Самое полезное, чему когда-либо научился Дориан, не оказалось сложным: он понял, как пить и есть, не выходя из транса. Теперь Дориан обходился без Солона, который будил его, наблюдая за неизбежными признаками обезвоживания, и мог поддерживать транс неделями.

Он знал, что выглядит полностью отрешенным от реальности, но наделе все было наоборот. Из маленькой комнаты в Ревущих Ветрах Дориан следил за всем. Халидорское вторжение обошло стороной сенарийский гарнизон. Почти вся армия Халидора просто использовала перевал Квориг, более чем в неделе пути к востоку. Со смертью отца Логана, герцога Регнуса Джайра, гарнизон возглавил молодой дворянин по имени Лерос Вэсс. Он действовал из самых лучших побуждений, но без командира не знал, что и делать.

Солон давал советы, которые со временем все больше походили на приказы. Если Халидор атакует Ревущие Ветра сейчас, то сделает это со стороны Сенарии, поэтому Солон перераспределил в стенах крепости оборону. Впрочем, нападения никто не ожидал. Честно говоря, Ревущие Ветра не имели никакого стратегического значения. Гэрот Урсуул мог позволить им состариться здесь и умереть. Все, что он потеряет, это торговый путь, которым не пользовались уже сотни лет.

Далеко на юге дела у Фейра шли не так блестяще, хотя можно было только восхищаться, как он следует за Кьюрохом. Перед Фейром лежал трудный путь, и Дориан ничем не мог его облегчить. Порой от этого Дориану становилось плохо. Он видел, как Фейр умирает в десятках разных жизней, иногда столь позорно, что Дориан даже плакал, не выходя из транса. В лучшем случае через два десятка лет Фейра ждет героическая смерть.

Как обычно, Дориан бродил рядом с линиями собственного будущего. Он нашел способ, как при этом не сойти с ума: просто наблюдал будущее других людей в тех местах, где они с ним встречались. Выходило не слишком. Приходилось изучать полдюжины линий, по которым с ним пересекались, и то, как выбор людей мог влиять на встречу. Выбор чей угодно, только не свой собственный. Дориан видел следствие, а не причину. Он не мог взять единственную линию своих выборов, чтобы посмотреть, куда она приведет. Время от времени Дориан видел свое лицо глазами других и мог догадаться, о чем думает, но то были редкие озарения. Долгая получалась песня, даже с трансом свыше месяца, и пока он собирал по кусочкам свою жизнь, все менялось.

Поэтому Дориан начал трогать свою жизнь напрямую. Сразу открылся ряд подробностей. Во-первых, в течение года он станет источником либо надежды, либо отчаяния для десятков тысяч людей.

Во-вторых, обнаружился зияющий провал поперек его возможных линий будущего. Дориан исследовал прошлое и выяснил, что провал возник из-за того, что в некоторых ветвях он предпочитал отречься от дара пророчества. Дориан был ошеломлен, хотя, конечно, думал об этом и раньше. После занятий с целителями он сумел найти только один способ вылечить крепнущее безумие — лишить себя дара. Однако дар, похоже, служил на благо всего мира, и Дориан с радостью терпел последствия, ибо знал, что способен помочь другим отвести беду.

В-третьих, к Ревущим Ветрам шла сама Хали.

У Дориана оборвалось сердце. Если она пройдет гарнизон, то попадет в Сенарию, где поселится в дьявольской тюрьме, которую называли Утробой. Гэрот Урсуул заставит двух сыновей построить ферали. Одного ферали бросит против армии мятежников. Это будет кровавая мясорубка.

Хали и ее окружение пока в двух днях от гарнизона. У Дориана есть время. Он оглянулся на собственную жизнь, пытаясь понять, как избежать катастрофы. Лица проносились мимо, водоворотом потянули вниз. Молодая жена Дориана, плачет. Девочка, повешена. Маленькая деревня на севере Уэддрина, где он мог жить с семьей Фейра. Рыжеволосый мальчик, который был ему как сын, пятнадцать лет назад. Он убивает братьев. Предает жену. Говорит жене правду и теряет ее навсегда. Золотая маска на лице Дориана плачет золотыми слезами. Он марширует с армией. Неф Дада. Армия уже позади. Одиночество, безумие и смерть, разными путями. Куда бы ни бросил взгляд, везде одни страдания. Всякий раз, когда Дориан выбирал для себя что-то хорошее, те, кого он любил, страдали.

