что она иначе расставила слова. Он знал, как она любит четкость и точность. Именно это качество всегда приносило ей победу над врагом.
— Весьма. Итак, я заглянула в него и была поражена. Во-первых, он надежно защищен от наших взглядов, и Стражи у него необычные. Не знаю, смогли бы Князь или ты зайти дальше, окажись вы на моем месте, но остальным ходу нет. Ни демонам, ни чародеям, ни иным, обладающим властью.
— Не может быть.
— Однако же есть. Кассария не просто благоволит к нему. Кассария еще и нуждается в нем, как никогда и ни в ком не нуждалась. Мне не хотелось бы преуменьшать могущество моего супруга Барбеллы, он действительно был великим, и не только для человека, — молчи, отец! Но его потомок Зелг Ралеас да Кассар носит в себе силу и власть, недоступную иным.
— Допустим. — Каванах шевельнул хвостом. — Допустим. Но ты сказала «во-первых». Значит, есть еще и во-вторых.
— Во-вторых, его Стражи не пропустили меня дальше порога, хотя я не стояла сложа руки, а он, похоже, вообще не догадывается об их существовании. Не думаю, что он понял, что происходит.
— А вот это невероятно!
— Тем не менее это так. Мне показалось, отец, что он боится даже думать о том, что скрыто в тайниках его души. Он ощущает эту бездну и ее яростную силу и старается похоронить ее как можно глубже. Вот почему он не любит проливать кровь и так отчаянно цепляется за смешные слова. Он боится себя подлинного, который может восстать однажды над миром и во весь голос заявить свои права. Мальчик будто запечатал сосуд со своим могуществом и теперь, как цепной пес, охраняет его от всякого, кто захочет сломать печать.
— Ты ни о ком не отзывалась так, — признался маршал.
— Не о ком было. Этот юный герцог тронул мое сердце. И не только мое. Посмотрел бы ты, как они служат ему, отец.
— Покорно и преданно?
— Верно и с любовью.
— Что ж, мы можем помочь ему обрести себя.
— Нет, мы не станем. — Яростная провела перед собой огненную черту. — Он должен сам сделать выбор, Каванах!
Огромный демон сладко потянулся на своем ложе.
— Вижу, ты не жаждешь, чтобы он изменился.
— Ты, как всегда, прав, отец. Он необычный, другой. Он — мой мальчик, — произнесла она с нажимом. — У него волосы цвета лунного серебра. У него глаза Барбеллы — глаза цвета лиловой ночи. Ему удается сохранять мир посреди войны и свет во тьме. Пускай все решит судьба.
— Князь хочет узнать пророчество и завладеть Книгой во что бы то ни стало.
— Мы покоряемся воле Князя, — склонила голову прекрасная Моубрай, — но можем сделать лишь то, что в наших скромных силах. Кроме нас с тобой есть и другие — Сатаран, Кальфон, Малакбел, Астрофель, Форалберг, которые постоянно кричат о своем непомерном могуществе. Пусть однажды они принесут ему желанную победу.
— Ты всерьез полагаешь, что сей одаренный малыш сможет противопоставить хоть что-нибудь силам Ада?
— Я не видела ничего такого, что он мог бы выставить против нас. Смешно и нелепо было бы убеждать тебя, что наше поражение неизбежно. У меня нет доказательств. Но я редко ошибаюсь в предчувствиях, иначе ты и не советовался бы со мной. А предчувствия говорят мне, что эта война будет сильно отличаться от предыдущих. Зелг станет сражаться не за пророчество и Книгу, и не за толику своих сокровищ, а за эту беглую душу — он к ней весьма расположен. И за Кассарию, потому что он любит ее всем сердцем, хотя и не использует ее могущества. И его подданные будут биться не за власть и славу, а друг за друга.
— Полагаешь, это сможет остановить наши непобедимые легионы? Ты представляешь себе, что Кассар, воспитанный вдалеке от своей вотчины несведущими и мелкими людишками, способный разве что поднять несколько мертвых, выиграет поединок с Сатараном? Или в его игрушечном войске отыщется воин, который выстоит в бою против несокрушимого Малакбела? До сих пор кассарийцы побеждали. До сих пор кассарийцы вели в битву тьмы павших и призывали на помощь силы, о которых Зелг может только прочитать в книгах, к коим так привязан. — Маршал Тьмы помолчал, а затем взглянул в сверкающие расплавленным золотом глаза дочери и твердо молвил: — Ты могла бы выиграть ту битву, я уверен. Просто ты уже не хотела победы. Ты желала Барбеллу.
