— Майя потеряла голос два года назад. В тот день ее мать погибла в автокатастрофе, — рассказывает мне Виталий Валерьевич, хозяин дома-замка.

Я сижу в той же гостиной, откуда меня недавно уводили в подвал. Чтобы это не повторилось снова, держу на коленях взведенный «бизон».

Майю на время мужского разговора отослали из гостиной.

— Она — мой единственный ребенок. Ради нее я и построил свою маленькую империю… — Виталий Валерьевич наливает в чашечки принесенный охранником кофе. — Сейчас по вине моего бывшего компаньона, который стал теперь конкурентом, а проще сказать — врагом, — у меня серьезные трудности в бизнесе. Война идет на полное уничтожение одной из сторон. Мне обещали помощь из Москвы в обмен на большую услугу… — Мафиози открывает тонкую красную папку и, развернув ее, пододвигает ко мне.

Внутри папки моя фотография, фото Афанасия Сергеевича и Кати. К ним приложена инструкция, указаны места, где мы можем появиться в Омске. На мой счет приказ однозначный — убрать; из историка ведено выбить необходимые сведения, а с Катей разрешают поступить по своему усмотрению.

Поднимаю глаза на хозяина дома. Он, смущенный, объясняет:

— Видите ли, Герасим, задание действительно несколько странное, но выбора у меня не было. Ко мне прилетел доверенный человек серьезного лица в нашем правительстве…

— Вы можете назвать мне имя заказчика? — спрашиваю мафиози, не надеясь, конечно, услышать положительный ответ.

Виталий Валерьевич отрицательно мотает головой:

— Нет. Даже если вы меня изрешетите, я не назову это имя, потому как сказанное мной будет равноценно выстрелу по всей моей семье…

— Если изрешечу, то уж точно не узнаю… — улыбаюсь я и, отставив «бизон» за кресло, принимаюсь за кофе.

Вот ведь как дело оборачивается. Похоже, выйти отсюда мне все-таки не позволят. Даже если мне это удастся, то от снайперов все равно покоя не будет. И дело даже не в Виталии Валерьевиче — замочить его я могу голыми руками. Но ведь и он — только пешка в этой игре.

— Вы спасли мою дочь… поэтому я помогу вам и вашим друзьям… — говорит мафиози. — Вы беспрепятственно покинете город. Я постараюсь также обезопасить вас от нападения возможной команды дублеров…

Этот бизнесмен-мафиози начинает мне нравиться. Спасая нам жизнь, он лишается серьезной поддержки и, возможно, обречен на поражение. Но я вижу, что говорит он искренне.

— Разве нельзя договориться с вашим бывшим компаньоном? — удивляюсь я. — Ведь денег много, а вас только двое!

Мафиози снисходительно улыбается:

— Здесь немного другое… — Он достает сигарету и закуривает. — Этот господин был когда-то моим лучшим другом. И вот, представьте, за спиной у меня он организовал свою команду, и хотя меня неоднократно предупреждали об этом, я не верил до самого конца… то есть до начала нашей войны.

«Прямо как Сталин верил Гитлеру», — думаю я.

— После одной из сделок с нефтью он открыто отделился от меня, заявив, что более во мне не нуждается…

Виталий Валерьевич грустно усмехается:

— Мы дружим с детства. Я спас его от тюрьмы, — с него сняли наручники прямо в зале суда. Я поднял этого навозного жука на своей ладони так высоко, как ему и не снилось. И тогда он возомнил, что сам умеет летать так же высоко… Однажды выяснилось, что украдена часть моих вложений в акции крупных предприятий Урала, и украл их не кто-нибудь, а мой друг. Он оформил все бумаги на себя, а не на фирму. Я ему доверял и никогда не просматривал те бумаги, которые проходили через него…

— Если бы вы его сейчас устранили, что изменилось бы? — спрашиваю я, так как мне становится действительно интересно.

Мафиози поднимает голову:

— Многое изменилось бы к лучшему. Его нынешний заместитель только и ждет случая переметнуться на мою сторону. Убрать же Колонкова… это фамилия моего бывшего приятеля… пока не представляется возможным. Он окопался в своем доме, и у него только в личной охране более двадцати человек, а общее число боевиков — не меньше двухсот…

Мысленно соглашаюсь с мафиози — армия у его противника серьезная.

— Но я буду драться до последнего… — заявляет Виталий Валерьевич. — До последнего патрона, до последнего доллара. Разумеется, не в ущерб дочери. Майя вчера сбежала в город, она увлекается театром, а в Омске сейчас гастроли Виктюка. Возвращаясь, она нарвалась на одного из людей Колонкова. Тот, кого вы практически отправили на тот свет, работает у Колонкова начальником охраны. Взяв ее в заложники, они бы вынудили меня сдаться. Вы оказались там как нельзя более кстати, — он горько усмехается. — К тому времени вы, правда, застрелили уже двоих из моего скромного войска. Вот уж действительно нет худа без добра. Страшно представить, что было бы с Майей, если бы вас убили на кладбище… у меня бы не осталось тогда вообще никакого выбора, и помощь москвичей, и без того призрачная, была бы не нужна…

— Вы не пробовали возить Майю за бугор к медикам?

