ПРОЛОГ

Высокий, мощно сложенный мужчина с убеленной сединой головой, неопределенного возраста — на первый взгляд ему можно было дать и сорок лет, и шестьдесят, — сидя за пластиковым «под орех» офисным столом, придвинул к себе тонкую темно-красную папку с допотопными завязками-тесемками по бокам и, развязав их, открыл тисненый золотом переплет, на котором внушительно выделялись вдавленные строгие буквы — «ОПЕРАТИВНЫЙ МАТЕРИАЛ». Материал в двадцать семь машинописных листов убористого текста через пол-интервала, поданный три дня назад из аналитического отдела генералу Северо-Западного отделения специальной учебно-тренировочной базы Главного управления внешней разведки России, был им уже тщательно изучен и проработан.

Генерал, бегло просмотрев выделенные им самим места на страницах, бросил взгляд в сторону молча сидящего напротив него молодого, атлетически скроенного мужчины в темных солнцезащитных очках и джинсовом синем костюме, который, ожидая реплик своего шефа, свободно развалился в удобном кожаном кресле и, изредка попыхивая сигаретой, пил крепкий турецкий кофе из мизерной, китайского фарфора чашечки.

Немногие из подопечных генерала могли вот так вот вальяжно вести себя в его присутствии. Но человек, сидящий перед ним, давно заслужил такое право и, не сильно смущаясь, вовсю им пользовался в те редкие дни, когда имел возможность посещать этот кабинет.

Будучи в чине капитана, мужчина в темных очках имел, несмотря на молодость, обширный послужной список высококвалифицированного разведчика-диверсанта, потому что именно к этой элитной категории службы внешней разведки и относился.

— По данным, собранным нашим оперативным отделом за последние два года, наблюдается необычайный всплеск активности организованного криминалитета по всей территории России, — откашлявшись, продолжил генерал. — Исходя из последних полученных нами разведданных по деятельности крупных бандформирований как в самой столице, так и по остальным регионам можно сделать неутешительный вывод: несомненно вся преступная деятельность крупных российских авторитетов ОПГ находится под негласным контролем заинтересованных лиц, находящихся как в Европе, так и в Новом Свете… Точной установочной фактурой мы на данный момент не располагаем, но первоначальные вводные выглядят так: европейская глубоко законспирированная группа НОДР раскрыта нами буквально в этом месяце. Ее возможности крайне опасны. Несомненное финансовое и политическое влияние, а также реальность силового давления этого народно-освободительного движения России как в странах ближнего зарубежья, так и непосредственно в нашей стране наводят на более глубокие размышления о создавшемся за последние годы критическом состоянии в безопасности России. Именно это движение, по проверенным данным, вплотную пересекается с руководителями масонской ложи, которые ищут прямых контактов с лидерами правительственной власти у нас в Москве. Но также нельзя исключать и основного момента, что эти контакты давно налажены и политические процессы России могут уже частично контролироваться из-за границы… Генерал перевел дух и продолжил:

— Нами выявлены особо беспрецедентные факты о почти повсеместном проникновении западных разведслужб в стратегически важные объекты развития страны, которые сейчас переживают глубокий и затянувшийся кризис, как финансовый, так и структурный. Создается вполне определенное представление, подкрепляемое неопровержимыми фактами, о целенаправленном развале оборонной мощи бывшего СССР. Инспирированная сегодняшними политиками демократичность выводит нынешнюю Россию на грань катастрофы.

Контрразведка молчит, как будто ее у нас нет вообще! Служба безопасности борется со своей тенью… Страной в данный момент фактически управляют мощные преступные синдикаты, и именно руками таких организованных бандформирований, имеющих своих ставленников в полностью коррумпированном МВД, других силовых структурах и ведомствах, парламенте, Центральном банке России, а также во всех властных структурах всех регионов страны, — именно через авторитетов преступного мира разведслужбы Европы и США ведут планомерную работу по внедрению своих людей в управление экономикой и политикой России. Сейчас погоду делают деньги, а в России денег нет… Значит, управлять могут только те, кто даст звонкую монету и станет поддерживать этот поток столько, сколько будет необходимо, чтобы взять под контроль все, на что и сделаны высокие ставки. Подобные реанимационные услуги в полном объеме под силу только одной стране — США. Естественно, что большая часть ставленников нашего Белого дома от ЦРУ даже не будет знать о том, кто их истинные хозяева. Такое положение дел суть вещей не меняет. Нашу родину продают, и продадут до конца — не задумываясь…

Генерал помолчал, хмуро собираясь с мыслями и пытаясь унять накатившие отрицательные эмоции.

— Я вправе сделать все, чтобы помешать этим и подобным им процессам… — снова заговорил он. — Эта наша с тобой присяга, наша честь, наш долг… В моих словах нет ложного пафоса — есть боль и искреннее желание помочь Родине. Спасти свою страну. Надеюсь, ты меня понимаешь…

Двое в кабинете помолчали, каждый думал об одном и том же.

— Что я должен делать, Степаныч? — подал спокойный голос готовый к действиям мужчина, которого генерал по-отцовски назвал по имени.

— Начнем с простого… — помолчав, сказал старый разведчик. — У тебя, помимо всего, что будет залегендировано, должно быть настоящее уголовное прошлое… А в последующем…

На столе генерала лежала книга А. Воронина «Муму». Генерал посмотрел на обложку, и в глазах его зажглись озорные огоньки.

— Значит, так… Отныне ты больше не Олег Дмитриевич Веселов, а… отныне ты будешь зваться Герасимом. И чем больше ты этих «муму» уничтожишь, тем лучше.

Лишь через десять часов после начала разговора в кабинете генерала мужчины расстались, крепко пожав на прощание друг другу руки.

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Я собирался закурить, когда подвалил этот сученок. Я, видите ли, не так посмотрел на его даму… Охренеть можно от его базара. Нет, ну надо же — не так посмотрел! Да я смотрел на нее более чем ласково, хотя она этого и не стоила. У нее же на физиономии написано, что сняли ее с ближайшего угла.

Отвык, отвык я от женщин за долгие годы, да и, признаться, фигурка у этой козы за соседним столиком — ничего не скажешь, что есть, то есть.

У меня уже в области паха потеплело, и вдруг этот бычок недоношенный, лет под двадцать пять, с дурацкими своими претензиями. Вот ведь гад, разозлил все-таки.

— Слушай, парень, — прикуриваю сигарету, — я против твоей телки ничего не имею. Посему рули в обратку и не серди дядю, — говорю я так ласково, что даже сам удивляюсь.

— Кого сердить? Это тебя, что ли, козел?! — щерится бычок, наклоняясь над моим столиком, мощные бицепсы распирают рукава его ублюдочного цветастого пиджака.

«Так… А вот насчет козла — это он не подумавши сказал, сгоряча… Но ведь сказал же, сученок…» — рассуждаю я вслух сам с собой. Бычок слышит и внимает. Он насторожился и внимательно сечет за мной.

Удивительно! Завсегдатаи этого гадюшника полагают, что можно вот так запросто обозвать меня рогатым животным. Это даже не смешно. Парень, всхлипнув по-детски, валится на пол, задевает мой столик и смахивает с него сметанницу.

Веснушчатой мордой бычок нахально тычется в носок моего ботинка. Впрочем, его можно извинить, он в бессознательном состоянии и глазки прикрыл вряд ли от удовольствия. Я как сидел, так и сижу, только отодвинул ногу в сторону. Нечего ему вытирать сопли о мою модельную обувь. Телке с лошадиной мордой и великолепной фигурой безразлично, что случилось с ее другом, она не выказывает никаких эмоций, ни положительных, ни отрицательных. Стерва, — о чем базар. Озираю горизонт. А на горизонте, оказывается, полно вражеских крейсеров. Ко мне на всех парах шурует целая эскадра — четыре типа, такие же выпуклые, как и тот бычок, который уже отдыхает под моим столиком. Скучно, господа. Все равно что в детском садике избивать малышей. Дымя сигаретой, лениво наблюдаю, как приближаются ко мне желающие получать до конца своих дней пособие по инвалидности.

— Ты че, падла, приборзел?! — рычит самый здоровый из них.

Невозмутимо курю и жду, какая форма общения будет мне предложена. Может, чтобы не базарил зря, сразу пасть ему порвать? Неплохая мысль. Но нет, думаю, не стоит. Я ведь с утречка, как только прикатил в Питер, дал себе слово, что сегодня никого убивать не буду. Завтра — не знаю, а вот сегодня точно… Черт! Сколько раз говорил себе: не спеши с обещаниями, ан нет — опять напортачил…

Парни окружают меня. Ну-ну. Пусть потешатся.

А ведь правда хреново, что дал себе зарок, Смотрю на часы. День еще не закончился.

О'кей! Значит, ребяткам повезло. Немногочисленная публика этого заведения, скорее всего, формируется из таких же выпуклых, — вижу любопытные взгляды парней за другими столиками.

— У тебя, дурачок, еще есть время передумать и остаться вполне здоровым и счастливым… — увещеваю крепыша, выпуская дым от затяжки ему в лицо.

Чувствую движение за спиной. Научила меня жизнь чувствовать опасность спиной, а также и боковым зрением улавливать шевеление возможного противника, и во сне слышать все, что происходит наяву, — в общем, уметь опережать наступление неприятных событий.

Подавшись чуть вперед, легко ухожу от удара. Храбрец, атакующий сзади, нарывается на удар моего локтя. Чмяк — по переносице, и заискрились у родимого звездочки в глазах. Очень неприятное ощущение, но сам этого и хотел, чудик. Чиркнув спрашивавшего меня бычка напряженными пальцами по сонной артерии, винтом внедряюсь в пространство между двух парней, опешивших от быстроты разворачивающихся событий. Одному попадаю пальцем в глаз, второй наполовину проглатывает свой кадык. Заставили все-таки подняться, сволочи, а я-то хотел спокойно посидеть после сытного обеда, послушать музыку наедине со своими мыслями. Не дали. Теперь снова садиться за столик не хочется, настроение испорчено. К тому же распластанные вокруг стола тела вызывают ассоциацию с приемным покоем травматологического отделения. Оглядываю зал. Вроде никто больше не собирается мериться со мной силенками. Хмыкаю и подхожу к стойке бара. Бармен смотрит на меня хмуро, но молчит.

— Что я должен за тот столик? — спрашиваю его.

Он поворачивается к замершей у стойки официантке. Та подает мне счет, и пальчики у нее дрожат. Разбитая посуда в счет не включена. Не успели, наверно. Достаю деньги, выкладываю их на стойку. Кошусь на бармена. Он замер, как мраморное изваяние (очень бледно выглядит), и смотрит как бы сквозь меня. Неужели я такой прозрачный?

— А ну-ка лапки в гору, — слышу голос сзади.

Я заметил, как он подкрадывался, этот тип, но специально делал вид, что поглощен отсчитыванием денег. Глупо с его стороны подкрадываться, когда передо мной зеркала за стойкой бара.

Поднимаю медленно руки, но делаю при этом еще несколько незначительных на первый взгляд движений: правая нога смещается чуть в сторону и прогибается в колене, корпус уходит вправо на треть оборота. Быстрый взгляд через плечо, — и тяжелый длинный стакан, поднимаясь со стойки, летит в голову любителя подкрадываться сзади. Отмечаю, что расчет верен. Почти как на занятиях по стрельбе в темноте на звук. Давно это было. Здесь — проще. При соприкосновении с каменным лбом самоуверенного пацана стакан разлетается вдребезги, а зажатая в его правой руке тэтэха, дернувшись, громко плюется свинцом. Колется зеркало стенда и какие-то бутылки. Пуля, срикошетив, лупит по светильнику на дальней стене справа и с дребезжащим визгом разносит прозрачную стенку двухсотлитрового аквариума перед входом в зал. Рыбкам сегодня не повезло — началась засуха…

Часть клиентов спешно покидает веселый кабачок. Парень роняет пистолет и укладывается спать рядом со своей пушкой. Удивляюсь, что тэтэшка не шмальнула снова, ударившись о цементный пол.

— Сдачи не надо… — говорю бармену, выглядывающему из-за стойки, куда он присел от страха за свою шкуру. Странно, что женского визга в баре не слышно, хотя дам здесь предостаточно.

Блондинистая коза вальяжно подходит ко мне, виляя при ходьбе бедрами. На полу возле моего столика начинается копошение — народ постепенно приходит в себя. Стонов и проклятий не слышно, лишь легкий русский мат…

— А ты интересно тут все устроил, парень… — улыбается блондинка и подает мне руку. — Алла… — представляется она. Слегка пожимаю ее пальцы.

— Герасим, — сообщаю о себе. Блондинка смеется. Смех у нее приятный, зубы ровные и белые. Сначала она мне активно не понравилась, но сейчас я как-то даже привык, что ли, к ее неординарной внешности. Кого-то она мне напоминает, то ли из певичек эстрадных, то ли из киноактрис. Не важно.

— Тебе, парень, надо уходить отсюда… — кивает она на выход. — Хотелось бы с тобой снова встретиться…

Пожимаю плечами:

— Как повезет.

Блондинка резко поднимает ногу, и ее аккуратная, небольшого размера туфелька припечатывает острым концом физиономию попытавшегося подняться супермена. Парень хрюкает и снова вырубается. Блондинка с невозмутимой улыбкой смотрит на меня.

— Неплохо, — хвалю ее искренне и, кивнув ошарашенному бармену, топаю на выход.

Проходя мимо аквариума, отмечаю, что у рыбок еще осталось немного воды. Выйти я, однако, не успеваю. В зал влетают трое пэпээсников с короткоствольными калашами и в бронежилетах. Первый из ворвавшихся чуть не сбивает меня с ног. Ребята, судя по тому, как они лезут на рожон, не оценив ситуацию, либо не изжили еще в себе комплекс вседозволенности вооруженной власти, либо просто безнадежные кретины.

Одним ударом перебив первому менту кисть правой руки и мышцу левой, забираю у него автомат, — мент еще не понял, что случилось, а я уже, используя ту же его инерцию, посылаю парня, как крученый шар в пинг-понге, навстречу остальным. Пока неудачник перекрывает зону обстрела для калаша справа, ударом ствола в лоб укладываю второго полицейского. Прыжок в .сторону, удар в висок костяшками пальцев — и тот, что справа, тоже выходит из игры. Легкий мазок по горлу первого, уже мною обезоруженного мента завершает всю эту возню у выхода из зала. Полицейские не успели даже снять акээмы с предохранителей. Вытираю полой куртки автомат, бросаю его на пол, в общую кучу железа, кевлара и тупых мозгов.

Слышу одинокие аплодисменты. Это хлопает в ладоши блондинка Алла. Она просто заливается смехом, сгибаясь пополам.

— Браво, — стонет она. — Я тебя люблю.

Улыбнувшись и сделав тете ручкой, выбираюсь из уже осточертевшего мне кабака.

У входа стоит грозно разрисованная эмблемами полицейская машина — наш крутейший джип из Ульяновска. В «уазике» — только водитель.

— Найдется огонек, приятель? — спрашиваю у водилы в форме, достав сигарету. Тот кивает и подает мне зажигалку.

— Что там? — мотает он головой в сторону входа.

Пренебрежительно машу рукой:

— Разбираются там с пьяным придурком. Сейчас накостыляют и придут.

Водила хмыкает. Он не сомневается, что его орлы способны кому угодно навешать по башке. Возвращаю ему зажигалку.

— Спасибо. Ну, бывай, служивый, удачного тебе дежурства… — желаю шоферюге-менту и перехожу на другую сторону улицы.

Время уже позднее. Вечер, но солнце еще светит вовсю. Белые ночи. Давненько я не был в родном городе. И первый день пребывания в нем проходит весьма интересно.

Ухожу дворами и через квартал беру такси. У меня просто масса свободного времени, и куда его девать, я не сильно задумываюсь. Денег на первые дня три хватит. Вот если снять квартиру, тогда можно сказать, что денег у меня нет вообще. Если бичевать, то может хватить надолго. А чего?! Время теплое, можно покемарить и за городом, у какого-нибудь озера. Эх! Неплохо бы. Давно мечтал отдохнуть, но… Нужно делать дело, ради которого, собственно, я и прикатил в город, где прошли мои детство и юность. Доезжаю до Петроградской стороны и, пошатавшись по улицам, заруливаю снова в бар, Умный человек на моем месте после недавних событий попытался бы на время затаиться. Мне ведь даже переодеться не во что, а по ментовским патрульным машинам скоро пойдет ориентировочка на некоего парня с моей наружностью по кличке Герасим, как он сам себя назвал на месте учиненного им разгрома. Да, умный бы свалил от греха подальше, я же в силу обстоятельств должен положить с прибором на личную безопасность. Вот я и кладу. И вот еще: был бы я каким-нибудь невзрачным и щупленьким типчиком, может, и не светился бы так, но мой гвардейский рост вкупе с отлично отлаженной мускулатурой выдрессированного бойца делают меня более чем заметным. Да и фишка не подкачала — дамы очень даже обращают внимание. На мне легкая японская куртка, модная нынче темная рубашка со стоячим воротником, темные летние брюки и модельные туфли. Такой у меня прикид на сегодняшний день. Сумку я оставил в камере хранения, но в ней только нижнее белье, туалетные принадлежности и третий том из собрания сочинений Александра Ивановича Куприна, который я купил по дешевке у замызганного бича в Бологом.

На Петроградской бар получше того, откуда я приехал. Интерьерчик с потугами на западный стиль.

Устраиваюсь за столиком в углу, чтобы видеть все помещение, и окидываю взглядом публику. Народу немного. Сейчас, наверно, так везде. Чтобы оттягиваться в таких местах, нужно все-таки иметь деньги, а не зарплату.

Подходит официантка. Девочки из обслуживающего персонала здесь просто обалденные. И где их только набрали таких? Предлагает мне богатый выбор ассортимента разнообразной пищи и напитков. Я сыт, но, взглянув на ее стройные ножки, чувствую, что снова проголодался… Улыбаюсь ей, она отвечает мне тем же, только у нее, к сожалению, эта улыбка входит в служебные обязанности.

— Принесите, пожалуйста, то, что вы сами решили бы заказать для себя… — прошу ее любезно. Мне лень выбирать самому.

Девушка, кивнув, удаляется. Провожаю ее взглядом. Хоть бы сказала что-нибудь приятное, а то, кроме «здрасте» и «приятно вас видеть в нашем баре», ничего от них не добьешься. Обидно, в самом деле. Хочется, чтобы она отнеслась ко мне с особенным вниманием… Ведь я же столько лет видел баб лишь по телевизору да еще во сне.

В бар вваливается шумная компания: два крепких парня стандартного бандитского вида с сотовыми трубками в руках, и с ними парочка девочек, словно сошедших со страниц «Плейбоя».

Компания с грохотом устраивается через столик от меня. Парни по-хозяйски оглядывают зал и, мазнув по мне хмурыми взглядами, поворачиваются к своим дамам.

Я лениво наблюдаю за отдыхающим в зале народом.

Приходит официантка и с улыбкой расставляет на столе все, что может предшествовать обильной еде.

— Эй! — кричит ей один из только что прибывших парней. — Иди сюда! Долго тебя ждать?!

Ребятки, видимо, нетерпеливы в своих желаниях. Их поддатые спутницы веселятся, гордые крутостью своих мальчиков.

— Подождите минутку. Я принимаю заказ, — оборачивается к ним девушка с извиняющейся улыбкой.

— Че, подожди?! Ты сюда иди! — рычит на официантку второй, увешанный внушительными цепями и браслетами, как пишут менты, из «желтого металла».

С лица официантки сползает улыбка, и оно принимает совершенно беззащитный вид.

— Занимайтесь своим делом, — тихо говорю я девушке, прикоснувшись к ее плечу.

Девчушка растерянно поворачивается в мою сторону. Я поднимаюсь и подхожу к парням. Они настороженно ждут, что будет дальше, — не встают со своих мест, держат понт до конца.

Мне их понты по барабану. Могу их сожрать в любом виде.

— Слушай сюда, орлы… — хищно оскаливаюсь, имитируя улыбку. — Метлы свои привяжите и сидите на жопе ровно, пока вам это позволяют…

Я сказал, что хотел, и собираюсь отчалить к своему столику.

— А ну-ка, подожди… — слышу голос за спиной.

Не оборачиваясь, останавливаюсь и жду. Качку приходится обойти меня, чтобы сказать в глаза, что он обо мне думает. Второй, я слышу, приготавливается у меня за спиной. Могу не глядя определить дистанцию до него.

— Ты откуда такой деловой? — спрашивает крепыш, наморщив лоб и нос, — таким образом он изображает презрение. Смотрю ему в глаза, выдерживая паузу. Может, сплющить ему все, что имеется у него на роже? Если я его обработаю, может спокойно сниматься в фильмах Хичкока, уже не прибегая к мимическим упражнениям.

— Кто много знает — долго не дышит, — напоминаю ему известную истину нашего времени.

— Да ты че такой, в натуре?! — бесится крепыш, но к решительным действиям не переходит. А жаль. — Ты с кем работаешь?

Его интересует, к какой группировке я принадлежу.

— Я — Герасим. Запомни, — говорю спокойно и внятно. — А теперь иди и засохни на своем месте.

Оставляю его в растерянности и устраиваюсь за своим столиком.

Официантка так и стояла все это время, ожидая, чем закончится наш разговор.

— Не обращайте на них внимания, — говорю ей. — Так что бы вы могли мне предложить на ваш вкус?

Девушка кисло улыбается, потом берет себя в руки и уже более уверенно отвечает:

— Спасибо. Сейчас я все вам подам…

Она убегает. Парни плюхаются за свой столик, что-то обсуждают, искоса поглядывая в мою сторону.

Я курю, лениво откинувшись на мягком стуле.

Есть у меня в городе старый кореш, который теперь стал очень серьезным мэном. Но искать его я сам не хочу, просто сделаю так, чтобы он нашел меня. Мою давнюю кликуху он знает, тем более я ею теперь кидаюсь направо и налево. Знает он и о том, что я раньше служил в спецназе воздушно-десантных войск и командовал ротой разведки в диверсионно-штурмовой бригаде. Это вполне официальная версия. Затем случилась неприятность, и меня, как последнего уголовника, кинули на четыре года в зону. Три из них я честно оттрубил, а освободился по амнистии. Теперь у меня на руках портянка «волчьего билета» из мест лишения свободы и скромный багаж с небольшим количеством денег в кармане, которые довольно скоро закончатся. Но это все ерунда. Важно, чтобы мой приятель меня нашел сам — в этом весь смысл моих, на первой взгляд, бессмысленных сегодня приключений. Один из парней, которых я только что обломил, дозвонился куда-то по своей трубе и теперь бдительно на меня посматривает. Наверно, ребята хотят затеять разборку, и сейчас их волнует, как бы я не отвалил отсюда до приезда подкрепления. На этот счет могут не беспокоиться, я с удовольствием поговорю с ними и с их друзьями и вообще готов сразиться с кем угодно, где угодно, когда угодно и на чем господам будет угодно: на шпагах, пистолетах… Впрочем, оружия у меня нет, да оно и ни к чему пока. При известных обстоятельствах все, что попадет под руку, может служить отличным и грозным средством как защиты, так и нападения, надо только уметь этим пользоваться. Я — умею. Иногда достаточно и двух листков из записной книжки, чтобы перерезать противнику глотку, невзирая на толщину его шкуры.

Официантку зовут Оля — мы с ней уже познакомились. Ольга устроила мне на столе праздник. Правда, она тактично поинтересовалась, не сильно ли это ударит по моему карману, дескать, она хочет сделать мне приятное, но опасается, что высокие цены могут испортить общее впечатление. Я заверил ее, что все о'кей! Девушка действительно постаралась, и жаль, что она не имеет возможности посидеть со мной. Работа есть работа. Можно ее, конечно, пригласить куда-нибудь после смены, но я почему-то не могу решиться на это. Зато теперь она улыбается мне совсем не так, как вначале. Выбираю момент, когда она проходит мимо меня, и тихо подзываю ее.

— Скажите, Оля, — говорю я смущенно, — что бы вы ответили на мое предложение?.. Ну, если бы я пригласил вас провести со мной вечер…

Оля улыбается. Черт! Она, конечно, видит мое замешательство.

— У меня смена заканчивается в одиннадцать… — вдруг говорит она.

Я чуть не подпрыгиваю на стуле. Она согласна, будь я проклят!

— Тогда давайте так: что бы здесь ни случилось вон с теми быками, — говорю я, — давайте в полдвенадцатого встретимся в центре. Назовите любой клуб. Я не очень в них ориентируюсь, если честно.

Оля отвечает, посерьезнев:

— Вы думаете, Гера, у вас могут быть неприятности из-за меня?

— Глупости! — возмущаюсь я. — Просто ублюдки, вроде этих, не любят, когда их приземляют. Но я не прочь поговорить с ними на их языке. Так что не волнуйтесь, пусть хоть ядерная война разразится, ровно в полдвенадцатого вечера я буду там, где вы скажете… Она улыбается:

— Я почему-то уверена, что вам действительно ничто не сможет помешать. — Мне чертовски приятно слышать от девушки такое. — Тогда давайте так… — и она называет место, куда подъедет после работы.

Я киваю, запоминая, и тоже улыбаюсь, — и улыбка у меня, должно быть, дурацкая и счастливая.

— Я побегу, хорошо? А то мне влетит от начальства.

— Да, конечно же, — соглашаюсь с ней. — Я буду в назначенное время там, где вы сказали.

Оля кивает и убегает в зал.

У меня великолепное настроение после разговора с Олей. Сейчас я способен и сам взорваться, как ядерная бомба. Между тем в бар входят семеро. Их цепкие, хмурые взгляды и вкрадчивые движения говорят о том, что сюда они приехали исключительно по делу. Скорее всего, по мою душу пожаловали, тут к гадалке ходить не надо. Компания проходит к столику, где сидят те двое с подругами.

У меня развеиваются последние сомнения. Замечаю испуганный взгляд Оли. Улыбаюсь ей и подмигиваю, закуривая сигарету. Уф! Вкусная сигарета. Оля качает неуверенно головой, но, видя мою блаженно улыбающуюся физиономию, сама вдруг улыбается и подмигивает в ответ. Я чуть не рассмеялся. Какой у меня все-таки чудесный единомышленник в этом зале. Да пусть хоть бригаду «зеленых беретов» против выставят!.. Вновь прибывшие окружают столик своих приятелей и быстро совещаются. Затем один из них, тот, которого я попросил заткнуться, подходит ко мне. Ой-ой-ой, какое у него серьезное выражение на тупом, как валенок, лице.

— Тебе придется поехать с нами… — говорит он.

Держится парень как-то необычно спокойно.

— Почему «придется»? — интересуюсь у него, усмехаясь. — Я знаю, приятель, что мне придется заплатить за столик по счету, а вот перед тобой и твоими засранцами никаких обязательств у меня нет.

У крепыша начинают ходить желваки на скулах, но он сдерживается.

— Тебе все равно ПРИДЕТСЯ с. нами поехать, — цедит он.

Его заявление меня просто смешит. Я и смеюсь, но тут же обрываю смех:

— Вали отсюда, придурок. Ты мне уже успел осточертеть.

Парень, обернувшись, многозначительно смотрит на своих друзей. Те начинают подтягиваться к моему столу. Ладненько. Приступим, что ли, помолясь…

Поднимаюсь мягко на ноги. Хоп! Бычок с перебитой переносицей заваливается между столиками под ноги своим кентам. В рядах противника секундное замешательство, и еще двое, с грохотом опрокидывая стулья, отправляются на заслуженный отдых. Пошла потеха! Для развлечений у меня сегодня представляется масса возможностей. Если в Питере везде так, то с моей помощью здешние хирурги без работы не останутся.

Вперед вырываются двое, самые, наверное, тренированные в этой команде. Скорее всего, их хобби — кикбоксинг. Блокирую удар ноги, направленной мне в голову, и тут же гашу пацана кулаком в лоб. Мальчик отлетает и садится на сраку метрах в полутора от меня. Резко закручиваю свое тело наподобие юлы и, используя вращательное движение корпуса, откидываю удары противника.

Парня разворачивает ко мне лицом, и он тут же получает свою порцию в шею. Ребятки слегка ошалели от предложенного мной темпа — шутка ли, с быстротой молнии вся их капелла разваливается на куски.

В баре — полнейший хаос и переполох. Завизжали женщины, загремели опрокидываемые стулья, народ поспешно отваливает на улицу. В том баре, где я провел такого' же рода мероприятие, было на удивление тихо и спокойно. В руке одного из нападающих блеснуло короткое лезвие китайской «бабочки». Пропускаю мимо провалившегося в ударе бычка и резко торможу его движение предплечьем своей руки — по горлу. У пацана, грохнувшегося на спину, только ноги взметнулись вверх. К утру, может, и придет в себя…

Тройка оставшихся пока целыми держится теперь на дистанции. Девчушки унесли свои длинные ноги подальше от места избиения их приятелей и поближе к безопасному дальнему концу зала. Парнишка в цветастой рубашке пытается обойти меня с тыла, поигрывая ножичком. Еще один поднимает стул за пластиковую спинку. Перепрыгиваю через бездыханное тело одного из их команды и небрежно уворачиваюсь от брошенного стула. Кто ж так бросает? Покажу, пожалуй, как это делается на самом деле..: Подхватываю с одного из столиков стальную фигурную вилку с длинными зубьями и ухожу немного вправо, выбирая момент. Парень с ножом наконец бросается на меня. Дистанция — два метра. Резкий поворот кисти — и «цветастый» крепыш изумленно смотрит на свой бицепс, в котором, как в шницеле, теперь торчит вилка. Вошла она глубоко. Парень роняет нож и хватается за раненую руку.

Улыбаясь, иду на оставшихся двоих. Ребята в панике пятятся. В их глазах животный страх и изумление — они не понимают, что происходит, почему у них ничего не получается. Сочувствую, потому что действительно нелегко врубиться, как можно за тридцать секунд уработать в общем-то неслабых городских бойцов. И все-таки этим парням повезло… В бар влетают камуфлированные почему-то под скальную породу бойцы ОМОНа. Пятеро вооруженных до зубов, каждый выше меня на голову. Вот это уже интересней, это мне нравится. Как будто проходишь многоуровневый тренировочный рейд, максимально приближенный к боевой обстановке, с постоянно возрастающими элементами сложности выживания.

Уровень подготовки ОМОНа можно оценить лишь на два балла из тридцати.

— Всем лечь! Руки за голову! — орет один омоновец, вероятно командир, поводя грозно по залу стволом автомата.

Он от меня метрах в трех. Остальные бойцы выходят на свои позиции, разученные ими на захваты в разных городских ситуациях. Сейчас ребята будут отрабатывать нехитрые знания в заполненном до отказа помещении. Двое бойцов уходят вдоль стен, намереваясь взять через несколько секунд ситуацию под контроль. Они видят, что в зале вооруженных людей нет, и поэтому психологически настроены просто на легкое пьяное сопротивление, которое можно стопроцентно погасить ударами сапог и дубинок. Не думаю, что у них все пройдет гладко. Бросок на пол и перекат в сторону идущего вдоль левой стены. Два точных удара — и автомат у меня в руках, а боец, хрипя, корчится на полу. Я его уже не вижу. Автомат летит, вращаясь, как пропеллер, и попадает затворной коробкой в каску командира омоновцев. Стрелять я не собирался. Бойцы проиграли бы в первые же секунды, как только я воспользовался бы автоматом по назначению. Но мне интереснее. заниматься с ними тренингом. Сделав нырок, хлестко подсекаю одного бойца и, выпрыгнув по касательной, прохожу рядом с четвертым, — тотчас у парня что-то происходит со зрением, он закрывает глаза руками и, пошатнувшись, падает. Перекат по полу, кувырок назад, в падении одной ногой отбиваю автомат последнего из омоновцев, а другой разбиваю бойцу коленную чашечку. Надеюсь, ничего серьезного, мениск ему потом вправят. Ребром ладони бью его по артерии и мгновенно отпрыгиваю в сторону, выполняя перескок «мельницей» поближе к тому, которого я сбил подсечкой. Лодыжку я повредил ему даже через его высокие и плотные кирзовые «берцы». Он, полулежа, пытается вытащить из кобуры на брюхе «макара». На выходе из «мельницы» гашу сознание парня сокрушительным ударом пяткой в голову. Ну вот и все. Концерт окончен. Спасибо за внимание…

Наша питерская милиция за сегодняшний вечерок наверняка безумно меня полюбила и будет, упорно искать со мной встречи. Двое оставшихся целыми и невредимыми братков, лежа на полу (они послушно исполнили команду ОМОНа), все еще смотрят на меня снизу расширенными от изумления глазами. Усмехаюсь и подмигиваю им. Быстро продвигаюсь к выходу.

— Сюда, Герасим! — слышу голос Ольги, она машет мне из дверей служебного хода.

Иду на ее зов и оказываюсь в коридоре.

— Вон туда! — показывает она дрожащей рукой, обрамленной кружевной манжетой. — Там выход на другую улицу!

— Спасибо, малыш, — благодарю ее за помощь. — Сколько я должен за чудесный ужин? — интересуюсь и лезу в карман за деньгами.

Ольга округляет глаза:

— Какие деньги, Герасим! — вскрикивает она. — Все разбежались, не заплатив! Уходи быстрее!

Я вообще-то не тороплюсь.

— Так все же, как насчет нашего свидания? — спрашиваю ее вполне серьезно. — Вы не передумали, Оля?

Девушка чуть не плачет.

— Да уходи же ты! — тянет она меня за руку. — Ну какой же ты все-таки?! Конечно, приеду! Только, ради Бога, уходи сейчас! Быстрее!! Ну я тебя прошу!

Так и быть. Не стоит доводить мою спасительницу до слез. Это я спокоен, как танк на консервации, а для девушки происшедшее — просто из ряда вон.

— Оля, исчезаю! Только не волнуйся так. Поверь мне, все было очень здорово!

Наклонившись, целую ее в щечку. Она поражена моим самообладанием в такой ситуации, ну а я не вижу особого повода для беспокойства. Не спеша выхожу по коридору на улицу. Уже темнеет. Смотрю на часы. До встречи с Ольгой — целый час.

Настроение у меня — лучше некуда. Ловлю первого попавшегося частника. Катим в центр. Лучше подъехать пораньше, а иначе придется потом прорываться через кордоны полицейских. Ставлю себе задачу: во что бы то ни стало я должен прийти на свидание. Это как в полевом тесте на выживаемость — пройти от А до Я и в назначенное время с запасом только в пять минут быть в точке рандеву. Не пойму, соскучился, что ли, по спецподготовке? Трудно сказать, но что-то я чересчур разрезвился. Да и черт с ними. Главное, жизнь идет! Жизнь идет, и мы топаем вместе с ней. Пока можем…

* * *

Почти до трех часов ночи мы были с Олей в очень шумном клубе. Я имею в виду его музыкальную программу. Давно я так не отдыхал. Когда Оля появилась на месте встречи, опоздав на полчаса, я обрадовался ей, как ребенок. Я уже не надеялся, что девушка после всего, что произошло у нее на работе по моей вине, захочет поддерживать со мной отношения. Но я ошибся. Ольга взволнованно рассказала мне, какие разборки проводили у них полицейские. Допрашивали всех. Понаехало столько милиции! Какой-то чин в штатском, Оля думает, что он там был за главного, обмолвился, что некий супермен уделал милиционеров не только в этом месте, но и на Гражданском проспекте. По описаниям свидетелей похоже, что это один и тот. же человек. Оля напрямик спросила меня, не я ли тот самый супермен? Со всей скромностью, на какую способен, я признался, что это тоже моих рук дело и никто не вправе приписывать себе мои подвиги.

Ольга так и не поняла, шучу я или говорю серьезно.

Натанцевались мы вволю, одно плохо: под грохот музыки невозможно разговаривать, приходится все время орать друг другу в ухо. Все-таки меня, наверно, устроил бы клуб потише… Оля сказала, что теперь у нее два дня выходных и она может не заботиться о времени на сон. Затем мы съездили еще в одно место, где я накормил Ольгу ужином, учитывая ее вкусы. Здесь мы могли поговорить в спокойной обстановке. Я немного рассказал о себе, и Оля мне поверила. Я не стал утаивать, что сидел. Девушка даже возмутилась, что меня осудили так строго. Она сказала, что того полковника, которому я набил лицо, нужно было посадить вместо меня.

От Оли я узнал, что ее мать погибла в авиакатастрофе, а папа безуспешно пытается пробиться в современной жизни. Папа классный автомеханик и вообще мастер на все руки, он открыл свою мастерскую по ремонту машин, но его все время теснят конкуренты. Сейчас у него большие неприятности с рэкетом. Оля просила его быть осторожнее, но ее папик — отставной офицер бронетанковых войск, а это значит, что он очень упрямый и настырный. Просто бизнес — не его стихия. Вернее, наш, русский бизнес, где все так и норовят сожрать друг друга. Если ее папа военный, и к тому же честный человек, то могу себе представить, как ему тяжело в этой жизни.

Разговаривали мы почти до шести утра.

В начале седьмого, немного прогулявшись по набережной Невы, Оля вдруг вспомнила:

— Герасим, тебе нужно срочно переодеться! Как же я об этом забыла!

Улицы и проспекты в этот час почти пустынны. Тачку не поймаешь.

— Ерунда, — успокаиваю я ее. — Вот отвезу тебя домой, а там что-нибудь придумаю…

— Подожди… Подожди… — хмурится Ольга. — А где ты сейчас живешь?

Пожимаю плечами и делаю неопределенный жест:

— Вот здесь… в этом чудесном и прекрасном Петербурге!

Показываю на Петропавловскую крепость, ее шпиль уже ярко блестит в солнечных лучах нового дня.

— В общем так, капитан! Слушать мою команду! Сейчас едем ко мне. Никакие возражения не принимаются! — говорит Ольга, делая строгое лицо.

— Есть, мой генерал! — отдаю честь, вытянувшись в струнку и щелкнув каблуками.

— Быстро сними куртку и дай ее сюда! — спохватывается Ольга и сама начинает стаскивать с меня уже засвеченную полицией одежду.

Приходиться расстаться с предметом личного гардероба. Прохлады я почти не чувствую. Оля решительно сворачивает куртку и заталкивает ее в свою сумочку. Да и куртка-то — одно название, бумажная, и в кулаке взрослого мужчины способна превратиться в маленький комок. Останавливаем отчаявшегося найти клиентов таксиста (так он сам признался) и едем в сторону Озерков. Удивляюсь еще больше, когда узнаю, что Ольга живет в собственном доме, из тех, которые еще сохранились в черте города.

Домик аккуратный, одноэтажный, с небольшим фруктовым садиком и дворовыми постройками. Низкий декоративный заборчик сделан, видно, ее отцом, — каждая штакетина по-особому выпилена, и все вместе они создают некий объемный рисунок. Рассчитавшись, отпускаю таксиста. Идем в дом,. где, как я успеваю заметить, не меньше четырех комнат.

— Попьем кофе? — спрашивает меня Оля тихо, чтобы н разбудить отца.

Киваю, мол, согласен на кофе. Кухонька небольшая, но очень уютная.

— Этот дом нам достался от бабушки с дедушкой, — говорит Оля, возясь с посудой. — Пока папа скитался с мамой и со мной по воинским частям, у нас никогда не было нормального жилья.

Я устроился на удобном стуле и наблюдаю, как девушка, которая нравится мне все больше и больше, занимается домашним хозяйством. Все, что она рассказывает о жизни военных в нашей стране, я и так отлично знаю. Да и кто теперь не в курсе, как очень хреново живут защитники отечества? Причем именно те, кто при полной неустроенности в быту и нищенской зарплате способны защитить, если потребуется, свободу и честь нашей Отчизны. Именно они, эти неустроенные, не задумываясь и отдадут свою жизнь за Родину. Именно они.

— Ой! — тихо вскрикивает Оля, взглянув на часы. — Папе уже пора просыпаться. Он обычно рано встает, а сегодня что-то припозднился. Пойду его подниму, заодно и позавтракает с нами.

Увидев на столе пепельницу, решаю, что можно и закурить. Ольга, я знаю, не курит, но к дыму относится легко. Она сама говорила, что ей все равно, кто рядом дымит. Оля возвращается какая-то странная.

— Что случилось? — спрашиваю осторожно.

Она пожимает плечами:

— Папы нет… Даже не знаю, где он. Может быть… — говорит она задумчиво, подходя к плите посмотреть за кофейником. — У него, насколько мне известно, нет женщины…

— Может, задержался на работе? Возможен ведь какой-то срочный заказ? — выдвигаю свою гипотезу.

Оля поворачивается ко мне, в ее глазах вспыхивает надежда.

— Как же я не догадалась! Нужно туда позвонить! — говорит она обрадованно и подбегает к телефону.

Пока она набирает номер, я присматриваю за кофе.

Переговорив с кем-то, она снова становится грустной.

— Сторож сказал, что никого еще нет. И что мой папа вчера уехал с работы как обычно. Только дождался, когда приедет Сергей Иванович, и уехал. Сергей Иванович — подполковник в отставке, друг папы. Он сейчас сторожит по ночам папину мастерскую, — поясняет Оля.

Снимаю кофе с плиты. Оля достает из буфета и расставляет на столе чашки, вазочку с печеньем. Я разливаю кофе по чашкам.

— Ну, не волнуйся, — успокаиваю ее. — Все будет хорошо. Может, все-таки у него есть знакомая…

Оля отрицательно мотает головой.

— Я точно знаю, что нет… Он бы сказал об этом, — говорит она, присаживаясь к столу, и, закусив губу, смотрит в одну точку. На улице слышно, как подъезжает к дому машина и тормозит у ворот. Оля подскакивает, словно ужаленная, и спешит в коридор.

— Это папа! — бросает она весело на ходу. Буквально через полсекунды она врывается на кухню, и ее вид заставляет меня подняться и приготовиться к самому худшему.

— Там… — Оля показывает рукой назад, глядя на меня в испуге, — там милиция!! — говорит она почему-то шепотом. — Прячься, Герасим!

Я не двигаюсь с места.

— Не стоит, Оля. Если будет нужно, я сумею от них уйти.

Девушка идет открывать ментам. Я продолжаю сидеть за столом, спокойно пью кофе.

Входит Оля, за ней маячат две милицейские фуражки. У одного на мятых погонах звездочки старлея, у другого капитанские. Капитан более опрятен и выглядит подтянуто. В руках у него папочка. У старлея на боку болтается планшетка. Поднимаюсь им навстречу. Сразу видно, что приехали они не на задержание. Чтобы брать меня, прислали бы машины две ОМОНа, так как уже знакомы с моими возможностями и способностями… Может быть, даже и СОБР прикатил бы. Я бы с удовольствием, кстати, потягался с серьезными ребятами…

— Доброе утро… — как-то не очень уверенно для такого пожелания говорит лейтенант. — Я ваш участковый…

— Здрасте… — поддерживает его капитан. — Старший оперуполномоченный капитан Синицкий… — представляется он.

— Проходите, пожалуйста, — приглашаю их к столу. — Вам сделать кофе? — спрашиваю старшего по званию.

Поколебавшись, он кивает. Оля, предчувствуя беду, встала у плиты, умоляюще глядя на милиционеров.