Она улыбнулась. Улыбка эта показалась Каванаху ярким и хрупким мотыльком, что неведомо каким чудом залетел сюда с поверхности. Слишком непривычной и неуместной была подобная улыбка в Преисподней — легкая, мечтательная, нежная и печальная. Улыбка любящей женщины, а не грозной демоницы, повелевающей легионами Темных Душ. Он закрыл глаза, чтобы не видеть ее — она была ему неприятна. А когда открыл, лицо его дочери стало прежним — таким, как он привык: холодным, жестким и непроницаемым.
— Я могу только предполагать, как станут развиваться события. Однако Бэхитехвальд уже побежден, что не стоит упускать из виду. Не забывай, что я предупредила тебя, отец: этого, как ты его назвал, «жалобного» моего потомка тебе так просто не проглотить. Он застрянет у тебя в глотке. Я бы не стала так рисковать.
Подсознательно мы делим врагов на съедобных и несъедобных.«Пшекруй
— Слепой оборотень как-то сказал мне, что никто не измерил силы людской крови, — хмыкнул Каванах. — Кто знает, может, он был прав?
— И еще, — жестко усмехнулась маркиза Сартейн, — пару слов о «глуповатом минотавре, которому повезло».
— Да?
— Я бы на твоем месте навсегда избавилась от лазутчика, посмевшего доложить тебе подобную чушь. Сей минотавр, имя которому Такангор, представляет для нас отдельный интерес.
* * *
Проснувшись поутру в решительном и твердом расположении духа, Зелг понял, что обязан сделать что-нибудь значительное. Коль уж судьба распорядилась таким образом, что жизнь его может закончиться в каком-то диком Липолесье спустя несколько дней, нужно совершить необычайный поступок, принести пользу обществу, оставить после себя память на долгие годы. Войти героем в историю Кассарии, наконец.
Перебрав в уме несколько возможных подвигов, герцог остановился на самом внушительном. И полез на подоконник — измерять длину штор.
Спустя несколько минут он уже был на конюшне. Самолично оседлал коня и отправился в Виззл, в известный на всю округу магазинчик «Лоскутки», где продавались самые разнообразные ткани. Знатоки поговаривали, что кабы тиронгийские модницы так не боялись умертвий и оборотней, то их силком нельзя было бы отсюда вытащить, ибо выбор товаров тут действительно впечатлял.
Герцог мечтал приобрести для своей спальни ткань с каким-нибудь нейтрально-милосердным рисунком, вроде бабочек, пчелок или трогательных резвящихся зверушек на успокаивающем голубом либо зеленом фоне.
Как выразился бы по этому поводу Агапий Лилипупс, герцог хотел «одним зайцем убить сразу всех» — то есть купить новые занавески и заодно приободрить своих подданных, внушить им немного стойкости и оптимизма перед грядущими испытаниями. Однако выяснилось, что внушать в Виззле стойкость и оптимизм некому, а вернее — незачем.
Пережив один неприятный день после объявления войны и слегка погоревав, как того требуют приличия от всякого здравомыслящего существа, граждане Кассарии решили, что этого вполне достаточно и уже никто не посмеет упрекнуть их в легкомысленном отношении к происходящему. Потому, когда Зелг все еще терзался и скорбел в своих покоях, усугубляя душевные муки созерцанием жутких шпалер, Виззл зажил прежней жизнью.
Молодой герцог шел по многолюдным улицам, мимо переполненной харчевни и магазинчиков, в которых толпились покупатели, мимо цветущих садиков, в которых с упоением что-то подстригали, выщипывали и дергали трудолюбивые пейзанки, мимо шумных стаек резвящейся детворы — и не верил своим глазам.
Из трубы над кузницей Альгерса валил черный жирный дым, оттуда доносились звонкие удары о наковальню, а над воротами висела табличка: «Суперстойкие доспехи и универсальное оружие, обработанное взглядом Горгоны. Предложение действительно только до сражения в Липолесье».
Сам кузнец, закопченный, как любимая сковорода усердной поварихи, фыркал у колодца, обливаясь холодной водой. Судя по всему, работы у него хватало.