Мафиози обреченно машет рукой:

— Были и в Израиле, и в Штатах. Все напрасно! Светила только разводят руками… Смотрели дочь и наши врачи, самые знаменитые, но результат — тот же, только денег дерут больше, чем на Западе, а ни хрена не могут…

Некоторое время молчим, каждый думает о своем. Наконец я прерываю молчание:

— Если вы нас отпустите без заморочек, что же будет с вами?

Виталий Валерьевич пожимает плечами:

— Плевать… Через пять или шесть дней Майя уже будет далеко отсюда. Жизнь я ей обеспечил неплохую, даже по западным меркам… — Он закуривает сигарету. — А что будет со мной, мне уже все равно. Но напоследок я так хлопну дверью, что еще лет двадцать после этого У моих врагов в ушах звон стоять будет…

Допиваю кофе, закуривая новую сигарету:

— Какой голос был у вашей дочери?

Мафиози сразу оживает и, посветлев лицом, поднимается с кресла:

— Вы же не знаете. Майя пела! И как пела! — Он быстро выходит из зала и через минуту возвращается с аудиокассетой в руках. Подходит к музыкальному центру, включает аппаратуру. Удивительно мелодичный и нежный голос доносится из динамиков.

Майя поет старинные романсы под аккомпанемент гитары. Минут десять сидим, завороженно слушая. В гостиную входит Майя. Подойдя к отцу, она садится на подлокотник кресла. Обняв Виталия Валерьевича, нежно гладит его уже редкие и седые волосы.

На глазах мафиози вдруг появляются слезы, и вот он уже рыдает, закрыв лицо руками, и плечи его вздрагивают. Майя тоже плачет. По ее щекам бегут, переливаясь в ярком свете хрустальной люстры, крупные слезы, они, как большие жемчужины, падают на красный японский халатик.

Поднимаюсь с кресла и, взяв сигареты, подхожу к окну. Отодвинув штору, хмуро смотрю в темный сад.

Меня привозят в гостиницу под утро. На мне новенький, с иголочки, костюм и отличные ботинки, подаренные мне Виталием Валерьевичем. Мафиози сообщил мне, когда за нами приедет машина и каким образом нас незаметно вывезут из города.

Катя и Афанасий Сергеевич, конечно, удивлены моим внешним видом.

Афанасий Сергеевич интересуется, увенчалась ли успехом моя ночная «экскурсия» на кладбище, а Катя подозрительно принюхивается.

— Интересно, с какой дамой ты провел эту ночь, дорогой? — спрашивает она саркастически, но в глазах у нее боль.

Черт! Ну ничего от нее не скроешь! Просто ведьма какая-то. Правда, очень красивая ведьма… Ничего не ответив Кате, сразу перехожу к делу, — объясняю, каким образом нам предстоит покинуть Омск.

Отдаю историку листок с перерисованными со склепа значками. Афанасий Сергеевич в полном восторге, он без конца повторяет одну и ту же фразу:

— Я ведь вам говорил!.. Я ведь вам говорил!..

Смотрю на него с недоумением:

— Так вы что, Афанасий Сергеевич, не были уверены, что на склепе есть какие-то знаки? Вы только предполагали?..

Историк смеется:

— Никогда нельзя быть уверенным на сто процентов, особенно когда мы занимаемся делами давно минувших дней.

Я смеюсь вместе с ним:

— Да вы, оказывается, еще тот авантюрист, Афанасий Сергеевич!

Катя не разделяет нашего веселья, она сидит на диване, выпрямив спину и положив руки на колени, и грустно смотрит на меня.

— Катя, что с тобой? — спрашиваю ее и, присев рядом, обнимаю за плечи.

— С этой ночи ты стал отдаляться от меня, и я не знаю, как мне тебя вернуть… — говорит она упавшим голосом. — Я вижу, как ты далеко, и у меня нет сил позвать тебя…

Я нисколько не сомневаюсь в способностях Кати видеть и слышать больше, чем можем мы, простые смертные, но не стоит из всего делать трагедию. Тем более нас не связывают никакие обязательства.

— Катя… — начинаю я.

— Не надо… Пусть лучше так — без слов…— говорит она глухо и отворачивается.

Во дворе, возле служебного входа в мясной магазин, расположенный на улице Богдана Хмельницкого, садимся в присланный Виталием Валерьевичем микроавтобус. От Чкаловского жилмассива выезжаем на Космический проспект, и вот уже перед нами трасса на Новосибирск. Внезапно я понимаю, что не могу сейчас уехать из Омска. Не имею права. Так муторно на душе, как будто я вышел из-под обстрела за счет своих ребят. Выжил, а они остались там, на линии огня…

Катя неожиданно берет меня за руку:

— Не мучайся. Возвращайся… Ты должен это сделать.

С благодарностью смотрю на нее.

— Я не задержусь, — обещаю ей и подхожу к водителю.

Я выхожу в Бланке. Афанасий Сергеевич с Катей едут дальше. Мы договорились, что в Новосибирске они без меня никаких действий предпринимать не будут.