— Тут вот какое дело… — мнется старлей. — Вы Ольга Владимировна?

— Вы уже спрашивали… Что с папой?!

— Тут вот какое дело… — повторяется старлей, глядя куда-то мимо Ольги. — Вашего отца вчера сильно избили…

Ольга закрывает лицо руками, услышав это страшное известие. Я ставлю кофейник на плиту и подхожу к ней, обнимаю ее напрягшиеся плечи.

— Понимаете, — вступает в разговор капитан, видя, что старлей стушевался, — к нам уже поступали сигналы о том, что вашего отца пытаются запугать. Но информация исходила от людей, у него работающих. Все они — бывшие военные и поэтому, собственно, пытались помочь Владимиру Андреевичу. Но сам-то он до сих пор заявление написать не удосужился. Поэтому мы ничего и не могли предпринять заранее…

— Что с папой?! — всхлипывает Ольга, не отнимая рук от лица, и ее плечи начинают мелко дрожать.

— Он сейчас в больнице, — говорит капитан. — Успокойтесь, пожалуйста. Все будет хорошо. Мы только что оттуда. Состояние вашего отца удовлетворительное. Мы с ним разговаривали. Все у него будет в порядке, так сказал врач, — заверяет Олю капитан.

Она утыкается мне в грудь и плачет, уже не стесняясь милиционеров. Они смущенно переминаются. Отвожу девушку в комнату и оставляю ее пока одну. Возвращаюсь к полицейским.

— Мы собираемся пожениться, — говорю им, входя в кухню, — но ни Оля, ни Владимир Андреевич ничего мне не говорили о своих проблемах. Прошу вас, объясните, в чем дело? Что происходит?

Я говорю четко и уверенно. Милиционеры оживают.

— Беда в том, что отец этой девушки не желает писать заявление, — говорит капитан. — А без этой бумажки, черт бы ее побрал, мы не можем ничего предпринять. Он и сейчас отказался с нами говорить на эту тему. А избили его основательно…

— Но косвенно вы же можете знать, кто это организовал? — спрашиваю его.

— Трудно сказать… — не решается откровенничать капитан.

— Да это Бенгала банда! Тут к бабке не ходи! — встревает в разговор старлей, снимает фуражку и вытирает вспотевший от волнения лоб. — Их это работа!.. Точно говорю!

Капитан молча кивает.

Я достаю чистые чашки, наливаю ментам кофе.

— Спасибо… — принимает чашку капитан. Приглашаю старлея к столу.

— Вы слышали о Бенгале? — спрашивает меня доверительно старлей, прихлебывая горячий кофе.

— Берите печенье, — предлагаю им. — Вроде и слышал что-то похожее, но я живу на Васильевском и здешних бандитов не знаю.

Капитан налегает на печенье.

— Они здесь хозяева!.. — возмущается старлей. — Ни черта с ними не можем сделать. Так… Иногда только мелочь попадется, да и тех почти всегда приходится отпускать. У них все схвачено…

Капитан даже поперхнулся после последних слов коллеги.

— Ни черта у них не схвачено! — резко возражает он.

— А почему тогда мы их никак не можем посадить?! — задиристо спрашивает старлей.

— Не знаю… Но я у них точно не схвачен! — лупит кулаком по столу кэп так, что подпрыгивает посуда.

Смотрю на разошедшихся полицейских. Эти ребята, похоже, честно тянут свою лямку. Без компромиссов.

— А я что — схвачен?! — вскидывается старлей и роняет на пол фуражку. — Да мне уже два раза дверь подпаливали… — говорит он и лезет под стол за своим «аэродромом» .

— А я про тебя и не говорю ничего… — оправдывается капитан, тоже нагибаясь, и шарит руками под столом в поисках закатившейся фуражки приятеля. — Только через нашего начальника ни одна серьезная бумага не проходит почему-то… — говорит он снизу. Мне становится весело. Ребята совсем забыли, что я не из их команды и говорить лишнее при мне не стоит.

Вдруг полицейские одновременно выныривают из-под стола, и капитан пристально смотрит на меня.

— Вы, главное, сами не пытайтесь что-либо предпринимать, — предупреждает он. — Эта команда, о которой мы тут поспорили, на сегодняшнем языке называется «отмороженной»… Это очень опасно…

Я киваю ему. Полицейский, может, и имеет право говорить, что и где опасно, но решать остальное все-таки предстоит мне. И вот мне кажется, что Бенгалу лучше убраться из города, и сделать это как можно быстрее. Но вот беда: никто его о моих мыслях заранее предупредить не сможет… Я же просто мечтаю встретиться с ним и с его отвязанными ребятками, встретиться и поговорить на том языке, который они лучше всего понимают.

— Они хотели отнять у Владимира Андреевича уже налаженное им дело? — интересуюсь у кэпа. Впрочем, тут и так все ясно.

Тот молча кивает, сосредоточенно глядя в свою чашку.

— Я бы этих тварей… — снова не выдерживает старлей, но капитан взглядом заставляет его замолчать.

— Вы вот что… — говорит он, доставая из папки блокнот довольно затрепанного вида, и быстро в нем пишет. — Вот номера моих телефонов: рабочий и домашний… — Он подает мне вырванный листок. — В случае, если у вашей девушки возникнут проблемы, немедленно позвоните. Эти гады будут пытаться запугать до конца. Я удивляюсь, как они до сих пор не нашли сюда дороги…

Кивком даю понять, что мне все ясно.

— А как вас найти в случае чего?.. — интересуется у меня старлей, хрустя печеньем.

— Звоните сюда… — говорю без запинки. — Теперь я не могу оставить девушку без внимания ни на минуту.

Старлей понимающе кивает.

— Будьте осторожны, — говорит капитан. — Простите, как вас зовут?

— Герасим.

— Будьте осторожны, Герасим. Постарайтесь не входить с бандитами в прямой конфликт. Вам одному не выстоять, несмотря на вашу, судя по всему, отличную физическую подготовку. Они кавказцы… Вы меня понимаете?

— Постараюсь… — успокаиваю его.

— Если что, сразу же звоните мне. Или передайте тому, кто будет в тот момент на телефоне. Я предупрежу своих.

— Точно! — поддерживает капитана участковый. — Вот вам и мои телефоны на всякий случай. — Старлей пишет на том же листке свои номера. — Звоните сразу…

— Спасибо. Если что, я непременно этим воспользуюсь, — обещаю полицейским.

Они поднимаются из-за стола, считая разговор законченным.

— Считаю должным поставить вас в известность, дабы вы оценили ситуацию реалистически, — говорит капитан, надевая фуражку и одергивая китель, — на этой банде висит не меньше двенадцати убийств… Но… — он морщится, — доказать это пока невозможно, хотя мы и подозреваем…

— Мы можем только предполагать… — снова встревает в разговор старлей, порывшись зачем-то в своих бумагах и застегивая планшетку. — Не сомневаюсь, если копнуть поглубже, то и трупов за ними отыщется гораздо больше…

— Только никто не копает… — подытоживает мысль участкового капитан и подает мне руку для прощания.

— Спасибо за кофе, — улыбается участковый.

Провожаю их до обшарпанного в постоянных рейдах старого полицейского «уазика».. Возвращаюсь в дом. Оля у себя в комнате стоит у окна и невидящим взглядом смотрит в сад. Подхожу и обнимаю ее слегка за плечи. Она, резко обернувшись, утыкается мне лицом в грудь, но уже не плачет.

— Что же теперь будет, Гера? — тихо произносит она, не поднимая головы.

— Все будет очень и очень хорошо… — говорю ей без всяких сомнений на этот счет. — Ты даже не представляешь, как все у вас будет хорошо и отлично.

Оля поднимает на меня свои большие ясные глаза, в которых я читаю безоговорочную веру в мои слова.

— Правда?

В ее голосе звучит надежда и еще что-то, пока неуловимое для меня.

— Более чем правда… — улыбаюсь я.

Следующие два часа мы провели в дороге и в больнице у отца Ольги. Я познакомился с ее папиком, и мне понравился этот упрямый и честный человек, отставной служака разваливающейся Российской армии. Вместе с ним мы решили, что Ольге пока лучше пожить у сестры погибшей жены Владимира Андреевича. Та обитает на Ленинском проспекте в трехкомнатной квартире с мужем и уже довольно взрослой дочерью. Ольге там будет безопасней. Прощаясь, капитан тоже советовал Ольге, если есть возможность, перебраться пока к родственникам.

— Что ты хочешь предпринять, Герасим? — спрашивает полковник, проницательно глядя на меня.

Ольга, услышав его вопрос, притихла с другой стороны кровати, ожидая моего ответа.

— Все нормально, Владимир Андреевич, — улыбаюсь я. — Просто попытаюсь выяснить некоторые моменты в этом деле…

Владимир Андреевич качает головой, сомневаясь, очевидно, в моих способностях.

— Здесь не война, капитан… — говорит он задумчиво.

Ольга, когда представляла меня своему отцу, тут же выложила все, что сама успела обо мне узнать. Отец отреагировал на услышанное совершенно нормально, только спросил, может ли он знать того полковника, из-за которого у меня не удалась карьера. Я назвал ему фамилию, но, естественно, Владимиру Андреевичу она ничего не сказала.

— Глядя на вас, господин полковник, в такое трудно поверить… — возражаю на его слова, что, мол, не война здесь у нас. А что же? Весь забинтованный, он сейчас больше похож на бойца, попавшего в госпиталь с поля брани, нежели на обычного больного. Полковник улыбается сравнению, но вдруг заходится кашлем, морщась от боли. Ольга быстро наклоняется к нему, я же тянусь к кнопке вызова медсестры. Полковник жестом останавливает мою руку.

— Норма, Герасим… Это ничего… Не смертельно, — говорит он, немного придя в себя.

Выйдя из палаты, я переговорил с его лечащим врачом, и тот заверил, что у полковника все будет в порядке. Ничего опасного для здоровья и жизни. Да и поместили Владимира Андреевича более чем пристойно, в палату на двоих, где второго больного пока нет. Позже я отвез Ольгу к ее сестре на Ленинский. Побыв там с полчаса, собрался уезжать. Оля, провожая меня на лестничную площадку, предложила ключи от их дома, так как я отказался воспользоваться гостеприимством ее сестры. Договорившись, когда я снова подъеду или в крайнем случае позвоню, выбираюсь на улицу. Теплый, солнечный летний день. Узнав от Ольги адрес мастерской ее отца, я на такси еду на Гражданку.

В мастерской я побеседовал с рабочими, друзьями полковника. Получив много полезной информации, еду снова в Озерки, хочу подремать пару часиков. Весь небольшой коллектив, узнав о несчастье своего шефа, собрался после работы навестить его в больнице. Мы договорились, что, если появится кто-нибудь из парней Бенгала, мне тут же откуда-нибудь с улицы сообщат об этом, позвонив по домашнему телефону полковника.

Я проспал два часа, а потом меня разбудила трель телефонного звонка.

— Герасим? — спросил приглушенный мужской голос в трубке.

— Да.

— У нас в гараже гости.

Трубку тут же повесили. Отлично, на ловца и зверь бежит. Мигом собравшись, бегом преодолеваю метров двести до оживленной магистрали и ловлю частника, согласившегося гнать на максимальной скорости до названного мной адреса за солидное вознаграждение. Мужик не соврал, и его старенькая «девятка» летит по улицам так, что мне не раз казалось, что конечной остановкой станет нам городской морг или в лучшем случае больничка. Но водила оказался классный, и через десять минут я уже миновал ворота мастерской, имеющей довольно обширную территорию, обособленную от остального городского мира. Здесь десять больших гаражных боксов. В шести из них ворота открыты, и видны автомобили разных марок. Вдоль дальней стены — несколько машин, принадлежащих, вероятно, рабочим гаража, а посреди двора стоит черная, семисотой модели, «БМВ».

Какой-то работяга, выглянув из бокса, махнул мне рукой в направлении вагончика-конторки. Захожу внутрь — в кабинете Владимира Андреевича шестеро. Двое заместителей полковника и четверо приезжих джигитов.

Все бандиты Бенгала, как говорят теперь, — лица кавказской национальности, но выяснять, откуда именно приехала чернота, мне скучно и неинтересно. Отношение у меня к этим ублюдкам, чувствующим себя королями в нашем городе, совершенно определенное.

— Э! Что хочешь, да?! — Вся кодла смотрит с недоумением, а один из них, по-видимому, старший, заводится с пол-оборота:

— Ты видишь, тут разговор, да? Зачем мешаешь? Подожди, как нормальный человек, на улице!

Гости сидят, расположившись с двух сторон стола, как полновластные хозяева этого заведения, а заместители полковника притулились у окна. Гости нещадно дымят сигаретами.

— Ты, что ли, хозяин здесь? — спрашиваю старшего с издевательской ухмылкой. — Чего пасть открываешь, дарагой, когда тебя никто об этом не спросил?.. Да? — передразниваю его.

— Э-э!! Ну, билядь, ты и наглый! — рычит он угрожающе и медленно поднимается с места. Сидевший рядом с ним крепыш с орлиным шнапаком тоже встает, глядя на меня исподлобья. Двое по другую сторону стола не двигаются, считают, вероятно, что своим участием в разборке окажут мне слишком много чести.

— Не наглый, а справедливый, — ухмыляюсь, не сводя со старшего глаз. Старший взрывается:

— Как ты сказал мнэ?.. А? Повторы? — Он уже готов броситься с «кынжалом». Кавказцы одеты по-летнему, все в цветастых рубахах. Оружия у них с собой нет, разве что перышки в карманах брюк, но это несерьезно.

— «Привет» говорю, козел, — поясняю бестолковому абреку.

Шаг вправо, и ребро правой стопы дробит челюсть этому орлу с непомерно вытянутым клювом. Орел взмахивает крыльями и, войдя в штопор, рушится на пол. Левой стопой припечатываю старшего — вдавливаю ему грудину до позвоночника, и он с грохотом перепархивает через стол. Остальные горцы вскакивают с мест, но сами, наверное, уже поняли, что опоздали. Перепрыгиваю на их сторону и гашу крайнего справа ребром ладони по остро выступающему кадыку. Ударом в пах заставляю присесть четвертого и, схватив за уши, с удовольствием размазываю его морду о поверхность стола. Впрочем, пачкать мебель кровавыми соплями не стоит.

Как половую тряпку, отшвыриваю джигита в угол.

Заместители Владимира Андреевича с ужасом взирают на происходящее. Да, пенсия для военных — это гибель воинского духа.

— Сейчас объясню, что будете делать, — говорю отставникам и обыскиваю кавказцев.

Забрав всю наличку, какая была у черных в карманах, становлюсь обладателем довольно большой суммы денег как в долларах, так и в рублях. Считать некогда.

— Николай Сергеевич, — обращаюсь к заместителю полковника, — подойдите сюда, пожалуйста…

Тот, с опаской обходя валяющихся на полу «гостей», приближается к столу.

— Вот деньги, — указываю ему на две разномастные пачки купюр на столе. — Сейчас поедете в ведомственную охрану. Там заплатите, сколько надо, чтобы с сегодняшнего дня ваш гараж охраняли официально нанятые полицейские… Вы меня поняли?

Тот кивает, потом косится на бездыханные тела. Черные продолжают пребывать в отключке.

— А что делать с ними? — спрашивает он неуверенно. Я улыбаюсь:

— С ними я сам разберусь.

Заместители смотрят на меня недоверчиво.

— Если у вас спросят, приезжали ли к вам эти друзья, скажете, что нет.

Отставники начинают трястись мелкой дрожью.

— Спокойно, господа офицеры! — рычу на них. — Отставить мандраж! Вы на войне!!

Мой резкий тон действует на них положительно. Мужчины подтягиваются и уже тверже смотрят мне в глаза.

— Этих тварей — в свободный бокс. И туда же их машину, — отдаю распоряжение. — Сначала я с ними поговорю, а потом отвезу подальше.

— Понял. Сейчас все сделаем, — говорит Николай Сергеевич и выходит из вагончика.

Второй заместитель присматривается к развалившимся на полу.

— Где служил, сынок? — спрашивает он, с улыбкой поднимая голову. Подмигиваю ему:

— Спецназ, батя.

— Ясно, — хмыкает второй зам. — Живых не будет… — И, наклонившись, проверяет пульс на шее одного из гостей.

После получасовой беседы с джигитами я уже знаю, кого, где и как мне искать. Судя по рассказам моих подопечных, до Бенгала добраться будет трудновато. Абреки были со мной очень откровенны — слава Богу, в гараже нашлись слесарные инструменты, использование коих в «задушевной» беседе облегчило получение интересующей меня информации. Обратно в «БМВ» я загружаю уже трупы. Свернуть шеи этим бойцам не составило особого труда. Обещание, зарок, который я дал себе по приезде в город, уже не имеет силы. Время истекло, и руки у меня развязаны.

Выгоняю «БМВ» на улицу и, проехав в другой конец района, оставляю машину с трупами возле пустыря. Снимаю тонкие резиновые перчатки, без которых, как правило, не работаю, засовываю их в урну. Дворами выхожу к ближайшему проспекту. С пересадками на троллейбусе и трамвае добираюсь до небольшого ресторанчика на Гражданке. Здесь, как мне теперь известно, собираются «гости» нашего города, чтобы обсудить свои финансовые дела. Надеваю предварительно новую пару резиновых перчаток, захожу в ресторан с черного хода. У меня этих резинок как у хорошей хозяйки для мытья посуды. Не в каждой семье есть ведь аппарат для мойки. Проскальзываю мимо полупьяного пожилого грузчика, влачащего тележку, груженную пустыми ящиками, и оказываюсь в узком служебном коридоре.

Машин перед парадным входом я не видел, а во дворе — только один трехсотый «мерседес». Похоже, хозяин этой забегаловки на месте. Поскольку еще не вечер, народу в зале не должно быть много. Замечаю мелькнувшего в коридоре охранника, он открыл дверь и куда-то вошел. Охранник русский. Прохожу по пустому коридору и выясняю, где тут выход к бару, а также двери в кухню. Молоденькая официантка выкатывает из кухни столик на колесиках с приготовленными на нем блюдами. Ныряю в дверь, куда только что зашел охранник. Это помещение для отдыха персонала. Охранник сидит ко мне спиной в кресле и пьет кофе, глядя в телевизор. Услышав шаги, он хочет обернуться и, конечно, не успевает. Слегка придавливаю его рукой и, рывком сбросив на пол, припечатываю коленом спину. Вот так, — мордой в пол. И без глупостей.

— Где шеф? — спрашиваю тихо, специально искажая голос, и одновременно избавляю паренька, от 71-го табельного «ижака» с укороченным пээмовским патроном.

— В семнадцатом кабинете… — хрипит боец.

— Где ключ от этой комнаты?

— На столе…

— Вот и молодец, — хвалю его за готовность помочь и вырубаю надолго. Все, что здесь произойдет в дальнейшем, его не касается. Он всего лишь нанятый рабочий из охранного агентства.

Забираю ключ и выглядываю в коридор. В дальнем конце стоят и болтают, дымя сигаретами, две официантки. Выхожу, закрываю дверь на ключ. Семь шагов до двери с номером семнадцать. Цифры выведены красной масляной краской. Красный цвет скоро будет доминировать в этом помещении. Налегаю на дверь плечом — закрыто. Стучусь, как порядочный. Краем глаза вижу, что девчонки не обращают на меня внимания, судачат о чем-то своем.

— Кто? — голос из-за двери. Даже это короткое слово произносится с характерным акцентом. Забыл спросить охранника, как зовут его шефа. Ладно, хрен с ним, назовемся сами.

— Костя. Из охраны! — вру без стеснения. Кастрированный ПМ заткнут у меня за пояс под пиджаком.

— Какой такой Костя-Мостя? — бурчит голос за дверями. Щелкает замок.

В проеме видна усатая рожа. Довольно толстая и сальная. Понятное дело, владелец общепита.

— Ты кто? А? — удивляется усатый. Улыбаюсь ему как можно благодушней, одновременно охватывая коридор периферийным зрением. Официантки докурили, досмеялись и утопали по делам. Коридор пуст.

— Я же сказал тебе, сын ты ишака, что я — Костя! — говорю и пинком ноги в жирное брюхо освобождаю себе проход. Утробно хрюкнув и выпустив воздух из штанов, усатый садится на пол.

— Не двигайся, родной! — Выхватив пистолет, направляю его на второго типчика, сидевшего в кресле, а сейчас вдруг решившего приподнять свою задницу и возмутиться.

Прцкрываю дверь и, не выпуская клиентов из виду, поворачиваю левой рукой ключ в замке.

Сидящий в кресле напряженно следит за мной. У этого типа усов нет, а вот брюхо такое же, как у усатого. Удивительно похожи они друг на друга. Близнецы, что ли?

— Ты хозяин этого кабака? — интересуюсь, подходя к креслу.

Мужик отрицательно мотает головой. Хозяин ресторана, кряхтя и постанывая, поднимается с пола. Сидящий в кресле обращается к нему, косясь на меня: Гыр-Гыр. Что-то они там лопочут между собой, и как пить дать обо мне. Но ведь это очень невежливо — говорить о человеке в его присутствии на непонятном ему языке. Прерываю прения ударом рукояткой пистолета по губам толстяка без усов. Депутат от чуркестана мгновенно затыкается, смотрит на меня волком и держится за челюсть.

— Разговорчики в строю, — говорю добродушно. — Мне нужен Бенгал. Как до него, родимого, добраться?

— Ты нэ сможэш такой сдэлать, — горда заявляет усач.

— А ну-ка, расскажи почему?

— Нэ сможеш… — упрямо твердит директор.

Тоже мне аргументы: не сможешь — и все! Второй тип скорчился в кресле, баюкая в руках побитую морду. Уверен, он больше притворяется. Силу удара я рассчитал. Делаю шаг к усатому. Он испуганно пятится. Показываю директору стволом на свободное кресло.

— Думаешь, я с тобой в пятнашки играть пришел? — спрашиваю у него.

Тот врубается в ситуацию и послушно плетется к креслу.

Дожидаюсь, пока он устроится. В дверь кабинета кто-то негромко стучит. В глазах усатого вспыхивает надежда. Он надеется на чудо. Его приятель, забыв про челюсть, тоже глядит на дверь. Я ему, оказывается, даже губу не разбил. И крови нет. Значит, притворялся!

Киваю на дверь.

— Ответь… — говорю тихо.

— Кто нужен?! — кричит усатый.

— Это я, Юля! Вы просили принести обед… — доносится из-за двери.

— Нэ надо! Долго ходишь! — рявкает усатый злобно.

Даже в такой ситуации он более чем груб с низшим звеном своих работников.

Понятно, гыр-гыры считают, что они в России хозяева. Русские мужики для них — пустое место, а женщины — сплошь бляди. В соответствии с этой программой черножопые и корректируют свои поступки в русских городах. С этого дня я стану корректировать по своему усмотрению количество таких «кепок», и для начала — в своем городе.

По коридору слышно удаляющееся постукивание каблучков. Эти девушки, которые соглашаются работать на горцев, для меня загадка. Ладно, безработица, но нельзя же позволять, чтобы тебя постоянно унижали…

— Что хочэш? Дэнэг? Я дам тебе дэ-нэг! — усатый начинает торг.

— По фую твое лаве… — обрываю его. — Что мне нужно, я сам возьму.

Усатый затыкается. Его приятель вспомнил, что у него болит челюсть, и вновь корчит жалобную рожу. Хреново, кстати, у него получается. Тоже мне артист. В Институт театра и кинематографии я бы его не принял.

Спрашиваю:

— Последний раз спрашиваю: как мне добраться до вашего гребаного Бенгала?

Те, кого я свез в «бээмвухе» на пустырь, так ничего конкретного на этот счет не сказали. Зато сдали кучу своих корешей и сообщили, где кого найти.

— Я малэнький чэловэк, да? Я нэ ходыл к Бэнгалу… Он сам прыходил… Его чэловэк прыходыл, дэньгы брал… Я нэ знаю, как к нэму ыдты…

— А кто знает?

Директор пожимает плечами:

— Зачэм так плохо о нас думаэш? Зачэм пистолэт угрожаэш? Э-э! Нэ надо так… Заходы как друг… Будем кушать хорошо, пыть конак будем, красывый дэвушэк смотрэт будэм… Что надо — сам всэ узнаэш… — стелет он восточный коврик из слов.

Засовываю пистолет за пояс и улыбаюсь ему дружески. Директор, довольный своей дипломатической прозорливостью и умением общаться с людьми, тоже изображает на лице некое подобие улыбки.

— Э! Какой молодец! — хвалит он меня.

— Может, извиниться все-таки перед ним… — киваю на его приятеля. Тот, услышав мои слова, поднимает голову. Подхожу к нему и одним рывком ломаю ему шейные позвонки. Финита ля комедия. Артист, как мешок с дерьмом, валится на пол. Усатый застывает в кресле, не веря своим глазам.

Присаживаюсь на край стола, снова вытаскиваю из-за пояса пистолет.

— Так кто знает, где найти Бенгала? — повторяю все тот же несложный вопрос.

— Шакал! — вдруг шипит усатый, ощериваясь на меня и весь подбираясь.

Жаль. Он понял, что живым я его не отпущу, и решил встретить смерть по-мужски.

Терять ему действительно теперь нечего. Что ж, такое поведение в момент смертельной опасности можно назвать достойным.

Спокойно сижу, болтая ногой, и жду. Усатый все-таки решился. Стрелять я не хочу-к чему лишний шум? Левой рукой нащупываю за спиной пластмассовый ножичек для разрезания бумаги. Усатый скрюченными пальцами пытается схватить меня за горло. Хлесткий удар сбоку, и тут же отпрыгиваю подальше, чтобы не запачкаться кровью. Директор на миг замирает. Пластмассовый кинжальчик я вогнал ему глубоко в шею. Силясь вытащить тонкую ручку, усатый, хрипя и пуская кровавые пузыри, рухнул на пол и мелко сучит по паркету ножками. Приходится наклониться и придержать его, чтобы не привлек своей шумной агонией внимание посторонних. Подождав, пока обмякнет тело, произвожу обыск кабинета. Ничего, кроме пачки сотен в долларах и пары увесистых пачек стотысячными в рублях, не обнаруживаю.

Деньги забираю. Общак Бенгала за сегодняшний день уже заметно уменьшился. А может, и не заметно, кто знает, какими суммами ворочают абреки. Во всяком случае, повод для раздумий у Бенгала будет основательный. Я ведь только начал свою партию, и у черных впереди еще ой как много приятных неожиданностей.

Выбираюсь в коридор и, убедившись, что никого поблизости нет, запираю дверь на ключ, унося его с собой. На кухне гремят кастрюлями и крышками. Хозяева этого заведения свое уже отожрали, займемся теперь их друзьями. А до Бенгала я доберусь, чего бы это мне ни стоило.

Направляюсь к выходу, слышу за спиной женский голос:

— Молодой человек! Вы не знаете, когда они освободятся?

— Не скоро… — бросаю на ходу, не оборачиваясь, и выхожу во двор.

Проскочив арку жилого дома, выбираюсь на улицу. Еще один адрес я должен успеть отработать, пока не начался кипеш в улье у гыр-гыров. Скоро они засуетятся всерьез и станут осторожней. Гыр-гыры предпочитают чисто спекулятивный бизнес. Ресторанчики, кафе, шашлычные, ларьки и рыночные лотки — это их излюбленная тема. Настоящих трудяг среди них, прямо скажем, немного, да и те занимаются в основном сапожным ремеслом. Поэтому почти все адреса, которыми я располагаю, это ресторанчики, где хозяева — сплошь друзья Бенгала. Я не националист и против кавказцев как таковых ничего не имею.

У меня есть старые боевые друзья-грузины, есть знакомые среди грузинских воров, и, насколько мне известно, Грузия и Россия испокон веков сотрудничали. В Тбилиси всегда радушно принимали хороших людей из Питера, как и тбилисцев — в Питере. Но подручные Бенгала не из Грузии, да и он сам — разве люди? Первый адресок, который я хочу проверить, — это ресторан на окраине города, рядом с кинотеатром. В здании кинотеатра огромный холл, в котором возле игровых автоматов пасется молодняк. Касса Бенгала строчит монеты сразу на две точки. Может, он в скором времени переделает кинотеатр под казино? Прецеденты в Питере уже имеют место.

В ресторане народу хватает. Судя по публике, заведение не из дорогих, но грязноватое, что, впрочем, типично для кабаков, которые держат наши «гости».

Бегло осматриваю посетителей. Кавказцев в зале нет. Публика молодая, похоже, студенты. За стойкой бара девушка довольно потасканного вида с «мешками» под глазами, обведенными густо чем-то черным. Вид у нее блядский. Такие сучки в основном у этих орлов и работают. Какая же нормальная девчонка согласится, чтобы ее каждый день унижали? Тем более за гроши — абреки платить не любят.

Неподалеку от стойки — дверь в служебный коридор. Задроченная барменша, тупо уставясь в небольшой экран переносного телевизора, курит. Незаметно проскакиваю в коридор и нос к носу сталкиваюсь с одной из поварих. От нее воняет жуткой кислятиной и подгоревшим маслом, халат у этой работницы общепита весь в жирных пятнах и каких-то подозрительных потеках. Я бы не рискнул съесть в подобном заведении даже куска хлеба.

Замечаю дверь служебного туалета, проскальзываю внутрь. Пусть толстуха думает, что посетителю их тошниловки стало худо. Уверен, такое здесь частенько случается.

Натягиваю резиновые перчатки и выглядываю в коридор, осторожно приоткрыв дверь. Пусто. Ну все, вперед на мины!..

Быстро иду по коридору наугад, полагаясь только на интуицию. Запахи здесь — удавил бы этих работников общепита всех до единого.

Стоп. За одной из дверей слышна музыка. Озираюсь по сторонам — коридор пуст. Толкаю дверь, она легко подается.

Гыр-гыра вижу сразу. Сидит на диване, а рядом с ним полу растрепанная блондинка. Вернее, блондинка у него в ногах, она с усердием исполняет миньет.

Абрек смотрит на меня с недоумением, вцепившись грязными своими лапами в волосы девчонки.

— Я из Москвы. Базар есть… — резко говорю ему.

Прохожу к дивану и, рывком подняв шалаву за ухо, подталкиваю ее к выходу. Шлюшка, ей лет пятнадцать, не больше, даже не вскрикивает. Изо рта у нее текут слюни. Легким пинком под задницу придаю ей ускорение.

— Нас не тревожить, — говорю ей вдогонку.

Она одной рукой пытается застегнуть блузку, а другой, вытирая рот, летит на выход не оглядываясь. Закрываю за ней дверь. Ключа в дверях нет. Может быть, абрек думал, что без стука войти сюда никто не осмелится? Так это он зря. Ей-богу, зря. Зверек застегивает брюки, не поднимаясь с дивана.

— Э-э! Что за спэшка, дарагой? — спрашивает он раздраженно.

Молча показываю ему пистолет. Немая сцена. Гыр-гыр, уже приподнявший задницу, медленно падает обратно на диван.

— Нэ… Ты это… Нэт, брось… — бормочет он, глядя, как загипнотизированный, на срез ствола.

— Отвечаешь мне быстро и четко! — приказываю ему. — Где и как я могу достать Бенгала? Отвечаешь правильно — живешь. Ну!

Нервно сглотнув, кавказец начинает выдавать информацию. Вот это уже лучше. Он не сводит глаз со ствола пистолета. С пушкой всегда проще вызвать человека на откровенный разговор.

Я внимательно слушаю, запоминаю, стараясь не прервать поток его слов, даже когда гыр-гыр несет уже полную тарабарщину. С русским языком у него проблемы, но в итоге я узнаю больше, чем рассчитывал. Пора заканчивать. Зверек продолжает говорить, но мне уже некогда его слушать. Гляжу на диван. На диване есть то, что мне нужно. Джигит испуганно замолкает и таращит на меня округлившиеся от ужаса глаза.

— Ты уверен, что сказал мне правду? — спрашиваю спокойно. Он быстро кивает.

— Всо как эст! Мамой клянус! — заверяет он.

Думаю, врать ему не было смысла — как-никак спасал свою шкуру. Поэтому и заложил своих друзей. Ударом ноги в горло вырубаю рассказчика. Поднимаю с дивана небольшую подушку-думку и, прижав ее к стволу пистолета, нажимаю на курок. Хлопок, клацает затвор, на пол летит горячая гильза. На лбу у зверька, чуть выше его правой брови, появляется темная кровавая дырочка. Пуля ушла в толстую спинку дивана, забрызгав обивку кровью и мозгами на выходе из черепа. Вот и не стало еще одного хозяина… А может, и не он хозяин этого гадюшника? Впрочем, какая мне разница. Главное, он рассказал все, что от него требовалось.

Иду к выходу. Гильзу не подбираю — в данном случае это ни к чему. Топот ног по коридору заставляет меня остановиться. Черт! Прячусь за угол офисного стеклянного шкафа. Дверь открывается, и в кабинет вваливаются трое. Эти джигиты удивительно быстро оценивают ситуацию. Увидев убитого, они выдергивают пистолеты из-под темных, мешками на них висящих пиджаков. И все-таки мальчики опоздали — удары «макаровских» пуль уже отбрасывают их на стены кабинета.

Разряжаю всю обойму. Бросаю «ижак» и подбираю с пола выпавший из руки одного из бойцов «стечкин» с глушителем. Шмонаю карманы хозяина АПСБ — отлично, еще две полные обоймы к пистолету.

Нашумел я тут изрядно, и скоро, по всей видимости, начнется концерт… В помещении густо воняет сгоревшим порохом и свежей кровью. Стволом «стечкина» подцепив с одного из трупов чудом не свалившуюся кепку, выхожу в коридор. Нахлобучиваю кепарь козырьком на глаза.

В коридоре толпятся какие-то мужики и тетки из обслуги. Вскидываю в их сторону пистолет, внушительно удлиненный бочонком глушителя:

— Всем лечь!

Раздается женский визг, и народ понятливо валится на пол, закрывая головы руками.

Выскакиваю с черного хода на улицу. Отмахав с квартал быстрым шагом, останавливаюсь, чтобы проверить, как у меня сидит «стечкин» под одеждой. Вроде не выпирает. Машинка в качестве трофея досталась серьезная, и я этому рад. Да и вообще настроение отличное. Адреналин играет в крови, как шампанское. Я снова вышел на тропу войны.

Избавляюсь от перчаток и ловлю частника. Поменяв две машины, добираюсь до дома Ольги в Озерках. Спрятав оружие и деньги, заваливаюсь спать. Норму на сегодня я выполнил, а вот недоспал за вчерашнее, это точно. И не думаю, что канитель с Бенгалом затянется. Помешать исполнению моих замыслов могут разве что объединенные силы НАТО. Да и в этом случае что-нибудь придумаем.. .

Просыпаюсь от зазвонившего телефона. Смотрю на часы. Уже вечер. Придавил я подушку не слабо. Чувствую себя бодрым и готов к дальнейшим мероприятиям. Поднимаю трубку.

— Герасим?! — звонкий голос Ольги. Настроение у нее, похоже, улучшилось

— Да, малыш. Привет!

— Привет! Я была у папы! Мы ездили к нему с Галей. У него все в порядке. Он уже начал ходить по палате. — Ольга весело выкладывает мне все свои радостные новости.

Слушаю ее, не перебивая, только поддакиваю в нужных местах. Делегация отставников уже была у полковника, но Оля лишь мельком упомянула об их визите, значит, при ней никто не трепался о происшедшем в гараже.

— Ты спал?

— Да, Оль. Отлично выспался, и я рад, что твой папа приходит в норму.

— Я тоже очень рада! Ты будешь сегодня занят?

Улыбаюсь. Оля уже готова снова куда-нибудь со мной отправиться.

— У меня намечены кое-какие дела на вечер… — поясняю туманно, — но завтра я обязательно к тебе приеду. Хорошо?

— Конечно! Я буду тебя ждать, Гера! Мне приятно, что у девушки чудесное настроение.

— Тогда пока…

— Целую! — неожиданно говорит она и отключается. Я медленно опускаю трубку. Вот это да! Олька меня целует! Здорово. Тут снова звонит телефон, прерывая приятное течение моих мыслей, не дает мне додумать.

— Герасим? — хрипловатый басок полковника в трубке.

— Да, Владимир Андреевич.

— Спасибо… — говорит он и замолкает в напряженном ожидании.

— Собственно, не за что, — пытаюсь я отшутиться. Не люблю вести серьезные разговоры по телефону.

— Вас понял, — говорит полковник, сразу повеселев. — Но как будем жить дальше?

— А дальше — больше и лучше… — смеюсь я, убедившись, что он меня понимает.

— Будь осторожен, Герасим, я тебя очень прошу. — Он делает паузу, потом, кашлянув, говорит: — Ради Оли, будь осторожен.

— Спасибо, Владимир Андреевич, — благодарю его. — Я постараюсь.

— Надеюсь, скоро увидимся, — говорит полковник твердым голосом.

— Обязательно увидимся. Выздоравливайте!

Кладу трубку. Рывком поднимаюсь и топаю в душ. Через пять минут завариваю кофе и готовлю себе яичницу с колбасой. Я заканчивал ужин, когда от калитки позвонили. В сенях, справа от входных дверей, — небольшое окошечко, смотрю в него и вижу у калитки капитана милиции, с которым познакомился утром. Принесла нелегкая… Чертыхаясь, иду открывать. Кэп, хмурый и сосредоточенный, терпеливо ждет. Он без служебной машины и один.

— В чем дело, капитан? — спрашиваю его, улыбаясь. — Что-нибудь случилось?

Я, конечно, догадываюсь, почему капитан такой грустный. Работы я ему сегодня подбросил достаточно. Полицейский смотрит на меня испытующе. Улыбкой на улыбку отвечать не желает. Ничего, мы не гордые.

— Можно пройти? — спрашивает он.

— Разумеется. Никаких проблем, — говорю, открывая калитку, и пропускаю полицейского во двор.

Проходим в дом. Пригласив его в кухню, ставлю на плиту кофейник. Опер занимает свое утреннее место. Видок у него чахлый.

— Хотите перекусить? — предлагаю ему.

— Нет, что вы, не стоит… — возражает он и, пошарив по карманам, вытаскивает сигареты.

— Опера всегда ходят голодные, — смеюсь я и приготавливаю ему такую же яичницу с колбасой, как и себе недавно.

— Хмурый… — вдруг роняет опер у меня за спиной.

Я не оборачиваюсь, услышав свою кличку, и не напрягаюсь.

— Что вы сказали? — спрашиваю его как ни в чем не бывало, перекладывая яичницу со сковородки в тарелку и одновременно приглядывая за кофейником.

— Нет… Я так… Ничего… — говорит опер. Похоже, пронесло.

Снимаю с плиты кофейник и наливаю капитану кофе.

— Сейчас подзаправитесь, — подмигиваю ему.

Опер кисло улыбается, отложив сигарету в пепельницу и беря чашку двумя руками.

— У вас здесь все в порядке? — спрашивает он, наклонившись к чашке и косясь на меня исподлобья.

— Пока все нормально, — отвечаю. — Навестили Владимира Андреевича, потом я по вашему совету отвез Олю в безопасное место — к сестре жены полковника. Теперь вот сторожу дом…

Капитан рассеянно кивает.

— Я рад, что пока все хорошо, — бубнит он, думая о чем-то своем. Взгляд у него какой-то отсутствующий.

— Сейчас я вам сделаю салат из огурчиков и помидорчиков, — обещаю ему, открывая холодильник.

— Спасибо большое. И так достаточно… — вяло возражает опер.

— Ничего — стерпите. Витамины никому еще не вредили… — говорю, доставая овощи из холодильника. — Жаль, нет укропа…

— Спасибо. — Капитан, вооружившись ножом и вилкой, принимается за еду.

Быстро приготовив салат, заливаю его сметаной.

Пододвигаю открытую хлебницу.

— Очень вкусно. Спасибо, — благодарит полицейский, уплетая за обе щеки. — У вас странные шрамы на груди и спине. Это откуда? — спрашивает он как бы между прочим.

Черт! Я не успел накинуть рубашку и разгуливал перед ним в одних брюках и тапочках.

— А, ерунда, — бросаю небрежно и выхожу в другую комнату — одеться. Шрамов у меня действительно хватает: два — от пуль и четыре резаных — от тесаков. У каждой отметины — своя история, но обо всем этом пока необходимо забыть. Одевшись, возвращаюсь в кухню.

— Вы где-то служили? — интересуется капитан, не желая менять тему. Он почти уже расправился с едой.

— Спецназ ВДВ, — лаконично отвечаю ему, закуривая сигарету.

— А… Вот оно что… — Капитан смотрит на меня с нескрываемым уважением. — Извините…

— За что же извиняться? — Меня немного смешит его подчеркнутая вежливость. Удивительно такое слышать от матерого мента.

Кэп, покончив с едой, сам моет тарелку и чашку в раковине. Поставив чистую посуду на буфет, возвращается на свое место.

— Благодарю вас, — говорит он и закуривает.

Я спокойно жду, что будет дальше.

— Представляете, — начинает он, глубоко затянувшись и выпустив дым, — кто-то вплотную занялся людьми Бенгала…

Я делаю удивленное лицо, стряхивая пепел.

— Кто же это может быть? .

Кэп пожимает плечами и вдруг усмехается:

— Кто бы он ни был, ему можно только пожелать удачи.

«Что же у тебя все-таки на уме?» — думаю я, с возрастающим интересом глядя на опера.

— И чего же удалось добиться этим ребятам? — интересуюсь я.

— Трупов уже выше крыши. Всего за один неполный рабочий день, — хмыкает капитан, хитро поглядывая на меня. — Кто-то валит кавказцев штабелями, и черт его знает, что будет дальше. А может, вы, Герасим, в курсе, чего ожидать нам, операм?..

— Вряд ли я сумею вам чем-нибудь помочь, но судя по вашим же рассказам о банде этого… как его… Бенгала… желающие его прикончить не остановятся, пока не доведут дело до конца, — размышляю вслух.

— Послушайте, Герасим, — кэп наклоняется ко мне через стол, — вы очень похожи по описанию на одного человека, который совершил в городе всего за два дня целый фейерверк преступлений.

— Вот уж никогда бы не подумал, что у меня криминальная внешность, — говорю, усмехаясь. — И что же это за преступления?

Капитан откидывается на спинку стула и пристально смотрит мне в глаза. Глубоко затягивается сигаретой и вдруг заливается веселым мальчишеским смехом. Я тоже улыбаюсь. Этот капитан еще тот типчик… Умный, зараза, чертовски умный опер.

— Хорошо, очень хорошо, — говорит он, отсмеявшись. — Я теперь более чем уверен в своих догадках. Но пусть так и будет… — Он встает, надевает фуражку. — Я тоже когда-то служил в ДШБ… Четыре месяца жарился в Афгане…

Капитан протягивает мне руку. Крепко пожимаем друг другу лапы. Хватка у опера железная. Молча идем к выходу. Кэп вдруг останавливается.

— Можно дать вам один совет, Герасим? — как-то странно спрашивает он.

— Конечно.

— Запоминайте… — И опер зачем-то перечисляет названия медицинских препаратов, которые, дескать, можно купить теперь в аптеке.

Я удивленно смотрю на него:

— Я совершенно здоров.