На окраине, в тени дубов, усердно тренировались шеннанзинцы и воины «Великой Тякюсении».
В харчевне «На посошок» Зелгу несказанно обрадовались все — и хозяин, и посетители. Гописса, со словами «Ешьте, пейте, вам такого в замке не приготовят», подал ему запотевший кувшин своего знаменитого сидра и уставил стол блюдами и тарелками с теплыми, воздушными, тающими во рту булочками и крендельками. Тут же кто-то предложил тост «За великих Кассаров», и все его поддержали, а Зелг засмущался.
Выпечка Гописсы отличалась одним любопытным свойством: ты принимался за еду вне зависимости от того, голоден или сыт. Так и герцог не смог оторваться от угощения и уписывал за обе щеки под отеческим взглядом хозяина.
— Слыхали последние новости? — спросил тот, когда решил, что мессир Зелг заморил червячка и теперь способен к осмысленной беседе.
— Какие именно? — уточнил осторожный Зелг.
Вроде бы сегодня утром гном-секретарь Холгар — редкостный буквоед и зануда — сделал ему доклад о последних событиях в стране и мире, так или иначе затрагивающих интересы Кассарии, но практика показывала, что жизнь полна сюрпризов и почти все они заботливо припасены для одного-единственного некроманта.
— Вчера в наших краях появилась любопытнейшая особа минотаврского происхождения.
Зелг поперхнулся.
Такангора он любил и почитал, но даже представить не мог, как вынесет еще одного минотавра. Затем ему почудилось, что это прибыла с визитом мадам Мунемея Топотан, легендарное имя которой с легкой руки ее сына знали уже и за пределами Тиронги, и он побледнел как простыня.
Если свести в одном месте сурового Такангора, решительного Лилипупса и властную Мунемею, остальным разумнее сразу удариться в бега.
— Юная дама, — продолжал между тем Гописса, знать не зная, какие демоны терзают душу его несчастного повелителя. — Весьма хорошенькая, рассудительная и, я бы сказал, волевая. Приятное сочетание качеств, редко встречающееся у девушек. По роду занятий — воительница. Альгерс высоко оценил ее доспехи и оружие, сказал — производства старинного, но на их качество это повлияло, скорее, положительным образом. Старые мастера знали свое дело. Вот, помнится, достался мне в наследство от бабки один котел… Да! — вскричал он, и Зелг подпрыгнул. — Вы же ничего не знаете о моей бабке, а она славилась на всю округу своей фигурой и пончиками.
Гописса вытер руки о фартук и пододвинул табурет к столу. Стало ясно, что рассказу о котле и бабке он намерен посвятить значительное количество времени.
— Так что с этой особой?… — робко спросил герцог, понимая, что лишает верного слугу удовольствия поговорить о старых добрых временах, когда все было лучше, чем теперь, и любимых родственниках, которые совершали деяния, недоступные молодому поколению.
По мере того как проходит время, наши предки совершают все более славные подвиги.Веслав Брудзиньский
— Сей котел она привезла с собой в качестве приданого. Как гласит семейное предание…
— …с юной особой, воительницей и минотаврихой, чьи доспехи…
— …еще ее прадедушка взял в Сэнгерае в качестве военного трофея…
— …высоко оценил Альгерс…
— …а он что ни попадя домой не тянул, потому что был человек хозяйственный, разумный и любил крохоборствовать с толком…
— …и куда она теперь делась…
— …бабка утверждала, что в нем что ни возьми, пиракаши или там суп, готовится совсем по-другому…
— …и знает ли об этом милорд Такангор…
— …не иначе, колдовство какое…
— …и что он говорит по этому поводу…
— …а я так думаю, что это просто хорошая работа…
— …я уже и так волнуюсь за него — вы же знаете, что наши уважаемые амазонки слишком открыто и рьяно проявляют свое неравнодушное отношение…
— …потому что в старину не умели делать спустя рукава…
— …и еще одна решительная дама-воительница может стать последней каплей в чаше терпения…
Гописса не был великим мыслителем, но и он понял, что они с Зелгом говорят о разных вещах. Он замолчал, осмысливая вышеописанную беседу.
— Куда она подевалась? — терпеливо повторил герцог.
— Умерла.
— Когда? — вскричал бедный некромант, не веря своим ушам.
— Да уж полвека тому.
