- Ваша племянница - самая замечательная девочка из всех, каких я видел  за многие годы, - сказал мистер Берч, когда дверь за детьми закрылась.

- Пожалуй, она  стала  довольно  сообразительной  в  последнее  время,  только очень беспечна, - ответила Миранда, - и слишком уж живая.

- Мы должны помнить, что  именно  недостаток,  а  не  избыток  энергии  создает самые большие неприятности на свете, - возразил мистер Берч.

- Из нее мог  бы  выйти  замечательный  миссионер,  -  сказала  миссис  Берч, - с ее голосом, ее обаянием, ее даром речи.

- Если бы меня спросили, на какую из двух ролей она больше годится,  я  сказала бы,  что  язычница  из  нее  вышла  бы  лучше,  -  заметила  Миранда  грубовато.

- Моя сестра против того, чтобы чрезмерно хвалить детей,  -  торопливо  вставила Джейн, бросив  взгляд  на  миссис  Берч,  которая,  казалось,  была  возмущена и уже  открыла  было  рот,  чтобы  спросить,  неужели  Ребекка  не  принадлежит к церкви.

Миссис Кобб весь вечер ждала  и  боялась  этого  вопроса  и  похвал  ее  любимице в связи с произнесенной ею на собрании молитвой.  Она  мгновенно  и  совершенно нелогично прониклась неприязнью  к  преподобному  мистеру  Берчу,  когда он обратился на собрании к Ребекке с просьбой сказать молитву.  Миссис  Кобб видела мертвенную бледность, покрывшую лицо  девочки,  ее  затравленный  взгляд, а затем  Дрожание  ресниц  на  щеках  и  почувствовала  всю  тяжесть  испытания, через  которое  той  пришлось  пройти.  Ее  предубеждение  против  священника несколько ослабло под влиянием его приятной беседы и  наружности,  но, почувствовав, что миссис Берч собирается  затронуть  опасную  тему,  она  торопливо спросила ее,  сколько  раз  нужно  делать  пересадку  на  пути  из  Риверборо в Сирию. Вопрос был не совсем уместен, но цель была достигнута.

Тем временем дьякон Милликен говорил, обращаясь к мисс Миранде:

- Знаете, кого напоминает мне Ребекка?

- Догадываюсь, - ответила она сухо.

- Значит, вы тоже заметили. Сначала я думал, судя по тому, как  похожа  она внешне на своего отца, что она вся в него. Но это не  так  -  она  очень  напоминает вашего отца, дьякона Сойера.

- С чего вы это взяли? - сказала Миранда, совершенно изумленная.

- Это бросилось мне в глаза сегодня на собрании, когда она  поднялась,  чтобы передать ваше приглашение. Это было, пожалуй,  любопытное  совпадение,  но она сидела на том самом месте, где обычно сидел во время собраний  он.  И  потом,  вы  помните  эту  его  манеру  приподнимать  подбородок  и   немного  откидывать назад голову, когда он вставал,  чтобы  сказать  что-нибудь?  Так  вот, она сделала тот же самый жест, и  не  я  один  говорил  об  этом  после  собрания.

Посетители ушли около девяти вечера, и в  этот  час  (до  невозможности  поздний для кирпичного дома) семья удалилась на покой. Ребекка со  свечой  в  руках провожала наверх миссис Берч и, оказавшись  таким  образом  на  минуту  наедине с ней, робко сказала:

- Пожалуйста, передайте мистеру Берчу, что я  не  член  церкви.  Я  не  знала, что делать, когда он попросил меня помолиться сегодня на собрании.  У  меня не хватило смелости сказать, что я никогда не молилась вслух и не знаю,  как это делается. У меня не было времени подумать, и я  была  так  испугана,  мне хотелось провалиться сквозь землю. Наверное, это было дерзостью и дурным  поступком - молиться перед всеми старыми членами церкви и делать вид, что  я  лучше, чем на самом деле. Но, с другой стороны. Бог, вероятно, мог подумать,  что я очень нехорошая, раз не хочу прочесть  молитву,  когда  об  этом  меня  просит священник?