— Не то… — отмахивается опер. — Вы запомнили?

Я повторяю названия. Кэп удовлетворенно кивает.

— Когда купите все это, то соотношение жидкостей следующее… — И он объясняет, что нужно делать с этими лекарствами и как их правильно смешать. Не понимаю, к чему он клонит, но слушаю его очень внимательно.

— Я все запомнил, — заверяю капитана. — Но зачем мне это?

— Тест на микрочастицы пороха у вас на руке вы не пройдете. Поэтому примите к сведению, — опер усмехается. — У вас, Хмурый, прекрасные нервы. И вообще вы делаете то, что я хотел бы делать сам, но не могу. Я по другую сторону. Впрочем, в этой войне я с вами…

Не прощаясь, он выходит во двор. Я смотрю с крыльца ему вслед. Он не побоялся прийти один, хотя был уверен, что я именно тот, кого ищет его ведомство. Взглянув на свою правую руку, вижу: действительно, порошинки пробили тонкую резину перчаток и въелись в кожу. Усмехаюсь: этот полицейский далеко пойдет.

На часах половина десятого вечера, но на улице светло, как днем. Белые ночи в городе Питере.

На ночь глядя собираюсь прокатиться за город. Дли лета я одеваюсь несколько странновато: темные, плотно облегающие джинсы, поверх них — широкие спортивные брюки. На мне также темные кроссовки под замшу, белая футболка с высоким воротником, сверху — черная рубашка из джинсовой ткани (воротник подогнут внутрь, пуговицы расстегнуты до середины груди). Натягиваю еще и синюю спортивную ветровку с капюшоном. Молнию куртки застегиваю так, чтобы видна была только белая футболка. На голове у меня темная бейсболка с длинным козырьком. В небольшой молодежный рюкзачок запихиваю полотенце, туалетные принадлежности, какую-то книжку в мягком переплете, которую позаимствовал из библиотечки полковника. Глушитель и пистолет по отдельности — за пояс джинсов. У полковника имеется спортивный велосипед, его я и вывожу во двор. Заперев дом, качу к железнодорожной станции Удельная.

Для позднего времени народу на платформе — не протолкнуться. Летний период! Владельцы приусадебных участков, нагруженные саженцами, досками, сумками и рюкзаками немыслимых размеров, прут на «отдых».

У нас в России отдыхать означает строить свой сарай за городом, ковыряться на огороде и пить горькую. Купив билет, маюсь в толпе полупьяных дачников, ожидая электрички. По перрону ковыляет жирная неопрятная тетка с большой корзиной, предлагая сомнительного вида пирожки с мясом. Этими образчиками вокзальной кулинарии я не стал бы кормить даже бездомных собак. Жалко песиков.

Четверо мужиков, однако, покупают эти пирожки на закусь в дороге. С ними, я думаю, ничего не случится — судя по их фиолетовым носам, мужики настолько проспиртованы, что никакая отрава их не возьмет. Стоя рядом с ними, ощущаешь крепчайший дух невыветриваемого алкоголя и термоядерных сигарет отечественного производства.

Подходит электричка. Я пережидаю, когда основная масса «курортников» занесет свои пожитки в вагон. Повалив чье-то огромное оцинкованное ведро, как будто специально поставленное в проходе и набитое тяпками и совочками, пристраиваю наконец свой велосипед в тамбуре у стены, поставив его «на дыбы».

— Можно и поаккуратней! — рычит обиженный хозяин сбитого мной ведра.

Мужику лет сорок, на мясистом носу большие, в роговой оправе очки.

— Можно, но трудно, — усмехаюсь я и придерживаю свой транспорт, чтобы он не грохнулся кому-нибудь на голову.

Напротив меня на небольшом рюкзачке примостилась молоденькая девчушка. У нее на коленях сумка, откуда неожиданно высовывается забавная мордочка таксы. Собака с любопытством рассматривает рассерженного мужика в очках. Подумав немного, она тявкает на него разок-другой и снова прячется в сумку. Девчонка весело смеется.

— Расплодили собак, мать вашу, прохода от них нет… — бормочет мужик с ненавистью. — Выродки!

Девчушка с наивным удивлением косится на мужика. Что ж тут удивляться, милая. Злобы в людях за годы «реформ» накопилось достаточно. И все-таки, тятенька, вести себя следует скромнее. По крайней мере, в публичных местах.

Электропоезд тронулся. Оставляю велосипед у стенки и, сделав шаг, резко сдергиваю очки с носа мужика.

— Если тебе, мешок с тухлыми костями, не нравится то, что ты видишь каждый день, — говорю ему мягко и с любезным оскалом, — то я, как окулист-кооператор, бесплатно могу выдавить твои шнифты прямо здесь и сейчас.

Водружаю очки на место и, похлопав мужика по дряблой щеке, улыбаюсь:

— Подумай, родной, ведь бесплатно… Мужик, подхватив свои манатки и ни слова не говоря в ответ, ломится в забитый народом вагон. Гремят железки в его дурацком ведре.

Пожилая пара тихо засмеялась ему вслед. Такса снова высунулась из сумки и победно тявкнула.

Выгружаюсь на платформе в Комарове. Первая мысль на свежем воздухе: нужно обязательно купить машину. Права у меня есть, денег трофейных уже вполне достаточно для приобретения транспорта посерьезней, чем велосипед.

Пролетаю по пустынным в этот час улочкам дачного поселка. Народ разошелся по домам.

Нахожу нужную улицу и проезжаю по ней до конца, к лесу. Улицы здесь не асфальтированы, а плотно утрамбованы местным грунтом. Немного пыльные, усеянные прошлогодней хвоей. Низкие кустики вереска подступают из леса вплотную к дорогам. Раньше тут можно было, выйдя из дома и не углубляясь в лес, набрать корзину черноголовых боровиков за двадцать минут, а сейчас в окрестных лесах все вытоптано несметными полчищами городских грибников и ягодников. В тех укромных уголках, где по осени после первых заморозков мы собирали белые грузди и волнушки, папоротник полег под ногами сотен тысяч искателей даров леса.

Засекаю номер дачи, которая мне нужна. Во дворе за низким заборчиком две иномарки — японские. В этом тихом уголке и снимает дачу Бенгал, если верить его дружкам, которые теперь уже просто удобрение. Не стоило тебе, Бенгал, сюда приезжать. Скоро ты в этом убедишься.

Углубляюсь в лес, ведя велосипед за руль. Хочу пока его припрятать. Найдя воронку от авиабомбы, прячу в ней свой транспорт. Начало двенадцатого. Все еще светло. Темнее и не будет, но делать нечего, с природой не поспоришь.

Собираю «стечкина», навинчиваю глушитель. Проверяю работу затвора, подачу патронов из обоймы в казенник. Удостоверяюсь, что машинка работает как надо, кладу ее возле себя на рюкзачок. Закинув руки за голову, лежу, глядя в чистое небо. Хорошо так лежать, не думая ни о чем хреновом в этой жизни. Через час слышу попискивание таймера. Смотрю на часы. Пора заняться делом. Покурив, затаптываю окурок в песок, оправляюсь. Из рюкзачка достаю тонкие лайковые перчатки. Иду в поселок, подсунув пистолет под куртку. По дороге никого из отдыхающих не встречаю. Уже легче. В поселке лениво брешут собаки. Вот и нужный мне дом. Большой, но одноэтажный. Готовят на ночь шашлычки. Отворяю калитку и, пройдя между машин, направляюсь прямо в дом. Один из абреков замечает меня.

— Эй, парэн? Ты к кому?!

— К друзьям, — бросаю в ответ, поднимаясь на крыльцо.

Краем глаза вижу, как он, что-то сказав приятелю, быстро идет к дому. Я уже в коридоре. Несколько шагов — и оказываюсь в большой гостиной, обставленной удобной мягкой мебелью. В комнате четверо, расселись по углам, кто в креслах, кто на диванах. Все они пузатые, с круглыми жирными лицами и, конечно же, при золотых цепях, перстнях, браслетах. В общем, все как положено солидным бандитам от коммерции.

Большая четверка смотрит на меня с недоумением. Вслед за мной в гостиную влетает парень из сада.

— Я тэбя спрашивал?.. — говорит он мне в спину и осекается, ожидая, как будут реагировать на мое появление хозяева. Может, они меня действительно пригласили. В воздухе запах дорогого одеколона. Скоро здесь запахнет порохом. У всех четверых в руках тонкие высокие бокалы с янтарным вином. Смотрю через плечо на охранника.

— Я же сказал: я друг… Но только не ваш… — объясняю ему.

Парень соображает туго, он хмурится, пытаясь догнать сказанное мной.

Ударом правой ноги под горло отбрасываю тупицу к порогу комнаты. «Стечкин» у меня в руке готов к действию. Странно, однако, почему так мало охранников? Или я кого-то проглядел?

У одного из кавказцев из руки выпадает бокал, но не разбивается, — пол застелен пышным импортным паласом. Дальняя стена — сплошь стеклянная. Широкие раздвижные двери выходят на веранду. Вот как раз со стороны веранды и слышится топот ног — в дверях появляется второй охранник, держа в обеих руках по пучку шампуров с уже готовыми шашлыками. Он застывает на пороге, глядя на пистолет в моей руке.

АПСБ плюется свинцом, две тяжелые пээмовские пули дырявят грудь любителя шашлыков, он отлетает на веранду, навеки потеряв аппетит.

Мои намерения теперь ясны, кажется, всем присутствующим. Четверка сидит молча, засунув языки в задницы.

— Кто из вас Бенгал? — спрашиваю их. В ответ — молчание. За спиной начинает шевелиться, приходя в себя, первый охранник. Резко заведя руку назад, двумя выстрелами успокаиваю его теперь уже окончательно.

— Говоришь ты! — навожу ствол на дальнего от меня, сидящего, в кресле.

Он нервно сглатывает слюну и икает.

— Ях-ха… — вырывается у него из горла хрип, но мужик, кашлянув, тут же поправляется: — Я хочу сказать, что здэс Бенгала нэт.

Я саркастически усмехаюсь.

— И где же он, неуловимый и властвующий? — интересуюсь у него.

— Я нэ могу сказат… — отвечает он. «Стечкин» клацает и сплевывает гильзу на пол. На месте носа у хрипуна теперь зияет приличная дыра от пули. Не очень эстетично получилось, но что поделаешь.

— Теперь ты… — целюсь в следующую жертву, довольно, надо отметить, упитанную. Нервы у пузана не выдерживают, и он указывает пальцем на господина в сером костюме, сидящего на диване.

— Что ты на это скажешь? — спрашиваю «серого кардинала».

Тот глядит на толстяка с ненавистью:

— Я скажу… Этот мраз — сын ишака и сам ишак! И я его маму… И его сэстра…

Толстяк вскакивает.

— Да я твою… — начинает он.

— Сидеть, сука! — рычу на него. — А ты заткнись! — говорю более спокойно Бенгалу, видя, как оба вздрогнули от окрика.

Забывшие на миг о моем присутствии, они затыкаются, снова уставившись на срез глушителя АПСБ.

Замечаю на маленьком столике полароид. Беру его левой рукой и делаю снимок с каждого из присутствующих.

— На память… — поясняю им. — Один вот только не очень удачно получился…

Фотки раскладываю подсыхать на столике рядом с камерой.

Вновь «стечкин» в работе, дырявлю еще двоих, — в каждого по три пули.

— Что ты хочэш? — взвизгивает Бенгал. — Дэнэг?

Я молча наблюдаю за ним, пытаясь про себя решить, как могла эта сволочь залезть к нам и так тут отлично устроиться на карманах и жизнях наших граждан, когда уже все знают, как выгоняли русских из республик Закавказья, как издевались и насиловали наших женщин и глумились над безоружными мужчинами… Почему эти суки живут у нас и процветают?

— Я дам тебе дэнэг! — обещает Бенгал и быстро достает из-под дивана дипломат.

Я не мешаю ему. Зачем? Даже если у него в дипломате оружие, ну что же, пусть попробует им воспользоваться.

Бенгал, бросив кейс на диван рядом с собой, снова смотрит на меня.

— Мне нужен не ты…— поясняю тихо. — Мне нужны твои люди. Те, кто исполняет…

Я говорю правду. Он мне уже не нужен, раз находится здесь…

А вот с его бойцами я бы еще позанимался.

На смуглом лице Бенгала появляется что-то вроде улыбки:

— Э-э… Что тэбэ до этих ишаков?

— Они мне нужны, Бенгал… — говорю, все так же не повышая голоса.

Даже к своим людям этот подонок относится по-скотски. Человечество для него делится на «богатых и знатных» (таких, как он) и рабов.

— Эсли тэбэ нужны эты бараны, я скажу тебе… — охотно соглашается Бенгал. — По-чэму нэ сказат хорошэму чэловэку, эсли он просыт… Я жэ выжу, ты настоящый джигыт!

— Говори, Бенгал, говори, — тихо подбадриваю его.

И он говорит. Теперь я знаю еще два места, где можно найти его боевиков. Бенгал между тем пытается заинтересовать меня, обещая очень большие деньги, эти монеты он готов с превеликим удовольствием подарить мне, как лучшему из лучших, и т. д. и т. п. — лишь бы я отпустил его целым и невредимым. С усмешкой слежу за его волосатыми лапами, как они суетливо мечутся по крышке кейса, пытаясь нащупать замки. Он что-то невнятно бормочет и вдруг, резко выдернув руку из дипломата, нацеливает на меня ПМ.

Шаг вправо — ухожу с линии огня. Мой «стечкин» пока молчит, Бенгал давит на курок. Хрен там. Он забыл снять пистолет с предохранителя. Даю ему время исправить ошибку. Делаю шаг влево и, не сводя глаз со ствола «Макарова», резко приседаю. Бах! Бах! Бах! Три выстрела подряд. Перекатом ухожу влево и, мгновенно поднявшись, отскакиваю вправо. Две пули дырявят спинку дивана в том месте, где я только что находился. Пируэт и прыжок в сторону двери. . Бросаюсь на пол. Гремят последние два выстрела. Я спокойно поднимаюсь и с улыбкой гляжу на Бенгала. Он стоит около дивана, стискивая обеими руками свой теперь уже бесполезный ПМ. Ствольная коробка пистолета ушла в крайнее заднее положение. Значит, девятого патрона в стволе не было. Тем лучше. Я дал зверьку шанс, но он не сумел его реализовать.

Бенгал, опуская ствол, смотрит на меня с недоумением и восклицает:

— Шайтан!

Мой ход. Резко приседаю и стреляю снизу вверх, чтобы шальные пули не залетели в соседние дома. «Стечкин» клацает, и бесшумная серия разносит череп Бенгала вдребезги. От ударивших по окнам пуль лопаются стекла на веранде. Пора уходить. Шума в доме было достаточно. Забираю кейс и выхожу на улицу, надвинув козырек бейсболки на глаза. Тишина, соседи, похоже, ничего не слышали. Деревянные стены дома приглушили звук выстрелов. Добираюсь до своего велосипеда и объезжаю поселок по краю. Деньги я переложил в рюкзак, а кейс выкинул.

Нужно уйти как можно дальше от поселка. Выходить на трассу я не рискую — по асфальтированной дороге через лес рулю в сторону Щучьего озера. Велосипед придется бросить, — потом куплю полковнику новый. Средства от собак у меня нет. Я искал у Ольги на кухонных полках хотя бы пакетик красного или черного перца, но так ничего и не нашел. Если на место приведут кинолога, то собака по моим следам притащит полицейских к воронке, где я прятал велосипед. Значит, надо от него избавиться.

Проезжаю Щучье озеро с правой стороны и миную спящую турбазу. Вдоль берега видны разноцветные палатки. Забираю дальше вправо и по дороге, ведущей в сторону Большого Симагинского озера, углубляюсь в лес. Ночью, особенно белой ночью, ехать по лесной дороге — одно удовольствие, жаль только, что она вдрызг разбита. Еще мистер Черчилль высказал в свое время интересную мысль: «В России нет дорог — есть направления…» Ничего с тех пор не изменилось. Через полчаса пересекаю трассу на Первомайское и спускаюсь к озеру.

Выбрав местечко поудобнее (подальше от каких бы то ни было туристов), разбираю велосипед. В первую очередь разрезаю покрышки и забрасываю их как можно дальше от берега. Потом летят в озеро колеса и рама. Немного подумав, решаю пистолет оставить пока при себе. Дело еще не закончено. Устраиваю пятизвездочный отель из еловых лап в песчаной воронке. Надо маленько подремать.

Прикемарил я плотно. Проснулся в восемь утра. Поднимаюсь и озираю окрестности.

Все спокойно. Ухожу глубже в лес и, найдя ручеек, привожу себя в порядок: тщательно умываюсь и бреюсь электрической дорожной бритвой. Побрызгавшись одеколоном, стаскиваю с себя спортивную одежду, зарываю ее в песок. Теперь у меня вид мирного дачника, проведшего ночь в собственном доме и с утра собравшегося в город. Выхожу к автобусной остановке. В моем рюкзачке, между прочим, теперь сто пятьдесят тысяч долларов, и ни центом меньше. Везет же некоторым… Правда, и «грязный» ствол наличествует, но он мне еще нужен, а доставать другой — некогда.

Автобусом добираюсь до Зеленогорского железнодорожного вокзала, где беру частника. Едем в Сестрорецк. Из Сестрорецка на маршрутном такси возвращаюсь в Питер.

Первым делом отправляюсь по нужному мне адресу. Это в Купчине. Нахожу девятиэтажный «кораблик» сто тридцать седьмой серии и поднимаюсь на седьмой этаж. Розовая кнопка звонка. Звоню, тут же пальцем смазывая с кнопки свой отпечаток.

— Кто? — раздается из-за двери голос с характерным акцентом.

— Легавые… — шучу я, глядя в затемненный глазок.

Слышу нечленораздельное бурчание, и дверь открывается.

— Тэбэ кого? — интересуется кавказец с помятой после пьянки рожей.

— Тебя и остальных, естественно… — усмехаюсь я. — Ну что? Так и будем через порог разговаривать? — уже зло спрашиваю я.

— Ну, заходы… — удивленно говорит он, пропуская меня в коридор.

Кидаю взгляд на кухню — там никого. Топаю в большую комнату.

— Э!.. Слюшай! Ты к кому, парэнь?! — продолжает удивляться зверек.

Не отвечая, вхожу в комнату. За столом еще двое пьют чай. Ставлю рюкзачок на стол. Абреки смотрят на меня с удивлением.

— Привет, орлы! — здороваюсь с ними и оборачиваюсь к открывшему мне дверь: — Я от Бенгала… Давай собирай остальных. Будете получать премию.

Не дожидаясь ответа, начинаю выкладывать из рюкзака увесистые пачки долларов.

Я, конечно, здорово рискую — вполне возможно, что они уже знают об убийстве их шефа, но фактор неожиданности и куча денег, подтверждающая мои добрые намерения, должны сработать.

Зверек у меня за спиной удивленно крякает и уже весело говорит:

— Вот это гост! Какой гост с утра! Сидящие за столом при виде такого количества баксов цокают языками, их настороженность улетучивается прямо на глазах. Значит, они еще не в курсе относительно происшедшего в Комарове.

Зверек уходит звать остальных.

— Премия большая. Никто не будет в обиде, — улыбаясь, говорю сидящим за столом.

Они завороженно глядят на кучу долларов. Из других комнат подтягиваются остальные. Всего их семеро.

— Все в сборе? — спрашиваю того, кто открыл мне дверь.

Тот кивает. Показываю рукой на большой диван:

— Давайте туда. И строго по списку…

Абреки послушно устраиваются на диване, и даже двое из-за стола пересаживаются к ним. Ну прямо детский сад, а не бандиты.

— Сейчас огласим список, — говорю строго и снова лезу в рюкзак. На свет появляется трудолюбивый «стечкин». Длинной очередью выкашиваю зверьков начисто.

Складываю пачки баксов обратно в рюкзак и осматриваю квартиру. После тщательного обыска нахожу оружие. Несколько акээмов, три «макара» с глушителями, несколько гранат Ф-1 с запалами, две «Беретты-92» и один «Глок-18» с глушителем. Плюс куча обойм ко всем стволам. Приготовились парни неслабо. Беру себе только «Глок» — с него почти не снята смазка, — один ПБМ и обоймы к оружию. Меняя частников, добираюсь до Озерков. Только успеваю спрятать оружие и деньги, как звонит телефон.

— Капитан Егоров. Здравствуйте, — у капитана сухой, официальный голос.

Легок на помине. Только что о нем вспоминал.

— Чем могу?

— Я звонил поздно вечером… — говорит он сухо.

— Возможно, — не опровергаю его версию. — Но я в то время крепко спал…

— Да, конечно же… — быстро соглашается полицейский. — Вы днем не заняты? Я бы хотел где-нибудь с вами пересечься, поговорить.

— Давайте в три. Только место назовите сами.

Кэп объясняет, где нам удобнее встретиться. Кладу трубку. У меня еще имеется парочка адресов, по которым я намерен прокатиться, но сделать это можно будет только вечером. Хотелось бы застать дома всех моих клиентов, чтобы сегодня же и покончить с командой Бенгала.

До встречи с капитаном сорок минут. Много времени у меня ушло на дорогу, но не это главное. Я отвлекся с этим Бенгалом от основной задачи. Впрочем, жалеть не о чем. Почистил слегка город, а заодно поправил свое финансовое положение, не залезая государству в карман. А так бы пришлось обращаться к своим… А, черт! О чем это я? Сказал же себе — забыть!

Пора собираться да потихоньку подтягиваться к месту встречи с полицейским. А может, кэп решил устроить мне ловушку? Не хочет брать меня в доме Ольги, боясь, что она в этот момент окажется со мной рядом в виде заложницы? Возможен и такой вариант, исключать его не стоит, но оружие на встречу не беру — шмалять по солдатам у меня желания нет, а уйти я все равно сумею, как бы там полицейские ни старались.

Добираюсь до кафешки на проспекте Просвещения. Публики в зале почти нет, и капитан еще не появился. На первый взгляд все спокойно, но засаду сразу не обнаружишь. Такое только в кино бывает.

Заказываю себе кофе и салат из свежих овощей, закуриваю и жду. Настроение у меня великолепное, и, если честно, я предпочел бы как следует отдохнуть, а не заниматься делами. Что-то срываюсь на лирику. Может, старею? Все-таки за тридцатник перевалило, и чего только уже не видал в этой жизни, где только не побывал. Впрочем, есть места, где я не был. В Африке, например… Правда, она и на хрен не нужна, что я там забыл? В Штатах не был. Но опять же, —тут как на это посмотреть… Можно сказать, что и был. Вот такой кроссворд. Неважно. Я бы хотел прокатиться по странам в качестве туриста, этаким вальяжным мэном с кучей денег в лопатни-ке и без ограничений во времени, поглядеть на мир глазами путешественника, а не исполнителя заданий государственной важности.

Ну вот! Приперся кэп, и мои мечты опустились в сортир… Тем более он еще и в форме. После трех лет отсидки мне особенно противно смотреть на ментовскую форму.

— Добрый день, — говорит капитан, протягивая руку.

Пожимаю ее, привстав со стула, и показываю на место рядом со мной:

— Добрый. Присаживайтесь…

У капитана усталый вид, но глаза как-то странно поблескивают.

— Вечером вы, наверно, хотите съездить к своим знакомым? — переходит он к делу и показывает бумажку с известным мне адресом.

Я действительно туда собирался, чтобы добить команду Бенгала.

— Все может быть…— отвечаю уклончиво.

— Не стоит… — усмехаясь, говорит полицейский и закуривает сигарету. — Ваня уже прокатился по разным местам. Многие бенгаловские ресторанчики и кафе просто не открылись сегодня. Даже некоторых оптовиков не видно в городе.

— Кто такой Ваня? — интересуюсь я.

— Это тот старлей-участковый, с которым я приходил к вам домой. Мой друг, — поясняет кэп. — После убийства Бенгала… — он делает паузу, строго глядя на меня, но в его глазах пляшут чертики. — В общем, драпанули его орлы из города. Даже коммерсанты, которым он обеспечивал крышу, уехали, хоть вы их и не трогали.

Никак не реагирую на его слова. Жестом подзываю официантку:

— Принесите, пожалуйста, кофе и еще один мясной салат. И два раза по пятьдесят самого лучшего коньяка, какой там у вам имеется.

Официантка записывает и уходит.

— Я на службе, — пробует отмазаться кэп.

— Не принимается, капитан, — смеюсь я. — За победу не грех…

Полицейский пристально смотрит на меня, усмехается.

— А!.. — машет он рукой и придвигается ближе к столику. — Где наша не пропадала!

Пока он расправляется с салатом, я раскладываю перед ним снимки, сделанные на даче у Бенгала.

— Это он? — спрашиваю капитана, показывая на человека в сером.

— Да, — подтверждает тот, берет в руки фотографии, рассматривает их. — Ну, — говорит он, допивая свой кофе, — мне пора.

Поднимаюсь вместе с ним. Капитан протягивает руку:

— Меня вообще-то Евгением зовут. Пожимаю его лапу.

— Теперь чем займетесь? — интересуется капитан, хитро глядя на меня. Улыбаюсь:

— Жизнь покажет.

Евгений надевает фуражку.

— Звони, если что… — бросает он и выходит на улицу.

Провожаю его долгим взглядом.

После встречи с полицейским решаю прогуляться до метро. Погода прекрасная. Уже на подходе к станции заметна толкучка возле лотков и киосков. Как и все прочие граждане, глазею на выставленные за стеклами товары и не спеша, дымя сигаретой, пробираюсь в общей народной давке среди представителей развитого спекулятизма. До другого «изма» мы пока еще не докатились. Всегда катимся к какому-нибудь «изму», но почему-то постоянно оказывается, что избранный нами — самый хреновый из всех возможных. Не получается в России по-другому. Если в Китае, например; все самопальное стоит дешево, то у нас тот же китайский самопал продается по ценам хороших европейских магазинов. А свое придумать, как всегда, не умеем или не хотим, что скорее всего. Итальянские кустари-кооперативщики вон сколько обуви для нас настругали, и все это катит в России по ценам, от которых тот же итальянский обыватель просто обалдел бы…

Купив мороженое, подхожу к столику, за которым вдохновенно обдирает народ команда бывших наперсточников, переквалифицировавшихся в не менее подозрительных лотерейщиков.

Как раз возникает спор, кто из игроков, уже вложивших деньги, должен добавить, чтобы наконец-таки выиграть. В спор между тремя «ослами» включаются подставные лица, которые по отработанному сценарию должны задавить глупых клиентов деньгами. Вариант, как и в наперстках, — беспроигрышный. С интересом наблюдай, как накаляются страсти.

— Но вы же сказали, что по времени уже никто не может войти в игру?! — подает голос одна из «жертв».

Мужик, похоже, догадался, что плакали его денежки.

— Я вам все объяснила, — натянуто улыбается ему блондинка, банкующая за столом. — По правилам нашей лотереи за истекающее время в игру имеют право вступить еще несколько желающих. Правила вот!.. — блондинка тычет пальцем в столик, где под пленкой распиханы бумажки с каким-то текстом. — За то время, что вам дается на обдумывание, может ведь никто и не подойти. К тому же вступающие должны вносить больше, чем вы, значит, и рискуют они сильнее!..

Мне смешно. «Лохи» нервно теребят в руках свои карточки. Интересный психологический феномен. Наш народ в течение восьмидесяти лет гипнотизировали, обещая земной рай до окончания веков… рая как не было, так и нет, но граждане по привычке отдают жуликам последние деньги, веря, что эти добрые дяди и тети помогут им в короткий срок стать богатыми и никогда больше не болеть.

— Когда же мы все-таки начнем розыгрыш?' — нервно интересуется еще одна «овца» на заклание.

— Сначала свое слово должны сказать те, кто вступил в игру после вас, — непререкаемо заявляет блондинка.

Третий «баран» стоит рядом со мной и грустно глядит на карточки в своих руках. Похоже, деньги у него кончились, и он смирился с мыслью, что проиграл все.

Его лицо кажется мне знакомым.

— Как дела? — спрашиваю бедолагу. Мужчина, глядя куда-то в сторону, вздыхает:

— Опять обманули…

Блондинка реагирует мгновенно, как учили:

— Никто вас не обманывает! И не оскорбляйте тут!

Рядом с ней переминается с ноги на ногу хилого вида паренек в очках, разумеется, такой же подставной, как и женщины разного возраста, вступившие в игру позднее. А заведуют этим «предприятием» вон те шестеро, что крутятся неподалеку и зорко следят за всем, что происходит У стола.

— Да я уже вижу, что проиграл… — говорит мужчина, и вдруг я вспоминаю, кто это такой.

— Как вы можете видеть, если еще не открывали карточки? — лицемерно возмущается блондинка.

— Я чувствую, что до открытия карточек дело не дойдет; — обреченно говорит мужчина.

— Нет, вы все-таки не оскорбляйте, гражданин! — взвивается блондинка, она так вошла в образ, что уже и сама поверила в свою правоту.

— Ты занимайся своим делом, коза, и не верещи… — неожиданно для себя встреваю в их перепалку. Не нравится мне, с какой наглостью эта тварь выманивает у людей деньги, вовлекая в якобы «честную» игру.

— А вы… — начинает она.

— Заткнись, — говорю ей тихо и, повернувшись к мужчине, протягиваю ему руку: — Афанасий Сергеевич, здравствуйте! .

Он меня узнает и расплывается в улыбке, забыв о постигшей его неудаче.

— Какая встреча! — радуется мой бывший сосед по дому, бросая свои карточки на стол. — Олег, сколько же времени мы с вами не виделись?! Бог мой, как летят годы…

С Афанасием Сергеевичем мы когда-то были соседями по лестничной площадке, он в то время уже занимал должность доцента исторического факультета и часто рассказывал мне о своей работе в архивах, в которой и видел единственный смысл своего существования.

— Афанасий Сергеевич, не называйте меня Олегом, — говорю ему вполголоса. — Я — Герасим. Так надо. Потом я все объясню.

Афанасий Сергеевич понимающе кивает.

— Молодой человек! — кто-то дергает меня за рукав пиджака.

Оборачиваюсь. Передо мной стриженый крепыш с мордой дегенерата, нос у него смотрит на четыре часа.

— Тебе чего, дедушка? — спрашиваю благодушно, выбрасывая обертку от мороженого в урну.

Крепыш подступает вплотную, от него разит дешевым пивом.

— Шел бы ты отсюда, — шипит он, не отпуская мой рукав.

— Освободи материю, беспризорник, — советую ему как бы между прочим.

— Не связывайтесь вы с ним! Давайте лучше уйдем отсюда… —говорит мне Афанасий Сергеевич.

— Ну, ты побазарь еще!…— продолжает шипеть крепыш.

Я сам уже завелся, но внешне спокоен и даже улыбаюсь:

— Ладно, считай, что у тебя сегодня черный день. Давай зови своих доходяг. Погуляем вместе.

Крепыш недобро щерится и наконец отпускает мой рукав.

— Счас погуляем… — Он, обернувшись, многозначительно кивает дружкам.

— Ол… Герасим, — начинает Афанасий Сергеевич, но я его перебиваю:

— Вы пока идите к метро, подождите меня в вестибюле. Я быстро.

— А может…

Я не даю ему договорить:

— Послушайте меня. Так будет лучше.

Историк смотрит с недоумением. Я иду вслед за крепышом, провожаемый ехидными улыбочками блондинки и очкарика. Не прошли мы и двадцати метров, как меня окружают все шестеро. Обращаюсь к ним с улыбкой;

— Ну что, мозговые-импотенты, заскучали без развлечений?

Вижу, парни готовы разорвать меня на куски.

— Идем… — бросает кто-то из них и топает вперед.

Через минуту оказываемся на заднем дворе какого-то магазинчика, огороженного высоким забором. Вдоль стены понаставлены пустые ящики и поддоны, но посредине свободного места достаточно, чтобы порезвиться.

Парни снова берут меня в кольцо.

— Ты че такой борзый?! — интересуется один, не спеша начинать махалово.

Вероятно, опасается конфликта с чужой бригадой, от которой я могу быть представителем, и поэтому зондирует почву.

— Уж такой уродился, — ухмыляюсь я.

— Ты с кем работаешь? — спрашивает он.

— Я — Герасим. Запомни это. И вы, вислоухие, запомните… — обращаюсь к остальным.

Договариваюсь я с ними меньше чем за полторы минуты. Ребятки лежат на земле в причудливых позах, и ни один не шевелится.

В себя они придут не скоро, и процесс этот будет для них весьма болезненным, а двое, вероятнее всего, обратятся к хирургу.

Возвращаюсь к столику лотерейной барышни. «Баранов» уже «раздели». Блондинка испуганно озирается, ища глазами своих охранников.

— Будут жить… — сообщаю ей, мило улыбаясь. — Но полечиться придется.

Блондинка смотрит на меня с ужасом. У очкарика отвисает челюсть. Не исключено, что он уже наложил в штаны.

— Закрой пасть, придурок, живот простудишь, — советую ему. — А теперь, сучка, гони лавэ, что забрала у народа…

Блондинка дрожащими руками вытаскивает откуда-то из-под стола коробочку с деньгами. Забираю весь ее выигрыш и иду к метро.

Афанасий Сергеевич нервно ходит по вестибюлю. Увидев меня, он радостно спешит навстречу.

— Ол… Герасим, я так волновался. Вы даже не представляете. Еще несколько минут, и я бы обязательно пошел за милицией!

— Все нормально, Афанасий Сергеевич,:— смеюсь я. — Ваши карточки выиграла, знаете ли… Просто удивительно, что так бывает… — запихиваю в карман его пиджака пачку денег.

— В самом деле?! — изумляется Афанасий Сергеевич, не веря своему счастью, но тут же хмурится: — Скажите честно, вы ведь каким-то образом заставили их отдать эти деньги?

Лишний раз поражаюсь его незнанию жизни.

— Просто мы выяснили, кто есть кто, а ваши карточки действительно выиграли, только вы бы об этом никогда не узнали… — Думаю, почему бы карточкам Афанасия Сергеевича действительно не выиграть?

— Правда?! Значит, вы с ними знакомы? Удивительно! — восхищается историк. — Мне никогда не везло в подобного рода предприятиях. Вот и сейчас я по глупости проигрывал все, что скопил на черный день… Спасибо вам!..

— Не за что… — обнимаю его за плечи, и мы идем к эскалатору.

Часа полтора я просидел с Афанасием Сергеевичем в уютном ресторанчике недалеко от центра, слушая историю его жизни за последнее десятилетие. Ему нужно было выговориться. Афанасий Сергеевич, насколько я его помню, жил один, и все его знакомые были такие же, как он, не от мира сего. Жена от него сбежала меньше чем через год после свадьбы. В доме ощущалась постоянная нехватка денег. Историк все свои силы отдавал изучению прошлого, тогда как жена его, женщина простая, хотела жить настоящим. Ее, конечно, тоже можно понять.

Я бы селил ученых, подобных Афанасию Сергеевичу, в специальные городки, где за ними следили бы и обеспечивали им нормальные бытовые условия.

— Мы уже больше двух лет занимаемся архивами ВЧК, — рассказывает Афанасий Сергеевич, — то есть документами, относящимися к периоду становления Советского государства. Это такой ужас… Впрочем, органы на протяжении всего своего существования проявляли удивительно нечеловеческую жестокость, на которую не были способны даже инквизиция и гестапо…

— Могу себе представить… — соглашаюсь я. — А сколько же вы получаете за свою работу, Афанасий Сергеевич?

— Гм… По-моему, где-то в районе пятисот тысяч рублей.

— Вы что, не знаете точно, сколько вам платят за ваш труд? — удивляюсь я.

— Ну, как вам сказать. Ведь нашу работу оплачивает государство, а вы же сами наверняка знаете, какие трудности теперь возникают при финансировании дотационных учреждений, подобных нашему институту. Но мы перебиваемся потихоньку, Олег, перебиваемся.

Смотрю на ветхий пиджачок историка, его древнюю рубашку из плотной фланели не по сезону, с вытертым от бесконечных стирок воротником. Выцветший галстук, который носил, наверно, еще его отец. Да, к истории у нас уважения нет, ну а коли так, то о людях, ею занимающихся, и заботиться нечего.

— Есть в нашем институте группа, которая занимается родословной так называемых «новых русских». Вот эти ученые, насколько я слышал, зарабатывают очень даже неплохо, — смеется историк, но тут же становится серьезным: — К науке это не имеет никакого отношения. Там идет почти сплошная подтасовка. Сейчас многие хотят, чтобы их предки обязательно были графами, князьями, в крайнем случае купцами, но достаточно известными. Ну вот и находят желающим благородных предков. Разумеется, за деньги. За очень большие деньги.

Афанасий Сергеевич с отвращением машет рукой, как бы отметая эту непристойную по его понятиям тему.

— Да что я все о пустяках! — вскидывается он. — Вы-то как, Олег? Ох, извините.,. Герасим!.. Где вы сейчас? Как устроились в этой новой, безумной жизни?

Пожимаю плечами:

— Потихоньку, Афанасий Сергеевич. Долго рассказывать, да и не интересно это, поверьте…

Архивист кивает:

— Хорошо. Это ваше право. Ну, а живете-то вы где сейчас? Надеюсь, в Ленинграде? О! Простите, это я по привычке… Конечно же, в Санкт-Петербурге. Я все по старинке, знаете ли… Рассеян немного стал… Да-а… Летит время… Все меняется…

Афанасий Сергеевич задумывается, и я вижу по его глазам, что историк снова где-то в прошлом. Он почти не притронулся к еде.

— Как вы себя чувствуете, Афанасий Сергеевич?

— А?.. А… Спасибо. Все хорошо, Бог милует, — Афанасий Сергеевич возвращается в настоящее. — Я, знаете ли, зарядку по утрам делаю и обливаюсь холодной водой. Вошло как-то у меня это в привычку и, поверьте, очень даже помогает. — Он смеется: — Я за последние три года не болел даже гриппом.

— Отлично! — удивляюсь я. — Да вы просто молодчина, Афанасий Сергеевич!

— Спасибо, Ол… Герасим, спасибо, — кивает историк. — Я так тогда переживал за вас… Да… Эта нелепая катастрофа… Ваши родители… Мы ведь были большими друзьями с Георгием Васильевичем. Знаете, я ведь стараюсь каждый год хотя бы раза три-четыре выбраться к вашим родителям на могилку. Там же всегда что-то нужно подправить, покрасить. А вы…

— Я… Меня долго не было в городе…

— Да-да, я понимаю, — быстро соглашается со мной историк. — Живым труднее, чем… — Он замолкает, затем снова вскидывается: — Да, я ведь вам могу предложить… — Афанасий Сергеевич начинает рыться в карманах. — Ну вот… Надо же… — хмурится он, не силах найти то, что ищет. — А! Вот! Вы можете пользоваться квартирой… — говорит он, вытаскивая связку ключей. — У меня ведь, как у буржуя, две квартиры… Одна осталась от родителей, это здесь, в центре. Я ею не пользуюсь, так как невозможно жить сразу в двух местах, да и шумно здесь. На улицах всегда столько народу, — смеется он и протягивает мне ключи: — Вот, возьмите, я уверен, что они вам могут пригодиться. Да и мне будет легче… — торопится он высказаться, видя, что я не решаюсь. — Я хоть на квартплате сэкономлю, а то она в последнее время ох как выросла…

— Но ведь вы можете одну квартиру продать? — удивляюсь я. — Или хотя бы сдавать в аренду…

— Пустое! — отмахивается он. — Мне говорили об этом сослуживцы, но многие также и не советовали это делать. Вы же знаете, какие теперь нравы… Там, где появляются большие деньги, отсутствует всяческое понятие о порядочности. А просто потерять квартиру, чтобы она досталась какому-нибудь авантюристу… Я не могу этим заниматься, у меня не получится. Да я и не хочу.

Беру ключи:

— Спасибо, Афанасий Сергеевич. У меня действительно сложности с жильем…

— Вот и прекрасно! — обрадованно восклицает историк. — То есть я не то хотел сказать…

— Да все понятно! — смеюсь я.

— То, что у вас сложности, это грустно, но я рад, что могу вам помочь. Ведь я вас знаю вот с таких лет… — Он указывает рукой куда-то под стол. — Ваш отец был удивительным человеком! А ваша мама — это сущий ангел во плоти! — Он грустнеет. Да будет им земля пухом…

Внезапно Афанасий Сергеевич меняет тему разговора и начинает рассказывать о своей работе над новыми материалами, которые он считает удивительно интересными. Он говорит, что их обнародование станет сенсацией и может вывести человечество на новый виток развития. Он именно так и сказал: человечество. Я не на шутку заинтригован и спрашиваю, о чем, собственно, идет речь, но историк решительно отказывается удовлетворить мое любопытство.

— Погодите, надо все изучить досконально, и вот тогда…

Отправляю Афанасия Сергеевича домой на такси, пообещав,, что в свободное время обязательно буду его навещать.

Я решил осмотреть свое новое жилье. Место отличное — на Малой Садовой, между Невским проспектом и Итальянской улицей. Отец Афанасия Сергеевича был академиком. Квартира огромная: пять комнат, просторная кухня с черным ходом, коридор широкий, как взлетная полоса Пулковского аэродрома. Что говорить, приятная неожиданность. Старинная резная мебель. Кожаные кресла заботливо зачехлены. Две спальни, кабинет. В общем, лучшего и не пожелаешь. Остается только разве что прикупить современную бытовую технику. Вечером еду в Озерки.

Полковник выписался из больницы, и мы втроем, сделав праздничный стол, просидели до начала четвертого утра. Я вкратце объяснил полковнику ситуацию, когда мы с ним вышли в сад покурить, умолчав о том, сколько мне пришлось положить боевиков и приближенных Бенгала. Думаю, полковник и сам понимает, что без трупов не обошлось.

Я извинился за утерю велосипеда. Владимир Андреевич, смеясь, ответил, что уж лучше нести потери в боевой технике, чем в живой силе. Личный состав следует беречь. Полковник два года воевал в Афганистане и, конечно, догадывается, что велосипед «ушел» в ходе разборок с бандой Бенгала.

— Мне говорили, что сейчас все фирмы имеют какие-то «крыши»? — интересуюсь у полковника.

— Да, это на самом деле так… — соглашается он. — Но я честно плачу государству налоги и не собираюсь кормить жуликов…

С сомнением смотрю на него:

— В таком случае вам, Владимир Андреевич, придется отбиваться от всех подряд…

— Вы думаете? — изумляется полковник. — Но ведь бандиты в своей среде уже знают, что Бенгал пробовал и ничего у него не получилось..

Мне и смешно и грустно от его наивности.

— Владимир Андреевич, дорогой! Если разгром банды Бенгала, не дай Бог, свяжут с вашей фирмой, — я развожу руками, — никто вам уже не в состоянии будет помочь.

Полковник, подумав, соглашается.

— Вы правы, Гера, —произносит он, глубоко затягиваясь сигаретой. — Значит, если завел свое дело, нужно обязательно иметь крышу, иначе не получается… — размышляет он вслух. — Ну и времечко.

Полковник ушел подремать перед работой, мы же с Олей еще поговорили о ее планах на будущее. Она не хочет больше работать официанткой.

