- Мисс Перкинс, ваше произведение под заглавием "Полевые цветы Уэйрхема" получило высокую оценку и было принято редакцией "Кормчего", - сказала Ребекка, входя в комнату, где Эмма-Джейн, сидя у окна, штопала чулки. - Я задержалась у мисс Максвелл - она предложила мне чаю, - но я все же постаралась вернуться домой пораньше, чтобы сообщить тебе радостную новость.
- Ты шутишь, Бекки! - с запинкой вымолвила Эмма-Джейн, поднимая глаза от своей работы.
- Ничуть. Старший редактор читал твое произведение и нашел его в высшей степени поучительным. Оно появится в следующем номере.
- В том же номере, где и твои стихи о золотых воротах, которые закроются за нами, когда мы покинем школу? - И Эмма-Джейн затаила дыхание в ожидании ответа.
- Именно так, мисс Перкинс.
- Ребекка, - сказала Эмма-Джейн тоном настолько близким к трагическому, насколько позволяла ее натура, - не знаю, переживу ли я это. Я серьезно прошу тебя, если со мной что-нибудь случится, похоронить меня с этим номером "Кормчего".
Ребекка, казалось, не сочла это преувеличенным выражением душевного состояния, так как ответила:
- Я знаю. Именно такое чувство и у меня было сначала. И даже сейчас, когда я одна и вынимаю старые номера "Кормчего", чтобы перечитать мои произведения, я сияю от удовольствия. И это совсем не потому, что они хороши; они даже кажутся мне все хуже каждый раз, как я их перечитываю.
- Если бы ты только поселилась со мной в каком-нибудь маленьком домике, - задумчиво говорила Эмма-Джейн. Конец штопальной иглы был устремлен в пространство, а глаза мечтательно остановились на стене напротив. - Я занималась бы хозяйством и готовила, и переписывала бы все твои стихи и рассказы, и носила бы их на почту, а тебе не пришлось бы ничего делать, только писать. Это было бы совершенно прелестно!
- Я ничего лучше и не желала бы, но я обещала вести хозяйство Джона, - ответила Ребекка.
- Но у него еще долго не будет своего дома, правда?
- Не будет, - вздохнула Ребекка удрученно, садясь за стол и подпирая голову рукой. - Не будет, пока мы не ухитримся выкупить эту мерзкую закладную. А теперь, когда мы не заплатили проценты за прошлый год, этот день отдаляется, вместо того чтобы приближаться.
Она придвинула к себе лежавший на столе листок бумаги и, лениво нацарапав несколько строк, через минуту-две прочла вслух:
- Эй, платите побыстрее! - закладная говорит. -
Скучно мне на вашей ферме, здесь такой унылый вид".
"Ты нам тоже надоела, - ей Ребекка Рэндл в ответ, -
Твоего лица противней ничего на свете нет".
- У ткани есть "лицо", - заметила Эмма-Джейн, обладавшая большими практическими способностями, - но я не знала, что оно есть у закладной.
- У нашей закладной есть, - сказала Ребекка с жаждой мщения в глазах. - Я узнала бы ее, даже если бы встретилась с ней в темноте. Подожди, я ее нарисую. Тебе будет полезно узнать, как она выглядит, чтобы, когда у тебя будет муж и семеро детей, ты и на милю не подпустила бы ее к своей ферме.
Набросок, когда был завершен, являл собой нечто такое, от чего содрогнулся бы робкий человек в полудреме. Справа бы изображен крошечный домик, перед которым собралась плачущая семья. Слева стояла закладная, представленная в виде помеси ведьмы с великаном-людоедом. В занесенной красной руке она держала топор. Фигура с развевающимися черными волосами пыталась отвратить удар, и это, как любезно объяснила Ребекка, был ее собственный портрет, хотя каким способом достичь поставленной цели, она пока представляла смутно.
- Она страшная, - сказала Эмма-Джейн, - но ужасно тощая и маленькая.
- Она всего на тысячу двести долларов, - объяснила Ребекка, - такие считаются маленькими. Джон однажды видел человека, у которого была закладная на двенадцать тысяч.
- Ты будешь писателем или редактором? - помолчав, спросила Эмма-Джейн, как будто для того, чтобы стать тем или другим, требовалось только выбрать.
- Я полагаю, мне придется делать ту работу, которая подвернется первой.
- Почему бы тебе не отправиться миссионером в Сирию, как тебя всегда уговаривают в письмах Берчи? Совет миссионерского общества оплатит все расходы.
- Я не могу на это решиться, - ответила Ребекка. - Прежде всего, я недостаточно добродетельна и не "чувствую призвания", а мистер Берч говорит, что это необходимо. Я хотела бы сделать что-нибудь для кого-нибудь, привести что-нибудь в движение где-нибудь. Но я не хочу ехать за тысячи миль учить людей жить, когда сама еще этому не научилась. Другое дело, если бы язычники действительно нуждались во мне. Я уверена, что у них и так все будет хорошо в конце концов.
- Не понимаю, как это произойдет, если все люди, которые должны ехать спасать их, останутся дома, как мы, - возразила Эмма-Джейн.
