Вчера вечером почти случилось что-то очень важное. Эта назойливая мысль мучила ее, не давая покоя. Глаза Гейба светились волнением, она поклялась бы в этом на целой стопке Библий. Что это было за волнение, она не понимала. Возможно, это коктейли заставили ее принять желаемое за действительное.

Так или иначе, Саммер не могла дождаться утреннего урока верховой езды. Она в который раз посмотрела на часы. Минут через десять пикап Гейба должен подъехать к ее дому.

Утренний воздух был, как всегда, прохладным, хотя сияющее голубое небо обещало жаркий день. Зная, что Гейб тоже пойдет туда, она направилась в конюшню угостить всех трех лошадей морковкой.

Милашка заржала, как только увидела ее. Другая кобыла, Согги, не обратила на нее никакого внимания. В углу конюшни неугомонный Бен беспокойно передвигался по своему стойлу.

– Тише, мальчик. – Она медленно протянула ему морковку. Глаза Бена блестели, ноздри расширялись, когда он нюхал воздух. Он осторожно сделал шаг к ней. Эти утренние встречи стали уже неким ритуалом. Она надеялась, что со временем жеребец будет доверять ей так же, как он доверяет Гейбу.

В своем стойле Милашка взмахнула хвостом. Она беспокойно двигалась и казалась возбужденной.

Уши Бена дрогнули. Он насторожился и стал бить копытом. Саммер протянула морковку чуть дальше, поближе к его голове.

Как будто внезапно приняв решение, Бен рванулся и схватил ее. Он задел мордой браслет часов Саммер, и они упали на солому прямо ему под копыта.

Часам, которые Гейб подарил ей на день рождения, грозила серьезная опасность быть раздавленными лошадью, весившей больше тонны.

Взглянув через перегородку, Саммер глубоко вздохнула.

Милашка негромко заржала. Бен ответил пронзительным ржанием и стал еще сильнее бить копытом буквально в нескольких сантиметрах от ее часов. Его бока тяжело поднимались и опускались, он беспокойно перебирал ногами. Один неверный шаг, и прекрасные часы станут достоянием истории.

Открывая дверь стойла, Саммер взволнованно приговаривала:

– Вот так, так, большой мальчик. Я не сделаю тебе ничего плохого. – Бен тряхнул своей аристократической головой и посмотрел на нее сверху вниз.

Она не боялась жеребца, хотя Гейб говорил, что должна. Но она, без сомнения, чувствовала к нему уважение. Все, что ей нужно было, – это не делать резких движений.

Стараясь успокоить бьющееся сердце, Саммер медленно подняла одну ногу. Она сделала шаг. Теперь ей нужно было только нагнуться, взять часы и выйти отсюда. Довольно просто. Если не считать того, что лошадь направилась к полуоткрытой двери стойла.

Ей надо было закрыть ее, а потом достать часы.

– Нет, тебе нельзя выходить, малыш. – Саммер молила Бога, чтобы Бен не заметил, как дрожит ее голос. Во всех книгах, которые она читала о лошадях, говорилось, что они могут чувствовать страх человека. – Это займет всего секундочку, а потом я сразу уйду.

Она думала, что на этот раз ее голос звучит успокаивающе. Она медленно продвигалась вперед, пока часы снова не оказались в пределах досягаемости. Бен сверкал белками глаз и раздувал ноздри. Милашка снова заржала. Бен протрубил в ответ и резко повернулся, его хвост задел руку Саммер, словно хлыст. Она замерла. Если у Милашки течка…

Часы. Достать часы и убраться отсюда.

Бен фыркнул, она почувствовала его горячее дыхание на своей голове. Саммер запаниковала, быстро схватила часы и поспешно отступила.

Испугавшись, Бен пришел в ярость. Он тут же взвился на дыбы, возвышаясь над ней. Повернувшись, Саммер пыталась нащупать задвижку на двери. Она открыла рот, чтобы закричать, но не смогла издать ни звука. Острая, ослепляющая боль взорвалась в ее голове, и сразу же наступила темнота.

Что-то рассердило жеребца. Гейб улыбнулся, прислушиваясь к неистовому ржанию. Может быть, у той маленькой гнедой кобылки наконец началась течка. Саммер будет довольна.

Распахнув дверь конюшни, Гейб сразу же прошел к стойлу Милашки. Да, у нее все признаки – вертит хвостом, поворачивается задом к выходу, закладывает назад уши. Он осторожно поднял ее хвост. Самый пик течки, как он и подозревал. Надо сказать Саммер.