Я поинтересовался, почему бы ей не пойти учиться дальше? Но Оля заявила, что не желает садиться отцу на шею и хочет иметь свои деньги, а совмещать работу с учебой трудно. Вдобавок для того, чтобы овладеть в наше время перспективной специальностью, нужно выложить за учебу большие деньги, которых в семье нет. Я не стал предлагать Ольге деньги, не сомневаясь в том, что она их не возьмет. Хотя ей всего двадцать лет, она имеет свои взгляды на жизнь и предпочитает быть независимой. Так ничего и не решив, мы отправились спать. Оля постелила мне в одной из комнат и, коснувшись губами моей щеки, пожелав спокойной ночи, убежала к себе. Я бы не отказался провести с ней ночь, если бы она была не против, но, зная ее характер, не стал зацикливаться на этой мысли.

Просыпаюсь около часа дня. Слышу, как Ольга гремит посудой в кухне. Меня разбудило солнце, оно добралось до моей подушки и бьет теплыми лучами прямо по глазам. На сегодня у меня есть еще кое-какие планы. Быстренько вылезаю из постели и слегка разминаюсь, прокрутив боевой комплекс тай дзи цуаня. Принимаю душ. Через пятнадцать минут появляюсь в кухне свежий, выбритый и всем на свете довольный.

— Привет! — улыбается мне Ольга.

— Салют! — смеюсь я и, подхватив ее за талию, поднимаю к потолку.

— Уронишь ведь, медведь! — хохочет она, пытаясь одернуть короткий халатик.

— Ни в коем случае… — заверяю, бережно опуская ее на пол.

Ольга поднялась тоже недавно, и теперь не понять, что у нас — поздний завтрак или ранний обед. За столом она болтает всякую чепуху, я слушаю ее вполуха, обдумывая варианты своих сегодняшних действий в городе. Увы, необходимо пока забыть об этих милых людях, я имею в виду Ольгу и ее отца. Задача у меня серьезная, и ставить их под удар я не намерен. Те, кто им угрожал, уничтожены, но одному Богу известно, что меня еще ждет впереди.

— Ге-ра! — зовет Ольга. — Ты где? В облаках витаешь?

— Я здесь, Оля, здесь, — киваю ей. — Извини. Отвлекся.

Ольга приготавливает кофе.

— Оля… — осторожно начинаю я, не зная, как она отреагирует на мое сообщение, — я сегодня уезжаю. — Ольга с кофейником в руке садится на табуретку, напряженно смотрит на меня. — Так надо. Какое-то время меня не будет в городе. Но я… я не хочу тебя терять.. Ты сможешь сделать так, как я тебя попрошу?

Ольга кивает. Это приятно. Если девушка соглашается выполнить твою просьбу, еще не зная, в чем эта просьба заключается, значит, она тебе верит.

— Я оставлю тебе деньги, — объясняю ей. — Ты предложи их, пожалуйста, отцу, пусть он откроет мойку автомобилей. Скажем так, я вкладываю эту сумму в его дело и беру тебя в компаньоны. Но я хочу, чтобы ты управляла нашими делами сама. На те деньги, которые ты будешь получать, вполне можно учиться. Откройте не одну мойку, а несколько. Скоро это станет престижным бизнесом. В общем, на ваше усмотрение.

— А как же ты, Гера? — озабоченно спрашивает она. — Тебя долго не будет? Это опасно?

— А что сейчас не опасно, Оль? — смеюсь я. — Дорогу переходить — и то чревато…

Она грустно кивает.

— Ты хоть позванивай.

— Обязательно. Тем более на первых поpax вам ведь все равно нужно будет помочь.

— Значит, ты не уезжаешь! — радуется Оля.

— Пока не увижу, что вас можно оставить одних, — смеюсь я. — Но видеться, возможно, не будем…

— Ты, наверно, женат, Гера? — спрашивает она ни с того ни с сего.

Не могу понять ее логики, так как у нас друг перед другом нет вроде никаких обязательств, но ведь женщину и не надо стараться понять, так будет себе спокойней и ей.

— Глупости. Если б так было, я бы сказал, неужели это не понятно?

Оля со мной соглашается.

Я оставил ей сорок пять тысяч долларов. Ольга чуть не села мимо стула, увидев на кухонном столе такую кучу баксов, но, помня о нашем разговоре, возражать не стала. Беру сумку с оружием и оставшимися деньгами:

— Да, Оль. Купи, пожалуйста, отцу велосипед. Скажи, что это от меня. И обзаведитесь собственной машиной, чтобы не мотаться на трамвае. Вы же теперь состоятельные люди, — стараюсь ее развеселить.

Она стоит на пороге кухни, опустив голову.

— Оль! — смеюсь я. — Не нужно меня провожать с таким видом! Я ведь не насовсем уезжаю. Просто некоторое время буду занят другими делами. Идет?!

Она кивает, пытаясь улыбнуться. Получается у нее это плохо. Подхожу к ней и, нежно обняв, целую в губы. Мы замираем на минуту. Нахожу в себе силы оторваться от нее и быстро выхожу на улицу.

Так. Все. Хватит лирики, пора заниматься делом, а иначе на кой черт, спрашивается, я прикатил сюда? Что у нас теперь по плану? Прежде всего нужно отвезти деньги и оружие в мою новую берлогу на Малой Садовой. Оттуда уже и начнем плясать.

Оставив трофеи на квартире Афанасия Сергеевича, выбираюсь в город. Сегодня я наметил посетить казино. Это не потому, что мне некуда девать деньги. Просто так надо.

Останавливаю такси и называю адрес казино, которое, по моему мнению, наиболее подходит для выполнения поставленной задачи. Свернув с набережной в пустынную улицу, катим в глубь микрорайона. Вспоминаю, что у меня закончились сигареты. Прошу водилу остановить возле ларька. Как ни странно, но даже в этом глухом углу возле торговой точки — небольшая очередь. Два алкаша покупают водку и пытаются вызнать у продавца, не отравой ли он торгует. Конечно, отравой, ребята, но так он вам это и сказал.

Терпеливо жду, когда закончатся экспертные прения. Напротив ларька тормозит черный «гранд чероки». Из машины выпуливается квадратный крепыш и, не обращая внимания пусть и на маленькую, но все-таки очередь, раздвинув мужиков, сует деньги в окошечко:

— Два «Мальборо». Красных! — Мужики безмолвно посторонились, но мне лично его поведение не нравится.

— Ты бы сначала поинтересовался, зачем мы тут стоим, да спросил, можно ли без очереди… — говорю крепышу спокойно и с усмешкой.

Коротко стриженная голова, чем-то похожая на футбольный мячик с ушами, поворачивается в мою сторону, свиные сонные глазки выражают мимолетное недоумение.

— Стой, куда воткнули, — бросает парень и снова смотрит в окошко, где ему отсчитывают сдачу с крупной купюры.

Алкаши, почуяв, что намечается крупное махалово, отваливают от греха подальше.

— А куда бы ты сам хотел воткнуться? — обращаюсь к затылку с короткой стрижкой.

Крепыш запихивает сигареты и сдачу в карманы легкой спортивной куртки, смотрит на меня уже с нескрываемым раздражением.

— Что тебе надо? — говорит он с угрозой в голосе.

— Я ж тебе сказал, тупорылый, хочу тебя куда-нибудь воткнуть… Но ты пока не соизволил выбрать место… — объясняю терпеливо.

Парень, усмехнувшись, делает вид, что отворачивается, и вдруг вскидывает руку в прямом ударе. И сразу добавляет с левой. Но это все мартышкин труд. Мгновенно уйдя вниз, пяткой ладони тревожу пах парнишки. Хрюкнув, крепыш сгибается пополам и валится на асфальт. От джипа ко мне летит с бейсбольной битой второй крепыш. Насмотрелись штатовских боевиков и теперь разгуливают с битами по городу. Не знаю, кто как считает, но, по-моему, позволить отдубасить себя какой-то заморской деревяшкой — это уж чересчур унизительно.

Бейсболист бьет наотмашь. Если бы он попал, от моих ребер остались бы только воспоминания. Но мой скелет дорог мне как память, и менять что-то на ходу я не собираюсь. Легко ухожу от удара. Ну, что будем делать дальше? Я стою спиной к стеклянной стене ларька, мне так удобнее. Бычок, не долго думая, кидается в атаку. Он размахивается — отскакиваю в сторону, — бита, разумеется, разносит вдребезги стекло и застревает в решетке. Ударом ноги по запястью заставляю пацана расстаться с модной деревяшкой и с интересом жду продолжения. Продавец забился в свою конуру,.» не видно его и не слышно. Первый крепыш, которому я из его собственных ресурсов приготовил яичко всмятку, корчится на асфальте и совсем не следит за нашими играми. Понятно, ему сейчас не до этого. Второй бычок, потерев ушибленную кисть правой руки, снова идет в наступление, но уже не спешит, присматривается. Тоже верно. Поспешишь — людей насмешишь. Вот, например, мой таксист мог бы и посмеяться, но он, собака, не дожидаясь, чем дело кончится, даванул на газ и скрылся за поворотом. Такой уж у нас народец, кого ни спроси, каждый считает, что своя шкурка завсегда ближе к телу. Хрен с ним, с таксистом, — найдем другого. Крепыш делает обманный финт рукой и одновременно бьет ногой, целясь мне в голову. Смех, да и только. Вот уж действительно: не умеешь — не берись. Он так высоко задирает ногу, что вот-вот опрокинется на спину. Без особых усилий сдергиваю с его ноги ботинок. Крепыш ошарашенно моргает. Со знанием дела рассматриваю его обувку.

— Набойку надо бы поменять, молодой человек, — советую ему доброжелательно.

— Ну, ты, сука! — свирепеет парень, хотя мог бы уже сообразить, что нарвался на профи.

— Ну и манеры у тебя, засранец, — отвечаю бычку. Стоя к нему боком, делаю вид, что продолжаю сосредоточенно рассматривать обувь. На приближающегося крепыша внимания почти не обращаю. С детьми не воевать надо, а проводить воспитательную работу. Впрочем, этот трудный ребенок иначе не поймет.

Парнишка между тем захотел продемонстрировать еще какое-то балетное па. Я вовремя спохватываюсь: что же это он у меня в одном башмаке, бедняжка? Неудобно же ему. Да и холодно. Возвращаю мальчику обувку. Ботинок стрелой преодолевает разделяющее нас расстояние и вышибает крепышу зубы. Такой бутерброд он еще не пробовал. Когда пацан очухается, ему, наверное, будет горько сознавать, что его вырубили собственным ботинком. Парень с разбитой мордой падает на асфальт и отключается.

Подхожу к ларьку и протягиваю в окошко деньги.

— «Мальборо». Легкое, — говорю в сумрак конуры.

Как ни странно, деньги исчезают, и на прилавок падает пачка сигарет. Забираю сигареты и, не требуя сдачи, шагаю к дальнему перекрестку. Ларьки с привидениями-продавцами, глупые русские ковбои с голливудскими замашками на тротуарах — все это было бы смешно, когда бы не было так грустно. Вижу у дальнего перекрестка на «приколе» три автомобиля. Две «жульки», довольно потасканные, а за ними «волга» с шашечками на крыше. Ездить в «жигулях» я не люблю: салон маленький, неудобный, ноги девать некуда, и такое ощущение, будто тебя затолкали в спичечный —коробок. Выбираю «волгу».

— Садись вон в ту машину, — показывает мне веснушчатый водила из «шестерки», стоящей посередине, на ноль первую впереди него.

Пожав плечами, открываю дверцу «волгу». Таксист смотрит на меня с сожалением.

— У нас тут очередь, — говорит он. — Вон тот, на «копейке», сейчас первый.

Я недобро усмехаюсь. Надоели мне уже все эти заморочки.

— Я не езжу в «жигулях». Давай поедем по-хорошему, — предлагаю миролюбиво.

Веснушчатый вылезает из машины.

— Парень, — говорит этот наглец, — или ты поедешь на той тачке, или не едешь вообще.

Делаю удивленное лицо.

— Это кто же так решил? — искренне удивляюсь я.

— Я тебе говорю! — дерзко заявляет мне рыжий. Воняет у него изо рта то ли пережаренным луком, то ли еще какой-то аналогичной мерзостью.

Водила «копейки» маячит за его спиной. Локтем с разворота укладываю рыжего на тротуар. Достали меня эти ребята. Подхожу к водителю «копейки».

— Ты все еще хочешь, жертва аборта, чтобы я с тобой поехал? — спрашиваю насмешливо. Тот пятится назад и быстро мотает головой.

— Да нет.. Я ничего.. Да все нормально, мужик, — лепечет он, отступая.

— Что ты раком-то пятишься? Смотри, привыкнешь, — говорю ему, забираюсь в такси и осматриваю пиджак. Локоть вымазан кровью. Придется возвращаться.

— Давай в центр, — приказываю таксисту, и тот поспешно заводит двигатель.

Только начинает отъезжать, как дорогу нам перегораживает темно-зеленая «БМВ». Смотрю в зеркало заднего вида — в тылу знакомый мне джип. Рывком вываливаюсь из машины. Ну ладно, ребята, вы сами этого хотели. Из «бээмвухи» выскакивает команда бравых крепышей. Сколько же их развелось, этих квадратных и выпуклых! Двое деловито заходят справа, тот, что вылез со стороны водительского места, налетает — соответственно — слева.

Сразу перехожу к активным действиям — правой ногой бью в колено парню, зашедшему справа, — мениск вдребезги. Принимаю на локоть левой руки ногу второго и провожу удар «копье» (напряженными пальцами) в кадык. Миг — и я уже лицом к лицу с водилой «БМВ». Он, видимо, плохо понял, что произошло с его дружками, и предлагает побоксировать. Да некогда мне! Боксер даже не успевает понять, почему у него подгибаются ноги. Он теряет сознание, а также парочку передних зубов. Джип «гранд чероки», быстро развернувшись, сваливает. Тем мальчикам я сегодня уже кое-что объяснил, и они, похоже, начинают врубаться. Ладушки. Будем считать на этот час конфликт исчерпанным. Забираюсь в «волгу». Молодой водила смотрит на меня с восхищением и только удивленно мотает головой.

— Ну, бля, круто! Я, блин, такого еще не видел! — изумляется таксист, — шесть секунд, и троих на хер! — ржет он.

— Давай, шеф, поехали, что ли? — предлагаю.

«Волга» дает задний ход, объезжает «БМВ» с возящимися около нее на асфальте бычками. Катим в центр.

— Ну ты круто!.. — не может успокоиться таксист. То и дело с восхищением поглядывает на меня. — В десанту ре, что ли, служил?

— В кукольном театре. Костюмы выдавал… — бурчу я. — Вперед смотри! — В нас чуть не влетает из-за поворота не в меру разрезвившийся на пустой дороге троллейбус.

— Ух ты, козел рогатый! — ругается таксист, чудом уворачиваясь от махины общественного транспорта.

Оставив дома пиджак, отправляюсь на Невский. Нахожу престижный магазин и выбираю себе отличный костюм (плачу за него тысячу с лишним «зеленых»). Затем обзавожусь двухсотдолларовыми ботинками, а также определенным количеством рубашек, галстуков и носков. В ювелирном приобретаю массивные золотые часы с увесистым браслетом, золотую, с брюликами печатку, браслет из этого же металла на правую руку и тяжелую, в золотом корпусе зажигалку. Отягощенный «рыжьем», заколку для галстука выбираю поскромнее — всего-то с семью крупными бриллиантами. Возвращаюсь домой. Надеваю приобретенное и смотрюсь в зеркало — бандит бандитом… На преуспевающего коммерсанта я все-таки не похож. Скорее всего, из-за глаз. У меня взгляд человека, привыкшего смотреть на мир через перекрестие снайперского прицела…

— Ну и рожа у тебя, Шарапов, — коментирую свое отражение словами Высоцкого и, распихав «зеленую» наличность по карманам, снова выхожу на улицу.

До казино на этот раз добираюсь без приключений. Это заведение работает круглосуточно. Оформив регистрационную карточку и заплатив за входной билет, прохожу в зал. Днем посетителей не густо. Присматриваюсь к публике. Знакомых нет. Иду к кассе и меняю тысячу на фишки по сто долларов. Устраиваюсь за покерным столом. До меня здесь один на один «бился» с дилером какой-то господин с выпяченными губами и приплюснутым носом. Спрашиваю его, прежде чем сесть за стол:

— Не помешаю?..

Мужик отвечает со вздохом:

— Садитесь, садитесь! Одному бороться трудновато. Карта не идет! Как ни подрезаю — все одно ни черта. Играю в одни ворота!.. Уже больше шестисот проставил, а хоть бы раз нормальная игра пришла! — возмущается он.

— Сейчас мы их фарт к себе перетянем… — говорю, поддерживая соседа морально. — Я попробую на три бокса сыграть…

Разбиваю у дилера стодолларовые фишки по пятьдесят и ставлю АНТЕ на два бокса втемную. Сосед одобрительно кивает:

— Может, и правда попоет?..

Меняю полтинник по доллару и, разбив на три неровные кучки, выставляю их на бонус к каждому боксу. Сосед делает так же, но «темнит» только на один бокс. Пока девушка-дилер сдает карты, подзываю официантку, заказываю кофе.

Два у меня играют «втемную», и они уже закрыты по сто долларов на ответе, а на своем, открытом, я смотрю в карты не спеша, открывая их по одной. Вижу пришедших «в лоб» двух вальтов. Отлично, — пара уже есть. Сосед, посмотрев свои карты, кладет их, отвечая «стошкой». Значит, и у него есть игра.

— Ну, как? — интересуется он, глядя, как я не спеша «натягиваю» карты.

— Пока только «пара»… — говорю, открывая третью.

— Не переговаривайтесь, пожалуйста… — делает нам замечание пит-босс, стоящий рядом с дилером. Его волнует, чтобы мы не сообщали друг другу, какие карты у нас в игре.

— О'кей, парень. Тайну не разглашаем… — бурчу я, вытаскивая третью карту. Тройка червей. Четвертой у меня идет дама. Пятую я не смотрю. Пусть будет неожиданной. Все равно, пара неплохая, играть можно. Отвечаю «стошкой», положив карты рубашкой вверх и накрыв их фишкой в сто долларов. Дилер открывает свои карты. Игра у нее есть, и она меньше моей: две пятерки черные. Сначала она открывает карты моего соседа. Он выиграл на двух королях, и его «темный бокс» сыграл на двух тузах. Сосед доволен.

Мои два «темных» тоже выиграли. Один по минимуму перебил на двух пятерках, только у меня обе красной масти, а у дилера черной, значит, выигрыш за мной. Второй сыграл на двух шестерках и двух дамах, уверенно перебив карту дилера двумя парами, и мой открытый выдал на последней карте третьего вальта. Тройник — вообще отлично для начала. Главное, чтобы так и шло. Четыреста —пятьдесят долларов у меня стояло на кону, и выиграл я семьсот пятьдесят баксов. Начало хорошее. Сняв одного «темного», продолжаю игру. Через часок мы с соседом уже наиграли по три тысячи долларов. Поймали свой фарт.

— Может, сделаем перерыв?.. — предлагает сосед, когда несколько раз подряд нас' «умывают» на хороших ставках.

Соглашаюсь, что неудачу можно и перекурить. Отходим от стола.

— На рулетке еще не пробовали? — интересуется сосед.

Пожимаю плечами:

— Мне вее равно. Можно сыграть и на колесе.

— Давайте выпьем кофе и попробуем… — предлагает он.

Идем в бар выпить по чашке кофе. Часа через три, когда в казино становится людно, мы с Антоном, так зовут моего нового знакомого, успеваем просадить в рулетку весь наш недавний выигрыш с покера и снова приподнимаемся на том же покере почти до первоначальной суммы. В «блек-джек» я играть не стал, хотя Антон предлагал попробовать.

— Да… — тянет он, загребая очередной выигрыш. — Не нужно было вставать за рулетку.

— Игра есть игра… — философски замечаю я. Я тоже выиграл, перебив дилера отличным «стрит флешем» и содрав неплохой бонус к основному выигрышу. — Просто если идет игра за одним столом, нет надобности менять места.

— Герасим, как только вы подсели, я сразу почувствовал, что игра должна пойти… — радуется Антон, дымя очередной сигаретой.

— Много куришь. Тебе нужно пить больше минералки… — советую ему.

— Это еще зачем? — удивляется Антон.

— Врачи рекомендуют тем, кто много курит.

Антон тут же заказывает пару бутылок минеральной воды себе и мне. Замечаю на входе группу лиц, среди которых выделяется мужчина лет тридцати, пяти в безупречно пошитом костюме. Волевые черты лица, аккуратная прическа. Вокруг него охрана и свита приближенных. Этого человека я знаю, но делаю вид, что смотрю на присевшую в кресло довольно симпатичную дамочку в длинном платье с двумя смелыми разрезами. Фигурка у женщины потрясающая, кукольное личико обрамлено длинными золотистыми локонами. Возле дамочки вьется какой-то невзрачный типус. Девушка ловит мой взгляд и, улыбнувшись, прикуривает от услужливо поднесенной типу сом зажигалки.

— Ты знаешь, кто это? — спрашивает Антон, заметив, куда я уставился.

— Нет. А кто?..

— О! — Антон поднимает голову, показывая глазами куда-то вверх.

— Дочь Господа Бога? — удивляюсь я.

Антон смеется:

— Немного пониже. Это дочка Кускова! — с благоговением произносит он незнакомую мне фамилию.

— А кто такой Кусков?

— Ну ты даешь! — в свою очередь удивляется Антон моему невежеству. — Ты что, не знаешь, кто такой Кусков?!

— А на хрен он мне нужен, спрашивается?

Антон, немного подумав, смеется:

— Действительно… Но вообще-то имей в виду: папа этой девочки распределяет недвижимость и кое-что еще…

— Недвижимость — это хорошо, — соглашаюсь я, — но дочка у него получше самой крутой недвижимости. Папик может гордиться.

Девушка чувствует мой взгляд, но делает вид, будто занята разговором с невзрачным типом.

Внезапно вместо нее вижу перед собой пуговицы рубашки на чьем-то мощном торсе. Поднимаю глаза, — этого недоноска я уже где-то встречал.

— Так, значит, тебя зовут Герасим? — спрашивает гора мускулов. Вспоминаю: это же его я пару дней назад слегка помял в баре. Именно «слегка», потому что обезьяна еще может ходить и даже издавать какие-то более-менее членораздельные звуки. Виноват, недоработал. Ну ничего, дело поправимое. Затянувшись сигаретой, выпускаю дым прямо в его круглую морду.

— Молодец, что запомнил, малыш… — хвалю его. — А теперь ступай поиграй в песочнице.

Бычок напрягся — сейчас лопнет от злости, но ответить ему нечем, книжек в детстве он читал мало.

— Ну чего сказать-то хочешь?! — стираю с лица улыбку. — Базарь или отваливай, хомяк! Некогда мне с тобой тут воспоминаниям предаваться.

— Старик!.. — слышу восклицание. Ко мне, направляется тот, кто пришел со свитой. Бычок этот — тоже из его команды, как я теперь понимаю. Поднимаюсь навстречу и невзначай наступаю на ногу бычку. Он дергается, но молчит и только злобно пыхтит, сверкая свиными глазками.

— Санек!! Сколько лет!! — развожу руками, и мы обнимаемся с моим старым приятелем Сашкой, которого я знаю с детства.

До восьмого класса средней школы мы считались отпетыми хулиганами в нашем районе. С минуту похлопываем друг друга по спине и плечам. Кодла Сашкиных охранников скромно держится на расстоянии.

— Я уже наслышан о твоих подвигах — смеется приятель. — Ты ведь недавно в городе?

— Ну да… — киваю, подтверждая, что недавно.

— А дел уже натворил… — Саня снова хлопает меня по плечу. — Моих парней успел отметелить и еще из одной бригады ребят зацепил. Менты с ног сбились — ищут тебя днем и ночью…

— А ты-то откуда знаешь? — интересуюсь, хотя сам знаю, что так и должно быть. На это у меня все и рассчитано.

— Ну, должен я знать… — отвечает Саня, посерьезнев. — Ладно, пошли, в ресторане обо всем поговорим, — приглашает он в зал при казино. Его свита плывет за нами, а двое охранников убегают вперед, чтобы проверить обстановку там, куда направляется их шеф.

— А ты откуда припылил, такой сердитый? — спрашивает приятель.

— От хозяина… — бурчу якобы неохотно. — Отдохнуть хотел, а тут у вас бычар да ментов отвязанных — плюнуть некуда…

Саня смеется. Усаживаемся за столик. Как из-под земли появляется официант. Мотнув головой в сторону одного из своих людей, Саня говорит официанту:

— Он тебе все расскажет.

Официант отходит.

— Значит, срок оттянул. А что со службой?

— С нее, родимой, и приземлили. Приятель понимающе кивает:

— Сколько чалился?

— Дали четыре. Годишник по амнистии слетел.

— Понятно… — задумчиво говорит Саня. — Как у тебя с документами?

Закуриваю и смотрю на него, пуская дым кольцами.

— Никак. Проколоться пока нигде не успел, — объясняю ситуацию с пропиской.

— Значит, по «волчьему» гуляешь. Ерунда. Устроим, — обещает Саня и снова улыбается: — А формы ты, я вижу, не теряешь.

— В этом сучьем мире потерять форму означает потерять башку.

— Ну, насчет башки — тебе это, похоже, не грозит… — смеется Саня, наливая мне и себе минералки.

Квартира у приятеля огромная, и вбухано в нее денег немерено. В казино мы засиживаться не стали, Саня предложил продолжить разговор у него дома. Собственно, это вербовка в его команду, на привилегированном положении, разумеется, но я не возражаю. Именно этого я и добивался, как только приехал в город.

— Кстати, — говорит Александр, когда мы, развалившись в удобных креслах перед шикарно отделанным лепкой и изразцами камином, принимаемся за кофе, — с тобой хотел бы потолковать мой компаньон. Ты как, не против?

Какое совпадение! Я же просто мечтаю познакомиться с его компаньоном. От нашего знакомства зависит успех вообще всей моей миссии.

— Откуда ему известно, что я в городе? — усмехаясь, спрашиваю приятеля. — И как он мог знать, что мы совершенно случайно с тобой сегодня встретимся?..

Саня смеется:

— Он в курсе, что ты мой старый товарищ. А уж когда услышал о твоих последних подвигах, так сразу потребовал, чтобы тебя нашли.

— Ну, если твой компаньон так заинтересован… Пожалуйста, я к его услугам, — хмыкаю я. Саня, одобрительно кивнув, набирает номер на своей сотовой трубке.

— Ты что, с домашнего позвонить не можешь? — удивляюсь я.

Ожидая ответа, Сашка отрицательно мотает головой. Это, конечно, его дело, но если он думает, что сотовый не могут прослушать, то такая уверенность более чем не обоснована.

Обменявшись с кем-то условными фразами и не называя имен, Саня откладывает трубку на столик.

— Скоро он подъедет. Только ты не соглашайся на все подряд…

— Это в каком же смысле? — спрашиваю я.

— Ну, в общем, не соглашайся на «мокрую» работу… — говорит Саня, не глядя на меня. — Мой компаньон знает о твоих способностях и наверняка предложит что-нибудь в этом роде…

— Он что, предлагает мочилово первому встречному? — удивляюсь я уже совершенно искренне.

— Да нет, конечно. Но о тебе у него есть информация.

— Кто ее дал? — спрашиваю у Сани серьезно.

— Ну, чего бы мы стоили, если б ни черта не знали, — уклончиво отвечает приятель.

Вот это он очень правильно заметил и, кстати, очень удивился бы, если бы узнал, насколько я осведомлен о его делах. Что делать, работа у меня такая. Вернее, специфика этой работы. Ну, а чтоб никто, как в песне поется, не догадался, приходится косить под дурачка, прикидываться шлангом, мол, недавно прибыл в Питер и не врубаюсь, ребята, чего тут у вас делается.

В ожидании компаньона обсуждаем, как нам лучше провести вечер.

— Ты где успел так вковаться? — удивляется Саня моему прикиду.

— Маленькая гастроль, — отвечаю с лучезарной улыбкой. Саня понимающе улыбается.

— Лихой ты наездник стал… Кстати, о скачках. Я после вашего базара приглашу таких телок!.. — обещает он, подмигивая.

Я изображаю полный восторг, потому что может показаться странным, если недавний зек, пять минут как на воле, не хочет гульнуть с девчонками. Да, честно говоря, я и сам чувствую, что мне такая разрядка просто необходима.

— Вот это мы одобрям, — смеюсь я. Саня, конечно, изменился за эти годы, но в какую сторону, сказать пока трудно. У него в руках большие деньги и серьезные дела. Власть над людьми. Мощная команда, готовая отстаивать свои интересы с оружием в руках. Все это требует самого пристального рассмотрения. Одно дело — знать о человеке из оперативных сводок, другое — непосредственно с ним работать. То, что он, опережая предложение своего компаньона, предостерег меня от неверных шагов, это ему в плюс, хотя ни о чем еще не говорит. Сказать можно все. Главное — дело. Пока я знаю про него только одно — при всем внешнем блеске Саня в интересующих меня структурах — не на первых ролях. За его спиной есть люди посерьезнее, для которых он — лишь исполнитель.

Разговаривать я сейчас буду тоже не с тем человеком, который реально стоит во главе питерской наркомафии, а всего лишь с его эмиссаром. Но доберемся и до главы предприятия. Конечно, всякое может случиться. Жизнь — игра, не нами придуманная, и каждый играет в меру своих способностей. Есть темы, которые торопить нельзя. Именно в таком долгосрочном проекте я и участвую. Практически его результат зависит от меня одного. Очень многое поставлено на карту, и проиграть в этой игре нельзя. Слишком большая ответственность перед будущим…

Встреча состоялась. Со мной разговаривает солидный господин неопределенного возраста, ему с равным успехом можно дать и тридцать, и пятьдесят. Мужик матерый, умный и хитрый.

В течение часа Валерий Константинович, так он мне представился, гоняет меня по моей биографии, а потом наконец раскрывает карты. Саня, сославшись на какие-то срочные звонки, ушел в глубь квартиры. Я правильно понял: он хоть и не пешка, но и не король в этой игре.

Валерий Константинович объясняет, что они пытаются удержать рынок наркотиков и оружия в своих руках. Через наш город проходит огромное количество такого товара, но конкуренты с каждым годом все больше наглеют. Сюда уже залезла и Москва, и мэны из Закавказья. Мне предложен эксклюзивный вариант работы.

Денег я получу столько, сколько будет необходимо. В разумных, естественно, пределах. Проблемы с пропиской берет на себя организация. Мое дело — только качественная работа.

— Вот ключ, — говорит Валерий Константинович и кладет передо мной на столик ключ необычной формы. — Если надумаете, то свое первое задание найдете там. Об остальном тогда можете не беспокоиться. Запомните адрес.

Он называет улицу, дом и квартиру.

— Если решите серьезно сотрудничать с нами — будем рады. — Поднявшись, он протягивает мне руку. — Если возникнут сомнения, передайте ключ Александру, но в ту квартиру не заходите, — предупреждает он.

— Предположим, что я согласился, — говорю я. — В этом случае вы могли бы помочь и моим друзьям?

— Разумеется. Любые проблемы наших сотрудников мы способны решить, и решаем очень быстро.

— Хорошо. Вы узнаете о моем решении до утра… — заверяю я Валерия Константиновича.

Переговорив о чем-то с Александром в другой комнате, он наконец удаляется.

Почти всю ночь мы прокувыркались с четырьмя классными девушками, а в полшестого утра я отваливаю к себе домой.

Перед работой нужно выспаться. Я, понятное дело, не собирался отказываться от предложения таинственного Валерия Константиновича. Но соглашаться сразу — дурной тон. Думаю, он все прекрасно понял и надеется на наше сотрудничество. А значит, скоро в игру вступит и мое оружие.

Выйдя от Александра, беру такси. Прежде чем ехать на квартиру, от которой у меня необычный ключ, минут сорок мотаюсь по городу, — возможен ведь вариант, что Саню пасет какая-нибудь служба. Заодно могут проверить и меня. Но хвоста нет. Входная дверь выглядит солидно. Вставляю ключ в скважину — поворачивать его не требуется;

Щелкают электронные запоры, и дверь отворяется. Прохожу внутрь. Осматриваюсь. Квартира однокомнатная. Мебели мало, и вся она какая-то несуразная. Вероятно, такая нынче в моде. На стеклянном столике идиотской формы лежит большой конверт. Вскрываю его и усаживаюсь в уродливое приземистое кресло. Судя по картинам, развешанным на стенах, хозяину очень не нравится окружающий нас реальный мир. Впрочем, это его проблемы.

В конверте несколько фотографий и отпечатанная на принтере инструкция. В ней конкретно названы люди, которых я должен навестить. Вопросы к ним. Возможные трудности в общении и как их проще преодолеть. Изложено все это умно и предельно лаконично. Составлял инструкцию, конечно, профессионал-аналитик высокого уровня. От меня требуется четко выполнить поставленную задачу, а потом отчитаться перед специальным диктофоном. Что ж, все это не сложно. Еще раз окидываю взглядом помещение. Поднявшись, подхожу к одной из картин и сдвигаю ее в сторону. За картиной в стене — дверца сейфа. Код доступа указан в инструкции. Открываю сейф и вижу в нем все необходимое для работы. Нормально. Закрываю сейф, ничего пока не тронув, и прикидываю, удастся ли мне подремать часок-другой на диковинном диване, не свалившись с него во сне. Дизайнера, который придумал этот диван, следовало бы отправить в психушку. Все-таки решаю рискнуть и укладываюсь на это более чем сомнительное ложе. С удивлением отмечаю, что оно достаточно удобно. Силы у меня после бурной ночи, проведенной с двумя молодыми и умелыми красотками, на исходе. Надо отдохнуть. Я засыпаю.

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Переодевшись и забрав с собой все, что мне необходимо, выхожу из квартиры. Еду по одному из адресов, указанных в безымянном послании, а именно — к некоему Вадику, который, вероятно, постоянно перебегает дорогу моим новым шефам и поэтому надоел им до чертиков. Вадик, конечно, не прав. С ножом на паровоз не ходят, его пускают под откос. Вадик до этого не додумался, поэтому сегодня паровоз его раздавит. Хотелось бы застать мальчика дома. Впрочем, в инструкции предусмотрен вариант отсутствия хозяина. Информация у моих шефов исчерпывающая — работать одно удовольствие. Вадик — правая рука авторитета серьезной команды, занимающейся сбытом наркоты в Питере. Есть еще и левая рука. С ней разберемся позднее. Главарь этой шайки — моя третья цель, но сначала отрубим ему руки. Поднимаюсь по ступенькам старого дома, из тех, что считаются в городе престижными. Мне всегда было трудно понять, почему нувориши так стремятся жить в центре города, где и шумно, и летом окон не открыть из-за дерьмового воздуха, и в магазинах все дороже. Я понимаю — держать офис в центре и квартирку на случай, если нужно остаться в городе переночевать. Но жить там?..

Поднимаюсь на третий этаж, звоню. На двери тут броня — «акашкой» не возьмешь. Через переговорник мужской голос спрашивает:

— Вы к кому?

— Вадик мне нужен… — говорю нарочито развязным тоном.

— Его нет. Вы кто?

— Слушай, кореш. Если вы тут всегда так гостей встречаете, то я, пожалуй, отвалю обратно в Москву и расскажу своим, как меня питерские братишки приняли после дороги… — блефую, но это должно сработать.

— Подожди, приятель. Скажи, от кого ты, чтоб мне связаться.

— От Сивого из Одинцова…

Жду минуты три. Наконец гремят запоры, щелкает электрический замок, дверь открывается. Меня пропускают в квартиру.

— Проходи, — говорит парень в спортивных брюках, тапочках на босу ногу и сетчатой темной майке. Закрывает дверь, идет по коридору впереди меня. — Колеса можешь не снимать.

Следую за ним, поправляя на плече небольшую спортивную сумку (любой мент, заглянув в нее, вытаращил бы глаза от моей наглости). Ну и квартирка — без провожатого можно заблудиться. Комнат двенадцать, не меньше, не считая подсобных помещений. Богато живут наркодельцы. Обстановка и отделка на уровне. Прохожу за парнем в гостиную. Он тут, похоже, за охранника. Устроившись на диване, смотрит видик, а чтоб не было скучно, глушит баночное пиво. На журнальном столике пустые и полные банки «Тюборга».

— Располагайся, — приглашает охранник, плюхаясь на свое место. — Сейчас он подъедет.

Ставлю сумку на пол возле тумбы музыкального центра и устраиваюсь в кресле напротив парня.

— Пивка хочешь? — предлагает он.

— Кофейку бы, а?

Парень, кивнув, снова поднимается на ноги.

— Счас сделаем. Новый фильм с Сигалом видел?

— Посмотрим, — соглашаюсь я, глядя вроде бы с интересом на огромный экран японского телевизора.

Парень уходит в кухню. Пушку он таскает на ремне у пояса, из-под резинки спортивных штанов торчит только мощная рукоятка пятнадцатизарядной «Беретты».

Окидываю взглядом комнату. Стандартный интерьер, характерный для быстро набирающих обороты «новых» русских. Интересно, кому это все достанется после моего посещения?

Мелодичная трель дверного звонка извещает о прибытии моего клиента. Слышу невнятные голоса в прихожей. Мешает чертов телевизор. В гостиную входит хозяин квартиры. Поднимаюсь ему навстречу. Здороваемся.

— Ген, сделай нам кофе, — распоряжается Вадик.

— Дак я и делаю, — возражает Гена, останавливаясь на пороге гостиной.

— Где ты делаешь, если до сих пор торчишь здесь?! — взрывается хозяин, резко оборачиваясь к охраннику.

— Все, все, уже ушел, — бурчит тот, удаляясь в направлении кухни.

По Вадику видно, что он вкусил уже от всех благ жизни. Раньше он наверняка занимался спортом, и не исключено, что имел неплохие результаты. Вадик почти одного со мной роста, широк в плечах и накачан, но пухлые щеки, двойной подбородок и наметившееся брюшко свидетельствуют о том, что теперь он предпочитает менее утомительное времяпрепровождение.

— Присаживайся… — указывает Вадик пухлой рукой на кресло рядом с журнальным столиком. — Ну, как там Сивый?.. — он занимает кресло напротив. По тону, каким Вадик задал вопрос, мне становится понятно, что Сивый как таковой интересует его постольку-поскольку.

Улыбаюсь, показывая комбинацию из большого и указательного пальца, образующих круг.

— Ништяк. У Сивого все путем. А вот у тебя, парень, дела не очень, — делаю грустное лицо, показывая, что мне действительно жаль, что дела у него пошли хреново.

Вадик моментально начинает нервничать — лоб покрывается испариной, руки заметно дрожат. Я выдерживаю паузу, ухмыляясь, смотрю, как он ерзает в кресле.

— Почему вы так считаете? — неуверенно спрашивает он, пытаясь понять по выражению моего лица, шучу я или говорю серьезно. Пожимаю плечами:

— Так Сивый сказал. Трудно стало понимать, кто тут у вас мутит… «Сливаете» в городе кого ни попадя. Зачем Гнилого замочили?

— Да в чем дело-то?! — чуть не подскакивает Вадик. — Команду от Барина Поп получил? Получил! Я-то здесь при чем?! Меня же никто не спрашивал! Я выделил бойцов — и все!

Я попал в точку. Информация у меня — высший класс! Поп — это босс Вадика. А вот Барина в списке не значится. Если он сам дает команды на устранение конкурентов, значит, это какой-то туз. Нужно с ним поработать отдельно. Немного отпускаю вожжи:

— Да ладно. Я, собственно, не об этом. Завтра тебе «снежок» привезут.

Вадик вскидывается:

— Вот за это спасибо! — Он потирает руки. — Вот это в натуре ништяк! Уважили, братаны! В самый раз Сивый подогрел! А то у нас та партия «коки» отскочила в первые две недели!

Входит охранник с подносом, на котором кофейник и чашки. Ставит поднос на столик.

— Ты там пока посиди, — показывает Вадик охраннику на дверь в коридор.

Тот молча удаляется. Вадик собственноручно разливает кофе по чашкам.

— Может, тебе что-нибудь покрепче? — спрашивает он.

— Не катит. Я с этим делом временно в завязке.

— Это правильно, — соглашается Вадик. — Я тоже уже неделю ни в одном глазу, — говорит он, явно гордясь собой.

— Ты вот что, — начинаю медленно, якобы собираясь с мыслями. — Сивый передает, чтобы ты присмотрел за Колюней. Мутит он что-то в Москве. Есть такое мнение.

Вадик замирает, не донеся чашку до рта. Колюня — это его кореш, а также правая Рука Попа.

— Серьезно, что ли? — недоверчиво переспрашивает он.

Я отвечаю с недоброй улыбкой:

— А где ты видел, родной, чтобы у нас не серьезно было? А? Кто такой Барон? И что он за хер с горы, чтобы давать команды?!! Вы че, суки, зажрались здесь совсем?!! Жало теперь свое суете куда хотите?!!

— Да ты че, братан?! — бледнеет Вадик, глядя на меня с нескрываемым ужасом. — Это же Поп с Барином банку ют. Я-то не при делах!

Молча пью кофе. Вадик застыл с чашкой в руках, словно загипнотизированный. Ждет, что еще я скажу про его корешка.

— Колюня ваш добазарился в Москве с «дагами» и метит тут на чье-то место, — поясняю, не сводя с Вадика глаз. — Как мыслишь, что нужно дагестанцам в славном городе Питере? — Даю ему понять, что мне многое известно.

— Так вот, значит, зачем он в столицу мотался, — произносит Вадик задумчиво. — А нам-то пел, что к козе к одной, вроде как к певичке, летал… Ну, сука! Да я его сейчас!..

Резко поставив чашку на столик, Вадик вскакивает.

— Тихо, ша! — поднимаю руку. — Сядь! — приказываю тоном, не терпящим возражений.

Вадик опускается в кресло, весь кипя от негодования.

— Он ведь сейчас здесь… — сообщает он, сверкая глазами. — Внизу, в тачке сидит. Ждет, сука! Самое время его колонуть…

Отрицательно качаю головой:

— Им и без тебя займутся… Вадик моментально остывает, глядя на меня с изумлением.

— Так ты для этого и приехал? — спрашивает он тихо. — Неужели с Колей все так хреново?

Подтверждаю кивком, что с Колей все очень даже паршиво.

Вадик в изнеможении откидывается на спинку кресла.

— Да-а-а… — тянет он. — Ну, бля, вообще…

Умно он мыслит.

— Кто такой Барин? Быстро все о нем! — приказываю ему, не давая уйти в себя.

Вадик поднимается и плетется в угол гостиной. Берет с полки фотографию, возвращается к столику и подает ее мне. На снимке четверо парней на фоне каких-то кустов. Эту фотографию я еще вчера рассмотрел очень внимательно.

— Вот он… — тычет Вадик пальцем в крайнего справа. — Мы на шашлыках тогда были под Первомайским, — зачем-то поясняет он упавшим голосом.

Прячу фото в карман пиджака:

— Где его конура? Как найти?