— Не может быть, — твердо сказал Зелг.
— Почему? — заинтересовался Гописса.
— Вы только что сказали, что она вчера появилась в наших краях.
— Не говорил.
— Нет, говорили.
— Не мог я такое брякнуть.
— Но сказали же!
— О бабке?!
— О минотаврихе!
— Она у меня чистокровная человечица! — вскричал удивленный трактирщик. — Ну, было там чуток гоблинской крови, чего греха таить, пращуры блудили понемногу, но о минотаврах разговора нет и быть не может!
— То есть как — не может! — взвыл Зелг. — Юная особа, в доспехах, минотавриха, ну? Вспомнили?
— Что ж я — совсем беспамятный? — обиделся Гописса. — Так бы сразу и сказали, милорд, а то толкуете незнамо о чем. Сия особа спросила сидру и пончиков, по рецепту той самой бабки моей…
Герцог крепко зажмурился.
— …скушала три порции, радуя персонал здоровым аппетитом, а после обратилась с прочувствованной речью к дамам Анарлет, Таризан и Барте, и как раз по поводу милорда Топотана.
— Они подрались? — тихо спросил герцог, выглядывая из окна, словно ожидал обнаружить там дымящиеся руины.
Собственно, мы недалеки от истины — именно так он и представлял себе результат столкновения дамы-минотавра и амазонок.
— Зачем — подрались? — удивился Гописса, который, как командир хлебопекарной роты, уже многое понимал в искусстве ведения войны. — Дама Цица атаковала дам Анарлет, Таризан и Барту с предложением поговорить по душам, после чего ее превосходящие силы противника заставили их организовать стремительное и неудержимое отступление.
— Они на нас обидятся, — вздохнул Зелг, рассчитывавший на обещанных павших в грядущем военном конфликте амазонок.
— Нисколько, — утешил его трактирщик, подкладывая на блюдо новые пончики. — Амазонки умеют проигрывать. Признав в даме Цице достойного и храброго противника, они дали ей слово обожать милорда Такангора на почтительном расстоянии, можно — в строю. Из чего я сделал вывод, — усмехнулся мудрый Гописса, — что сама дама Цица намерена любить генерала поближе.
Развить эту тему ему не удалось — на пороге появился Иоффа и спросил сидру. Много сидру. Точнее — «очень много сидру, сколько есть».
— Стряслось что? — заволновался Гописса, подавая ему огромную кружку.
— А то, — отвечал староста, опрокидывая ее в себя. — Давай еще. О, мессир Зелг! Добрый день, хорошо, что вышли прогуляться из замка — погода знатная.
— Хорошая погода, — не стал отнекиваться некромант. — А ведь и правда, Иоффа, на вас лица нет. Что случилось?
— Мадам Мумеза прибыла лично спасать положение. Воевать ей, видите ли, понравилось. Говорит, без нее армии не хватает шарма и шика. Просил, молил уехать подобру-поздорову, да разве я ей авторитет… Когда окончательно изнемог, передал бразды милорду Такангору.
— Папа, в деревне делают ставки на то, кто кого уговорит — бабушка милорда или милорд бабушку, — доложил, просунув в окно голову, Салим.
— Дожили! — вскричал Иоффа. — И ведь не хочет понимать, что мне еще тут властью работать. Она ж мне весь авторитет в один миг подорвет. Эх, сынок. На тебе десять рупез, пойди поставь на бабушку.
Зелг не удержался и весело хрюкнул.
— Не смешно, мессир, — укорил его староста.
— На бабушку уже не принимают, — снова вынырнула в окне голова опечаленного сынули.
— Нет, совсем не смешно, — окончательно расстроился Иоффа. — Да вот, сами послушайте.
Не сдержав любопытства, герцог вместе с остальными посетителями харчевни вышел во двор, где как раз проходил заключительный тур великого спора между генералом Топотаном и капралом Мумезой.
— То есть как это ты запретишь мне «соваться в битву», если я по такому случаю приобрела самую симпатичную противоударную шляпку, которая только нашлась в салоне?
— Но, мадам Мумеза! — вскричал Такангор.