Как будто прочитав его мысли, жеребец снова заржал.

– Эй, эй, старик, – сказал Гейб. – Похоже, тебе наконец-то повезет.

Даже находясь так близко с течной кобылой, жеребец, казалось, вел себя слишком странно. Он метался вдоль одной стены стойла, избегая другой стороны, как будто там была ядовитая змея или что-нибудь еще хуже. Гейб ускорил шаги, гадая, что же такое могло быть в стойле, что так раздражало лошадь.

При виде Саммер, неподвижно лежащей у самых копыт коня, у него кровь застыла в жилах.

– Эта женщина просто притягивает неприятности, – не обращаясь ни к кому конкретно, жаловался Андерсон, расхаживая взад-вперед по больничному коридору.

Погруженный в свои мысли, Гейб согласился. Сейчас с Саммер была Кристал; через пятнадцать минут он выгонит ее и отправит Андерсона отвезти ее домой. Потом он проведет всю ночь в палате Саммер, надеясь, что она откроет глаза. Мрачный, Гейб вспомнил свой план. Он все-таки сработает. Саммер уедет из Сабина, вернется домой, где будет в безопасности. Он был уверен, что так и будет. Гейб чувствовал, что его сердце разбивается на куски от мысли о том, что неизбежно произойдет.

– Гейб? – Ее голос был хриплым, слабым. Мгновенно проснувшись, Гейб протер глаза и посмотрел на часы. Три часа ночи.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, положив руку ей на лоб. Ее кожа была гладкой и прохладной на ощупь. Никакой лихорадки.

– Как будто кто-то ударил меня по голове кузнечным молотом. Что случилось?

Как можно спокойнее он рассказал ей о жеребце.

Она попыталась сесть, но безуспешно.

– О Боже. Бен в порядке?

– Бен в порядке. – Ненавидя себя за то, что откладывает неизбежное, Гейб мрачно взглянул на нее и поплотнее укутал ее одеялом. – Тебе нужен отдых. Попытайся заснуть.

– А мои часы?

Гейб покачал головой.

– Ты стиснула их в руке, когда упала. Пришлось разжимать тебе пальцы, чтобы достать их. Они на тумбочке.

– Я рада, – сказала она и закрыла глаза.

Восход солнца положил конец его мучениям. Гейб смотрел на спящую Саммер, стараясь запечатлеть в памяти волны ее волос, нежную выпуклость щеки, совершенный овал лица, и сердце его разрывалось от грусти. Быть благородным оказалось в каком-то смысле проклятием.

Когда она в следующий раз открыла глаза, солнце было уже высоко. Он держал в руке бумаги, которые по его просьбе привез Андерсон. Официальный контракт. Он живо вспомнил ее реакцию, когда в прошлый раз предлагал ей эти бумаги. Казалось, с того момента прошла целая жизнь.

– Гейб. – Произнеся его имя тихим голосом, она указала на кувшин с водой. Со сжавшимся сердцем он налил ей воды. Саммер пила, не отрывая взгляда от Гейба.

– У тебя сотрясение мозга, – сказал он. – И огромный синяк.

Поморщившись от боли, она кивнула.

– Мне прилично досталось. Думаю, я теперь буду держаться подальше от всего, что имеет копыта.

От ее хриплого голоса у него по спине побежали мурашки. Он решительно стиснул челюсти. Она медленно села, глядя на него удивительно проницательным взглядом.

– Ой!

– Как голова? – Гейб знал, что тратит время на банальности, оттягивая момент, когда теплое сияние любви в ее глазах сменится ненавистью.

Она осторожно прикоснулась рукой ко лбу.

– Вроде цела. Думаю, я выживу.

– Хорошо.

– Правда? – Она смотрела на него без улыбки. – Что-то произошло. Ты выглядишь слишком серьезным. В чем дело?

Проклиная ее проницательность, он протянул ей папку.

– Я хочу, чтобы ты еще раз взглянула на это.

Саммер просмотрела первый лист точно так же, как в прошлый раз. Закрыв папку, она лучезарно улыбнулась ему.

– Не начинай это снова. Я думала, мы уже покончили с этим. Ты ведь шутишь, правда?

Он заставил себя не поддаться порыву улыбнуться в ответ.

– Нет. Я не шучу. Я совершенно серьезен. Тебе действительно здесь не место. – Он произнес эти слова неторопливо, наполняя их насмешливым сарказмом, с которым произносил их тогда, в первый раз. – Ты никогда не сможешь жить здесь. Пора признать это и сдаться. Продай мне Бар-Дабл-Эс и возвращайся в Хьюстон.

