Сидя у окна в своей просторной спальне, Мэгги смотрела на грязно-бурые мокрые поля, тянувшиеся до самого горизонта. С утра не переставал дождь; внезапная оттепель растопила выпавший пару дней назад снег, и теперь он, сливаясь с дождевой водой, тусклыми слюдяными лужами стоял в канавах и ямках. На взгорке темнел лес. Милый, старомодный английский пейзаж, тридцать акров которого принадлежали теперь ей и Джайлсу.

Целых тридцать акров! По лондонским стандартам это было очень и очень много, и в первые месяцы после приобретения усадьбы мысль об этом участке земли доставляла Мэгги искреннюю и глубокую радость. Эта земля представлялась ей почти не тронутой – во всяком случае, не изгаженной неряшливым строительством или автомобильными дорогами. Джайлс, с детства привыкший к жизни в деревне, где у его родителей были свои пастбища, на которых паслись самые настоящие овцы, тоже был не прочь «вернуться к истокам», однако его чувства не шли ни в какое сравнение с тем, что испытывала Мэгги. Она росла в городе, в двухэтажном домике с крошечным клочочком земли у задней двери, носившим гордое название сада, поэтому тридцать акров были для нее настоящим поместьем вроде тех, о которых она читала в «Унесенных ветром». Нередко Мэгги воображала, как будет объезжать свою землю верхом на лошади, как будет сажать деревья (она уже решила, что непременно должна посадить хотя бы несколько сосен, чтобы оправдать название дома) и отдыхать с подругами в уютных тенистых уголках, ведомых только ей.

И в первое же воскресенье после переезда (дело было еще в октябре) Мэгги приступила к осуществлению своих замыслов. За неимением лошади она отправилась к границе владения пешком, чтобы оттуда бросить взгляд на дом и убедиться, что он выглядит достаточно импозантно. На следующие выходные она наметила посадку сосен (если точнее, то она собиралась только определить место, где вскорости – не позднее, чем через пять-шесть месяцев после того, как она зароет в землю сосновые шишки, – вырастут медноствольные гиганты). Однако ее планам помешала погода, и Мэгги весь день провела в кухне у плиты. В третье воскресенье они с Джайлсом отправились на вечеринку к лондонским друзьям, и Мэгги было не до посадок.

А потом ее радость от обладания столь обширным участком земли в провинции сама собой начала меркнуть. Правда, в разговорах с друзьями и знакомыми Мэгги по-прежнему не упускала случая упомянуть о «поместье» и о своем намерении приобрести породистую лошадку «для воскресных прогулок», однако мысль о поездках по раскисшим от дождя полям (пусть даже своим собственным) больше не казалась ей привлекательной. «Поля как поля, – думала она. – Ничего особенного. Что я, грязи не видела, что ли?»

Зазвонил телефон, и Мэгги бросила взгляд на часы. «Должно быть, это Джайлс, – решила она. – Проверяет, как у меня дела». Она клятвенно обещала ему, что не станет подниматься на третий этаж, чтобы осмотреть гостевые спальни и прикинуть, что можно с ними сделать в смысле ремонта. Впрочем, ей и самой этого уже не хотелось, хотя еще вчера она буквально горела желанием немедленно приступить к перестановкам и начать двигать мебель. Утром Мэгги нехотя спустилась в кухню, позавтракала и, вернувшись в собственную спальню во втором этаже, села в кресло у окна. Чувствовала она себя вполне сносно – ей только постоянно хотелось спать. Но Мэгги решила, что на нее так действует дождливая погода.

– Привет, Джайлс, – сказала она, сняв трубку.

– Здравствуй, милая, как твои дела? У нас здесь настоящий потоп.

– У нас тоже, – ответила Мэгги и грузно завозилась в кресле, устраиваясь поудобнее. – Как началось с утра, так и не прекращалось. В саду не осталось ни клочка сухой земли. Я боюсь, как бы не смыло розовые кусты за домом.

– Что-то ты сегодня грустная, – заметил Джайлс. – Ты хорошо себя чувствуешь?

– Нормально, – мрачно ответила Мэгги. – Просто немного ломит поясницу, и дождь этот дурацкий надоел ужасно. А в остальном у меня все просто отлично.