«И ты знал? — спросила жена. — Знал все это время?»

«Нет!»

Дориан рывком сел на кровати, проснувшись. Солон дернулся в кресле напротив. Сделал жест, и лампы в комнате зажглись.

— Дориан? Ты вернулся! Надеюсь, все, что ты делал, очень важно, потому что мне хотелось разбудить тебя уже раз сто, не меньше.

У Дориана болела голова. Какой сегодня день? Как долго он был в отключке?

Ответ витал в воздухе. Хали приближатась. Он ее чувствовал.

— Мне нужно золото, — заявил Дориан.

— Что? — переспросил Солон и потер глаза.

— Золото, мой друг! Мне нужно золото!

Солон указал на кошелек, лежавший на столе, и сунул ноги в сапоги.

Дориан высыпал золотые монеты в ладонь. Едва касаясь руки, монеты плавились в шар, который мгновенно охлаждался, превращаясь в браслет вокруг запястья.

— Мало! Еще! Нельзя терять времени, Солон.

— Сколько?

— Сколько сможешь унести. Встретимся на заднем дворе. И поднимай солдат. Всех. Только не бей в колокол, как по тревоге.

— Проклятье, что случилось? — спросил Солон, на ходу застегивая перевязь.

— Нет времени!

Дориан уже выбегал из комнаты.

Он мог поклясться, что во дворе слышит запах Хали даже сильнее, хотя тот был чисто магическим. Возможно, она уже милях в двух. Сейчас полночь, и Дориан ожидал, что Хали нанесет удар за час до рассвета. В час ведьм, когда люди наиболее восприимчивы к ужасам ночи и обманным иллюзиям Хали.

Дориан попытался распутать все, что видел. Он не представлял себе, что гарнизон удержит крепость. Если Хали схватит его, последствия могут быть ужасны и для него, и для мира. Пророк в ее руках?! Дориан подумал о линиях будущего, которое видел для себя. Так ли уж велика жертва, если отказаться от возможности видеть будущее, которое неумолимо несется навстречу? Вот только… если он откажется от видений, то ослепнет, станет перекати-полем, бесполезным для остальных. К тому же процедура эта довольно сложная. Он описывал ее Солону и Фейру: это все равно что бить по собственным мозгам острым камнем, чтобы остановить припадки. В идеале можно выжечь часть таланта так, что в конце концов он восстановится, но на это уйдут даже не годы. Если Хали возьмет его в плен, она может решить, что дар потерян навсегда, и убьет Дориана.

Он начал готовить Узоры раньше, чем понял, что решился. Темнота не смущала его. Дориан плел Узоры искусно, усиливал одни и откладывал их в сторону, держа готовые части как бы в одной руке. Когда магия соединилась, он понял, что недаром пребывал в видениях, жонглируя различными потоками времени и ставя маркеры в решающих точках. Проведенное время сторицей вернулось в магии. Всего лишь пять лет назад Дориан зашел так далеко, что тренировался держать семь нитей одновременно. Жестоко, особенно если знаешь: один промах, и можно лишиться памяти, стать идиотом или погибнуть. Сейчас это было легко. Во двор пришел Солон. Увидев, чем занимается друг, ужаснулся, но даже это не отвлекло Дориана.

Он резал, скручивал и тянул, прижигал и обметывал часть своего таланта.

Над внутренним двором повисла необычная тишина, странно плоская и причудливо сжатая.

— Боже… — прошептал Дориан.

— Что? — спросил Солон, с глазами, полными тревоги. — Что ты сделал?

Дориан был сбит с толку — как человек, который пытается стоять, потеряв ногу.

— Солон, его нет. Моего дара больше нет.