- Ну, чем бы Бог ни был и где бы ни находился, Он всегда должен быть на своем месте, наготове и в ожидании. Он не может бродить с места на место и не замечать при этом людей. Может быть, язычникам потребуется немного больше времени, чем нам, чтобы найти Его там, где Он есть, но я думаю. Бог сделает им скидку. Ведь Он знает, что в таком жарком климате, в каком живут они, нельзя не стать ленивым и медлительным; к тому же попугаи, тигры, змеи и хлебные деревья очень отвлекают внимание язычников, а не имея книг, они не могут также и думать. Но так или иначе, когда-нибудь они найдут Бога.
- А что, если они умрут раньше? - спросила Эмма-Джейн.
- Ну что ж, их нельзя винить за это. Они ведь не нарочно умирают, - сказала Ребекка, завершая построение своей утешительной теологической системы.
В эти дни Адам Ладд иногда приезжал в Темперанс по делам, связанным с предполагаемым строительством новой железнодорожной ветки, и, находясь там, получил некоторое представление о делах на Солнечном Ручье. Пока еще не было окончательно решено, где именно пройдет новая железная дорога, и мнения относительно того, какой путь из Темперанса в Пламвиль предпочтительнее, расходились. В одном случае дорога прошла бы прямо через Солнечный Ручей, и тогда миссис Рэндл получила бы денежную компенсацию за свой участок; в другом - ее доходы не изменились бы ни к лучшему, ни к худшему, если не считать того, что вся земля в непосредственной близости от железной дороги немного поднялась бы в цене.
Во время одной из своих поездок в Темперанс Адам посетил Уэйрхем и долго гулял и беседовал с Ребеккой, которая показалась ему бледной и худой. На ней было черное кашемировое платье, прежде бывшее выходным нарядом тети Джейн. Все мы знакомы с героиней одной романтической истории, чья ножка была столь совершенной формы, что никакой, даже самый грубый, башмак не мог скрыть ее прелести от взоров окружающих, и не один из нас питает сомнения относительно справедливости этого утверждения. Однако истинная правда то, что своеобразное и оригинальное очарование Ребекки казалось совершенно независимым от принадлежностей ее туалета. Очертания ее фигуры, редкий цвет кожи, волос и глаз торжествовали над поношенной одеждой, хотя будь на ее стороне еще и преимущество со вкусом подобранного наряда, маленький мир Уэйрхема, вероятно, тут же провозгласил бы ее красавицей. Длинные черные косы были теперь уложены в необычную, изобретенную самой Ребеккой прическу. Они были перекрещены на затылке, перекинуты вперед и снова перекрещены, а более тонкие концы спрятаны сзади на шее под более толстые части кос. Особую женственность придавали этой прическе маленькие завитки и волны вокруг лица, ускользнувшие от оков, чтобы обрести на солнце новый оттенок. Адам Ладд смотрел на нее так, что она закрыла лицо руками и, смущенно засмеявшись, сказала:
- Я знаю, о чем вы думаете, мистер Аладдин: мое платье на дюйм длиннее, чем в прошлом году, и косы уложены по-другому. Но я еще не юная леди - совсем нет, честное слово. Шестнадцать мне будет только через месяц, и вы обещали не покидать меня, пока мои платья не будут до самого пола. Но если вам не нравится, что я делаюсь старше, почему бы вам не стать моложе? Тогда мы могли бы встретиться на полпути и хорошо провести время. Сейчас, когда я думаю об этом, - продолжила она, - мне кажется, что именно это вы все время делаете. Когда вы купили у нас мыло, я думала, что вы в возрасте дедушки Сойера; когда вы танцевали со мной на школьном празднике, вы были словно мой отец, но когда вы показывали мне портрет вашей матери, у меня было такое чувство, как будто вы мой Джон, потому что мне было так жаль вас.
- Это меня вполне устраивает, - улыбнулся Адам. - Только бы вы не начали продвигаться слишком быстро и не стали моей бабушкой, прежде чем она мне понадобится. Вы слишком напряженно учитесь, мисс Ребекка Ровена!
- Да, пожалуй, - согласилась она. - Но ведь скоро каникулы.
- И вы собираетесь хорошо отдохнуть и вернуть себе ямочки на щеках? Они, право, стоят того, чтобы их беречь.
Тень пробежала по лицу Ребекки, а глаза наполнились слезами.
- Не будьте так ласковы, мистер Аладдин: я не вынесу этого. Этот... этот мой день не из тех, что с ямочками! - Она вбежала в ворота семинарии и исчезла, помахав на прощание рукой.
Адам Ладд в задумчивости направился в приемную ректора. Он приехал в Уэйрхем, чтобы предложить план, который обдумывал несколько дней. В этом году предстояло отмечать пятидесятую годовщину основания учебных заведений Уэйрхема, и он намеревался сказать мистеру Моррисону, что в дополнение к своему дару - сто томов для справочной библиотеки - он намерен отметить этот юбилей, предложив награды за сочинение по английской литературе, предмету, который очень интересовал его. Он хотел, чтобы в конкурсе приняли участие мальчики и девочки двух старших курсов. Награды предстояло получить авторам двух лучших сочинений. Что же до самих призов, он еще не решил, какими они будут, но это должно быть что-то значительное, будь то деньги или книги.