– Кроватку привезли?

– Да, давно уже. Человек из магазина установил ее в детской. Выглядит она очень даже неплохо, но мне кажется, что балдахинчик… – Она не договорила: острая боль в животе заставила ее затаить дыхание.

– Мэгги? Ты где? Что-нибудь случилось? – с тревогой спросил Джайлс.

– Н-нет, ничего… – ответила она, почувствовав, что боль немного отпускает. – Просто небольшая судорога, вот и все. В последнее время это бывает довольно часто. Я думаю, это такая подготовка к родам.

– Скорей бы уж все осталось позади, – вздохнул Джайлс. – Ну ладно, дорогая, мне пора бежать. Береги себя. Целую.

– Подожди!.. – завопила Мэгги, неожиданно почувствовав какой-то необъяснимый страх. «Если Джайлс сейчас положит трубку, – подумала она в панике, – я останусь совсем, совсем одна. А если что-нибудь случится?..»

– Что, милая? – мягко спросил Джайлс.

– Я… я только хотела спросить, в котором часу ты будешь дома?

– Пока не знаю, Мэг, сегодня у меня очень много работы. Я постараюсь, конечно, удрать пораньше, но обещать ничего не могу. Знаешь, давай я тебе перезвоню попозже, когда что-то прояснится, ладно?

– Ладно, – грустно сказала Мэгги. – Пока.

Джайлс дал отбой, а Мэгги еще несколько минут сидела, прижимая к уху теплую трубку и слушая частые гудки. Наконец она положила трубку на аппарат и медленно обвела взглядом полупустую комнату. В спальне было так тихо, что казалось – сама тишина звенит. «А может, это у меня в ушах звенит?» – подумала Мэгги, с грустью глядя на телефон. Она чувствовала себя никому не нужной, покинутой, словно ребенок, который впервые попал в пансион. Во всяком случае, в эти минуты ей больше всего хотелось домой.

«Но ведь это и есть мой дом! – напомнила она себе. – Как же иначе? Ведь я уже довольно давно не мисс Филипс, а миссис Дрейкфорд из «Солнечных сосен»!»

С трудом поднявшись на ноги, Мэгги проковыляла в ванную комнату: обычно горячая вода хорошо помогала ей от болей в пояснице. А потом надо будет немного перекусить. Есть ей не очень хотелось, но чтобы скоротать время до возвращения Джайлса, любое средство годилось.

Наполнив ванну, Мэгги высыпала в нее пакетик ароматической соли и, сбросив халат, со всяческими предосторожностями перелезла через бортик. Укладываясь на спину, она снова почувствовала в животе резкую схваткообразную боль, но, вспомнив слова Джайлса, только вздохнула. В самом деле, сколько можно?! Почему для большинства женщин родить – раз плюнуть, и только она без конца прислушивается к любым новым ощущениям, лелея свой безобразный живот? Надоело!

И Мэгги закрыла глаза, отдаваясь приятной сонливости, обволакивавшей тело. В конце концов она от корки до корки изучила брошюру для беременных, в которой говорилось, что многие женщины принимают ложные схватки за начало родов и впадают в панику.

«Дудки, со мной этот номер не пройдет!» – мрачно подумала Мэгги. Она не станет пугаться ложных схваток, не станет вызывать с работы Джайлса и мчаться в больницу только затем, чтобы узнать, что ошиблась. «Разве это схватки? – спросила она сама себя. – Это же просто тьфу, а не схватки! Переживем».

И Мэгги решила терпеть. В конце концов, в той же брошюрке было написано, что настоящие схватки ни с чем не спутаешь.

Роксана поднесла к губам бокал с апельсиновым соком, сделала порядочный глоток и снова вытянулась в удобном шезлонге. Шезлонг стоял на веранде отеля «Пляж Афродиты», выходившей к плавательному бассейну. Чуть дальше, за живой изгородью из мирта и лавра, синело море. Белые барашки волн один за другим накатывались на берег, и Роксане вдруг чудилось, что она даже слышит шуршание воды по гальке и песку. В солнечном небе с криками вились чайки. В их резких голосах Роксане ясно слышались прощальные нотки, но она тут же подумала, что напрасно приписывает глупым прожорливым птицам свои собственные чувства.