Пламя свечи озарило  пылающее  румянцем,  выразительное  лицо  Ребекки.  Миссис Берч наклонилась и поцеловала ее.

- Не тревожься, - сказала она. - Я. скажу  мистеру  Берчу,  и  Бог,  я  думаю, тоже все поймет.

Когда  на  следующее  утро  Ребекка  проснулась,  еще  не  было  шести.  Предстояло столько хлопот, что спать было невозможно. Она подошла к  окну  и  выглянула во двор: было еще темно, а день обещал быть на редкость холодным и  ветреным. "Тетя Джейн сказала вчера,  что  встанет  в  половине  седьмого  и  приготовит завтрак к половине  восьмого,  -  подумала  она.  -  Но  они  обе  простужены, а тетя Миранда будет нервничать из-за того, что столько народу в  доме. Проберусь-ка я в кухню и начну готовить завтрак сама.  Это  будет  для  них приятной неожиданностью".

Она надела ватный халат и домашние туфли, тихонько прокралась  вниз  по  запретной парадной лестнице, осторожно закрыла за собой дверь  кухни,  чтобы  никакой шум не разбудил остальных  в  доме,  и  полчаса  занималась  обычной  утренней работой, которую  так  хорошо  знала,  а  затем  вернулась  в  свою  комнату, чтобы одеться, перед тем как разбудить детей.

Вопреки ожиданиям, тете Джейн,  которая  накануне  вечером  чувствовала  себя лучше, чем сестра, ночью стало хуже, и утром она была  не  в  состоянии  встать с постели. Миранда ворчала не переставая все  время,  пока  совершала  свой торопливый туалет, возлагая на весь свет вину за  те  несчастья,  какие  она перенесла  и  какие  ей  предстоит  перенести  в  этот  день.  Она  даже  обрушилась с критикой на миссионерский совет за то, что он направил Берчей в  Сирию, и сообщила, что, по ее беспристрастному мнению, тем, кто едет в чужие  земли с целью спасать язычников, следовало бы оставаться там, а не слоняться  без дела по свету с  кучей  ребятишек,  посещая  людей,  которые  не  желают  принимать их у себя и никогда не приглашали.

Джейн, огорченная и обеспокоенная, лежала в постели с жаром и  головной  болью, с тревогой думая о том, как сумеет сестра справиться без нее.

Миранда прошаркала через столовую, на ходу повязывая голову платком  из  страха перед сквозняками. Она намеревалась развести огонь  и  затем  позвать  вниз Ребекку, заставить ее работать и попутно сообщить  несколько  прописных  истин относительно того,  как  правильно  представлять  семью  на  собраниях  миссионерского общества.

Она  открыла  дверь  кухни  и  остановилась  в  изумлении,  озираясь  и  спрашивая себя, не забрела ли она по ошибке в чужой дом.

Шторы были подняты, в плите гудел огонь, чайник пел и булькал, выпуская  клубы пара, а в его внушительных размеров  носик  была  вставлена  половинка  листика почтовой бумаги с нацарапанным "Поклон от Ребекки". Вода в кофейнике  кипела,   чашка  с  отмеренным  молотым  кофе  и  тарелка  с  битой   яичной  скорлупой стояли рядом. На  деревянном  подносе  лежали  холодный  вареный  картофель и кусок солонины, а на ручку ножа была нацеплена вторая записка со  словами "Привет от Ребекки". Черный и белый хлеб были выложены  на  стол,  а  также подставка для гренков  и  пончики,  с  молока  сняты  пенки,  и  масло  принесено из молочни.

Миранда  стянула  с  головы  платок  и  упала  в  кресло,  чуть  слышно  восклицая:

- Второго такого ребенка не сыщешь! Клянусь, она целиком Сойер!