— Я уже давно мадам и давно Мумеза, — отрезала ведьма. — Чего я не видела у этих твоих демонов? За мной в молодости один все увивался. Хвалился, что ходит в больших чинах там, у себя, в Преисподней. Какие слова говорил, золотые горы сулил, а рожа ведь редкостная. Увидеть такое спросонья — кондратий хватит. Я его и погнала однажды метелкой. Чего, говорю, шатаешься, идол, женихов пугаешь? Я из-за тебя весь век в девках просижу.
— Там предстоит сражение, — мягко напомнил минотавр.
— И разница? Я своего пока отвадила, такие шли бои местного значения, что можно было билеты продавать, как на твою паялпу. Такангор, быцик, не переживай, детка. Тетя Мума еще не совсем выжила из ума и сама может за себя отвечать. Ты нами руководи, а мы покажем им парочку фокусов.
И окончательно покоренный ее обаянием и красноречием Такангор поцеловал маленькую морщинистую ручку.
— Вот, пожалуйста, — только что не всхлипнул Иоффа. — Милорд сдался, не какая-нибудь там мелюзга А у меня дома их две. Круглые сутки, с утра до вечера и с вечера до утра. Я уже не дождусь, когда в поход двинемся. Упрошу генерала, чтоб поставил нас с сынулями на другой фланг.
— А я собираюсь топыриться в центре. Замечательно впишусь в рисунок головного полка, — поведал Иоффе сияющий Карлюза, который волок в узелке груду разнообразных доспехов, обработанных взглядом Горгоны.
Нужно сказать, что на это произведение оружейного искусства, несмотря на сделанную по знакомству скидку, маленький троглодит потратил все средства, присланные из Сэнгерая на несколько ближайших месяцев, и теперь подумывал о том, что надо бы убедить мессира да Кассара назначить ему повышенную стипендию — как преданному последователю, во-первых, и как представителю малой национальности, во-вторых. Что касается «малых национальностей», то достойный Карлюза был совершенно уверен, что здесь вся соль в размерах.
— Я полагал, что вы все-таки прислушаетесь к голосу разума, — заметил Зелг, окидывая взглядом тускло блестящий металл.
— Ужели предполагаете мне усвояситься, пока други мои станут воевать в колосящихся лугах? — вскинул на него троглодит изумленные глаза.
И герцог понял, что конечно же нет, вопрос закрыт. Ибо никогда рыцарь и джентльмен не позволит себе оскорбить рыцаря и джентльмена таким унизительным предложением.
Однако решительность мадам и маленького троглодита и ему придала сил и уверенности, столь необходимых тому, кто затеял сменить шторы, одобренные лично Думгаром, или поставить на место зарвавшегося владыку Преисподней.
Победный гром фанфар звучал у него в ушах, когда он зашел в магазин и на удивление быстро выбрал себе ткань на занавески. Однако не успел сияющий продавец упаковать покупку своему господину, как в стену магазинчика что-то увесисто стукнуло. Затем послышались возня и недовольное ворчание, после чего дверь со скрипом отворилась и в «Лоскутки» вошел Птусик, покачиваясь и припадая на правую лапу.
— Опять не угодил в проем, — объяснил он, крутя ушастой головой, хотя присутствующие не нашли в том ничего необычного и в объяснениях по данному поводу не нуждались. — А зачем я сюда летел? С какой познавательной или просветительской целью? А, да! Хотел, чтобы вы все увидели собственными глазами. Забавное зрелище.
Мучимый разнообразными предчувствиями, Зелг выглянул на улицу. Там уже собралась добрая половина деревни. Граждане Виззла оживленно обсуждали что-то, что, судя по их позам и взглядам, приближалось к ним по главной улице. Оттуда же неслись звуки, природа которых молодому некроманту была неясна. Герцог посмотрел и обмер.
Сотрясая воздух звоном литавр и барабанным боем; свистя и дудя в немыслимые инструменты; размахивая пестрыми флажками и ленточками; выкрикивая неразборчивые лозунги; приплясывая и притопывая; таща на себе длинные красные шесты, увитые плющом и цветущей бублихулой, и флаги с изображением рогатой головы с золотым кольцом в носу, — по улице шла процессия.
Следом тряслись фургоны в красно-синюю полоску, запряженные меланхоличными тяжеловозами, с надписями «Администрация», «Канцелярия», «Приемная», «Посторонним запрещено все».
И прямо над ними двое молодых желтоклювых грифонов влекли по небу плакат — красным по белому, чтоб издалека видно:
ПАЯЛПА ЕДЕТ!