Как бы то ни было, сегодня – последний день ее командировки, и ей предстоит сказать Средиземному морю: «До свидания». Чемодан ее был уже собран. Последняя солнечная ванна, последний бокал бренди в баре отеля – и можно ехать в аэропорт…

Небольшой светлый чемоданчик Роксаны стоял тут же возле шезлонга. Он вполне мог сойти за ручную кладь, которую берут с собой в самолет. Никакого другого багажа у нее не было – Роксана считала, что человеческая жизнь и так слишком коротка, чтобы растрачивать ее попусту, разыскивая в аэропорту собственные баулы и саквояжи, которые к тому же могли как раз в это время преспокойно лететь куда-нибудь в Канаду.

Отпив еще глоток сока, Роксана закрыла глаза, наслаждаясь теплым прикосновением солнечных лучей. За эту неделю она неплохо поработала – можно сказать без ложной скромности. Статья на две тысячи слов об отдыхе на Кипре, которую заказывал ей «Лондонец», была почти готова и лежала в чемоданчике. Роксане оставалось только в последний раз проглядеть ее, поправить стиль и расставить недостающие запятые. Кроме того, она объездила все побережье и ознакомилась с состоянием местного рынка недвижимости и земли. Эти сведения нужны были Роксане для обзорной статьи, которую она подрядилась написать для экономического раздела одной из центральных газет. А для конкурирующего издания Роксана собиралась подготовить – разумеется, под псевдонимом – легкую статью в виде дневника постоянно проживающего на Кипре англичанина.

Иными словами, все складывалось просто замечательно. Правда, «Лондонец» оплатил Роксане только половину расходов, связанных с этой поездкой, но она знала, что благодаря двум другим статьям не только не останется внакладе, но даже, наоборот, заработает приличную сумму, и все это – практически не вылезая из моря и из бара.

«Славная у меня работка!» – подумала она, мурлыча себе под нос какую-то песенку.

– Наслаждаешься солнышком, Рокси? – раздался рядом знакомый голос, и она открыла глаза.

В соседнем шезлонге сидел всегда безупречно одетый, всегда безупречно спокойный и вежливый Нико Георгиадис – сорокалетний владелец отеля.

С Георгиадисами Роксана познакомилась во время первой командировки на Кипр, когда ездила на открытие отеля «Пляж Афродиты», и с тех пор останавливалась только здесь. С Нико и его братом Андреасом у нее сложились близкие дружеские отношения. На Кипре им принадлежало еще два крупных отеля, а третий как раз сооружался на северном берегу.

– Обожаю солнце, – лениво отозвалась Роксана. – Кроме того, мне очень нравится «Пляж Афродиты». Это правда, а не комплимент, – добавила она, усмехнувшись. – В нем есть что-то такое… стильное, и вместе с тем по-домашнему уютное. Впрочем, ты, наверное, знаешь, что из всех кипрских отелей я предпочитаю именно «Пляж».

– Мы всегда рады видеть тебя у нас, – ответил Нико и, подняв руку, знаком подозвал официанта в белоснежной тужурке. – Один эспрессо, пожалуйста, – сказал он и посмотрел на Роксану. – Тебе что-нибудь заказать?

– Нет, ничего, спасибо. Мне скоро уезжать.

– Я знаю, – кивнул Нико. – Я сам отвезу тебя в аэропорт.

– Но я уже заказала такси! – воскликнула Роксана.

– Я его отослал. – Нико улыбнулся. – Дело в том, что мне нужно поговорить с тобой, Рокси.

– Да? – заинтересовалась она. – А о чем? Официант принес кофе, и Нико ответил не сразу, дожидаясь, пока тот отойдет на достаточное расстояние.

– Насколько мне известно, ты побывала на нашем новом курорте «Водопады Афродиты»…

– Да, я ездила на стройплощадку, – кивнула Роксана. – То, что там вырисовывается, мне очень понравилось. И водопады, конечно, тоже. Это что-то совершенно фантастическое!