С болью в сердце он смотрел, как она бледнеет.

– Продать тебе… Гейб, что с тобой?

Решившись, он произнес слова, обрекающие его на жизнь в одиночестве:

– Пора прекратить притворяться, здесь и сейчас. Я не могу это продолжать. Я хочу твое ранчо. Не тебя. А теперь подпиши эти бумаги и возвращайся в Хьюстон, ты должна быть там.

Она как будто съежилась. Смятение затуманило ее глаза, это ранило его в самое сердце.

– Я не понимаю.

Гейб заставил себя рассмеяться – горькое, насмешливое подражание человеку, каким он хотел быть.

– Ты никогда ничего не значила для меня, Саммер. Я хотел только твое ранчо.

– Ты лжешь! – Это был сдавленный, отчаянный крик.

Гейб увидел слезы в ее глазах и понял, что лучше сказать все, что он должен сказать, и поскорее уйти. Он никогда не сможет сделать это, если она заплачет.

– Зачем мне лгать? – Он нетерпеливо выплескивал слова. – Я устал ждать, вот и все. Продай мне ранчо. – Он протянул руку и постучал пальцем по папке. – Подпиши это.

– Нет.

Он сжал кулаки, чтобы скрыть дрожь в руках.

– Почему нет? Тебя здесь ничего не держит, абсолютно ничего. Ты должна жить в Хьюстоне.

С горящими глазами она сбросила папку со своих колен, бумаги рассыпались по всему полу.

– Я буду жить здесь, в Сабине. У меня здесь друзья, Гейб. Настоящие друзья. И моя библиотека, мои лошади, мое ранчо.

Проклиная судьбу, он посмотрел ей в глаза.

– Ты чужая здесь. Ты никому здесь не нужна. – Гейб неторопливо нагнулся, собрал бумаги и, положив их в папку, бросил снова на ее кровать. – Кроме самой себя.

Неестественно прямой, он вышел из палаты.

Бесконечная ночь наконец-то превратилась в серый рассвет. Широко раскрыв глаза, Саммер смотрела в окно, ожидая восхода солнца. Каждый раз, закрывая глаза, она вспоминала слова Гейба, видела его лицо, и ее сердце снова разбивалось на мелкие осколки. Она никогда не думала, что может чувствовать такую боль, гораздо сильнее, чем все боли и синяки после происшествия с Беном. Ей казалось, что из груди вырвали сердце.

Он победил, признала она, чувствуя, будто ледяная рука сжимает ее горло. Она не могла оставаться здесь, так близко к Гейбу, зная, как он к ней относится. Он, несомненно, победил. Как только ее выпишут из больницы, она подпишет его проклятые бумаги и уедет из Сабина. Куда ей ехать отсюда, она не знала.

В полдень Саммер объявили, что она может вернуться домой. Кристал, все еще переполненная своими свадебными планами, приехала, чтобы отвезти ее на ранчо. Саммер пыталась скрыть от подруги свои страдания, но была не в силах изобразить восторг по поводу свадьбы, в которой не будет принимать участия.

– У меня плохая новость, – сказала Саммер, сжав кулаки, чтобы унять дрожь. – Я не смогу быть у тебя подружкой невесты.

Глаза Кристал удивленно расширились.

– Ты, конечно, шутишь?

Саммер опустила голову, ее глаза наполнились слезами.

– Нет. – Она с трудом сглотнула, подавив всхлип. – Я продаю мой дом. Я уезжаю из Сабина.

– Но…

Саммер несколько раз глубоко вдохнула, стараясь справиться с собой и поднять голову.

– Никаких «но». Я должна уехать.

– А как же Гейб?

Звука его имени было достаточно, чтобы ее снова захлестнули эмоции.

– А что с ним такого? Он покупает мое ранчо.

– Ты бросаешь его, просто вот так?

Саммер устало кивнула.

– Да. Вот так.

– Почему ты это делаешь? – воскликнула Кристал. – Это безумие. Это причинит боль.

– Ему? – Голос Саммер прервался.

– Нет, тебе. – Кристал нетерпеливо взяла ее за руку. – Я знаю, как сильно ты любишь это место. Я знаю, как сильно ты любишь Гейба. Расскажи мне, что случилось. Объясни почему.

Как бы Саммер хотелось признаться своей подруге! Но она не могла. Не важно, чего она хотела или что ее сердце будет разбито, она не могла позволить им плохо думать о Гейбе. Ему жить среди них всю оставшуюся жизнь.