Вадик называет несколько мест, где можно увидеть Барина вечером. Внезапно замечаю в его глазах удивление. Похоже, балбес начинает потихоньку врубаться, что произошла ошибочка и он передал информацию не тому человеку, которому следовало.

— Слушай, братишка, — говорит он с какой-то новой интонацией в голосе, — а может, не будете пока трогать Кольку? Знаешь, давай я сам Сивого об этом попрошу… Улыбаясь, киваю, как бы соглашаясь, мол, без проблем, попроси…

Вадик нагибается, чтобы взять со стола телефонную трубку, и замирает, вытаращив глаза на мою правую руку. В руке у меня «Вальтер ППК» с небольшим глушителем, срез которого нацелен ему в живот.

— Ты… ты… Что? — почему-то шепотом спрашивает Вадик, отступая.

— А ты сам как думаешь? — отвечаю вопросом на вопрос.

— Да за что? Сейчас я поговорю с Сивым, и мы все уладим!.. — торопится он заверить меня.

— Считай, что все улажено, — успокаиваю его.

Выстрел звучит негромко, как будто я газетой прихлопнул на столе надоевшую муху.

У Вадика на груди появляется алая точка. Он как подкошенный падает на пол. Звучит второй хлопок, — это я произвел контрольный выстрел в голову. Поворачиваюсь к двери в коридор. Нюх на ситуацию у охранника нормальный, но опыта маловато. Почуяв неладное, он ворвался в гостиную с пушкой наготове, но пустить ее в ход не успевает. Пара хлопков, и охранник с продырявленной башкой заваливается на мягкий палас. Меняю обойму и направляюсь в кухню. Чувствую, что там кто-то есть. Я не ошибся. На кухне за столом сидит парень и смотрит телевизор. Он, конечно, ни черта не слышал. Как они любят кино, эти охранники…

Вырубаю парня ударом кулака в висок, когда тот оборачивается, чтобы посмотреть, кто вошел в кухню. Подхожу к окну и смотрю из-за занавески во двор. Пятисотый «мерседес» стоит метрах в десяти от подъезда. За рулем черный силуэт. Скорее всего, это и есть Колюня. Ладно, никуда он не денется, пока что займемся кинолюбителем. Парень, обеими руками схватившись за край стола, пытается встать. Не мешаю ему, быстро его обыскиваю. Ого! «Макаров» и шесть полных обойм к нему. Ни хрена себе, вооружился мальчик… Легким ударом правой ноги подсекаю парнишку под щиколотку и, когда он растягивается на спине и еще мутными глазами пытается разглядеть, кто его так и что происходит, давлю ему на грудь коленом.

— Как звать? — спрашиваю его спокойно.

— Дима… — хрипит он, но попыток к сопротивлению не предпринимает, и правильно делает.

— Через кого реализуете наркотик в городе, Димон?

— Не знаю.

Положив пистолет на пол, двумя ладонями луплю его по ушам. Главное — не перестараться. Мне важно, чтобы он меня слышал. Не писать же ему потом вопросы на бумажке.

Жду, когда Дима придет в себя. Тема серьезная, и отвечать ему придется, хочет он этого или нет.

— Повторить вопрос?

— Это Толян… — шепчет Дима. — Он занимается сбытом и людьми…

— Где он сейчас?

— Дома он, — чуть не рыдает парень. — Дома он!

— Адрес!

Дима, заикаясь, сообщает координаты Толика.

— Чем он занимается помимо сбыта?

— Я не знаю, — ноет Дима.

— Давай, парень, сделаем все по-хорошему, — говорю ему тихо и серьезно. — Ты рассказываешь, я запоминаю. Не заставляй меня прибегать к насильственным методам… Ты меня понимаешь?

— Да… — шепчет Дима, в глазах у него слезы. — Что со мной будет?

— Все зависит от твоей искренности, — вру я ему, не убирая колена с его груди.

— Толян со своими парнями выполняет иногда заказы, — колется Дима.

— Он что, дамский парикмахер по вызовy? — усмехаюсь я. Мне, конечно, уже все ясно с Толяном, но я хочу, чтобы Дима подтвердил мои предположения.

— Они устраняют ненужных людей.

— Откуда же ты, родной, все это знаешь? — удивляюсь я. — Может, хочешь оговорить невинного человека?

— Он мой друг… — говорит Дима. — От меня у него тайн нет…

Ну вот и ладушки. Дима не партизан — сдал кореша. Рывком ломаю ему шейные позвонки. Пора уходить. У меня еще куча дел. Припоминаю, к чему прикасался в квартире руками. Иду в гостиную и протираю чашку из-под кофе, затем отношу ее на кухню и, сполоснув, ставлю в сушилку. Выхожу в коридор. Закинув сумку за спину, достаю гранату, выдергиваю чеку и, зажав «эргэдэшку» в кулаке, спускаюсь во двор.

«Мерседес» на месте. В нем один человек. Сунув руки в карманы, подхожу к машине. Со стороны водителя стекло спущено. Колюня выдыхает дым от сигареты на улицу, балдея с прикрытыми глазами от попсового музона. У меня для него приготовлена музыка покруче. Наклоняюсь к окну. Парень вздрагивает, открывает глаза. Смотрит на меня исподлобья.

Говорю ему, приветливо улыбаясь:

— Вадик сейчас соберется. Там, Коля, наши с Москвы прикатили, так что пока базар был…

Парень тут же успокаивается и, показывая в улыбке редкие желтые зубы, отвечает:

— А я думаю, че он так долго, ебио мать.

— Сигаретка найдется? — спрашиваю, вынимая руки из карманов. Окидываю взглядом двор — нет ли поблизости граждан, и главное — детей. Никого нет. Можно действовать.

— Счас. Какой базар, братан, — гундосит Колюня и лезет в бардачок, где у него лежат сигареты. Бережно кладу гранату между его ног, поближе к яйцам. Раздается щелчок отскочившего держателя, срабатывает ударник замедлителя. Успеваю увидеть за лобовым стеклом ошарашенное лицо Колюни. Приседаю за капотом «мерседеса». Глухо лопается воздух в машине. Поднимаюсь и, мельком взглянув на покореженный взрывом автомобиль, выхожу со двора. У «мерса» даже заднее стекло не вылетело. Взрывная волна ушла вверх, вышибла лючок машины и вспучила крышу. Лопнули лобовое и боковые стекла. «Эргэдэшка» в таком деле — штука удобная. Вот если бы рванула «эфка», тогда трудно предсказать, что осталось бы от «мерса», да и за собственную безопасность я бы не поручился. Инструкция предписывает узнать как можно больше о людях, занимающихся сбытом наркоты, — пока все идет как надо. Шефом этой команды я займусь чуть позже, с ним мне будет легче. Раздавлю его, как клопа, — и дело с концом. А вот Толяном следует заняться не откладывая. Поймав частника, доезжаю до проспекта Художников. Дворами выхожу к нужному мне дому. Подъезд. Этаж четвертый. Модная металлическая дверь, отделанная под дерево. Звоню.

— Кто?

— Толик? Я от Димы. Нужно передать.

Слышу, как внизу кто-то заходит в лифт. Хорошо бы не на этот этаж…

Без дальнейших переговоров мне открывают дверь. Толян в майке и трениках, босой, приглашает войти.

— Че передать-то? — интересуется он.

— Волыны, — отвечаю я и нагло осматриваюсь.

— Да порядок — я один, — успокаивает меня Толян, идет в комнату, позевывая на ходу.

Парень вроде как спал. Может, он по ночам работает? Хрен его знает. Но он меня понял по-своему. Для него мой приезд означает, что привезли оружие для предстоящего дела.

— Проходи, чего стоишь?

Следую за ним. Обстановка в комнате — средней паршивости. Разобранная полуторная кровать с несвежим бельем, японский телевизор с маленьким экраном, работающий без звука. Спертый воздух. Ставлю сумку на заставленный пустыми бутылками и банками из-под пива стол. Скатерть — в жирных пятнах и блестках рыбьей чешуи.

Достаю «Макаров» и к нему пару обойм. Раскладываю весь этот джентльменский набор на столе, слегка потеснив стеклотару.

— А чего «макар»-то? — спрашивает лениво Толян, подходя к столу, — «калаш» получше будет. Прятать, конечно, неудобно, зато на работе с ним спокойнее, — хихикает он, наблюдая, как я вынимаю из сумки гранату.

— Ого! — комментирует придурок. — Еще и рвать что-то нужно?

— Этого я не знаю. Тебе потом все скажут, — говорю, поворачиваясь к Толяну лицом. Он кивает, глядя на меня снисходительно.

Пробиваю штрафной в область паха. Не смотри так. Толян сгибается в три погибели.

— Дед Мороз к тебе приехал, дурачок, — говорю, усмехаясь, и, натянув перчатки, извлекаю из сумки «вальтер».

— Ты че?.. Гад!.. — хрипит Толян, пытаясь разогнуться.

Добавляю рукояткой пистолета по уху — не стоит мне грубить. Толян падает, но тут же начинает ползти к двери. Наступаю ему на ногу и, нагнувшись, рукояткой пистолета тревожу у Толика почку. Всхлипнув, он затихает. Устраиваюсь на стуле и терпеливо жду, когда ублюдок придет в себя. На столе в углу комнаты стоит компьютер. Надо же, мальчик в перерывах между убийствами осваивает умные машины. Беру со стола литровую непочатую бутылку «колы» и, открыв ее, взбалтываю. Придержав большим пальцем правой руки отверстие горлышка, пускаю струю Толяну в морду. Парень фыркает и тянется руками к мокрому лицу.

— Лежать! — приказываю ему, показывая ствол.

Он действительно не дурак, соображает — если просят полежать, то лучше полежать.

— Ты кто? Че тебе надо? — спрашивает Толян. В его глазах и надежда, что он как-нибудь да выпутается из этой передряги, и животный страх.

— Я же тебе сказал: дед Мороз из Китая к тебе прикатил. Будешь отвечать на мои вопросы или тебя сразу?.. Чтоб не мучился?

— Да че тебе нужно-то?! — хрипит он с пола. — Ты че, на китаезов пашешь? Не понимает шуток.

— Адреса. Кто, где и когда берет у тебя наркоту. Отвечать честно. Усек?

— Да понял я, — уныло говорит Толян. — Может, я все-таки на диван сяду? Хреново так разговаривать.

— Лежи. Давай все по порядку.

В течение получаса Толян загружает меня информацией. Все, что нужно, я запоминаю. Потом встаю и отхожу подальше, чтобы не забрызгаться. Толян пытается вскочить. Всаживаю две пули ему в голову. Одна из них, срикошетив от пола и дальней стены комнаты, дырявит перегородку серванта рядом со мной и разносит вдребезги стоявшую там посуду. «Весело… Чуть себя не укокошил…»— изумленно смотрю на то, что наделал свинец в серванте. Укладываю оружие обратно в сумку и иду на выход.

А действительно, при чем здесь Китай? — удивляюсь на ходу, что это я умудрился сморозить Толику. Уж кто-то, а китайский Дедушка мороз здесь совершенно ни при чем…

Возвращаюсь на базу. Осматриваю вверенную мне Валерием Константиновичем квартиру: обнаруживаю в шифоньере большое количество разной одежды — от спецовки до смокинга. Вот это правильно — моя работа требует постоянно менять «имидж», чтобы случайные свидетели не сумели меня опознать. На столе нахожу ноутбук и дискеты, на которые мне предстоит записывать отчеты о проделанной работе. Так что база теперь у меня достаточно реальная для такого названия. Оружия в сейфе навалом, даже парочка кейсов с новенькими снайперскими разборными ВСКа. В общем, весь арсенал профессионального киллера к моим услугам. Плохо, что пока нет документов, как нормальных, так и левых. Документы в нашей вредной работе имеют первостепенное значение. Но думаю, после сегодняшней проверки на «вшивость» за ними дело не станет. Работу я выполняю быстро и качественно. Шеф не может этого не оценить.

Переодеваюсь, извлекаю из сейфа кейс с вээскашкой. Сегодня поработаем с ублюдком по кличке Поп… Решаю провернуть эту операцию за один день. А чего тянуть? Тем более что для меня это особого труда не представляет.

Выбрав тихую улочку, из телефонной будки звоню Попу в его офис. Трубку берет секретарша. Жду, когда она отбарабанит название фирмы, и начинаю выяснять обстановку:

— Добрый день! Станислава Леонидовича я мог бы услышать?

— Здравствуйте. Представьтесь, пожалуйста, — просит секретарша. Голос у нее звучит не слишком приветливо. Напрасно она так — с возможными оптовыми покупателями надо разговаривать ласково. Не учили ее, что ли?

— Саровский Модест Геннадьевич… —вру совершенно свободно. — Директор «Модель Стар» из Архангельска. Приехал в Санкт-Петербург на несколько дней. Я хотел бы приобрести у вас партию обуви. Мне порекомендовали обратиться к вам в «Лонтинтернейшнл».

— О! Извините, Модест Геннадьевич… — Голос секретарши моментально теплеет градусов на пятьдесят. — Будем рады видеть вас у себя. Как раз на днях мы получили партию из Италии и Австрии. Обувь потрясающая! А наши цены, я уверена, вас устроят.

— Отрадно это слышать, — изображаю невероятную заинтересованность.

— Но дело в том, что Станислава Леонидовича сейчас нет на месте. Он будет только завтра с утра…

— Ах, какая жалость, — искренне огорчаюсь я. — Я очень ограничен во времени…

— Видите ли, Модест Геннадьевич… — объясняет мне секретарша, — директору утром позвонили… с его товарищем случилось несчастье, и он поехал на место происшествия. Но я обязательно передам, что вы звонили. Назначить встречу на завтрашний день?

— Подождите, я подумаю…— делаю паузу. — Хорошо, давайте попытаемся, но тут уж я ничего не могу обещать. Возможно, мне придется срочно вылететь в Москву.

— Очень жаль. Все-таки я запишу вас на одиннадцать утра. Вам удобно это время?

— Давайте попробуем, но без обязательств.

— Я записываю.

— Спасибо. Всего хорошего.

— Спасибо вам за звонок. Будем надеяться, что вы выберете время и посетите нас. До свиданья, — при прощании голос секретарши становится бархатным.

Завтра ее шеф уже никого принимать не будет. Я об этом позабочусь.

Значит, Поп, он же Станислав Леонидович, в данный момент находится на месте гибели своих кентов. Ну что же, поспешим и мы туда же. За квартал от дома, в котором побывал утром, отпускаю частника. Пешком добираюсь до уже знакомой арки. Во дворе, где я подорвал Колюню, полно полицейских тачек. Взад-вперед снуют менты и еще какой-то народ. Прохожу мимо, не задерживаясь, и метров через пятьдесят сворачиваю во двор соседнего дома. Вхожу в подъезд и, убедившись, что на лестнице никого нет, поднимаюсь на последний этаж. Через люк проникаю на чердак. Надеюсь, что на обратном пути никто не станет путаться у меня под ногами. Открываю чемоданчик и в три приема собираю «винторез». Специальная винтовка состоит из съемного приклада, затворной части с креплением магазина и ствола-глушителя. Оптический прицел стандартный, ПСО-1, четырехкратный. Вставив обойму и дослав патрон в казенник, подхожу к чердачному окну. Соседний двор как на ладони. Рассматриваю в оптику народ во дворе. Возле раскуроченного «мерседеса» копошатся эксперты. Перед уазиком криминалистической передвижной лаборатории стоит милиционер с погонами майора, а рядом с ним — мой клиент, который что-то объясняет полицейскому. Вот и чудненько. Навожу оптику, ловлю в перекрестие голову Попа и слежу, чуть поводя стволом, за теневыми кольцами в прицеле. Нужно, чтобы они слились в сплошное целое, лишь тогда возможен качественный выстрел. Винтовка чпокает, и Станислав Леонидович с пулей во лбу валится на асфальт. С чемоданом в левой руке и винтовкой в правой через слуховое окно вылезаю на крышу. Во двор не смотрю и стараюсь, чтобы и меня снизу не было видно. Перебираюсь на крышу соседнего, вплотную прилегающего дома, попадаю на чердак и только здесь укладываю винтовку в чемодан, спускаюсь и выхожу на улицу. По дороге меняю трех «частников», а за два квартала до базы пересаживаюсь в троллейбус.

Ну вот я и дома. Войдя в квартиру, снимаю грим и переодеваюсь. Теперь можно принять с чистой душой душ и отдыхать после трудового дня. Чуть не забыл! Надо же составить отчет… Покончив с делами, еду на квартиру Афанасия Сергеевича и ложусь в кровать, прихватив с собой книгу из его громадной библиотеки.

Открываю глаза и пытаюсь врубиться, сколько сейчас времени. За окнами — темень. Включаю ночник. Гляжу на часы — полвторого. Стало быть, глубокая ночь. Рядом с подушкой книга «Повести временных лет» в академическом издании, которую я читал перед сном («преданья старины глубокой»). Телефон не унимается — на том конце кто-то очень хочет со мной пообщаться. С минуту размышляю, не разбить ли аппарат к чертовой матери? Решаю: ладно, пусть еще поживет. Вздохнув, поднимаю трубку.

— База торпедных катеров! Дежурный старшина второй статьи Грицюк слухает! — сообщаю неизвестному абоненту в надежде, что он, озадаченный, извинится и даст отбой.

Но в трубке смеется мужской голос:

— Рад, что у вас хорошее настроение. Извините, что поздно, но хотелось вас поблагодарить. Вы заключили крайне успешную сделку с известной нам фирмой.

Узнаю голос Валерия Константиновича. Его звонок сюда меня не удивляет, хотя номер телефона я ему не давал. Удивляться действительно нечему. Еще вчера, возвращаясь от Сани, я заметил, что меня ненавязчиво пасет какой-то хмырь.

Войдя за мной в подъезд, он поднялся этажом выше и, конечно, видел, в какую дверь я захожу. Я его трогать не стал, будучи уверен, что это человек Валерия Константиновича.

— Я думаю, вы не в обиде на меня за то, что я проигнорировал вашего агента в джинсовом костюме из «опель-кадета». У меня просто не было времени им заниматься, — говорю я, давая понять, что легко мог бы разобраться с его придурком.

Валерий Константинович смеется:

— Благодарю вас. Надо же, а ведь он уверял меня, что остался незамеченным. Вы действительно профессионал. Наведайтесь на днях в известное вам место и просмотрите внимательно материалы, которые для вас подготовлены. Если будет что-нибудь нужно от меня, то там же найдете номер дежурного телефона. Всего хорошего и спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — кладу трубку.

Спать расхотелось. Нашел же время для звонка, мафиози чертов.

Снова принимаюсь за чтение. Трудно читать древнерусские тексты. Трудно, но интересно. Это сочинение Нестора-летописца, в котором рассказывается, «откуда есть пошла Руская земля, кто в Киеве нача первее княжити и откуду Руская земля стала есть». Давно меня тянуло ознакомиться с «преданьями старины глубокой». Итак:

«В лъто 6472. Князю Святославу възрастъшю и възмужавшю, нача вой совку пляти многи и храбры и легъко ходя, аки пардусъ, войны многи творяше. Ходя возъ по собъ не возяше, ни котъла, ни мясъ варя, но потонку изръзавъ конину ли, звърину ли, или говядину на углех испек ядяше, ни шатра имяше, но поъкладъ постлавъ и съдло в головахъ: такс же и прочий вой его вси дяху. И посыла-ше къ странамъ глаголя: „Хочю на вы ити". И иде на Оку ръку и на Волгу, и налъзе вятичи, и рече вятичемъ: „Кому дань даемъ?" Они же ръша: „Козаромъ по шълягу от рала даемъ!"»

«В год 6472 /964/. Когда Святослав вырос и возмужал, стал он собирать много войнов храбрых и легко ходил в походах, как пардус, и много воевал. В походах же не возил за собою ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и зажарив на углях, так ел: не имел он и шатра, но спал, постилая потник с седлом в головах, — такими же были и все прочий его войны. И посылал в иные земли со словами: „Хочу на вас идти". И пошел на Оку-реку и на Волгу, и встретил вятичей, и сказал вятичам: „Кому дань даете?" Они же ответили: „Хазарам — по щелягу с сохи даем!"»

В общем, метелил Святослав всех, и до болгар тоже добрался на Дунае, где подгреб под себя восемьдесят городов и отовсюду собирал дань. Короче, рэкет голимый. Как раньше сплошь воевали, чтоб в кайф пожить, так и сейчас — все одна тема. Если есть волки, значит, кому-то придется быть овцой. Кто хитрее, проворнее, тот, естественно, и выживет, пока не придет сильнейший.

Старая истина. Технический прогресс ничего не меняет в душах людей. Война всех против всех продолжается, и каждый готов идти «на вы», если ему нужно чего-нибудь добиться. Кто слабее, тех сжирают или используют, пока от них есть прок. Живут — единицы. Остальные просто существуют, борясь ежедневно и ежечасно за право жить и дышать. Живут одним днем, не думая о тех, кто придет после, выколачивают деньги из чего только возможно. Гибнет природа, загрязняется атмосфера… Подумаешь иногда, куда мы летим на космических скоростях, и страшно становится. Не за себя даже, а за тех моральных уродов, которых мы сами же и вырастили, — добьют они этот мир окончательно.

С утра заезжаю на «базу». На этот раз конверта на столе нет. Все нужные сведения я получу из дискеты. В сейфе меня ожидает сюрприз. Дело не в деньгах, которых даже больше, чем нужно. Теперь я обладатель целой кипы различных документов: удостоверения различных ведомств, несколько иностранных паспортов с открытыми визами, куча кредитных карточек, страховых полисов, — документы на разные имена и фамилии, но на всех — моя фотография. Контора у Валерия Константиновича, как я погляжу, серьезная. В силу специфики своей работы я разбираюсь в документах, поэтому, просмотрев те, что есть теперь у меня, могу авторитетно сказать, что ими пользовались реальные люди. Чтобы проверить свою догадку, включаю компьютер. Так и есть. Первым делом идут сведения о каждом, под чьей фамилией мне, может быть, придется фигурировать. Подробная биография, родственные связи, работа, друзья, знакомые. Информация подкрепляется фотографиями с подробнейшими пояснениями. Я уже не удивляюсь. По всей видимости, я начинаю работать на организацию, которая или недавно оторвалась от госопеки, или под надежным прикрытием закона занимается своими делишками, используя неограниченную власть на полную катушку. Сейчас такому удивляться не приходится — спецслужб развелось, мягко говоря, до хрена. Ясно, что мне дают понять, с кем я имею дело. Ну что же, я не дурак, понимаю, что вся эта куча ксив не дает мне никаких шансов смыться, в случае чего, от организации, способной тиражировать такие фальшивки. Правда, это если говорить о других. Со мной все иначе. Могу остаться, могу на фиг послать. Какие бы они ни были крутые, а зубки обломают. Но пока эти ребята мне нужны, да и не только мне. Чтобы осуществлять операции, подобные нынешней, меня готовили шесть лет, да и до этого я даром времени не терял, учился долго и вдумчиво. Я оказался способным учеником и, кажется, убедительно играю роль спеца, выброшенного в эпоху великих перемен на свалку истории. Эмиссар мафии Валерий Константинович не узнает, кто я такой на самом деле, даже в тот момент, когда настанет его очередь получить несколько граммов свинца. Но это в будущем… Пусть пока считает, что я ему благодарен и готов ради него на все…

Документы на предоставленные мне машины у меня тоже имеются. Одна из них стоит во дворе, две другие — в коттедже за городом. Коттедж также в моем полном распоряжении. В общем, начало неплохое. Приятно, что меня оценили. Оперативность организации Валерия Константиновича внушает уважение.

Выполнять задание меня никто не торопит. На разработку операции дается месяц. Данных по человеку, которого я должен убрать, маловато, не помешало бы знать, где он родился, крестился, и прочее. Смысл моей работы не ограничивается тем, чтобы в нужный момент нажать на спусковой крючок, — прежде чем «убрать» клиента, я должен выдавить из него максимум информации. Любыми способами и методами. Для того чтобы я мог проявить свои способности как можно шире, меня обеспечивают по полной программе. Правда, при этом подразумевается, что если я на них работаю, то уже себе не принадлежу. Да и хрен с ним. Я давно себе не принадлежу.

Может, когда-нибудь мое положение изменится в лучшую сторону, но пока ничего хорошего не светит. Ладно, поживем — увидим. Тут все зависит от удачи. Или от судьбы? В общем, неважно, как это называется.

Будущий мой клиент — шишка серьезная. Охраняют его волчары не ниже классом, чем я. Такой расклад мне нравится. У достойного противника выиграть можно лишь при условии, если правильно рассчитал свои возможности. Посмотрим, что мы имеем на сегодняшний день? Не считая квартиры Афанасия Сергеевича, я располагаю теперь «базой» в виде однокомнатной квартиры плюс дискеты с нужной для работы информацией, плюс арсенал современнейшего оружия и всякие электронные прибамбасы, плюс три машины, ни одну из которых еще пока не видел, плюс коттедж за городом. И вдобавок куча документов и более чем достаточно валюты. Очень даже неслабо я «поднялся» за столь короткое время. Впрочем, не все так просто. Валерий Константинович и иже с ним надеются, что благодаря такому мощному «техобеспечению» я продемонстрирую суперуспехи. Мне, впрочем, совсем не льстит уважительное ко мне отношение этих мерзавцев, я знаю: в начавшейся игре расслабляться нельзя ни на минуту. Сегодня мои боссы души во мне не чают, но не исключено, что уже завтра они захотят от меня избавиться. «Закон джунглей» требует всегда быть начеку.

Выхожу на улицу посмотреть на машину. Это новенькая «БМВ» третьей серии, триста восемнадцатой модели. Нормальная тачка. На такой одинаково хорошо и догонять, и уходить от погони. Осваиваю машину уже в дороге. Хочу осмотреть дом за городом.

Туда и отправляюсь.

Коттедж мне нравится. Комнаты обставлены со вкусом, все сделано для нормального, «человеческого» проживания. В гараже — джип-«паджеро» и красная девяносто девятая модель «жигулей». В кабинете нахожу небольшой сейф с известным мне кодом. В сейфе — инструкция относительно имеющихся в моем распоряжении машин, в которых я могу беспрепятственно провозить оружие. Также указано местонахождение тайника в подвале коттеджа, где имеется все нужное для работы.

Заварив себе кофе, устраиваюсь в кресле с ноутбуком, чтобы еще раз пробежаться по данным на будущего клиента. Неожиданно звонит телефон. Поднимаю трубку.

— Добрый день… — приветствует Валерий Константинович.

— Добрый, добрый.

— Осваиваетесь?

Смотрю на экран ноутбука и усмехаюсь.

— Порядок. Не могу не отдать должное вашей организации. Оперативность в оснащении — на высшем уровне.

— Я рад, что вам нравится. Отдыхайте, набирайтесь сил. Работа предстоит серьезная поэтому не спешите. Постарайтесь подойти к проблеме ответственно. Времени у вас больше месяца на все про все. Как вам такие условия?

— Вполне, судя по исходным данным.

Пока никаких вопросов не имею.

— Вот и отлично… — довольный моими словами, заключает Валерий Константинович. — Желаю удачи.

— Спасибо.

— До свиданья.

— Всего хорошего, — кладу трубку. Валерий Константинович — птица высокого полета, это сомнений не вызывает. Остается только догадываться, какого уровня негодяем должен быть в таком случае его шеф…

На своего «клиента» я полюбовался, не откладывая дело в долгий ящик, когда он в обществе молодой женщины ужинал в ресторане. Мужик в свои пятьдесят выглядит довольно рыхло. Про себя я его так и окрестил — «рыхлый». Двойной подбородок, отвислые щеки, мясистый нос, огромный живот и пухлые руки с пальцами-сосисками. В общем, визуальное впечатление — ниже среднего. Зато его спутница, лет двадцати пяти, чертовски привлекательна. Ну, да с ней все ясно — приткнулась возле денег… Охраняют «рыхлого» семь человек. Пятеро — неподалеку от него, в зале, и водители двух машин «вольво-850» на парковке. Судя по тому, как мальчики сканируют глазами публику, парни эти — профи. Меньше тридцати никому из них не дашь. Скорее всего, в прошлом менты или из бывших комитетчиков.

Отправляюсь на рекогносцировку в пригород. Дом «рыхлого» с первого взгляда внушает уважение, — денег в строительство вбухано немерено. Поднявшись на холм, заросший густым кустарником, занимаю удобную позицию с мощным биноклем в руках. Дачный поселок отсюда — как на ладони. Вдалеке, за узкой полосой соснового леса, виднеется темно-синяя гладь небольшого озера. Бинокль у меня особенный — плоский, похожий на портсигар, набитый под завязку электронной начинкой и оснащенный специальными фильтрами, чтобы стекла не бликовали. Рассматриваю дом и прилегающую к нему территорию. Парочка доберманов греется на солнце, — разлеглись собачки аккурат поперек подъездной асфальтовой дороги. В большом яблоневом саду среди цветочных клумб возится садовник пенсионного возраста. Присмотревшись, прихожу к выводу, что он в случае чего помехой мне быть не может. Других людей поблизости пока не видно, но это не значит, что их нет. Так, ну что там у нас еще? Перевожу бинокль на дворовые постройки. Пустой сетчатый вольер для собак и теплое помещение внутри — для них же. А вот что-то вроде летнего одноэтажного домика, комнат в нем, наверное, три или четыре. Постройка кирпичная, добротная, на окнах белые занавески. Общая площадь этого имения — соток пятьдесят. Во всем поселке такого количества земли ни у кого больше нет. Забор кирпичный, метра три с половиной высотой, по верху — колючая проволока. Ворота из толстенной стали, такие вряд ли возьмет тараном даже БТР. Следящих камер по периметру я насчитал пятнадцать штук. Это те, которые мне видны с моего наблюдательного пункта. Значит, в доме есть пульт, и за ним кто-то сидит. Учитывая, что сейчас белые ночи, проникнуть в дом одинаково затруднительно в любое время суток. А мне нужно подобраться к «рыхлому» настолько близко, чтобы я мог с ним поговорить по душам, задать ему кое-какие вопросы, отвечать на которые он должен будет без запинки. Но чтобы такой разговор стал возможен, необходимо нейтрализовать охрану, и в этом главная трудность. Перевернувшись на спину, пытаюсь просчитать варианты подступа к «клиенту». Набирается их десятка два, но все небезупречны. Прихожу к неутешительному выводу, что в данном конкретном случае ни один из них не годится. Убрать «рыхлого» проще простого, но желание моих новых боссов получить от него предельно полную информацию осложняет выполнение задания. Интересно, что может рассказать этот толстяк, если его охраняют, как генсека во времена застоя, перекрывая все возможности общения с ним, кроме снайперского выстрела?..

Возвращаюсь в свой коттедж. Времени для обдумывания у меня достаточно. Первая разумная мысль, которая наконец приходит в голову, — попытаться отследить в течение дня передвижения «рыхлого» по городу. Пока это единственное, что я могу сделать. Необходимо самому увидеть, куда ездит мой клиент, какие выбирает маршруты. Его охрана не может не проколоться хотя бы раз, ведь не роботов же он держит в штате. Завтра с утра приступлю к реализации своего плана по всем намеченным пунктам. Добравшись до города, из таксофона звоню полковнику. Выслушиваю от него кучу упреков по поводу оставленных мной денег, а потом в течение десяти минут убеждаю его в необходимости расширить дело. Когда он наконец соглашается, что в случае наездов со стороны рэкета он может прикрыться фамилией моего приятеля, я оставляю номер трубки Александра. Полковник уже не возражает, и это обнадеживает. Я заверяю его, что он может смело говорить бандитам, под чьей крышей работает, но платить никому и ничего не будет, кроме зарплаты рабочим и налогов государству, разумеется. (Относительно денег в общак я с Александром договорился, но полковнику знать об этом незачем.) Ольги, к сожалению, дома не оказалось, и я пообещал перезвонить на днях. Потом звоню Афанасию Сергеевичу, обещаю навестить его, как только выдастся свободное время.

Две недели изучаю распорядок дня моего клиента. В результате нахожу-таки уязвимое место. Толстяк приезжает в офис к десяти утра. В два часа едет обедать в ресторан на Невском проспекте. Потом снова катит в офис. Ближе к вечеру у него как правило две-три деловые встречи в разных ресторанах. Раз в неделю он ненадолго заезжает в свой клуб и два раза в неделю остается на ночь у любовницы в квартире на Литовском. К ней он приезжает обычно пораньше и отпускает охрану.

Я выяснил, в какой квартире живет эта дама, и сегодня собираюсь ее навестить. У меня вызрел отличный план, но для его осуществления нужно заказать у шефов кое-что отсутствующее в моем арсенале.

Переодевшись в форму капитана милиции, отправляюсь на Литовский. Дверь мне открывает шикарная блондинка в коротком халате с глубоким вырезом. Я ее уже видел с толстяком в ресторане. Девушка действительно красива.

— Чем я могу помочь нашей доблестной милиции? — улыбается она, склонив кокетливо голову набок; пышные волнистые волосы ниспадают на округлые плечи.

— Да вот… тут, понимаете… — прикидываюсь этаким застенчивым деревенским простачком, обалдевшим при виде городской красавицы. — Я спросить хотел… Вот…

Девушка смеется. Правильно я рассчитал: ей приятно, что молодой милиционер с четырьмя звездочками на погонах теряется, восхищенный ее красотой.

— Так спрашивайте! — Она показывает в улыбке ровные белые зубы. Ничего не скажешь, веселая и, что немаловажно, общительная девушка.

— Тут, видите ли, вот какое дело… Вы не заметили позавчера во дворе двух подозрительных типов? — спрашиваю якобы смущенно, глядя на вторую сверху пуговицу ее полупрозрачного халатика.

— Может, вы все-таки войдете? — приглашает она в квартиру.

— Да как-то неудобно… — пожимаю плечами неуверенно. — Я ведь только спросить.

— Заходите! — приказывает блондинка и уходит в глубь коридора.

Иду следом, прикрыв за собой входную дверь. Меня проводят на кухню.

Уютное гнездышко — вот что можно сказать об этой однокомнатной квартире.

— Что будете пить? — интересуется она, повелительным жестом указывая на мягкий стульчик возле круглого, инкрустированного перламутровыми амурчаками столика. — Садитесь.

— Чай. Если можно. — Я продолжаю изображать стеснение.

Девушка улыбается и достает из серванта конфеты и печенье.

— Вам простой или фруктовый?

— Черный.

Девушка отбирает нужный сорт среди множества разноцветных коробочек в буфете.

— Так о чем вы хотели меня спросить? — напоминает она о цели моего визита.

Я засмотрелся на ее ноги и, выругав себя мысленно, пытаюсь сосредоточиться на деле. Киллер хренов, совсем расслабился.

— Понимаете… недавно в соседнем доме уволокли… в общем, украли велосипед у школьницы…

Девушка оборачивается и удивленно смотрит на меня.

— Вот уж никогда бы не подумала, что капитан милиции станет заниматься поисками велосипедов… — говорит она недоверчиво.

Пожимаю обреченно плечами:

— Так-то оно так… — изрекаю глубокомысленно. — Ясное дело, не стал бы, но бабушка этой самой школьницы уже заколебала наше отделение и успела всех достать в управлении… В общем, такой шорох навела! Обещает, старая, всем нам крупные неприятности, если не найдем этот чертов велосипед. Представьте себе, все на ушах стоят! Дел серьезных — солить можно, а тут этот велосипед, пропади он пропадом! — обреченно машу рукой.

Блондинка снова смеется:

— Так он уже и так пропал! Но вам, конечно, от этого не легче. Старушки — народ настырный, особенно когда дело касается их внуков и внучек.

Кисло усмехаюсь:

— Вот то-то и оно… Мы даже думали скинуться всем отделом да и купить похожий велосипед… — признаюсь ей.

Девушка хохочет.

— Ой, не могу! Ну и милиция! Может; вы так и машины ищете? Представляю, — купить отделом шестисотый «мерседес»! — Она вытирает выступившие от смеха на глазах слезы.

Через час мы расстаемся с ней друзьями. Она приглашает меня как-нибудь заскочить к ней в свободное от поисков велосипеда время. Пообещав, что так и сделаю, ухожу. Блондинку зовут Юля, и она дала мне свой телефон, предупредив, что по вторникам и пятницам к ней приезжает муж. То есть мне недвусмысленно пояснили, что в остальные дни я вполне могу его заменить. Через пару дней я не замедлил воспользоваться ее любезным предложением. Два вечера и две ночи мы с Юлей почти не вылезали из постели. Более пылкой женщины я еще не встречал. Юля мне рассказала, что эту квартиру для нее снимает любовник, который, впрочем, ни на что не способен. Толстому нравится просто смотреть на нее, быть рядом с ней, ну и все в том же духе. Юля получает от него месячное жалованье — пять тысяч долларов, но должна находиться в этой золотой клетке неотлучно и, разумеется, не встречаться с другими мужчинами.

Я поинтересовался на предмет возможной слежки и «клопов» в квартире. Юля сначала испугалась, но поскольку я продолжаю играть роль мента, беспрепятственно позволила мне навести шмон, уверовав, что сделаю это профессионально. «Клопов» нет, квартира чистая. Юле, по всей видимости, доверяют. За эти два чудесных дня мне удалось снять слепок с ключа от входной двери и установить в квартире маленькие баллончики с усыпляющим газом, которые срабатывают от сигнала с пульта дистанционного управления. Таким образом, почву я себе подготовил. Осталось только дождаться следующего посещения «рыхлым» Юлиной квартиры.

В понедельник, за день до операции, поехал в гости к историку. Афанасий Сергеевич весь цветет и пахнет. Я даже слегка удивился такой перемене.

— Не обращайте на меня внимания, — говорит он, шустро орудуя кофейными принадлежностями. — Послезавтра я вылетаю во Францию, а оттуда дней на пять в Штаты.

Одобрительно киваю:

— Превосходно! Желаю вам хорошенько развеяться.

— Спасибо, — историк доволен. — Мой коллега в Париже раскопал интереснейший материал, но уточнить некоторые детали мы сможем только в Америке. Нам нужно побывать в штате Огайо. В подробности он меня пока не посвящал, но если Руше не на шутку взволнован, то, думаю, он действительно наткнулся на что-то интересное… Руше — профессор, мировая величина! Его предки — выходцы из России, и он всегда безвозмездно помогает нам, когда дело касается закрытых для нас архивов в Европе. Ему небезразлична судьба России, и мы с ним уже давно хорошие друзья.

Я искренне порадовался за Афанасия Сергеевича, — историк в предвкушении работы с «интереснейшим» материалом ни о чем другом не мог говорить. Допоздна мы просидели с ним за чаем, как всегда, больше рассказывал он, а я лишь слушал. При прощании историк пообещал мне сообщить в скором времени потрясающие вещи. Мы расстались, довольные проведенным вместе вечером.

Наблюдаю издали, как «рыхлого» привозят к Юле. Выждав, когда уберется охрана, вхожу в подъезд. Достав из кармана портативный пульт, произвожу необходимые манипуляции. Снова выхожу на улицу и возвращаюсь на Лиговский к своей машине. Нужно выждать минут тридцать,, пока газ не осядет и не станет безвредным. Противогаз тут не поможет — газ легко проникает в кровь через поры незащищенных участков кожи.

Выждав положенное время, поднимаюсь на третий этаж и отпираю дверь своим ключом. Все в полном ажуре. Юля безмятежно дрыхнет в кресле, а «рыхлый», раскинув руки сопит на кровати в распахнутом пиджаке. Проверяю его пульс. Сердце в норме, и сон глубокий. Достав небольшую коробочку, приготавливаю пару ампул-шприцев. Один укол «рыхлому» в руку, и через пять минут еще один. Через десять минут принимаюсь будить толстяка. Он пребывает в состоянии, схожим с гипнотическим. Теперь он будет слушаться только меня и отвечать откровенно на любые, даже самые нескромные вопросы. Устанавливаю рядом с ним диктофон и, обойдя квартиру, еще раз проверяю ее специальным прибором на предмет возможной, скрытой от глаз аппаратуры. Нет, все чисто. Вернувшись в спальню, устраиваюсь поудобнее напротив толстяка. Тот сидит как сомнамбула, глядя в одну точку перед собой. Таким он мне и нужен.

— Вы знаете, что мы с вами большие друзья? — спрашиваю спокойным, доверительным голосом, проверяя его готовность отвечать.

— Да, мы друзья…

— Кого вы представляете в этом городе? — задаю следующий вопрос.

— Московскую корпорацию — «Конверте». — Голос у рыхлого какой-то механический.

— Чем занимается ваша фирма?

— Оптовые поставки ходового товара, биржи, консультации.

— Помимо этого?

— Оружие.

— Кто поставляет оружие?

— Наши зарубежные партнеры из Тайваня, компания «Экспорт-импорт» мистера Чана и гонконгская фирма «Пойнт ред».

В течение двадцати пяти минут рыхлый отвечал на мои вопросы четко и по существу. Ну вот и все. Делаю обоим инъекции, нейтрализующие действие газа и его побочные эффекты. Ввожу витаминный комплекс для поддержания сердечной мышцы, чтобы, не дай Бог, голубки не уснули навеки. «Зачистка» в мои планы не входит. Рассовав по карманам пустые баллончики, уезжаю. Когда Юля и толстяк проснутся, у них будет полное впечатление, что они спали естественным сном.

В коттедже прогоняю магнитную ленту с записью разговора через компьютер, передаю ее на адрес, указанный Валерием Константиновичем, присовокупив собственное мнение по данному вопросу: убирать клиента считаю преждевременным. Могут возникнуть подозрения со стороны его московского руководства. Но если шефам все-таки не терпится убрать толстяка, то эта акция вполне осуществима. Главное дело сделано.

Телефонный звонок ночью всегда звучит неожиданно.

— Благодарю вас, Гера, за разумную инициативу… — слышу в динамике довольный голос Валерия Константиновича. — Все складывается как нельзя лучше. Вы поступили совершенно правильно.

— Рад, что вам понравилось… — шучу я мрачно.

Но сбить хорошее настроение моего шефа трудно. Он благодушен и жизнерадостен.

— Есть у вас какие-нибудь соображения относительно Валдая? — спрашивает он.

На кассете записаны показания толстяка, что в одно из охотничьих хозяйств на Валдайской возвышенности поступают крупные партии оружия. Вопрос моего шефа мне не совсем понятен.

— Я стараюсь не рассматривать никаких вариантов, пока нет определенных указаний к их разработке.

— Прекрасно! Включите компьютер. — Босс кладет трубку.

Выбираюсь из кровати и врубаю долбаную машину в сеть. Расшифровываю послание. Предлагаемый мне вариант действий — это по сути полномасштабная война в этом лесном районе. Причем вся предстоящая кутерьма должна ложиться исключительно на мои плечи. Вероятно, шефы полагают, что я один способен заменить небольшой партизанский отряд. Или они теперь задумали укокошить меня там, на Валдае? Другие варианты такого задания мне в голову не лезут. Дело не из простых. Каждый месяц из Санкт-Петербургского порта поступает на перевалочную валдайскую базу до пяти контейнеров с оружием. Цифры, названные толстяком, ошеломляют. В России и своего оружия хватает, но ведь импортное, пришедшее контрабандой через третьи страны, идентификации отправителя и учету не поддается. Все ясно? К тому же с оружием, которое так легко проходит границу и таможню, наверняка идет и наркотик. Граница — ха! Я могу еще представить, что контрабандой провозят один морской шестидесятифутовый контейнер, но пять… Твою мать, работают же наши коммерсанты!..