– Так и задумано. Ничего подобного на Кипре еще не было, да и в других местах тоже.

– Я с нетерпением жду, когда же «Водопады» откроются, – сказала Роксана. – Из этого можно сделать превосходный репортаж, а если дополнить его фотографиями… Я говорю это совершенно объективно, – добавила она на всякий случай. – Газетчик должен быть объективным и непредвзятым. Но если вы не пригласите меня на открытие – тогда берегитесь!

Нико рассмеялся, размешивая серебряной ложечкой кофе. От ложечки во все стороны летели солнечные зайчики.

– «Водопады Афродиты» – очень дорогостоящий и важный для нас проект, – сказал он. – Мы заинтересованы, чтобы затраты окупились как можно скорее, поэтому нам необходим энергичный, знающий человек, который бы занялся его раскруткой. Олухи с дипломом нам ни к чему. Мы ищем энергичного, талантливого человека с хорошими связями в газетно-журнальном мире…

Нико сделал паузу, но Роксана ничего не ответила, и тогда он сказал совсем тихо:

– Наконец, нам нужен человек, который хорошо знает местный стиль жизни и любит его. – Их глаза встретились. – Желательно, чтобы это была красивая англичанка лет тридцати.

– Ты имеешь в виду меня? – удивилась Роксана. – Это что, шутка?

– Я говорю совершенно серьезно, – ответил Нико. – Мы с Андреасом посоветовались и решили, что лучше тебя нам не найти. Мы оба сочли бы за честь, если бы ты нашла возможным принять наше предложение.

– Но я имею очень слабое представление о маркетинге и рекламном менеджменте! – возразила Роксана. – Я никогда этому не училась и…

– Я же сказал – нам не нужны дипломированные болваны, – перебил Нико. – Я перевидал их немало, и у меня сложилось стойкое впечатление, что от учебы их мозги только еще больше задубели. Они способны мыслить разве что взятыми из учебников стереотипами! Молодые люди приходят в колледжи со своими идеями, задумками, с энтузиазмом, а выходят скучными, заплесневелыми консерваторами, усвоившими лишь пару-тройку стандартных ходов да профессиональный жаргон.

Роксана рассмеялась:

– Очко в твою пользу!

– Мы готовы предоставить в твое распоряжение номер в отеле или квартиру – как ты сама пожелаешь. – Нико слегка подался вперед. – Что касается зарплаты, то… в твоем случае мы не склонны экономить.

– Нико…

– Разумеется, мы рассчитываем, что ты будешь много ездить по другим отелям и курортам… с целью исследования рынка.

– Вы что, выдумали эту должность специально для меня?

Нико загадочно улыбнулся:

– В каком-то смысле – да.

– Понятно. – Роксана уставилась в свой бокал с соком. На самом деле она ничего не понимала. – Но… почему?

Последовала пауза, потом Нико сказал без тени сомнения:

– Ты знаешь почему.

Ее сердце как-то странно подпрыгнуло, и Роксана поспешно закрыла глаза. В голове царил полный сумбур. Солнце продолжало согревать ей лицо, вдали слышался мерный рокот прибоя и визг детей. «Мама! Мамочка! Иди скорей сюда!» – кричал по-английски кто-то из малышей. «Я могла бы жить здесь круглый год, – подумала Роксана. – Жить, просыпаться под шум моря, каждый день встречать теплое южное солнце, участвовать в бесконечных неспешных праздниках, ходить в тихие греческие церкви, которые так сильно отличаются от английских».

Но кроме того, был еще Нико. Всегда готовый услужить, вежливый, галантный, он никогда не скрывал своих чувств к ней, но вместе с тем ухитрялся не навязываться. Верный, добрый Нико… Она скорее умрет, чем причинит ему боль!

– Я не могу, – ответила Роксана и, открыв глаза, увидела, что Нико смотрит на нее в упор. Выражение его лица было таким, что она едва не зарыдала.

– Я не могу уехать из Лондона! – сказала она резко. – И ты знаешь почему. Не могу, понимаешь?!..

– Ты не можешь оставить его, – уточнил Нико, одним глотком допивая свой кофе.