Закончив беседу с ректором, он отправился к мисс Максвелл и, шагая по дорожке в лесу, думал: "Пунцово-белоснежной нужна помощь, и, так как у меня нет способа оказать ее без того, чтобы вызвать нарекания, она должна заработать ее, бедняжка! Неужели мои деньги вечно будут непригодны там, где я больше всего хочу их потратить?"
Едва поздоровавшись с хозяйкой, он сказал:
- Мисс Максвелл, вам не бросается в глаза, что наш друг Ребекка выглядит крайне усталой?
- Да, это так, и я как раз думаю о том, не смогу ли я взять ее с собой отдохнуть. В весенние каникулы я всегда еду морем на юг и останавливаюсь там в какой-нибудь тихой прибрежной деревне. И больше всего на свете мне хотелось бы взять с собой Ребекку.
- Да, это именно то, что ей нужно! - от души согласился Адам. - Но зачем вам брать на себя все расходы? Почему бы не позволить мне помочь? Меня очень интересует этот ребенок, и притом уже несколько лет.
- Только не делайте вид, что это вы открыли ее, - прервала его мисс Максвелл дружески, - так как я сделала это сама.
- Она была моим близким другом задолго до того, как вы вообще приехали в Уэйрхем, - засмеялся Адам и рассказал мисс Максвелл об обстоятельствах своей первой встречи с Ребеккой. - С самого начала я старался придумать способ, который позволил бы мне помочь ее развитию, но никакого разумного решения не нашлось.
- К счастью, она сама позаботилась о своем развитии, - ответила мисс Максвелл. - В определенном смысле она независима ни от чего и ни от кого; она следует за своим святым, сама о том не ведая. Но ей нужно множество практических вещей, которые могли бы доставить деньги, но - увы! - у меня слишком тощий кошелек.
- Возьмите мой, умоляю, и позвольте мне действовать через вас, - попросил Адам. - Мне тяжело видеть даже молодое деревце, отчаянно старающееся вырасти без света или воздуха, - что же говорить о талантливом ребенке! Я беседовал с ее тетками около года назад в надежде, что мне позволят дать ей музыкальное образование. Я уверял их, что это самое обычное дело и что если они настаивают, я согласен, чтобы потом мне вернули деньги, - но все бесполезно. Старшая мисс Сойер заметила в ответ, что никто из членов ее семьи никогда не пользовался ничьей благотворительностью, и она думает, что они не начнут делать это и теперь.
- Пожалуй, мне даже нравятся эти твердость и бескомпромиссность, присущие жителям Новой Англии, - воскликнула мисс Максвелл, - и пока я не сожалею ни об одной ноше, которую пришлось нести Ребекке, ни об одном горе, которое она разделила! Нужда лишь придала ей стойкости, бедность сделала ее смелой и приучила полагаться только на свои силы. Что же до ее нынешних потребностей, то, разумеется, есть некоторые вещи, которые может сделать для девушки только женщина, и я не хотела бы, чтобы вы делали их для Ребекки. Я чувствовала бы, что это ранит ее гордость и задевает самоуважение, даже если бы она не знала об этом. Но нет причины, почему бы я не могла позволить вам оплатить ее дорожные расходы. Я приняла бы их для нее без малейшего смущения, хотя согласна, что лучше, чтобы это осталось между нами.
- Вы настоящая добрая фея! - воскликнул Адам, с теплотой пожимая ей руку. - Не будет ли проще для вас пригласить с собой и ее подругу по комнате - эту бело-розовую неразлучницу?
- Нет, спасибо. Я не хочу делить Ребекку ни с кем, - сказала мисс Максвелл.
- Понимаю, - отозвался Адам рассеянно. - То есть я, конечно, имею в виду, что с одним ребенком меньше хлопот, чем с двумя. А вот и она.
И они увидели Ребекку, которая шла по тихой улочке с юношей лет шестнадцати. Оба оживленно разговаривали и, очевидно, что-то читали друг другу вслух, так как черная и кудрявая каштановая головы склонились над листком почтовой бумаги. Ребекка то и дело поднимала глаза на своего спутника, и они вспыхивали признательностью.
- Мисс Максвелл, - сказал Адам, - я попечитель этого учебного заведения, но, честное слово, я не сторонник совместного обучения!
- Иногда у меня самой возникают сомнения, - ответила она, - но его недостатки сведены до минимума в случае с... детьми.
Зрелище, свидетелем которого вы, мистер Ладд, имеете честь быть, очень впечатляет. Люди в Кембридже часто с восхищением смотрели на Лонгфелло, прогуливающегося рука об руку с Лоуэллом. Маленький школьный мир Уэйрхема так же трепещет от волнения, когда видит идущих вместе старшего и младшего редакторов "Кормчего".