И хозяева, и гости  показали  себя  с  лучшей  стороны  и  замечательно  провели день и вечер, и  даже  у  Джейн  хватило  благоразумия  поправиться,  вместо того чтобы почувствовать себя хуже и  портить  общую  радость.  Берчи  уезжали, выражая искренние сожаления, а  "маленькие  миссионеры"  утопали  в  слезах  и  клялись  Ребекке  в  вечной  дружбе.  Прощаясь,  она  вручила  им  стихотворение, сочиненное ею перед завтраком. 

  К МЭРИ И МАРТЕ БЕРЧ 

Нет, не средь льдов гренландских,

Не в Африки песках,

Вы родились на чудных

Сирийских берегах. 

Там ярко солнце светит,

Полно все красоты,

И вы росли там, дети,

Как южные цветы. 

Жить можно б без печали,

Но есть одна беда:

О Боге не слыхали

Там люди никогда. 

И нужно поскорей нам,

За совесть, не за страх,

Помочь миссионерам

В их праведных трудах. 

Ребекка Ровена Рэндл 

Легко догадаться, что визит миссионеров  в  Риверборо  не  остался  без  довольно далеко идущих последствий. Сами мистер и миссис Берч  вспоминали  о  нем как об одном из наиболее приятных событий их полугодового пребывания  на  родине. Для жителей Риверборо он послужил темой очень оживленных  дискуссий,  с доводами, опровержениями, предположениями, убеждениями,  воспоминаниями  и  пророчествами. Дьякон Милликен  пожертвовал  десять  долларов  на  обращение  сирийцев в конгрегационализм, и миссис Милликен даже  захворала  ненадолго  из-за такой необдуманной щедрости своего мужа.

Было бы приятно утверждать, что начиная с этого дня Миранда Сойер стала  совершенно другой женщиной, но этого не  случилось.  Дерево,  которое  росло  криво двадцать лет, нельзя выпрямить в мгновение ока. Не подлежит,  впрочем,  сомнению, что хотя внешняя перемена была незначительна,  она  тем  не  менее  существовала, и Миранда была менее сурова в своем отношении к Ребекке, менее  критична в своих суждениях о ней и питала больше надежд  на  то,  что  та  в  конце концов получит спасение  души.  Причиной  тому  главным  образом  было  неожиданно  открывшееся  ей  обстоятельство:  Ребекка  все  же  унаследовала  кое-что и от Сойеров, вместо того чтобы принадлежать умом, телом и  душой  к  презираемой породе Рэндлов. Все, что было интересного в  Ребекке,  все,  что  свидетельствовало о силе, способности или таланте, впоследствии проявившихся  в ней, Миранда приписывала воспитанию, полученному в кирпичном доме,  и  это  наполняло ее честной гордостью -  гордостью  мастера  своего  дела,  который  добился успеха, несмотря на то что исходный материал совершенно не  позволял  надеяться на хорошие результаты. Но никогда, до самого  конца,  даже  тогда,  когда с угасающими телесными силами ослабла ее железная хватка и способность  сдерживать свои чувства, никогда,  ни  разу  не  проявила  она  открыто  эту  гордость и ничем не обнаружила своей любви.

Бедный, пришедшийся не к месту Лоренцо де Медичи Рэндл, чьи способности  принижались, кого знакомые считали смешным и никчемным из-за  того,  что  он  ничем не походил на них! Но если бы Риверборо вдруг влилось в более  широкое  общество, с более разнообразными и гибкими воззрениями, он был бы, возможно,  единственным из всех, кто привлек  бы  к  себе  хоть  какое-то  внимание.  К  счастью для  его  дочери,  она  была  наделена  и  некоторыми  практическими  талантами благодаря семье матери, но даже если бы Лоренцо никогда в жизни не  сделал ничего другого, он мог бы поставить себе в заслугу  то,  что  помешал  Ребекке стать "целиком Сойер". Каким бы полным и абсолютным  неудачником  он  ни был, он  сумел  щедро  передать  ей  все,  что  было  в  нем  лучшего,  и  осмотрительно воздержаться от передачи того, что не имело никакой  ценности.  Немногие отцы способны провести такое тонкое различие.