…Из забытья Мэгги вывел какой-то звон. Похоже, звонил будильник. А может быть – телефон. Или дверной звонок. Как бы там ни было, Мэгги резко вздрогнула и открыла глаза. Поглядев на циферблат наручных часов, оставленных на скамеечке возле ванны, она с удивлением поняла, что и в самом деле задремала. С тех пор как она влезла в ванну, прошел почти час, и вода успела остыть – не настолько, впрочем, чтобы разбудить ее.

Все еще полусонная, Мэгги стала выбираться из ванны. Ей это удалось, и она потянулась к полотенцу, чтобы вытереться.

И вот тут-то ее прихватило снова. На этот раз ложные схватки были такими сильными, что Мэгги мертвой хваткой вцепилась в бортик ванны, молясь про себя, чтобы не свалиться в воду. Когда боль немного отпустила, внизу снова зазвонил дверной звонок.

– Да подождите же, черт бы вас побрал! – заорала Мэгги и, сорвав с крючка пушистый купальный халат, сердито в него закуталась.

Сунув ноги в тапочки, она вышла в спальню, а оттуда – в коридор, ведший к лестнице. На площадке Мэгги бросила взгляд в зеркало и была неприятно поражена землистым цветом своего лица. В эти минуты про нее отнюдь нельзя было сказать, что она пышет здоровьем, как полагается будущим мамочкам, но сейчас Мэгги было на это плевать.

Кое-как спустившись вниз, она заковыляла к входной двери. Судя по силуэту с другой стороны матированного стекла, ее снова посетила свекровь. Пэдди бывала у нее почти каждый день, каждый раз изобретая какой-нибудь новый предлог. То это было одеяльце для младенца, то вязаные пинетки, то какой-то потрясающий рецепт, то просто букет цветов из собственной оранжереи.

«Твоя мама следит за мной, словно я состою под надзором полиции, – жаловалась Мэгги Джайлсу буквально накануне. – Она ездит сюда, как на работу!»

Она, конечно, шутила, потому что общество Пэдди было все же лучше, чем ничего. Кроме того, она больше не привозила с собой Венди, и за это Мэгги была ей от души благодарна.

– О, Мэгги! – воскликнула Пэдди буквально с порога. – Извини, что без предупреждения. Дело в том, что я решила приготовить томатный суп и, как обычно, сварила слишком много. Вот я и подумала, может быть, тебе захочется… Он, к счастью, совсем не острый, так что младенцу не повредит.

– Спасибо, Пэдди, входи. Я думаю, твой суп не пропадет.

Мэгги отступила в сторону, пропуская свекровь в прихожую, и тут ее скрутило в третий раз. Боль была адская, в животе словно толкли стекло, и Мэгги невольно ухватилась за ручку двери, чтобы устоять на ногах. Она даже прикусила губу, чтобы не закричать: перед глазами у нее помутилось от боли. «Хорошо бы сейчас потерять сознание», – пришла ей в голову неожиданно ясная мысль.

– Мэгги, дорогая, что с тобой? – в тревоге воскликнула Пэдди.

– Ничего… – прошипела Мэгги сквозь стиснутые зубы. – Ложные схватки… – Живот немного отпустило, и она почувствовала, что снова способна дышать.

– Что-что? – переспросила Пэдди, как показалось Мэгги – испуганно.

– Синдром Бракстона-Хикса, – терпеливо объяснила Мэгги. – Об этом написано в книжке про роды. Для последних недель беременности это вполне типичное явление. – Она через силу улыбнулась Пэдди. – Выпьешь со мной чашечку кофе?

– Знаешь, ты лучше посиди, – заявила Пэдди, внимательно ее разглядывая. – Я сама все приготовлю. Скажи, ты точно чувствуешь себя нормально?

– Правда, Пэдди, все в порядке, – сказала Мэгги, шествуя за свекровью в кухню. – Просто я немного устала. И поясница опять болит. Надо будет принять парацетамол.

– А ты уверена, что он тебе не повредит? – нахмурилась Пэдди. – Впрочем, как хочешь…

Она наполнила чайник водой, воткнула электрический шнур в розетку и вынула из буфета две чашки. Поставив их на стол, Пэдди снова повернулась к невестке.