Похоже, в России пределов для коррупции не существует. Иначе как тогда объяснить перемещение подобных грузов?

Валдайская возвышенность находится в северо-западной части Среднерусской равнины и является водоразделом верховьев Волги, западной Двины и рек бассейна озера Ильмень. Высота над уровнем моря до 321 метра по горе Каменник. Моя цель — в районе Осташковской гряды, к которой примыкают Верхневолжские озера и озеро Селигер. Природа там изумительная, — Валдай считается заповедником.

В течение следующего дня подготавливаю джип к дороге. Валерий Константинович переслал мне исчерпывающую информацию по интересующему меня охотхозяйству и подробнейшую карту местности. Спасибо дяденьке — позаботился. Лучше бы прислал парочку серьезных парней.

Выезжаю с утра пораньше и двигаюсь не через Новгород, а через Лугу. Незачем светиться на прямой трассе к Валдаю. У Николаеве сворачиваю на Шимск и Коростынь и через триста с небольшим километров делаю остановку в Старой Руссе. Сейчас полдень, можно не спешить. Осталась сотня километров до Демянска. Туда желательно прибыть ближе к вечеру. Нахожу более-менее приличное кафе и заказываю себе плотный завтрак. Погода отличная, солнечно и даже жарко.

Плохо, что в наших кафешках до сих пор нет кондиционеров. Поэтому спешу закончить побыстрее с едой и выбраться из духоты на воздух.

Возле моего «паджеро» припарковалась белая «девятка». Трое крепких на вид парней в белых футболках, выпущенных поверх летних брюк, перекуривают, поплевывая на землю. Подхожу к джипу.

— Эй! Парень!

Оборачиваюсь и молча жду продолжения.

— С Питера? — интересуется здоровяк с приплюснутым носом.

— Чего надо? — спрашиваю, не стараясь быть приветливым. Вижу, что мальчики затевают ссору. Им здесь, в провинции, наверное, очень скучно. По номеру моей машины и так видно, что она из Питера.

— А чего рычишь-то сразу? — усмехается он недобро, отклеивается от капота «жигулей» и вразвалочку идет в мою сторону, глубоко затягиваясь сигаретой.

— Короче, парни, в чем дело? — говорю, открывая дверцу джипа и забираясь на водительское сиденье.

Перебитый нос не спеша подходит к моей машине.

— Да вот пообщаться хотели… А ты торопишься, спешишь, — нагло усмехается он и тушит окурок о внутреннюю обивку дверцы джипа. Его дружки ухмыляются, ободряя лихие действия своего корешка.

Мальчики совершенно необоснованно считают, что им здесь все позволено. Они, похоже, еще ни разу не огребали серьезно по рогам. Сами того не подозревая, дурачки нарываются на крупные неприятности. Собственно, почему бы и не размяться? Времени у меня достаточно. Закуриваю сигарету и ласково гляжу на застывшего в ожидании моих ответных действий наглеца.

— Зря ты, парень, так поступил, — говорю негромко. — Тушить окурки нужно в другом месте.

Крепыш презрительно усмехается. По его представлениям, тест на крутость я не прошел. Посмотрим, пройдут ли эти мальчики мои тесты…

— Вылазь… Побазарим… — цедит он сквозь зубы тоном, не терпящим возражений.

— Лады. Пепельницей побудешь? — серьезно спрашиваю его.

— Че?! — не понимает он мой вопрос. Быстрым движением тушу сигарету, воткнув ее в нос придурка.

— Ой, бля!! — вопит он, отскакивая от машины и держась руками за лицо.

Не спеша выбираюсь из джипа. Приятели потерпевшего уже резво берут с места, подскакивая ко мне. Самого проворного из них встречаю серией коротких ударов по груди, ключицам и голове. Такой техники боя, могу поспорить, мальчик не видел даже в кино, поэтому он мешком оседает возле моих ног.

Третьего останавливаю ударом левой стопы в колено и в повороте правой ногой отбрасываю парня на капот ихней девятки. Дышать мальчик полной грудью сможет не скоро, ребра ему придется полечить. «Пепельница», узрев поражение своих приятелей, стоит в растерянности. Увечить его у меня настроения нет, поэтому ребром ладони просто отправляю парнишку покемарить на солнышке рядом с товарищами по несчастью.

Несчастье всей троицы заключается в отсутствии хотя бы минимального количества серого вещества в их каменных черепушках. Из окон кафешки глазели на происходящее посетители и весь обслуживающий персонал, да и прохожие тоже с интересом наблюдали, как я учил молодежь уму-разуму.

Короче, зрителей это шоу собрало достаточно, — пора мне отсюда сваливать, да побыстрее, пока не появились блюстители порядка. Те не ограничатся ролью зрителей, они всегда не прочь сами поучаствовать. Мне, однако, резвиться с ними некогда, поэтому от греха подальше выруливаю из города в сторону Рамушева. У моста через Ловать не долго думая вывожу джип к воде, испытывая сильное желание искупаться. Метрах в двадцати от меня расположилась стайка малолеток, прикативших сюда на велосипедах. Вода теплая. С удовольствием плаваю минут десять, выкладываясь, как на соревнованиях. Наплававшись и нанырявшись, выхожу на берег и падаю на горячий, мелкий белый песок. Закрыв глаза, балдею, подставив солнышку грудь и лицо. Эх, выбраться бы с Ольгой на недельку в эти места. С палаткой, Удочками… Лучшего отдыха не придумаешь.

Никогда не мог понять туристов, штурмующих Канары, Багамы и прочуй экзотику. Разок, может, и стоит туда слетать для общего развития, и все же нашу русскую природу никакие пальмы и мулатки не заменят. Впрочем, мулаточка и здесь смотрелась бы неплохо, особенно если…

— Дядь, дай спичек!..

Открываю глаза и, щурясь от солнца, смотрю на просителя в плавках. Парнишка совсем еще молодой, но довольно крепкого сложения. Он не один, с ним две симпатичные девчонки. Класс восьмой, наверно, закончили.

— Курить вредно… — даю им мудрый совет.

Парнишка весело хохочет:

— Мы не курим. Нам костер разжечь! Хотите с нами? Картошки напечем, — приглашает он принять участие в их пикнике.

А ведь действительно, сколько лет я не пробовал печенной в углях картошки? Даже и не вспомнить так сразу.

— А не жалко? — улыбаюсь им, приподнявшись на локте.

— Нет, конечно! — смеется девушка в розовом купальнике. — Правда, давайте с нами!

Загоняю джип в тень деревьев и присоединяюсь к своим новым знакомым. Сообща разводим костер. Двое парней и четверо девчонок. Живут они все в Рамушеве и в этом году закончили восьмой класс. Я не ошибся.

— А что, Дим, раки здесь есть? — интересуюсь у спортивного парнишки, попросившего у меня спички.

Девушка в розовом купальнике — его сестра. Ее зовут Алена. К ее подруге, Кате, Дима явно неравнодушен. Димин приятель Костик, серьезный не по годам мальчишка, почти не принимает участия в разговоре, лишь изредка вставляя лаконичные реплики.

— Осенью будут, — авторитетно заявляет Дима. — Вы к нам в августе приезжайте, мы по два ведра зараз ловим.

Близняшки Тоня и Соня рассказывают мне о своем поселке" и за двадцать минут успевают выложить все рамушевские сплетни за год. Только через четыре часа я смог распрощаться с ребятами. Довольно быстро и без приключений добираюсь до Демянска. Отыскав приличную дорогу, рулю к озеру Велье. Туристов здесь просто тьма. Сверившись с картой и взяв ориентиры, отправляюсь к северовосточной части водоема.

Найдя укромное местечко, останавливаюсь. Необходимо переодеться и достать все необходимое из оружия. Заявляться в охот-хозяйство под видом охотника глупо, — не сезон. Да и смысла нет светиться. Всех, кто там есть, не «зачистишь», тем более что половина персонала просто не в курсе, что туда привозится и где хранится. На территории базы разместилась некая контора по грузовым перевозкам. К персоналу базы типы из конторы отношения не имеют. Вот они-то мне и нужны. Можно было бы заявиться под видом туриста, но турист на базе отдыха без женщины и даже без собутыльников — это по меньшей мере странно. Нет, этот вариант отпадает.

По словам «рыхлого», база и склад неплохо охраняются, но особых наворотов не имеют. Внутри склада постоянно дежурят четыре охранника, вооруженные до зубов. Есть собаки. Могут быть и усиленные наряды охраны, до двенадцати человек.

Действовать я намерен следующим образом: сначала должен нейтрализовать саму охрану, а потом от ее имени связаться с главным из их руководства, то бишь с посредником. Ему нужно сообщить, что (якобы) приехали некие люди от Рената и желают получить часть своего груза — расчет притащили наличкой. Посредник передаст мои слова дальше по инстанции. Тогда должен будет появиться представитель конторы. Разумеется, настоящий хозяин не приедет. Тот сидит в тени, и никто из обычных исполнителей его не знает, даже «рыхлый». Моя задача — взять прикатившего типа. Важно, чтобы на складе в это время было что-нибудь из груза. Если на складе пусто, то никто на встречу со мной не явится. Тогда возможен провал операции. А этого допустить нельзя. «Рыхлый», правда, утверждал, что как раз недавно на склад поступила партия оружия, но проколы возможны в любой операции. Ладно, разберемся на месте. Скоро уже стемнеет. Переодеваюсь в темный комбинезон со множеством нужных карманчиков, вооружаюсь. Беру с собой парочку гранат «эргэдэ», австрийский «Глок-18» с переключателем автоматического ведения огня и запасом обойм по тридцать три патрона в каждой, итальянский девятимиллиметровый пистолет-пулемет «Спектр» с четырехрядными магазинами на пятьдесят патронов, глушителем и лазерным целеуказателем, набор метательных ножей, компактную аптечку и головной прибор ночного видения.

Подгоняю джип по лесной дороге до границы охотничьего хозяйства. Надев маску, прячу машину в кустарнике подальше от дороги. Темнота наступает внезапно. В этих местах белых ночей не бывает. Некоторое время иду вдоль дороги, разбитой гусеничными тракторами. Луны нет, и все небо затянуто тучами. Если начнется дождь, то мне это только на руку. Включив ПНВ, выбираю тропинку и по карте двигаюсь в направлении склада. Иду долго. Гофрированная стена склада вырастает из-за деревьев неожиданно. Хлипкий проволочный забор для меня не преграда. Из кармана-чехольчика слева достаю небольшой двуствольный пистолет, предназначенный для борьбы с собаками, он стреляет безобидными ампулами со снотворным. Может быть использован и против людей, тут уж все зависит от обстоятельств. Проверяю еще раз, как закреплено на мне вооружение, и, убедившись, что все путем, перемахиваю через ограду. Немецкую овчарку замечаю сразу, как только оказываюсь возле стены ангара. Псина на редкость умная. Она молча оценила меня как серьезного возможного противника и делает вид, о я ей не интересен. Редкий экземпляр служебной собаки. Она решила выждать и напасть неожиданно. Такого удовольствия я ей доставить не могу. Два тихих хлопка, и овчарка валится на траву. Пусть покемарит. Снотворное очень сильное. Собираюсь перезарядить пистолет. Вытаскивая из карманчика ампулы, осматриваюсь по сторонам. Телекамер нет. Хозяева склада, похоже, народ излишне самоуверенный. Даже освещение не подведено к задней стене. Пара-тройка фонарей горит только у входа.

Слышу за спиной шорох. В падении на бок с переворотом на спину вижу простертое в прыжке тело еще одной овчарки. Перезарядить пистолет я не успел и поэтому, уронив пушку, встречаю пса ударом кулака. Он падает замертво. Присев, коротким движением двух рук ломаю ему шейные позвонки. Жаль собаку, но выхода у меня не было. Пока все тихо. Псы, натасканные на боевую работу, не лаяли, я тоже вел себя достаточно скромно. Посмотреть бы на хозяина этих собак, уж очень специфическое прошли они обучение. Поднимаюсь и прячу пистолет в карман.

Прохожу к главному входу в ангар и осторожно выглядываю из-за угла. Так и есть. Над главным входом — яркая неоновая лампа, а рядом — следящая камера. Отступаю в тень, к забору. Прокравшись вдоль него метров на тридцать вперед, пересекаю подъездную дорогу и ухожу в глубь территории. Отсюда ангар не виден, он за холмом. Небольшой лесок на территории, прилегающей к складу, сохранили как будто специально для желающих совершать диверсионные акции.

Правда, кустарника здесь нет, и высокие молодые сосны растут довольно далеко друг от друга, но иметь возможность при перемещении прикрываться стволами деревьев — это уже большой плюс. По левую руку на спуске с холма видны небольшие бревенчатые постройки, но они мне не нужны. Ползком, стараясь держаться в тени деревьев, возвращаюсь к ангару. Что меня всегда умиляет при проведении подобного рода мероприятий, так это условия, в которых несут службу охранники вне больших городов. Как бы они технически ни были оснащены, а вот в сортир им приходится бегать на улицу. Так называемые «удобства» — во дворе…

Подбираюсь к клозету сзади и, убедившись на слух, что внутри никого нет, потихоньку вынимаю из задней стенки несколько досок. Теперь, если понадобится, я могу проникнуть внутрь туалета. Отступаю от него метров на пять. Караулить внутри подобного вонючего сооружения я не намерен. От склада до сортира метров двадцать, и пока желающий облегчиться доберется сюда, я успею занять боевую позицию. Время тянется чертовски медленно. В нашем деле умение ждать — залог успеха. Ждать я умею.

Лишь по истечении двух часов дверца в воротах ангара со скрипом открывается и на улицу выходит один из охранников. Но за ним появляется и второй. Похоже, парни неплохо нагрузились, они без курток и походка у них нетвердая. Парнишки крепкие, на них камуфлированные штаны и десантные сапоги на шнуровках. Тельники на мощных торсах, и на поясе у каждого кобура с пистолетом Макарова.. Паршиво будет, если они просто отольют за углом.

— Веста! Шериф! — гаркает один из парней, призывая собак. Он расстегивает ширинку и становится возле стены ангара.

— Заразы! Опять где-то носятся! — басит второй, озираясь. — Пойти облегчиться, что ли? — размышляет он вслух.

Вот это его мнение я полностью разделяю и поддерживаю. Давно пора, черт вас побери!

— Веста! Сучка позорная! — орет в лес орошающий стену. — Ну, бля, я вам устрою!

— Ладно, схожу-ка на толчок, — подытоживает свои размышления басистый и хлопает себя по шее. — Нужно куртку надеть, а то комарье зажрет. — Комаров действительно тучи, — метрах в ста отсюда небольшое озеро.

— Ты давай только быстрее, — говорит ему приятель, застегиваясь и отходя от стены. — Без тебя карту сдавать не будем… — предупреждает он.

Оба заходят обратно в ангар. Через минуту басистый появляется снова, уже в камуфляжной куртке на плечах. Я за время его отсутствия успел пробраться в туалет. Сортир небольшой, на два очка, но места хватает, чтобы встать сбоку от дверей.

— Шериф! — орет басистый, подзывая овчарку. — Ко мне!!

Подождав с полминуты, он сплевывает и идет к туалету.

— Вот твари! Учи их, не учи, все одно, как волки, в лес смотрят! — бурчит парень, открывая дверь.

Он уже сделал шаг внутрь, когда почувствовал неладное. Поздно. Рывком зашвыриваю его внутрь, одновременно ударом открытой ладони бью по височной кости. Охранник падает на колени. Дверь за ним захлопывается. Пережимаю ему для верности сонную артерию. Стаскиваю с парня куртку и штаны, предварительно выкинув ПМ в очко. Сквозь щели между досок посматриваю на освещенный вход в ангар. На переодевание уходит время. Пока я надеваю камуфлированные штаны, в дверях ангара появляется третий охранник. Этого парнишку я еще не видел. Он в таком же прикиде, как и остальные. Парень отливает у стены склада и, застегиваясь, смотрит в сторону туалета.

— Генка! — орет он пьяным голосом. — Ну ты че там?..

— Щас!.. — отвечаю невнятно, чтобы парень не понял, кто с ним разговаривает.

— Ну, давай быстрее! — торопит охранник и уходит внутрь, сплевывая у порога.

Надев куртку, застегиваю ее только на одну пуговицу посередине, чтобы можно было рывком выхватить автомат. Вот и ладушки, теперь я готов.

Пригнув голову, чтобы в телекамере не было видно мое лицо, быстро вхожу в склад. Справа светится большое окно будки охранников. В глубине ангара различаю несколько колесных прицепов с морскими контейнерами. Залетаю в будку к охранникам. Ребята с увлечением сражаются в карты. На обшарпанном деревянном столе — кучки мятых денег. Два дивана, шкафчик для посуды и столик в углу с электрической плиткой и чайником.

Автомат в моих руках гарантирует мне право решающего голоса в их компании. Ребята соображают быстро, несмотря на батарею пустых пивных бутылок на полу, и поднимают руки над головой.

— Лечь на пол! — приказываю им спокойно, без напряга в голосе. Медленно, не делая резких движений, они ложатся ничком и держат руки на стриженых затылках. Приятно иметь дело с грамотными людьми. Достав наручники, пристегиваю ребятишек Друг к другу. Разоружив, присаживаюсь на край стола.

— Что в контейнерах? — спрашиваю у них.

Слово берет парнишка со шрамом на скуле:.

— Ты кто?

— А ты как думаешь? — усмехаюсь я, поднимаясь на ноги. — Сидите тихо, — приказываю им и выхожу на улицу.

Охранник, которого я вырубил в сортире, еще не пришел в себя, и приходится переть его на своем хребте. Пристраиваю бедолагу к его дружкам. Их собака будет дрыхнуть часа три, не меньше, — я влепил ей двойную дозу снотворного.

— Так что же в контейнерах? — повторяю свой вопрос.

— Нам не докладывают… — бурчит парень со шрамом. Остальные молчат, понуро свесив головы.

Проверив еще раз, надежно ли они закреплены, подхожу к контейнерам. Повозившись, открываю один из них. Внутри — ящики, на которых написано: «стекло». Найдя ломик, взламываю крайний. Опилки, потом плотная промасленная бумага в несколько слоев. А вот и оружие. Вытаскиваю из ящика новенький, в густой смазке, штурмовой немецкий пистолет-пулемет НК-53 «Хеклер и Кох». Магазин у него под мощный винтовочный патрон 5,56х45. мм. 'Теперь я удостоверился, что хозяева этих контейнеров — действительно люди серьезные. Возвращаюсь к охранникам. Они сидят тихо, то есть ведут себя очень правильно. Тот, которого я притащил из сортира, уже оклемался, но сидит смирно, — друзья, похоже, объяснили ему, в какое дерьмо все они вляпались. Правильно, мальчики, лучше вам не рыпаться. Целее будете.

— Где у вас телефон? — спрашиваю у охранника со шрамом.

Он кивает на тумбочку. Открываю дверцу, достаю аппарат, ставлю его на пол.

— Сейчас ты позвонишь, — объясняю охраннику со шрамом, — и скажешь, что приехали люди Рената. Хотят забрать свою часть товара…

Пристально смотрю ему в глаза. Помедлив, он кивком дает мне понять, что согласен позвонить. Освобождаю ему левую руку от «браслета». Он здесь, видимо, за старшего и уверенно набирает номер телефона.

— Третий пост вас беспокоит… — говорит он в трубку. — Сюда приехали люди от Рената…

Я, склонившись к трубке, слушаю, что отвечает ему абонент.

— Какого черта они таскаются, когда захотят?! — рычит голос в динамике.

— Они хотят забрать свое и привезли деньги… — объясняет охранник спокойно.

Я чувствую, что двойную игру он не ведет, хотя и в тех словах, что он сказал, может таиться скрытый смысл, понятный начальству и означающий сигнал тревоги.

— Времени они не нашли лучшего! — бурчит голос. — Скажи, что через полчаса я буду у вас.

— Передам… — заверяет охранник, кладет трубку и молча смотрит на меня. Я так же молча киваю ему, выражая одобрение. Он все сделал правильно.

— Сколько может подъехать народу? — спрашиваю его.

— Человека три вместе с посредником.

— Вооружены?

— Помповики и «Макаровы».

Снова пристегиваю его к остальным. Беру один ПМ и, вынув из обоймы патроны, запихиваю пистолет в кобуру на поясе.

— Приедут — пойдешь встречать, — поясняю ему.

Он кивает. Никак я не могу его понять: то ли он все-таки ведет какую-то свою игру, то ли действительно так уравновешен по жизни. Ладно — время покажет.

Еще раз со всех сторон осматриваю прицепы с контейнерами. Сколько же здесь оружия, и какого? Судя по виденным мной автоматам, тема прокручивается серьезная. Возвращаюсь в будку охранников и, освободив парню со шрамом левую руку, разрешаю ему покурить и дать затянуться разок-другой приятелям. Налив в кружку воды, ставлю ее перед ними на пол. На всякий случай снова обыскиваю моего «помощника», — вдруг у него в кармане завалялся патрон к пистолету. Он ведет себя удивительно спокойно, но иногда смотрит на меня как-то странно. Темная лошадка, одним словом. Я нутром чую, что он опаснее других. Порода за ним чувствуется особая, чем-то сродни моей. За ним нужен глаз да глаз. Биографию я его сейчас выяснять не собираюсь, нет времени. Скоро должны прибыть гости.

— А где ваши чертовы мониторы? — спрашиваю его.

Он вдруг улыбается:

— А нет их ни хрена!.. Всю эту канитель только недавно установили, да и то до конца не смонтировали. Понты одни.

Качаю неодобрительно головой:

— Порядочки у вас…

— Слышь, командир, — обращается ко мне один из парней, — пиво на пузырь давит. Может, дашь отлить?

— Потерпишь, — отвечаю коротко. Не хватало еще мне нянчиться с ними.

Попали — значит попали. Думать раньше надо было.

— Кажись, едут, — тихо говорит парень со шрамом.

Я тоже слышу далекий звук автомобильного двигателя. Скорее всего, это машина отечественного производства. Похоже, «уазик». Снова отстегиваю своего «помощника» и киваю на дверь ангара. Растирая запястье, он идет к выходу. Держусь от него на расстоянии метра в три. Открыв дверь, он останавливается на пороге, ожидая гостей. Гул двигателя слышится совсем уже рядом, за холмом. Лучи фар ползут вверх, а затем зеленый «уазик», перевалив вершину холма, спускается к ангару. Охранник спокойно ждет, когда машина подъедет ко входу. Скрипя тормозными колодками, совдеповский джип останавливается.

Смотрю через щели между косяком и открытой дверью на прибывших. Первым из машины выпуливается крепюга парнишка в ветровке с помповым ружьем в правой руке, левой он открывает заднюю дверцу.

Из «уазика» выбирается низкорослый толстяк в плаще, а вслед за ним еще один охранник с помповиком. Водитель остается на месте.

— Ну и где покупатели? — не здороваясь, спрашивает толстяк, сморкаясь в носовой платок.

— Внутри… Пиво пьют, — спокойно отвечает мой «помощник».

Снимаю маску и ПНВ и выхожу из-за двери, закинув автомат за плечо. «Помощник», покосившись на меня, усмехается, но продолжает стоять неподвижно. Толстяк и его охранник смотрят на меня настороженно.

— Чего так долго-то? Нам уже ехать надо! — говорю им недовольно.

— Долго! — возмущается толстяк, проходя мимо меня в ангар. — Не было же договоренности на сегодня! Завтра собирались приехать!

— Обстоятельства изменились… — бросаю ему в спину. Телохранители толстяка тоже заходят в ангар, и парень со шрамом начинает закрывать за ними дверь. Навожу ствол на прибывших. В глазах толстяка — испуг. Один из его людей резко срывается с места и несется вдоль стены ангара к темному углу, заставленному ящиками и коробками. Гремит железная дверь, — это второй, оттолкнув моего «помощника», выскакивает на улицу. Отмечаю удивленный взгляд водителя, он, оказывается, уже вылез из кабины и ковыряется в двигателе, подняв капот.

Короткой очередью срезаю выскочившего из ангара. Водила мгновенно ныряет за машину, прикрываясь двигателем и колесом. Первый охранник, почти добежав до ящиков, разворачивается и целится из помповика. Дырявлю его пятью выстрелами. Он все-таки успевает нажать на спуск, но картечь уходит далеко в сторону.

«Помощник» уже на улице и завладел помповиком второго охранника. Раздается пистолетный выстрел. Потом еще один. И еще. Это водила, прячась за «уазиком», пытается достать меня, но я вовремя отскочил под прикрытие ворот и теперь в относительной безопасности. Правда, одна из пээмовских пуль, словно бумагу, дырявит тонкий лист металла возле моего виска.

Стараюсь не терять из виду «помощника». Он сидит на корточках у стены напротив. Замечает, что я держу его на прицеле, и усмехается. Толстяк лежит на полу мордой вниз и не шевелится. Что-то меня удерживает от искушения нажать на курок и избавиться от «помощника». С улицы влетают в ангар еще несколько пуль. Водила нервничает.

— Дай длинную по машине… — тихо говорит парень со шрамом. Возникает пауза. Для того чтобы сделать так, как он советует, я должен поверить, что «шрам» не влепит мне пулю в затылок, когда я высунусь из укрытия, чтобы очередью по «уазику» заставить водилу спрятаться. Легче сначала убрать «помощника», а потом уже подкинуть эргэдэху под «уазик». Один черт, шум подняли на всю округу. «Помощник» снова усмехается, видя мою нерешительность. Помповик он держит только левой рукой за цевье.

— Ну же, капитан… Мексика… Пуэрто-Анхель, река Атояк… — вдруг тихо и внятно произносит он.

Так вот почему мне казалось, что я уже где-то видел это лицо и слышал этот голос. Кивнув, падаю в сторону открытой двери и поливаю «уазик» из автомата. Слышен злобный шепот глушителя и тупые удары пуль, рвущих металлическую обшивку машины. Перекатом ухожу в сторону от дверного проема. Надо мной пролетает тень, и через мгновение с улицы доносится одиночный выстрел из помпового ружья двенадцатого калибра.

— Порядок, командир!.. — слышу веселый голос «помощника».

Выхожу из ангара. «Помощник», положив помповик на плечо, стоит над телом водителя.

— Порядок — не дышит… — говорит он, подходя ко мне.

Молча пожимаем друг другу руки и обнимаемся. Пинком поднимаю толстяка с пола и веду его в будку охраны. Здесь картина паршивая. Двоим охранникам разнесло черепа случайным выстрелом картечи, третьего достали шальные пули водителя «уазика». На столе звонит телефон. «Помощник» снимает трубку. Автоматом показываю толстяку, чтобы молча сел на диван.

— Да, Яша, это я, — отвечает кому-то «помощник». — Все путем. Тут наше начальство прикатило бухое, ну и салют устроили… Не… Уже все… Сейчас дожрут, что осталось, и больше не бойцы… Лады… Ну, пока, счастливо. — Кладет трубку, подмигивает мне: — На базе беспокоятся, что за стрельба? Хотели приехать…

Подхожу к толстяку. Он, бледный и мокрый от пота, смотрит на меня круглыми от ужаса глазами, боясь опустить взгляд на пол, и его можно понять — крови натекло с убитых больше, чем нужно, и запашок в будке паршивенький, так как у одного из трупов пулями разворочен живот. Внезапно у толстого начинает действовать рвотный рефлекс. Пережидаю, когда он извергнет ужин, и, взяв его за воротник куртки, вышвыриваю из дежурки. Он, словно куль, шмякается на бетонный пол ангара и некоторое время лежит неподвижно, только громко икает. Беру чайник и, налив в чистую кружку воды, отношу толстяку. Он, сидя на полу, жадно пьет. «Помощник» между тем, открыв ворота, затаскивает в ангар тела водителя и охранника. Жду, когда толстяк окончательно придет в себя. Двигатель УАЗа заводится, чему я немало удивлен. Я был уверен, что этот шарабан после моей очереди более не тронется с места. «Помощник» загоняет автомобиль в ангар, закрывает ворота и запирает дверь. Подхожу к толстяку и, присев рядом с ним на корточки, подношу к его носу ствол автомата, чтобы он почувствовал кислый запах сгоревшего пороха. На него, похоже, сильно давить не придется.

— Давай, дядя, сразу договоримся — рассказываешь быстро и четко: кто? где? когда? кому? — приказываю толстяку. — Адреса, связь, фамилии…

Толстый колется моментально. Он начинает говорить так быстро, что мне приходится его притормозить. Ставлю перед ним диктофон и лишь тогда разрешаю «исповедоваться». Вся процедура, включая перелистывание записной книжки, занимает около двадцати минут. Закончив допрос, отвожу толстяка к одному из прицепов и приковываю его к контейнеру, пропустив кольцо наручника через стальную проушину.

— Сиди тихо. Учти, мы рядом… — предупреждаю его. — Мы ждем, когда подъедут наши, а ты веди себя прилично. Понял?

Толстый усердно кивает головой, выказывая таким образом полное понимание.

— Я буду вести себя очень тихо. Обещаю! — клянется он.

— Молодец. Отдыхай, — треплю его по пухлой щеке. Выходим с «помощником» из гаража. Он запирает дверь, кладет ключ туда, куда я ему показываю. Из темноты появляется овчарка, но это не страшно — ведет она себя как пьяный в хлам грузчик, мотаясь из стороны в сторону на дрожащих лапах.

— Шериф! — радуется ее появлению «помощник» и смотрит на меня вопросительно. Я киваю:

— Псина под наркозом. А Весту пришлось…

«Помощник» подходит к собаке. Пес, тихо поскуливая, пытается сесть, но заваливается на бок. Внушает уважение стойкость собаки, которая должна была бы спать еще часа два, не меньше. Услышав сквозь сон выстрелы, она, повинуясь чувству долга, пришла-таки на помощь своему хозяину. Мне искренне жаль, что пришлось убить подругу этого славного пса, но у меня не было выбора.

— Куда идти? — спрашивает «помощник», поддерживая на ладони голову овчарки и поглаживая ее между ушей.

Киваю в сторону леса:

— У меня машина в двух километрах отсюда.

«Шрам» взваливает на себя собаку. Иду впереди него к забору. До моего джипа добираемся довольно быстро, неся пса по очереди. Овчарка снова вырубилась и спит. Мой спутник и его пес устраиваются на заднем сиденье, я же, быстро убрав оружие и шмотки по тайникам, вывожу машину на дорогу. Теперь необходимо шустро добраться до Старой Руссы и оттуда уже позвонить в Питер. Я пока обдумываю свои дела, и «шрам» не тревожит меня вопросами. Времени для этого у нас еще хватит.

Дозвонившись с переговорного пункта в Старой Руссе до нужного мне номера, я сообщил, что у меня все в порядке, и объяснил, как найти ключ от «дома». После этого звонка моя миссия на Валдае закончена. От меня требовалось вскрыть коробочку. Остальное доделают другие.

— Где ты живешь? — спрашиваю «помощника» .

Его собака потихоньку начинает приходить в себя, слабо шевелясь на сиденье «паджеро».

— Жил… — поправляет он. — У меня была комната в коттедже на базе, которую выделили вместо общежития.

Выезжаем из города, по дороге покупаем еду для себя и для собаки. Ночь теплая, поэтому устраиваемся пожевать на природе недалеко от кромки леса. Собака все еще слаба, и «помощник» укладывает ее на траву рядом с собой.

— Как ты оказался в той команде? — интересуюсь у него, разворачивая пакет со снедью.

— Да как сказать… — вспоминает он. — После той операции в Мексике я еще три года работал в своей группе. Потом было несколько серьезных проколов на операциях, которые курировал Кремль. Проколы получились не по нашей вине, но начальство, как известно, всегда право.

Кивком подтверждаю: все ясно.

— Я в тех операциях был старшим группы, и разумеется, на меня все шишки и посыпались.

«Помощник» не спеша жует бутерброд, запивает минералкой.

— В общем, понизили в должности, посадили за аналитическую работу, а потом потихоньку подвели под сокращение. Через год я оказался без дома и без работы. Вот так.

Мне подобные истории до боли знакомы. Так у нас в России всегда относятся к лучшим кадрам…

— Ну, а ты как, капитан? Все в той же системе?

Пожимаю плечами.

— У меня проще вышло… — говорю усмехаясь. — Отметелил за дело одного старшего офицера. Потом трибунал, зона… Теперь вот новые шефы, из тех же крутых государственных гнид, которые днем говорят одно, а ночью с их подачи делается другое…

«Помощник» вздыхает сочувственно:

— Не позавидуешь тебе, капитан. Ну а сам-то как себя сейчас ощущаешь?

— А черт его знает… Я теперь вроде китайского болванчика — там покивал, тут пострелял. Жить-то, брат, надо…

«Помощник» чистит яйца, режет хлеб.

— Можно пробиться куда-нибудь в охранную структуру или инструктором… — размышляет он вслух.

— Можно, — соглашаюсь я. — Да только какая разница, все равно на таких же и работать…

— Это точно, — усмехается «помощник». — Может, у тебя и для меня работа найдется? Я ведь вроде как снова не при делах. Мы с Шерифом можем на что-нибудь сгодиться.

— Собаку сам учил? — интересуюсь я, собака действительно произвела на меня впечатление.

— Сам, — кивает он, поглаживая спящего пса по спине. — Весту жалко…

— Извини, иначе не мог.

— Да я понимаю. Сам поступил бы так же на твоем месте. Может быть, и обеих псин в живых не оставил бы. Тут все ясно. Слушай, а как тебя зовут-то?

Вопрос по делу. Во время совместных действий наших отрядов по уничтожению террористической группировки в Мексике мы знали друг друга только по боевым кличкам.

— Вообще-то Герасим, — смеюсь я.

— Жора… — представляется он и тоже смеется.

Снова пожимаем друг другу руки, как бы заново знакомясь. За разговором сидим до рассвета. Жорин пес, выспавшись, накидывается на еду, показывая в прямом смысле этого слова зверский аппетит. Накормив и напоив собаку, трогаемся в путь. Жора знакомит меня с Шерифом. Пес сначала относится ко мне с недоверием, но потом все же признает во мне «своего».

В Питер приезжаем к началу рабочего дня и сразу же едем в одно из квартирных, агентств, через которое снимаем Жоре дом за городом. На это уходит часа три. Оставив приятеля обживать дом, еду в коттедж Валерия Константиновича. Отчет о проделанной работе задерживать не принято, а в нашем деле просто категорически не рекомендуется.

С удивлением замечаю рядом с коттеджем машину мафиози. Что это с утра пораньше?

Паркую джип бок о бок с темно-синим «БМВ» пятой серии и вхожу в дом. Валерий Константинович с бокалом сухого вина в руке встречает меня, поднимаясь с кресла. Лицо у него серьезное. Пожимаем друг другу руки.

— Рад вас видеть, Герасим, — говорит он приветливо. — Вы отлично справились с заданием.

Я скромно молчу.

— Вы получили показания от Карцева?

— …?

— Ах да! Простите, Гера, ведь вы не в курсе и, уверен, не интересовались фамилией Допрашиваемого.

Теперь понимаю, что речь идет о толстяке, которого я приковал к прицепу. .

— Я понял, о ком вы говорите, — успокаиваю мафиози. — Он действительно кое-что мне рассказал, но наверняка еще больше узнали от него ваши люди после моего отъезда.

— Присядем, — показывая на кресла, предлагает мафиози. — Хотите вина?

— Спасибо, я выпью минеральной, — отказываюсь от спиртного. Мне бы сейчас отдохнуть да выспаться, но, судя по тому, как этот чертов Аль Капоне удобно устраивается в кресле, придется терпеть его присутствие, пока он сам не соизволит убраться. Наливаю себе в бокал «боржоми».

Валерий Константинович закуривает и пододвигает пачку сигарет ко мне. Беру сигарету и, прикурив, откидываюсь в кресле, жду, что мне скажет начальство. Я бы с удовольствием пристрелил этого засранца, но пока приходится его слушать.

— Из разговора с Карцевым вы, конечно, узнали много для себя нового из жизни нашего морского торгового порта…

Валерий Константинович пристально смотрит мне в глаза, глубоко затягивается, выпускает дым тонкой струйкой. Что ему ответить? Узнал я действительно много, но пока не могу в полной мере оценить полученную информацию о людях, которые до сего времени не были мне известны даже по имени. Век бы их не знать, но уж раз пошла такая пьянка…

— Мне это знакомство в заочном варианте ничего ровным счетом не дает, — отвечаю ему почти искренне. — Говорите прямо, что я должен делать?

— Хм… — Мафиози не ожидал, что я, как юный пионер, всегда готов к новым подвигам. — Ну что же, перейдем к делу. Скажите, тот человек в ангаре не упоминал такую фамилию — Гривцов?

Киваю — мол, да, упоминал.

— Так вот, — Валерий Константинович тушит окурок в пепельнице, — нам бы хотелось, чтобы этот человек больше не жил. Ему уже давно пора бы присоединиться к его предкам.

Конкретней некуда. Пожимаю плечами:

— Мне без разницы. Или вас интересует мое мнение по этому вопросу?

Валерий Константинович улыбается уголками губ, но глаза у него холодные.

— Если у вас, Герасим, имеются на этот счет какие-то соображения, — ради Бога, поделитесь, — говорит он безразличным тоном. Чувствуется, что мои соображения его не колышут. Но мне чертовски захотелось поддеть его, и я это сделал.

— Свое мнение я выскажу, когда получу информацию по клиенту, — включаю я обратку. Злить мафиози раньше времени ни к чему.

— Хорошо… — Валерий Константинович хлопает ладонью по подлокотнику и упруго поднимается на ноги. — Вот вам информация. Отдохните и приступайте к работе, — говорит он и кладет на стол дискету. — Не сомневаюсь, что вы превосходно справитесь и с этой задачей.

Молча киваю, встаю и провожаю его до машины.

— Но учтите, у вас очень мало времени… — говорит мафиози, усаживаясь за руль. — Три дня на все про все.

Времени действительно мало. Что-то они торопятся.

— Сделаю все в лучшем виде, — успокаиваю Валерия Константиновича.

— Надеемся на это… — Валерий Константинович, кивнув, включает двигатель и уезжает.

Возвращаюсь в коттедж. Или у моего шефа сегодня паршивое настроение, или работать с ним мне осталось недолго. А может, это ему со мной? Как бы то ни было, расслабиться мне не дают.

Просмотрев информацию по Гривцову, прихожу к выводу, что ликвидировать его довольно легко, хотя и на этот раз сведений об образе жизни моего клиента немного. Известно лишь, где он живет и по какому маршруту ездит в офис. Это наводит на размышления. Кто же он такой, этот таинственный Гривцов?..

Спать мне расхотелось. Сажусь в джип и рулю в город. Не успеваю проехать и ста метров, как мне на хвост садится красная «девятка». Это уже что-то новенькое. Видимо, операции на Валдае придано большое значение, и мои шефы опасаются, не узнал ли я ненароком 'что-нибудь этакое, чего, по их мнению, мне знать не положено. Теперь меня будут постоянно пасти, а в недалеком будущем, вероятнее всего, попытаются и убрать. Вот такие игры мне нравятся. Люблю, когда в крови повышается содержание адреналина.

Магнитную ленту с записью откровений толстяка в ангаре я решил придержать для себя. От моих шефов не убудет. Что такое? Гаишник приказывает мне остановиться. Останавливаюсь. Проверка документов на КПП у въезда в город. «Девятка» проезжает беспрепятственно и скрывается за поворотом. Не сомневаюсь, что тип в «жигулях» будет ждать меня где-нибудь впереди. Приготовив документы, жду, когда подойдет инспектор. На стационарном посту ГАИ полно народа — в помощь гаишникам приданы силы ОМОНа, идет повальный обыск проезжающих автомобилей.

— Старший лейтенант Пономарев, — представляется инспектор, заглядывая в открытое окно моего джипа.

Протягиваю ему документы.

— Выйдите, пожалуйста, из машины и приготовьте ее к осмотру… — приказывает старлей казенным голосом, даже не взглянув на мои бумаги. Трудно понять, как это можно, выйдя из машины, приготовить ее к осмотру? Разве что менты имеют в виду, что хозяин должен отвалить подальше от шмонаемой тачки…

К джипу подваливают трое вооруженных омоновцев. Вылезаю из машины.

— Огнестрельное, газовое, холодное оружие при себе имеете? — спрашивает подошедший ко мне пятнистый детина с погонами капитана.

— Не имею… — неприветливо отвечаю омоновцу.

В джип уже лезут с проверкой парни в пятнистых камуфляжах.

Капитан прощупывает на мне одежду, — ищет оружие. Естественно, у меня при себе ничего лишнего нет. И документы тоже в порядке — на имя какого-то нормального, законопослушного гражданина Российской Федерации, тихо и мирно проживающего в городе Питере. В полицейских ориентировках он не значится, и я спокоен.

Гаишник передает мои документы омоновцу, а сам отходит в сторону КПП. Капитан не спеша разбирается в бумагах.

— Здравствуйте, Сергей! — слышу веселый женский голос.

Оборачиваюсь и тут же проклинаю все на свете. Из новенького «опель-кадета» выбирается Юля, собственной персоной, расфуфыренная в пух и прах. омоновец вскидывает на меня удивленный взгляд. По документам, которые он держит в руках, я — Александр, а никакой не Сережа. Вот это называется — приплыли…

— Не выдавай, — шепчу заговорщически капитану и радостно улыбаюсь Юле. — Вот так встреча! — развожу руками. — Ты же из дому не выбираешься? — Я готов ей свернуть шею от нахлынувших чувств.

Омоновец внимательно следит за нами, опустив как бы невзначай правую руку на цевье короткоствольного автомата.

Подбежав, Юля привстает на цыпочки и целует меня в щеку.

— Что же вы не заходите, капитан? — обиженно произносит она.

Ох, уж эти женщины! Всегда они появляются не вовремя и говорят не то, что следует.

— Я был занят, Юля, — говорю я, дотрагиваясь до ее плеча.

— Вы здесь дежурите? — спрашивает она, кивая на прислушивающегося к нашему диалогу омоновца.

— Нет, меня, так же как и вас, проверяют.

Юля удивленно поднимает брови.

— Вас?! — Она, поджав губки, презрительно смотрит на насторожившегося омоновца. — Так ведь Сергей — тоже капитан и тоже из милиции! — удивленно говорит она пятнистому, кивая на меня. — Я думала, коллеги не пристают друг к другу с проверками.

Капитан, сделав знак своим людям, подходит к нам. Двое его парней уже перекрывают мне отступление.

— Будьте добры, девушка, — вежливо говорит ей старший омоновец, — отойдите к своей машине. С капитаном у нас будет серьезный разговор… — Хмуро глядя на меня, он прячет мои документы в карман.

Юля смотрит на нас с недоумением:

— Ладно… Только вы, Сергей, все же позвоните мне вечером. Договорились?

— Договорились, Юлечка. Обязательно позвоню, — ласково отвечаю ей.

Она уходит к своей машине. Поворачиваюсь к пятнистому.

— Трудновато иметь много любовниц, капитан, — поясняю ему смысл происшедшей сцены.