– Ты позаботишься о моих лошадях, пока я не найду покупателя? – Посреди фразы ее глаза затуманились слезами, она с трудом справилась с собой.

Кристал смотрела на нее спокойно, не отрываясь, как будто была уверена, что мир временно сошел с ума и в любой момент все исправится.

Поскольку в этом участвовала Саммер, ничего уже не исправится.

– Ты больше не вернешься? – тихо спросила Кристал.

– Нет.

– А что с твоей библиотекой?

Библиотека. Она почему-то забыла о ней.

– Я передаю тебе права на нее. Сделай, чтобы она работала, ради меня. Пожалуйста. Ты можешь присылать мне все счета. Я заплачу за все.

Кристал покачала головой.

– Я не верю в это. Какого черта тут произошло?

Саммер красноречиво молчала.

– Понятно. – Кристал вздохнула, по ее лицу было видно, что она ничего не поняла. – Ты собираешься сказать Гейбу?

Волна горя захлестнула ее. Саммер закрыла глаза.

– Ты не думаешь, что он имеет право знать? – настаивала Кристал.

– Он уже знает.

– Но мне ты не собираешься сказать почему?

– Боже, – простонала Саммер, закрыв лицо руками. – Если бы могла, я бы сказала.

Кристал дружески положила руку ей на плечо.

– Все-таки попробуй.

Медленно, с болью, Саммер покачала головой.

– Извини. Я не могу.

– Я думала, мы друзья.

– Мы и есть друзья. Именно поэтому я не могу.

Кристал нетерпеливо придвинулась.

– Позволь мне помочь тебе. Пожалуйста. Ради тебя. Ради Гейба.

Ради Гейба. Вот это шутка. Саммер молча покачала головой.

– У меня нет выбора, я должна уехать.

– Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь большую ошибку.

Саммер удалось выдавить улыбку.

– Я понимаю, – сказала она.

В тот день Андерсон приехал после полудня. Саммер продолжала укладывать вещи, уверенная, что выплакала уже все слезы, а темные очки должны были скрыть покрасневшие глаза.

– Что это за глупости я тут услышал насчет отъезда? – Он упер руки в бока, его глаза, казалось, умоляли ее сказать, что это была шутка. Только шутка. Ну пожалуйста.

Блеск в его глазах померк, когда она открыла очередной чемодан.

– Это не шутка, – сказала Саммер. – Я возвращаюсь в Хьюстон.

Он присел на корточки рядом с ней.

– Не против объяснить мне почему?

Саммер посмотрела на него сквозь темные стекла очков и покачала головой.

– Не могу. Я уже прошла через это с Кристал.

– Да. – Он вздохнул и выпрямился. – Но Кристал не знает Гейба, как я знаю. Дай-ка я угадаю. Он сказал, что не любит тебя.

Так значит, весь мир знает? Онемев от страданий, Саммер нашла утешение в механическом укладывании вещей. Свернуть и положить в чемодан. Свернуть и положить в чемодан.

– И еще он сказал, что только использовал тебя, чтобы заставить тебя продать ранчо, так?

Чувствуя, что горячие слезы наполнили глаза, Саммер коротко кивнула.

– В яблочко.

– Это вранье. Он любит тебя.

Саммер хотела фыркнуть, а получился всхлип.

– Я не знаю, почему ты стараешься еще сильнее унизить меня, Андерсон, но перестань. Я подписала бумаги. – Она указала на картонную папку на кофейном столике. – Забери их. Он может перевести мне деньги, когда я буду знать, где устроюсь.

Вместо того чтобы взять папку, Андерсон поднял брошюру, которую она забыла убрать.

– «Как излечить разбитое сердце», – прочитал он. – Что-нибудь интересное?

Саммер молча отобрала у него книгу.

– Уходи, Андерсон. Мне жаль, что придется пропустить вашу свадьбу, ясно? Но не надо больше мучить меня. Передай бумаги Гейбу.

– Может быть, потом. – Андерсон внимательно посмотрел на нее. – Мне надо поехать домой и кое-что сделать. Ты будешь здесь, когда я вернусь?

Она широко раскинула руки.

– Мне нужно упаковать много вещей.

– Хорошо. – Взяв шляпу, он направился к двери. – Думаю, тебе будет очень интересно увидеть то, что я должен показать.

Саммер заметила, что он не взял папку. Она вдруг поняла, что ей все равно.