– Послушай, Мэгги, ты уверена, что это не… не…

– Что? – Мэгги вдруг почувствовала, как по ногам пробежал какой-то странный холодок. – Ты имеешь в виду настоящие схватки? Но ведь еще слишком рано. Я должна родить только через две недели. – Она облизала пересохшие губы. – Кроме того, эти боли длятся у меня вот уже почти неделю, и ничего…

– Тебе виднее. – Пэдди потянулась за банкой с кофе, но вдруг остановилась. – Может быть, все-таки стоит поехать в больницу? Просто на всякий случай, а? Я могла бы отвезти тебя туда и обратно.

– Нет, – тут же ответила Мэгги. – Я и так знаю, что мне скажут в больнице. Мне скажут, что я просто паникерша, и отошлют назад.

– Но, может быть, все-таки лучше перестраховаться?

– Честное благородное слово, Пэдди, волноваться совершенно не из-за чего! – сказала Мэгги со всей искренностью, на какую была способна, и тут же почувствовала, как живот снова стягивает как будто железным обручем. – Я… Ой!..

Закончить фразу она не смогла. Задержав дыхание, Мэгги ждала, пока боль пройдет, но она не проходила. Поглядев на свекровь, Мэгги увидела, что Пэдди держит в руках ключи от машины.

– Я, конечно, не врач, – сказала она каким-то странным, звенящим голосом, – но даже мне ясно, что это никакой не синдром Перкинса-Попкинса. – Она улыбнулась. – У тебя началось, Мэгги! Ты рожаешь!

– Не может быть! – услышала Мэгги свой собственный испуганный голос. – Не может быть! Я не могу. Я еще не готова!…

Когда Роксана вышла из метро на станции Бэронс-Корт, шел обычный для Лондона дождь – мелкий и холодный. Небо было затянуто плотными серыми облаками, в лужах плавали обертки от батончиков «Марс», размокшие окурки и свежие номера «Ивнинг стандарт». Холод пробирал до костей, и Роксана подняла воротник плаща.

Переложив чемоданчик в другую руку, она быстро зашагала вдоль улицы, лавируя между лужами и морщась каждый раз, когда проносящаяся по дороге машина обдавала ее грязными брызгами. Невозможно было представить, что всего несколько часов назад она беззаботно жарилась на жарком средиземноморском солнце.

Нико отвез Роксану в аэропорт на своем сверкающем «Мерседесе». Несмотря на протесты, он отобрал у нее чемоданчик и не отдавал, пока они не подошли к таможне. Роксана пользовалась «зеленым коридором», так что ждать им не пришлось. Нико нехотя протянул ей чемодан и провожал ее взглядом, пока она не скрылась за воротами. О его предложении они больше не говорили. Всю дорогу до аэропорта Нико рассказывал Роксане о какой-то новой книге, о поездке в Нью-Йорк, куда он должен был вскорости отправиться по делам фирмы. Роксана слушала его с благодарностью – она очень боялась, что Нико станет ее уговаривать, но он проявил себя настоящим джентльменом. Лишь перед тем как попрощаться с ней, он проговорил с неожиданной страстью в голосе:

– Ну и дурак же он – этот твой мужик!..

– Ты хочешь сказать – это я дура? – Роксана попыталась улыбнуться, но улыбка не получилась.

Нико покачал головой, потом взял ее за руки.

– Возвращайся скорее, – негромко сказал он. – И… подумай, ладно? Хотя бы подумай!..

– Хорошо, – пообещала Роксана, хотя в глубине души она уже приняла решение.

Нико, казалось, понял это. Заглянув ей в глаза, он вздохнул и, низко наклонившись, поцеловал кончики ее пальцев.

– Таких, как ты, больше нет, – сказал он. – Твоему мужику крупно повезло.

В ответ Роксана улыбнулась и, энергично помахав Нико рукой, быстро зашагала через таможню к выходу на поле, где уже ждал самолет итальянской компании.