— Разберемся, — бросает он мрачно и командует: — Идите вперед и не делайте резких движений.

Слышу за спиной щелчки снимаемых с предохранителя автоматов. Ладушки, малыши, — поглядим, какие вы вояки… Поворачиваюсь и иду на КПП. Юля отъезжает и машет мне рукой из кабины. Отвечаю ей лучезарной улыбкой. Подставила меня девочка — круче некуда… Быстро оцениваю обстановку на контрольном пункте: семь человек гаишников и двенадцать бойцов ОМОНа, — даже для меня это многовато.

— Послушай, капитан, — говорю старшему менту, — ну какая тебе разница, каким именем я назвался девчонке?

— Разберемся, — повторяет он и проходит в дверь «курятника». Поднимаемся по лестнице. В просторном помещении — только один дежурный за пультом. Все люди внизу. Проверка транспорта идет полным ходом — это я вижу в окно. До дежурного — шагов пять. Солдаты за моей спиной чуть поотстали. Пора! Удар в кадык капитану, и тут же сальто назад. Еще двумя ударами укладываю обоих солдат и этим завершаю разборку. Дежурный застыл у пульта — «калаш» одного из моих конвоиров уже у меня в руках. Добавляю каблуком завозившемуся на полу капитану. Смотрю в окно. Внизу никто ничего не заметил. Все заняты стрижкой денег.

— Сиди спокойно! — приказываю дежурному.

Выдернув из кобуры у одного из пятнистых ПМ, прихватываю также и запасные обоймы к нему. Извлекаю из кармана старшего мента свои документы. Отпихиваю автоматы подальше от валяющихся на полу ментов. Снимаю с пояса одного бойца наручники и пристегиваю дежурного к стулу. Подумав, забираю и второй ПМ, проверив наличие патрона в стволе, снимаю пистолет с предохранителя и, засунув его за пояс, прикрываю пиджаком. Теперь, когда у меня два ствола, взять меня практически невозможно. По крайней мере, живым.

— Если не хочешь, чтобы тут у вас были лишние жертвы, сиди тихо, пока я не уеду, — говорю дежурному.

Гаишник кивает.

Спускаюсь и не спеша прохожу к джипу. Открывая дверцу, гляжу вверх — дежурный из окна не высовывается. Забираюсь в машину и выруливаю на трассу. Отъехав метров сто от поста, давлю на газ, распугивая встречные машины своей в высшей степени наглой ездой. Вижу поворот вправо на грунтовку. Влетаю в какую-то улицу, вдоль которой тянутся деревянные дома. Сворачиваю в переулок, торможу. С трассы доносится вой милицейских машин. Открыв багажник, достаю канистру с соляркой. Не обращая внимания на замершего в изумлении прохожего, обливаю машину солярой. Срываю с сиденья чехол, поджигаю и забрасываю в салон. Достаю из-за пояса пистолет и, прислушиваясь к вою полицейских сирен, удаляющихся в сторону города, жду, пока машина загорится. Прохожего, как только он увидел у меня в руках оружие, словно ветром сдуло.

Джип пылает уже качественно, и я быстрым шагом ухожу в сторону, противоположную той, откуда приехал. Во дворе одного дома вижу то, что мне нужно.

Двое парней, оседлав мотоцикл, собираются выехать на улицу. Залетаю во двор и рывком сбрасываю пацана, сидящего за рулем, на дорожку. Второй соскакивает сам и резво отбегает в сторону. Прыгаю в седло и, врубив скорость, подрываю на улицу. Пистолет мешает крутить ручку газа. Засовываю его за пояс и гоню, пугая кур и прохожих. Полицейские сирены уже слышны в поселке. Через десять минут, пропетляв какими-то тропинками, выезжаю к. железнодорожной станции, бросаю мотоцикл в кустах. Убедившись в отсутствии наряда железнодорожной милиции, прохожу на платформу. Присаживаюсь на край скамеечки рядом с какой-то бабулькой и закуриваю. Народу на платформе много, и в толпе дачников затеряться несложно. На электричке без приключений приезжаю в город, благо оставалось всего-то четыре остановки. Поймав такси, еду на квартиру Афанасия Сергеевича.

В квартире мне сразу кое-что не нравится. Кто-то здесь побывал, но это явно не Афанасий Сергеевич. Шмон навели довольно аккуратно, но все-таки зацепили оставленные мной сигнальные метки. Возможно, это люди Валерия Константиновича делали обычную проверку, но также не исключено, что теперь квартира утыкана «клопами» или еще какими-нибудь сюрпризами. В связи с Валдайской операцией возможно все. Звонит телефон. Поднимаю трубку после второго сигнала.

— Герасим? — это голос Валерия Константиновича.

— Да.

— У вас что-то произошло? — Мафиози встревожен.

— Все в порядке. Небольшие житейские заморочки, — усмехаюсь в трубку.

Недолгая пауза.

— Вам нужна помощь? — спрашивает наконец шеф, как мне кажется, с облегчением.

— Думаю, что нет. Ничего серьезного, — заверяю его.

— Я рад, что вы полны оптимизма… — хмыкает он. — Тогда до встречи.

— До свиданья, — кладу трубку. То, что за мной теперь постоянно следят, сомнений не вызывает. Взяв чистое полотенце, иду в ванную комнату. Надо привести себя в порядок и выспаться. Устал я за последнее время. Дела могут и подождать.

Выйдя из дома и покрутившись по прилегающим к Невскому улочкам, обнаруживаю, что меня пасут. Их двое. Один топает пешком, второй перемещается на зеленой «восьмерке». Прохожу дворами мимо Капеллы и на набережной ловлю частника. Поменяв пару машин, вижу, что оторвался. Вот и ладушки. Время — десятый час вечера, но еще светит солнце. Белые ночи. Люди гуляют, знакомятся, влюбляются, я же ношусь, увешанный оружием, и те, с кем я знакомлюсь, обычно не в восторге от встречи со мной. Чуют, что даже если им удается остаться в живых, то уж к услугам докторов придется прибегать до конца своих дней.

У метро «Горьковская» звоню из таксофона по номеру, который шесть лет назад выучил так хорошо, что, наверно, даже серьезная черепно-мозговая травма не помешает мне его вспомнить.

— Алло? — женский голос на том конце провода.

— Добрый день. Скажите, Анатолий Семенович все еще болен? — Спрашиваю я. Анатолий Семенович болеет вот уже шесть лет. Понятия не имею чем. И кто он такой, впрочем, тоже.

— Уже поправился. А вы привезли из деревни мед?

— Как и просили, настоящий, гречиховый. Прошлогоднего сбора.

— Мы ждем вас, спасибо. Как проехать вы знаете, — говорит незнакомая мне женщина.

Вешаю трубку. Понятно, что я никогда ее не увижу, потому что не знаю, где она живет. Вполне возможно, что такие, как я, звонят ей чуть ли не каждый день… Меня теперь будут ждать в условленном месте. Больше часа провожу в метрополитене, меняя ветки и направления, хотя слежки за собой я не заметил. Без пятнадцати двенадцать ночи мне открывают дверь в одном из старых домов на Петроградской стороне. Прохожу быстро в квартиру. Захлопнув за мной двери и заперев их, седой солидный мужчина в отлично пошитом сером костюме оборачивается ко мне, приветственно улыбаясь. Пожимаем друг другу руки, обнимаемся.

— Рад тебя видеть, — говорит мужчина, отстраняясь и с улыбкой разглядывая меня. — Сколько же лет прошло?! — качает он головой.

— Норма, Степаныч… — улыбаюсь я. — Не так и много.

Седой, как лунь, Степаныч невесело усмехается:

— Это для вас, молодых, немного, а для меня…

— Да будет тебе, — обнимаю его за мощные плечи, — ты еще всех нас переживешь.

По длинному коридору почти пустой квартиры проходим в комнату. Квартира эта служит только для таких вот нечастых явочных встреч.

— Разумовского… «Барса»… помнишь? — спрашивает грустно Степаныч.

— Ну да! Мы же с ним в Гонконге…

— Убили его…

Я Останавливаюсь.

— Как?! «Барса»?

Степаныч, тоже остановившись, молча кивает.

Не могу поверить услышанному. Опытнейший полевик, агент, по сравнению с которым рота Джеймсов Бондов показалась бы младшей группой детского садика, — убит!

— Где?

Генерал тянет меня, как пацана, за рукав в комнату. Проходим, садимся в мягкие кресла перед небольшим круглым столом. Налив минеральной воды в высокие стаканы, Степаныч берет заварной чайник и смотрит на меня:

— Тебе покрепче?

— Да.

Генерал наливает полчашки заварки и добавляет кипятка. Пододвигает ко мне сахарницу.

— Ребята работали втроем, — говорит он, задумчиво глядя, как я накладываю себе сахар. — В их задачу входило обнаружение и уничтожение штаба полевого отряда Шатуева в Чечне. Двоих, которые были с «Барсом», ты не знаешь, они из молодых. В общем, когда заварилась «каша» после уничтожения Шатуева, на парней насел отряд стволов под сотню. Они же взяли хорошую добычу: графики и схемы перемещений через перевалы отрядов контрабандистов! Бумаги эти нужно было во что бы то ни стало доставить к нам. Одного парнишку ранило. Правда, легко. «Барс» приказал им уходить, а сам остался прикрывать. Бой завязался нешуточный. Ребята вышли, а «Барс» нет. Когда федералы отогнали «духов», в ущелье насчитали более сорока трупов. «Барса» не нашли. Скорее всего, шатуевцы уволокли его тело с собой, чтобы поиздеваться хотя бы над мертвым. Они это любят. Живым бы он им не дался.

Молча посидели, помянув нашего боевого товарища.

— Степаныч, — начинаю я, — сейчас же там все еще воюют. Пусти меня туда!..

— Нет, Герасим, у тебя другая работа, не менее важная. Сам знаешь, сколько времени мы готовили операцию. А за «Барса» отомстит «Дрозд». Он там уже с неделю, и под его началом шесть групп. Они без тебя справятся, — усмехается генерал жестко.

Пью чай. Если Дрозд, лучший друг «Барса», вымолил у генерала командировку к «чехам», да еще с шестью группами лучших спецов по ведению антипартизанской войны из элитного спецназа ГРУ, — жопа, п…ц тому району, где шуруют теперь эти мальчики. За «Барса» отомстят, насчет этого я могу быть спокоен. Хотя и говорят и пишут, что месть — не профессиональное явление, — ерунда! Не знаю, как другие конторы, но мы всегда мстили за своих людей и будем мстить. Чтоб остальным не повадно было и чтобы каждый из нас знал: в случае чего неотмщенным не останется.

— Как настроение? — выводит меня из задумчивости генерал.

— Порядок, Степаныч. Работаем…

— Это я уже слышал… — усмехается он. — Шороху ты тут навел. Всю милицию поставил на уши. ОМОН твою печень хочет сожрать, ну и так далее по возрастающей… — смеется генерал, доставая сигарету из пачки на столе.

Вытаскиваю микрокассету с записями всех важных разговоров за последнее время. Отдаю ее генералу.

— Вот, Степаныч, все, что у меня пока есть. И еще. Я здесь одного человека встретил, он с нами в Мексике работал. Из фэбэшников. Трудности у него, а мужик серьезный.

— Понял, — говорит генерал. — Дашь координаты, проверю. Если не работает под прикрытием, поможем.

Поднимаюсь с кресла:

— Ладно, Степаныч, мне пора. Меня уже давно потеряли. Пора показаться на глаза.

— Пасут?

— Есть такое дело.

— Опасаешься чего-нибудь? — тревожится генерал, поднимаясь вслед за мной.

— Трудно сказать… Люди серьезные, сам знаешь.

Генерал кивает:

— Поэтому ты с ними и работаешь, Герасим. Лучше, чем ты, это дело никто не раскрутит. Твои «хозяева» — такие твари, что не приведи Господь! И в чинах, главное, паскуды! Будь предельно осторожен. Исполнителей они долго не держат… Если что-то почувствуешь, отрывайся немедленно, прикроем… Связь еще вот… — он подает мне пейджер. — Если мы со своей стороны что-нибудь узнаем, сообщу.

— Понял, батя. Будем стараться. Обнимаемся на прощание. Генерал провожает меня до дверей.

— Давай, Герасим, смотри — если что, уходи сразу. Не дай им себя сожрать, — еще раз просит меня генерал.

— Легко, Степаныч! — смеюсь я. — Один раз живем!

Генерал устало улыбается. Нас у него больше, чем детишек у учителя в средней школе, и за всех он переживает, как за собственного сына. Батя, он и есть — батя…

— Иди уж, чертенок… — бурчит он, подталкивая меня к двери. Выхожу, не оглядываясь. Могу поспорить на что угодно: он меня перекрестил за спиной. А ведь говорит, что не верит в Бога…

* * *

Оля, увидев меня, тихо вскрикивает. Она как раз вышла подышать перед сном свежим воздухом и на крыльце столкнулась нос к носу со мной.

— Гера! — отойдя от испуга, она бросается мне на шею.

Держу ее в объятиях и целую в мягкие, податливые губы. Дыхание у Оли легкое, как запах весеннего ландыша.

Полночи мы болтаем обо всем на свете. У полковника теперь хлопот прибавилось, в его конторе много срочных заказов, так что мастерская работает в три смены. Оля тоже при деле, она хозяйка трех машинных моек. Правда, они еще не работают, идет монтаж оборудования. Ольга хочет открыть на этих станциях небольшие магазинчики и кафе. В общем, скоро дама моего сердца станет крутой бизнесменшей, вернее бизнесвуменшей. Ольге и самой нравится ее новое положение. Вдоволь наговорившись за чаем, проходим в ее комнату. Оля выключает верхний свет и зажигает ночник. Она берет меня за руку и усаживает рядом с собой на кровать. В ее глазах — решимость, как перед первым прыжком с парашютом. Кровь бросается мне в голову. Она приникает ко мне горячим телом, я слышу ее шепот:

— Милый! У меня еще никого, кроме тебя, не было…

Проводив Олю на работу, возвращаюсь в центр. Не успев зайти в квартиру, слышу, как надрывается телефон. Аппарат у Афанасия Сергеевича древнейший, сталинских времен, и трезвонит как сумасшедший. Я уже не раз мечтал грохнуть его об стену. Аккуратно снимаю трубку с рычажков.

— Доброе утро, Герасим, — голос мафиози?

— Здравствуйте, Валерий Константинович, — бодро приветствую его.

— Чтобы посетить даму, совсем не обязательно водить за нос моих людей, — обижается мафиози.

Мне смешно, но я воздерживаюсь от комментариев.

— Если не буду тренироваться, грош мне цена… — отвечаю миролюбиво.

— Я так и понял, — бурчит он незло. — Но впредь так не поступайте… Мы же заботимся о вашей безопасности…

— Хорошо. Постараюсь…

Мафиози кладет трубку. Надо же, он заботится о моей безопасности! Ну и гад. О себе лучше побеспокоился бы — в смысле, присмотрел бы себе местечко на кладбище… У меня сегодня отличное настроение, и этот чертов Валерий Константинович мне его не испортит. Похоже, я влюбился, вот такие дела. Не могу еще до конца поверить своему счастью, и хочется поделиться с кем-нибудь, но не с кем. Мафиози не поймет. Батя далеко, хотя вот он бы понял. Историк улетел в Париж. Порадуюсь— одиночку. Мне не привыкать.

На электричке еду за город, чтобы забрать машину, оставленную у коттеджа. Документы у меня теперь серьезные — майор ФСБ. Такое полицейским не по зубам. Сажусь в «бээмвуху» и рулю обратно в город. Пора вплотную заняться Гривцовым, времени у меня в обрез.

На территорию порта проникнуть и не пытаюсь. Даже если я предъявлю свои безукоризненно сделанные документы, меня могут элементарно вычислить. На территории установлены камеры наружного наблюдения и дежурит представитель федеральной службы безопасности, который может не полениться и отправить мою ксиву на проверку. Никогда не следует полагаться на авось.

Паркуюсь так, чтобы видеть выезд с территории порта, и устраиваюсь в салоне поудобнее, так как ждать, вероятно, придется долго. Но через полтора часа из ворот выплывает темно-синяя «вольво-960» с тонированными стеклами и номером моего клиента.

Кто сидит внутри, мне не видно, но решаю следовать за машиной — другого варианта слежки у меня нет. Не наглея, в потоке транспорта веду предполагаемого клиента в сторону центра. «Вольвуха» останавливается возле небольшого ресторанчика, вижу выходящего из нее Гривцова. Снова жду. К моей машине подваливает тип в форменной куртке с какими-то непонятными нашивками. Сейчас развелось этих служб, хрен разберешься. Оказывается, с меня хотят содрать деньги за стоянку. Приходится раскошелиться. Форменная куртка, получив свою десятку, отваливает. Квитанция мне не нужна. Слушаю музыку, курю и слежу за выходом из ресторана. Минут через сорок Гривцов выходит и садится в машину. Водит он сам. Охраны у него нет. Да и не похож он на «нового русского». Рулю у него в хвосте. «Вольвуха» направляется к выезду из города в сторону Всеволожска. Судя по всему, клиент собрался домой. Живет он в собственном доме и имеет еще квартиру в Питере на Васильевском острове. На одной из улиц Всеволожска «вольво» останавливается перед воротами коттеджа. Проезжаю дальше, отметив Для себя, что место здесь для выполнения моей миссии удобное. Через дорогу напротив коттеджа Гривцова — лесная полоса без жилых построек. Ей я и воспользуюсь как укрытием. Возвращаюсь к своему коттеджу и прячу в тайник машины кейс с вээскашкой. Прикинув по времени, отправляюсь в город — могу часика два посидеть в каком-нибудь солидном заведении и поужинать. Мне нужно, чтобы солнышко село хотя бы ненадолго. По-настоящему темно не будет, но меня и сумерки устраивают. Да и народ, несмотря на белые ночи, шатается нынче неохотно по нашей криминальной земле. Поужинал я на славу. Начало двенадцатого, и пора двигать на рабочее место. Собираюсь расплатиться по счету, но, по закону подлости, официантка куда-то запропастилась.

— Не возражаете, муж-ж-чина? — К моему столику подходит девушка, уже где-то успевшая залить спиртным свои азиатские темные, бархатные глаза. На ней игривый пиджачок и короткая, даже очень короткая юбчонка. Ноги у нее растут от самого горла, а упругие груди просто-таки распирают кружевную блузку.

— Присаживайтесь. Я сейчас ухожу, — разрешаю ей упасть за мой столик.

Девушку долго упрашивать не приходится. Она устраивается напротив меня и вытаскивает из сумочки пачку «More». Достав длинную, тонкую, черную сигарету, просит прикурить. Она — крашеная блондинка, длинные волосы волнами падают на плечи и спину, — видно, что делала химию у хорошего парикмахера. Путана — высший класс, косметики и макияжа минимум, хотя ей не меньше двадцати пяти.

Делать нечего, достаю из кармана зажигалку и даю ей прикурить. Глубоко затянувшись и выпустив тонкую струйку дыма, девушка подмигивает мне. Я вежливо улыбаюсь ей в ответ и снова смотрю в зал. Официантки нет как нет.

— Вы не возражаете, муж-ж-чин-ка, если я закажу себе мой любимый коньяк? — спрашивает она, растягивая слова.

Пожимаю плечами:

— Делайте что хотите. Мне все равно. Я уйду, как только принесут счет.

Моя соседка подзывает официанта и делает заказ. Обращаюсь к официанту:

— Вы не знаете, куда потерялась девушка, обслуживающая этот столик?

Молодой халдей ослепительно улыбается:

— Одну минутку, они скорее всего отчитываются… — поясняет он непонятно.

Ничего не остается, как ждать. Девушке приносят коньяк и закуску. Извинившись, поднимаюсь и ухожу в туалет. Вернувшись, вижу, что дама уже сбросила с плеч пиджачок и пересела поближе к моему месту. Взамен стульев здесь кожаные диванчики на двоих. Обреченно сажусь рядом с блондинкой. Она касается своим круглым, затянутым в светлый капрон коленом моей ноги. Черт! Я ведь все-таки мужик… Пересилив себя, делаю безразличное лицо.

— Дорогой! Ты разве не будешь ничего пить? — веселится она и почти прижимается щекой к моей щеке.

Духи у нее такие же классные, как и все остальное.

— Нет, милая, я сегодня не пью… — улыбаюсь, подыгрывая ей.

— Ну, это не помешает мне выпить за твой успех, дорогой! — заявляет она. — Может быть, ты соизволишь поухаживать за женщиной?.. По-твоему, я сама должна наливать из этой ужасной бутылки? — показывает она наманикюренным пальчиком на узкогорлую пузатую посудину, которая тянет не меньше чем на двести баксов. Богатые у нас нынче женщины. Не все, разумеется.

Наливаю ей коньяк в бокал с широким дном. Закуска у нее неплохая — сок, бутерброды с красной и черной икрой и жульен в небольшой глубокой мисочке.

— Спасибо, милый… — благодарит она и берет бокал. — Ты действительно милый. Тебе никто об этом не говорил? — Она приближает ко мне лицо, — в ее глазах пляшут чертики. Чем-то она мне нравится. Фигура у нее потрясающая, но не в этом дело. Хочу и сам рассмеяться, но сдерживаюсь.

— Что ж ты такой серьезный? — удивляется она и, отстранившись, отпивает из своего бокала. — Чудесный коньяк! Между прочим, меня зовут Катя… Знаю, знаю, Катя — это не звучит… Но уж если меня назвали Катей, то не могу же я быть Анжелой или Фрисби… Анжела — фи! Как вульгарно… Катя все-таки лучше… Ты не находишь, дорогой, что это — лучше! — смеется она, чуть не выплескивая коньяк мне на брюки.

Беру у нее из рук бокал и ставлю его на столик.

— Мне кажется, что вам, Катя, было бы лучше поехать домой и немного выспаться… — высказываю свое мнение.

Девушка смотрит на меня непонимающе.

— Ин-те-рес-но… Как же я смогу нормально выспаться с таким мощным муж-чин-кой? Отрицательно качаю головой:

— Нет, Катя, вы сможете совершенно нормально отдохнуть и без меня…

— Глупости! — возражает она, надув губки. — Я даже и представить себе этого не могу. Не нужно так шутить с любимой женщиной… — наставительно говорит блондинка и придвигается ко мне. — Ведь ты меня уже любишь, дорогой? Скажи, что это не так, и я горько заплачу, и пусть тебе тогда, бездушному, станет очень стыдно…

Девушка достает из сумочки носовой платок и, сделав вид, что собирается плакать, лукаво смотрит на меня, склонив голову на плечо. Прядь ее длинных роскошных волос едва не попадает в жульен. Спешу отодвинуть его в сторону.

— Конечно же я люблю тебя, дорогая… — успокаиваю Катю. Где же эта чертова официантка?! Впору самому идти ее искать.

— Ты со мной неискренен… — гнет свою линию Катя, и на ее глазах действительно появляются слезы. Черт! Этого мне еще не хватало. При виде женских слез я теряюсь… Мне клиента пора на тот свет отправлять, а я здесь выясняю с совершенно незнакомой мне путаной, кто из нас кого сильнее любит. Бред какой-то!

— Не нужно плакать… — прошу я ее. — В жизни столько хорошего…

Похоже, придется просто оставить деньги на столике. Мне нужно уходить отсюда как можно быстрее.

Вдруг вижу, что на горизонте появляется официантка. Ну наконец-то…

— Простите, ради Бога… — говорит она с извиняющейся улыбкой. — У нас было профсоюзное собрание…

Я чуть не падаю со стула, точнее с дивана. У них было собрание! Ошалеть можно. Мало им брежневских времен.

— Будьте добры, принесите, пожалуйста, счет… — говорю официантке, стараясь быть предельно вежливым.

Пьяная Катя, подперев голову ладошкой, с интересом следит за нашим диалогом.

— Одну минутку… — официантка убегает.

Я, конечно, могу еще подождать, если только они снова не затею? чего-нибудь вроде симпозиума работников общепита…

— Мы уже уходим? — интересуется Катя.

— Ухожу я, а вы остаетесь, — говорю ей равнодушно.

Блондинка меня не слышит.

— Ну, если мы уходим, значит, так тому и быть… — напевает она, достает из сумочки помаду, зеркальце и начинает подкрашивать губы.

Появляется официантка.

— С вас… — она называет сногсшибательную сумму.

Я, признаться, несколько удивлен.

— У вас что, директор работал в Пулковской обсерватории? — спрашиваю официантку.

— Почему вы так думаете? — удивляется она.

— Сумма астрономическая… — поясняю я. Она смеется, я лезу в карман пиджака за деньгами.

— Нет, конечно. Просто коньяк вы заказали очень дорогой, французский, он стоит, наверно, целое состояние…

С недоумением смотрю на официантку, лотом на Катю. Коньяк я не заказывал.

— В чем дело, дорогой? — Катя перестает краситься. — Тебе нечем расплатиться? Сейчас я тебе помогу… — Она снова лезет в сумочку. Вот ведь привязалась! Достаю деньги и расплачиваюсь.

— Спасибо! Приходите к нам еще, — говорит довольная большими чаевыми официантка. Черт с ними со всеми. Поднимаюсь из-за стола.

— Милый! Помоги мне одеться… — просит Катя, подавая свой пиджачок. Помогаю ей попасть в рукава и быстро иду на выход.

Этой неизвестно откуда взявшейся Катей я сыт по горло.

Забираюсь в машину. Хлопает дверца — и блондинка удобно устраивается на заднем сиденье. Это. уже слишком.

Поворачиваюсь к девушке:

— Послушайте, мадам, мне бы не хотелось при всем честном народе выбрасывать вас из машины…

Что-то в лице Кати меняется, это уже не та веселая путана, которая приставала ко мне в ресторане, теперь она выглядит даже старше, чем показалось мне сначала.

— Я не знаю, как вас зовут… — говорит она совершенно трезвым голосом. Отмечаю про себя, что голос у нее все-таки очень приятный. — Я разбираюсь в людях… Вы кажетесь порядочным человеком. Не прогоняйте меня. Мне некуда идти…

Вполне возможно, что это игра. И черт его знает, что и кто за этим всем стоит… Но чувствую, что просто так от нее мне не избавиться. Девушка смотрит на меня выжидательно и нервно теребит ремешок сумочки.

— Я не знаю, как с вами разговаривать… — бессильно говорю ей. Воевать с женщинами меня не учили. — Давайте я вас куда-нибудь отвезу. Где вы живете?

— Если я скажу где, вы туда не поедете. А если и поедете, то не поеду я… — вздыхает она.

Женщин вообще трудно понять. Их логика не поддается объяснению.

— Послушайте, Катя. У меня дела, и вы будете мне только помехой, — пробую я урезонить ее.

— Не выгоняйте меня, пожалуйста. Делайте свои дела, а я просто посплю в машине, — просит она.

Я в полной растерянности. Времени на выполнение заказа у меня осталось только-только. Применить силу к ней я просто не могу.

— Катя, поймите меня правильно… — делаю еще одну попытку ее уговорить. — Вы мне будете мешать… Я же предлагаю вам отвезти вас домой. Не хотите домой, давайте отвезу вас к вашим родственникам или знакомым. В конце концов, это безопаснее, чем путаться с незнакомым мужчиной. Вы же меня совсем не знаете.

Девушка невесело усмехается:

— Вы не можете быть для меня опасным. Для мужчин — да, для меня — нет. Я знаю людей… А если хотите отвезти меня домой, то вот… — она протягивает мне свой паспорт.

Открываю его: двадцать шесть лет, прописана и живет в Москве. В графе «семейное положение» — пусто.

— Черт! — говорю в сердцах. — Но вы же можете остановиться в гостинице?

— Нет, — возражает она. — Он тогда меня быстро найдет. Я уехала, даже не успев захватить с собой нужной суммы, чтобы пожить в другом городе хотя бы пару месяцев…

Теперь я, кажется, начинаю понимать, в чем дело. Девочка, по всей видимости, зарабатывает себе на жизнь, рассказывая душещипательные истории добросердечным гражданам. Хорошо, я дам ей денег.

— Я понял вас. Сколько вам нужно? — смотрю в ее усталые глаза. Она тяжело вздыхает:

— Ничего вы не поняли. Поверьте, что я не прошу у вас денег. Вам не нужно от меня откупаться, у вас все равно нет жены…

— Почему вы так уверены? — усмехаюсь я. — Может, я просто не ношу кольцо…

— Я знаю, что у вас нет жены.

— Вы знаете, кто я?

— Без понятия. Просто знаю, и все… Мне ничего от вас не нужно, только разрешите поспать в вашей машине. Завтра я что-нибудь придумаю, а сегодня у меня уже нет сил. Я приехала в город днем и весь день искала человека, который мог бы мне помочь. Наконец я нашла вас. Вы именно тот человек…

— Откуда, черт возьми, у вас такая уверенность?! — раздражаюсь я.

— Я это вижу… Разрешите, я немного отдохну, а завтра я вам все объясню…

— Спите, — бросаю я обреченно и, отвернувшись, давлю на газ.

Машину со спящей на заднем сиденье Катей я оставил метров за сто от начала леса. С дипломатом в руке иду по направлению к деревьям. Что-то у этой девушки случилось в жизни. Держится она неплохо, но похоже, нервы у нее на пределе. Заснула она мгновенно. Я немного разбираюсь в людях и уверен, что подставкой она быть не может.

Раскрыв кейс, собираю винтовку. Место я выбрал очень удачное. Высокий холмик, на . котором я нахожусь среди деревьев, зарос молодой рябиной и высоким вереском с вкраплениями папоротника. Отсюда мне прекрасно виден участок перед домом Гривцова и сам дом со светящимися окнами. В доме принимают гостей. На верхней открытой террасе сидят за столом четверо мужчин и три женщины. Отрегулировав оптику, поочередно всех рассматриваю. Кроме Гривцова, знакомых не вижу. Тяну лапку затвора на себя и резко отпускаю ее. Щелчок — и длинный винтовочный патрон с остроконечной пулей влетает в казенник ствола. Прилаживаю оружие на земляном бугорке поудобней. Несколько раз прикладываюсь к прикладу, выбирая оптимальный угол. Подвожу линир прицела под переносицу Гривцова. Указательный палец правой руки ложится на спусковой крючок. Медленно выбираю свободный ход «собачки». Гривцов улыбается, разговаривая со своими гостями. Секунда до выстрела. Задерживаю дыхание… На поясе вдруг начинает вибрировать пейджер. Зараза! Отпускаю «собачку» в исходное положение. Откладываю «винторез» и смотрю на пейджер. Сообщение меня удивляет.

«Немедленно прекратить операцию. Жди звонка. Старик».

Вот и попробуй пойми, что и как… Какую операцию необходимо прекратить? Ту, что я провожу сейчас, в данный момент, или вообще все, что связано с моими новыми шефами? «Жди звонка». Придется ждать.

Разбираю винтовку и укладываю ее обратно в кейс. Отряхнувшись, возвращаюсь к машине. Повезло сегодня Гривцову. Заново родился мужик, только об этом не знает.

Девушка, свернувшись калачиком на заднем сиденье, безмятежно спит. Короткая юбчонка задралась, обнажив аппетитную, крепкую попку с кокетливыми трусиками. Что ни говори, а все-таки эта странная Катя чертовски хороша. Сняв пиджак, накрываю девушку. Прячу дипломат в тайник и уезжаю из Всеволожска. До Питера добираюсь проселочными дорогами, объезжая стороной посты гаишников. Паркуюсь возле дома Афанасия Сергеевича и пытаюсь разбудить Катю. Она что-то бормочет во сне, но просыпаться не желает. Осторожно вытаскиваю ее из машины и, взяв на руки, как ребенка, несу в квартиру. С трудом, стараясь не разбудить девушку, отпираю дверь. Отношу Катю в соседнюю с моей комнату. Постояв в раздумье, решаю, что она не обидится, и раздеваю ее. Накрыв девушку одеялом и выключив свет, выхожу в коридор. По себе знаю: если спишь в одежде, на следующий день встанешь весь разбитый. Тем более если с вечера перебрал спиртного.

Снова вибрирует пейджер. «Вариант три. Старик».

Задумчиво гляжу на дисплей с высветившимся сообщением от бати. «Вариант три» — это готовность к боевым действиям. Что это может означать в данном случае? Возможная разборка с моими новыми шефами. Что ж, я готов. Достаю «Глок» и, проверив работу затвора, осматриваю запасные обоймы к нему. Пять полных магазинов по тридцать три патрона, — достаточно для небольшой войны. Имеется еще и глушитель. Проверяю запоры на входных дверях и иду в свою комнату. Пока мне обстоятельства не ясны. Позвонить из квартиры я не могу, так как уверен, что она нашпигована «клопами». Остается ждать. Но это я умею, в этом и заключается специфика моей работы. Посмотрим, что принесет нам новый день. Не раздеваясь, только скинув пиджак, устраиваюсь в кресле. «Вариант три» предусматривает постоянную готовность.

Утром, только я собираюсь принять душ, на пэйджере снова высвечивается сообщение:

«Порядок. Друг в командировке. Старик». Усмехаюсь. Генералу срочно потребовалось обезопасить Гривцова. Значит, у меня теперь полная отмазка: моего клиента в городе нет. Шефы станут грызть зубами бетон, а я пока поплевывать в потолок. Значит, будем отдыхать. Мафиози скоро позвонит, в этом я уверен.

Отправляюсь в ванную комнату в отличном расположении духа. Катя еще спит, и к ней в комнату не заглядываю. Приняв душ, готовлю на кухне завтрак.

— Доброе утро!

Оборачиваюсь и обалдеваю — девушка выглядит по меньшей мере на миллион баксов, как будто и не она вчера пила весь вечер.

— Доброе утро, — повторяю за ней как попугай.

— Можно воспользоваться вашей ванной? — спрашивает Катя, улыбаясь уголками губ. Она, разумеется, заметила, какое произвела на меня впечатление.

— Н-да, конечно… — говорю и показываю, чем и как пользоваться в душе. В шифоньере нахожу еще один чистый халат, упакованный в полиэтиленовый мешок.

Девушка уходит в ванную, а я, все еще под впечатлением от ее красоты, снова отправляюсь в кухню.

Прислушиваясь к себе, с опаской осознаю, что даже Ольга несколько проигрывает моей новой знакомой.

Приготавливаю яичницу с ветчиной и зеленью. Режу огурцы и помидоры. Включаю кофеварку. В комнате звонит телефон. Иду туда и поднимаю трубку.

— Как у вас дела? — без приветствия спрашивает Валерий Константинович.

— Трудно сказать. Я не смог обнаружить нашего приятеля.

— А вы пробовали? — язвительно интересуется мафиози.

Намекает, скотина, на девушку у меня в квартире.

— Я бы хотел, чтобы вы, Валерий Константинович, немедленно взяли свои слова обратно… — говорю ему жестко. Мне плевать, кто он такой, — разговаривать подобным образом я не позволяю с собой никому.

Мафиози мигом ориентируется в ситуации.

— Извините, Герасим. Плохое с утра настроение, — включает он обратный ход. — Наш общий друг действительно сегодня исчез из города. Не сомневаюсь, что вы все делали правильно…

Значит, как я и предполагал, за мной вчера слежки не было. Мафиози отозвал своих людей на время проведения операции. Уже неплохо. Значит, и за Гривцовым в тот момент никто не следил. Иначе бы они знали, куда он подевался. Батя молодец, быстро справился с ситуацией.

Один ноль в нашу пользу.

— Что я должен теперь делать? — сухо спрашиваю мафиози, интонацией давая понять, что грубости в разговорах со мной я не потерплю.

— Пока ничего… Отдыхайте. Мы постараемся найти нашего приятеля и тогда сообщим вам, где он обретается. Не обижайтесь. Я вам позвоню.

— Понял, Валерий Константинович, — смягчаюсь я. — Буду ждать вашего звонка.

— До свиданья.

— До свиданья… — кладу трубку. Первый раунд мы с батей выиграли. Но не стоит обольщаться. Мафиози хитер и коварен. Будем настороже.

Из ванны появляется Катя. Короткий халатик ей к лицу. Мне кажется, ей к лицу будет все, что угодно. Она выглядит настолько привлекательно, что меня так и подмывает обнять ее. Пересилив себя, ухожу в кухню. По ее хитрой рожице вижу, что она понимает мое состояние и смеется про себя. Но уж черта с два! Повода для смеха я не дам. Не на того нарвалась.

— Давайте завтракать, — зову ее. Когда она подходит и садится к столу, наклоняюсь к ее уху и говорю шепотом: «Не говорите ничего лишнего..-.» На кухне, включенное мной заранее, орет радио, и любой, даже направленный микрофон не усек бы, что я сказал девушке.

Она вскидывает голову, смотрит на меня с удивлением, потом обводит взглядом кухню и кивает мне. Похоже, она все поняла правильно.

Катя устраивается за столом, с улыбкой глядя на ожидающую ее почти остывшую яичницу. Завтрак холостяка. Пододвигаю к ней открытую масленку.

— Спасибо, дорогой, ты очень любезен. У меня ужасно болит голова после вчерашнего, — жалуется Катя. По ее виду это совсем не заметно.

— Может, нам стоило бы куда-нибудь съездить? — спрашивает она, хитро подмигивая и кивая неопределенно в сторону окна. — Или ты сегодня занят, дорогой?

Я улыбаюсь. Девочка удивительно понятлива и все схватывает на лету.

— Думаю, сегодня у меня будет больше свободного времени, — говорю я, берясь за нож и вилку. — После завтрака мы что-нибудь придумаем.

— Как скажешь, милый, — улыбается Катя.

Выходим на улицу. Машину я не беру. Пешком прогуливаемся по Невскому проспекту. Рядом с Катей идти приятно. Мужики, заглядевшись на нее, чуть не сворачивают себе шеи и натыкаются на фонарные столбы. То и дело фотографы, которых на Невском развелось больше, чем лягушек в болоте, предлагают свои услуги.

— Ты пользуешься бешеным успехом, — говорю Кате, когда очередной тип, засмотревшись на ее точеные ножки, врезается в рекламный стенд.

Катя берет меня под руку.

— У всех, кроме тебя, дорогой, — укоризненно говорит она. Озадаченно хмыкаю:

— Я просто делаю вид, что ты мне безразлична.

— Я это прекрасно понимаю, но все равно задевает… .

— Хочешь Мороженое? — предлагаю ей.

— Ага! — охотно соглашается она. — Мне за последние несколько лет столько всего предлагали, ты себе не представляешь, — смеется Катя. — А вот мороженое, которое на улице продают, люблю больше всех дорогих коньяков, но его мне не предлагал никто!

Покупаем сахарные трубочки, и я целый час таскаю Катю по магазинам, но ничего не покупаю. Слежки за нами, кажется, нет. Когда мы штурмуем третий этаж ДЛТ, Катя не выдерживает.

— Послушай, Гера, — говорит она, остановившись возле прилавка с чулочно-носочными изделиями, — если ты хочешь удостовериться, что за тобой никто не следит, то поверь, за тобой действительно никто не следит.

— Как ты можешь быть в этом уверена?

— Просто я это знаю, — заявляет она твердо.

— И кто же вас, мадам, смог об этом уведомить? — интересуюсь ехидно.

— Мне трудно тебе это объяснить. Понимаешь, я могу получить от людей практически все, что захочу. Но именно из-за этого у меня столько неприятностей, — говорит она, глядя мне в глаза.

Женщины вечно болтают всякие глупости. Катя чувствует, что я ей не верю.

— Пойдем, сейчас ты все сам увидишь, — вдруг решительно предлагает она и тянет меня за рукав.

Подходим к одному из прилавков. Катя встает за мужчиной в кассу. Она извлекает из сумочки купюру в одну тысячу рублей и, подождав, пока мужчина расплатится, подает ее кассирше.

— Разменяйте, пожалуйста, сто тысяч по десять, — говорит она продавщице. Продавщица берет купюру и, ни слова не говоря, отсчитывает Кате десять бумажек по десять тысяч рублей. Я стою как вкопанный и не могу понять, что происходит у меня на глазах. Катя, взяв деньги, отходит от кассы. Продавщица тут же весело начинает болтать со своей подругой из отдела рядом. Катя, усмехаясь, показывает мне только что полученные деньги.

Я потрясен:

— Как ты это делаешь? Прямо как Кио или Гудини!

Девушка пожимает плечами:

— Видишь? Как я хочу, так и получается…

Мне остается только чесать, в затылке. — Ни фига себе. Как она хочет, так и получается… — повторяю ошарашенно.

Катя жестом прерывает меня на полуслове:

— Я стараюсь не пользоваться своими способностями, когда нет прямой необходимости.

— Ты что же, и мысли читаешь? — Я уже начинаю относиться к ней с некоторой опаской.

— Нет, напрямую, как об этом пишут фантасты, я не умею, но могу улавливать образы, возникающие у человека в сознании. Правда, пока лишь поверхностно… У меня получаются и другие вещи, которые я даже сама не всегда осознаю.

Н-да. Ну и подружку подсунула мне судьба.

— Ты ведь вчера могла меня ни о чем не спрашивать, — напоминаю ей. — Просто прочитала бы мои мысли — и все…

Катя весело смеется, положив ладонь мне на грудь:

— Нет, Гера, я бы никогда с тобой этого не сделала, да и тяжело держать человека под контролем долгое время. Но ты мне должен был встретиться в этом городе. Я знала и именно поэтому летела в Санкт-Петербург. Поверь, все именно так и есть.

— Подожди минутку, я верну деньги, — говорит она и уходит к кассе.

Не представляю пока, чем же я могу ей помочь? Столько сразу прибавилось новых забот, что я, кажется, скоро вообще потеряю способность соображать. Выходим на Конюшенную, Катя вдруг стискивает мой локоть. Ее коготки ощутимо впиваются мне в кожу через материю легкого пиджака,

— Что-то случилось? — обеспокоенно спрашиваю у нее.

Катя продолжает улыбаться, только улыбка у нее теперь какая-то отрешенная. Спустя минуту стряхивает оцепенение и понуро опускает голову.

— Меня нашли. Их трое в машине марки «мерседес». Они где-то рядом… — тихо говорит она, и в ее голосе звучит безысходность. Обнимаю девушку за плечи и уверенно веду сквозь толпу.

— Спокойно, малыш, — говорю ей. — Со мной тебе бояться нечего.

Катя прижимается ко мне. Сегодня жарко, и в центре города трудно дышать от влажной духоты. Хочется скинуть пиджак, но не могу из-за пистолета за поясом, а Катя, несмотря на жару, дрожит всем телом.

— Успокойся, девочка, — прошу ее, — все будет хорошо.

Доходим до ближайшей таксофонной будки. Отправляю Катю к столику, где торгуют книгами, и звоню, держа ее в поле зрения. На этот раз мне отвечает мужской голос. Повод для звонка у меня сейчас другой, поэтому и пароль звучит иначе. Сообщаю мужчине данные Катиного паспорта и прошу предоставить мне всю информацию на известный абонентный ящик. Голос заверяет, что ответ на мой запрос будет готов к трем часам дня.