Кирпичный дом отнюдь не превратился немедленно в придорожную гостиницу,  место невинных развлечений и радостного  гостеприимства,  но  посещение  его  миссионерами было началом перемен: Миранда позволила  держать  одну  кровать  застеленной "на всякий случай", а  хрустальные  стаканчики  переместились  в  буфете с самой верхней полки на вторую сверху.  До  этого  Ребекке  пришлось  встать на стул, чтобы достать их, но теперь она  могла  сделать  это  просто  потянувшись, что было очень символично - точно так же, сама о том  не  зная,  взбиралась она на стены догматизма и предубеждения мисс Миранды.

Миранда заявила даже, что не возражала  бы  против  того,  чтобы  Берчи  заезжали иногда ненадолго, но побоялась, что они распространят  за  границей  известие о своем визите, и тогда миссионерские семейства будут  вертеться  в  доме  круглый  год.  В  качестве  подходящего  примера  она  приводила   тот  общеизвестный факт, что если бродяга получит хорошее  угощение  у  чьей-либо  задней двери, он непременно оставит  там  какой-нибудь  знак,  чтобы  другие  бродяги знали, что, вполне вероятно, их ждет там такой же прием.

Можно  предположить,   что   есть   какая-то   доля   истины   в   этой  непритязательной иллюстрации, и  страх  мисс  Миранды  перед  грозившими  ей  тяжелыми обязанностями имел под собой некоторые основания, хотя и не  совсем  того рода, который она имела  в  виду.  Душа  приобретает  самые  прекрасные  привычки так же легко, как  и  самые  отвратительные,  и  как  только  жизнь  начинает  расцветать  красивыми  словами  и  делами,   в   тот   же   момент  устанавливается новый образец поведения, он признается всеми, и ваши  соседи  с нетерпением ожидают от вас непрерывного проявления оптимизма,  сочувствия,  находчивости, духа товарищества  или  вдохновения,  на  которые  вы  однажды  показали себя способным.

Описать воздействие визита Берчей на Ребекку  непросто.  Тем  не  менее  когда она, умудренная опытом  последующих  лет,  оглядывалась  на  него,  то  чувствовала, что минута, когда  мистер  Берч  обратился  к  ней  с  просьбой  "сказать молитву", стала переломным моментом в ее жизни.

Если  вы  когда-нибудь   замечали,   каким   любезным,   обходительным,  благовоспитанным  чувствуете  себя,  надев  красивую  новую   одежду;   если  когда-нибудь ощущали, как благоговение охватывает вас, стоит закрыть  глаза,  сложить руки и склонить голову; если вы когда-нибудь наблюдали, как  чувство  отвращения к ближнему постепенно слабеет под влиянием ежедневного упражнения  в вежливости - тогда вы можете  понять,  каким  образом  усвоение  внешнего,  видимого признака оказывает некоторое странное воздействие  на  формирование  внутреннего, духовного состояния, о котором свидетельствует этот признак.

Только когда человек становится  старым  и  мрачным,  душа  тяжелеет  и  отказывается подняться. Юная душа всегда крылата, легкое дуновение побуждает  ее взлететь. Ребекку попросили засвидетельствовать то  состояние  души,  или  чувство,  о  существовании   которого   она   имела   лишь   самое   смутное  представление. Она повиновалась, и по мере того, как она произносила  слова,  они становились истиной -  по  мере  того  как  она  выражала  желания,  они  превращались в нечто реальное.

Как "стаи голубей, что дом завидели родной", дух ее воспарил к великому  свету, сначала лишь смутно различаемому, но становившемуся все ярче по  мере  того,  как  она  приближалась  к  нему.  Почувствовать   свое   единство   с  Божественным   сердцем,   прежде   чем    возникло    ощущение    какой-либо  разобщенности, - это, несомненно, самый прекрасный путь к  Богу  для  любого  ребенка.