Но теперь, окунувшись в лондонскую сырость и холод, она чувствовала себя далеко не так бодро. Знакомый город казался ей серым, хмурым, неприветливым – почти враждебным. «И чего ради я так за него цепляюсь?» – невольно подумала Роксана.

Дойдя до дома, она взбежала на крыльцо и открыла дверь подъезда своим ключом. Ее крошечная, уютная квартирка находилась на последнем этаже, откуда открывался неплохой вид на Лондон. Именно это обстоятельство в свое время соблазнило Роксану, но сейчас, поднимаясь пешком на самую верхотуру (лифт, по обыкновению, не работал), она проклинала и собственную глупость, и владельцев дома, не способных починить лифт, и риелтора, который всучил ей этот крошечный скворечник под самой крышей.

Но вот последний лестничный пролет остался позади. С трудом переводя дыхание, Роксана открыла дверь и, перешагнув через груду писем и газет, скопившихся на полу за неделю, включила свет. В квартире было холодно и сыро, и Роксана догадалась, что горячей воды тоже нет. Не снимая плаща, она быстро прошла в кухню, включила все четыре конфорки и на одну из них поставила чайник. Только после этого она вернулась в прихожую, сняла плащ и, подобрав с пола почту, медленно пошла назад, перебирая ее на ходу. Старые газеты и рекламные листовки она бросала на пол, оставляя только личные письма и счета. Внезапно Роксана остановилась. В руках у нее оказался простой белый конверт с написанным от руки адресом. Это было письмо от него…

Дрожащими, все еще мокрыми от дождя руками Роксана вскрыла конверт и, выдернув из него листок бумаги, впилась глазами в аккуратные строчки.

«Моя милая Рапунцель, прости меня за вечер среды. Я все объясню. Пусть нетерпение и ревность, с которой я ожидаю твоего возвращения, послужат мне наказанием.

Очень, очень, очень по тебе скучаю! Приезжай скорее. Целую бессчетно».

Письмо, как обычно, было без подписи, но, читая его, Роксана будто наяву слышала его голос, ощущала его ласковые прикосновения…

Опустившись на пол, она перечитала письмо снова, чувствуя, как к ней возвращается хорошее настроение. Письмо еще раз подтвердило то, что она знала и так, – никакого выбора у нее не было. Она не могла перестать любить его, не могла просто так взять и переехать в чужую страну, сделав вид, будто ее любимого Женатика вовсе не существует. Он был нужен ей, как хлеб, как воздух, как свет, и то обстоятельство, что этот человек не принадлежал ей, только заставляло ее еще сильнее желать невозможного.

В комнате громко зазвонил телефон, и Роксана бросилась к нему, окрыленная внезапной надеждой. Но это оказался всего-навсего Джайлс Дрейкфорд.

– Это ты? – разочарованно протянула Роксана. – Как там?..

– Девочка! – выдохнул Джайлс. – У нас – девочка! Родилась час назад! Прелестная маленькая девочка весом шесть с половиной фунтов. Знаешь, Рокси, у меня самый красивый ребенок в мире! – добавил он убежденно и тут же не то вздохнул, не то всхлипнул. – Мэгги… она молодец. Все произошло так быстро – я едва успел вернуться из Лондона, всю дорогу гнал как сумасшедший. Боже, это просто удивительно! Все плакали, даже акушерки. Мы решили назвать нашу крошку Люсия – Люсия Сара Хелен Дрейкфорд. Она… она замечательная! Замечательная маленькая девочка… – Джайлс на мгновение замолчал, потом спросил осторожно: – Роксана, что-нибудь случилось?

– Н-нет, ничего, – ответила она сдавленным голосом. – Я поняла… У вас девочка. Поздравляю. Это… замечательные новости.

– Ну ладно, я не могу долго разговаривать! – быстро сказал Джайлс. – По правде говоря, я сам еще немного не в себе. Это Мэгги просила меня позвонить, она хотела, чтобы ты была в курсе.

– Спасибо, – сказала Роксана. – Передай ей мои поздравления. И малышке тоже. Саре Люсии Хелен…

– Люсии Саре… – поправил ее Джайлс, но Роксана уже положила трубку.

Несколько мгновений она молча смотрела на молчащий аппарат – и вдруг разрыдалась.