Вешаю трубку. Катя стоит возле лотка, перелистывает какую-то книгу. Замечаю, что на другой стороне улицы от шестисотого «мерседеса» отделяются двое в легких просторных брюках и летних рубахах с короткими рукавами. Ребята очень крепкие, прямо чемпионы по боди-билдингу. Они, легко перепрыгнув заграждения, отделяющие аллею в середине улицы от проезжей части, спешат в нашу сторону. Из-за тонированных стекол «мерседеса» не видно, кто остался в салоне. Но водитель из машины не вылезал, это точно. Перебежав дорогу перед самым носом «фольксвагена», парни быстро подходят к Кате. Она вздрагивает, когда один из них крепко берет ее за руку. На меня ребята не обращают внимания. «Почему Катя не может применить свои способности в такой ситуации?» — возникает в голове логичный вопрос.

— У вас какие-то проблемы, парни? — спрашиваю спокойно, подходя к ним.

Катя смотрит на меня с надеждой. Парень со светлыми, выгоревшими на солнце короткими волосами так стиснул ее руку, что девушка морщится от боли. Второй мгновенно поворачивается ко мне лицом. Резкий он паренек, — усмехаюсь про себя. Четырьмя напряженными пальцами бью «резкому» между ребер, парализуя нервную точку. Светловолосый отпускает Катину руку и… От сокрушительного удара в шею он закатывает глаза, теряя сознание. Он еще только начинает падать, а я уже срываюсь с места и, перелетев через ограждения, через несколько секунд оказываюсь возле «шестисотки». Водила не успевает среагировать — рывком открываю заднюю дверь. Он хочет развернуться ко мне, но тут же пресекаю его неуклюжую попытку. Удар в шею — и водитель, сразу поскучнев, ложится головой на руль. Рванув за шиворот, сбрасываю парня с рулевой колонки, так как «мерседес» издает протяжный звуковой сигнал. Катя стоит в растерянности посреди тротуара. Возле ее ног валяются двое. После знакомства со мной им придется долго и дорого лечиться. Выбираюсь из тачки и машу Кате рукой, предлагая быстро перейти на мою сторону улицы. Она слушается. На той стороне вокруг распростертых на асфальте тел собирается народ. Снова забираюсь в машину и перетаскиваю водилу на заднее сиденье. Пересаживаюсь на его место и открываю Кате переднюю дверцу. Девушка садится в машину. Вывожу «мерседес» на проезжую часть и качу в сторону здания Ленэнерго. В Аптекарском переулке сворачиваю в подворотню с высокой аркой. Катя молчит и только поминутно оглядывается, опасаясь погони.

— Неужели ты не могла что-нибудь сделать с ними? — спрашиваю у нее.

Девушка вздыхает и отрицательно мотает головой.

— Я испугалась, — признается она. — Испуг — это неуверенность в себе. Я ни на что не способна в таком состоянии. Я ведь ужасная трусиха. — Она всхлипывает и начинает рыться в сумочке, пытаясь найти носовой платок. Глажу ее пушистые легкие волосы:

— Успокойся, малыш. Ничего страшного. Все будет в полном порядке.

Она кивает.

— Я знала… знала, что с тобой все будет хорошо, — уже рыдает Катя и утыкается лицом мне в грудь.

Продолжаю гладить ее волосы и вздрагивающую от рыданий спину. Повернув голову, хмуро смотрю на вырубленного мной водилу. Сейчас Катя успокоится, и я поговорю с ним о смысле жизни…

Удар в подмышечную область двумя напряженными пальцами заставляет парня раскрыть рот. Тотчас глушу готовый вырваться крик хлопком ладони в солнечное сплетение. Мальчик хрюкает и шумно стравливает воздух. Он уже более пяти минут пытается заплакать, но плач для него, по моим понятиям, большая роскошь. Катю я попросил пока выйти и покурить недалеко от машины. Приведя себя в порядок, она сейчас возится с двумя малышами в песочнице, одновременно о чем-то разговаривая со старушками, сидящими рядом на скамейке. Начинаю заниматься водителем «шестисотки» вплотную. Пока я еще ни о чем его не спрашивал, только подготавливал к разговору. Откровенному, разумеется. Он уже успел обоссаться и сейчас, кажется, собирается наложить в штаны. Ладно, хватит с него.

— Кто послал? — буравлю пацана взглядом.

В его глазах — ужас. Думаю, можно дать ему отдохнуть и прийти в себя, а то совсем перестанет соображать. Парнишка так тяжело дышит, будто пробежал стометровку, и то ли не может прокашляться, то ли всхлипывает, не пойму.

— Я, начинает он, но голос у него срывается. — Нам сказали привезти. Иначе нас самих зароют…

— Кто? — спрашиваю ровным голосом и достаю сигарету.

Предлагаю пацану закурить. Он пытается извлечь из пачки сигарету. Его рука так сильно дрожит, что он отказывается от своей затеи. Прикуриваю сигарету и передаю ее ему из рук в руки. Он жадно затягивается и за несколько глубоких затяжек выкуривает сигарету до фильтра. Я его не тороплю.

— Белый, — произносит парень, затушив окурок ногой на коврике машины.

— Белый что? — не понимаю я.

— Белый послал, — поясняет он. — Не знаю, что у них там произошло, но он сказал, чтобы мы без этой девчонки не возвращались.

— Сколько вас?

Парень немного успокоился, но старается не смотреть на меня.

— Три машины. Девять человек, — сообщает он, глядя в пол «мерседеса».

— Где сейчас остальные?

— На Невском. Андрюха правильно сказал, что ее нужно искать где-нибудь в центре. Питер — это же как большой поселок. С одной центральной улицей… — Парень замолкает и с опаской косится на меня. Думает, что я могу обидеться за свой любимый город. Мне сейчас не до этого. Парнишка все-таки разговорчивый попался.

— Дальше, — подбадриваю его.

— В общем, так и получилось. Мы думали, что вы… Вернее, что она вас просто от скуки подцепила, и вы не знаете… — Парень опять с опаской поглядывает на мои руки. Я молчу. — Мы отзвонились кентам, они нас ждут около «Европейской».

Вижу, что больше он действительно ничего не знает. Ему дали задание — он его выполнял… Придется его отпустить.

— Понятно. Что же мне с тобой делать? — как бы размышляю вслух.

Парень весь сжался и ждет моих слов или действий.

— Ладушки. Пшел вон отсюда! — говорю ему почти добродушно. Злость у меня прошла. — И постарайтесь быстро исчезнуть из города. Если я или мои люди вас заметят в Питере до вечера, считайте, что жизнь у вас не удалась…

Я, конечно, блефую насчет своих людей, мне они не нужны, но не стану же я это ему объяснять. Тем более парень и так все рамсы спутал и пытается выбраться из машины.

Рявкаю:

— Стоять!

Парнишка съеживается, ожидая удара.

— Команды бросать машину не было, — объясняю ему. — Уберешься ты отсюда на своей колымаге.

— Понял, — с облегчением лепечет водила.

— Понять мало, важно и поступить соответственно, — наставительно поясняю ему. — Все, базар замяли, отваливай!

Вылезаю из машины, захлопнув дверцу. «Шестисотый», пятясь, выруливает на улицу.

Выходим с Катей на Миллионную. Ловлю такси. Доезжаем до метро «Политехническая». Неподалеку расположен хороший парк. Находим пустынную аллею и присаживаемся на скамейку. Среди студенческого молодняка, который здесь бродит косяками, никто нас искать не станет. Катя уже окончательно успокоилась.

— Катя, ты можешь толком рассказать мне, в чем дело? — обращаюсь к ней после продолжительного молчания. — Кто такой Белый? Почему его люди охотятся за тобой?

Девушка берет меня за руку и прижимается ко мне. Жду, пока она соберется с мыслями. Через несколько минут Катя рассказывает все без утайки. Ее отец, солидный коммерсант, имеет крышу команды Белого, а Белый, по словам Кати, тип очень мутный и опасный. Косит под бандита, но, судя по его наглому поведению, скорее всего работает на фээска или фээсбэ, или вообще штатный сотрудник одной из этих контор.

Странный дар у Кати проявился совершенно неожиданно. Она никогда до этого за собой ничего подобного не замечала. А тут вдруг стала очень ясно и четко предсказывать всякие, на первый взгляд, незначительные события. Все сбывалось. По ее желанию ей подчинялись совершенно незнакомые люди в разных ситуациях — на улице или в магазинах. Она вдруг почувствовала, что может с первого взгляда понять, чем человек болеет и как ему можно помочь. Также она заметила, что легко угадывает скрытые желания людей. Белый узнал о Катиных исключительных способностях, скорее всего, от ее отца. Он вот уже два года пытается овладеть ею и бесится от того, что постоянно получает отказ. Катя училась в МГУ, и у нее был хороший друг, но бойцы Белого так его отделали, что парнишка после больницы стал обходить дом своей бывшей подруги километра за три, а завидев ее, убегал, как от чумы. Один раз отец попросил Катю присутствовать при разговоре с одним председателем совхоза и повлиять на него. Катя не смогла отказать отцу. В результате председатель подписал бумаги на продажу земли в дорогом подмосковном районе. Затем отец еще несколько раз обращался к ней с просьбой участвовать в переговорах с какими-то бизнесменами, и в итоге он получил прибыль в несколько миллионов долларов. Понятно, что Белый имел от этой суммы определенный процент. А потом начался настоящий кошмар. Ее возили на все деловые встречи и чуть ли не на разборки между группировками. В конце концов Катя поняла, что если так и дальше будет продолжаться, то она скоро свихнется. Черная энергетика российских дельцов отрицательно влияла на ее психику. Она попросила оставить ее в покое, но отец заявил, что об этом и речи быть не может, пока с ее помощью удается получать бешеные деньги. Катина мать, совершенно безвольная женщина, ничем не могла помочь дочери.

Девушка лихорадочно искала выход из создавшейся ситуации. Наитие подсказало ей бросить все и отправиться в Питер. Она полностью доверяла своим чувствам, поэтому, не задумываясь, помчалась в аэропорт и буквально через час вылетела в столицу Северо-Запада. Но люди Белого следили за ней и узнали, куда она направляется. Что было дальше, я уже знаю. В глубине души, я, привыкший никому не доверять, еще сомневаюсь в правдивости ее истории, но решаю: пусть пока все идет своим чередом.

Берем такси и снова едем в центр. Заскакиваю в одно из почтовых отделений и забираю из абонементного ящика два запечатанных пакета. Возвращаемся на квартиру историка. Катя еще утром поняла, что мое жилище прослушивается, и поинтересовалась, чем я занимаюсь. Я ответил, что бизнесом, но не стал вдаваться в подробности. Если она действительно умеет делать то, о чем говорила, скоро сама все поймет…

Катя в квартире Афанасия Сергеевича ведет себя как дома, но я вижу, что она постоянно контролирует свои действия. Молодец девочка.

Объявляю, что хочу немного отдохнуть, ухожу в свою комнату и, включив музыку, вскрываю пакеты. В одном из них нахожу подтверждение, что все рассказанное Катей о себе — правда. В качестве приложения — копии из паспортного стола, фотографии девушки. Я рад, что не ошибся в ней. Разбираюсь со вторым пакетом, который намного толще первого. Информация от бати заставляет меня по-иному взглянуть на происходящие в последнее время события, в которых я играю не последнюю роль. Благодаря моему внедрению в мафиозную среду удалось обозначить ключевые фигуры, ранее не поддававшиеся расшифровке…

Сегодня мне надо смываться отсюда. Содержание пакета, полученного от бати, переворачивает все с ног на голову. Генералу удалось «расколоть орешек». Конечно, не ему одному, это понятно, операцией занимается огромный штат первоклассных специалистов. Я доволен, что с этого дня буду снова представлять интересы только своего ведомства. А значит, теперь мои мафиозные шефы могут смело звонить в похоронное бюро и заблаговременно заказывать себе гробы — хрустальные, малахитовые, бронзовые.. не в курсе, какие у них в моде.

Катю придется забрать с собой. Она поживет на одной из наших ведомственных баз в Карелии, пока я не освобожусь от текущих дел. Пусть побудет на природе, подышит свежим воздухом. В комнате трезвонит телефон, допотопная перечница, чудовище из пятидесятых годов. Я уверен, что он способен разбудить даже соседей. Хочешь — не хочешь, а трубку нужно снимать. Ожидаю услышать голос мафиози, но в динамике — незнакомый женский голос:

— Извините, добрый день! Вас беспокоят из госпиталя…

Машинально ответив на приветствие, напряженно жду продолжения.

— Скажите, пожалуйста, кем вы приходитесь Афанасию Сергеевичу? — интересуется девушка.

Перебиваю ее:

— Что случилось с Афанасием Сергеевичем?!

— У него тяжелое ранение. Он только утром пришел в сознание и просил связаться с вами…

— Где вы находитесь? Что за больница? — снова перебиваю девушку.

— Военно-медицинская академия. — Она называет отделение. — Но к нему сейчас нельзя. Никого пока не пропустят.

— Спасибо, что сообщили, — благодарю ее и кладу трубку.

Вот черт!.. Кому понадобилось убивать безобидного старика? Ранен! Тяжело! Неужели в него стреляли? Бред! Не могу себе этого представить. Стоп! А если это звонок с целью выманить меня из квартиры? Такой вариант тоже не следует исключать…

Набираю «09» и узнаю номер справочного Медицинской академии. Звоню туда. Мне отвечают, что Сперанский Афанасий Сергеевич действительно у них, был доставлен два дня назад в довольно плачевном состоянии.

— Катя! — ору я через комнаты. Девушка выбегает на мой крик с побелевшим лицом. «Болван! Нельзя ее так пугать», — ругаю себя за несдержанность.

— Извини, Катюша, — говорю, понизив голос, — с моим хорошим знакомым случилось несчастье. Нам нужно срочно ехать к нему.

Возникает предположение, что с историком расправились обозленные лотерейщики. Катя, не произнеся ни слова, идет собираться. Я вижу, как у нее прыгают губы. Она вот-вот заплачет. Надо же так довести девчонку. Ну, бля, я еще доберусь до этого засранца Белого, он у меня, паскуда, почернеет, не успев посинеть.

Паршиво, что звонок из госпиталя наверняка зафиксирован людьми Валерия Константиновича. Черт с ним.

Выходим на улицу. Небольшим приборчиком у меня в руке дистанционно сканирую машину на всех возможных частотах, таким образом проверяю, не прицеплены ли к «БМВ» начиненные толом или пластитом «подарки». Нет, пока — порядок. Проверяю, подойдя ближе, под капотом, возле выхлопной трубы, колеса. Все чисто. Катя, поняв смысл моей возни вокруг машины, тихо говорит:

— Я могла бы тебе и так сказать, что с машиной все в порядке. Опасность не здесь, но где-то рядом…

Открываю дверцу и помогаю ей сесть в машину.

— Я, как ты, привык все сам, — смеюсь я.

Катя кисло улыбается, устраиваясь в кресле впереди, нервно одергивает юбочку. Захлопнув за ней дверцу, обхожу капот «БМВ» и вдруг слышу сзади рев автомобиля. Выработанная за долгие годы реакция заставляет меня броситься на асфальт. Чпоканье выстрелов из автомата почти не слышно — оружие снабжено эффективным глушителем, и удары тяжелых пуль по стоящим у тротуара автомобилям гасятся шумом городского транспорта с Невского проспекта. «Глок» уже у меня в руке, и автомобиль с киллерами, еще не успев поравняться со мной, получает порцию горячего свинца. Лежа на боку, дырявлю обшивку черного «мерседеса» с московскими номерами, проносящегося мимо. Окно правой передней дверцы открыто, но стрелка в нем нет, я застрелил сначала его, и только потом — водителя. Раздается страшный грохот врезавшегося в стену автомобиля. На улице визжит какая-то женщина, вторя ей, заголосила еще одна. Вскакиваю на ноги. Вижу бледное лицо Кати за лобовым стеклом «БМВ». Рывком открыв дверцу, прыгаю за руль.

— Как ты? — смотрю на девушку.

— Н-н-нормально… — заикаясь, отвечает она.

Включаю двигатель и срываю машину с места. Нужно быстро уходить. Игра пошла такая, что живым в ней места почти не остается.

Влившись в поток транспорта на Невском, сворачиваю на Садовую и, немного проехав, торможу. Выйдя, быстро осматриваю машину. Дырок от пуль в корпусе нет. Только одна задела левую фару, — стекло дало трещину. В общем и целом «бээмвушка» не пострадала, но все равно нужно срочно ее сменить. Еду на улицу Пестеля и сворачиваю на Моховую. Завожу автомобиль в один из дворов. Оставив Катю в машине, снова выхожу на Моховую. Нахожу таксофон и набираю номер. Разговор занимает минуту. Замечаю пеший патруль из трех милиционеров, они шустро сворачивают во двор, где я оставил машину. Полицейские, конечно, уже имеют описание некой «БMB», в которой уходит опасный преступник, и заметили мою тачку, похожую как две капли воды на разыскиваемую. Нагоняю их. У одного милиционера за плечом висит короткоствольный автомат. Они приближаются к машине. Катя сидит к ним спиной. Я понимаю, что в боковое зеркальце она видит приближающихся полицейских. Или, может, чувствует? Не важно. Важно успеть их догнать. Десять шагов до цели, семь, пять…

Милиционер, шагающий чуть позади остальных, начинает оборачиваться. Самый дальний от меня что-то передает по рации. Тот, кто обернулся, тянется к кобуре с пистолетом, он инстинктивно почувствовал опасность. Его товарищ с автоматом тоже пытается схватиться за оружие, но… Никто из них ничего не успевает. Наводя ствол «Глока» то на одного, то на другого, приказываю:

— Руки! Лечь!

Они послушно, даже слишком резво, выполняют команду. Просто физически ощущаю, как уходят драгоценные секунды. Совсем рядом — на Литейном — Главное управление МВД. Патрульные были только что на связи. Накрыть здесь могут элементарно. С Катей мне не уйти. Да и совершенно не хочется вступать в огневой контакт с парнями из милиции. Быстро разоружаю полицейских и привожу рацию в негодность. Вырубаю всех троих. Извините, ребята, так надо. Катя стоит возле багажника «БМВ», прижав руки к груди. Она по-прежнему бледна, но, кажется, начинает привыкать к тому, что происходит. Разряжаю автомат и милицейские пистолеты, зашвыриваю обоймы подальше в глубину двора.

— Быстро уходим! — говорю Кате. Из окон за нами следят любопытные, и можно не сомневаться, что кто-то уже торопится набрать номер телефона дежурной части ближайшего полицейского участка.

Выскакиваем на Моховую. Кто придумал эти дурацкие туфельки на шпильках? Наверное, тот, кому никогда не приходилось уходить от погони. Катя подворачивает ногу и цепляется за рукав моего пиджака.

Напротив через дорогу парень садится в белую «девятку». Подбегаю к машине и рывком выбрасываю его из салона. Хлопок ладони по затылку, — и парень без сознания валится к моим ногам. Катя уже без всяких приглашений забирается в машину рядом со мной. Кроме запаркованных возле тротуаров, других машин поблизости не видно. Где-то на параллельных улицах уже воют полицейские сирены. Выруливаю на Пестеля и еду не спеша в сторону Летнего сада.

— Через мосты нас могут не пустить, — вдруг говорит Катя, совершенно спокойно глядя на дорогу.

— Неплохо соображаем в диспозиции, — усмехаюсь, обгоняя старенький «москвич», и перескакиваю перекресток с Садовой под носом уже тронувшихся на зеленый свет машин.

Вираж на канал Грибоедова — и возле храма Спаса на Крови машину бросаем. Переходим на правую сторону канала и ловим такси. Пока наше бегство протекает успешно.

— До переулка Гривцова, — говорю таксисту, помогая Кате сесть в машину.

Усевшись с ней рядом, обнимаю ее за плечи. Чувствую, что девушку сотрясает нервная дрожь. Зато у меня настроение чудесное. Ведь я снова в своей стихии, я снова дерусь… К черту все, один раз живем!

Через пять минут, выбравшись из такси, остаемся на набережной канала возле небольшого моста. Поджидаю, пока таксист отвалит подальше, и тяну Катю за руку.

— Ты очень быстро принимаешь решения, — говорит девушка, хмурясь. — Я за тобой не успеваю.

— И не нужно… — смеюсь я, спускаясь по ступенькам трапа на плотик-причал.

К плотику как раз причаливает катер с каютой. Хозяин катера с улыбкой встречает нас. Сейчас многие, кто имеет подобные посудины, с началом сезона занимаются водным туризмом, — катают желающих куда угодно, лишь бы платили.

Прошу хозяина катера доставить нас к яхт-клубу на Петровскую косу.

— Пятьдесят пять долларов, — назначает он цену.

Странная цена. Мог бы сказать — шестьдесят. Но это его дело. Разумеется, я соглашаюсь. «Капитан» делает широкий жест, приглашая на свою галошу. Помогаю Кате спуститься в каюту. Устраиваемся на диванчике возле иллюминатора. Посудина вибрирует всем корпусом, и через пару минут мы отчаливаем.

— Здорово! — говорит Катя, положив голову мне на плечо. — Как в американском боевике, только круче.

Я смеюсь. Девушка поднимает на меня глаза:

— А я ведь до сих пор не знаю, кто ты, Гера.

Я чувствую на щеке ее горячее дыхание, и во мне начинают шевелиться совершенно сейчас неуместные чувства. Усилием воли пытаюсь их подавить. Дизель катера тарахтит довольно громко. Капитан посудины торчит за штурвалом.

— Думаю, тебе это знать пока ни к чему, — отвечаю ей.

Девушка словно не слышит меня, она как бы рассуждает сама с собой:

— Какие-то отрывочные картинки. Война. Странные люди. Еще что-то непонятное… Мне трудно тебя увидеть… Ты не такой, как все… В тебе есть что-то, чего ты сам еще не осознаешь… — бормочет Катя с закрытыми глазами. Через минуту она уже крепко спит, прижавшись к моей груди. Я сижу, уперевшись спиной в стенку каюты, изредка поглядываю в иллюминатор и глажу волосы спящей девушки.

Каким-то образом москвичи вышли на наш след. Впрочем, может, это и не те, кто охотится за Катей. Поговорить с ребятами из «мерседеса» у меня, к сожалению, не было времени. Да и вряд ли кто-то из них способен был бы говорить. Стрелял я на поражение.

Трудно с ходу понять, кто именно за нами охотится, но ясно одно: кому-то я стал неугоден, и шмаляют теперь по мне без предупреждения. Впрочем, с этого дня я и сам выхожу на тропу войны.

Минуем Тучков мост. Нас обгоняет «Метеор», который везет туристов в Петродворец. Я бы тоже с удовольствием отдохнул, сидя на скамеечке у фонтанов, но мне это не светит в ближайшие несколько месяцев.

Проходим верфи завода «Алмаз» и, забирая вправо, оказываемся в бухте Петровской косы. Бужу Катю. Та, сладко потягиваясь, улыбается и неожиданно чмокает меня в щеку.

— Уже приплыли? — спрашивает она и, достав платочек, вытирает след от губной помады на моем лице.

— Плавает знаешь что? — смеюсь я.

— Ах да! Я же забыла, что в Питере все мореманы. Значит, гюйс с галсом в вашем присутствии путать не следует, — неожиданно выказывает она знание морских терминов.

Делаю удивленное лицо, качаю головой:

— Простите, адмирал, не признал-с. Виноват! — Прикладываю руку к виску, как это делают военные всех родов войск. Катя смеется. Причаливаем к небольшой пристани.

— Яхт-клуб! — кричит хозяин катера. Поднимаемся на палубу. Рассчитавшись с «капитаном», идем к воротам яхт-клуба.

— Мы теперь будем жить на воде, дорогой? — шутит Катя в своем обычном стиле.

— Не вижу в таком образе жизни ничего дурного. — Я смеюсь, но глазами четко фиксирую любое движение.

Нет, все спокойно. Подозрительных людей в радиусе ста метров не видно. Так и должно быть. Полицейские вряд ли догадаются, что мы отправились по воде. Катерок, стуча дизелем, медленно разворачивается и ложится на обычный курс. В воротах яхт-клуба маячит сухонький вахтер пенсионного возраста в засаленном штатском костюме, купленном, наверно, еще до Второй мировой, но с капитанской фуражкой на голове. Из-под фуражки выбиваются пряди седых волос.

— Здорово, батя! — бодро приветствую вахтера. — Как тут у вас, на катерах и яхтах катают?

Дедок оглядывает нас с ног до головы и, сделав для себя определенные выводы, строго произносит:

— Кого-то, может, и катают, а кого-то и нет.

С каждым годом все больше убеждаюсь, что и наши ветераны переходят на рыночные отношения. Понимающе улыбаясь, достаю стотысячную купюру, на глазах у вахтера сворачиваю ее трубочкой и запихиваю в верхний кармашек его пиджака.

— Это за билеты, сдачи не надо… — поясняю ему дружелюбно, — Так куда нам пройти?

Дедок, заметно повеселев, показывает:

— Вот туда пройдете, сначала прямо, потом влево, а там уже и увидите. У причала найдете яхту, «Весна» называется. Трехтонка по балласту, небольшая, но вам в самый раз. Спросите Степаныча, с ним и договоритесь.

— Спасибо, батя, — благодарю его.

— Спасибо и вам. Заходите! — Вахтер очень доволен неожиданным заработком.

Идем в указанном направлении. Воздух на территории клуба пахнет водой, водорослями, мазутом, смешиваясь с запахами дерева, краски, просмоленных канатов, солярки и еще сотней других, связанных с кораблями.

Яхта «Весна» действительно небольшая, одномачтовая, метров семь в длину и похожая на крупную белую птицу, присевшую на воду, но готовую в любой момент расправить крылья и взлететь. По узким мосткам подходим к борту яхты. Из каюты выходит крепкого сложения пожилой мужчина в чистой тельняшке и черных матросских брюках, расклешенных книзу. Резкие черты смуглого, гладко выбритого лица и парадная капитанская фуражка с высокой тульей и якорем придают мужчине вид настоящего морского волка.

— Добрый день! — обращаюсь к нему. — Вы — Степаныч?

Морской волк молча кивает и смотрит на нас оценивающе.

— Мы бы хотели нанять вашу яхту до Сестрорецка. Как вы на это смотрите?

Степаныч глядит сначала на залитую солнцем гладь залива, потом на нас. Затем достает из кармана портсигар, открывает его, вынимает папироску. Прячет портсигар обратно в карман и рассматривает «беломорину», как будто видит ее первый раз в жизни. Наконец закуривает.

— Можно и до Сестрорецка, — наконец произносит, он хрипловатым голосом, выдохнув дым' после затяжки.

Катя почему-то смеется. Морской волк, затянувшись еще раз, вдруг расплывается в ответной улыбке.

Я украдкой слежу за Катей. Не пойму. То ли она действительно услышала что-то смешное в мыслях Степаныча, то ли пытается повлиять на него.

— Назовите вашу цену, — говорю спокойно, хотя меня начинает злить кривляние «морского волка». Тоже мне Крузенштерн.

— Проходите на борт. Договоримся, — роняет Степаныч.

Минут через десять мы с Катей сидим на носу яхты и смотрим, как форштевень режет водную гладь.

Степаныч выводит свою «Весну» по фарватеру на винтах. Сколько нам будет стоить прогулка, он так и не сказал.

Переход из Питера до Сестрорецка занял гораздо больше времени, нежели я предполагал. В нашей ситуации изображать из себя беззаботных туристов довольно трудно, но что еще нам остается делать? Катя загорает на корме, наверняка смущая Степаныча своей идеальной фигурой. Я принимаю .солнечные ванны на носу.

Швартуемся в сестрорецком яхт-клубе, расположенном на территории парка «Дубки». Степаныч запрашивает совершенно смехотворную сумму. Расплатившись, идем с Катей на вокзал. Неподалеку от продуктового магазина вижу телефонную будку.

Наконец-то я могу позвонить. Выясняю у своего абонента все, что мне нужно, и веду Катю в привокзальную кафешку. Засекаю время по своим часам. Кафе, в котором мы приземлились, скорее напоминает бар. Но так как рабочий день еще не закончился, постоянные посетители отсутствуют. Компания малолеток-переростков, накачиваясь пивом, шумно обсуждает достоинства своих подруг. Байки о том, кто, кого, где и как имел, излагаются, прямо скажем, с избыточным использованием ненормативной лексики.

Катя морщится, слыша доносящиеся до нас матюги. Наконец она не выдерживает:

— Гера! Давай уйдем отсюда. Я не могу слушать всю эту грязь!

Нам еще не принесли заказанное. Чертовски хочется есть после морской прогулки, но слушать откровения захмелевших пацанов действительно неприятно. Улыбаясь, накрываю Катину руку своей:

— Успокойся, все можно поправить в лучшую сторону…

Катя, вздрогнув, поднимает на меня глаза. Она поняла, что я хочу сделать, и отрицательно мотает головой.

— Я тебя прошу, Гера, не надо! Давай лучше просто уйдем.

— Не понимаю, почему уйти должны мы, а не они? Здесь так уютно. К тому же мы еще не пообедали.

Поднявшись, подхожу к столику с поддатыми тинейджерами. Те, заметив мое приближение, замолкают.

— Вот что, малыши, — говорю, обводя теплую компашку недобрым взглядом, — или вы затыкаете свои хавальники, или у вас возникнут проблемы со здоровьем.

— Че ты… — начинает ближний ко мне и тут же получает тычок в глаз. Охает и сгибается над столом, держась руками за лицо. Остальные порываются броситься на защиту приятеля.

— Сидеть, суки! — рявкаю на них. — Ша, волчары! Жала повыдергиваю, пыль чердачная! — Три года в зоне общего режима не прошли для меня даром. — Даю, короеды, две минуты на сборы, — бросаю им и возвращаюсь за наш столик.

Бармен улыбается мне, протирая стаканы салфеткой. Подмигнув ему, усаживаюсь на свое место. Заказ уже принесли, и Катя принимается за еду.

Притихшие пацаны, не глядя на нас, быстро покидают бар. Тот, кому я повредил «шнифт», отваливает первым, держа у глаза платок. С моей помощью он, надеюсь, теперь понимает, как трудно было дедушке Кутузову на старости лет воевать с французами.

Официантка приносит нам напитки.

— Спасибо, — благодарит ее Катя и делает глоток из высокого стакана. — Ты всегда так? — спрашивает она, когда официантка уходит. Пожимаю плечами:

— Только если требуют обстоятельства. В самом деле, как же иначе поступать? Постоянно избегать конфликтных ситуаций? Не получится. В нашем развалившемся государстве на каждом углу теперь можно схлопотать пулю за просто так. Сидеть дома, не вылезая?.. Я не домосед по причине отсутствия собственного жилья. Да и работа у меня такая — постоянно находиться на острие подобных или еще хуже ситуаций. То есть, получается, что обычную жизнь я превратил в постоянную для себя работу.

Долго не рассиживаемся, — перекусив, выходим на улицу. Нужную машину замечаю сразу. Черная «волга» приткнулась недалеко от автобусной остановки. На ней государственный номер. Направляемся к машине. Водитель, плотный крепыш невысокого роста, заметив нас, открывает дверцы. Усаживаю Катю на заднее сиденье, а сам присаживаюсь рядом с водителем.

— Девушка едет с вами, — поясняю ему. — У меня еще есть дела в городе.

Водитель кивает, мол, все понял.

— Передайте, что мне нужна машина. Стоянка — возле отеля «Европа». Весь «комплект» в машину. И документы. Я позвоню. Водитель все так же молча кивает. Девушка напряженно ждет, что я ей скажу.

— Катюша, сейчас ты поедешь в одно безопасное место. Я там появлюсь позднее. На днях… — поясняю ей.

— Гера! Можно мне с тобой? — спрашивает она, умоляюще глядя мне в глаза.

— Нет, Катя. В складывающихся обстоятельствах ты мне только свяжешь руки…

Девушка берет меня за руку.

— Будь осторожен. Я тебя очень прошу, — говорит она нежно. Такого голоса и взгляда я у нее еще не видел. После такого взгляда можно сразу же жениться…

— Буду, — бурчу я, слегка пожав ее пальцы.

Вылезаю из машины. «Волга» тут же срывается с места и через несколько секунд исчезает за поворотом. Облегченно вздыхаю. Просто удивительно, насколько быстро Катя вошла в мою жизнь. Лучше об этом не думать.

На маршрутном такси возвращаюсь в Питер. Первым делом хочу посетить историка. По времени, так сейчас вообще не до визитов — десять вечера. Но у меня имеются кое-какие аргументы, которыми я надеюсь убедить самых строгих врачей…

На территории Военно-медицинской академии нахожу нужный корпус и отделение. Дежурная сестричка грудью встает на защиту тишины и покоя во вверенном ей отделении, но, увидев серьезные «корочки» моего поддельного удостоверения, вздыхает и проводит меня к дежурному врачу.

Переговорив с хирургом, отправляюсь в палату к Афанасию Сергеевичу. Его только сегодня перевели из реанимации. Историк лежит в палате, рассчитанной на двоих, но второго больного нет. Историк имеет вид более живой, .чем, я представлял себе после звонка из больницы. Пресекаю взмахом руки его попытку подняться с койки мне навстречу. Поворачиваюсь к сопровождающей медсестре:

— Спасибо вам большое, а теперь, пожалуйста, оставьте нас одних.

Девушка идет к выходу из палаты, но, остановившись на пороге, заявляет:

— Вы слышали, что сказал врач? Не более двадцати минут. Больному нужен отдых! — Дверь за ней закрывается. Усмехнувшись, пододвигаю стул и присаживаюсь рядом с кроватью Афанасия Сергеевича. Ставлю возле тумбочки большой полиэтиленовый пакет. В нем фрукты и соки, которые я купил по дороге. Пожимаю руку историку. Некоторая вялость в его рукопожатии все же чувствуется.

— Спасибо, что навестили, Гера, — благодарит он.

Приложив палец к губам, подаю историку удостоверение в раскрытом виде. Он, полулежа на подушках, внимательно разглядывает мои «левые» корочки. Потом с удивлением смотрит на меня. Киваю ему многозначительно и подмигиваю. В удостоверении у меня имя Вадим, а не Герасим. Историк возвращает мне «ксиву».

— У меня, между прочим, Ге… Вадим Викторович, уже были сегодня господа из милиции. Выспрашивали, что да как… Устал от них… — говорит он, улыбаясь.

— Что с вами произошло?

Афанасий Сергеевич хмурится, пытаясь собраться с мыслями:

— Как только Руше показал мне те материалы, о которых я говорил вам недавно… ах да, вы же до сих пор не знаете, о чем, собственно, идет речь… Так вот, это дневники некоего офицера царской армии. Руше они достались от одной древней старушки, бывшей любовницы этого офицера. Как только Руше познакомил меня с их содержанием, мы немедленно вылетели в Штаты, где в Огайо живут внуки вышеупомянутого офицера. И вот, представьте, у них сохранилась недостающая часть дневников…

Рассказ Афанасия Сергеевича занимает не меньше полутора часов, но суть его сводится к следующему:

Два историка выменяли уже изученные ими тетради на ксерокопии неизвестных. Иначе наследники наотрез отказывались даже показать дневники. Сейчас ксерокопии имеются и у историка, и у его друга Руше…

Когда Афанасий Сергеевич вернулся в Россию, с ним стали происходить странные вещи. Несколько раз ему звонили домой и на работу, но когда он брал трубку, на том конце провода молчали. Затем кто-то побывал в его квартире, причем не таясь, и все перевернул вверх дном. А пару дней назад в дверь позвонил незнакомый мужчина, который представился посыльным от Руше, якобы только что прилетевшим из Франции.

Афанасий Сергеевич открыл ему, и в квартиру ворвались несколько Человек. Его чем-то ударили, и он пришел в себя, лишь когда налетчики уже уходили. Афанасий Сергеевич выбежал вслед за ними на лестницу, но один из них вдруг обернулся и выстрелил в него из пистолета. Пуля попала историку в бок и по касательной, порвав мягкие ткани, ушла в стену. От мощного удара девятимиллиметровой пули он потерял сознание и скатился по лестнице, — в результате сломана левая рука, легкое сотрясение мозга и множество ушибов. Огнестрельное ранение на этом фоне — пустяк.

Грабители тщательно перерыли всю квартиру, не оставив ничего не тронутым.

— Искали какие-то бумаги? — догадываюсь я.

Афанасий Сергеевич кивает:

— Искали и частично нашли. Но там было не совсем то, что им нужно… В тот день я забыл копии с продолжением на работе. ..

Мне трудно сдержать улыбку. Афанасий Сергеевич всегда страдал рассеянностью. На этот раз она ему помогла.

— У Руше есть копия? — интересуюсь я.

— Разумеется.

— Но что же такого важного может быть в дневниках старого эмигранта? — Мне действительно интересно, ведь Афанасий Сергеевич еще перед отъездом в Париж намекал на какие-то тайны, связанные с его поездкой за бугор.

— Это уже отдельная история, Ге… Вадим Викторович, — снова напускает тумана историк.

Какой, к черту, туман, когда его чуть не убили из-за этих бумажек!

— Что вы сказали милиции? Историк пожимает плечами:

— Вчера приходил оперативник, сказал, что все попавшие в больницу с ранениями типа моего автоматически попадают под опеку милиции. Это так? Я киваю, подтверждая.

— Он заполнял какие-то бумаги с моих слов, — продолжает историк, — потом сказал, что еще зайдет. А сегодня с утра объявились двое в штатском и выспрашивали уже все досконально, только ничего не записывали почему-то…

— И про бумаги? — прерываю Афанасия Сергеевича, догадываясь, что это были за полицейские.

— Особенно про бумаги, — подтверждает историк. — Когда они узнали, где я оставил продолжение дневников, то почти сразу ушли…

— Они предъявляли удостоверения?

— Да, прямо с порога. Но я не смог разглядеть, что там было написано. Один из них сказал, что они из Главного управления и занимаются бандитскими налетами.

— Вот именно… — бурчу я. — Налетами они точно занимаются.

— Понимаете, Ге… Вадим… — начинает историк, но я снова прерываю его, выразительно приложив палец к губам.

Афанасий Сергеевич удивленно замолкает. Быстро осматриваю его кровать, кляня себя за то, что не удосужился это сделать сразу. Проверяю также тумбочку и кровать у противоположной стены. Чисто.

— Меня сегодня днем переложили на другую кровать, а ту увезли, — говорит историк.

Выхожу в коридор и спрашиваю у дежурной медсестры, где сейчас кровать из палаты историка. Сестра уже, очевидно, поняла, из какого ведомства я прибыл, и без лишних слов ведет меня в конец коридора. Осматриваю две стоящие там кровати.

— У этой вот не работал подъемник спинки. Ее и заменили, — объясняет дежурная.

Вытаскиваю из-под нижнего уголка продольной перекладины кровати небольшой прямоугольный футлярчик на липучке. Медсестра удивленно рассматривает мою находку и уже собирается о чем-то спросить, но я делаю ей знак молчать. Оторвав антеннку-паутинку, извлекаю из футлярчика крошечную батарейку. Все, «клоп» обесточен.

— Никому не рассказывайте… — предупреждаю девушку. — За разглашение особо секретных сведений… — делаю многозначительную паузу.

Молоденькая медсестра часто кивает головой, боясь проронить хоть слово. Погрозив ей пальцем, возвращаюсь к историку. Девушка семенит рядом.

— Прямо как в кино про шпионов… — пытается она заглянуть мне в лицо.

Резко останавливаюсь, сестричка пролетает чуть вперед, но тут же тормозит.

— Они не шпионы, они гораздо хуже, — говорю ей с нарочито серьезным видом, а сам еле сдерживаю смех.

Девушка ойкает и прикрывает рот ладонью.

— Поэтому для вас же будет безопасней забыть обо всем, что вы сейчас видели… — поясняю ей.

Она, округлив глаза, снова кивает. Иду дальше, оставив ее в замешательстве.

— Я завтра же уволюсь… — слышу ее тихий испуганный голос.

— Даже не думайте! — оборачиваюсь к ней. — Это будет крайне подозрительно!..

Не хватало мне только, чтобы из-за меня сократилось число наших медицинских работников,

— Я п-по-няла, — бормочет медсестра, в изнеможении падая на свой стул.

Возвращаюсь в палату Афанасия Сергеевича.

— Оказывается, есть люди, которым интересно слышать каждое ваше слово, — говорю историку и, присев рядом с ним на стул, показываю миниатюрное подслушивающее устройство.

По глазам историка вижу: он не понимает, что я имею в виду. Вкратце объясняю ситуацию. Представившиеся ему сотрудниками Главного управления МВД — совсем не те, за кого себя выдавали.

— Так все-таки, Афанасий Сергеевич, почему ваша поездка доставляет вам задним числом столько неприятностей? Что особенного было в тех дневниках, из-за которых вы чуть не лишились жизни?

. Историк наконец решается быть со мной полностью откровенным:

— Знаете, Ге… Вадим… Кажется, мы с Руше напали на след пропавшей царской казны… Вернее, частице.

— Вы в этом уверены?

Историк смотрит на меня задумчиво:

— Более чем. Я даже знаю теперь, где ее искать. В бумагах указано место. Разумеется, все было зашифровано, но я провел за компьютером тридцать семь часов без перерыва, и теперь мне точно известно местонахождение сокровищ.

— Но бумаги… — начинаю я. Историк перебивает меня:

— Не существенно. Даже если кто-нибудь завладеет материалами, которыми я располагаю, он не скоро в них разберется.

— Но если удалось вам, то удастся и другим, — возражаю я. Мне ли не знать, какие есть специалисты по дешифровке любых сложных кодов.

Историк хитро усмехается:

— Есть один нюанс. Ни у кого нет последней тетради…

Вот теперь я понимаю, почему он так спокоен.

— И у Руше?

Афанасий Сергеевич кивает:

— И у Руше.

Ладно. Не клещами же вытягивать из него каждое слово. Захочет, сам расскажет.

— Я сейчас… — говорю ему и выхожу в коридор.

Сделав звонок, возвращаюсь к Афанасию Сергеевичу. Минут двадцать мы с ним беседуем ни о чем, пока не появляются люди, присланные генералом.

Прощаюсь с историком:

— Выздоравливайте, Афанасий Сергеевич. Пока все не образуется, у вас будет постоянная и очень надежная охрана, — киваю на трех огромных горилл, готовых приступить к выполнению генеральского задания.

Под мышкой у каждого наверняка здоровенная пушка.

Иду к выходу, но Афанасий Сергеевич окликает меня:

— Ге… Вадим!

Оборачиваюсь.

— Мне бы хотелось после выписки вместе с вами проверить мою версию.

Я несколько удивлен. Зачем проверять, когда все уже известно?

Афанасий Сергеевич поясняет, загадочно улыбаясь:

— Дело в том, что полковник Генерального штаба, чьи дневники я изучил, был весьма дальновиден… Поэтому для того, чтобы определить конкретное место с точностью до двух штыков лопаты в глубину, необходимо заглянуть в несколько других мест и уточнить координаты по оставленным там знакам…

Мне остается только развести руками. Историк, оказывается, конспиратор еще тот.

— Обязательно проверим, Афанасий Сергеевич, и думаю, что уже довольно скоро.

Выхожу из госпиталя на улицу. Для историка я сделал все, что мог, ну а золото подождет. Теперь первоочередная задача — разобраться с мафиози. Все, что было до этого, — только цветочки…

Продолжение следует